Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки моделирования нарратива 15
1.1 История изучения понятия «нарратив» 15
1.1.1 Способы текстового представления события в «Риторике» и «Поэтике» Аристотеля 17
1.1.2 Изучение повествования в русских риториках XVII - начала XX вв 20
1.1.3 Повествование в работах русских формалистов 23
1.1.4 Нарратологическая проблематика в работах французских структуралистов 25
1.1.5 Повествование в лингвистике текста (советский период) 28
1.1.6 Повествование и нарратив в современной лингвистике текста 31
1.1.7 Повествование и нарратив в контексте современной теории дискурса 34
1.1.7.1. Философская трактовка нарратива 35
1.1.7.2. Нарратив в психологии и психоанализе 39
1.1.7.3. Нарратив как объект социологии 39
1.1.7.4. Нарратив в исследованиях дидактической направленности 41
1.1.7.5. Нарратив как объект литературоведения 42
1.1.7.6. Нарратив в лингвистике дискурса 45
1.2 Антропокомпонент «адресат» как фактор коммуникативной организации высказывания 49
1.2.1 Понятие «образ адресата» в контексте соотносимых категорий... 50
1.2.2 Роль адресата в организации речевой деятельности адресанта 56
1.2.3 Образ адресата в повествовании и нарративе 60
1.3 Риторическая стратегия как базовая категория речевой деятельности говорящего 63
1.3.1 О понятии «стратегия» 63
1.3.2 Понятие «коммуникативная стратегия» 69
1.3.3 Риторическая стратегия как индивидуальное воплощение коммуникативной стратегии 76
1.4 Моделирование нарратива как дискурсивного способа усиления воздействующего потенциала высказывания 86
1.4.1 Содержательный уровень нарратива 89
1.4.2 Речевой акт как способ оперирования нарративным содержанием 95
1.4.3 Композиционная часть как тематическое распределение речевых актов 98
Глава 2. Нарратив обвинительных речей А. Ф. Кони 103
2.1 Обвинительная речь в суде присяжных конца ХГХ века 103
2.1.1 Жанровая характеристика обвинительной речи 104
2.1.2 Особенности состава суда присяжных дореволюционной России 108
2.2 Представления А. Ф. Кони о суде присяжных как адресате обвинительной речи 110
2.3 Нарратив обвинительных речей А. Ф. Кони как способ воплощения установки на адресата 116
2.3.1 Содержание нарратива обвинительных речей А. Ф. Кони 118
2.3.1.1. Принципы выделения нарративных компонентов 121
2.3.1.2. Типы нарративных компонентов 124
2.3.1.2.1. Исходные нарративные компоненты 126
2.3.1.2.2. Промежуточные нарративные компоненты 129
2.3.1.2.3. Доказываемые нарративные компоненты 133
2.3.2 Нарративные компоненты в контексте речевых актов как способов оперирования событийным содержанием 134
2.3.2.1. Типы речевых актов 136
2.3.2.1.1. Речевые акты фальсификации 136
2.3.2.1.2. Речевые акты включения 140
2.3.2.1.3. Речевые акты расположения 145
2.3.2.2. Совокупность речевых актов как воплощение аналитического метода А. Ф. Кони 149
2.3.3 Речевые акты оперирования событийным содержанием в составе композиции обвинительных выступлений А. Ф. Кони 157
2.3.3.1. Изложение обстоятельств дела 159
2.3.3.2. Анализ собранных по делу доказательств 160
2.3.3.3. Анализ причин и условий совершения преступления 169
2.3.3.4. Характеристика личности подсудимого 173
2.3.3.5. Характеристика личности потерпевшего 176
2.3.3.6. Обобщение установленных компонентов события 181
2.3.3.7. Формулирование тезиса речи 182
2.4 Развитие нарратива обвинительных речей А.Ф. Кони 184
2.4.1 О проблеме развития речевых способностей взрослого человека.. 185
2.4.2 Нарратив как показатель развития риторической компетенции А.Ф. Кони 188
2.4.2.1. Развитие нарратива в речах, посвященных событию убийства 190
2.4.2.2. Развитие нарратива в речах, посвященных событию подлога 193
Выводы по второй главе 196
Заключение 201
Список литературы 206
- Антропокомпонент «адресат» как фактор коммуникативной организации высказывания
- Риторическая стратегия как базовая категория речевой деятельности говорящего
- Представления А. Ф. Кони о суде присяжных как адресате обвинительной речи
- Нарратив обвинительных речей А. Ф. Кони как способ воплощения установки на адресата
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено изучению нарратива в лингвопрагматическом аспекте, учитывающем характер употребления составляющих коммуникативного акта для создания перцептивно выделенного сигнала. В соответствии с представлением о речевом воздействии как использовании закономерностей и уровней организации сообщения для создания влиятельного высказывания (А. Н. Баранов, Р. М. Блакар, П. Б. Паршин), нарратив трактуется в качестве способа дискурсивной реализации событийного содержания; при этом характер воплощения события обусловливается как типическими, так и ситуативными особенностями коммуникативной позиции говорящего, созданного им образа адресата, а также предмета речи и совершенствуется на протяжении риторической деятельности индивида. Изучение риторической деятельности признанного судебного оратора XIX века А. Ф. Кони свидетельствует о прагматическом потенциале нарратива, его способности не только формировать и формулировать событие правонарушения приемлемым для состава присяжных образом, но и претерпевать со временем необходимые изменения, связанные с подчинением схеме развивающегося события структурных особенностей текста, а также с упрощением приемов его создания и обеспечением условий его полноценного восприятия.
Актуальность темы обусловлена рядом тенденций современной лингвистики:
1) интересом исследователей к проблемам риторики (А. А. Волков, Н. Н. Ивакина, А. А. Ивин, П. А. Катышев, Е. В. Клюев, А. К. Михальская, Ю. В. Рождественский, А. П. Сковородников, И. А. Стернин, Т. Г. Хазагеров, Л. С. Ширина), а также становлением парариторических дисциплин (прежде всего прагмалингвистики, когнитивной лингвистики, теории речевых актов, лингвистики дискурса, социо- и психолингвистики, коммуникативной стилистики и стилистики языка личности, ортологии языка и речи) и, соответственно, фокусированием внимания ученых на прагматике высказывания, его обусловленности социокультурным и социокоммуникативным контекстом, влияющим на характер кодирования и декодирования смысла (А. Н. Баранов, Р. М. Блакар, Т. А. ван Дейк, В. З. Демьянков, П. Б. Паршин, Г. Г. Почепцов, С. А. Сухих, И. В. Труфанова, М. Фуко);
2) активной разработкой стратегической модели порождения и понимания высказывания, приведшей к выделению различных типов стратегий, а именно: коммуникативной (Н. С. Болотнова, И. Н. Борисова, О. С. Иссерс, Е. В. Клюев, И. А. Иванчук, И. В. Кузнецов, Н. В. Максимова, А. П. Сковородников, В. П. Тюпа, В. Е. Чернявская, Х. Я. Ыйм, Т. Е. Янко, Т. Е. Яцуга), речевой (О. С. Иссерс, С. А. Сухих, И. В. Труфанова), коммуникативно-речевой (Т. В. Матвеева, А. К. Михальская), лингвориторической (А. А. Ворожбитова), риторической (А. Б. Бушев, Л. М. Грановская, Т. А. ван Дейк, О. С. Иссерс, А. К. Михальская, В. И. Тюпа); при этом для лингвопрагматики самостоятельный интерес представляют именно коммуникативная и риторическая стратегии как типовой (конвенциональный) и индивидуально-ситуативный способы кодирования замысла высказывания;
3) увеличением числа нарратологических исследований, выполняемых в различных областях гуманитарного знания – философии (И. Брокмейер, П. Рикер, Е. Г. Трубина, Р. Харре), философии истории (Ф. Анкерсмит, А. А. Олейников, Ю. В. Шатин, И. В. Янков), психологии (Е. С. Калмыкова, О. В. Курышева, Э. Мергенталер), социологии (Д. А. Курышева, В. Н. Сыров, И. В. Троцук, Е. Р. Ярская-Смирнова), педагогике (А. Г. Карабаева, О. В. Струканова, В. П. Федорова), – и, что наиболее важно, в литературоведении (М. Н. Дарвин, И. В. Кузнецов, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, В. Шмид) и лингвистике (К. А. Андреева, Т. А. ван Дейк, В. З. Демьянков, Г. М. Костюшкина, Н. В. Максимова, Е. В. Падучева, В. В. Петрухин, Е. А. Попова, А. П. Чудинов, К. Э. Штайн, Т. Е. Янко), где, наряду с изучением нехудожественных текстов (Т. А. ван Дейк, В. З. Демьянков, Н. В. Максимова, А. П. Чудинов, К. Э. Штайн), происходит уточнение терминологического аппарата дисциплин, в частности, разграничение категорий нарратива, повествования, рассказа, изложения (В. И. Тюпа, Н. В. Максимова);
4) развитием междисциплинарных направлений исследований, в частности онтолингвистики (А. Г. Антипов, Т. А. Гридина, Вяч. Вс. Иванов, И. А. Иванчук, К. Ф. Седов, С. Н. Цейтлин, А. М. Шахнарович) и юрислингвистики (Л. А. Араева, А. Н. Баранов, Ю. А. Бельчиков, К. И. Бринев, Н. Д. Голев, С. В. Доронина, М. В. Горбаневский, Н. Н. Ивакина, П. А. Катышев, Т. И. Краснянская), подтверждающих статус языка (речи) как особой семиотической системы, как условия и способа формирования разнообразной познавательной и коммуникативной деятельности субъектов и рассматривающих, в числе прочего, вопросы прагматического функционирования языка в «биографии» (Вяч. Вс. Иванов) коммуникативной личности и социально маркированном контексте;
5) вниманием современной лингвистики, в том числе стилистики языковой личности (А. Г. Антипов, Н. С. Болотнова, В. И. Карасик, П. А. Катышев, И. И. Ковтунова, Н. А. Кожевникова, М. П. Котюрова, С. В. Оленев, Ю. С. Паули, Н. В. Сайкова, И. А. Тарасова) и неориторики (Н. А. Безменова, А. А. Волков, П. А. Катышев, Е. В. Клюев, Ю. В. Рождественский, И. А. Стернин), к проблеме самобытного использования ресурсов языка и прагматической ситуации для самовыражения и взаимопонимания индивидуальностей, в свете чего особую значимость приобретает изучение риторической стратегии как семиотического механизма выдвижения определенного формирующего элемента (доминанты) для воплощения авторской манеры речевого воздействия.
Степень научной разработанности темы. Несмотря на интенсивность изучения прагматики коммуникации, а также на интерес ученых к проблемам нарративной деятельности индивида, в русистике ощущается необходимость:
1) разработки стратегического описания способов воздействующего кодирования высказывания, среди которых одним из недостаточно изученных выступает механизм вербального воплощения предметного содержания речи, произносимой в ситуации судебных прений перед составом присяжных заседателей, т.е. в рамках институционального социокоммуникативного контекста;
2) развития учения о риторической стратегии как условии оптимального кодирования замысла в конкретной ситуации выступления и способа самовыражения личности оратора – способа, претерпевающего видоизменение на всем протяжении риторической карьеры индивида;
3) создания примеров дискурсивного анализа нарративного компонента риторической стратегии коммуникативной личности, заботящейся о собственном риторическом мастерстве.
Все вышеперечисленные обстоятельства предопределили выбор темы диссертационного исследования.
Объектом исследования является нарратив судебных речей А. Ф. Кони – оратора конца XIX века, выступавшего в роли государственного обвинителя в суде присяжных.
Предмет исследования составляет нарратив, рассматриваемый как способ воплощения событийного содержания обвинительной речи, существенный для манеры речевого воздействия А. Ф. Кони.
Научная гипотеза исследования заключается в предположении о значимости для риторической стратегии А. Ф. Кони нарратива как динамической структуры, ответственной за контекстуально обусловленное воплощение событийного содержания.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в том, чтобы рассмотреть нарратив как способ воплощения риторической стратегии обвинительных речей А. Ф. Кони. Реализация данной цели предполагает постановку и решение следующих задач:
1) на основе исторического освещения нарратологической проблематики сформировать представление о нарративе как составляющей сообщения и способе дискурсивного конструирования, связанного с отбором и упорядочением квантов событийного содержания посредством речеактового и композиционного оформления высказывания;
2) охарактеризовать терминосистему, составляющую основу стратегического описания нарратива, в частности определить адресата как важную прагматическую предпосылку существования стратегии, коммуникативную стратегию как типичный способ взаимодействия участников речевого общения и условие реализации риторической стратегии – индивидуально-авторского способа реализации речевого воздействия;
3) разработать уровневую модель описания нарратива, учитывающую ярусы (а) семантической нарративной системы, ориентированной на отбор компонентов события, (б) речевых актов оперирования нарративными компонентами и (в) композиции, отвечающей за тематическое членение текста.
4) представить нарратив обвинительных речей А. Ф. Кони как (а) совокупность содержательного, речеактового и композиционно-тематического уровней, демонстрирующих детальную разработку оратором элементов события, разнообразие способов оперирования нарративными компонентами и тематическую упорядоченность речевых актов; (б) «биографический» показатель совершенствования риторической манеры оратора.
В качестве основного метода используется дискурсивный анализ, рассматривающий язык как форму социальной практики и ориентирующий на интерпретацию изучаемого явления с учетом влияния прагматического контекста и авторских интенций.
За методологическую основу исследования приняты базовые положения классической и современной риторики о прагматике высказывания (Аристотель, А. А. Волков, А. А. Ивин, П. А. Катышев, Е. В. Клюев, А. К. Михальская, Ю. В. Рождественский, И. А. Стернин, Т. Г. Хазагеров, Л. С. Ширина), исследования нарратива, нацеленные на изучение свойств, функций и организации событийно ориентированного текста (Й. Брокмейер, Н. В. Максимова, Е. В. Падучева, П. Рикер, В. И. Тюпа, Р. Харре, Т. Е. Янко), онто- и юрислингвистики о языке (речи) как способах существования и действования индивидов (Л. А. Араева, Н. Д. Голев, П. А. Катышев, К. Ф. Седов, С. Н. Цейтлин, А. Н. Шахнарович), стилистики языковой личности как носителе творческого отношения к свойствам естественного языка, сообщения и составляющим прагматического контекста (Р. М. Блакар, Н. С. Болотнова, П. А. Катышев, М. П. Котюрова, С. В. Оленев, Ю. С. Паули, В. А. Пищальникова, И. А. Тарасова).
Материал исследования составили 14 обвинительных речей А. Ф. Кони, произнесенные им в суде присяжных в период с 1868 по 1875 гг.
Научная новизна исследования связана с (а) трактовкой нарратива как индивидуально-авторского способа воплощения воздействующего потенциала высказывания, (б) разработкой трехуровневой модели анализа нарративной организации обвинительной речи, (в) введением в научный оборот лингвопрагматического описания риторической стратегии А. Ф. Кони, отражающей усиление предметного содержания обвинительной речи, а также становление ораторского мастерства личности.
Теоретическая значимость исследования заключается в развитии идей лингвистической прагматики, риторики, теории нарратива, онто- и юрислингвистики о роли языка и речи в самовыражении и взаимопонимании индивидов, формировании их коммуникативной компетенции, а также в разработке принципов и процедур дискурсивного анализа риторической стратегии, характеризуемой по показателям нарративного содержания, речеактного и композиционного упорядочения событийного целого.
Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов при создании методик анализа коммуникативных и риторических стратегий, методик развития ораторского мастерства, при корректировке вузовских курсов по дисциплинам речеведческого цикла.
Апробация результатов исследования. Основные результаты и содержание диссертации были представлены в докладах и сообщениях на Международной научной конференции «История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания» (Ростов-на-Дону – Адлер, 6-12 сентября 2003 г.), Международной научной конференции «Актуальные проблемы русистики» (Томск, 21-23 октября 2003 г.), V и VI Международных научных конференциях «Наука и образование» (Белово, 26-27 февраля 2004 г. и 2-3 марта 2006 г.), II Международной научно-практической конференции «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» (Бийск, 22-24 сентября 2004 г.), Международной научной конференции «Актуальные проблемы современного словообразования» (Кемерово, 1-3 июля 2005 г.), Международной научной конференции «Актуальные проблемы современной филологии: теория и практика» (Красноярск, 21-23 сентября 2005 г.), Х Международной конференции по риторике «Риторика и культура речи в современном обществе и образовании» (Москва, 1-3 февраля 2006 г.), III Международных Бодуэновских чтениях «И. А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного языкознания» (Казань, 23-25 мая 2006 г.), XV Симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации «Речевая деятельность, языковое сознание, общающиеся личности», посвященном памяти А. А. Леонтьева (Москва, 30 мая – 1 июня 2006 г.), Международной конференции «Русский язык и современное российское право» (Кемерово, 3-7 октября 2006 г.), II Международной конференции «Актуальные проблемы современного словообразования» (Кемерово, 3-5 июля 2007 г.), Международной научной конференции «Обыденное метаязыковое сознание и наивная лингвистика» (Кемерово, 25-27 октября 2007 г.), Международной научной конференции «Язык. Система. Личность: Лингвистика креатива» (Екатеринбург, 24-26 апреля 2008 г.), Международной научно-практической конференции «Проблемы современной лингвистики и методики преподавания языковых курсов» (Кемерово, 4 июля 2008 г.), на Всероссийском круглом столе «Коммуникативные стратегии текста» (Москва, 18 мая 2007 г.), Всероссийской научно-практической конференции «Русский язык как важный социальный фактор объединения наций и народностей» (Владикавказ, 19-21 декабря 2007 года), научной конференции кафедры стилистики и риторики ГОУ ВПО «КемГУ» «Междисциплинарные исследования в современной лингвистике (Кемерово, 17 июня 2006 г.). Идеи, основные положения и результаты исследования обсуждались на научных семинарах кафедры стилистики и риторики факультета филологии и журналистики Кемеровского государственного университета. Проблематика диссертации отражена в 25 статьях и тезисах докладов, в том числе в 2 публикациях в журналах, рецензируемых ВАК (общий объем 11,45 п.л.), а также в публикации, помещенной в учебном пособии «Риторика» (2002, 2006 гг.) (0,8 п.л.), и электронном издании «Риторика», зарегистрированном в Информрегистре, и авторском свидетельстве.
На защиту выносятся следующие положения:
-
В соответствии с прагматическим подходом, нарратив определяется как дискурсивный способ конструирования события и компонент риторической стратегии, представляющей собою индивидуально-авторский и ситуативно-обусловленный механизм речевого кодирования установки на адресата. Нарратив ориентирован на усиление предметной составляюшей речи, его воплощение обеспечивается семантической нарративной системой, ответственной за представленность элементов события, или нарративных компонентов (далее – НК), в тексте, а также речевыми актами оперирования нарративным содержанием и композицией как тематическим объединением речевых актов.
-
Риторическая стратегия обвинительных речей А. Ф. Кони учитывает образ адресата как человека здравомыслящего, способного к самостоятельному и справедливому решению, но не могущего собственными силами разобраться во всех представленных на суде доказательствах. Прагматически значимым способом авторского воплощения образа адресата выступает нарратив, обеспечивающий полноту содержания правонарушения за счет включения исходных, промежуточных и доказываемых НК, предполагающий использование, с одной стороны, речевых актов фальсификации, включения и расположения для анализа и синтеза фрагментов криминального события, а с другой – композиции для тематического распределения речевых актов по следующим частям: изложению фактических обстоятельств дела, анализу и оценке собранных по делу доказательств, анализу причин и условий совершения преступления, характеристике личности подсудимого, характеристике личности потерпевшего, обобщению результатов анализа обстоятельств дела, формулированию тезиса речи.
-
Судебный нарратив как средство индивидуально-авторского видения и обоснования события на протяжении ораторской деятельности А. Ф. Кони развивается под влиянием языковой, экстралингвистической и субстантной (предметной) детерминант, т.е. при учете структурно-коммуникативных особенностей русского языка, свойств адресата судебных прений и особенностей события правонарушения. Происходящие в нарративе изменения состоят в преобладании синтеза над анализом и выражаются в: (а) стремлении оформить обвинение по логике развивающегося события; (б) увеличении доли речевых актов расположения, обеспечивающих систематизацию нарративных компонентов, установленных либо в ходе следствия, либо в процессе аргументации оратора; (в) подчиненном положении композиционного элемента «анализ и оценка собранных по делу доказательств» относительно частей, ориентированных на целостное представление произошедшего (изложения фактических обстоятельств дела, анализа причин и условий совершения преступления, характеристики личности подсудимого, характеристики личности потерпевшего, обобщения результатов анализа обстоятельств дела, тезиса речи).
Структура работы. Диссертация изложена на 232 страницах печатного текста и состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы, включающего 267 наименований.
Антропокомпонент «адресат» как фактор коммуникативной организации высказывания
Понимание нарратива как способа организации дискурса диктует необходимость описания прагматического контекста, включающего в себя говорящего, слушающих и внеязыковую обстановку общения, сопровождающую его осуществление. При описании влияния компонентов прагматического контекста на конструирование нарратива нужно «сфокусировать внимание на специфических особенностях речевой ситуации, которые могут оказаться полезными для правильного понимания не только значения / референции, но и прагматических целей / интенций» [Дейк 1989: 20]. Риторический аспект исследования нарратива из всех компонентов контекста на первый план выдвигает описание адресата как важнейшего прагматического предусловия реализации дискурса. Поэтому описание нарратива в рамках данного аспекта предполагает характеристику влияния адресата на коммуникативную организацию дискурса. Для этого требуется рассмотреть: 1) терминосистему, отражающую антропокомпонент «адресат»; 2) адресанта, адресата и текст как взаимообусловленные компоненты коммуникации; 3) отражение в нарративе образа адресата.
Понятие «образ адресата» в контексте соотносимых категорий. Несмотря на разработанность темы адресата, в этой области остается ряд нерешенных проблем. В качестве основных можно указать следующие: 1) нечеткое и непоследовательное разграничение понятий «адресат», «образ адресата», «фактор адресата»; 2) отсутствие последовательного использования таких понятий, как «адресат», «слушатель», «читатель», «участник коммуникации».
Для того чтобы определиться с категориями, соотносимыми с термином «адресат», обратимся к традициям использования соответствующей терминосистемы в лингвистике (и шире — филологии).
Прежде всего необходимо разграничить понятия «адресат», «образ адресата», «фактор адресата». Так, понятие фактора адресата используется в работах [Арутюнова 1981; Болотнова 2005; Зарецкая 2001; Клюев 2002; Нистратова 2008; Полякова 2003; Риторика 2006; Стернин 2005 и др.].
По определению, предложенному И. А. Стерниным, фактор адресата «предполагает, что необходимо учитывать тип собеседника или аудитории и обращаться к ним с учетом особенностей их восприятия, уровня знаний, интересов» [Стернин 2005: 35], поскольку «речь, ...чтобы быть адекватным средством общения, должна строиться с учетом "оперантных" возможностей ...аудитории» [Виноградова, Якушин 1993: 8]. Фактор адресата, таким образом, включает в себя момент учета говорящим свойств аудитории и проявляется, например, в том, что оратор в ходе выступления может корректировать свое речевое поведение в зависимости от ее особенностей.
Роль фактора адресата в коммуникации описана Н. С. Болотновой: «С учетом фактора адресата, включая его разные параметры (возраст, пол, уровень образования, сфера профессиональной деятельности и т.д.), может модифицироваться форма выражения одного и того же содержания в тексте» [Болотнова 2005: 138]. Таким образом, фактор адресата регулирует процесс формирования текста и, кроме того, показывает, как усиление отдельных черт адресата приводит к изменению формы высказывания, отдельных ее черт. Другое понятие, значимое для рассмотрения проблем речевой органи зации высказывания, — образ адресата. Наиболее четкое определение дан ному термину дается В. 3. Демьянковым в словаре-справочнике «Культура русской речи»: «Образ адресата — это представление о реальном или потен циальном "получателе" сообщения. На образ адресата автор опирается, строя свою речь» [Культура русской речи 2003: 376]. Такой трактовки указанной категории придерживаются и другие исследователи [Амосси 2002; Риторика 2006; Смолененкова 2005; Труфанова 1997; Формановская 1989; Шмелева 1997; Яцуга 2005]. Образ адресата предполагает сформированное или же формируемое представление говорящего о получателе своего сообщения. О том, каков образ адресата у говорящего, можно судить только по готовому или создаваемому высказыванию. Иными словами, образ адресата — это ре зультирующая влияния получателя высказывания на его отправителя. От то го, насколько ответственно и творчески говорящий подходит к формирова нию образа адресата, зависит успешность коммуникативного процесса. J В этом смысле интересно исследование Р. Амосси «Этос на междис циплинарном перепутье: риторика, прагматика и социология». Так как главная задача оратора состоит в том, чтобы аудитория одобрила основные положения его речи, то ему следует «выдвигать и аргументировать только те положения, которые являются приемлемыми и предпочтительными для аудитории» [Р. Амосси, цит. по: Пешио 2002]. В свою очередь, «поскольку роль аудитории очень важна, то, разумеется, следует особо акцентировать те нормы и ценности, без которых диалог просто невозможен» [Цит по: там же]. Поэтому, опираясь на определенные представления об аудитории, оратор создает ее стереотип («образ»), который должен быть так или иначе соотносим с реальной аудиторией. «Дискурс будет неэффективен, если оратор ошибся и сконструированная аудитория не имеет ни малейшего сходства с эмпирическими адресатами» [Там же]. В ходе этого процесса закладываются принципы убеждения адресата, и, как следствие, действия оратора и его аудитории оцениваются как взаимообратимые: формируя в своем сознании образ адресата, адресант начинает ощущать на себе влияние этого конструкта. Поэтому очевидна связь между образом адресата и продуктивностью деятельности адресанта. В современной лингвистике использование понятия «адресату плю ралистично. В качестве базового определения можно использовать следую щее: адресат - это «лицо (конкретное или неконкретное) которое может быть определенным образом охарактеризовано» [Арутюнова 1981: 358]. Этой точки зрения придерживаются такие исследователи, как Н. С. Болотнова, Т. Ю. Виноградова, Т. Г. Винокур, А. А. Волков, Н. Н. Ивакина, И. А. Иванчук, А. А. Ивин, Е. В. Клюев, С. Ю. Якушин. Иными словами, адресат - это человек или аудитория с комплексом признаков, которые могут быть выборочно учтенными и впоследствии кате-горизованными адресантом.
Риторическая стратегия как базовая категория речевой деятельности говорящего
В современной лингвистике все больше внимания уделяется изучению влияния различных факторов на ре-чемыслительную деятельность говорящего. Постановка этой проблемы не нова, значительные достижения были получены еще авторами древних риторик, в которых подробно описывались условия, влияющие на построение речи. Ренессанс риторики во многом предопределил развитие стратегического подхода к изучению дискурсивной деятельности коммуниканта. Развитие коммуникативно ориентированных дисциплин сделало магистральным и вместе с тем одним из наиболее обсуждаемых понятие стратегии. Стратегический подход отражен в ряде работ, посвященных изучению коммуникативных [Болотнова 2002; Бобырева 2007; Борисова 1996; Васильянова 2007; Городецкий, Дерябин 1998; Желудкова 2004; Иванчук 2002; Иссерс 2002; Клюев 2001; Кузнецов 2002; Лазарева 2003; Максимова 2005; Ощепко-ва; Седов 2004; Сковородников 2004; Соловьева 2007; Тюпа 2006; Чернявекая 2006; Ыйм 1979; Янко 1999, Яцуга 2005], речевых [Иссерс 2002; Касен-кова 2000; Колосов; Сухих 1986; Труфанова 2001], коммуникативно-речевых [Матвеева 1995; Михальская], лингвориторических [Ворожбитова 2005], риторических [Бушев, Грановская 2004; Дейк 1989; Иссерс 2002; Михальская 1998; Тюпа; Тюпа2002, 2006] стратегий.
Несмотря на популярность термина «стратегия», его содержание практически не поясняется. Использование данного понятия без предварительного определения приводит к тому, что не в полной мере используются его возможности, возникают проблемы с его адекватным применением и описанием. Поэтому в первую очередь необходимо сформулировать определение стратегии.
При изучении стратегий, реализуемых говорящим, исследователи, как правило, ограничивают набор признаков указанного понятия, вычленяя из него лишь целесообразность. Так, Е. Г. Желудкова рассматривает стратегии как «совокупность речевых действий, направленных на реализацию общей, "глобальной" задачи говорящего в процессе коммуникации» [Желудкова 2004: 9]. О. С. Иссерс под стратегией понимает «некоторую последовательность действий..., организованных в зависимости от цели высказывания» [Иссерс 2002: 100]. Такой подход представляется узким, поскольку на характер стратегии влияют, хотя и в разной степени, все компоненты прагматического контекста. Кроме того, представление стратегии через понятие совокупность / последовательность действий также является неточным: действия, совершаемые говорящим, находятся не просто в отношении последовательности и рядоположности - распределение этих действий всегда обусловлено рядом факторов, таких, как цель, условия, предмет общения. Можно утверждать, что действия говорящего в процессе реализации стратегии представляют собой систему, где наличие каждого элемента обусловлено условиями коммуникации и каждый элемент выполняет возложенную на него функцию, в результате чего стратегия способна выполнять сложные задачи. Иными словами, стратегия, в отличие от абстрактной последовательности действий, всегда контекстуально обусловлена и структурно подвижна.
Если ограничиваться признаками целесообразности и последовательности действий, то понятие стратегии может быть невольно отождествлено с понятием алгоритма. На необходимость различения данных категорий указывается в [Дейк, Кинч 1988; Чернявская 2006].
При разграничении понятий стратегии и алгоритма следует учитывать, что особенность стратегии состоит в том, что ее систему образуют те действия, которые по мнению коммуниканта являются эффективными, однако процесс коммуникации может указать на ошибочность мнения продуцента: «Стратегия соотносит цель и возможные средства ее достижения» [Чернявская 2006: 45].
Представления А. Ф. Кони о суде присяжных как адресате обвинительной речи
Деятельность А. Ф. Кони как теоретика права заслуженно становилась отдельным предметом научного изучения [Андреева 1978; Герасимов 1994; Иванов 1993; Илюхин 2001; Пергамент 1928; Полянский, Сыромятников 1928; Чельцов 1946]. Однако не меньший интерес представляет и риторическая деятельность видного русского юриста (его ораторская карьера, а также риторические воззрения).
Среди работ, посвященных ораторскому мастерству А. Ф. Кони, можно назвать диссертационные исследования [Баишева 2007; Демидов 2000], хотя по преимуществу риторическая компетенция А. Ф. Кони рассматривалась в контексте творчества других судебных деятелей XIX века [Зюбина 2005; Лаврухина2001; Соловьева 2000].
Вместе с тем, очевидно, что во всех указанных исследованиях не уделяется должного внимания взглядам А. Ф. Кони на судебное красноречие. Это обусловлено прежде всего тем, что лекции, которые им читались, практически не сохранились, и можно лишь по отдельным статьям выявить его рекомендации относительно выступлений в суде присяжных.
Вся профессиональная деятельность А. Ф. Кони была так или иначе связана с судом присяжных. Он исполнял обязанности помощника секретаря Петербургской судебной палаты, товарища прокурора судебного округа в Харькове, Петербурге, самарского губернского прокурора, прокурора Казанского и Петербургского судебных округов, прокурора, а затем председателя Петербургского окружного суда, обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената, некоторое время работал в аппарате Министерства юстиции и более 25 лет сенатором. Таким образом, А. Ф. Кони знал специфику суда присяжных и как тот, кому приходилось выступать в нем с обвинительными речами, и как тот, кто рассматривал обжалование его решений. В своих статьях и воспоминаниях Анатолий Федорович постоянно упоминал об особенных чертах этого института российского уголовно-процессуального права, а потому вполне закономерно, что в его работах нашел отражение и образ суда присяжных. Чтобы охарактеризовать его, стоит прежде всего обратить внимание на то, как оратор понимал задачи прокурора.
А. Ф. Кони приписывал заключительным прениям особую роль: «На представителях сторон в суде вообще, а на суде присяжных в особенности, лежит нравственная обязанность охранять суд от искажения его исключительной ...цели: служить отправлению уголовного правосудия. Исполнение этой обязанности особенно важно по отношению к присяжным заседателям, для которых судебные речи не представляют, как для судей коронных, обычного и привычного в течение многих лет явления и перед которыми блестящая и энергическая оболочка сказанного может, при неблагоприятном стечении обстоятельств и бездействии председателя, заслонить нездоровое существо сказанного» [Записки... 2003]. А. Ф. Кони рассматривает прения как такую часть судебного разбирательства, которая помогает систематизировать услышанное на судебном следствии, но при этом он прекрасно осознает и способность прений исказить представления присяжных о сути дела. В этом контексте особую силу имеют требования, которые, по убеждению А. Ф. Кони, должен соблюдать оратор в процессе судебных прений: «Заключительные же прения идут дальше и должны представлять собой оценку и критический разбор доказательств (и улик) в их логической силе и житейской связи. ...Вообще говоря, существо доказательств составляет их основу, так как ими удостоверяется или опровергается как событие преступления и виновность в последнем подсудимого, так и наличность признаков, соответствующих преступному деянию, указанному в обвинительном акте. Поэтому прения, несомненно, не должны касаться предметов, не имеющих никакого отношения к делу, т. е. к событию, к виновности и к законному определению деяния, приписываемого подсудимому» [Заключительные... 2003].
А. Ф. Кони предлагает также правила речевого поведения обвинителя: «На обязанности его лежит сгруппировать и проверить все, изобличающее подсудимого, и если подведенный им итог, с необходимым и обязательным учетом всего, говорящего в пользу обвиняемого, создаст в нем убеждение в виновности последнего, заявить о том суду. Сделать это (в процессе произнесения судебной речи — Т.А.) надо в связном и последовательном изложении, со спокойным достоинством исполняемого грустного долга, без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которое достигается не непременным согласием суда с доводами обвинителя, а непременным выслушиванием их» [Нравственные... 2003]. Эта мысль развивается в статье «Приемы и задачи прокуратуры»: «...в речи обвинителя не должно находить себе места личное самолюбие, ищущее себе удовлетворение в том, что суд или присяжные заседатели заявляют в своем приговоре о согласии с его доводами. Представитель обвинения по существу своих обязанностей не может быть лично заинтересован в исходе дела» [Приемы 2003]. А. Ф. Кони утверждает ненавязчивость поведения оратора и формулирует установку, которой, по его мнению, должен придерживаться прокурор: говорящий должен стремиться не к тому, чтобы слушатель непременно с ним согласился, а к тому, чтобы быть выслушанным. Иными словами, для А. Ф. Кони важно, чтобы оратор обеспечивал внимательное отношение к своим доводам.
Нарратив обвинительных речей А. Ф. Кони как способ воплощения установки на адресата
Современники, а впоследствии и биографы отмечали две основные черты ораторской манеры А. Ф. Кони: с одной стороны, его исключительные аналитические способности, а с другой - дар рассказывания. Эти особенности стиля А. Ф. Кони раскрылись и развились в его судебных речах, произнесенных в суде присяжных14. В биографических трудах, посвященных А. Ф. Кони, неизменно отмечается, что успеху его деятельности прокурора способствовали «и его широкая образованность, сильный аналитический ум, и дотошное, кропотливое знание каждой подробности каждого судебного дела» [Смолярчук 1982: 59]. Современники А.Ф. Кони отмечали, что «важная особенность обвинительных речей А. Ф. Кони — последовательное и глубокое рассмотрение доказательств по делу» [Выдря 1967: 13], «преобладающая сила Кони заключалась в уме, - проницательном, аналитическом, холодном, уме не следователя, а исследователя» [Хин-Гольдовская 2005].Кроме того, его судебным выступлениям приписывается такое свойство, как «картинность» изображения, представление события «в красках»: «Он (А. Ф. Кони — Т.А.) не расцвечивал свои ораторские выступления пестрыми "цветами красноречия", никогда не рисовался перед слушателями, но говорил так выразительно и живо, что вы с пластической отчетливостью видели все то, о чем он рассказывал. Это были великолепные монологи, убеждавшие ясной, отточенной мыслью, увлекавшие образностью, живостью повествования» [Крыжицкий 2005]; «Сила ораторского искусства Кони .проявлялась и в том, что он умел показать не только само событие, но и условия, которые к нему привели» [Смолярчук 1990: 34]; «Речи А. Ф: Кони выделяются из обычных прокурорских речей и передачей обстоятельств дела и доказательствами, они дают не один остов аргументации, а действительно воспроизводят событие со всеми деталями и особенностями» [Тимофеев 1900: 27].
Таким образом, обвинительные речи А. Ф. Кони в отзывах современников и биографов предстают как единство анализа и рассказывания, создающее риторическую доминанту выступлений выдающегося русского юриста. При этом осуществление риторической стратегии оратора тесно связано со стремлением учесть основополагающие свойства психики адресата.
Поскольку А. Ф. Кони в своих речах ориентировался прежде всего на обоснование и конструирование своего видения события, то естественно констатировать, что оратор обращает внимание прежде всего на предметную составляющую выступления. Дискурсивное конструирование события обусловливается задачей, стоящей перед А. Ф. Кони: для него важно не только показать последовательность элементов события, но и обосновать их, а также продемонстрировать связь между ними. Большая часть совершаемых оратором речемыслительных операций направлена на восстановление в сознании адресата события во всей его полноте, даже если это осуществляется не путем рассказывания, а путемдоказывания. Отсюда можно заключить, что дискурсивная деятельность А. Ф. Кони имеет тенденцию быть воплощенной через нарратив.
Анализ нарратива судебных речей А. Ф. Кони предполагает последовательность нескольких этапов: 1) установление семантических элементов нарратива и отношений между ними; 2) описание семантической нарративной системы как содержательной основы нарратива; 3) выделение речевых актов как способов оперирования семантической нарративной системой; 4) описание композиционных частей судебной речи как тематических объединений, выделяющих нарративное содержание и способы оперирования им.
При описании нарратива первостепенное значение имеет рассмотрение содержания как целокупности элементов, составляющих репрезентируемое событие. Важность семантики нарратива обусловлена функциональным бытием объекта — его возможностью усиления предметной составляющей высказывания.
Установка автора на усиление предметной логичности15 речи тесно связана с авторским представлением об адресате. Как уже отмечалось, образ адресата, сформированный А. Ф. Кони, обладает такими чертами, как неподготовленность, способность к самостоятельной оценке и осмыслению события и аргументации. Соответственно, оратор видит свою задачу в том, чтобы максимально полно представить событие правонарушения, привести обоснование того, что предлагаемое видение является справедливым. Однако не все компоненты конструируемого события являются одинаково значимыми. А. Ф. Кони в ходе восстановления события направляет внимание слушателей на те моменты, которые, по его мнению, позволят присяжным сформулировать ответы на вопросы, поставленные судом.
Семантическая нарративная система как содержательная основа нарра-тива приобретает особое значение в судебной речи, поскольку здесь каждый компонент важен, недоработанность содержания легко может быть использована процессуальным противником в целях опровержения. В свою очередь избыток информации может привести к ослаблению внимания и запутыванию присяжных заседателей.
Достижение содержательной полноты судебной речи достижимо, по мнению А. Ф. Кони, путем тщательной разработки материала. Так, называя в статье «Приемы и задачи прокуратуры» основные принципы подготовки оратора к выступлению, А. Ф. Кони делится опытом собственной работы над речами: «На первом плане я, конечно, считал нужным ставить изучение дела во всех его частях, вдумываясь в видоизменение показаний одних и тех же лиц при дознании и следствии и знакомясь особенно тщательно с вещественными доказательствами» [Приемы 2003]. Такая установка оратора, несомненно, приводит к детальной разработке события правонарушения. Ориентированность оратора на усиление предметности речи связана с осмыслением компонентов события и отношений между ними.
