Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Роль местоимений в создании образа лирического героя 27
1. Грамматическое своеобразие местоимений 27
2. Личное местоимение я как средство создания образа лирического героя (речь от первого лица) 30
3. Личное местоимение мы как средство характеристики лирического героя 55
4. Грамматические формы 2-го лица в их отношении к образу лирического героя 62
5. Функции местоименного сочетания сам себя в лирике Н.Глазкова. 85
Глава 2. Предикатная лексика, сочетающаяся с местоимением я в лирике Н.Глазкова 91
1. Предикатная лексика: понятие, классификации 91
2. Модальные предикаты 97
3. Предикаты восприятия 111
4. Предикаты речи 122
Глава 3. Индивидуально-авторское словоупотребление как средство создания образа лирического героя 147
1. Имя поэта как средство индивидуализации лирического героя 147
2. Лексические окказионализмы 158
3. Грамматические окказионализмы 170
Заключение 180
Библиографический список. 184
Приложение 1. Биография поэта 198
Приложение 2. Список окказионализмов Н.Глазкова. 203
- Грамматическое своеобразие местоимений
- Предикатная лексика: понятие, классификации
- Имя поэта как средство индивидуализации лирического героя
Введение к работе
Наше исследование посвящено проблеме функционирования языковых средств в поэтических текстах Н.И.Глазкова.
Николай Иванович Глазков (1919 - 1979) принадлежит к поколению поэтов, которое принято называть военным поколением. М.Кульчицкий. С.Наровчатов, А.Межиров, Б.Слуцкий, М.Луконин - его современники, ровесники, друзья. В конце 30-х годов в студенческих и преподавательских кругах Московского государственного педагогического института имени Бубнова (с 1940 года - имени В.И.Ленина) и Литературного института уже были известны его стихи; его поэтический дар признавали, по воспоминаниям современников, такие ценители и покровители поэзии, как Лиля Юрьевна и Осип Максимович Брик. Но до 50-х годов стихи Н.И.Глазкова практически не появлялись в печати: они были слишком необычны для своего времени, их отличала фактурно-бытовая основа и высокий заряд иронии.
Сейчас при упоминании имени Николая Глазкова собеседники обычно признаются, что не слышали о таком поэте, хотя его имя встречается в литературных справочниках, его можно найти в Интернете. Изданы сборники его стихов, правда последняя книга датируется 1989-м годом. Опубликованы «Воспоминания о Николае Глазкове», и со страниц этой книги встает перед нами образ неординарной, действительно уникальной личности
Н.И.Глазкова часто сравнивают с В.Хлебниковым по неприспособленности к бытовым условиям, по яркой оригинальности и одновременно естественности поэтического языка. Однако справедливы слова Д.Самойлова, не только поэта и друга Н.И.Глазкова, но и тонкого знатока поэзии, умеющего проводить профессиональный филологический анализ поэтического текста: «Наверное, проще всего выводить Н.И.Глазкова из Хлебникова, с которым сближает его словотворчество, полное отсутствие «усилий стиля» и постоянное устремление к новаторству. Но, идя по пути
очевидного, легко впасть в ошибку. Н.И.Глазков рано впитал в себя многие слои русской поэтической культуры и является одним из законных ее наследников. Он создал стих естественный и органический» [Воспоминания, С.399].
Можно сказать, что Н.И.Глазков всю свою жизнь находился в эпицентре поэтической жизни Москвы. Это поэт «изустной славы»: его поэтические строки легко запоминаются, они были на слуху у многих деятелей литературы и искусства советского времени - в этом убеждаешься, обращаясь к «Воспоминаниям о Николае Глазкове». Б.Слуцкий, например, пишет о том, как Н.И.Глазкова принимали в Союз писателей: «...Сторонники приема аргументировали строками, а противники - чудачествами. И те и другие цитировали наизусть целые стихотворения, и рекомендация к приему была дана после того, как удалось обратить внимание спорящих на то, что ни один из уже прославленных сверстников Глазкова не засел в памяти таким огромным количеством строк» [Воспоминания, С.15-16].
Несмотря на редкие публикации, поэзия Н.И.Глазкова - незаурядное явление. «В каждой литературе есть люди, - писал Э.Межелайтис, -призванные открывать новые возможности языка, новые грани слова... Таким был в нынешней русской поэзии Николай Глазков. Его неповторимые интонации, его умение придать слову многозначность, его стремительный и летучий стих - все это станет неотъемлемой частью поэтического арсенала великой русской литературы» [Воспоминания, С.410].
Наше представление о русской поэзии XX века остается неполным без обращения к стихам этого ироничного, трогательно-искреннего, простодушного и лукавого поэта.
В центре нашего внимания находятся языковые средства создания образа лирического героя в стихах Н.И.Глазкова. Как справедливо отмечает О.Г.Ревзина, «...полноценный анализ выразительных средств поэтического языка требует обращения не к конгломерату примеров из разных авторов, а к
конкретному поэтическому идиолекту» [цит. по Северская, С. 146]. Интерес
представляет целенаправленная, сознательная работа поэта - мастера слова с
языковым материалом, отражающая мировоззрение автора, его
эстетические, философские, нравственные, идеологические установки. Не случаен в этом отношении тезис, с которого начинается статья З.Я.Тураевой «Лингвистика текста и категория модальности»: «Общей тенденцией, характеризующей сегодня стиль научного познания, является движение из сферы систем к центру всех этих систем - к человеку. Отсюда интерес к социальному, психологическому, коммуникативному аспектам языка.. Этим объясняется смена вех, смена ценностных ориентации в науке - гуманизация лингвистики, выдвижение на первый план изучения языковой личности как Ego, определяющего семантическое пространство языка, как медиума для проникновения во внутренний мир персонажей художественных произведений» [Тураева,1994, С. 105]. Феномен лирического героя позволяет, на наш взгляд, увидеть и проанализировать системные связи между языковыми фактами в их отношении к личностным особенностям поэта -персонажа и человека.
Прежде всего необходимо определить значение термина лирический герой.
Лирический герой - это один из способов отражения в тексте авторского сознания. Понятие 'лирический герой' входит в более широкое терминологическое поле, которое можно обозначить как образ автора. Центральную и организующую роль образа автора в художественном произведении подробно изучал В.В.Виноградов. По его словам, «...едва ли не чаще всего стиль писателя приходится рассматривать как единство многообразия, как своеобразную систему систем, обычно при наличии единого или организационного центра» [Виноградов, 1960, С.8]. Такой центр, который объединяет и языковые, и эстетические, и идеологические моменты в индивидуальном стиле писателя, ученый видит в образе автора.
В современных исследованиях принято разграничивать автора как реально существующего человека и автора как определенный взгляд на действительность, выражением которого является литературное произведение.
В центре внимания оказываются способы выражения авторского сознания в речевой ткани произведения. Для каждого рода литературы -эпоса, лирики, драмы - разработана своя система представления образа автора в тексте. Подробно изучаются типы повествователей в эпических произведениях. В работе Н.А.Николиной «Филологический анализ текста», например, названы следующие типы повествователей, или нарраторов: «персональный» повествователь-рассказчик в форме «я», выступающий как очевидец, наблюдатель, свидетель, непосредственный участник действий...», и «аукториальный повествователь..., находящийся вне мира повествования, но организующий его и предлагающий адресату текста свою интерпретацию событий» [Николина, 2003, С.94]. Этому вопросу посвящены специальные исследования Н.А.Кожевниковой «Типы повествования в русской прозе XIX-XX вв.» [Кожевникова, 1994], Д.Бака «Авторское сознание в литературном произведении» [Бак, 2001] и др. При детализированном изучении типов повествования возникает необходимость в применении такого термина, как субъект речи. Этот термин позволяет проанализировать способы перехода от образа персонажа к образу автора.
Для лирического произведения, как и для прозаического, определена система субъектов речи, или способов выражения авторского сознания. Б.О.Корман в качестве важнейших форм представления образа автора в лирике называет лирического героя, поэтический мир, повествователя и героя ролевой лирики. Лирический герой - это «...и носитель речи, и предмет изображения: он открыто стоит между читателем и изображаемым миром, внимание читателя сосредоточено преимущественно на том, каков лирический герой, что с ним происходит, каково его отношение к миру, состояние и пр.». Кроме того, отмечается, что «...для облика лирического
героя характерно некое единство. Прежде всего, единство внутреннее, идейно-психологическое: в разных стихотворениях раскрывается единая человеческая личность в ее отношении к миру и к самой себе... С единством внутреннего облика может сочетаться единство биографическое» [Корман, 1972, С.56-57].
Такое понимание термина является распространенным и представлено, в частности, в «Литературной энциклопедии терминов и понятий», где говорится, что лирический герой - это «образ поэта в лирике, один из способов раскрытия авторского сознания. Л.г. - художественный «двойник» автора-поэта, вырастающий из текста лирических композиций (цикл, книга стихов, лирическая поэма, вся совокупность лирики) как четко очерченная фигура или жизненная роль, как лицо, наделенное определенностью индивидуальной судьбы, психологической отчетливостью внутреннего мира, а подчас и чертами пластического облика» [Литературная..., С.452].
Сам термин лирический герой введен в научный обиход Ю.Н.Тыняновым в 1921 г. в работе, посвященной творчеству А.Блока: «Блок - самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает, как тема романа... Об этом лирическом герое и говорят сейчас. Он был необходим, его уже окружает легенда, - и не только теперь, - она окружала его с самого начала, казалось даже, что она предшествовала самой поэзии Блока, что его поэзия только развила и дополнила постулированный образ. В образ этот персонифицируют все искусство Блока; когда говорят о его поэзии, почти всегда за поэзией невольно подставляют человеческое лицо -и все полюбили лицо, а не искусство» [Тынянов, С. 118-119].
Термин лирический герой нельзя отнести к общепринятым терминам с устоявшимся значением. О дискуссии, разгоревшейся по поводу этого термина, пишет, например, В.В.Виноградов в работе «Проблема образа автора в художественной литературе». Сопоставляя мнения, с одной стороны, противников термина лирический герой, якобы подменяющего
самого автора в тексте, и, с другой стороны, его сторонников, В.В.Виноградов подчеркивает, что «...образ автора шире, глубже и разностороннее, чем простое отношение автора к теме. Понятие образ автора охватывает и всю систему стилистических своеобразий, присущих литературно-художественному произведению, со всеми экспрессивными нюансами. В обрасти лирики с ним соотносительны термины лирическое я, лирический герой» [Виноградов, 2005, С.229].
Проблема признания этого термина связана, как нам кажется, с его использованием в широком значении: лирический герой приравнивается к любому лирическому я. «В центре лирического стихотворения, - пишет Т.Сильман, - стоит лирический герой (лирическое я), который чаще всего прямо именует себя с помощью местоимения первого лица» [Сильман, С.37]. При более узком и строгом понимании термина лирический герой следует помнить, что этот образ появляется в лирике далеко не каждого поэта, ведущего речь от первого лица. Образ лирического героя создается на протяжении длительного периода и отличается целостностью мировосприятия и устойчивостью языковых средств выражения.
На наш взгляд, образ лирического героя не нашел пока исчерпывающего, полного, последовательного отражения в лингвистических исследованиях. Чаще всего лирический герой изучается в литературоведческих работах, где речь идет о системе ценностей, о лирических мотивах, о психологической и социальной детерминации героя. [Гинзбург 1974, Максимов 1981].
В работах по лингвопоэтике в центре внимания оказывается местоимение я, как основное средство номинации субъекта речи в поэтическом тексте. В статье О.П.Мурашевой подробно охарактеризованы способы семантизации местоимения в лирическом тексте. Значение личных местоимений 1 -го и 2-го лица определяется в соответствии с их референтом. Среди значений личного местоимения 1-го лица ед.числа называются, например, такие, как 'личностное л', 'функциональное я', 'сопоставительное
я', 'л лирического персонажа', 'опредмеченное я\ 'я олицетворенного персонажа' [Мурашева, 2004, С. 14].
Понятие лирический герой исследователями поэтического языка может включаться в более общее понятие поэтического идиолекта. Так, например, в очерке О.Г.Ревзиной «От стихотворной речи к поэтическому идиолекту» представлена поэтическая система М.Цветаевой в ее развитии. [Очерки..., С.40-46]. При этом термин лирический герой, так же как и лирический субъект, используется при описании идиолекта поэта. Автор, наблюдая изменения, происходящие в поэтической системе, констатирует существование в разные периоды разных лирических субъектов, наряду с ролевыми героями, но не уделяет внимания развитию целостного, единого, несмотря на различия, образа лирической героини, так как в центре внимания исследователя находится поэтический идиолект - более общая категория поэтического текста, нежели лирический герой.
Таким образом, лирический герой, несмотря на высокую в целом частоту использования исследователями этого термина, не получил еще должного отражения в лингвистических трудах.
Обобщая сказанное, повторим, что лирический герой - это только одно из возможных воплощений авторского сознания в лирическом произведении. Основным, но далеко не единственным способом номинации лирического героя является личное местоимение я. Лирический герой должен передавать черты поэта как реальной личности, однако выбор этих черт и их интерпретация подчиняется авторскому замыслу. Образ лирического героя создается на протяжении всего творчества поэта. Претерпевая со временем значительные изменения, лирический герой сохраняет внутреннее единство - тот стержень, который воплощает наиболее значимые, сущностные характеристики личности. Не каждый поэт создает в своем творчестве образ лирического героя. Наиболее яркими лирическими героями являются образы М.Лермонтова, А.Блока, В.Маяковского.
Комплексный подход к изучению образа лирического героя, учитывающий разноплановые языковые средства в их взаимодействии и изоморфизме, в их направленности на выражение содержательных составляющих образа, практически не представлен в научных исследованиях.
Стихотворные тексты Николая Глазкова представляют в этом отношении благодатный материал, так как в них создан неповторимый, целостный, поступательно развивающийся образ лирического героя.
Лирический герой Н.И.Глазкова биографичен в очень высокой степени. Иногда говорят, что у Н.И.Глазкова нет героя - он сам герой своих произведений. Действительно, в стихах нашли отражение анкетные данные поэта и биографические факты: «Не упомнишь всего, что было В институте МГПИ. Шли за Орден Почетного Штопора Поэтические бои»[13, С.175]; «Мне дни боевые Познать суждено, Когда я впервые Снимался в кино. Когда с дерзновенным Сражался врагом В году довоенном, В том тридцать восьмом» [13, С.316]; «Живу в своей квартире Тем, что пилю дрова. Арбат, 44, Квартира 22» [13, С.370]; «Своих стихов не издавая, Ищу работы отовсюду, Пилить дрова, не уставая, Могу с рассвета до салюта» [13, С.99].
В стихах поэта мы найдем и прямые указания на его вкусы, предпочтения: он любит играть не в лото, а в шахматы, путешествовать не самолетом, а поездом и пароходом, любит бывать на природе, любит женщин, пьет вино, предпочитая коньяк, курит: «Илюша Френкель, фронтовой поэт, Однажды мне сказал: - Давай закурим! - И я курил все двадцать девять лет! А мы тут о влияниях толку ем...»[13, С.269].
Лирический герой Н.И.Глазкова наделен характерной внешностью: «Но равнодушен я к болванцам И пребываю оборванцем» [13, С.50]; «Иные любят щеголять в обновах, - Не следую их суете пустой. Бродить удобно в тапочках дешевых, А можно босиком, как Лев Толстой!..» [13, С.248]; «Простой и высокий - Не нужен мне грим, - Я в русской массовке Служил рядовым» [13, С.317]; «Стал я. На Хлебникова очень, Как говорили мне,
11 похожий...»[\3, С.123]; «Уменя рука - как у медведя, А у вас предмет для целованья» [13, С.93]; «Я незначительной бородкой От лютой стужи защищен. Хоть волос у нее короткий, Он все Dice шерсть, а не нейлон» [6, С.25].
Лирический герой Н.И.Глазкова - это поэт, он служит рупором творческих исканий автора. По большому счету, именно поэзия, судьба поэта в современном мире являются главными темами глазковского творчества. Стихи Н.И.Глазкова насыщены прямыми, декларативными высказываниями о предназначении поэта, о его ответственности за сказанное слово, о том месте, которое занимает профессия поэта в современном обществе. Особенно остро эта тема зазвучала в военные годы: «Почему до сих пор сам себе я спецкор, Но как автор не принят страною? Может быть, потому, что ненужным стал спор, Не законченный перед войною. Война все искусства в архив позапрятала; Но стихи, они от строки до строки Существуют помимо воли автора, А может быть, даже и вопреки!» [13, С.418]. И в наше время неожиданно актуальными стали строки, написанные в 1945 году:
Быть, конечно, могло бы иначе, Жизнь тогда бы была иная; Но я не воротила рыночный, А поэт, и стихи сочиняю. [13, С.117]. Не только вопросы самоопределения поэта в этом мире волнуют глазковского героя. Он активно высказывается и по проблемам поэтической техники, профессионального мастерства. Помимо общих утверждений, таких, например, как: «Лишь читательским неравнодушьем Измеряется сила стиха» или «Умело надо подбирать слова, А не кичиться слоэ/сностью души», - в стихах Н.И.Глазкова можно найти и примеры конкретного языкового анализа: «Или к слову мобилизация Он не до, а после войны Придумает рифму МЫ БЫЛИ ЗА ЦАРЯ, - Демобилизованным хоть бы *«ы»[13,С.417].
Таким образом, Н.И.Глазков в своих стихах создал образ лирического героя, который отличается целостностью, достоверностью и узнаваемостью. Именно о таком герое, как нам кажется, говорила Л.Гинзбург применительно к лирике М.Ю.Лермонтова: «Лирический герой двупланен. Возникал он тогда, когда читатель, воспринимая лирическую личность, одновременно постулировал в самой жизни бытие ее двойника. Речь здесь идет не о читательском произволе, но о двойном восприятии, заложенном в художественной системе данного поэта» [Гинзбург, С. 160]. По мнению Л.Гинзбург, «в истории русской лирики несколько раз возникали условия для того, чтобы наиболее отчетливым образом сложилось человеческое лицо, «подставляемое» вместо своего литературного двойника. Самые отчетливые лица русской лирики - Лермонтов, Блок, Маяковский» [Гинзбург, С. 161-162].
Мы, конечно, не сравниваем по значимости Н.И.Глазкова с такими великими поэтами, как М.Лермонтов, А.Блок или В.Маяковский, но все-таки хотим отметить, что и Н.И.Глазков создал лирического героя, узнаваемого и неповторимого. «Воздействие творческого опыта Николая Глазкова на современную поэзию очевидно, - пишет литературный критик Риталий Заславский, - но интересно, что, влияя на поэзию в целом, Глазков в то же время является, пожалуй, единственным большим поэтом, который не породил ни одного (подчеркиваю - ни одного!) подражателя или хотя бы плагиатора. Имитировать Глазкова невозможно, это дело безнадежное. Никто ни на секунду - в любом поэтическом самозабвении - не может, по-видимому, почувствовать стиль Глазкова «своим»... Настолько органично сливаются в глазковских стихах самобытная личность и по-настоящему оригинальный, неповторимый поэтический мир» [Воспоминания, С. 181].
Появление лирического героя как феномена поэтической системы не является случайным для творчества Н.И.Глазкова. В лирическом герое Н.И.Глазков выразил свое понимание природы поэтического творчества.
На протяжении всей своей активной творческой жизни Н.И.Глазков работал в различных поэтических студиях: и как слушатель, и как мэтр -
мастер, передающий свой опыт молодым поэтам. Со многими поэтами его связывали дружеские отношения. Н.И.Глазков - поэт творческой среды, атмосферы. И сама среда требовала от него активного внимания к стихотворной технике. В его стихах мы видим реализацию поэтических установок. В начале творческого пути поэт объявил о создании нового литературного течения - небывализма. В этом был элемент игры, подражания, но важно и то, что это - сознательное определение правил игры, поэтических правил. Н.И.Глазков - поэт дисциплинированный и целеустремленный.
В лирическом герое Н.И.Глазкова воплощается одна из основных особенностей лирики - искренность («Скажу неискренне - пройдет бесследно...» [13, С.528]). По определению лирики, данному в «Поэтическом словаре» А.Квятковского, в ней «...находят воплощение самые глубокие и задушевные переживания поэта как личности, осознавшей себя и свое отношение к обществу и миру в целом» [цит. по Тамарченко, С.302]. Высокая степень достоверности лирического героя в стихах Н.И.Глазкова -результат сознательного подчинения требованию лирики как рода литературы: надо быть искренним, правдивым, откровенным.
Кроме того, лирический поэт, должен быть самобытным, оригинальным: «Что такое стихи хорошие? Те, которые непохожие. Что такое стихи плохие? Те, которые никакие» [13, С.469].
Талантливые поэты во все времена нарушали устоявшиеся каноны искусства, поэтому лирический герой Н.И.Глазкова - бунтарь, нарушающий всевозможные запреты: «В стихах лишь тот себя прославил, Кто не придерживался правил» [13, С. 160]; «...Но, товарищи, мне тесны Очертания всяческих рамок. Я велик, и не на ходулях, Мой разум и вера не шатки. Я покину трамвай на ходу, И не просто, а с задней площадки. Мне ль удариться стоит в запой? И - растак твоего ферзя!.. И полезу через забор, Если лазить туда нельзя» [13, С.185].
Традиционным для русской поэзии является наделение поэта способностями провидца, прорицателя (вспомним пушкинского «Пророка»). В своих стихах Н.И.Глазков иногда оказывается провидцем относительно своей судьбы и даже исторических событий. Он, например, в 1941 году сказал: «Может быть, он того и не хочет, Может быть, он к тому не готов, Но мне кажется, что обязательно кончит Самоубийством Гитлер Адольф. Гитлер убьет самого себя, Явятся дни ины, Станет девятое сентября Последней датой войны» [13, С.355].
Классическая тема поэта и толпы, поэта и обывателя нашла свое
воплощение в образе лирического героя: «Я отщепенец и изгой И реагирую
на это Тоской поэта» [13, С.431]; «Но педагогская среда Моих стихов не
принимала» [13, С.340]. Как видим, Н.И.Глазков наделяет своего
лирического героя теми чертами, которые традиционно характеризуют образ поэта в русской литературе.
Способ преломления классических мотивов в образе лирического героя обусловлен индивидуальными, личностными особенностями поэта. Одной из таких черт является аналитический склад ума Глазкова-человека. Жесткая структура образа лирического героя есть результат вдумчивого, аналитического отношения поэта к литературе.
Об аналитическом уме говорит, например, увлечение Н.И.Глазкова шахматами, математикой, его склонность к установлению ассоциативных связей между явлениями. Даже пристрастие к языковой игре является признаком доминирования левого полушария, отвечающего за анализ воспринимаемых образов [Сахарный, С.65-68].
В стихотворных текстах аналитизм глазковского мышления проявился, в частности, в активном использовании числительных: «Мне исполнилось двадцать семь, Но если прибавить и вычесть, То это правильно не совсем, Потому что годов мне не больше, чем семь, И не меньше, чем двадцать тысяч...»[13, С.416]; «Верю в счастье человека И надеюсь на авось. Пропадай моя телега, Все четыр...надцать колес!» [13, С.450].
Рассказывают, что на чью-то удачно найденную рифму «Учусь у чувств» Н.И.Глазков моментально ответил: «Учисьу числі».
Описательные и повествовательные контексты в его стихах носят, как правило, упрощенный, схематичный характер и отнюдь не изобилуют образными языковыми средствами. Как сказал сам поэт, «то, что описательно, то не обязательно». Наиболее яркие, выразительные тексты поэта построены как рассуждение с актуализированными причинно-следственными связями: «Поглядеть велит сам бог нам На сирень перед окном, Потому что передохнем, Если не передохнем!» [13, С.466].
Часто складывается впечатление, что поэта больше интересует не смысловой эффект, результат от использования поэтического приема, а сам прием, модель языковой игры, а смысл вроде бы рождается сам по себе, как естественное проявление удачно найденной формы. «Недостаток - То, что плохо? Нет! Остаток Хорошего былого» [13, С.468], - по созвучию найдена формула, и каждый из читающих задумается и поймет ее немного по-своему.
В этом можно увидеть обнажение базового, глубинного свойства
поэтического языка: эстетически значимой становится сама языковая форма,
многозначность которой должна быть актуализирована, чтобы
стихотворение получило множественность прочтений. И об этом Н.И.Глазков посчитал нужным прямо сказать в простых, но мудрых стихотворных строках, написанных в 70-е годы: «Стихи - не ноги футболиста, Не первоклассника тетрадь - Стихов читать не надо быстро: Их надо медленно читать. Стихи не всякий разумеет, Их проглотить не торопись. Бывает, что стихи имеют Еще второй и третий смысл!» [13, С.337].
Повышенное внимание к схеме, форме, модели приводит к тому, что многие качества лирического героя предстают в упрощенном виде, но и сама способность упрощать становится свойством лирического героя: «Однако к теплу неизведанный путь есть. Я все, что угодно, готов упростить. -За пятьдесят анекдотов пустишь? - И мне отвечают: - Придется пустить»
16 [13, C.358]. Шутливый тон сменяется пафосным звучанием в более позднем стихотворении, но простота остается отличительной чертой героя, хотя само понятие и толкуется более подробно и разнообразно. Речь идет о стихотворении «Примитив»:
Як сложным отношеньям не привык,
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.
Мужик велик. Как богатырь былин, Он идолищ поганых погромил, И покорил Сибирь, и взял Берлин, И написал роман «Война и мир»!
Правдиво отразить двадцатый век Сумел в своих стихах поэт Н.И.Глазков, А что он сделал, - сложный человек?... Бюро, бюро придумал... пропусков! [13, С.227].
Таким образом, в стихах Н.И.Глазкова создан целостный, органичный образ лирического героя, который по своим биографическим, социальным, ценностным, а также внешним чертам очень похож на реального человека. Однако в этом образе поэт сознательно и целеустремленно воплощает традиционные для русской литературы представления о поэте как о самобытном, правдивом (искреннем) человеке -одиноком, не нашедшем признания в современном ему обществе; бунтаре; пророке. В образе лирического героя Н.И.Глазков сознательно воплощает свое понимание природы поэтического творчества.
Естественность образа лирического героя связана, на наш взгляд, не только со стремлением автора отразить в стихах факты своей жизни, не
только с тем, что поэт как бы думал стихами, высказывая в них свою позицию, свою точку зрения, но и с тем, как поэт пользовался словом. Степень проработанности языковых средств, их многогранное взаимодействие даже в рамках одной фразы создают глубинную структуру, благодаря которой образ лирического героя приобретает устойчивость, постоянство, естественность и достоверность.
Периодизация творчества Н.И.Глазкова
Лирический герой Н.И.Глазкова меняется с течением времени: задира, бунтарь уступает место рассудительному, мудрому, склонному к нравоучениям человеку. Для того чтобы понять закономерности в развитии образа лирического героя, необходимо определить этапы творческого пути поэта.
Б.Слуцкий, например, так представляет себе эволюцию творчества поэта: «Новый Глазков не слишком похож на «старого», то есть того -молодого, предвоенного. Молодой был естествен, безрассуден, парадоксален. Нынешний Глазков естествен, рассудителен, здравомыслящ, степенен. Общего осталось очень много - простота, демократизм художественного мышления. Но и очень многое изменилось.
Парадоксальное, «криволинейное» мышление довоенного Глазкова сменилось прямолинейным здравомыслием. Множество бытовых, жанровых картинок, разбросанных по последним книгам поэта, отличается таким же прямолинейным здравомыслием, напоминающим порою великий дидактизм XVIII века. Мораль не упрятывается в глубину басни. Она очевидна. Она наглядна. Однако это действительно мораль. Н.И.Глазков всегда на стороне добра. Он всегда заботится о том простом и хорошем человеке, которого считает своим главным читателем» [Воспоминания, С. 16].
Объективным и глубоким нам кажется анализ творческого пути Н.И.Глазкова, проведенный Д.Самойловым. Он так определяет ступени в развитии образа лирического героя Н.И.Глазкова:
«Первый «игровой» образ Глазкова - «юродивый Поэтограда», поэт хлебниковского толка. Но этот образ недолговечен, ибо Глазков, в отличие от Хлебникова, - поэт быта, жизненной фактуры. ...Образ жителя Поэтограда входит в противоречие с суровым бытом военных дней, и поэт с иронией (уже беспощадной) говорит о себе: «Я сам себе корежил жизнь, Валяя дурака. От моря лжи до поля ржи Дорога далека...».
К середине 50-х годов в творчестве Н.И.Глазкова происходит заметный перелом, обозначенный его первой книгой «Моя эстрада». Эстрадный момент (шуточность) оттесняется не прежним, а новым Глазковым, новым образом, новой игрой. Автор из «великого поэта» постепенно превращается в «великого путешественника». Страстью его становятся путешествия - от самых малых до самых больших...
При всей условности своих поэтических игр Глазков - поэт «фактуры жизни». Он тесно связан с современностью, но не в сфере абстрактных обобщений, а «снизу», в сфере жизненных факторов, и по-своему чутко отражает изменения в самом фундаменте жизни общества и государства. Перемена героя и объекта творчества означает новое ощущение «фактуры жизни» у поэта, всегда избегавшего лобовых решений темы» [Воспоминания, С.399-402].
Лирический герой Н.И.Глазкова со временем меняется, отражая, конечно, процесс взросления самого поэта. Наиболее сильное влияние на поэта оказала Великая Отечественная война. Однако Д.Самойлов обращает наше внимание на множественность и органичность тех причин, которые могли привести к изменению образа лирического героя, среди которых он называет и поиски более широкого читателя, и поиски истины и «правильной» жизни, и поиски новых жанров, а также «множество других факторов, действующих в таинственном сознании поэта» [Воспоминания, С.402]
Очень важно и то, что Д.Самойлов, отмечая очевидные для всех и разительные изменения в творческой манере Н.И.Глазкова, говорит о
единстве образа, создаваемого поэтом: «Диалектика разумного и умеренного всегда лежала в основе глазковского миропонимания... Глазков всегда остается самим собой, как нравственная личность. Меняется отношение поэта к социальной ситуации, к окружающему, меняется расположение его по отношению к жизненным ориентирам, меняется способ применения языковых средств. Но Глазков остается поэтом веры в добро, в развитие, в разум человека, в разумные основания жизни» [Воспоминания, С.З99-402].
Как бы отвечая многочисленным критикам, или упрекавшим (в советское время) Н.И.Глазкова за то, что тот остался в стороне от социальных битв, или (в постсоветское время) усматривавших в этом особую форму протеста против политических и прочих внешних условий существования, Д.Самойлов совершенно справедливо утверждает, что Н.И.Глазков - «поэт не события, а глубинного процесса. Он ищет органику жизни и всегда ощущает ее образно. Главными достоинствами в ранних стихах он называет откровенность и неподдельность. Это приложимо и к поздним его стихам» [Воспоминания, С.403-404].
Опираясь на авторитетные мнения поэтов и критиков, а также на проведенный нами анализ языковых средств создания образа лирического героя, мы выделили три основных периода в творчестве поэта: довоенный период (1937 - 1941гг.); военный (1941 - 1945гг.) и послевоенный период (1945-1979 гг.).
Довоенный период является коротким по времени. Кроме того, среди опубликованных стихов не так уж много тех, которые относятся к довоенному времени. Однако это своеобразный пласт поэзии Н.И.Глазкова, и в этих стихах мы видим образно-тематические и формально-языковые истоки того, о чем поэт думал и говорил в течение всей своей жизни. Как писал в своих воспоминаниях Д.Самойлов, Н.И.Глазков «...явился в конце тридцатых годов «готовым поэтом». Значительная часть написанного им тогда еще не известна читателю. Между тем ранний Глазков необычайно
важен для понимания его образа и пути, достаточно протяженного, отнюдь не однолинейного» [Воспоминания, С.399].
Такого же мнения придерживается и Б.Слуцкий: «... Глазков в свои 22 года был поэтом зрелым. Мы по преимуществу экспериментировали, путались в сложностях. Глазков был прост и ясен. Полная естественность выражения, афористичность, имевшая следствием то, что вся литературная Москва повторяла его строки» [Воспоминания, С. 15].
В 1939 году состоялось рождение «небывализма» - литературного течения, которое было придумано и проповедовалось практически только Н.Глазковым и его однокурсником - Ю.Долгиным. Но у этого литературного направления была программа, были постулаты, были написаны поэтические манифесты. К каждому из правил небывализма - алогизм, примитив, экспрессия и дисгармония - у Н.Глазкова были написаны стихи.
Довоенное бытование его стихов было устным, оно было тесно связано с литературной средой: друзьями, сокурсниками, поэтической молодежью Москвы и теми поэтами старшего поколения, которые вели студии в Литературном институте. Н.И.Глазков пытался что-нибудь опубликовать, но безуспешно.
В 1940-м году появилась и была реализована идея машинописным способом «издать» «Полное собрание стихотворений», в котором было 5 разделов и в который вошло в общей сложности около 180 стихотворений. Структура сборника и названия разделов отражали эволюцию поэта за 5 лет его творческой работы: «Четверостишия», «Мир полуоткрытий», «Предманифестье», «Небывализм меня», «Если я не прав».
Н.И.Глазков этого времени декларативен. Кроме того, в своих стихах он часто обращается к языковым экспериментам, к языковой игре.
Военные и ближайшие послевоенные годы были самыми трудными в жизни поэта. Но именно тогда созданы многие лучшие его произведения.
Изменился сам способ бытия глазковских стихов. Война разбросала друзей, многие из которых оказались на фронте. Н.И.Глазков теперь не
только читал свои стихи друзьям и знакомым, но и пересылал их в письмах. Наверное, во время войны, а не раньше, выработалась у поэта привычка оформлять книжечки «Самсебяиздата» и дарить их друзьям. В это время проявилась одна из своеобразных черт Н.И.Глазкова - привычка постоянно редактировать свои тексты. Калерия Русинова в воспоминаниях приводит замечательные в этом отношении строки из письма Н.И.Глазкова 1944 года: «Переделку своих стихов заканчиваю. В основном переделка заключается в зачеркивании ненужного, лишнего. До войны у меня было 10000 строк. За время войны я написал больше, чем до войны; но к концу 42 года у меня было лишь 8000 строк, а к концу 43 года только 6500 строк. К концу 44 года будет 6-7 тысяч строк, не больше, в том числе 2000-2500 довоенных. Зачеркиваю я правильно и всем поэтам советую поступать со своими стихами точно так же» [Воспоминания, С. 169].
Послевоенный период охватывает более 30 лет. За это время было написано большое количество стихов. Изменилась жанровая структура поэзии Н.И.Глазкова. В связи с разработкой таких жанров, как басня, притча, пародия, появились новые герои, персонажи, но образ лирического героя, на наш взгляд, на протяжении этого времени существенных изменений уже не претерпевал.
Это время замечательно тем, что у Н.И.Глазкова наконец появились
изданные книги. Это не только гонорары и признание общества, в котором
нуждается каждый поэт, это еще и другая форма общения с читателем. Круг
читателей максимально расширяется, и с таким читателем уже невозможно
непринужденно-компанейское общение. Речевое поведение лирического
героя становится этикетно выдержанным. Надо сказать, что Н.И.Глазков на
протяжении всей своей жизни демонстрировал внимательное,
заинтересованное отношение к своему собеседнику, он умел чувствовать
человека. К.Русинова вспоминает, как она в начале 70-х годов, будучи
завучем школы, пригласила Н.И.Глазкова на встречу со
старшеклассниками. Его слушали очень хорошо. Н.И.Глазков не стал читать
школьникам свои пародии, свои иронические стихи, объяснив это так: «Это же дети, зеленая молодежь. Они ведь могут не так понять» [Воспоминания, С. 172]. Поэтому нам кажется, что не столько желание увидеть свои стихи опубликованными, сколько умудренность жизненным опытом и реакция на качественно другую ситуацию общения со своим читателем сделали лирического героя Н.И.Глазкова более рассудительным и менее эпатажным, но не менее полемичным.
Наряду с публикациями, у Н.И.Глазкова осталась возможность и непосредственного поэтического общения с друзьями. Изменились цель и поводы для такого общения: не декларация, не утверждение самого себя в качестве поэта на «вольных» поэтических собраниях, а поздравления, дарственные надписи, поэтические письма, адресованные конкретным людям, - вот что стало содержанием непринужденного поэтического общения в стабильные послевоенные годы. Лирический герой благодаря таким текстам и таким адресатам становится предельно конкретным и ситуативно обусловленным.
Провести четкую границу между разными периодами творчества поэта трудно и даже невозможно, потому что датирование стихотворения иногда является проблематичным. Н.И.Глазков был приверженцем теории сильной строки. Именно на строке - двустишии, четверостишии -фокусировалось его внимание. (Примечательно, что он, например, вел счет написанным и зачеркнутым строкам). Основным, любимым жанром поэта является краткостишие, как он сам его назвал.
Свои удачные строки поэт мог варьировать, бесконечно их редактируя. В строке «Я - вечный твой раб, сумасшедший Глазков» определение менялось: гениальный Глазков, математик Глазков.
Уже найденные, сформулированные строки могли появляться в новых поэмах, благо те носили фрагментарный характер. Создавая новые вещи, Н.И.Глазков нередко уничтожал старые. В «самсебяиздатовских» книжечках 1946 года, по свидетельству А.Терновского, были отрывки из
более ранних стихотворений и поэм, написанных в период с 193 8 по 1941-ый год. Друзья отмечали, что процесс саморедактирования у Н.И.Глазкова мог быть бесконечным.
Такая непрерывная внутренняя работа поэта над своими стихами делает подчас невозможным точное указание даты написания стихотворения.
Мы при анализе языковых фактов опираемся на те даты, которые указаны издателями опубликованных произведений.
Периодизация, на которую мы опираемся в своих наблюдениях над языком поэта, носит до некоторой степени приблизительный, условный характер. Однако связь между языковыми особенностями и временем написания строк существует и бывает настолько очевидной, что позволяет строить предположения о времени написания в том случае, если дата не указана в источниках. В любом случае такая периодизация позволяет нам проследить, как меняется образ лирического героя.
Объектом исследования в кандидатской диссертации являются стихотворные тексты Николая Ивановича Глазкова.
Предмет исследования - языковые средства создания образа лирического героя - центрального в поэзии Н.И.Глазкова, соединяющего в одно целое разнообразные по жанру, композиционной структуре, эстетическим установкам стихи поэта.
Цель исследования - охарактеризовать языковые средства, при помощи которых образ лирического героя приобретает индивидуальные черты, а также проследить динамику представления лирического героя в поэтических текстах Н.И.Глазкова. Задачи исследования:
1. Выявить особенности употребления местоимений, отражающие динамику в развитии образа лирического героя.
Охарактеризовать предикатную лексику в ее отношении личному местоимению я как основному средству обозначения лирического героя.
Определить роль окказионализмов в интерпретации образа лирического героя.
Описать семантические и функциональные изменения, которые претерпевает имя поэта внутри стихотворного текста.
В ходе исследования нами были использованы следующие методы: метод компонентного анализа лексического значения слова, метод оппозиционного анализа, метод интерпретации языкового материала.
Исследование проведено на материале сборников стихотворений поэта: «Моя эстрада», 1957; «Зеленый простор», 1960; «Поэтоград», 1962; «Пятая книга», 1966; «Большая Москва», 1969; «Творческие командировки», 1971; «Незнамые реки», 1975; «Вокзал», 1976; «Неповторимость», 1979; «Избранные стихи», 1979; «Автопортрет», 1984; «Арбат, 44», 1986; «Избранное», 1989.
При цитировании стихотворного текста мы указываем порядковый номер сборника (см. Библиографический список) и страницу.
Положения, выносимые на защиту.
1. В создании образа лирического героя первостепенную роль играет
система личных местоимений, благодаря которой в творчестве поэта
формируется и развивается оппозиция «я - он», «я - другие»,
характеризующая взаимоотношения героя и окружающего мира.
2. Предикатная лексика, сочетающаяся с личным местоимением я,
создает представление о лирическом герое как о личности, стремящейся
осознать роль поэта в современном обществе.
3. Основное качество лирического героя Н.И.Глазкова - быть поэтом -поддерживается творческим отношением к языку, которое проявляется в создании окказиональных слов и грамматических форм.
Гипотеза исследования: образ лирического героя формируется благодаря использованию системы лексических и грамматических средств языка.
Актуальность исследования связана с реализацией коммуникативно-лингвистического подхода к анализу поэтического текста. Актуально и само обращение к творчеству Н.И.Глазкова - предшественника современной иронической поэзии, представителями которой являются В.Вишневский, И.Иртеньев, Д.Пригов и др.. В языке Н.И.Глазкова мы наблюдаем те особенности, которые получили развитие в современной поэзии.
Новизна исследования обусловлена тем, что подробного
лингвистического анализа поэтического творчества Н.И.Глазкова пока не проводилось. Кроме того, нам представляется новым и сам подход к образу лирического героя, опирающийся на систему языковых средств, сконцентрированных вокруг личного местоимения.
Теоретическая значимость исследования заключается в системном описании языковых средств, играющих ключевую роль в создании образа лирического героя.
Практическая ценность работы: собранный материал может быть использован на лекционных и практических занятиях по курсам «Филологический анализ текста», «Морфология современного русского языка», «Словообразование», а также на занятиях, посвященных русской литературе XX века.
Представленный в исследовании подход к анализу поэтического языка может в дальнейшем послужить основой для сопоставления различных идиолектов, так как в центре внимания оказываются универсальные для стихотворного языка слова - я, ты, мы, вы, он, она, они. Использование личных местоимений, так же как и грамматических форм лица, в меньшей
степени, нежели выбор лексико-семантической группы, зависит от сознательного авторского выбора, от времени и литературного направления и потому вскрывает глубинные особенности языковой личности.
Грамматическое своеобразие местоимений
Местоимения занимают особое положение в системе знаменательных частей речи. Критерии, по которым они объединяются в особую часть речи, отличаются от основных критериев классификации частей речи в современном русском языке.
Общепринятым в современной лингвистике считается положение о том, что «части речи выделяются и характеризуются по совокупности четырех признаков: 1) категориально-семантического значения; 2) набора морфологических категорий (форм словоизменения); 3) способов словообразования; 4) способов синтаксического функционирования» [Золотова, 2004. С.39].
В отличие от других частей речи местоимения не обладают единством грамматических признаков, что делает проблемным само существование такой части речи, как местоимение, так как при традиционном понимании местоимений нарушается единство критериев классификации грамматических классов слов.
В работах В.В.Виноградова обосновывается узкое понимание местоимений: класс местоимений ограничивается местоимениями-существительными, поскольку только они обладают своеобразным набором грамматических признаков: «местоимения у нас грамматически уже не обособлены от других частей речи, а распределились по разным грамматическим категориям. Таким образом, понятие местоименности в современном языке - понятие лексико-семантическое. Большая часть древних местоимений вросла в систему других грамматических классов. Лишь небольшая группа слов я, ты, он (-а, -о, они), мы, вы, себя, кто, что, кто-то, что-то, кто-нибудь, что-нибудь, некто, нечто, никто, ничто, кое-кто, кое-что сохраняет яркие признаки своего грамматического своеобразия, своей грамматической изолированности, не слившись с категорией имен существительных» [Виноградов, 1986, С. 271-272]. Эта точка зрения представлена и в «Русской грамматике». [Русская грамматика. С.457,531]
Однако грамматическое разнообразие в классе местоимений тесно взаимодействует с единством их лексического значения. Традиционно местоимение определяют как «слово, указывающее на лицо, предмет или признак, но не называющее их» [Русский язык. Энциклопедия. С. 13 8]. По словам Н.А.Янко-Триницкой, «местоимения - это разряд слов, выделяемый на основании своеобразного отношения значения слова к выражаемому понятию. Местоимения выражают весьма общие понятия с различной, но обязательной конкретизацией этих общих понятий в речи, в зависимости от контекста или ситуации» [Янко-Триницкая, С.68]. Общность лексического значения позволяет рассматривать местоимения как единый лексико-грамматический или лексико-семантический класс слов, то есть все-таки как единую часть речи.
В лингвистической литературе встречается еще один, на наш взгляд -очень интересный, подход к квалификации местоимений: «...Местоимения как часть речи нельзя ставить в равноправное положение с другими частями речи: местоимения являются своеобразной «суперчастью речи», как бы стоящей выше над всеми другими частями речи, в чем и заключается их специфический функционально-грамматический статус» [Современный русский язык, 1989, С. 111].
Предикатная лексика: понятие, классификации
Образ лирического героя конструируется поэтом с помощью предикатной лексики, характеризующей местоимение я.
Под предикатом мы понимаем «...признак, приписываемый субъекту... в определенном временном и модальном плане, т.е. то, что высказывается о предмете мысли. Предикат большей частью совпадает со сказуемым или группой сказуемого» [Русский язык, С.225].
Сам термин предикат заимствован лингвистикой из логики: субъект и предикат являются компонентами логического суждения. В лингвистике слово предикат входит в разные терминологические системы: субъект и предикат выступают как компоненты семантической структуры предложения; как категории гносеологической грамматики противопоставлены имена и предикаты в монографии Ю.С.Степанова «Имена. Предикаты. Предложения»; предикатная лексика противопоставляется предметной в лексико-семантическом плане. Благодаря развитию в первую очередь семантического синтаксиса термин предикат нашел широкое применение в лингвистике, получил множественность прочтений и оброс словообразовательными связями. Активно используются такие дериваты данного термина, как предикативность, предикативные (связь, значение), предикативы, предикатное значение, предикация и т.д.
Само слово предикат может выступать в качестве синонима к терминам предикативный признак и предикатное слово (слово с предикатным лексическим значением).
В силу указанных причин термин предикат позволяет обратиться к разным аспектам лингвистического анализа: к лексико-семантическому, морфологическому (основным морфологическим способом выражения предикативного значения является глагол и его грамматические признаки) и синтаксическому. Основой для понимания данного термина является понятие предикативного признака.
В «Русской грамматике» предикативный признак рассматривается в качестве обязательного компонента семантической структуры предложения: «Единицы значения, формирующиеся на основе взаимного действия синтаксических значений членов предложения и лексических значений слов, называются категориями семантической структуры предложения, или его семантическими компонентами... Центральными категориями семантической структуры предложения являются: 1) предикативный признак, т.е. признак, выявляющийся в объективно-модальном плане: во времени и в том или ином отношении к действительности; эта категория реализуется как «действие» или «состояние» (понимаемые в самом широком смысле); 2) субъект - производитель действия или носитель состояния и 3) объект - тот предмет (также в широком смысле), на который направлено действие или к которому обращено состояние» [Русская грамматика, С. 124].
Особо отмечается возможность совпадения или несовпадения формального членения предложения на главные и распространяющие члены предложения и членения предложения на семантические компоненты: «Предложение Человека охватила радость грамматически членится на три элемента, а семантически оно организуется двумя компонентами, причем грамматические и семантические характеристики падежных форм не совпадают: значение субъекта заключено в форме человека, а значение состояния - в соединении охватила радость. В семантической структуре предложений Ученого не удовлетворил результат; Слушателей настораживает ответ зависимое имя в форме вин.п. со знач. грамматического объекта также заключает в себе семантический субъект. Подобные несовпадения грамматического и семантического строения предложения столь же нормальны, как и случаи совпадения такого строения, - например, в предложениях Поезд опаздывает, Творить значит дерзать, Времени не остается, Подморозило» [Русская грамматика, С. 125]. В «Русской грамматике» определяются способы выражения семантических компонентов. Так, предикативный признак обязательно должен быть выражен с помощью главного члена двусоставного или односоставного предложения, а субъект может быть выражен не только формой Им.п. субстантива, но и формой косвенного падежа, которая в традиционной лингвистике трактуется как дополнение, т.е. второстепенный член предложения: Писем не приходило; Меня знобит; Ему не с кем поговорить; Лодку перевернуло волной. [Русская грамматика, С. 126-129].
Как видим, категория предикативного признака в трактовке «Русской грамматики» вбирает в себя языковые характеристики разных уровней: семантика структурной схемы предложения (морфологические характеристики компонентов и их типовые значения) взаимодействует с лексико-семантическими особенностями реальных словоформ, замещающих синтаксические позиции. Для того чтобы выступить в качестве обозначения предикативного признака, слово должно обладать предикатным значением.
Имя поэта как средство индивидуализации лирического героя
Общеизвестны слова Тамары Сильман о том, что «лирика по изначальной своей установке безымянна. Лирическому герою, исходя из глубины и конкретной единичности изображаемой ситуации, нет надобности называть ни себя, ни кого бы то ни было из участников лирического сюжета по имени». [Сильман, С.37] Однако роль имени собственного в художественном тексте, и в частности - в лирическом стихотворении, трудно переоценить. Все активнее лингвисты обращаются к изучению функционирования имени собственного в поэтическом тексте. Глубокий и последовательный лингвистический анализ этой проблемы представлен, например, в статье О.Г. Ревзиной «Собственные имена в поэтическом идиолекте М.Цветаевой». [Ревзина, 1991] Одним из наиболее ярких показателей этого интереса является создание словаря собственных имен в поэзии.[Григорьев, 2005]
Имя собственное, как и личное местоимение, приобретает свое конкретно-денотативное значение в процессе коммуникации. «Имя собственное, - по словам В.А.Кухаренко, - удивительный языковой знак.
Обладая выделительной силой, оно указывает на один конкретный объект, но не классифицирует его, не относит к разряду идентичных объектов». [Кухаренко, С. 101] Имя собственное символизирует единство слова и названного им предмета, так как общей функцией имен собственных является обозначение одного предмета (а не класса предметов), выделенного из ряда однородных. Индивидуализация образа немыслима без присвоения ему имени.
«Вопрос о содержательной стороне имени собственного, решаемый в плане парадигматики, - продолжает рассуждать В.А.Кухаренко, - приводит к справедливому выводу о том, что в языке, в изолированном состоянии, оно денотативного значения не имеет, собственным референтом, закрепленным в общественном сознании, не располагает, и поэтому характеризующей силы лишено... Однако в речи имя собственное наполняется содержанием, которое включает все знания коммуникантов о называемом объекте, различающиеся полнотой качественной и количественной информации, но обязательно включающие субъективное отношение к референту». [Кухаренко, С. 101 -102]
В поэзии начала 20 века сложилась традиция использования имени автора внутри поэтического текста. Общеизвестны строки С.Есенина, В.Маяковского, М.Цветаевой с прямым указанием имени поэта как непосредственного участника лирического сюжета.
В этом плане Н.Глазков является продолжателем В.Маяковского.
В одной из пародий на свое собственное творчество поэт писал: «5 каждом томе, словно в доме Для стихов, Обитателей нет, кроме Как Глазков» [13, С.420]. В произведениях любого периода - довоенного, военного, послевоенного - используется фамилия поэта как средство идентификации лирического героя:
Глазков - это реальное имя поэта. Его использование в тексте создает иллюзию полного совпадения автора и его лирического героя. Однако, став элементом поэтического текста, имя приобретает эстетическое значение.
В раннем творчестве поэт пытается обыгрывать свое имя, включая его в систему изобразительных средств. Характерный эпизод описывает в своих воспоминаниях Б.Шахов: «Как-то Илья Сельвинский дал на семинаре задание подыскать рифму к слову «Казбек». Коля предложил две рифмы: «Абрикос бы, эх!» и «Глазков», поскольку Глазков рифмуется с любым словом» [Воспоминания, С.71]. Несмотря на шутливость обоснования рифмы, в нем определена позиция молодого поэта - относиться к своему имени как к абсолютизированному средству языковой выразительности.
«С чудным именем Глазкова Я родился в пьянваре, Нету месяца такого Ни в одном календаре» [13, С.349], - в этих строках достоверность имени оттеняет по контрасту вымышленное название месяца, имеющее сугубо оценочное значение. В 1939 году написана «Пародия на пародию»: «Я Николай Глазков, Иванович - отчество; Самореклама — таков Стиль моего творчества». В этом четверостишии важна попытка вписать свое полное имя в стихотворный размер, в интонацию стиха. В другом четверостишии автор находит метафорические связи своего имени и имени своего святого: «Я не гегельянец, Но я генийльянец. Николай Чудотворец, Император страниц» [13, С.384].
