Содержание к диссертации
Глава III. Прямое-кривое 114
Заключение 152
Литература 157
Введение к работе
Обращение к проблеме топологических оппозиций в романах Ф.М. Достоевского диктуется многими причинами. Пространственные аспекты вообще были значимы для писателя; многие размышления, содержащиеся в его дневниковых записях и отраженные в переписке, касаются проблемы топоса. Его романы обладают, как показал М. Бахтин, совершенно особой организацией не только времени, но и пространства. По этой причине в литературе о Достоевском художественное пространство часто становится объектом изучения (М.М. Бахтин, В.Н. Топоров, Ж. Катто, Р.Я. Клейман, Л.В. Карасев, В. А. Подорога1 и др.).
Проблема пространства всегда являлась актуальной для представителей разных наук. Понятие пространства обращает нас внутрь бытия культуры, к органическим связям, образующим её целостность и формы её бытования, которые не исчерпываются произведениями искусства и обслуживающими его институтами. Многих представителей различных философских школ интересовал вопрос местопребывания человека, его окружение, положение относительно других физических тел.
Интерес к пространству возник еще со времен античности, в частности, Аристотель впервые ввел понятие «ho topos». Аристотель видел топос, прежде всего, в месте нахождения того или иного объекта. Философ приписывал месту некую силу, представлял «чем-то особенным и трудным для понимания». Место, или пространство, по Аристотелю, не есть ни форма, ни материя, ни промежуточное пространство, а «граница объемлющего тела по отношению к объемлемому». То есть место есть не столько пространство, сколько граница,
Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1979; Топоров В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М., 1995. — С.193-258; Катто Ж. Пространство и время в романах Достоевского // Материалы и исследования.- Л, 1978.- Т. 3. - С. 41-54; Клейман Р.Я. Лейтмотивная вариативность времени-пространства в поэтике Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. — СПб., 1997. - Т. 14. — С. 71-76; Карасев Л.В. О символах Достоевского // Вопросы философии. - 1994. № 10. - С. 90-111; Подорога В. Феноменология тела. - М., 1995.
своего рода неподвижный сосуд, отделимый от вещи, границей, которой он является.1
Предметом особого внимания пространство явилось для представителей
школы философского анализа, возникшей на основе феноменологии и
фундаментальной онтологии. В сфере феноменологии тема «наша Земля» как
жизненный мир для человечества, живущего одним сообществом, где можно
«понять друг друга» в общении, долженствующем вообще проходить через
относящиеся к нашей Земле вещи, была заявлена Гуссерлем в
«Фундаментальных исследованиях феноменологического истока
пространственной природы». Единство Земли как топоса в данной работе основывается на единстве и единичности темпоральности, «базисной формы», «формы всех форм». Это единое время есть единственная форма всякой индивидуальной предметности. Любой опыт друг друга понимающих индивидов, по Гуссерлю, стоит во временной взаимосвязи, укоренной в едином времени. Любое движение осуществляется на Земле или по Земле, от нее и к ней. Сама Земля в ее изначально представленном виде не движется и не покоится; относительно нее самой покой и движение, с точки зрения Гуссерля, впервые обретают смысл. Лишь затем Земля «движется» или покоится как и все небесные тела. Земля, по мнению философа, предшествует всякому телесному объекту как почва,.как «здесь» своего относительного проявления. Поэтому наука о пространстве, согласно Гусссерлю, существует лишь в той мере, в какой точка отсчета этой науки не есть в пространстве.
Взгляды на топологию другого представителя современной философской школы М. Хайдеггера, несмотря на его связь с феноменологией, существенно отличаются от тех, что выражены у Гуссерля. Физическое пространство Хайдеггер определяет как однородную, ни в одной из возможных точек ничем не выделяющуюся, но по всем своим направлениям равноценную, чувственно не воспринимаемую разъятость. В физическом пространстве находят своё
1 Аристотель. Физика // Философы Греции основы основ: логика, физика, этика. - Харьков, 1999.
2 Гуссерль Э.Феноменология внутреннего сознания времени // Гуссерль Э. Собрание сочинений. — М., 1994. —
Т. 1.
место и произведения искусства. Существенным в рассмотрении пространства Хайдеггером является понимание того, что пространство не дано, а производимо. В качестве главного признака пространства Хайдеггер выделяет «простор», выходя, таким образом, в размышлениях о пространстве из чисто физического уровня. В своей работе «Искусство и пространство» он подчеркивает первичность способности пространства к наполнению. Пространство, по мнению мыслителя, несет с собой открытость для человеческого поселения и обитания, что обусловлено самим словом «пространство» - «простираться». Причем открытость здесь понимается динамически как постоянная открываемость или освобождение мест, в которых судьбы обитающего человека рассматриваются в масштабе соответствия или несоответствия событиям мира. Пространство, по Хайдеггеру, таит в себе возможность действия.
Предельно широкий взгляд Хайдегтера на пространство позволяет увидеть в нем (пространстве) не какую-то инертную форму, а структуру, производящую местность в игре мест, то есть местообразующий процесс. При этом местность здесь — это не просто игра мест (или вещей, так как вещи сами суть места, а не только объекты, принадлежащие определенному месту) или область, где разыгрывается собирание вещей и происходит их событие, осуществляемое только благодаря их взаимному действию друг на друга, но это также событие, в ходе которого сбывается и человек.
Отец П. Флоренский так же, как и М. Хайдеггер, исходит из «проектирующего» действия, но, в отличие от Хайдегтера, проектирующее действие распространяется не столько на мир, сколько на самого человека. Созидательное существо человека Флоренский видит как в действии порождения «орудий», так и в «соборном» взаимодействии «сочиняющих» друг друга людей. Тема соборности соотносится с социально-топологической проблематикой - проблематикой совместности. Рассмотрение структуры
1 Хайдеггер М. Искусство и пространство // М. Хайдеггер. Время и бытие. - М., 1993.
2 Флоренский П. А. У водоразделов мысли. Соч.: В 2 т.Т. 2. М, 1990.
I*
б соборности приобретает в работах Флоренского двойную перспективу: с одной стороны, она рассматривается в качестве социального единства, с другой стороны, она рассматривается в качестве онтологического образования, что, в конечном итоге, приводит к вскрытию ее социально-топологического содержания.
В рамках традиции, развиваемой Флоренским и Хайдеггером, М. Мерло-Понти1 связывает пространство с человеком и с его восприятием. По мнению Мерло-Понти, основополагающим звеном в изучении пространства является сам человек. Пространство подчинено субъективности восприятия конкретного индивидуума. Таким образом, на первое место в топологии выводится телесность, то есть расположение объектов относительно тела субъекта. Причем, характеристика местонахождения самого субъекта будет лежать в области его собственного восприятия этого места.
В современной отечественной философии проблема топоса представлена в работах В. Подороги, который использует понятие топографического пространства с целью обсуждения метафизической проблематики тела и телесности. Исследователь отмечает: «Евклидово пространство есть модель перспективного бытия, пространства без трансценденции, позитивного, сетка прямых, параллельных друг другу или перпендикулярных трём измерениям, которая отвечает за возможные места наложения... Топологическое пространство, напротив, — среда, ограниченная отношениями близости, свёртывания и т.д. — есть образ бытия, которое, подобно цветовым пятнам Клее, является одновременно более древним, чем все, и словно только рождённое, существующее «первый день». Именно второй вариант особенно интересен для нас в связи с исследованием художественного пространства в романах Достоевского. В. Подорога отмечает также, что «топологическое пространство вводится для описания действующей плоти мира», в которую,
1 Мерло-Понти М. Пространство // Интенциональность и текстуальность. - Томск, 1998.
добавим, вливается и художественное творчество, ибо «перцептивная плоть» — определяет собой всё поле чувственности .
В. Подорога, помимо общего изучения пространственных моделей, согласно внутренней логике его суждений, и сам обращается к анализу художественного пространства произведений Достоевского. Исследователь отмечает, что мир Достоевского избыточно наполнен регрессивными телами, то есть телами, устремленными к нулевым состояниям телесности, — регрессирующими от нормальной телесной практики, как в абсолютную мощь, так и в каталепсию — максимальные и минимальные проявления жизненной энергии. Тела, описанные Достоевским, по мнению В. Подороги, — это тела, демонстрирующие опыт предела, порога, границы, опыт перехода из одного состояния в другое, из сжатого и спертого пространства в открытое и безграничное. Эти тела «без кожи, тела как раны», тела особой чувствительности, которые оказываются не защищенными перед «громадой» социального пространства и которые стремятся укрыться от него, если вообще не рождаться в нем. В. Подорога, описывая «телесную машину» Достоевского, ставит во главу угла понятие «порога», рассматривая его как минимальную «теперь-точку», что продолжает традицию, идущую от А. Бергсона и феноменологии Э. Гуссерля4. Существенное звено в понимании порога В. Подорогой состоит в том, что исследователь, идя несколько дальше Бахтина, представляет его не просто как ситуацию выбора, лиминальности, внутреннего диалога, но как нахождение в один и тот же момент и в допороговом, ив послепороговом состоянии. Тело «становится пороговым, т.е. таким телом, которое деформировано тем, что совмещает или может совмещать в себе два вида пространств ... и может быть одновременно внутри и вне каждого из этих подпространств, быть телом и допороговым, и послепороговым»5. Важно отметить, что порог при этом понимается именно пространственно;
1 Подорога В.А. Метафизика ландшафта. - М., 1993. - С. 253.
Подорога В. Феноменология тела. - М, 1995.-С. 55.
Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Бергсон А. Собрание сочинений. — М., 1992. Т. 1. 4 Гуссерль Э.Феноменология внутреннего сознания времени.
Подорога В. Феноменология тела. — С. 54.
временность, как нахождение в точке движущегося настоящего, присуща лишь событию перехода из одного подпространства в другое.
В литературоведении объектом исследования становится не просто территория обитания человека и способ ее организации, а все это в обстоятельствах, создаваемых автором под влиянием собственных взглядов и восприятия мира. Поэтому изучение топологии художественного произведения зачастую заставляет обращаться к феноменологической методологии, позволяющей преодолеть объективистские и натуралистические тенденции в рассмотрении данной проблематики, а также сделать выводы относительно творчества того или иного писателя, выявить общие черты для литературного текста в целом.
Воспринимая художественное пространство как «континуум, в котором размещаются персонажи и совершается действие»1, а главное, как «модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений»2, следует помнить, что всякое противопоставление типов топоса призвано воздействовать, в первую очередь, на восприятие. М. Бахтин писал, что «художественные смыслы <...> не поддаются временно-пространственным определениям. Более того, всякое явление мы как-то осмысливаем <...>. Это осмысление включает в себя и момент оценки. <...> Здесь же нам важно следующее: каковы бы ни были эти смыслы, чтобы войти в наш опыт <...>, они должны принять какое-либо временно-пространственное выражение, то есть принять знаковую форму, слышимую и видимую нами <...>. Без такого временно-пространственного выражения невозможно даже самое абстрактное мышление. Следовательно, всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов»3. Таким образом, топос в
Лотман Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Ю.М. Лотман. Избранные статьи в 3-х т.-Таллин, 1992.-T.1.-C.418 2Там же.-С. 414.
3 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // М.М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. - С.406.
художественном тексте и его модификации можно рассматривать как знак, подлежащий последующей расшифровке.
Как во всяком искусстве, в литературном произведении пространство нередко отклоняется от геометрических форм, приобретая особенное качество, благодаря которому становится художественным.1 По мнению В.Н. Топорова, «проблема соотношения пространства и текста не решается одинаково для всех видов пространства и особенно всех видов текста. Наиболее ценным (и одновременно наиболее сложным) представляется определение этого соотношения, когда речь идет о текстах «усиленного» типа (именно такими являются тексты Достоевского.. — Т.И.) - художественных, некоторых видов религиозно-философских, мистических и т.п. Таким текстам соответствует и особое пространство, которое, перефразируя известное высказывание Паскаля, можно назвать «пространством Авраама, пространством Исаака, пространством Иакова, а не философов и ученых», или мифопоэтическим пространством. Именно оно наиболее резко противостоит геометризованному и абстрактному пространству современной науки, имеющему и свой «стандартно-бытовой» вариант в представлениях о пространстве, свойственных значительной части современного человечества».2
В литературе, посвященной исследованию пространственных аспектов поэтики Достоевского, наибольшее внимание уделяется хронотопу порога. М. Бахтин охарактеризовал данную категорию следующим образом: «Такой, проникнутый высокой эмоционально-ценностной интенсивностью, хронотоп как порог; он может сочетаться и с мотивом встречи, но наиболее существенное его восполнение - это хронотоп кризиса и жизненного перелома. Самое слово «порог» уже в речевой жизни (наряду с реальным значением) получило метафорическое значение и сочеталось с моментом перелома в жизни, кризиса, меняющего жизнь решения (или нерешительности, боязни переступить
1 Различие художественного и геометрического пространства отмечали Б.В. Раушенбах, Л.Ф. Жегин и др. См.
об этом: Раушенбах Б.В. Пространственные построения в древнерусской живописи. - М, 1975; Жегин Л.Ф.
Язык живописного произведения., М, 1970; Повилейко Р.П. Симметрия в технике // Принцип симметрии.
Историко-методологические проблемы. - М., 1978. - С. 335 - 351.
2 Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. — М., 1983. - С. 229.
порог)».1 В этом русле лежат исследования Д. Арбан, В. Подороги, В.В. Иванова2 и других.
Любая пространственная характеристика с семантикой пороговости предполагает необходимость движения тела героя к выходу из такого состояния. Об этом вскользь говорила О.Г. Дилакторская, показавшая на примере петербургских, повестей Достоевского, в частности, буквальность словоупотребления идиомы «ни жив ни мертв» как характеристики состояния героя в пороговой ситуации3. Отсутствие внутреннего покоя нередко выражается на топологическом уровне постоянными передвижениями героя. Ж. Катто в работе «Пространство и время в романах Достоевского» отмечал связь топоса с внутренним состоянием героя: «Пространство, в котором существует герой, является и его переживанием в глубоком смысле этого слова. Герой Достоевского видит мир в рамках своих действий. Герой движется, бродит по городу, но взгляд его задерживается при этом только на предметах и существах, непосредственно связанных с его размышлениями, с его личными проблемами». Таким образом, герой принимает в свое внутреннее пространство только те реалии внешнего мира, которые для него актуальны в данный момент.
По мнению Ю.М. Лотмана, «связь между типом окрестностей и топологией может быть истолкована как отношение обусловленности между моделью культуры, картиной мира, с одной стороны, и типами сюжетов с другой»5. На языке пространственных отношений эти понятия будут выражаться средствами ориентированности пространства. Если тип членения воспроизводит схему конструкции мира, то понятия «верх <- низ», «правое «-левое», «концентрическое <- эксцентрическое», « по сю <-> по ту сторону
'Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - С.403.
Арбан Д. Порог у Достоевского (тема, мотив, понятие) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. — Л., 1976. — С. 19 - 29; Полорога В. Феноменология тела; Иванов В.В. Достоевский: поэтика чина // Новые аспекты в изучении Достоевского. Сборник научных трудов. - Петрозаводск, 1994. — С. 67-100. 3 Дилакторская О.Г. Петербургская повесть Достоевского. — СПб, 1999. - С. 165.
Катто Ж. Пространство и время в романах Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 3. — Л., 1978. —С. 51.
Лотман Ю.М. О метаязыке типологических описаний культур. // Ю.М. Лотман. Избранные статьи: В 3 т. -Таллинн, 1992. - Т. 1. - С. 404.
11
границы», «прямое «- кривое», «инклюзивное «-> эксклюзивное» моделируют
оценку»1. Майер Шапиро в работе «К проблемам семиотики визуального
восприятия» также отмечает очевидную оценочную значимость
«экспрессивных качеств широкого и узкого, верхнего и нижнего, левого и правого, центрального и периферийного, краев и остального пространства» .
Представленная исследователями семиотической школы бинарность пространственной организации была взята нами за основу для рассмотрения пространственных оппозиций в художественном пространстве романов Достоевского.
Под топологическими оппозициями мы понимаем актуальные в мире Достоевского некоторые бинарные пространственные категории. Наиболее интересными для исследования нам представляются бинарные пространственные пары верх-низ, правое-левое, пустое-заполненное, прямое-кривое, симметричное-асимметричное. Проблема верха-низа получила наиболее широкое освещение исследователей, в то время как изучение остальных оппозиций носит опосредованный разрозненный характер. Тем не менее, оппозиции правого-левого, пустоты и заполненности, прямого и кривого представляют собой достаточно значимую сторону характеристики пространства романов Достоевского.
Топологические оппозиции правого-левого, пустоты-заполненности, прямого-кривого являются наиболее репрезентативными в пространственном поле в романах Достоевского, а также наиболее универсальными в ракурсе онтологического исследования.
Ранее в исследованиях, посвященных пространству романов Ф.М. Достоевского, не был сформулирован вопрос о топологической оппозиции правое-левое, но данная проблема, безотносительно к Достоевскому,
1 Лотман Ю.М. О метаязыке типологических описаний культур. - С. 390.
2 Шапиро М. К проблемам семиотики визуального искусства. Пространство изображения и средства создания
знака-образа// Семиотика и искусствометрия. - М, 1970. - С. 145.
3 См. об этом: Топоров В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами
мифологического мышления. — С. 193-258; Карасев Л.В. О символах Достоевского. - С. 90-111; Лотман Ю.М.
О метаязыке типологических описаний культуры; Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира
(модели пространства, времени и восприятия). - М., 1994; Подорога В.А. Метафизика ландшафта. - М., 1993 и
др.
представляла интерес для философов и нашла отражение в работах таких представителей современной философской школы как М. Мерло-Понти , В. Подорога2, М. Ямпольский3. Более пристальное внимание этих и других авторов привлекала тема центра или середины. Между тем, для мира Достоевского чрезвычайно важно местоположение персонажа относительно середины, по каковой причине мы обратились к теме пространственной оппозиции правого-левого.
Топологическая оппозиция пустоты и заполненности в художественном пространстве романов Достоевского была частично рассмотрена в рамках исследования оппозиции широкое-узкое. Все исследования в этой области лежат в плоскости факта обуженности пространства героев, находящихся в пороговом состоянии, и факта тяготения к выходу в беспредельно широкий топос, символизирующий освобождение. Но это лишь один из аспектов понимания вопроса. Важным представляется не только как и где, пространство сжимает фигуру персонажа, но и чем. Мы рассматриваем оппозицию пустоты-заполненности, используя опыт, накопленный в результате изучения широкого-узкого.
Оппозиция прямого - окольного (кривого) в традиционном понимании представлена парадигмой противопоставления «прямого как равного добру — кривому, являющемуся графическим эквивалентом зла». По мнению Ю.М. Лотмана, «каждому типу разграничения пространства культуры соответствует не менее двух вариантов его ориентирования».6 И часто реализация оппозиции прямого и кривого сопряжена с пространственными перемещениями, на которые проецируется духовный путь героя. Ценными в этом плане можно считать наблюдения Ю.М. Лотмана над пространственными передвижениями героев Гоголя, движение которых «составляет некую линеарную траекторию,
1 Мерло-Понти М. Пространство // Интенциональность и текстуальность. - Томск, 1998. 2Подорога В. Феноменология тела.
3 Ямпольский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). — М., 1998
4 См. об этом: Топоров B.H.. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами
мифологического мышления. — С.193-258; Карасев Л.В. О символах Достоевского. - С. 90-111; Карякин Ю.Ф.
Самообман Раскольникова // Ю.Ф. Карякин. Достоевский и канун XXI века. - М., 1989 и др.
5 Лотман Ю.М. Заметки о художественном пространстве. - С. 453.
6 Лотман Ю.М. О метаязыке типологических описаний культур. - С. С. 406.
внутренне непрерывную, каждый из моментов которой находится в своем особом отношении к окружающему пространству. Появляется путь как особое индивидуальное пространство данного персонажа.... Путь, который пространственно может быть представлен в виде линии, - это непрерывная последовательность состояний, причем, каждое состояние предсказывает последующее. Подразумевается,, что каждое предшествующее состояние должно перейти в одно последующее (другие рассматриваются как уклонения от пути)».1 Данный аспект исследования топоса сопрягается с концепцией хронотопов М.М. Бахтина, в частности хронотопа дороги, где существенным является наличие у героя Достоевского своего индивидуального неизбежного пути2 как средства развертывания характера во времени.
Мотив сворачивания с пути был детально рассмотрен в литературе о Достоевском в связи с семиотическим анализом таких инфернальных пространственных категорий, как переулок и угол3. Однако исследование топологической оппозиции прямого-кривого предполагает более широкий подход к материалу.
Таким образом, отдельные аспекты исследования топологических оппозиций в романах Достоевского были затронуты или частично рассмотрены в литературоведении, но по поводу данной проблемы не только не существует целостного взгляда, но нет и ее четкой формулировки. Именно поэтому исследование топологических оппозиций в романной поэтике Достоевского сохраняет актуальность по сей день.
Предметом нашего исследования стали пять романов Ф.М. Достоевского, так называемое «Великое Пятикнижие». По мере необходимости привлекались ранние произведения, письма, черновые материалы, «Дневник писателя».
Лотман Ю.М. Проблемы художественного пространства в прозе Гоголя. - С. 441.
2 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.
3 См. об этом: Куплевацкая Л.А. Символика хронотопа и духовное движение героев в романе «Братья
Карамазовы» // Достоевский. Материалы и исследования. - СПб., 1992. - Т. 10. - С. - 90- 100; Меднис
H.E.Sacra и inferno в художественном пространстве романов Ф.М. Достоевского // Ars interpretandi. Сборник
статей к 75-летию профессора Ю.Н. Чумакова. - Новосибирск, 1997. - С. 174 - 184.
В качестве ведущего в работе был использован метод структурного анализа. В ряде случаев материал и задачи работы требовали обращения к исследовательским принципам, сформировавшимся в русле семиотики, исторической поэтики, реже - мифопоэтики.
Методологическая база исследования представлена работами по изучению художественного пространства Достоевского, написанными М.М. Бахтиным, В.Н. Топоровым, Ю.М. Лотманом, Р.Я. Клейман, Ю.Ф. Карякиным, а также трудами по поэтике, мифопоэтике, философии, семиотике.
Целью нашей работы является выявление наиболее репрезентативных
для Ф.М. Достоевского топологических оппозиций и определение роли этих
^ категорий в целостной картине мира писателя;
С этим связана необходимость решения нескольких задач:
рассмотреть соотношение правого-левого в динамической модели относительно середины;
проанализировать оппозицию пустота-заполненность в системе сюжетообразующих и характерологических факторов;
рассмотреть топику в связи с прямой-кривой траекторией духовного движения персонажей.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования состоит в
том, что впервые сформулирована и рассмотрена проблема топологических
оппозиций в романах Достоевского. Определено отношение между членами
оппозиций относительно середины, а также рассмотрена динамика героя в
рамках топологической оппозиции, сопряженная с духовным движением
* персонажа.
Выделены и описаны наиболее репрезентативные для романов Достоевского топологические оппозиции, которые могут быть значимы для других авторов и для культуры в целом.
Избранный подход к изучению художественной топики и результаты
работы открывают новые перспективы для изучения поэтики, как
vf Достоевского, так и ряда других авторов XIX-XX вв.
'
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования отражены в докладах на «Конференции молодых ученых» (институт филологии СО РАН, Новосибирск 2001), на «Филологических чтениях» (НГПУ, Новосибирск, 2001), на «Научной конференции молодых ученых» в рамках работы секции философии (НГМА, Новосибирск, 2001), в докладе, прочитанном на аспирантском семинаре (НГПУ, 2002). По теме работы имеется 4 публикации:
Проблемы симметрии-асимметрии в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Аспирантский сборник НГПУ-2001. -Новосибирск: Изд. НГПУ, 2001. - Часть III. - С. 83-93.
Художественное пространство романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» как проекция сознания главного героя // Материалы научной конференции молодых ученых НГМА. -Новосибирск: Изд. НГМА, 2001. - С. 21-26.
3. «Правое» - «левое» в романе Ф.М. Достоевского «Братья
Карамазовы» // Молодая филология 4. - Новосибирск: Изд. НГПУ,
2002.-Часть I.C. 128-138.
4. Сюжетная функция пустоты в художественном пространстве
романов Ф.М. Достоевского // Проблемы интерпретации в
лингвистике и литературоведении. - Новосибирск: Изд. НГПУ, 2003.
— готовится к печати.
Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Библиографический список включает 217 наименований.
V*
