Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Цельность мироощущения и амбивалентность образа автора. Языковые оппозиции 24
Глава 2. Особенности системы образов и их внутренней структуры. Своеобразие сюжетных конфликтов. Образ мира: пространство и время 6І
Глава 3. Трагическое и комическое. Реальное и фантастическое. Специфика драматизма в повестях Платонова 98
Заключение 143
Библиография К 9
- Цельность мироощущения и амбивалентность образа автора. Языковые оппозиции
- Особенности системы образов и их внутренней структуры. Своеобразие сюжетных конфликтов. Образ мира: пространство и время
- Трагическое и комическое. Реальное и фантастическое. Специфика драматизма в повестях Платонова
Введение к работе
А.П. Платонов - писатель с обостренным восприятием жизни, ее трагических и прекрасных сторон. Ему чужда "легкость чувства", которая воплощается в легкости слова: "Как непохожа жизнь на литературу (мальчик в Мелекесе): скука, отчаяние. А в литературе -"благородство", легкость чувства и т.д. Большая ложь - слабость литературы. Даже у Пушкина и Толстого мучительное лишь "очаровательно" . Для Платонова важно не только "вырастание" произведений из житейского "сора" (как говорится об этом в стихотворении А. Ахматовой), но и глубокая, кровная связь с живой тканью жизни, связь на уровне "вещества существования". Такова принципиальная авторская установка, которой пронизаны все его произведения и которая может выражаться, например, в таких парадоксальных высказываниях: "Писать надо не талантом, а "человечностью" - прямым чувством жизни" . Конечно, речь идет не о пренебрежении талантом как творческим Даром, но об "артистической" способности к работе со словом. "Литературность", по Платонову, - вовсе не самое главное в литературе, она уступает "жизненности" в самом прямом и истинном смысле этого слова. А жизнь в то время, когда он жил и творил, отличалась остротой столкновений - в первую очередь социальных, но они становились и психологическими, и философскими, и даже воспринимались как следствие глобального, онтологического переустройства природы (хотя дело здесь, конечно, не только в исторических условиях, но
1 Платонов А.П. Записные книжки. М., 2000. С. 77.
2 Платонов А.П. Государственный житель. Минск, 1990. С. 692.
прежде всего в душевном и духовном "ощущении" мира писателем). В его творчестве "конфликт" в широком смысле слова играет особую роль. Произведения Платонова отличает повышенная напряженность, они наполнены столкновениями и противоречиями; их важнейшей особенностью является парадоксальное сочетание драматизма, противоречивости, конфликтной двойственности... и в то же время цельности в авторском представлении о мире, ясном стремлении к гармонии (если не реальной, то потенциальной).
Исследователи часто цитируют фрагмент из письма, адресованного М.А.Платоновой: "Все хорошо знавшие Андрея Платоновича говорят об одержимости его единой идеей - "идеей жизни", как он сам ее называл. "Мои идеалы однообразны и постоянны, - признавался он в письме жене и самому близкому другу, Марии Александровне. - Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи. Меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения. Именно - опошлять! А если бы я давал в сочинениях действительную кровь своего мозга, их бы не стали печатать".1 Значит, существует некая "сердцевина" творчества Платонова, нечто "самое главное", и суть этого "самого главного" едина и в то же время конфликтна.
Когда речь идет о произведениях этого писателя, понятие "конфликт" приобретает особое значение. Противоположности не только сталкиваются, но и "сливаются", образуя единое целое. На эту особенность указывают многие исследователи. Например, с точки зрения С.Семеновой так выглядит противостояние добра и зла: "...он
1 Семенова С. "Идея жизни" Андрея Платонова \\ Взыскание погибших. М., 1995. С. 6.
<Платонов> никогда не приминет спокойно показать, что за злом стоит несчастье, а еще глубже - отчаяние в спасении от окончательного уничтожения*^...>". Сходную мысль высказал В.Васильев: "В природе, понимаемой широко, включая сюда и человека, нет зла, по А.Платонову, но есть ограничение добра" . Размышляя о повести "Епифанские шлюзы"(1927), исследователь приходит к выводу о своеобразии платоновского драматизма: "В том, как думает А.Платонов о петровском времени и вообще о жизни, нет конфликтов. Самый термин это не платоновский".3 С этим утверждением можно согласиться в том смысле, что при всей напряженности, драматичности столкновений Платонов всегда напоминает о единстве и "родстве" противоположностей. Он считал, что "люди связаны между собой более глубоким чувством, чем любовь, ненависть, зло, мелочность и т.д. Они товарищи даже тогда, когда один из них явный подлец, тогда подлость его входит в состав дружбы"4. Это утверждение, на первый взгляд противоречивое, свидетельствует о том, как мужественно писатель принимает жизнь в самых тяжелых ее проявлениях, как его взгляд на мир охватывает одновременно то, что, казалось бы, абсолютно несовместимо. Конфликт в повестях выглядит чаще всего как антиномия, и при этом ничуть не уменьшается острота противоречий. Понятие "амбивалентность", которое ввел в литературоведение М.М.Бахтин, становится одним из основных при анализе платоновских произведений. Безусловно, столь же важным термином является и "диалог". О своеобразной диалогичности Платонова пишет Л.А.Шубин (в частности, о том, что идеи, высказанные в
1 Семенова С. Преодоление трагедии: Вечные вопросы в литературе. М., 1982. С. 353.
2 Васильев В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1982. С. 152.
3 Там же. С. 86.
4 Платонов А.П. Записные книжки. М., 2000. С.97.
публицистических произведениях 20-х гг., автор передает своим героям1). По мнению исследователя, писатель "изображал не "чужое слово", и не "чужую мысль". Платонов остается как бы внутри изображаемого сознания. <...> речь повествователя, авторская речь в произведениях раннего Платонова стремится, как к своему пределу, к речи героев"2. Что касается такого введенного Бахтиным понятия, как "карнавал", то будто бы о "странном" языке Платонова идет речь в работе Ю.Кристевой "Бахтин, слово, диалог и роман": "Карнавальный дискурс ломает законы языка, охраняемые грамматикой и семантикой, становясь тем самым воплощенным социально-политическим протестом, причем речь идет вовсе не о подобии, а именно о тождестве протеста против официально-лингвистического кода, с одной стороны, и протеста против официального закона - с другой" . Платонов - необычайно свободный писатель, то есть слово в его произведениях прежде всего свободно. Но можно говорить лишь о некотором, хотя и важном, пересечении с отрытыми Бахтиным понятиями, а не о прямом их приложении к повестям Платонова.
В академическом литературоведении конфликт определяется
как "противоположность, противоречие как принцип
взаимоотношений между образами художественных произведений"4. Однако далее значение термина расширяется: "Конфликт организует художественное произведение на всех уровнях - от тематического до концептуального, придавая каждому образу - персонажу, детали и пр.
1 Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования: об Андрее Платонове. Работы разных
лет.М., 1987. С. 8.
2 Там же. С. 196-197.
3 Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман \\ Французская семиотика: От структурализма к
постструктурализму. М., 2000. С. 428.
4 Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 165.
его качественную определенность в противопоставлении всем другим образам"1. Подчеркивается важность конфликта именно для передачи смысла, проникновения в самую сердцевину произведения: "Как бы ни проявлялся конфликт: в событийной коллизии или в смысловой оппозиции, в образах реальных противоречий или концептуально значимом противопоставлении самих образов, - он составляет, как правило, ядро художественной проблематики, а способ и направленность его разрешения - ядро идеи художественной <...> ... конфликт может проявляться <...> иногда и вовсе внесюжетно
в композиционном контрасте, противопоставлении отдельных ситуаций, предметных деталей, изобразительных ракурсов, в стилистической антитезе и пр."
Наиболее полное представление о конфликте дают структурные теории: конфликт - это любая двоичность, бинарность, оппозиция любых двух элементов художественного текста. В системе категорий структурной поэтики " особым видом являются парно-оппозиционные категории (т.н. бинарные оппозиции). Выявление значимых оппозиций того или иного текста (напр., жизнь \ смерть, душа \ тело, добро\ зло, высокое \ низкое, далекое \ близкое, свое \ чужое), индивидуального способа их реализации в художественной целостности произведения, наконец, их снятие - один из важнейших приемов анализа текста с точки зрения структурной поэтики"3. При изучении творчества Платонова необходимо учитывать возможность такого широкого понимания конфликта, т.к. различные противоречия, оппозиции, столкновения - важнейший источник художественного своеобразия его произведений.
1 Там же. С. 166.
2 Там же. С. 165.
3 Там же. С. 428.
Повышенная "конфликтность" произведений этого писателя приводит к появлению множества исследовательских мнений, часто противоположных друг другу. Полемике в современной писателю критике посвящена статья Л.Ивановой "Творчество А.Платонова в оценке советской критики 20 - 30 - х годов" . Сейчас изучение литературы не так связано с идеологией, а выводы исследователей бывают самыми разнообразными и неожиданными. Как пишет Л. Карасев, "у Платонова нетрудно отыскать архетипические схемы, философию русского космизма, шизофрению, коммунистическую веру, безотчетную религиозность, мистический атеизм, влияние "второстепенных" авторов XX века и многое другое"2... Однако неизменным является обнаружение "противоречий"(оппозиций, конфликтов), о которых так или иначе говорится в каждой работе, посвященной творчеству этого писателя.
Книга Л. Шубина "Поиски смысла отдельного и общего существования: об А.Платонове. Работы разных лет" [М., 1987] представляет собой "духовно-творческую биографию писателя" (предисловие С.Бочарова). Шубину принадлежит мысль о том, что идеи, высказанные в публицистике 20-х годов, Платонов "передает" героям своих художественных произведений. Каждая "задушевная мысль" проходит проверку на прочность, становясь как бы репликой в диалоге (Шубин отвечает на замечание Литвина-Молотова об обилии диалогов в "Чевенгуре"(1929): "Дело не в том, как думал Литвин-Молотов, что Платонову не давалось изображение действия. Диалоги преобладали прежде всего потому, что они есть "действие",
1 Иванова Л.А. Творчество А.Платонова в оценке советской критики 20-30-х годов \\ Творчество А.
Платонова. Воронеж, 1970. С. 173 - 192.
2 Карасев Л. Движение по склону (Пустота и вещество в мире А.Платонова) \\ "Страна философов"
Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 1995. С. 5.
подлинное действие произведений Платонова - поиски смысла жизни"1). Таким образом, Платонов сталкивает идеи с жизнью, утопические проекты - с возможностью их реального воплощения. Шубин подтверждает свою мысль наблюдением над стилем: "Показательно, ... что стилистика Платонова - публициста в 20-е годы отлична от стиля Платонова-прозаика. В 30-е же годы стиль Платонова один и для прозы, и для публицистики" . Исследователь отмечает единство авторского слова и слова героев в произведениях Платонова: "По сути дела, он изображал не "чужое слово" и не "чужую мысль". Платонов остался как бы внутри изображаемого сознания <...>. Он сам так думает, как его герои, сам склад его мышления народный"3. Рассматривая творчество Платонова в эволюции, Шубин дает свой "прозаический перевод поэтических идей Платонова", говорит о своем понимании основного конфликта в произведениях писателя: драматичны прежде всего отношения между человеком, призванным спасти мир, и самим этим миром...
Для С.Бочарова главное в произведениях Платонова - сам процесс рождения слова: "Выражение - внутренняя проблема платоновской жизни и платоновской прозы"5. Бочаров раскрывает драматизм на уровне выражения, показывает, как действуют в языке разнонаправленные силы. В частности, он говорит об особом характере метафоры у Платонова: писателя "одинаково характеризует как потребность в метафорическом выражении, так и его опрощенный, буквальный характер, деметафоризация. Таков предмет,
1 Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об Андрее Платонове: Работы разных
лет. М., 1987. С. 197.
2 Там же. С. 196.
3 Там же. С. 196-197.
4 Там же. С. 181.
5 Бочаров С.Г. "Вещество существования" \\ Платонов А.П. Чевенгур. М., 1991. С. 471.
который изображает Платонов и который не является ни чем-то только вещественным, ни чем-то только невещественным. Этот предмет - "вещество существования" . В центре творчества писателя, с точки зрения Бочарова, находится основная "стилевая и смысловая оппозиция": твердое \ мягкое.
Среди парадоксальных оппозиций, существующих в произведениях Платонова, исследователи чаще всего выделяют противопоставление "конкретного " и "абстрактного". Об этой паре противоположных понятий подробно писали Л. Я. Боровой , Т.В.Казарина3, В.А.Свительский4, Е.Толстая-Сегал5. Среди противоположных понятий, важных для проникновения в суть произведений писателя, особое место занимают духовное и материальное ("Дух есть жизнь: вот истина, которой героически противостоит Платонов; чувствуя, что жизнь без тела неполна, умалена, он выбирает тело, но при этом теряет Дух. Может быть, поэтому Христос для него - не Бог-Спаситель душ и тел, а лишь друг и товарищ в революционной борьбе за прижизненное бессмертие"1, -пишет об одной из граней этого конфликта Карасев). Еще одно важное противоречие - живое \ неживое. Эти оппозиции исследовал С.В.Брель в диссертации "Диалектика духовного и материального в прозе Андрея Платонова: Категории "живого" - "неживого" в жанрах научной фантастики и антиутопии)" [ М., 1999]. О таких
'Там же. С. 471.
2 Боровой Л.Я. "Ради радости": (Андрей Платонов) \\ Боровой Л.Я. Язык писателя: А.Фадеев, Вс. Иванов,
М. Пришвин, Андрей Платонов. М., 1966. С. 172-213.
3 Казарина Т.В. Универсально-космическое и личное в романе А.Платонова "Чевенгур" \\Воронежский
край и зарубежье. А.Платонов, И.Бунин, Е.Замятин, О.Мандельштам и др. в культуре XX века:
Материалы международной научной конференции 9-10 октября 1992 г. Воронеж, 1992. С. 35-39.
4 Свительский В.А. Конкретное и отвлеченное в мышлении Платонова-художника \\ Творчество
А.Платонова. Воронеж, 1970. С. 9.
5 Е. Толстая-Сегал О связи низших уровней текста с высшими (Проза Андрея Платонова) \\ Slavica
Hierosolymitana. Vol. IV. 1979. P. 169-212..
противоположных понятиях, как жизнь-смерть, природное-искусственное, живое-мертвое пишет Е.Толстая-Сегал в статье "О связи низших уровней текста с высшими (проза Андрея Платонова)" [Slavica Hierosolymitana. 1978. Vol. 2. P. 169-212]. С.Семенова в книге "Преодоление трагедии: Вечные вопросы в литературе" [М., 1989], рассматривая "некоторые постоянные составляющие" творчества Платонова, "глубинный философский пафос" произведений писателя связывает с темой смерти и воскрешения: "Непостижимость перехода от чуда живой жизни к бездыханному телу <...> притягивает, почти завораживает автора <...> "недолжность" того закона, на котором стоит мир, в человеке острее всего переживается через невозможность принять смерть, уничтожение каждого единственного человека. Детское чувство становится у Платонова образцом и критерием для всех" . Именно чувство вины перед умершими движет платоновскими героями, ведет вдаль платоновских странников... Как и А.Киселев , и Толстая-Сегал4, Семенова разрабатывает тему "А.Платонов и Н.Федоров"5, возводя идею научного воскрешения мертвых к "Философии общего дела". Очевидно, что исследовательница видит в Платонове прежде всего художника со своеобразным видением мира, а не просто последователя Федорова, иллюстрирующего идеи философа. Драматизм жизни для Семеновой заключен прежде всего в противостоянии всего живого и неживого умиранию и распаду. Конфликт берет начало в мире природы, где действует закон всеобщего пожирания и уничтожения: "У Платонова есть взгляд на
1 Карасев Л.В. Движение по склону (пустота и вещество в мире А.Платонова) \\ Вопросы философии.
1985. №8. С. 142.
2 Семенова С. Преодоление трагедии: Вечные вопросы в литературе. М., 1989. С. 333.
3 Об открытии им этой темы см. Малыгина Н. Образы-символы в творчестве А.Платонова \\ "Страна
философов" Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 1989. С. 183-184.
4 Е.Толстая-Сегал. Натурфилософские темы в творчестве Платонова 20-30-х гг. \\ Slavica Hierosolymitana,
1979. Vol. IV. P. 223-256.
5 См. также Teskey A. Platonov and Fyodorov. Amsterdam, 1982.
реальность мира, природу как на прекрасную картину и вечный, слаженный спектакль жизни. Это одно. Но есть и другое: природа как принцип существования, открывающийся нравственному чувству и умному проникновению человека.<...> Как принцип это сила слепая, пожирающая, действующая не только вне, но и внутри ее"1. Семенова также говорит о "слабой силе", но несколько иначе, чем Бочаров: "...сама эта природная сила, губящая человека в голоде, болезни и смерти, в себе самой как будто неуверенная и жалкая<...>"2.
Л.Карасев рассматривает "онтологический" ("вещественно-природный") "слой" в произведениях Платонова: "В платоновских произведениях я буду обращать внимание ... на онтологические схемы действия - на пространства, пустоты, жидкости, тела, предметы и составляющие их вещества" . Основной конфликт в произведениях Платонова заключается в противопоставлении "наличия" и "отсутствия" вещества в мире. Исследователь считает тему детства основной в творчестве писателя, не случайно в героях Платонова так много детских черт. Путь человека лежит не просто "в детство", но в "до-детство", состояние до рождения. "У Платонова смысл смертельности рождения состоит в < следующем - Я.Б.>: пустой огромный мир, куда попадает младенец, оставив к тому же после своего ухода пустоту внутри родившей его женщины, не обещает ничего хорошего. Теперь остается только ждать приближающегося конца, <...> смерти персональной, личной, а не какой-то отвлеченной смерти вообще. Это как раз то, с чем не может смириться Платонов-
1 Там же. С. 324.
2 Там же.
Карасев Л. Движение по склону (пустота и вещество в мире А.Платонова). Вопросы философии. 1995, № 8. С. 123.
страдалец, обозревающий пустые просторы мира с его миллионами разобщенных живых существ"1.
Произведения Платонова постоянно привлекают внимание
исследователей, использующих "мифологический метод" ( В.В.
Агеносов2, В.Ф.Колотаев3, О.В.Лазаренко4, В.В.Мароши5,
О.А.Митина6, Е.Г.Мущенко7, Е.Н.Проскурина8, X. Гюнтер , D.
Bethea10 и др.). Они обращают внимание прежде всего на
"мифологические оппозиции", среди которых особое место занимают
противопоставления, связанные с пространством и временем. Однако
существуют и указания на конфликт Платонова с "мифологическим
сознанием" (например, в книге Н.Г. Полтавцевой"Критика
мифологического сознания в творчестве Андрея Платонова". Ростов н
\ Д., 1977 ). Н.В.Корниенко считает, что в произведениях Платонова
"опровергается именно доминанта мифологического сознания -
"нерасчлененность мышления". Платоновская постановка вечных
проблем как социально актуальных генетически восходит к первому
"моменту", "ступени" именно личностного познания
Карасев Л. Знаки покинутого детства. \\ "Страна философов" Андрея Платонова: проблемы творчества. M., 1994. С. 271.
Агеносов В.В. Идейно-художественное своеобразие романа-мифа А.Платонова "Чевенгур" \\ Писатель и время: Межвузовский сборник научных трудов. М., 1991. С. 58-80.
Колотаев В.Ф. Мифологическое сознание и его пространственно-временное выражение в творчестве А.Платонова. Дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь, 1993.
4 Лазаренко О.В. Мифологическое сознание в антиутопиях XX в. и роман А.Платонова "Чевенгур" \\ Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Воронеж, 1994. Вып. 3. С. 76-82.
Мароши В.В. Роль мифологических оппозиций в мотивной структуре прозы А.Платонова \\ Эстетический дискурс. Семиотические исследования в области литературы: Межвузовский сборник научных трудов. Новосибирск, 1991. С. 144-152.
6 Митина О.А. Миф и символ в жанровой структуре антиутопии А.Платонова "Котлован" \\ Размышления
о жанре. \ Моск. пед. университет. М., 1992. С. 56-66.
7 Мущенко Е.Г. О мифотворчестве А.Платонова \\ Воронежский край и зарубежье. А.Платонов, И.Бунин,
Е.Замятин, О.Мандельштам и др. в культуре XX века: Материалы международной научной конференции
9-Ю октября 1992 г. Воронеж, 1992.
8 Проскурина Е.Н. Поэтика мистериальности в прозе А.Платонова конца 20-х-30-х годов. Новосибирск,
2001.
9 Гюнтер X. О некоторых источниках миллениаризма в романе "Чевенгур" \\ "Страна философов" Андрея
Платонова: проблемы творчества. М., 1993. С. 261-265.
10 Bethea D.The Apocalypse in Russian Literature. N.Y.: Princeton University Press, 1988.
действительности - "первому отрицанию", в содержании которого крайне обострен конфликт "я" и мира ("субъективная тотальность" и "равнодушная" природа)"1. Отношения между человеком и природой в изображении Платонова многими исследователями воспринимаются как сложные и конфликтные. Например, по мысли В.А.Чалмаева, для Платонова характерно особого рода одухотворение природы: "Мораль, а не одна бессознательная жизнь, распространена на всю природу: это уже бесспорный взгляд Платонова на мир" . Противостояние "натуры" и "идеи" составляет сновной конфликт повести "Джан"(1934): "...кажется, что Платонов мог бы бытие пустыни даже и не дополнять душой человека! К концу повести ее бездейственный сюжет вообще ушел в песок (Чагатаев вывел народ из мертвой впадины, но сам стал скитальцем); именно обостренное внимание к внутренней жизни пустыни, к ее "характеру" отчасти и движет повествованием, "натура" властна над "идеей". И все же главным двигателем сюжета в "Джан" остается идея<...>" . Отдельно тема "человек и природа" рассматривается Е.Яблоковым ["Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-30-х годов: (Л.Леонов, А.Платонов, М.Пришвин)". Дис. ... канд. филол. наук. М., 1990].
Всепроникающая двойственность и, как ее следствие, конфликтность, определяющие своеобразие художественного мира Платонова, в различных своих проявлениях стали основной темой статей Т.Н.Беловой ["Художественные принципы контраста и взаимопроникновения образов в романе А.Платонова "Чевенгур" \\
Корниенко Н.В. В мысли о России (К истокам философско-исторической концепции творчества Андрея Платонова) \\ Русская литература. 1985, №1. С. 113.
2 Чалмаев В.А. Андрей Платонов (К сокровенному человеку). М., 1989. С. 9.
3 Там же. С. 393.
Вестник Московского Университета. Сер. 9. Филология. 1999. №5], Т.Никоновой ["Смыслообразующая роль оппозиций в повести "Ямская слобода" \\ "Страна философов" Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М., 2000], М.Дмитровской [Пространственные оппозиции в романе А.Платонова "Чевенгур" и их экзистенциальная значимость \\ Прагматика. Семантика. Грамматика: Материалы конференции научных сотрудников и аспирантов. М., 1993. с. 47-50] и др.
Этот наполненный противоречиями художественный мир находится "в оппозиции" по отношению к действительности в том ее облике, который традиционно воспринимается как "привычный" и "нормальный". О парадоксальности произведений Платонова пишут Иоост Ван Баак [ Парадокс и псевдологика у Платонова (в честь столетия со дня его рождения: 1899 - 1999) \\ Парадоксы русской литературы. Спб., 2001], Кобринский А.А. [ Проза А.Платонова и Д.Хармса: к проблеме порождения алогичного художественного мира \\ Филологические записки. Вестник литературоведения и языкознания. Воронеж, 1994. Вып. 3. С.82-94], Кобозева И.М., Лауфер Н.И. [ Языковые аномалии в прозе А.Платонова через призму процесса вербализации \\ Логический анализ языка. Противоречивость и аномальность текста. М., 1990. С. 125-139].
С другой стороны, О. Меерсон обнаруживает у Платонова "нарочитый отказ от приема остранения"1. Она пишет о "неостранении" фантастического, трагического (смерти и насилия), а также о неостранении в сфере языка. Последнее позволяет показать, как "языковая реальность, неподвластная говорящему, подчиняет его
Меерсон О. "Свободная вещь". Поэтика неостранения у Андрея Платонова. Новосибирск, 2001. С. 8.
себе, становясь устрашающе - "свободной вещью для себя" . Неостранение, основная роль которого состоит в "вовлечении" читателя в круг общения автор-герой-читатель ("Главная цель поэтики неостранения у Платонова - заставить читателя перестать разделять мир на категории "я" и "они". "Мы", а часто даже "я", оказываются все его герои, от бюрократа Пашкина до кулаков и раскулачиваемых" ), парадоксальным образом приводит к отчуждению: "Это подчинение себе субъекта вещью, свободной лишь для себя, а не для него, субъекта, касается не только субъекта говорящего (о ней), но и субъекта читателя, причем касается так же буквально, неизбежно и болезненно, как некогда пресловутые тернии касались чела Того, Кто личным примером призвал нас не отказываться от вовлеченности в чужое страдание и ответственности за чужой грех. Как и тогда, такой призыв, да еще подспудно навязанный писателем читателю посредством тонких литературных приемов, многим кажется невыполнимым. Именно поэтому столь многие считают поэтический мир Платонова непереносимым" .
Наряду с общей "странностью" и даже абсурдностью мира, созданного Платоновым, мы обнаруживаем ряд в полном смысле фантастических сюжетов и образов. Подробное исследование этой грани творчества писателя проведено Е.М. Мамонтовой4. "Стирание границ между возможным и невозможным, реальным и фантастическим - вот что во многом определяет своеобразие его творческой индивидуальности"5, - пишет она о Платонове. Нас будут
'Там же. С. ПО.
2 Там же. С. 38.
3 Там же. С. ПО.
4 Мамонтова Е.М. Фантастика в художественной прозе Андрея Платонова 20-х - 40-х годов двадцатого
века. Дис.... канд. филол. наук. М., 1997.
5 Там же. С. 10.
интересовать прежде всего противоречия , которые связаны с "фантастикой", "фантастическим" и той ролью, которая отводится этим художественным категориям (и соответствующим противоречиям) в исследуемых повестях.
Несоответствие "норме" (этической, эстетической и т.д.), конфликт идеала и действительности часто становится источником комического. Помимо частых упоминаний об особенностях сатиры, юмора, иронии в произведениях Платонова, существуют работы, полностью посвященные этой теме: И.И.Матвеева "Комическое в творчестве А.Платонова 1920-х гг." [ Дис. ... канд. филол. наук. М., 1995.], С.И.Красовская "Поэтика иронии в прозе А.Платонова 20-х годов" [ Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 1995 ].
Ни одно глубокое исследование не может обойтись без упоминания о необычной и таинственной жизни платоновского слова. В качестве главного объекта изучения язык прозы Платонова выступает в работах таких авторов, как Н.Е.Джанаева , Б.Г.Бобылев , М.А.Дмитровская3, Ю.И.Левин4, Т.Сейфрид5, Е.Толстая-Сегал6, А.П.Цветков , И.Я.Чернухина . Исследователи неизменно отмечают "противоречивость" как важную особенность стиля писателя.
1 Джанаева Н.Е. Поэтическая семантика в контексте Андрея Платонова: (На материале повестей 20-х гг.)
Дис.... канд. филол. наук. Алма-Ата, 1988.
2 Бобылев Б.Г. Грамматическая метафора в тексте повести А.Платонова "Котлован" \\ Взаимодействие
грамматики и стилистики текста. Алма-Ата, 1988.
3 Дмитровская M.A. Язык и миросозерцание А.Платонова. Дис.... доктора филол. наук. M., 1999.
4 Левин Ю.И. От синтаксиса к смыслу и далее ("Котлован" А.Платонова) \\ Левин Ю.И. Избранные
труды. Поэтика. Семиотика. M. 1998. С. 392-419.
5 Сейфрид Т. Писать против материи: о языке "Котлована" Андрея Платонова \\ Андрей Платонов. Мир
творчества. М., 1994. С. 303 - 319.
6 Толстая-СегаЛ Е. О связи низших уровней текста с высшими (проза Андрея Платонова) \\ Slavica
Hierosolimytana. 1978. Vol. 2. P. 169-212.
7 Цветков А.П. Подстановка у Андрея Платонова. Дис. ... д-ра филол. наук. University of Michigan, 1982.
Чернухина И.Я- "Инакомерность" логики и слова в художественной прозе А.Платонова. Филол. зап.,
1993. Вып. 1.С. 101-110.
Таким образом, противоречия (оппозиции и т.п.) так или иначе
упоминаются практически во всех исследовательских работах,
посвященных творчеству Платонова. Однако полного и
систематичного рассмотрения этого вопроса не существует.
В теории литературы создана типология сюжетных конфликтов.
Принято выделять "два рода (типа) сюжетных конфликтов: это, во-
первых, противоречия локальные и преходящие, во-вторых -
устойчивые конфликтные состояния (положения)" . Однако
очевидно, что в произведениях Платонова существуют, при расширенном понимании конфликта, различные его типы, и сюжетные противоречия входят в их число. Выявление типологии конфликтов необходимо для того, чтобы составить более ясное представление о той сути творчества писателя, которая представляет собой сочетание драматизма, противоречивости, конфликтной двойственности - и цельности в представлении о мире. Основную "задушевную мысль" Платонова в самом общем виде можно обозначить как осознание драматизма жизни, ее внутренней "надломленности", и поиск путей к совершенствованию мира (стремление к гармонии). В процитированном выше письме Платонов говорит о своих "однообразных и постоянных идеалах"; таким образом, каждое его произведение можно рассматривать как некоторую "вариацию", что не исключает, конечно, своеобразия каждого из них. Исследователи творчества писателя говорят об "общем" для всех произведений сюжете (Н. Малыгина) или "сюжетных схемах" (Л. Карасев), о единой типологии персонажей (Е.Яблоков); и о чем бы ни шла речь - будь то образы, мотивы,
1 Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. С. 217.
2 Платонов А.П. Собр. соч. в 5-ти тт. Т. 1. М., 1998. С. 460. В дальнейшем произведения Платонова
цитируются по этому изданию. Том и страница указаны в тексте.
особенности стиля - это единство подразумевается. "Внешняя открытость платоновского мира, присутствие в нем легко узнаваемых, будто нарочно усиленных мотивов легко могут сбить с толку или, во всяком случае, остановить на полпути, так и не дав добраться до источника этого смыслового разнообразия, которое, впрочем, из-за многочисленных повторов, превращается в своего рода одно-образие, также требующее своего истолкования. Нечто подобное можно увидеть у Достоевского, где одни и те же элементы, настойчиво повторяясь, создают "эмблематический сюжет" или "онтологическую схему", контуры которой проступают во всех его крупных вещах"1, -пишет Карасев. Можно увидеть, как повести "вырастают" из рассказов, и автору важно, чтобы эта связь была замечена - например, в "Эфирном тракте"(1927) на урнах Дома воспоминаний мы вдруг встречаем имена Андрея Вогулова(Вогулов - фамилия героя рассказа "Потомки Солнца"(1922), а здесь он получает имя, причем такое же, как у автора) и Петера Крейцкопфа (рассказ "Лунная бомба", 1926).
Таким образом, можно отметить не только сюжетную и языковую общность, сходство образов и мотивов произведений Платонова, но и единство конфликтов , антитез и противоречий. Поэтому возможно выявить единую (для всего творчества писателя) типологию конфликтов, рассматривая этот вопрос на материале повестей "Эфирный тракт"(1927), "Епифанские шлюзы"(1927), "Город Градов"(1927), "Сокровенный человек"(1927), "Ямская слобода"(1927), "Котлован"(1930), "Ювенильное море"(1930-1931),"Впрок"( 1931), "Джан"(1934) . В необходимых случаях используется также повесть "Хлеб и чтение"(1932) которая была
1 Карасев Л. Движение по склону (Пустота и вещество в мире А.Платонова) // "Страна философов" Андрея Платонова: проблемы творчества. Выпуск 2. М., 1995. С. 5.
опубликована сравнительно недавно, а также другие произведения писателя ("Чевенгур", "Счастливая Москва"( 1933-1936), рассказы, пьесы). Повести занимают особое место в творчестве Платонова; об этом говорит и частое обращение к этому жанру, и художественное совершенство этих небольших по объему и в то же время многоплановых, глубоких по смыслу произведений. Характерные для них жанровые признаки - хроникальность, использование сюжета-путешествия, первостепенное значение языка - оказываются наиболее подходящими средствами воплощения авторского замысла, к которым писатель обращается постоянно, и не только при создании повестей. Вопрос о жанре произведений Платонова не всегда решается однозначно. Тесно связанными оказались повесть и роман: "Хлеб и чтение" является первой частью "Технического романа" ("Жанровое обозначение первой части "Технического романа" -"Повесть" имеется в машинописи семейного архива<...>"' ). Роман "вырастает" из повести ("Происхождение мастера", "Приключение" -"Чевенгур"), следовательно, между этими жанрами существует взаимосвязь: " Можно предположить, что "Ювенильное море" писалось с оглядкой на воспоминания юности, и в поисках Платонова начала 1930-х гг. являлось своеобразной современной проекцией событий повести "Хлеб и чтение", а повесть "Инженеры", текст которой пока не обнаружен, замыкала своеобразную трилогию "технического романа" (прошлое - настоящее - будущее). Возможно, что именно работа над "Котлованом" своей внутренней логикой продиктовала незавершенность "Технического романа", а появившиеся в рамках его замысла повести вошли в своеобразное
1 Корниенко Н. В.. Наследие А.Платонова - испытание для филологической науки // "Страна философов' Андрея Платонова: проблемы творчества. Выпуск 4. М., 2000. С.741.
хранилище памяти "Котлована"1. Вопрос о жанре повести "Котлован", а также таких произведений, как "Эфирный тракт", "Город Градов", "Епифанские шлюзы", "Сокровенный человек" рассматривается в работах Н.В.Корниенко2, М.А.Бежецких3, Е.М.Мамонтовой4, О.А.Митиной5, Н.П.Хрящевой6. В связи с публикацией повести "Джан" развернулась полемика вокруг ее жанра, в которой участвовали Л.Аннинский, В.Дорофеев, В.Турбин, Л.Шубин7. Н.П.Хрящева пишет о том, что"жанровое многоголосие": утопия, миф, ритуал, сказка, притча, маскарад, героическая драма, балаган, трагедия, мистерия, антиутопия - в пределах "дочевенгурского" периода обнаруживает в качестве метаструктурной
основы диалог утопического и антиутопического начал" , - то есть и при определении жанра речь идет о некоторой внутренней напряженности, взаимодействии многих составляющих, иногда противоположных друг другу.
Итак, повести в данной работе рассматриваются как самоценные произведения и в то же время "представляют" все творчество Платонова. Типы конфликтов, существующие в
'Там же. С.741.
2 Корниенко Н.В. Повесть А.Платонова как философско-психологическое единство \\ Целостность
художественного произведения. Л., 1986.
3 Бежецких М.А. Особенности жанровой структуры повести А.Платонова "Котлован" \\ Проблемы
художественнной типизации и читательского восприятия литературы. Стерликамск, 1990. С. 163-164.
4Мамонтова Е.М. Фантастика в художественной прозе Андрея Платонова 20-х - 40-х годов двадцатого
века. Дис. ... канд. филол. наук. М., 1997.
5 Митина О.А. Миф и символ в жанровой структуре антиутопии А.Платонова "Котлован" \\
Размышления о жанре \ Московский пед. университет. М., 1992. С. 56-66.
6 Хрящева Н.П. Кипящая вселенная Андрея Платонова: (Динамика образотворчества и миропостижения в
сочинениях 20-х годов). Дис. ... доктора филол. наук.. Екатеринбург, 1998.
7 Аннинский Л. Восток и Запад в творчестве А.Платонова \\ Простор. 1968, № 1. С. 94-95. Дорофеев В.
Предисловие \\ Платонов Андрей. В прекрасном и яростном мире. Повести и рассказы. М., 1965. Турбин
В. Мистерия Андрея Платонова \\ Молодая гвардия. 1967, № 7. С. 302. Шубин Л. Андрей Платонов \\
Вопросы литературы. 1967, № 6. С. 27.
8 Хрящева Н.П. Кипящая вселенная Андрея Платонова (Динамика образотворчества и миропостижения в
сочинениях 20-х годов). Дис. ... доктора филол наук. Екатеринбург, 1998. С. 344.
произведениях данного жанра, можно обнаружить в стихах, рассказах, романах и пьесах этого автора.
Диссертация состоит из трех глав:
Цельность мироощущения и амбивалентность образа автора. Языковые оппозиции.
Особенности системы образов и их внутренней структуры. Своеобразие сюжетных конфликтов. Образ мира: пространство и время.
3. Трагическое и комическое. Реальное и фантастическое.
Специфика драматизма в повестях Платонова.
Первая глава посвящена своеобразию сложного и одновременно цельного мироощущения Платонова и языковым оппозициям в его произведениях. В главе 2 рассматриваются сюжетные конфликты, а также особенности системы образов и их внутренней структуры, в том числе образа мира в таких его основных категориях, как пространство и время. В третьей главе исследуется соотношение трагического и комического, реального и фантастического, а также анализируются особенности драматизма в повестях писателя. В диссертацию входят также введение, заключение и библиография.
Существенная часть основных положений работы была опубликована в статьях "Типология конфликтов в повестях А.Платонова" ("Третьи майминские чтения". Псков, 2000, 6 стр. ), "Повести Андрея Платонова: цельность мироощущения и
амбивалентность образа автора"("Кафедральные записки. Вопросы новой и новейшей литературы.". М., изд. МГУ, 2002, 12 стр.), "Языковые оппозиции и их роль в повествовании Андрея Платонова" ("Голоса молодых ученых. Сборник научных публикаций иностранных и российских аспирантов-филологов". Вып. 10, юбилейный. М., 2001. 8 стр.).
Апробация работы:
Некоторые результаты исследования были представлены для обсуждения в докладах на Майминских чтениях 2000 г. (Псковский педагогический институт) и на Ломоносовских чтениях 2000 г. в МГУ (тема доклада - "Пространство и время в повестях А.Платонова").
Цельность мироощущения и амбивалентность образа автора. Языковые оппозиции
В платоновских повестях, за исключением "Впрок", мы обнаруживаем повествование от третьего лица. Автор не персонифицирован, он "всеведущ" и "вездесущ", - об этом позволяет судить, помимо формы глаголов, масштаб изображения событий. Мир, созданный Платоновым, - это целая вселенная; в поле зрения повествователя попадает все пространство "среднерусского континента", и в то же время он вместе с героем "созерцает встречные травинки"[1,365]; персонажи часто наделены условными чертами, иногда они выглядят как некие "существа", состоящие из "вещества" и обитающие в условном пространстве, бесконечном, как плоскость в геометрии... Такая позиция повествователя предполагает его отстраненность. Действительно, в повестях Платонова мы сталкиваемся с поразительным спокойствием тона повествования при описании самых страшных событий. Писатель передает "смятение" мира, переживающего сложнейшие катаклизмы (социальные и, по Платонову, природные), сохраняя в самые напряженные моменты "безучастность" интонации авторской речи. Эмоциональная наполненность человеческого страдания противопоставляется простоте и лаконичности словесного выражения: "Стоял шум гибели и жалкий визг предсмертного отчаяния. Женщины хватали ноги мужчин и молили о помощи. Мужчины их били кулаками по голове и спасались сами"[1, 282]. В художественном мире Платонова "полное спокойствие" не противоречит, а соответствует "смертельному страданию" ( " - Ну что, голова! Достиг вселенской мощи -наслаждайся теперь победой! - шептал Матиссен самому себе с тем полным спокойствием, которое соответствует смертельному страданию" ("Эфирный тракт") [1, 283], и внешняя безучастность повествователя при описании страшных событий лишь подчеркивает их трагичность: "Божева осудили и увезли в городскую тюрьму. Там его вывели во двор и поставили к ограде, сложенной из вершкового кирпича; Божев успел рассмотреть эти ветхие кирпичи, которые до сих пор еще лежат в древних русских крепостях, погладил их рукой в своей горести - и вслед за тем, когда Божев обернулся, в него выстрелили" ("Ювенильное море" ) [ 2, 471]. Платонов не выходит за пределы констатации факта, перед нами точное указание на действия: осудили - увезли - вывели - поставили - выстрелили... "Горесть" человека передается через действие, душевное движение превращается в движение физическое: в последний момент Божев дотрагивается до кирпичей ограды. В этом прикосновении человека к камню заложено многое: и ощущение всемирного родства всего со всем, и включение человеческой жизни в историю через упоминание о древнерусских крепостях. Божев - убийца, это один из персонажей, олицетворяющих идею смерти, но даже такому человеку дается право на последнее прикосновение к миру. Постепенно изменяя масштаб изображения, "приближаясь" к герою, "всевидящий" и "всезнающий"автор, формально занимая позицию наблюдателя, по сути "сливается" с миром. Основа авторского отношения к событиям и персонажам - сострадание и причастность. Создается впечатление, что между субъектом и объектом повествования существует глубинная живая связь, "родство", которое позволяет прочувствовать и воспроизвести в слове состояние перерождающегося мира. Сочетание явной "отстраненности" повествователя с его ощутимой "включенностью" в состояние изображаемого мира - одна из граней амбивалентной сущности образа автора в художественном мире Платонова.
Среди его повестей "Впрок" - единственное произведение с повествованием от первого лица и персонифицированным рассказчиком. Однако повествовательная структура здесь неоднородна. "Бедняцкая хроника" начинается вступлением, привычным для читателя платоновских повестей, застающего героя в дороге: "В марте месяце 1930 года некий душевный бедняк, измученный заботой за всеобщую действительность, сел в поезд дальнего следования на московском Казанском вокзале и выбыл прочь из верховного руководящего города. ... Итак, этот человек поехал в отдаленные черноземные равнины ... На многие сотни километров строящаяся республика не меняла своего беспокойного лица, сияющего свежим тесом на вечернем солнце. Везде можно было видеть железные и кирпичные приспособления для деревенского хозяйства или целые корпуса благодетельных заводов" [ 2,398], - а затем происходит "обряд" вручения действующему герою повествовательских полномочий. Переход слова от автора к повествователю совершается незаметно: "- Сколько травы навсегда скроется, - сказал один добровольно живущий старичок, ехавший попутно со мной ... " [ 2,399 ]. Автор и герой "наблюдают" один и тот же пейзаж, на котором "останавливается" и читательский взгляд, именно здесь и появляется повествователь. Возможность постепенной подмены авторского голоса свидетельствует о единстве сознания "внешнего нарратора" и героя-повествователя. Однако против подобного восприятия выступает "нейтральный" автор: "Если мы в дальнейшем называем путника как самого себя (я), то это - для краткости речи, а не из признания, что безвольное созерцание важнее напряжения и борьбы. Наоборот, в наше время бредущий созерцатель - это, самое меньшее, полугад, поскольку он непрямой участник дела, создающего коммунизм"[2,398].
Особенности системы образов и их внутренней структуры. Своеобразие сюжетных конфликтов. Образ мира: пространство и время
Амбивалентной сущности образа автора соответствует природа мира, который создается Платоновым при помощи столь своеобразного языка - точнее, именно в этом языке существует, как "образ мира, в слове явленный"1 (Б.Пастернак). Сложную и противоречивую структуру приобретают все составляющие художественного мира, почти в каждом образе существует внутреннее напряжение, которое становится важным источником драматизма произведения.
Наиболее распространеное противоречие, свойственное многим образам повестей, связано с парадоксальным сочетанием черт конкретных и абстрактных. Абстрактность (условность) сама по себе необычна для художественного произведения, несвойственна ему и воспринимается как некоторый "вызов" его "поэтической" сущности. Абстрактные модели свойственны не литературе, а философии, однако "философичность", ставшая частью литературной репутации Платонова, в чистом виде ему не близка ("Я люблю больше мудрость, чем философию, и больше знание, чем науку" , - писал он). "Мудрость" и "знание", в отличие от "философии" и "науки", предполагают присутствие не только рационального, но и интуитивного начала; источник истинной философии - это всегда не только разум, но и сердце.
Условность образов повестей стала частью их облика, но именно частью, одной из сторон. В первой главе говорилось о том, что в языке писателя "конкретное" и "абстрактное" - одна из специфических оппозиций, члены которой и сталкиваются, и меняются местами, т.е. почти сливаются, рождая таким образом новый, неожиданный смысл. В пределах одного образа у Платонова может существовать сочетание условного и в то же время конкретного, осязаемого и живого. Условны пространство и время: герои осознают себя живущими не в личном, а во всемирном, историческом времени и пространстве. "Вермо оглянулся издали на Умрищева - все также стоял человек на толстой земле, вредный и безумный в историческом смысле"[2, 467]. Абстрактней некуда -"человек на земле", но эпитет - "толстая земля" - "материализует" условный образ, сталкивая "осязаемое" и абстрактное.
Место действия повестей "Ювенильное море" и "Джан" -соответственно степь и пустыня, которые обозначают "землю вообще". "День за днем шел человек в глубину юго-восточной степи Советского Союза"[2,451], - так начинается "Ювенильное море"; в той же повести Вермо и Надежда "сели верхом на лошадей и понеслись, обдаваемые теплыми волнами воздуха, по открытому воздушному пространству земного шара"[2,475]. В "Епифанских шлюзах" Перри замечает "страшную высоту неба над континентом, какая невозможна над морем и над узким британским островом"[1, 349]. Человек Платонова, если бы его окликнули и спросили: "Ты где?", - без всякой иронии ответил бы: "В пространстве!" (герой "Котлована" Вощев "очутился в пространстве, где был перед ним лишь горизонт и ощущение ветра в склонившееся лицо"[2, 310]). "В мире", "на земле" находится и любой предмет: "Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить"[2, 311], - обращается Вощев к сухому листу. Но "всемирному" масштабу изображения противоречит внимание к "ничтожным" предметам, например, таким, как этот листочек.
Попадая в условное пустое пространство, человек превращается в "существо", состоящее из "вещества". Именно так могут воспринимать друг друга герои повестей: "Не было того естественного предмета или даже свойства, судьбу которого Вермо уже не продумывал бы навеки вперед: поэтому он и в Босталоевой видел уже существо, окруженное блестящим светом социализма"[2,470]. Чагатаев ("Джан") "обнял Ханом обеими руками, будто он увидел в ней олицетворение того, что в нем самом еще не сбылось и не сбудется, что останется жить после него - в виде другого, высшего человека на более доброй земле, чем она была для Чагатаева"1. Герои воспринимают свою жизнь во всемирном масштабе, что было свойственно людям начала XX века, участникам действительно крупных исторических событий, но в произведениях Платонова такая точка зрения является доминирующей и даже единственно возможной. Человек становится эмблемой, символом, - с одной стороны, это изображение "официального" сознания, которое герои Платонова "переварили" и искренне пытаются воспринимать как естественную норму; с другой стороны, собственно авторское мышление склонно к некоторой "эмблематичности". В"3аписных книжках" Платонов отмечает: "Вощев - человек-видение. Его мысли = поступкам" . Это определение кажется слишком абстрактным, и отнести его можно к любому человеку и к любому персонажу, если посмотреть на мир с определенной точки зрения, но в повестях Платонова герои в прямом смысле слова действуют самим фактом своего существования, и в общем-то каждый из них действительно"человек-видение", живое и в то же время "условное" и "странное", т.е. не соответствующее реальности. В "Котловане" эта особенность проявляется ярче, чем в других повестях. Не случайно у большинства персонажей здесь отсутствуют личные имена, есть только фамилии или обозначение "социальной роли"("активист") -это указывает на то, как социальная роль заменяет живую сущность человека. Однако о том же Вощеве автор замечает: " Вощев -наружная душа, даже голос ее ноет вслух (?) наружи" , - то есть персонаж не бездушен, наоборот, душа его "бросается в глаза"! Мысли и поступки, внутреннее и внешнее в человеке оказываются "не на своем месте", и тогда обнаруживается их противопоставленность, но одновременнно и единство.
Трагическое и комическое. Реальное и фантастическое. Специфика драматизма в повестях Платонова
Параллель между прозой Платонова и произведениями Обэриутов стала уже постоянной в работах о Платонове. Так, Е.Толстая-Сегал писала о схожести во взаимозаменяемости "конкретного и абстрактного": "... работа Платонова смыкается с поисками группы Обэриу в плане освобождения слова от контекста, вышелушивания главного, самого общего смысла слова..." Именно в особой жизни слова и смысла находится стилевая связь между поэтикой Платонова и Обэриутов. ... Сходно и стремление к полнейшему незамечанию парадоксов, что характерно для литературы абсурда вообще. Парадокс рожден реальностью и в ней живет постоянно"1. На примере "мнимой смерти" Комягина ("Счастливая Москва") Н. Божидарова показывает, как "абсурд ... входит в реальность, уже не на абстрактном, а на бытовом уровне, теряя часть своей абсурдности в плотном слое каждодневных мелочей" . "Потере абсурдности" посвящена книга О.Меерсон "Свободная вещь". Поэтика неостранения у Андрея Платонова" (неостранение - "описание странного как должного, с одной стороны, и как нечуждого описывающему - с другой" ). Однако в повестях писатель использует как неостранение, так и именно остранеиие, например, самые обычные действия и процессы средствами языка превращаются в сложные и странные: "Как и всюду по республике, над Градовым ночью солнце нормально не светило, зато отсвечивало на чужих звездах"[1,414];"...какой-то человек вошел на пустырь с косой в руках и начал сечь травяные рощи, росшие здесь испокон века"[2,314] (т.е. косить); "...молча поцеловавшего его в левый бок лица"[2,335] (т.е. в щеку). Какое-нибудь незаметное движение или ощущение вдруг становится явным, - и это тоже своего рода "остранение": Вощев" почувствовал холод на веках и закрыл ими теплые глаза"[2,309]; ему суждено "мучиться сердцем, окруженным жесткими каменистыми костями1 [2,3 08]; Фома Пухов"чувствовал свою усталую, сырую кровь"[ 1,491]. Возникают "ненужные" подробности - "сжал зубы во рту" [2,464]; "закапал слезами вниз" [2,429]. Эти примеры свидетельствуют о том, как незаметное обычно действие или ощущение может приобретать особый эмоциональный "вес", "остраняться", теряя свою привычность.
Один и тот же прием может использоваться в разных целях. Необычность может быть "поэтически" красивой (как в этом описании косьбы), а может и не только остраннять, но и от-странять автора от изображаемого, как бы помещая нас внутрь сознания , чуждого окружающей его действительности (и, возможно, отрицающего ее). "Около кузни висел возглас, нарисованный по флагу: "За партию, за верность ей, за ударный труд, пробивающий пролетариату двери в будущее"[2, 385], - плакат назван "возгласом, нарисованным по флагу", и, во-первых, к восприятию детали "подключается" еще одно средство восприятия - внутренний "слух", ведь возглас - это звук, причем громкий и резкий; во-вторых, звук нельзя "нарисовать", и оттенок бессмыслицы ложится таким образом на содержание надписи, вроде бы вполне благопристойное. Иногда автор живет внутри чуждого ему сознания, словно "заражаясь" от персонажей их оборотами речи и типом мышления: "Этими людьми мир Бормотова замкнулся в своих горизонтах и плановых перспективах. Началось чаепитие."[1, 407] ;"Тогда Пухов закурил -для ликвидации жажды" [1,4 5 7]; "Рванников остановился и опомнился, а потом проревел единогласное. "[ 1,409]. Но может быть прямо выражено и собственно авторское отношение к изображаемому: "Что же случилось в Градове? Ничего особенного, только дураки в расход пошли" [1,419]. "Дураками" называет автор тех самых героев, на чьем языке он только что "говорил"...
В повестях Платонова существует ощущение даже не "странности", но "безумия", полного "бреда", и само это слово время от времени появляется на их страницах: Вермо чувствует "бред жизни от своей усталости и от этого человека"[2,453], в архивах скрывается "бред мелких исчезающих классов"[2,484]; "Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди, возводя кирпичные огорожи, шагая с ношей груза в тесовом бреду лесов"[2, 313];"...Вощев тихим шагом скрылся в поле и там прилег полежать, не видимый никем, довольный, что он больше не участник безумных обстоятельств"[2,25\]. Часто встречаются такие определения, как "неясный", "неимоверный", "неизвестный" (например,в "Ювенильном море" упоминается инженер из Института Неизвестных Топлив...) Еще в "Голубой глубине" лирический герой воспринимал мир как чудо и тайну: "манит нас неведомый океан космический"; "Мы задумались о мире неизвестном\\ В нем томится истина -умершая сестра"[1,34]... Столь же загадочна и собственная судьба, и своя душа: Мне никто пути не осветил [1,79]. Это ощущение, пережитое в молодости, Платонов передает красноармейцам из повести "Сокровенный человек": "Они еще не знали ценности жизни, и поэтому им была неизвестна трусость -жалость потерять свое тело. Из детства они вышли в войну, не пережив ни любви, ни наслаждения мыслью, ни созерцания того неимоверного мира, где они находились. Они были неизвестны сами себе. Поэтому красноармейцы не имели в душе цепей, которые приковывали бы их внимание к своей личности. Поэтому они жили полной общей жизнью с природой и историей, - и история бежала в те годы, как паровоз, таща за собой на подъем всемирный груз нищеты, отчаяния и смиренной косности" [1,476]. Здесь отчужденность от самого себя приводит человека к гармонии с миром, но это скорее исключение. "Неизвестный" в языке Платонова значит "заброшенный" и "осиротевший", - то есть существует некое "гносеологическое" одиночество. "Неизвестность" становится трагическим фоном жизни персонажей
