Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Наполеоновская тема в художественной литературе 11
1.1. Становление наполеоновского мифа 11
1.2. Проблема наполеонизма в художественной литературе 34
1.3. Развитие наполеоновской темы в творчестве Ф. М. Достоевского 43
Глава II. Наполеоновская тема в структуре образов романа «Идиот» 56
2.1. Биография героя-наполеониста (военная карьера генерала Иволгина) 56
2.2. Наполеоновская легенда генерала Иволгина 69
2.3. Наполеонизм Гани Иволгина и Ипполита: историко-культурное сращение «Ротшильд-Наполеон» 91
Глава III. Наполеоновская составляющая образа князя Мышкина 107
3.1. Христианское и наполеоновское начала образа князя Мышкина 107
3.2. Талейрановский след в романе «Идиот» (князь Мышкин и Лебедев)... 125
Заключение 140
Библиография 147
- Становление наполеоновского мифа
- Проблема наполеонизма в художественной литературе
- Биография героя-наполеониста (военная карьера генерала Иволгина)
- Христианское и наполеоновское начала образа князя Мышкина
Введение к работе
Наполеоновская тема в творчестве Ф. М. Достоевского на протяжении многих десятилетий вызывает интерес у исследователей, однако никогда не рассматривалась монографически. Можно сказать, что на сегодняшний день она является одной из немногих малоизученных тем в творчестве писателя.
Наибольшее количество работ по этой теме было посвящено роману «Преступление и наказание», поскольку традиционно считается, что именно в этом произведении наполеоновская проблематика была раскрыта писателем в наибольшей полноте. Хотя к изучению наполеоновской темы в романе «Идиот» обращались такие специалисты по творчеству Ф. М. Достоевского, как Р. Г. Назиров, Г. Ф. Коган, И. Л. Волгин, И. Л. Альми, В. А. Михнюкевич, Т. А. Касаткина и др., в целом, она оказалась гораздо менее разработанной исследователями. До сих пор не существует ни одного исследования, специально посвященного наполеоновской теме во всем романе «Идиот», хотя сам роман по-прежнему привлекает к себе повышенное внимание достоевистов. В последние годы были пересмотрены многие устоявшиеся подходы к этому произведению Достоевского. Не так давно вышли два сборника научных статей, посвященные изучению романа «Идиот»1. Однако ни в одном из них наполеоновская тема не получила своего освещения.
В данной диссертации предпринята попытка восполнить этот пробел в науке и предложить еще один подход к изучению многосложного романа с точки зрения воплощения в нем наполеоновской темы, показать масштаб наполеоновской темы в «Идиоте» и через него — во всем творчестве Достоевского. Приближающееся празднование двухсотлетия события поистине национального значения - победы России в Отечественной войне 1812 г, - также значительно повышает общественный интерес к изучению наполеоновской темы в русской культуре в целом и в русской художественной литературе в частности.
1 Роман Достоевского «Идиот»: Раздумья, проблемы. Иваново, 1999; Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: Современное состояние изучения. Сборник работ отечественных и зарубежных ученых / Под ред. Т. А. Касаткиной. М., 2001.
Проведению такого специального исследования ранее отчасти препятствовало идеологизированное и крайне тенденциозное восприятие образа Наполеона и наполеоновского мифа в советское время. Наполеонизм литературных героев зачастую отождествлялся с бонапартизмом; образ Наполеона и образы его подражателей могли рассматриваться лишь в подчеркнуто негативном аспекте. В науке о Достоевском априорно утверждалось мнение, что писатель пытался развенчать античеловеческий образ Наполеона в своем творчестве (В. Я. Кирпотин, М. С. Гус, Г. М. Фридлендер, Ю. Ф. Карякин и др.). Исходя из этого, детали изображения многосторонней наполеоновской темы у Достоевского оказывались для исследователей несущественными, а общее отношение писателя к наполеоновскому мифу зачастую сближалось с отношением к нему Л. Н. Толстого в романе-эпопее «Война и мир» по неким общим параметрам осуждения ими Наполеона. Например, Е. М. Мелетин-ский констатировал: «У Достоевского, как мы знаем, культ Наполеона был полностью развенчан (а за ним еще следовало толстовское развенчание Наполеона в "Войне и мире"). Прометей с позиций Достоевского должен был бы также считаться антигероем»1.
В широком смысле наполеоновская тема вбирает в себя все имена, события, произведения мировой культуры, относящиеся к личности Наполеона Бонапарта. Имя Наполеона еще при его жизни превратилось в объект поклонения и стало символом, знакомым всем и каждому. Эта тема включает в себя и целый ряд чрезвычайно ёмких, полисемантичных понятий, основными из которых являются следующие:
1) Наполеон - это не только конкретная историческая личность, но и символ определенных морально-этических качеств и поведенческих особенностей. Наполеон в художественном тексте символизирует стремительный личный успех, блестящие способности в каком-либо деле, тщеславие, властолюбие, необыкновенную волю и мощь, а также грубое силовое разрешение различных жизненных затруднений.
Мелетинский Е. М. Заметки о творчестве Достоевского. М., 2001. С. 47.
Наполеоновская идея - это, во-первых, сжатое выражение важнейших взглядов на роль Наполеона І в политике и истории; и, во-вторых, владычествующая мысль в системе взглядов героя-наполеониста. В общем смысле наполеоновская идея - это, прежде всего, идея «спасения» мира и людей от несправедливости усилиями героя-наполеониста.
Наполеонист — носитель наполеонизма, особый тип героя в мировой художественной литературе XIX-XX вв., для которого Наполеон является образцом для подражания.
Бонапартист — сторонник императорской династии Бонапартов и определенного политического режима, связанного с правлением Наполеона I и Наполеона III, а также соответствующей идеологии (бонапартизма).
Наполеонизм - специфическая форма эготизма, один из типов самозваного избранничества, при котором «избранник» путем прохождения различных испытаний стремится утвердить себя и свою исключительность в мире, согласуясь с наполеоновским мифом как моделью для подражания, как историей, требующей повторения.
Бонапартизм - политико-идеологическое направление, традиционно связанное с французской императорской династией Бонапартов. Классические образцы бонапартизма проявились в эпоху Первой и Второй французской империи. В более широком смысле бонапартизмом можно назвать всякую политическую идеологию или государственный режим, придерживающиеся схожих политических установок и принципов: культ одного сильного лидера (вождя), элементы демократии при авторитарном правлении и др.
Наполеоновская легенда — устный или письменный рассказ о реальном событии или событиях из жизни Наполеона, приукрашенный поэтическим вымыслом с целью восхваления или осуждения героя рассказа, а также совокупность подобных рассказов.
Наполеоновский миф - тип фантастического массового сознания, в котором Наполеон предстает в роли великого трагического героя - «спасителя» или «завоевателя» (губителя) мира (соответственно апологетический или антибонапартистский варианты мифа). Наполеоновский миф гораздо более
сложен, чем наполеоновская легенда, и зерно исторической достоверности в нем имеет значение второстепенное, подчиненное наполеоновской идее, которую он и стремится выразить в ярких образах.
Цель настоящего диссертационного исследования заключается в комплексном рассмотрении наполеоновской темы в романе «Идиот» и в определении значения этого романа в общем процессе формирования наполеоновской проблематики во всем художественном творчестве Ф. М. Достоевского.
Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:
Определить ключевые понятия наполеоновской темы в творчестве Ф. М. Достоевского.
Установить круг источников, которые использовал Достоевский при изображении наполеоновской темы в романе «Идиот».
Показать эволюцию наполеоновской темы в романе «Идиот».
Рассмотреть различные виды наполеонизма в процессе анализа образов героев-наполеонистов в романе «Идиот».
Проанализировать рассказ генерала Иволгина о Наполеоне как образец наполеоновской легенды в художественном произведении.
Определить взаимосвязь наполеоновского мифа в романе «Идиот» с мифами о других исторических деятелях (Ротшильд, Талейран).
Выявить специфические особенности изображения наполеоновской темы в романе Достоевского «Идиот».
Объектом диссертационного исследования является роман Ф. М. Достоевского «Идиот». Предмет исследования составляет наполеоновская тема в этом романе.
Методология диссертационного исследования предполагает системный анализ, учитывающий историко-литературный, биографический, сравнительно-исторический, источниковедческий, проблемно-мотивный, структурный и типологический аспекты изучения художественного текста.
Настоящее диссертационное исследование состоит из введения, трех глав и заключения. Глава I. «Наполеоновская тема в художественной литературе» состоит из трех параграфов. В первом параграфе «Становление на-
полеоновского мифа» предпринят анализ предпосылок и причин появления наполеоновского мифа в истории культуры, в общих чертах раскрывается значение этого мифа для мировой и русской литературы XIX в.
Во втором параграфе «Проблема наполеонизма в художественной литературе» более обстоятельно рассматривается явление наполеонизма в связи с другими категориями наполеоновской темы (наполеоновский миф, бонапартизм и др.), рассматриваются различные точки зрения исследователей на эту проблему, обосновывается авторское определение понятия наполеонизм.
Третий параграф «Развитие наполеоновской темы в творчестве Ф. М. Достоевского» посвящен анализу основных тенденций развития наполеоновской темы в творчестве Ф. М. Достоевского в целом и в романе «Идиот» в частности. В этом же параграфе показывается степень изученности наполеоновской темы в романе «Идиот», дается обзор существующих на сегодняшний день исследований по этому вопросу. Основное, внимание уделено тому, как наполеоновская тема проявляется в романе «Идиот».
Становление наполеоновского мифа
Как справедливо заметила Л. И. Вольперт, «дать точные дефиниции мифа о великом политическом деятеле и полководце новой истории - задача трудно выполнимая. Однако по отношению конкретно к Наполеону и к эпохе первоначального оформления мифа задача представляется не столь уж невыполнимой: это тип фантастического массового сознания, восходящий к архетипам героя погубителя и спасителя. Ему свойственно сочетание легенды и факта, принимающее нарративную форму (образ, сюжет, композиция), характеризующееся такими категориями, как анонимность, повторяемость, цикличность, тенденциозность. Древний миф помогает осмыслить современность: вполне конкретное лицо новой истории как бы подсвечено мифологическим персонажем»1.
Наполеоновский миф, как любой миф Нового времени, имеет свою основу в древних мифах. В центре наполеоновского мифа находится чудесная история о «безродном герое, неизвестно откуда взявшемся, вступающем в героическое единоборство с людьми и судьбой и поверженном в конце пути беспощадным роком. По отношению к Наполеону миф раздваивается на такие две линии: герой-спаситель, несущий перемены, свет и свободу, своеобразный Прометей, и герой-губитель, тиран и деспот, который "приходит извне как гибельное наваждение". Первая линия ведет к созданию наполеоновского апологетического мифа, вторая - антибонапартистского»2.
Каноническая биография Наполеона «в том виде, в каком она существует в «массовом сознании», - пишет Г. А. Левинтон, - она настолько препарирована этим сознанием, что дала повод пародировать её как солярный миф»1. Сам Наполеон способствовал такому толкованию, создавая миф о своих победах как восхождении «лучезарного солнца Аустерлица». Ф. Ницше заявлял, что «Наполеон - последнее воплощенье бога солнца, Аполлона»2. И. В. Гете также говорил о Наполеоне: «Свет, озарявший его, не поту-хал ни на минуту; вот почему судьба его так лучезарна, - так солнечна» . В. Гюго в одном из своих афоризмов привел изречение Магомета, гласящее, что «солнце взойдет с заката своего», и, в связи с этим, спрашивал: «не про Наполеона ли хотел он сказать?»4. Д. С. Мережковский положил солярный миф в основу своей работы о Наполеоне, разделив всю жизнь последнего на шесть последовательных этапов подобно дневному течению солнца: утренние сумерки (1796-1795 гг.), восходящее солнце (1795-1799 гг.), полдень (1799-1807 гг.), вечер (1807-1812 гг.), закат (1812-1815 гг.) и ночь (1815-1821 гг.)5.
Уподобление Наполеона восходящему и заходящему солнцу связано также с мифом об умирающем и воскресающем боге, известным у многих древних народов и культур. Момент обожествления Наполеона, о невозможности официального осуществления которого в условиях реалий XIX в. сетовал сам французский император6, является высшей точкой напряжения наполеоновского мифа. Понятие человекобога или человека, наделенного сверхъестественными способностями, было хорошо известно еще в первобытную эпоху, о чем писал Дж. Фрэзер в «Золотой ветви». На протяжении всей истории Древнего мира и даже много веков позднее господствовала идея о божественном характере власти монарха и военного вождя. Фигуры Александpa Македонского и Гая Юлия Цезаря еще при их жизни были обожествлены и мифологизированы. И именно в возрождении античного мифа о чудесном полководце, вочеловечившемся боге, гениальном законодателе кроется один из главнейших источников наполеоновского мифа. Из эпохи Средних веков объектом для сравнения с Наполеоном был избран император Карл Великий1 — это сравнение было столь же востребовано для периода Первой империи, как и сравнение Бонапарта с американским президентом Д. Вашингтоном в предшествующий период консульства.
Другим главнейшим источником наполеоновского мифа является христианский миф о Спасителе человечества, восходящий, в свою очередь, к древнееврейскому мифу о грядущем царе-Мессии. Обратной стороной мифа о Спасителе является слово об антихристе как противнике Христа. Лик антихриста христиане видели во многих конкретных деятелях мировой истории: римских императорах (от Нерона до Юлиана Отступника), средневековых предводителях многочисленных орд с Востока (Аттила, Чингисхан, Батый, Тамерлан), правителях Нового времени (О. Кромвель, Петр I, М. Робеспьер) и т. д. В Наполеоне видели при этом либо непосредственно антихриста, либо новое воплощение кого-то из прежних губителей рода человеческого и врагов христианской веры. Особое внимание Достоевского в этом смысле привлекла историко-культурная аналогия, сложившаяся на рубеже XVIII-XIX вв. в рамках европейского наполеоновского мифа, - «Наполеон-Магомет», которая была осмыслена писателем в романе «Преступление и наказание»2.
Как замечает Л. И. Вольперт: «Наполеон - одна из самых мифологен-ных фигур новой истории. Предпосылка к созданию наполеоновского мифа в его двух формах — апологетической и антибонапартистской — возникает уже в конце девяностых годов XVIII в. при первых победах молодого генерала в Италии. В дальнейшем легенды клубятся вокруг имени Наполеона. Каждая его победа, каждый поворот судьбы выступают катализатором в оформлении мифа, экзальтация преклонения и ненависти стимулирует его развитие»1.
Когда зарождаются наполеоновский миф и наполеоновская легенда? Ж. Тюлар высказал следующий взгляд: «Разумеется, наполеоновская легенда родилась не на Святой Елене. Начиная с первой Итальянской кампании, ее стали творить газеты, призванные поднимать моральный дух войск, однако на деле познакомившие Францию, прежде всего, с Лоди и Риволи. Легенда расцвела вместе с официальным культом императора, навязанным императорским катехизисом, с праздниками Святого Наполеона и бесчисленными Днями благодарения. Но окончательно она сложилась лишь после 1815 года»2.
Сам Наполеон Бонапарт признавал моментом рождения своего мифа период Первой итальянской кампании 1796-1797 гг.: «Вандемьер и даже Монтенотте не побуждали еще меня смотреть на себя как на необыкновенного человека. Только после Лоди у меня появилась мысль, что я мог бы сделаться, пожалуй, решающим актером на нашей политической арене. Первая искра честолюбия появилась тогда» . Вера Наполеона в свою звезду, убежденность в великой исторической миссии, которую он должен был реализовать, необыкновенный успех, который сопутствовал ему во многих его начинаниях, а, главное, та непостижимая стремительность, с которой бывший поручик артиллерии почти в одночасье стал властелином половины Европы, -все это воздвигало его имя на недосягаемую высоту, как в его собственных глазах, так и в глазах его современников.
Проблема наполеонизма в художественной литературе
Наполеоновский миф продолжает существовать в мировой культуре вот уже третье столетие как непосредственно, так и за счет различных своих порождений. Нас будет интересовать лишь одно его детище, а именно явление наполеонизма, которое следует отличать от другого порождения наполеоновского мифа - явления бонапартизма, имеющего исключительно политический характер1.
Поскольку оба эти явления взаимосвязаны общим для них мифом о Наполеоне, то в литературоведческих исследованиях они часто рассматриваются как понятия тождественные, что, несомненно, создает путаницу в изучении наполеоновской темы в художественной литературе. Р. Г. Назиров, например, полагал, что «с наполеонизмом связана проблема высшей власти и ее санкции»2, и писал о «политическом наполеонизме» Второй империи, ут-верждавшем «моральную неподсудность исторических деятелей» . Исследовательница наполеоновской темы в творчестве А. С. Пушкина О. С. Муравьева сделала следующее заключение: «Бонапартизм как тип мироощущения и поведения, видимо, представлялся Пушкину существеннейшей проблемой в понимании современного человека и, может быть, человеческой природы вообще»4. Биограф Л. Н. Толстого А. М. Зверев писал о герое «Войны и мира» князе Болконском: бонапартизм был «почти неизбежным в ту пору для русских молодых людей этого круга, плененных мечтой о своей героической роли в истории, которая их усилиями переменится необратимо»5. Ю. Ф. Карякин писал, что «неоценимая заслуга Достоевского и Толстого перед человечеством состоит еще и в том, что они развенчали "величие" мнимое: всех и всяких наполеонов как "авторов" новой и новейшей истории они сделали — персонажами литературы, поместили их души, их идеи под мощный микроскоп искусства, разоблачили их мистификацию, вскрыли чудовищность, смертоносность и в то же время — ничтожество и смехотворность их претензий, сокрушили культ всякого бонапартизма, хотя этой духовной победе, этим открытиям, на свою беду, слишком долго не верили»1.
В связи с этим, совершенно необходимо провести грань между бонапартизмом, как повторением наполеоновского мифа в его чисто политическом аспекте, и наполеонизмом — тоже повторением наполеоновского мифа, но в выражении жизненно-мировоззренческом, психологическом переживании внутри себя наполеоновских планов и стремлений, которые могут быть направлены в самые разные области применения способностей человеческо-го духа . Одно не исключает другого, но оба явления не тождественны между собой, поскольку наполеонизм заведомо шире бонапартизма и может включать последний в себя (если речь идет о политическом деятеле), а может и не включать. Единственное, что сближает эти явления — это попытка повторить миф о Наполеоне, хотя и в разных областях, с разной степенью погружения в этот миф.
Как замечал в своих мемуарах Талейран: «Показанный им (Наполеоном — Н. П.) пример учил, что достаточно ловкости или счастья, чтобы захватить власть. Сколько людей могло бы также попытать судьбу и удачу во имя бле-стящих перспектив». «Важно и другое, - добавлял Шатобриан, - чудесные победы наполеоновской армии покорили воображение молодежи, научив ее преклонению перед грубой силой. Неслыханный успех Бонапарта вселил в каждого дерзкого честолюбца надежду подняться до тех же высот». «Наполеон, - писал в свою очередь Стендаль, - до последних пределов разжигал честолюбие каждого. При цезаре, который был артиллерийским поручиком, и при маршалах, начавших свою карьеру в качестве учителей фехтования или странствующих музыкантов, не было такого кандидата на судебную должность, который не стремился бы стать министром, не было такого подпоручика, который не мечтал бы о шпаге главнокомандующего»2. Отличие наполеонизма от бонапартизма состоит и в различении двух типов власти, которая их привлекает: власть официальная, политическая и власть духовная, неформальная - над умами и сердцами людей. Сам Наполеон говорил о том, что «стремление властвовать над умами себе подобных — одна из самых сильных страстей человеческих»3.
Таким образом, момент подражания Наполеону у героев Достоевского объясняется их глубоко личным восприятием конкретного исторического примера прихода к власти безвестного лица, получившего в одночасье мировую известность и признание. Наполеонизм был весьма распространен на протяжении всего XIX в. среди широких слоев общества во всем мире, поэтому никак нельзя согласиться с немецким философом Э. Юнгером, который полагал, что «абсурдность его (Раскольникова - Н. П.) мыслей заключается прежде всего в сравнении себя с Наполеоном»4.
Рассмотрение конкретных примеров наполеонизма, таким образом, может объяснить и нечто существенно важное в образе реального Наполеона. Как справедливо заметил А. Гарнак: «...Чем могучее личность и чем сильнее она проникает во внутреннюю жизнь других, тем труднее определить совокупность ее существа исключительно по ее собственным изречениям и деяниям. Надо обратить внимание на ее отражения и действия в тех, для коих она стала и вождем и властелином»1.
Чем же является наполеонизм сам по себе? Толковые словари русского языка, как советские, так и современные российские, не отражают всей полноты этого понятия. В большом академическом словаре русского языка в 17 т. (М.; Л., 1948-1965) наполеонизм - это почти синоним бонапартизма и цезаризма: «Общественное направление, стремящееся установить реакционную диктатуру наподобие диктатуры Наполеона I»2. На сегодняшний день это определение устарело. В современных толковых словарях русского языка акцент заметно сместился: наполеонизм - это уже не социально-политическое, а мировоззренчески-психологическое явление. Если в словаре иностранных слов А. Н. Булыко наполеонизм дефиницируется как «крайний индивидуализм, безудержное стремление к господству, верховенству»3 (точно такое же значение в словаре С. А. Кузнецова4), то в толковом словаре русского языка Т. Ф. Ефремовой наполеонизм - это разговорное слово, употребляемое «как символ претензий на исключительность, крайнее честолюбие и чрезмерное властолюбие»5.
Принципиальное отсутствие в двух последних определениях наполеонизма специальной отсылки к личности Наполеона, которая вызывает подражание, может быть объяснено тем, что в этих словарях наполеонизм отнесен к словам, употребляющимся в разговорной речи. В научной литературе до сих пор не выработано общего мнения по вопросу о наполеонизме как научном понятии, и потому каждый исследователь понимает под ним то, что сам считает верным. Отсюда происходит размывание историко-культурного содержания этого понятия, утрата специфики наполеоновского в наполеонизме, хотя именно эта специфика и породила само понятие. Итальянский философ Б. Кроне в работе «История как история свободы» (1947) и вовсе подразумевал под наполеонизмом «сущность индивидуальности» Наполеона1.
Биография героя-наполеониста (военная карьера генерала Иволгина)
Наиболее очевидна из всех героев романа «Идиот» связь с наполеоновской темой генерала Иволгина. Уже то обстоятельство, что Ардалион Александрович Иволгин имеет генеральский чин, само по себе говорит о том, что герой достиг «предела русского счастья» и «популярного национального идеала спокойного, прекрасного блаженства» (8; 269-270). Однако после какой-то внутренней катастрофы он предался порокам пьянства и лжи и целиком подчинился овладевшему им беспорядку так, что «совершенный безобразник сделался» (8; 26), хотя «прежде он был только слишком восторженный человек» (8; 104). Опустившийся генерал испытывает потребность в художественном творчестве, стремится через сочинительство осмыслить собственную судьбу, которую непосредственно связывает с судьбой Наполеона. Несомненно, что в своем вымышленном рассказе о придворной службе десятилетним ребенком у Наполеона в 1812 году он выражает свойственное его поколению общее преклонение перед Наполеоном в юности: «Потому что тогда все, несколько лет сряду, только и кричали о нем. Мир был наполнен этим именем; я, так сказать, с молоком всосал» (8; 413). Повышенное внимание генерала к фигуре Наполеона, «военные удачи» которого, по выражению С. П. Жихарева, придавали ему некое «нравственное очарование»1, очевидно, проходило через всю его жизнь. К этому «великану в несчастии» он чувствовал «давно уже, горячую симпатию» (8; 413).
Стоит обратить внимание и на созвучность имен: Ардалиона и Наполеона, что должно было иметь немалое значение для генерала, который был, по его словам, сам «несколько поэт в душе» (8; 109). Возможно, что подобная автохарактеристика Иволгина восходит к оценке, данной участником войны 1812 г. поэтом-партизаном Д. В. Давыдовым Наполеону при разборе записок последнего, созданных на Святой Елене: «...но Поэт в душе, порабощенный сам увлекательным воображением своим, он мало по малу уверил себя в истине всех ложных сказаний, им же самим вымышленных и для заблуждения других обнародованных» \ Исследователи (М. С. Альтман, А. М. Панченко, В. Н. Захаров, Б. Н. Тихомиров, К. А. Степанян, Т. А. Касаткина и др.) многократно обращали внимание на исключительную важность значения имен героев Достоевского для понимания их образов. Имя генерала Иволгина Ар-далион в переводе с греческого означает «замаранный», а с латинского - «суетливый». Единственный христианский святой, носящий это имя, в честь которого, видимо, был наречен генерал Иволгин, до того как принял мученическую смерть при римском императоре Максимиане Галерии, был мимическим актером и «на народных зрелищах и в других местах представлял страдания и различные действия людей»2. Суетливость и актерское мастерство, несомненно, проявились в характере генерала и его наполеонизме. Ганя Иволгин даже обвинял отца в том, что тот способен подобно лицедею превратить обычную бытовую сцену в настоящую драму: «Да полноте, трагедию завел! - крикнул Ганя» (8; 396); «И непременно на театральный тон! - пробормотал Ганя» (8; 400) и т. д. Повествователь «Идиота» определил скандал, который затеял генерал Иволгин перед своим уходом из дома Птицына, как «суматоху» (8; 400, 401), отметив в его поведении трагикомические актерские черты: «И прежде бывали с ним случаи внезапной блажни в этом же роде, хотя и довольно редко, потому что, вообще говоря, это был человек очень смирный и с наклонностями почти добрыми. Он сто раз, может быть, вступал в борьбу с овладевшим им в последние годы беспорядком. Он вдруг вспоминал, что он "отец семейства", мирился с женой, плакал искренно. Он до обожания уважал Нину Александровну за то, что она так много и молча прощала ему и любила его даже в его шутовском и унизительном виде. Но великодушная борьба с беспорядком обыкновенно продолжалась недолго; генерал был тоже человек слишком "порывчатый", хотя и в своем роде; он обыкновенно не выносил покаянного и праздного житья в своем семействе и кончал бунтом; впадал в азарт, в котором сам, может быть, в те же самые минуты и упрекал себя, но выдержать не мог: ссорился, начинал говорить пышно и красноречиво, требовал безмерного и невозможного к себе почтения и в конце концов исчезал из дому, иногда даже на долгое время» (8; 400-401).
На подлинное отношение отставного генерала к Наполеону способна пролить свет биография Иволгина, которую можно восстановить лишь фрагментарно, основываясь на проскальзывающих мимоходом фактах его жизни в диалогах персонажей романа. Важнейшим источником для такой реконструкции являются также признания и припоминания самого героя, который в разговоре «поминутно вставлял биографические и топографические подробности, исполненные математической точности» (8; 109), хотя ко многим из них и следует относиться весьма критично. Родился Ардалион Иволгин в самый год войны с армией «двунадесяти языков». Об этом свидетельствует его возраст, сообщенный автором в первой части романа (т.е. применительно к 1867 г.): «Новый господин был высокого роста, лет пятидесяти пяти или даже поболее...» (8; 80). Хотя возраст указан повествователем и не совсем определенно, тем не менее, первая его составляющая - «лет пятидесяти пяти» -говорит о том, что герой родился именно в 1812 году. Князь Мышкин, в связи с этим, даже намекнул на сходство рассказа генерала Иволгина о Наполеоне с воспоминаниями А. И. Герцена в первом томе «Былого и дум», поскольку и последний родился в тот же памятный год: «...конечно, вы можете сообщить... так же как и все бывшие. Один из наших автобиографов начинает свою книгу именно тем, что в двенадцатом году его, грудного ребенка, в Москве, кормили хлебом французские солдаты» (8; 412). Герцен писал в начале первого тома «Былого и дум» о впечатлениях, вынесенных им из его детства: «Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моей колыбельной песнью, детскими сказками, моей "Илиадой" и "Одиссеей". Моя мать и наша прислуга, мой отец и Вера Артамоновна беспрестанно возвращались к грозному времени, поразившему их так недавно, так близко и так круто»1. Очевидно, что подобные настроения были отчасти свойственны и ровеснику Герцена Ардалиону Иволгину, «с молоком всосавшему» имя Наполеона и рассказы о его войнах.
Первоначальное образование герой получил в одном из кадетских корпусов, где, по его словам, «нашел одну муштровку, грубость товарищей» (8; 417). Надо полагать, что по окончании оного учебного заведения юный почитатель Наполеона был переведен офицером в один из кавалерийских полков русской армии. Как заявил герой князю Мышкину: «...надейся на Иволгина как на стену, вот так говорили еще в эскадроне, с которого начал я службу» (8; ПО). Однако карьера его замедлилась: довольно продолжительное время он пребывал в обер-офицерских чинах, начиная с самого младшего - чина прапорщика, о чем нам известно от Лебедева, сообщившего князю следующие подробности о генерале: «Это бы ничего-с, маленькая слабость, но сейчас уверял, что всю его жизнь, с самого прапорщичьего чина и до самого одиннадцатого июня прошлого года, у него каждый день меньше двухсот персон за стол не садилось» (8; 198).
Христианское и наполеоновское начала образа князя Мышкина
Как справедливо пишет Е. Г. Местергази: «Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что разгадать загадку князя Мышкина значит подобрать ключ и ко всему роману»1. Однако стоит признать, что подобрать один универсальный ключ к разгадке князя Мышкина, кажется, ещё никому не удалось, поскольку этот образ имеет множество сторон или «замков» и едва ли не наиболее про-теистичен из всех героев Достоевского. Уже многократно отмечалось, что образ Мышкина восходит к целому ряду других сложнейших образов: от исторических личностей до героев литературы (Христос, Магомет, Дон Кихот, рыцарь бедный, мистер Пиквик, Хлестаков, Обломов, Мышкин — строитель храма Успения Богородицы в Москве XV в. и др.). Вячеслав Океанский увидел в нем «мистика-суфия»2, а Г. С. Померанц воплощение «русского дзен»3 и т. д.
В последнее десятилетие в достоевистике заметно обострились споры о христианстве главного героя романа «Идиот». Образ князя Мышкина довольно длительное время трактовался как более или менее удачная попытка писателя изобразить «вполне прекрасного человека» (28-2; 241), «князя Христа»4. Исследователи, опираясь на трехкратную запись Достоевского в чер- новиках к роману: «князь Христос» (9; 246, 249, 253), видели в этих словах лейтмотив произведения. При этом в исследованиях, посвященных проблеме христоподобия князя Мышкина, никак не учитывалась тема его же наполеонизма, которая органично соединяется с нравственно-религиозным пафосом философских заявлений князя.
Некоторые исследователи склонны считать «оппозицию» христианства и наполеонизма «главной идеей и романтизма, и реализма русской литературы XIX века» . Проблема сравнения Христа и Наполеона или «Богочеловека» и «человекобога» (в более широком смысле) явно или скрыто проходит через всё творчество Ф. М. Достоевского. С Христом и Наполеоном можно соотнести практически всех героев писателя, поскольку для Достоевского всегда сохраняли свое значение два обстоятельства. Во-первых, как писатель-христианин, он признавал, что в каждом человеке (не исключая Наполеона) сокрыт лик Христов и в каждую душу Христос не устает стучать, ожидая, когда ему отворят дверь (Откр. 3; 20). Во-вторых, как ученик и последователь А. С. Пушкина, Достоевский, в то же время, держал в памяти слова своего учителя: «Мы все глядим в Наполеоны...», дополненные в романе «Преступление и наказание» вопросом Порфирия Петровича: «...кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?» (б; 204).
Следует признать ошибочной точку зрения В. Я. Кирпотина, полагавшего, что «Наполеон, насильно, посохом железным вгоняющий людей в золотой век, - это уже не Наполеон, это оригинальное измышление Раскольни-кова, только ему одному принадлежащая идея - синтез Наполеона и Мее-сии» . Наоборот, этот синтез отобразился не только в образе Раскольникова, но и в образе князя Мышкина, хотя интерес к Наполеону проявляли и другие герои Достоевского, для которых Христос являлся великим идеалом и образцом для подражания. Например, в черновых записях к роману «Братья Карамазовы» предполагалось, что о Наполеоне будет говорить в своей келье и старец Зосима: «- Ожеро Наполеону: "ты". А у нас денщик...» (15; 248)).
Многократно писалось о влиянии книги Ж. Э. Ренана «Жизнь Иисуса» на создание романа «Идиот» в целом и образа князя Мышкина в частности1. В комментариях к роману в академическом Полном собрании сочинений отмечено: «При некоторых совпадениях с Ренаном столь же очевидны ... принципиальные расхождения писателя с автором «Жизни Иисуса». .. . С первых месяцев работы над окончательной редакцией многократно планировались высказывания Мышкина о Христе .. . , которые содержат полемику с концепцией французского автора. ... В окончательную редакцию прямые упоминания о «Жизни Иисуса» не вошли» (9; 398). Нет необходимости подробнее рассматривать здесь всю сложную проблематику влияния «Жизни Иисуса» на роман «Идиот», но существенно важно отметить, что мифологизированный образ Наполеона интересовал и Ренана, и Достоевского при написании ими своих произведений.
Ренан, объясняя свой взгляд на Евангелие, обратился для сравнения к эпохе наполеоновских войн: «Представим себе, что 20, 30 лет тому назад три или четыре старых солдата Империи, каждый со своей стороны, стали бы писать жизнь Наполеона по своим воспоминаниям. Ясно, что их рассказы представляли бы многочисленные ошибки и страшные разногласия. Один из них поставил бы Ваграм раньше Маренго, другой рассказал бы не колеблясь, что Наполеон выгнал из Тюильри правительство Робеспьера, третий опустил бы походы первостепенной важности. Но одно выяснилось бы из этих наивных рассказов с высокой степенью правдивости - это характер героя и то впечатление, которое он производил на окружающих. В этом смысле такие, народные рассказы стоят большего, чем торжественная официальная история. Тоже можно сказать и об Евангелиях. Исключительно занятые прославлением Учителя, Его чудес, Его учения, евангелисты являют полное равнодушие ко всему, что не было духом Иисуса».1
Мышкин является одновременно и Христом, и Наполеоном романного мира, но для Христа он слишком погружен в собственный наполеонизм (подразумевающий у него и мощное демоническое начало), а для Наполеона - он слишком эмоционален и миролюбив. Изначально образ главного героя рома-на «Идиот» формировался как своеобразный вариант Раскольникова . В первоначальных материалах к «Идиоту» автором выделяется мотив гордости «главного характера»: «Главный характер Идиота. Самовладение от гордости (а не от нравственности) и бешеное саморазрешение всего...» (9; 146). В черновых набросках к «Идиоту» Достоевским никак не была затронута и наполеоновская тема, в отличие, от набросков к «Преступлению и наказанию», «Подростку» или «Братьям Карамазовым», где имя Наполеона встречается неоднократно. Мышкин, согласно раннему замыслу, должен был произнести такие слова: «Князь объявляет, когда женится на Н астасье Ф илипповне , что лучше одну воскресить, чем подвиги Александра Македонского» (9; 268). В окончательный текст эти слова героя о величайшем завоевателе античности не попали. Тотальное переосмысление писателем всего плана и отдель- ных характеров романа «Идиот» привело к вхождению в текст произведения упоминаний уже о другом завоевателе Нового времени - Наполеоне, причём в самом широком формате.
