Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Семейный роман в русской литературе 11-12
1. „Анна Каренина" Л. Толстого: "мысль семейная" и нравственные понятия 12 — 31
2. „Семья" Н. Федоровой: семья и чуждый мир 31 - 54
3. „Времена года" В. Пановой: семья и советский социум 55-78
Глава 2. „Наши" и традиция семейного романа 79 — 81
1-1. Книга „Наши": герои и структура 81 - 103
1-2. Книга „Наши": герои и прототипы 104- 125
2. Книга „Наши": социальный и исторический контекст 125 — 140
3. Книга „Наши": проблемы стиля 140- 151
Заключение 152 — 155
Библиография 156—176
Приложение
- „Анна Каренина" Л. Толстого: "мысль семейная" и нравственные понятия
- „Семья" Н. Федоровой: семья и чуждый мир
- Книга „Наши": герои и структура
- Книга „Наши": герои и прототипы
Введение к работе
«Всё интересуются, что там будет после смерти? После смерти начинается - история»1 (4:242).
Это - последняя фраза Сергея Довлатова в его последних предсмертных «Записных книжках» (Нью-Йорк, 1990), подготовленных автором к своему пятидесятилетнему юбилею наряду со сборником пятнадцати лучших произведений под названием «Рассказы»2.
Довлатовской "истории" уже больше четверти века. За это, в общем, короткое время ситуация не печатавшегося советского автора полностью изменилась. Рассказы, отвергавшиеся советскими редакциями, ставшие причиной авторских страданий, превратились в любимую читателем современную классику. Они издаются как в отдельных сборниках, так и в собрании сочинений Сергея Довлатова, переизданном несколько раз из-за большого спроса среди читательской аудитории3.
Сейчас уже трудно представить, как переживал автор отсутствие публикаций. Сегодня опубликованы практически все произведения Сергея Довлатова, включая авторские колонки4 и частные письма5.
»
1 Довлатов С. Собрание сочинений: В 4-х т. / Сост. А. Арьев. Т. 4. СПб., 2003. С. 242. Далее ссылки на это
издание даются в нашем тексте с указанием тома и страницы на скобках.
2 Эти юбилейные "рассказы" перепечатаны в сборнике «Последняя книга» (СПб., 2001).
3 Впервые собрание сочинений Сергея Довлатова вышло в свет в 1993 году в трех томах с обложкой
Александра Флоренского, на ней Довлатов изображен с его любимой собакой. Потом в собрание добавили
несколько ранних рассказов, интервью и выступлений автора, и в итоге получилось четыре тома - с
фотографиями Довлатова разных лет на обложках (2003). В последнем собрании (2005) изменился только
внешний вид- более солидная обложка кирпичного цвета без всяких украшений только с именем автора.
4 См. Довлатов С. Речь без повода... или Колонки редактора. M., 2006.
. 4
Подобная популярность, поздно пришедшая к покойному автору, дополняется торжественными церемониями: открытием мемориальной доски — сначала в 2003 году в Таллинне на улице Вабрику (дом 41), где автор провел несколько лет (1972-1975), затем в 2007 году в Санкт-Петербурге на улице Рубинштейна (дом 23), где он прожил практически все советские годы.
Усиливается и исследовательский интерес к творчеству Сергея Довлатова. Первыми публикации о нем (еще при жизни автора) были
рецензии на довлатовскую прозу, опубликованные в зарубежных изданиях. О книгах Довлатова заинтересованно писали не только русские эмигрантские (П. Вайль, А. Генис, Г. Владимов, И. Серман, М. Таранов и др.), но и американские (У. Гудман, А. Каррикер, К. Розенберг, С. Рута, Ф. Уильяме, Д. Уолтон, Г. Фили, Д. Финне, Э. Хоффман и др.) критики. Однако они преимущественно уделяли внимание содержанию книг, почти не обращаясь к специфической поэтике автора. Подобный идеологический акцент особенно заметен среди американских критиков6.
Воспоминания близких, появившиеся после смерти автора (большинство этих людей занимается творческой или литературоведческой деятельностью), постепенно дополняются материалами, способствующими пониманию творческого мира Довлатова7. Хорошим примером этого может
5 См. Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба. СПб., 1999; Сергей Довлатов, Игорь Ефимов.
Эпистолярный роман. М., 2001; Сергей Довлатов. Сквозь джунгли безумной жизни. СПб., 2003; и несколько
номеров журнала «Звезда» разных лет (в том числе, 2006 -№ 9; 2008 -№ 1).
6 См. Последняя книга. С. 569-597.
7 См. мемуарные статьи: Арьев А. Синеглазая мишень, Бродский И. О Серёже Довлатове, Вайль П. Без
Довлатова, Вольф С. Чем я обязан Довлатову, Губин В. Наедине со светом, Зверев А. Записки случайного
постояльца, Кривулин В. Поэзия и анекдот, Лосев Л. Русские писатель Сергей Довлатов, Найман А.
Персонажи в поисках автора, Попов В. Кровь — единственные чернила, Рохлин Б. Кто отражается в зеркале,
Скульская Е. Большой человек в маленьком городе, Смирнов И. Довлатов в поисках роли, Уфлянд В. Утром
на «вы», вечером на «ты» (Последняя книга. С. 283-446); Бланк-Мечик К. У тебя будет красное платье...,
служить монография Александра Гениса «Довлатов и окрестности» (М., 1999: 2 изд. - М., 2004). Отталкиваясь от воспоминаний о писателе (они познакомились в Нью-Йорке и вместе работали в еженедельной газете «Новый американец»), Генис пытается понять художественную технику и своеобразную поэтику Довлатова, затрагивая разные дискуссионные проблемы творчества.
Первое чисто литературоведческое исследование о творчестве Сергея Довлатова — монография Игоря Сухих «Сергей Довлатов: время, место, судьба» (Санкт-Петербург) - появилось в 1996 году. Эта книга послужила стимулом 'для научного изучения поэтики Сергея Довлатова, развеяв многие мифы, сопровождавшие прозу Довлатова. В рецензии на второе издание монографии (2006) И. Булкина подчеркивает, что работа Сухих остается актуальной, поскольку он «поднимал все те же вопросы и пытался если не вполне ответить на них, то по возможности объяснить и откомментировать некоторые очевидные вещи и перевести разговор из сферы биографической в
сферу стилистическую и историко-литературную» .
Помимо этой книги за последнее десятилетие появились (и появляются) интересные статьи9, учебные пособия 10 , диссертации '' и
доклады о Довлатове и на международных и российских конференциях .
Новохацкая Н. Триптих, Шкляринский А. Сто слепящих фотографий (О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания. Нью-Йорк-Тверь, 2001. С. 169-222.).
См. также мемуарные монографии: Рейн Е. Мне скучно без Довлатова. СПб., 1997; Пекуровская А. Когда случилось петь С.Д. и мне. СПб., 2001; Соловьев В., Клепикова Е. Довлатов вверх ногами. М., 2001; Ерхов В. Сергей Довлатов и его герои. Казань, 2002; Штерн Л. Довлатов, добрый мои приятель. СПб., 2005; Алейников В. Довлатов и другие. М., 2006.
8 Булкина И. Сухих И.Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба // Новое литературное обозрение. 2007. №
88. С. 425-426.
9 См. Звезда. 1994. № 3 (номер целиком посвящен С. Довлатову); Сергей Довлатов: творчество, личность,
судьба; О Довлатове; Последняя книга (С. 449-550.).
В нашем исследовании творчество Сергея Довлатова рассмотрено в историческом и сопоставительно-сравнительном аспекте. По мере того, как к поэтике автора применяются разнообразные подходы, выявляется традиционность поэтики Довлатова (в основном, как уже было сказано выше, в стилистическом и жанровом аспектах). Однако до сих пор не существует подробного анализа текстов Довлатова в сопоставлении с конкретными произведениями других русских писателей разных эпох. Этим объясняется выбор метода диссертации. Исторический и сопоставительно-сравнительный метод в нашем исследовании дает понятие не только о связях творчества Сергея Довлатова с традициями русской литературы, но также о месте автора в современной литературе и особенностях его книг.
Выбор произведений, сопоставляемых с книгой Сергея Довлатова, очень важен. Неточный выбор ведет к тому, что ничего нового, интересного сравнение не даст, но, напротив, даже приведет к неверным толкованиям.
10 Ланин Б.А. Проза русской эмиграции (третья волна). М., 1997; Русская литература XX века: В 2-х т. / Под.
ред. Л.П. Кременцова. М., 2003; Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. 1950-
90-е годы: В 2-х т. М., 2006; Литература русского зарубежья (1920-1990) / Под. общ. ред. А.И. Смирновой.
М., 2006; Черняк М.А. Современная русская литература. М., 2008.
11 Букирева Т. Аспекты языковой игры: аномальность и парадоксальность языковой личности С. Довлатова.
Краснодар, 2000; Филатова В. Авторизация предложения в художественном тексте: (на материале
творчества Сергея Довлатова). Нижний Новгород, 2000; Богданова Е. Лексические приметы дискурса власти
и дискурса личности в произведениях С. Довлатова. СПб., 2001; Власова Ю. Жанровое своеобразие прозы С.
*
Довлатова. М., 2001; Воронцова-Маралина А. Проза Сергея Довлатова: Поэтика цикла. М., 2004; Дочева К. Идентификация личности героя в творчестве Сергея Довлатова. Орел, 2004; Матвеева И. Культурный и образный мир языка писателя: На материале произведений Сергея Довлатова. Орел, 2004; Вашукова М. Особенности восприятия и анализа философско-юмористической прозы 60 - 90-х гг. XX века в 11 классе: (на примере произведений С. Довлатова и Ф. Искандера). M., 2005; Вейсман И. Ленинградский текст Сергея Довлатова. Саратов, 2005; Бирюкова О. Семантико-прагматические функции и стилистические возможности частиц в художественном тексте: (на материале прозы С. Довлатова). Владивосток, 2007; Добразракова Г. Пушкинский миф в творчестве Сергея Довлатова. Самара, 2007; Плотникова А. Традиции русской классической литературы в творчестве С.Д. Довлатова. М., 2008.
12 Например, Первая международная конференция «Довлатовские чтения». СПб., 1998.
Чтобы избежать подобных ошибок, данное исследование, в первую очередь, ограничено объектом сопоставления. Предметом исследования стала семейная хроника «Наши», одно из главных произведений Сергея Довлатова. Естественно, другие, сопоставляемые с этой хроникой, произведения относятся к жанру семейного романа.
Что такое семейный роман? В нем какова особенность? П. А. Николаев в своем словаре по литературоведению пытается определить "семейный роман" таким образом: «Роман иногда называют эпосом частной жизни. По логике такого определения роман должен был сформироваться и в том его варианте, когда частная жизнь представала в особом, сублимированном качестве. 'А что может быть концентрированнее, сублимированнее той формы частной жизни, которая называется семьей? Отсюда и особый тип романа — семейный. Здесь нужно вести речь не об определенных сторонах семейных отношений, а именно о специфическом жанровом явлении, называемом семейным романом»13.
На самом деле, одним словом определить "семейный роман" — трудно. Если применить тематический подход (это «роман о семье»), то почти все произведения прямо или косвенно можно связать с этим жанром. Американская исследовательница Анне Хруска выделяет три черты семейного романа на примере романа Льва Толстого «Анна Каренина»: «What, exactly, is a family novel? Actually, there's not much of a critical consensus on what the term means. <...> As a general rule, a family novel is a novel that does at least one of three things. First, it questions what a family is. It also usually looks at how relationships work within a family. And finally, a family
13 Николаев П. Словарь по литературоведению, 2.11 .html
novel tends to address the idea of family as port of the social world. (Что такое, в точности, семейный роман? На самом деле, существует не много положительных определений этого термина. <...> Как правило, семейный роман характеризуется, по крайней мере, одной из трех вещей. Во-первых, это вопрос о природе семьи. Кроме того, это рассмотрение взаимоотношений в семье. И, наконец, семейный роман посвящен идее семьи как части общества)»14. В связи с этим надо отметить, что все три признака в семейном романе, как правило, существуют не отдельно, а неотъемлемо друг от друга.
Наше исследование отталкивается от последнего абзаца книги Сергея Довлатова «Наши»: «Перед вами — история моего семейства. Надеюсь, она достаточно заурядна. <...> Это то, к чему пришла моя семья и наша родина» (2:380). Главная задача Довлатова в этой книге - представить отношения личности и общества через историю одной семьи — совпадает с определением семейного романа в данном исследовании.
Опорными точками жанра избраны произведения разных эпох. Среди романов XIX века, посвященных отношениям семьи и общества, в первую очередь, вспоминается «Анна Каренина» Льва Толстого, один из величайших мировых шедевров. О ней писали многие выдающиеся литературоведы (и мировые писатели), и до сих пор роман Толстого находится в центре внимания исследователей разных областей.
Однако чаще всего привлекал внимание не жанр, а образ Константина Левина как воплощение графа Толстого. Подобная склонность исследователей объясняется тем, что «Анну Каренину» понимают либо как
14 Хруска A. (Hruska Anne) The many faces of Anna Karenina. Calling the family into question. genre a/4
социальный роман, изображающий светское общество 1870-х годов, либо, наоборот, как "антисоциальный", религиозно-философский роман, основанный на религии и морали позднего Толстого. Эти противоположные толкования основаны в одном фундаменте: приобретающей все большее значение сюжетной линии Константина Левина.
Наше исследование обращает особое внимание на первоначальный замысел автора (роман о неверной жене и каре за семейную измену), на ядро семейного романа в сложной структуре книги.
Другая (может быть, более важная) причина выбора романа Толстого
«Анна Каренина» объясняется принципом контраста:
семейный "роман" "рассказчика" Довлатова принципиально отличается от такого же романа "писателя" Толстого как композиционно, так и стилистически. Однако, несмотря на противоположность поэтики обоих авторов, главная идея их произведений во многом совпадает. Эти два художника видели в семье личность человека и историю человечества на фоне светского общества 1870-х годов и советского общества 1970-х годов.
В данном исследовании избраны для сопоставления еще два романа, где изображается жизнь русской семьи на фоне важных событий XX века. Эти "промежуточные" романы — «Семья» Нины Федоровой и «Времена года» Веры Пановой - оказываются дополнительными звеньями между произведениями Льва Толстого и Сергея Довлатова. Кроме того, в отличие от романа «Анна Каренина», которого посвящены бесчисленные публикации, исследования этих двух произведений почти отсутствуют. Попытка анализа художественных текстов двух талантливых писательниц в контексте традиции семейного романа также является научной новизной данного исследования.
Роман Федоровой «Семья» — это история русской семьи, живущей в Китае накануне второй мировой войны. Он был написан на английском языке и опубликован в Америке в 1940 году. Любопытно, что в отличие от Сергея Довлатова, эмигранта "третьей волны" автор этого романа — эмигрант "второй волны" - покинул Родину невольно. В таком биографическом контексте роман Федоровой естественно - апология семьи.
Роман «Времена года», написанный в 1953 году лауреатом Сталинской премии Верой Пановой, изображается две советские семьи после Второй мировой войны. Он интересен еще и потому, что между ним и довлатовской книгой возможна контактная связь. Довлатов какое-то время был литературным секретарем Веры Пановой.
Анализу трех указанных семейных романов посвящена первая глава нашего исследования. Во второй главе рассмотрена книга Сергея Довлатова «Наши», с опорой на наиболее актуальные проблемы авторской поэтики (проблема прототипов, проблема жанра). В заключении подводятся итоги исследования.
Предпринятая работа позволяет более глубоко понять поэтику Сергея Довлатова, сочетание в ней традиционных и новаторских элементов.
В приложении впервые предпринята попытка реального комментария к довлатовской книге «Наши».
„Анна Каренина" Л. Толстого: "мысль семейная" и нравственные понятия
Роман Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина» является мировым шедевром. Знаменитый немецкий писатель Томас Манн определял его "величайшим социальным романом мировой литературы"16. Однако путь этого блестящего произведения до выхода в свет был не так гладок.
Весной 1873 года Толстой начал работать над первоначальным вариантом «Анны Карениной» и завершал его через год (точнее, меньше чем за год) . Этот вариант существенно отличается от окончательного. В первом варианте Толстой, согласно традиции европейского любовного романа, обращался, только к любовному треугольнику - жена, муж и любовник жены Ганин (впоследствии Вронский). Сюжет был таков: добрый, приятный муж Каренин (в действительности, он был симпатичен автору) снисходительно прощает супружескую измену жены Анны, покинувшей семью ради своей любви к молодому Ганину, и принимает ее обратно домой. Вернувшись в мучениях, Анна страдает от своего дурного поступка и кончает жизнь самоубийством.
Отправляясь в Москву издавать свой новый семейный роман, Толстой вдруг передумал. Почему? В то время он с большим интересом относился к педагогике. После завершения романа-эпопеи «Война и мир» в начале 1870-х годов Толстой уже написал учебник для школьников «Азбука» и статью «О народном образовании», в которой он обращается к деликатным социальным вопросам (в том числе современным наукам, не имеющим нравственного или религиозно-философского фундаментов). Так и он решил прекратить художественное творчество. В письме от 23 июня 1874 года Лев Николаевич признается в этом решении А. Толстой: «Я нахожусь в своем летнем расположении духа, — т.е. не занят поэзией и перестал печатать свой роман и хочу бросить его, так он мне не нравится; а занят практическими делами, а именно педагогией: устраиваю школы, пишу проекты и борюсь с Петербургской педагогией вашего protege Дм[итрия] Андреевича] (министра народного просвещения. — К.Х.), который делает ужасные глупости в самой важной отрасли своего управления, в народном образовании» (62:95).
Таким образом, Толстой увлекается "практическими делами", и писать о семейной проблеме — прелюбодеянии — становится для него пустой тратой времени.
Однако происходит неожиданная перемена. Вскоре после этого заявления у графа Толстого возникла необходимость купить землю в Никольском. Для этого, сначала он попросил у богатого помещика-поэта А. А. Шеншина-Фета деньги в долг, но получил отказ. И, в конце концов, Толстой был вынужден обратиться в журнал «Русский вестник» и заключить договор с его редактором М. Н. Катковым о продаже романа «Анна Каренина».
Итак, граф решил свою финансовую проблему, но принял на себя обязательство написать пошлый, с его точки зрения, семейный роман. Таким образом, Толстой возвратился к работе над «Анной Карениной».
Работа над романом, заново начатая в январе 1875 года, продолжается полтора года, и, наконец, завершается летом 1877 года. В отличие от предыдущего романа «Война и мир», над которым Толстой сосредоточенно трудился в течение семи лет, над новым семейным романом он работал с большими перерывами. Можно догадаться, до какой степени Толстой ненавидел эту работу, по строчкам из письма к Фету от 25 августа 1875 года: «Я два месяца не пачкал рук чернилами и сердца мыслями, теперь же берусь за скучную, попитую Каренину с одним желанием поскорее опростать себе место - досуг для других занятий, но только не педагогических, которые люблю, но хочу бросить» (62:199).
Однако, несмотря ни на что, еще один шедевр Льва Толстого вышел в свет, и, при всем тогдашнем пренебрежительном отношении к нему со стороны автора, наступит момент, когда на склоне лет мыслитель, больше не пишущий и почти не читающий художественные вещи, найдет свой роман «Анна Каренина» довольно интересным. Этот эпизод напоминает В. В. Набоков в лекционных курсах по русской литературе в американской аудитории: «Мне нравится одна история: однажды под старость, ненастным днем, уже давным-давно перестав сочинять, он (Л. Н. Толстой. — К.Х.) взял какую-то книгу, раскрыл ее наугад, заинтересовался, увлекся и, взглянув на обложку, с удивлением прочел: "Анна Каренина" Льва Толстого»19.
Заканчивая роман, Толстой признается жене Софии Андреевне: «Мне теперь так ясна моя мысль... Так в «Анне Карениной» я люблю мысль семейную, в «Войне и мире» любил мысль народную, вследствие войны 12-го года...» .
Что же такое по Толстому "семейная мысль"? Как он художественно осмысливает такое понятие, как "семья" в романе «Анна Каренина»?
В связи с этим вопросом Б. И. Бурсов определяет семейную тему в романе Толстого следующим образом: «Толстой так дорожил семейной традицией потому, что видел в ней живое воплощение идеи единства между людьми. Но жизнь повседневно убеждала его в том, как далеки от этой идеи реальные отношения людей. Семья — это как бы первоначальная клеточка человеческого рода, и этим предопределяется эпичность семейной темы в его творчестве. Но она — трагедия для человека и для человеческого рода» .
„Семья" Н. Федоровой: семья и чуждый мир
Роман «Семья» представляет собой историю русской эмигрантской семьи, живущей на территории Китая. Автор этого романа — не очень известный писатель. Нина Федорова - псевдоним Антонины Федоровны Рязановскои, жены известного культуролога Валентина Александровича Рязановского (1884-1968). Она родилась в 1895 году в городе Лохвица в Полтавской губернии, в молодости прожила в городе Харбин в Китае, и скончалась в 1983 году в Сан-Франциско в Америке.
Антонина Федоровна половину своей жизни провела в качестве эмигрантки. Тема "эмиграции", таким образом, не была чужда писательнице. Однако в ее судьбе, безусловно, есть отличие от Сергея Довлатова: он был одним из эмигрантов "третьей волны", она принадлежала ко второй волне эмиграции. Довлатов решил эмигрировать почти добровольно, Рязановская с семьей была принуждена к этому стечением обстоятельств.
Окончив историко-филологическое отделение Бестужевских женских курсов в Петербурге, Антонина Федоровна переехала в русский город Харбин. Затем последовала Октябрьская революция. Как многие русские на территории Китая, не получившие советского гражданства, она стала невольной "изгнанницей". Рязановская преподала русский язык и русскую литературу в Китае, а затем - в штате Орегона в Америке. Параллельно она и писала художественные произведения32.
Роман «Семья» был написан на английском языке, впервые опубликован в Америке в 1940 году. Он получил премию «Атлантического ежемесячника». Затем в Нью-Йорке в 1952 году автором издается русский вариант. Роман Нины Федоровой появился перед русскими читателями только после перестройки в 1994 году.
Этот роман Нины Федоровой демонстрирует особую -интернациональную - судьбу. Вобравший в себя биографию создательницы, историю одной русской семьи, разворачивающуюся на фоне жизни Китая, он вышел в свет в Америке первоначально на английском языке.
«Семья» имеет совсем иной хронотоп, в отличие от романа «Анна Каренина», построенного на описании жизни русского высшего светского общества в 1870-е годы. Время действия в романе «Семья» — 1937 год. Уже прошла одна мировая война. Российская империя пала двадцать лет тому назад. Во всем мире распространено предощущение, что скоро будет еще одна ужасная война. Место действия в романе «Семья» — не в сердце России, не Санкт-Петербург или Москва (как у Толстого), а Дальний Восток, Китай, Тянцзин.
События в романе «Семья» разворачиваются в одной русской бедной семье, которая живет в британской концессии на территории Китая. Это значит, что в этом ограниченно-специфическом мирке проживают не только русские, ведущие персонажи в этом романе, но и люди из разного подданства. Главное, что все эти люди разных национальностей с большей тревогой ждут наступления войны. Роман Нины Федоровой «Семья» развивается в такой остановке.
В отличие от Льва Толстого, который начинает роман «Анна Каренина» с объективного и общего определения ключевого понятия своего произведения "семья" в одном предложении, Нина Федорова в романе «Семья» использует другой художественный прием. Она тоже начинает с определения семьи. Однако здесь речь идет не об обобщенной, а об одной конкретной семье, образу которой также придается символический смысл: «Единственное, что они, несомненно, унаследовали от многих поколений своих благородных предков, был длинный и тонкий аристократический нос. Хотя, по форме, это был все тот же нос, полученный по наследству всеми членами семьи, он выглядел различно на лиг\е каждого из них. Он выражал достоинство и терпение на усталом лице Бабушки. На увядающем лице Матери он был воплощением покорности судьбе. У Пети он говорил о тайной обиде, о назревающем бунте. Очаровательным он казался на нежном лице Лиды: он говорил, он пел о замечательных надеждах, о романтических мечтах, о том, как жизнь прекрасна в семнадцать лет. Он был обыкновеннейшим носиком на худеньком, веснушчатом личике Димы. Здесь он забавно и трогательно морщился, реагируя на неожиданности жизни. И все же это был тот же нос, объединяющий их в одну семью» (5).
Доминантный ген этой семьи - нос — выступает средством представления главных персонажей этого романа, наглядной характеристикой их главных черт и даже основой для предсказания их судьбы.
Эта семья - изгнанники с Родины. В ней практически ничего больше не осталось, кроме пяти членов семьи. Однако Нина Федорова все время демонстрирует свойства, которые объединяют эту злополучную семью. В том числе, в первую очередь, — нос.
Изгнание - это не последняя катастрофа, которая эту русскую семью ожидает. Впереди еще одна мировая война. В данной ситуации автор стремится отыскать бесценные вещи, объединяющие и сохраняющие семейные ценности. В широком смысле, апология семьи — самая главная задача в романе Федоровой.
Книга „Наши": герои и структура
Героями (кроме повествователя) в книге «Наши» выступают представители четырех поколений семьи. В первой и второй главах речь идет о двух представителях первого поколения: о еврейском деде Исааке и армянском деде Степане. С третьей по восьмую главу — о втором поколении (дядя Роман, дядя Леопольд, тетя Мара, теткин муж Арон, мать и отец повествователя). В девятой и одиннадцатой главах - о третьем (двоюродный брат Боря и жена Лена), а в последних двух главах - о четвертом (дочка Катя и сын Николас Доули) поколениях.
К тому же десятая глава повествует еще об одном "единственном и нормальном" члене семьи, называемом "гордой девицей" - фокстерьере Глаше: «Когда она рядом, я уже стесняюсь переодеваться» (2:353). В отличие от безымянного брошенного два раза хозяевами бульдога в романе Федоровой «Семья» Глаша занимает особое место в этой семье, хотя определить ее принадлежность к какому-либо поколению невозможно.
Рассмотрим персонажей каждой главы и проанализируем особенности структуры книги «Наши».
Книга Довлатова «Наши» начинается с описания двух дедов, которые напоминают мифологических героев.
Исаак, дед повествователя по отцовской линии, обладает необычной внешностью: "Росту дед был около семи футов", "Усы его достигали погон". При этом он был силачом, что, как правило, является одним из важнейших признаков героя мифа. На фронте вместо лошадей дед тащил орудие, и даже в преклонном возрасте после женитьбы сыновей он остановил полуторатонный грузовик и поднял его за бампер. В соответствии с такими его качествами по ходу рассказа часто возникают эпизоды, которые подсознательно кажутся тоже элементами мифа. Например, на фронте во время атаки орудийный расчет не может поддержать атакующих, потому что
спина деда заслоняет неприятельские укрепления. Дед обладал таким аппетитом, что он за год проел свою закусочную, и его жена Рая часто смущалась в гостях от его обжорства44. У деда - типичное для сказочного героя число сыновей - трое. И так далее.
Мифологические мотивы появляются и в эпизоде с так называемой "Мэджик бэд (Magic bed)". Дед ложится в сенсационную новинку — американскую раскладную кровать — испытать, насколько она прочна и удобна. "Мэджик бэд", однако, сразу ломается, не выдержав мощи деда. Это происходит еще два раза. Здесь мы видим троекратный повтор действия - один из универсальных законов в мифах. Использование этого закона является эффектным приемом для того, чтобы создать мифологический образ деда.
Как правило, типичный герой в мифе приносит себя в жертву человечеству или совершает потрясающие подвиги. Достигнув цели, он обречен погибнуть или после гибели превратиться в существо, живущее вечно. Однако Исаак, необыкновенный силач, обладавший внешностью мифического героя, - был реальным человеком, дедом повествователя. Возможно, он действительно получил многочисленные медали во время русско-японской войны, но в тексте нет примеров героических подвигов, совершенных дедом. Вместо этого повествователь обращает внимание на то, что дед тащит орудие, когда лошади выбиваются из сил, что его огромная спина невольно мешает атаке. Все это просто вызывает смех, который не соответствует пафосной специфике мифа. Точно так же мы не видим никакого подвига ради человечества в эпизоде замедления дедом хода революции. Просто повествователь объясняет поведение деда тем, что "беспорядков мой дед не любил". Выясняется также, что Исаак боялся бить человека, чтобы "не увлечься", почему он и уродовал грузовик, вместо водителя, назвавшего его "эюидовской мордой". Кроме того, Исаак проводит большое время "скромным ремесленником" в отличие от необычного героя, бесконечно попадающего в бурные события.
Наконец, Исаак заканчивает свою жизнь в тюрьме только оттого, что его младший сын живет в Бельгии, а через 20 лет деда "реабилитируют за отсутствием состава преступления".
Герой второй главы, Степан, дед по материнской линии, тоже обладает необычной внешностью. "Был он высок, элегантен и горд", и поэтому находится в центре внимания: «... он был красив. Напротив его дома жили многочисленные князья Чикваидзе. Когда дед переходил улицу, молоденькие — Этери, Нана и Галатея Чикваидзе выглядывали из окон» (2:284). Кроме того, он имеет характер тяжелее, чем характер любого армянина, живущего на территории Грузии: «Далее на Кавказе его считали вспыльчивым человеком» (2:284). Неудивительно, что семья трепетала от взгляда деда Степана, как от взгляда головы Горгоны 5.
Как правило, у мифических героев есть свое особенное оружие. Есть оно и у деда Степана - мистическое колдовское слово,1 ошеломляюще действующее на других людей: «АБАНАМАТ!46». Если Степан кричит с гневом "АБАНАМАТ", то все люди замирают в страхе на том самом месте, где оно их застало.
Дед Степан, не подчиняющийся никому, не сгибается даже перед лицом Бога. В свою жизнь он два раза борется с ним. Хотя невозможно выиграть у Бога, Степан в этой борьбе не отступает ни на шаг. При землетрясении в Тбилиси, например, Степан ведет себя как обычно. Он остается в покинутом всеми жителями городе, в одиночестве сидя в глубоком кресле. Он спокойно планирует новую жизнь после разрушений, произведенных природной стихией. Во втором сражении с Богом он также не выказывает не малейшей слабости духа. Престарелый Степан, который давно не мог ходить, однажды встает и идет к обрыву. Он стоит на краю обрыва и шагает вперед. Однако после его ухода из этого мира колдовская магия Степановых слов не прекращается: «Через несколько минут (после исчезновения Степана, ушедшего из дома к обрыву. — К.Х.) прибежала бабка. За ней - соседи. Они громко кричали и плакали. Лишь к вечеру их рыдания стихли. И тогда сквозь неумолкающий шум ручья, огибавшего мрачные валуны, донеслось презрительное и грозное: - К-А-А-КЭМ! 47 АБАНАМАТ!..» (2:287).
Книга „Наши": герои и прототипы
Книга Сергея Довлатова «Наши» представляет собой историю одной русской семьи. В ней нет специальной главы, посвященной собственно повествователю. Мы, однако, легко отождествляем повествователя этой книги с биографическим автором. Уже первая глава начинается с выяснения того, что Донат (настоящая фамилия отца автора - Мечик) - еврей по крови. В седьмой главе;, где речь идет о матери, Норе Довлатовой, коротко излагается жизнь повествователя — развод родителей в детстве, коммуналка, университет, армия, литералурная деятельность, отсутствие публикаций, опубликование рассказов на Западе, КГБ, тюрьма и эмиграция в Нью-Йорк... Подобная история, без всякого сомнения, автобиографична как документальный фильм.
Более того, большинство персонажей в «Наших», как в других довлатовских произведениях, носит имена и фамилии реальных людей, окружавших писателя при его жизни. Так и, опираясь на это, многие опрометчиво определяют Довлатова как автобиографического писателя. К тому же некоторые из них даже сомневаются в художественности самого автора.
Вспомним (еще раз) роман «Анна Каренина». Известно, что в жизнь литературного образа Константина Левина входят несколько автобиографических элементов графа Толстого. Например, фамилия героя "Левин" - из детского имени автора "Лёва". Любовная сцена, где Левин выражает свое чувство к Кити аббревиатурой, произошла в действительности между Львом Николаевичем и Софьей Бере в 1862 году до их женитьбы.
Однако мы отнюдь не отожествляем этого литературного героя в романе «Анна Каренина» с его автором Львом Толстым52.
Точно так же эту мерку надо применить к проблеме соотношения Довлатова как героя своих собственных произведений и Довлатова как реального человека. Что касается этой проблемы, то уже Довлатов сам высказал в эпиграфе из книги «Зона» следующим образом: «Имена, события, даты — все здесь подлинное. Выдумал я лишь детали, которые несущественны. Поэтому всякое сходство между героями книги и живыми людьми является злонамеренным. А всякий художественный домысел — непредвиденным и случайнът. Автор» (2:7).
Таким образом, следует отметить, что для того чтобы правильно понять художественный мир Довлатова, мы не должны бездумно пользоваться его иносказаниями и творчески \т приемами. В связи с проблемой прототипа в творчестве Довлатова.. И. Н. Сухих использует выражение "игра в «было - не было»", отмечая, что «и читатели искушенные, друзья-приятели и персонажи довлатовской прозы, невольно или вольно втягиваются в эту игру в «было -не было»»53.
Итак, проиллюстрируем проблему прототипа, сравнивая отдельных персонажей в книге «Наши» со сведениями о реальных родственниках Сергея Довлатова и, одновременно, рассмотрим особенности художественного приема Довлатова, сравнивая персонажей в «Наших» с персонажами в других его произведениях.
Как в конце первой главы в книге «Наши» ("я часто вспоминаю деда, хотя мы и не были знакомы"), Сергей Довлатов при жизни не видел своего еврейского деда Исаака, поскольку дед был расстрелян в 1938 году за три года до рождения внука от второго сына. Сергей, наверняка, слышал о своем деде от отца Доната. Опираясь на эти рассказы, Довлатов писал о деде, и «Мой дед Исаак» был опубликован в первом номере американской эмигрантской газеты «Новый американец»54.
Ксения Мечик-Бланк, сводная сестра Сергея, передала эту новость Анисиму (1887-1991), родному брату деда Исаака, живущему во Флориде (в возрасте за 40 лет в начале 1930-х годов он эмигрировал в Америку) и получила ответ такой: «Меня крайне удивляет, откуда Сергей знает биографию своего дедушки. Я не думаю, что Донат описал своего отца в такой темной краске. Он пишет, что дедушка был пьяница и обжора. Я вам представлю моего брата. Он был умный, развитой, приятный-интеллигентный человек (подчеркнуто мною. — К.Х.). Я всегда завидовал ему, почему я не удался, как он. Сергей пишет, что он служил в артиллерии. Неправда, он служил в пехоте. Он пишет, что Исаак получил 3 медали, что царь приехал на Дальний Восток осмотреть армию. Царь сидел в Петербурге во время русско-японской войны. Сергей пишет, что дедушка зарабатывал на жизнь, починяя часы. Для того, чтобы разобрать часы и составить, нужно идти в часовую школу на 5 лет. Он такую школу не посещал. Он пишет, дедушка был наполовину еврей, наполовину русский. Мы оба родились от одной матери. Она была еврейка you like it or not. Скажите вашему брату, если он думает писать в газете, пусть пишет правду. Если писать фантазию, можно очутиться в тюрьме» 1 .
