Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Тема любви в художественной картине мира поэзии И. А. Бродского (сборник «Новые стансы к Августе») и её интерпретация в англоязычных переводах Дж. Клайна в сборнике «Selected Poems» 38
1.1. Тема любви в художественной картине мира сборника «Новые стансы к Августе» 38
1.2. Интерпретация художественной картины мира любовной лирики И. А. Бродского в англоязычных переводах Дж. Клайна 52
Глава II. Художественная картина мира в стихотворном цикле И.А. Бродского «Часть речи» и её трансформация в англоязычном автопереводе цикла «A Part of Speech» 80
2.1. Художественная картина мира в тематико-мотивной и образной структуре цикла «Часть речи» 80
2.2 . «Причина» и «следствие» автопереводческой трансформации И. А. Бродским цикла «Часть речи» в цикл «A Part of Speech» 88
Глава III. От «Урании» Иосифа Бродского к «То Urania» by Joseph Brodsky: движение к англоязычному читателю 130
3.1. Художественная картина мира в сборнике И. А. Бродского «Урания» .130
3.2. Состав и структура англоязычного сборника И. А. Бродского (Joseph Brodsky) «То Urania» 146
3.3. Основные аспекты трансформации художественной картины мира в англоязычном сборнике И. А. Бродского (Joseph Brodsky) «То Urania» 165
З.З.І. Тема Родины и изгнания в «Пятой годовщине» и её трансформация в англоязычном авторском переводе 165
3.3.2. Внутренние контекстуальные связи в образно-мотивной системе сборника «То Urania» CLASS Глава IV. Англоязычные стихи И. А. Бродского в художественной картине мира его поэзии 223 CLASS
Заключение 247
Библиография 255
- Интерпретация художественной картины мира любовной лирики И. А. Бродского в англоязычных переводах Дж. Клайна
- . «Причина» и «следствие» автопереводческой трансформации И. А. Бродским цикла «Часть речи» в цикл «A Part of Speech»
- Состав и структура англоязычного сборника И. А. Бродского (Joseph Brodsky) «То Urania»
- Тема Родины и изгнания в «Пятой годовщине» и её трансформация в англоязычном авторском переводе
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования обусловлена необходимостью осмысления творческого наследия И.А. Бродского с позиций современной литературоведческой науки и с учетом герменевтических возможностей переводоведения. Выявление в диссертации общих и специфических черт художественной картины мира в русскоязычной поэзии Бродского и в ее англоязычных переводах позволяет представить творческую индивидуальность поэта на более высоком уровне ее целостности и многогранности.
Объектом исследования является лирика Бродского 1962–1994 гг.
Предмет исследования – художественная картина мира в поэзии Бродского и ее трансформация в англоязычных переводах, автопереводах, а также в стихотворениях поэта, написанных на английском языке.
Материалом исследования послужили стихотворные тексты Бродского из сборников «Новые стансы к Августе» (1983), «Часть речи» (1977), «Урания» (1987) и их англоязычные переводы и автопереводы из сборников «Selected Poems» (1973), «A Part of Speech» (1980), «To Urania» (1988), англоязычные стихотворения Бродского из сборников «To Urania» и «So Forth» (1996) и их русскоязычные переводы, выполненные В. Куллэ; интервью и эссе поэта. Выбор для анализа именно сборников «Новые стансы к Августе», «Урания», цикла «Часть речи» обусловлен их этапным значением в творческой биографии Бродского, а также эволюцией принципов трансформации художественной картины мира в их англоязычных переводах.
Цель диссертации – выявить специфику художественной картины мира в поэзии Бродского, определить основные направления и результаты ее трансформации в англоязычных переводах, автопереводах и стихотворениях, изначально написанных автором на английском языке.
Для достижения поставленной цели решались следующие задачи:
– проанализировать тему любви как важнейшее слагаемое художественной картины мира в сборнике стихов Бродского «Новые стансы к Августе» в сопоставлении текстов, написанных на русском языке, с англоязычными переводами ранней любовной лирики Бродского, выполненными Дж. Клайном для сборника «Selected Poems»;
– дать сравнительный анализ оригиналов и автопереводов Бродского в свете его переводческой стратегии;
– рассмотреть художественную картину мира в цикле стихов Бродского «Часть речи» и его автопереводе «A Part of Speech», выявить особенности семантической и структурной трансформаций текста в автопереводе;
– обозначить художественные параметры картины мира в сборнике Бродского «Урания» и рассмотреть ее структурно-семантическую трансформацию в англоязычном сборнике «To Urania»;
– определить специфику художественной картины мира в стихотворениях Бродского, написанных на английском языке.
Теоретико-методологическую основу исследования составили труды, посвященные проблеме художественной картины мира в литературе, Г. А. Гуковского, М. М. Бахтина, А. П. Скафтымова, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, В. Е. Хализева, Т. Н. Цивьян, Х.-Г. Гадамера; фундаментальные исследования в области теории лирики Р. О. Якобсона, Ю. Н. Тынянова, Л. Я. Гинзбург, Б. О. Кормана, М. Л. Гаспарова; работы по переводоведению Е. Г. Эткинда, Э. Озерса, Л. К. Латышева, Ю. П. Солодуба, Г. Р. Гачечиладзе, а также труды отечественных и зарубежных литературоведов, внесших весомый вклад в изучение творческого наследия Бродского, В. Полухиной, М. Крепса, В. Куллэ, О.И. Глазуновой, Р. Р. Измайлова, А.А.Чевтаева, Д. Н. Ахапкина, А.М. Ранчина, А.А. Фокина, Д. Бетеа, Дж. Клайна, Д.Уайссборта.
В диссертации используется комплекс дополняющих друг друга методов исследования: биографический, историко-литературный, культурно-исторический, сравнительно-сопоставительный, системный, герменевтический.
Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые предпринимается комплексный анализ основных компонентов художественной картины мира поэзии Бродского в их трансформации при переводах и автопереводах на английский язык; определены параметры авторской индивидуальности поэта-билингва; впервые выявлены характерные особенности поэтики Бродского, которые высвечиваются при сравнительном исследовании его стихотворений и их переводов, выполненных профессиональными переводчиками, авторских переводов, а также при анализе стихотворений, изначально написанных Бродским по-английски.
Теоретическая значимость исследования состоит в дальнейшей разработке понятия «художественная картина мира», не получившего в современном литературоведении полной терминологической определенности; в установлении закономерностей трансформации картины мира поэта при переводе его произведений на иностранный язык, при создании автором оригинальных текстов в условиях билингвизма, а также специфики авторской стратегии адаптации текста для иноязычного читателя с учетом коммуникативной функции перевода.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования результатов исследования в лекционном курсе «История русской литературы» и спецкурсов, посвященных творчеству Бродского, литературе русского зарубежья, проблемам художественного перевода поэтических произведений.
Положения, выносимые на защиту:
1. Тема любви как важнейшее слагаемое художественной картины мира в поэзии Бродского с наибольшей полнотой представлена в сборнике «Новые стансы к Августе» и характеризуется единством внешнего и внутреннего сюжетов, особым хронотопом, устойчивостью мотивов и стилевых приемов. Англоязычные переводы ранних стихотворений Бродского (1962–1967), выполненные Дж. Клайном в сборнике «Selected Poems», представляют собой пример эквивалентной и коммуникативной адекватности оригиналам и дают собственную интерпретацию художественной картины мира Бродского. Их анализ позволяет выявить существенные грани творческой индивидуальности поэта, увиденные и творчески осмысленные человеком иной ментальности и языка. Переводы Дж. Клайна составляют своего рода биографический микроцикл, романизированную историю любви, до некоторой степени компенсируя дискретность восприятия англоязычными читателями любовной лирики Бродского при отсутствии английского перевода полного текста сборника «Новые стансы к Августе».
2. Автопереводы поэзии Бродского на английский язык следует рассматривать как органическую часть его поэтического творчества. Сравнительный анализ оригиналов и автопереводов в свете переводческой стратегии Бродского позволяет отчетливо увидеть доминанты художественной картины мира поэта в ее целостности и динамике; раскрывает возможность наиболее адекватной интерпретации его поэзии носителями иного языка и иной ментальности.
3. Сравнительный анализ русскоязычного цикла стихов Бродского «Часть речи» и его автоперевода «A Part of Speech» позволяет отметить определяющую роль композиционных изменений в трансформации художественной картины мира, которые приводят к смещениям в тематико-мотивной структуре цикла, а также в ценностной значимости личностных самоопределений и внутренних состояний лирического героя. В целом содержательно-психологическое поле и художественная форма оригиналов в автопереводах сохраняются.
4. Своеобразие художественной картины мира в сборнике «Урания» (1987) характеризуется аналитической обобщенностью в разработке темы изгнания и образа родины; усложнением художественного хронотопа, нарастающей объективизацией лирического героя с присущим ему этическим самоопределением, проявляющимся в мотиве благодарности судьбе и Богу за трагические испытания и утраты; разделением его образа на несколько ипостасей; строгой сдержанностью поэтической тональности. Трансформация художественной картины мира в англоязычном сборнике «To Urania» обусловлена тем, что он по составу и композиции существенно отличается от своего русского «прототипа». В связи с этим в его тематико-мотивном комплексе усиливается акцент на общечеловеческие вечные ценности, чувства и категории, изменениям подвергается образ лирического героя. Бродский прибегает к новым способам структурирования художественной картины мира, многие автопереводы обладают повышенной коммуникативной значимостью по отношению к англоязычному читателю и выполняют автокоммуникативную функцию, что выражается в поэтических и переводческих трансформациях оригиналов, вплоть до включения в них новых реалий, образов и целых фрагментов.
5. В англоязычных стихотворениях из сборника «To Urania» и «So Forth» (1996) создается особая картина мира, формируется круг тем, о которых Бродский считал нужным писать именно по-английски. Подобный опыт характерен для творчества поэта-билингва. Этот корпус текстов дает материал для более полного рассмотрения общей художественной картины мира поэзии Бродского.
Апробация работы. Результаты научной работы и ее основные положения были представлены на Всероссийской конференции молодых ученых «Филология и журналистика в начале ХХI века» (Саратов, 21–23 апр. 2010 г.), Международной научной конференции «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов, 20–21 мая 2010 г.), XXXII зональной конференции литературоведов Поволжья «Анализ и интерпретация художественного произведения» (Астрахань, 23–24 сент. 2010 г.), итоговой конференции преподавателей и аспирантов Пединститута СГУ им. Н. Г. Чернышевского (Саратов, 1 марта 2011 г.), XXXIII зональной конференции литературоведов Поволжья (Саратов, 9–10 сент. 2012 г.).
Интерпретация художественной картины мира любовной лирики И. А. Бродского в англоязычных переводах Дж. Клайна
По мнению М. Крепса, «настоящей школой поэзии для Бродского оказалась не Цветаева и даже не русская поэтическая традиция, а английские поэты-метафизики семнадцатого века: Джон Донн, Джордж Герберт, Ричард Крэшо и Эндрю Марвелл» . Бродского часто называют «русским метафизиком», подразумевая под этим воплощение элементов поэтики английских мастеров этого направления в его творчестве. Однако И. Шайтанов говорит о «колеблющейся неясности такого определения» по отношению к Бродскому, так как в сознании русского читателя «поэт-метафизик» понимается примерно как «поэт-философ, пишущий на религиозные темы», что не соответствует сущности влияния английской поэзии на творчество Бродского. Поэтому исследователь предлагает использовать термин «метафизический стиль» по отношению к поэзии Бродского, как наиболее адекватный63.
Интересной чертой художественной картины мира Бродского является его стремление воплощать свои авторские интенции через жанр: Бродский широко и часто использует элегии, сонеты, стансы, песни64. Это даёт поэту возможность ввести свои произведения в определённый круг литературных традиций. Но он тут же эти традиции и нарушает, придавая жанру новую неклассическую форму. Представляется, что изучение жанровых особенностей произведений Бродского следует проводить с учётом его ориентации на творчество других поэтов, так же, как исследуются функции цитат, реминисценций и аллюзий. Например, «Новые стансы к Августе» следует воспринимать в соотнесении со стихами Байрона «Стансы к Августе», элегии в контексте поэтической традиции Одена. «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» по контрасту с сонетами Шекспира в выражении отношения лирического героя к возлюбленной.
Итак, изучение вышеназванных аспектов позволяет выявить особенности уникальной художественной картины мира творчества Иосифа Бродского, которая во всей своей сложности предстает перед читателем и исследователем. Те научные работы, которые непосредственно касаются вопросов, освещаемых в нашей диссертации, будут учтены в ходе конкретного анализа.
Тематика нашей работы охватывает огромные пласты творчества поэта, соответственно, чтобы не утонуть в подчас сухих теориях и не отдалиться от самой сути творчества Бродского, мы постараемся сосредоточиться и на собственных его взглядах. Сохранение этой «субъективности» может восприниматься как соответствие воле автора. Но это не делает задачу простой. Бродский вёл активную творческую и общественную жизнь за рубежом и давал большое количество интервью. Однако в конце жизни он просил не издавать ни его биографию, ни собрание его интервью. Чем же это было вызвано? Интервью по своей структуре часто повторяли друг друга; круг вопросов, задаваемых поэту, был более или менее постоянным. Но, отвечая на них, Бродский подчас высказывал идеи, на первый взгляд, противоречащие друг другу, которыми легко можно спекулировать. Разрешить эти противоречия возможно только с учётом хронологии и контекста высказывания.
Неоднозначно отношение Бродского и к биографии как таковой. С одной стороны, он не раз выступал против изучения его творчества в подобном контексте, с другой стороны, признавал значимость обстоятельств жизни в формировании личности поэта. Сам же он активно использовал биографические данные при изучении творчества своих любимых авторов.
Этот же принцип осмысления жизни и творчества поэта в их единстве положен в основу таких значительных исследований, как книга Л. Лосева «Иосиф Бродский: опыт литературной биографии»65, дающая читателю, как указывает автор, именно тот «формат» биографии, который сам Бродский признавал. Для читателя эта книга представляет собой некий «общий курс», путеводитель по творчеству Бродского. Отметим также «Диалоги с Иосифом Бродским»66 С. Волкова, «Большую книгу интервью»67, «Иосиф Бродский глазами современников»68, книгу Л. Штерн «Иосиф, Джозеф, Ося»69, написанную в форме мемуаров.
Одним из интересных аспектов творчества поэта является его опыт взаимодействия с английским языком. Редкое явление творческого билингвизма наиболее полно раскрывается в англоязычных эссе Бродского и его авторских переводах, критическая оценка которых далеко неоднозначна.
Исследованию авторских переводов Бродского посвящено несколько научных работ. Прежде всего, следует отметить докторскую диссертацию и ряд статей известного бродсковеда В. Полухиной, посвященных анализу различных аспектов авторских переводов Бродского. Кроме того, ценной для нашего исследования является ее работа «Английский Бродский»70(1998), где даётся аналитический обзор отзывов английской и американской критики на англоязычные сборники поэзии Бродского.
Сопоставляя оригинал и автоперевод стихотворения Бродского «In Memoriam» (1991), Н.Н. Бабанина и В.А. Миловидов делают весьма важное наблюдение о том, что автоперевод вступает у Бродского в диалог с оригинальным текстом . Эту мысль развивает А. Нестеров в статье «Автоперевод как автокомментарий» (2001): «Большой том стихов Бродского в английских переводах, выполненных либо самим автором, либо - при его участии ... - это замечательный автокомментарий к русским текстам: поэт показывает, что в них ценно для него, а чем он готов пожертвовать, изменив, сдвинув, отредактировав»72.
В статье С. Г. Николаева «Об одном стихотворении Бродского и его переводе, выполненном автором» (1999)73 предметом глубокого анализа становится стихотворение Бродского «То не муза воды набирает в рот...» и его авторский перевод, опубликованный под названием «Folk Tune». Исследователь проводит сопоставительный анализ с целью выявления лексико-семантических трансформаций и степени адекватности русскоязычного стихотворения и автоперевода. Однако в его подходе мы наблюдаем интерес к переводу только как к процессу.
. «Причина» и «следствие» автопереводческой трансформации И. А. Бродским цикла «Часть речи» в цикл «A Part of Speech»
Во многом ключевыми для понимания истории любви лирического героя и М. Б. становятся заключительные и самые страстные стихотворения сборника «Горение» (1981) и «Я был только тем, чего...» (1981).
«Горение» - одно из самых беспрецедентных по своей чувственной откровенности, которую многие считают святотатством, стихотворение. В то же время с точки зрения метафизической поэзии оно довольно традиционно. И. Шайтанов называет это стихотворение «классическим случаем развернутой реализованной метафоры»108. Метафору в «Горении» «запускает» брошенный в камин взгляд, уловивший сходство охваченных огнём поленьев с женской головой в ветреный день. Далее метафора начинает стремительно развиваться, захватывая в свой водоворот всё новые и новые ассоциации: щипцы камина -раскалённые щипцы для завивки волос. И вот огонь из камина перекидывается на душу лирического героя. Образ возлюбленной воскресает во всей своей полноте и яркости: «Ты та же, какой была!». Грань, между воображаемым и реальным, исчезает. Страстная натура героини воплощается в образе танцующей с закушенной губой менады. «Языческий танец героини в христианском обрамлении травестирует жертвоприношение: пламя земной любви, поглощающее и душу и тело, удушливым дымом поднимается к небесам. ... Она, возвращенная памятью, не признает границ и барьеров для своей любви, как она никогда их не признавала»1 . Но «горение» моментально занимается, вспыхивает, обжигает и стремительно гаснет - и вот перед взглядом лирического героя остаются лишь обгоревшие дрова и остывающий камин. Шайтанов отмечает, что в метафизическом произведении «первоначальное ощущение сходства возникает совершенно случайно; подсказанное беглым впечатлением, оно принадлежит "здесь" и "сейчас", но, продуманно развернутое, оно оказывается подходящим средством для долгого путешествия в сферу бесконечного. Это как раз и есть случай со стихотворением Бродского, в пламени чьего камина погибла вселенная»110.
Для поэзии Бродского характерно сравнение своей любви к М. Б. с любовью к Богу, при этом земную любовь он ставит выше: «Я любил тебя больше ангелов и самого», этим подчёркивая её исключительность и силу.
Если в пушкинском стихотворении «Пророк» шестикрылый серафим наделяет поэта исключительными слухом, зрением и голосом, то у Бродского поэтический дар формируется благодаря опыту любви, несравнимому для него ни с чем в жизни: «Это ты, горяча,/ощую, одесную /раковину ушную /мне творила шепча; «Это ты ... /в сырую полость/рта мне вложила голос...»; «я был попросту слеп./ Ты ... /даровала мне зрячесть» (3,226).
Библейское семидневное сотворение Богом мира воплощается в семи строфах стихотворения «Я был только тем...», метафорически передавая историю становления личности поэта. Именно своей возлюбленной поэт отводит роль своего творца: «Так творятся миры. / Так, сотворив, их часто/ оставляют вращаться, / расточая дары». Так и поэт, оставленный возлюбленной, «расточает» в своих стихах свой «дар», которым она его наделила. Любовь земная, как и в стихотворении «Горение», расширяется до размеров вселенной. В заключительных строках последнего стихотворения сборника в перифразе отчётливо просматриваются финальные строки «Божественной комедии» Данте: «Любовь, что движет звезды и светила»".
Постскриптумом к «Новым стансам к Августе», сборнику, с, по сути, завершённым лирическим сюжетом, служат, тем не менее, ещё два стихотворения, посвященные М. Б.: это «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером...» (1989) и «Подруга, дурнея лицом, поселись в деревне...» (1992). Сложившаяся их оценка однозначна - ирония поэта по отношению к былой драме, последняя черта, за которой Я и Ты никогда больше не соединятся, потому что Ты осталась в другой жизни: «Не пойми меня дурно: с твоим голосом, телом, именем/ ничего уже больше не связано. Никто их не уничтожил,/ но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум/ещё одна жизнь. И я эту долю прожил» (4, 64). Стихотворение «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером...» подруга Бродского Л. Штерн восприняла как «плевок через океан» в лицо М. Б. Но, однако, в последнем четверостишие, как раз после ироничного описания героини, где в четырёх строках уместилась вся история любви, которую Бродский проживал «четверть века» («...ты питала пристрастье к люля и к финикам, рисовала тушью в блокноте, немножко пела,/ развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком/ и, судя по письмам, чудовищно поглупела»), после заявления, что она забыта навсегда, снова звучит мотив памяти, побеждающей время, разделяющее лирического героя и его адресат: «Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии/Ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?/Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своём бесправии» (4, 64). Общее восприятие произведения позволяет говорить о нём не как об «ироническом постскриптуме» или некоей «мести», а как об объективной констатации факта - образ М. Б., рождающий поэтическое вдохновение столько лет, исчерпал себя - и точка должна быть поставлена. Прощаясь с М. Б., Бродский сохраняет для себя самый дорогой и яркий его оттиск - в памяти она остаётся навсегда «молода, весела, глумлива»...
Состав и структура англоязычного сборника И. А. Бродского (Joseph Brodsky) «То Urania»
Многие векторы мировосприятия лирического героя, как отмечалось выше, были заданы в более ранних произведениях, но в сборнике «Урания» они начинают проявляться ещё более отчётливо. Как и в «Части речи», основным временем действия стихотворений является зима. Причём, если в цикле «север» воспринимается как географическое положение родины, связанное с Петербургом, традициями русской поэзии, то в «Урании», наряду с этим, звучит мотив оледенения, холод связан с концом жизни, переходом в чистое Время: «Время - есть холод», «Вас убивает на внеземной орбите/ отнюдь не отсутствие кислорода, / но избыток Времени в чистом, то есть - / без примеси вашей жизни виде» («Эклога 4, зимняя» - 1980, 3, 201). О. В. Глазунова детально описывает реализацию этого мотива в своей статье об «Эклоге 4, зимней»204. Мысль о затянувшейся жизни (причём здесь Бродский называет свою жизнь не длинной, а именно «затянувшейся», что говорит скорее об усталости от жизни, нежели о количестве прожитых лет), переплетается с рождённым ею ощущением холода: «В определённом возрасте время года / совпадает с судьбой». Но сам поэт говорит, что ему комфортно в этих условиях холода: «Я не способен к жизни в других широтах» («Эклога 4, зимняя»). Именно в стихии зимы лирический героя предстает как поэт. Стихия же жары, лета связана с образом лирического героя - одинокого странника, мучимого духотой, ему физически плохо: «Голова болит, голова болит./Ветер волосы шевелит/на больной голове моей в буром парке» («Над восточной рекой» - 1974, 3, 72); «Кровь в висках/стучит, как не принятое никем/ и вернувшееся восвояси Морзе» («Барбизон террас» - 3, 62); «Я, хватаясь рукой за грудь, поодаль/считаю с прожитой жизни сдачу» («Римские элегии» - 3, 228). Сила памяти по-прежнему является для поэта источником той картины мира, которая для Бродского была местом его воображаемого путешествия: «Помни, что прошлому не уложиться/без остатка в памяти, что ему/необходимо будущее» («Сан-Пьетро» - 3, 159). Воспоминания о людях, событиях прошлого продолжают жить и развиваться в стихах (как было показано на примере отношений с М. Б.): «...И дрова, грохотавшие в гулких дворах сырого/Города, мёрзнущего у моря,/Меня согревают ещё сегодня. («Эклога 4, зимняя» - 3, 201); «Знать, погорев на злаках/ и серпах, я что-то всё-таки сэкономил!/Этой мелочи может хватить надолго» («Ты узнаешь меня по почерку...» - 4, 34). Но, в отличие от «Части речи», где память ещё «свежа», разрушительный эффект времени стирает из жизни людей («Но тех, кто любили меня больше самих себя,/больше нету в живых» - « В Италии» - 1985, 3, 280), и воспоминания тускнеют («Я уже не способен припомнить, когда и где/произошло событье. То или иное./Вчера? Несколько дней назад? В воде?/В воздухе? В местном саду? Со мною?»- «Послесловие» - 1987, 4, 30). Это ощущение тягостно для лирического героя. За маской «завоевателя», то есть признанного западной державой поэта, отмеченного почётными наградами, и успешного преподавателя, скрывается человек, который тщетно пытается сохранить последнее, что осталось от другой, гораздо более для него «настоящей», жизни - «завыватель» и «забыватель»: «По утрам, когда в лицо вам никто не смотрит,/я отправляюсь пешком к монументу, который отлит/из тяжёлого сна. И на нём начертано: Завоеватель./Но читается как «завыватель». А в полдень -/Как «забыватель».(«Элегия» - «Прошло что-то около года...» - 1986, 3, 306). Ощущение, что «всё зарастает людьми», что приходит новое и стирает старое, неизбежно, даже по отношению к самому родному человеку - к матери:
Выражение настоящего через прошлое, характерное для поэзии Бродского, в художественной картине мира сборника «Урании» перестаёт быть полноценным ввиду появления «белых пятен» на месте стёртых временем воспоминаний. Но это не только следствие воздействия прошедших лет, это ещё и результат движения лирического героя. Если, например, в цикле «Часть речи» лирический герой представлен чаще всего в статичном состоянии, то в «Урании» доминирует, наряду с образом поэта, образ странника.
Композиция и внутренний сюжет «Урании» сложны, многомерны и могут быть проанализированы с различных точек зрения в зависимости от сосредоточенности исследователя на определённых, составляющих стержень этого сборника темах, мотивах, смыслах и структурообразующих принципах.
В научной литературе фактически нет работ, рассматривающих целостную структуру «Урании» 5 В связи с решаемой нами задачей воссоздания художественной картины мира попытаемся очертить композицию и внутренний сюжет сборника в аспекте развития в них главной, на наш взгляд, темы изгнания и её основных мотивов: ностальгических воспоминаний о родине, странствия как поиска нового места для гармонического и полнокровного существования, любви, уже не дающей точки опоры в чужом мире и усиливающей трагедийное мироощущение, творчества, уход в сферу которого означает отрыв от земли и воспарение в царство вечного холода, чистого воздуха, где царствует муза
Тема Родины и изгнания в «Пятой годовщине» и её трансформация в англоязычном авторском переводе
Переводчик А. Шапиро выбирает другую переводческую доминанту: он решает «написать перевод в духе русских стихов Бродского. Ведь Бродский по-русски и по-английски пишет в совершенно разном стиле. И русским стилем вполне можно воспользоваться для перевода английских стихов»290. Результат перевода в этом случае получатся совершенно иной (см. приложение 5г).
Перевод, сделанный В.Куллэ, демонстрирует и образную и метрическую близость к оригиналу (кроме некоторых смысловых отступлений, выделенных цветом). Сюжет стихотворения - ясный, весь рассказ очень лиричен, наполнен тонкими метафорами, и переводчик старается сохранить именно эту атмосферу и стиль.
Если взять для сравнения перевод, выполненный Александром Шапиро, можно заметить, и переводчик сам это оговаривает, что стиль стихотворения изменён. Однако нам это не кажется правомерным, так как, несмотря на то, что Бродский часто использует сниженную лексику и разговорный стиль, стихотворению «Tornfallet» это несвойственно, здесь он показывает себя как тонкий лирик.
Стихотворение «То My Daughter» («Моей дочери» - 1994), адресованное маленькой дочери, написано Бродским незадолго до смерти. Несмотря на характерный сдержанный тон, это глубоко личное произведение полно нежнейших интонаций и представляет своего рода назидание. Из-под пера И.А.Бродского уже выходило стихотворение с посвящением сыну -«Одиссей Телемаку», созданное, когда поэт навсегда покинул Россию. Таким образом, оба произведения создаются перед расставанием и оба направлены в будущее, так как эти слова не могли быть поняты в момент написания в силу детского возраста и сына и дочери, но должны быть осознаны через много лет. Строки стихотворения вбирают в себя самые важные и непреходящие чувства, чтобы навсегда остаться теми словами, которые отец хотел сказать, и служить прочной связью между адресантом и адресатом. Но, в отличие от «Одиссея Телемаку», «Моей дочери» гораздо более конкретно, вплоть до реального места действия - кафе «Рафаэлла», находящегося недалеко от дома Бродского в Нью-Йорке. Свои отношения с дочерью здесь Бродским не осмысливаются через известный сюжет, ему важней говорить от себя и напрямую.
Д. Бетеа предлагает читателю, в первую очередь, англоязычному, достигать компетентного уровня восприятия стихотворения с опорой на эссе Бродского. Эта идея представляется нам очень плодотворной. Так, с помощью эссе «Кошачье мяу» исследователь проясняет почти что уверенность поэта в собственном послежизненном воплощении в форме вещи. Эссе о Томасе Гарди «С любовью к неодушевленному» объясняет выбор размера стихотворения -гекзаметра, который, как всегда у Бродского, является вместилищем времени и имеет философский смысл .
Тема жизни и смерти занимает в стихотворении центральное место. В первом четверостишии лирический герой говорит о своём воплощении в следующей жизни, при этом он предпочёл бы вернуться снова в образе поэта: этот смысл может быть прочитан в семантике глагола «sing» («петь»). Но, по мнению Бродского, «that life is a bit less generous than the former» С. P. p. 452 («та жизнь окажется чуть менее щедрой, чем первая»), и он вернётся в образе вещи, против чего он, со свойственным ему смирением, не протестует. Вещь, изначально неодушевленная, живёт вне времени. Её борьба с пространством подобна борьбе человека с линейностью минут. Вытесненная вещь оставляет в пространстве дыру, словно вырезанный ножницами контур, то же самое происходит и с человеком - от него остаётся «дыра в пейзаже» - очевидно, что эта аналогия представлена образом отца в смутных, детских воспоминаниях дочери - абрис, неясный контур.
Реальное место действия, кафе «Рафаэлла», выбрано не случайно: связь лирического героя с дочерью устанавливается через место и предметы, память вещей: «Or rather,/that an inanimate object might be your father,/especially if the objects are older than you, or larger» С P. p. 452 («помни, что я буду рядом. И даже, / что твоим отцом, может быть неодушевленный предмет, / в особенности, если предметы старше тебя или больше»). Связью служит и общий для отца и дочери язык. Таким образом, поэт причисляет дочь к западной городской культуре и образу жизни, поэтому и обращается к ней именно по-английски.
У. Уодсворт обращает внимание на ироническую концовку: «прекрасный пример оборотной стороны Иосифа - его тенденции к самоуничижению», то есть к признанию несовершенства своего английского языка («Hence, these somewhat wooden lines in our common language» \«Отсюда -эти чуть деревянные строки на нашем общем языке»). Но при этом строки названы «деревянными» не только из-за признания Бродским русского «акцента» своего стихотворения, но и как прообраз своего будущего «вещного» воплощения.
Похожие диссертации на Художественная картина мира в поэзии И.А. Бродского и ее трансформация в англоязычных переводах
