Введение к работе
В работе «Проблема текста» М.М. Бахтин называет исследование текста «опытом философского анализа», который осуществляется в пограничных сферах разных наук, текст Бахтин называет средством реализации духа. По мнению В.В. Виноградова, образ автора – это сфера, через которую вовлекаются в мир литературного искусства разные конструкции мировоззрения. Выбор определенной формы организации текста зависит от ценностно-эстетических установок автора и от жанра произведения.
А.П. Скафтымов раскрывает авторскую модель мира через систему персонажей и мотивы, которые группируются вокруг них, при этом в каждой детали исследователь стремится видеть внутреннюю цель автора. На наш взгляд, определяющей идеей и темой литературного произведения, в основе которого лежит православная модель мира, является преображение личности.
А.Н. Ужанков в истории развития русской литературы XI-XVIII веков считает переломным XVI век, поскольку именно в это время намечается рационализация сознания русского человека, а теоцентрическое мировоззрение сменяется антропоцентрическим. На наш взгляд, в древнерусской словесности XV-XVI веков проявляется феномен религиозного преображения в поэтике литературного произведения.
Обращая внимание на развитие традиций древнерусской словесности в творчестве Ф.М. Достоевского, Д.С. Лихачев утверждает, что писатель использовал летописное время как художественный способ изображения мира. В настоящее время ряд исследователей древнерусской словесности (М.Б. Плюханова, О.Н. Бахтина, М.М.Лоевская, Н.И. Пак и др.) убедительно показывают важность древнерусской традиции в становлении жанров литературы Нового времени.
По мнению Б.Н. Тарасова, основой религиозного преображения личности в произведениях писателя является христоподобная любовь. А.М.Буланов, опираясь на труды Нила Сорского и Тихона Задонского, стремится показать роль сердца в духовном существовании героев Достоевского. На наш взгляд, христоподобная любовь у христианина в произведениях Достоевского соединяется с осознанием своего несовершенства.
Ю.И. Минералов справедливо отмечает первостепенную важность для литературоведа историко-литературного анализа в словесно-текстовом ракурсе. В данном исследовании рассматривается воплощение феномена преображения в поэтике произведения, определяются художественные особенности, связанные с методом постижения «высшей реальности». Особое внимание при этом уделяется исследованию жанровой формы произведения, хронотопа, мотивов смирения, покаяния, страдания, евангельским аллюзиям, христианской символике, ведущей свое происхождение от Евангелия и Псалтири.
В.Н. Захаров, опираясь на работы М.М. Бахтина, считает, что жанровое своеобразие произведения определяется его хронотопом, и выделяет в творчестве Ф.М. Достоевского пасхальный и рождественский рассказ. На наш взгляд, в романах Ф.М. Достоевского проступают жанровые формы всех произведений древнерусской словесности, связанных с категорией религиозного преображения.
В.А. Котельников считает одной из составляющих православного сознания Ф.М. Достоевского «эсхатологическое беспокойство» в перспективе обетованного преображения и обновления мира. Мы придерживаемся позиции Р.В. Плетнева, который рассматривает символику Фаворского света и покоя не только в будущем, но и в настоящем времени, опираясь на святоотеческие источники. Мы обнаруживаем эту символику в тех произведениях Ф.М. Достоевского, которые связаны с житийными традициями, традициями жанра видения.
Авторская интенция всегда проявляется в черновиках, рукописных редакциях, в публицистических произведениях, создаваемых одновременно с художественными. Наконец, нельзя игнорировать историко-культурный фон, зачастую определяющий замысел и задачи автора. Все это образует единую систему, в которую входит отдельное художественное произведение.
Цель данного исследования – выявить формы воплощения феномена преображения личности в русской классической словесности XVI - начала XX века. Особое внимание уделяется произведениям Ф.М. Достоевского, который хотел найти пути восстановления «падшего человека», работал над планами к «Житию великого грешника». Совершенно очевидно, что проблема изучения базисной структуры русской словесности и форм ее воплощения требует решения ряда конкретных вопросов, которые и определяют задачи данного исследования:
- выявление художественных традиций древнерусской словесности в литературе Нового времени;
- установление связи модели произведений русской словесности XVI-XX веков с православной моделью мира;
- выявление своеобразия поэтики произведений русской словесности, обусловленной феноменом преображения;
- определение характера творческих связей писателей XIX века со своими литературными предшественниками и последователями;
- выявление трансформации художественных традиций, связанных с феноменом преображения личности, в творчестве писателей и поэтов XIX-XX веков.
Основным материалом исследования являются «Повесть от Жития Петра и Февронии», «Повесть о Савве Грудцыне», ода Г.Р. Державина «Бог», перевод «Ундины» В.А. Жуковского, «Портрет» Н.В. Гоголя, «Капитанская дочка» А.С. Пушкина, «Дневник писателя», повесть «Двойник», романы «Бедные люди», «Неточка Незванова», «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского, повести «Семейство Гольц», «Вне моды» А.А. Фета, «Дом в деревне», «Женитьба Атуева», «Рассказ вдовы», «Галлюцинат», «Шатков», «Психопатка», «Во дни помешательства», роман «Признания Сергея Чалыгина» Я.П. Полонского, романы «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева, «Обломов», «Обрыв» И.А. Гончарова, «Соборяне», «На ножах», «Очарованный странник» Н.С. Лескова, рассказы «Три смерти», «Смерть Ивана Ильича», «Хозяин и работник» Л.Н. Толстого, «Архиерей», «Черный монах», «Скрипка Ротшильда», «Студент» А.П. Чехова, роман «Петр и Алексей» Д.С. Мережковского, «Петербург» А. Белого, «Солнце мертвых» и «Неупиваемая чаша» И.С. Шмелева, «Голубая звезда», «Аграфена», «Преподобный Сергий Радонежский» Б.К. Зайцева, рассказы «Река Потудань», «Возвращение», «Афродита», «Июльская гроза», «Семен», «Фро» А.П. Платонова, «Кладовая солнца» М.М. Пришвина, а также статьи и письма писателей об искусстве, рукописные и черновые варианты их работ, архивные материалы.
Методологической основой исследования является комплексный анализ материала, соединивший историко-литературный, структурно-системный, сравнительно-типологический, контекстный методы исследования. Диссертационное исследование основывается на работах М.М.Бахтина, В.В. Виноградова, В.В. Зеньковского, И.А. Ильина, Г.П.Федотова, А.Ф. Лосева, С.С. Аверинцева, С.И. Фуделя, В.Н. Топорова, М. Фуко, Б.П. Вышеславцева и др.
А.С. Лаппо-Данилевский в «Методологии истории» предлагает рассматривать первоисточники, которые использует автор, в комплексе методов интерпретации, анализа и синтеза. Интерпретация включает в себя методы типизирующие и индивидуализирующие, среди первых – принцип единообразия, который позволяет соотнести модель мира автора с типичными моделями, и принцип исторической связи, который обнаруживает преемственность между явлениями культуры, среди вторых – принцип ценности факта, который позволяет понять систему ценностей создателя произведения. Целостность источниковедческого анализа проявляется в том случае, если одно и то же явление можно рассматривать, используя разные методы и восходя к синтезу.
Теоретической основой исследования стали идеи А.П. Скафтымова, В.В. Кускова, В.Н. Захарова, И.А. Есаулова, А.Н. Ужанкова, Б.Н. Тарасова, А.Е. Кунильского, В.А. Котельникова, Т.Р. Руди, Г.Б. Пономаревой, В.Е. Ветловской и др.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Базисной структурой отечественной культуры и словесности является феномен религиозного преображения личности. Это категория самосознания личности, которая позволяет человеку выстроить личностную иерархию ценностей в соответствии с ценностями христианскими и которая определяет православную модель мира литературных произведений. Категория религиозного преображения личности получает выражение в идее, теме, композиции, в образах литературного произведения, а также в связанных с ними мотивах и символах.
2. Феномен преображения личности определяет своеобразие жанровой природы произведений (традиции жития, хождения, видения, проповеди, летописания), хронотопа (соединение вечного и временного плана), мотивов повествования (покаяние, страдание и смирение), диалоговой формы повествования (высшим проявлением которой становится молитва) и доминантной основы образов героев (образ раненого или горящего сердца). Символика образов, связанных с Царствием Небесным, восходит к синоптическим Евангелиям и Псалтири.
3. Наиболее ярко феномен преображения личности воплощается в тех произведениях русской литературы, которые продолжают традиции древнерусской словесности, в частности, в творчестве Ф.М. Достоевского. Традиции жития можно обнаружить в романах Ф.М. Достоевского «Идиот», «Подросток», «Братья Карамазовы», традиции хождения – в романе «Подросток», видения – в романе «Братья Карамазовы» («Кана Галилейская»), летописания - в романе «Бесы», исповеди – в романе «Бедные люди».
4. Хронотоп произведений, в основе которых лежит православная модель мира, связан с богородичными праздниками, а также с Рождеством и Пасхой (в эти православные праздники происходит соединение вечного и временного плана произведений Достоевского, Шмелева, Зайцева). Символизация хронотопа и художественных образов происходит по прообразовательному принципу.
5. Выявление роли православной культуры Великого Новгорода в творчестве Ф.М.Достоевского позволяет доказать, что в основе его произведений лежит православная модель мира. Наиболее ярко православные традиции Великого Новгорода прослеживаются в романах «Подросток» и «Братья Карамазовы»: идея Третьего Рима, симфонии духовной и светской власти, идея заступничества Божией Матери, а также исихастская практика делания «умной молитвы» и принцип нестяжания.
6. В «Дневнике писателя» в текущей русской действительности Достоевский обнаруживает следующие типы: «безобразник» («Влас»), «смешной человек» («Бобок»), ребенок-жертва («Мальчик у Христа на елке»), русская женщина («Кроткая»), парадоксалист («Кроткая»), мечтатель пророческого типа («Сон смешного человека») и, наконец, поэт-пророк (речь о Пушкине). В них можно увидеть общее: невинного патриархального человека (ребенка) и испорченного цивилизацией (подпольного человека). Объединяет эти типы «раненое сердце», страдальческое начало, которое, по мысли писателя, является началом преображения личности. Рассматривая эти типы в развитии, писатель ищет точки соприкосновения их друг с другом и с высшим нададресатом. Эти же типы можно обнаружить в романах «Подросток» и «Братья Карамазовы».
7. Во временной протяженности категория религиозного преображения раскрывается в жанре кризисного жития. Автор при этом останавливает внимание на ключевых, переломных событиях в жизни героя. Традиции этого жанра можно обнаружить в романах Ф.М. Достоевского – «Преступление и наказание», «Подросток» и «Братья Карамазовы». В этих произведениях даны два образа героев - грешного и очистившего свое сердце страданием и состраданием (или переживающего кризис и переоценку ценностей), в их судьбе угадывается притча о блудном сыне.
8. В произведениях «Повести от Жития Петра и Февронии» и «Капитанской дочки» А.С. Пушкина прослеживаются традиции кризисного жития: возрождение образа Божьего в Петре Муромском и Савве Грудцыне называется обретением Ума, по святоотеческой традиции. Началом духовного восхождения Петра Гринева становится покаяние и мысль-молитва о других. Петр Гринев – это соборная личность, в которой соединяются статическое и динамическое начало.
9. Традиции кризисного жития можно обнаружить в романах Н.С. Лескова «Соборяне» (два образа Ахиллы – до и после смерти его духовного наставника) и «На ножах» (генерал Синтянин в начале и в конце романа, его жена – в своем письме-исповеди), в повести «Очарованный странник». Вместе с тем, смерть Подозерова, перерождение о. Савелия у источника и Ахиллы у гроба духовного наставника не являются религиозным преображением.
10. В произведениях символистов начала XX века Д. Мережковского («Петр и Алексей»), А. Белого («Петербург») не выражается идея религиозного преображения личности: главные герои не испытывают покаяния и не пребывают в смирении, их выбор определяется эгоистическими страстями, символика этих произведений отрывается от традиционной христианской.
11. Традиции древнерусской словесности и Достоевского продолжают писатели русского зарубежья, которые также тяготеют к жанру жития: «Неупиваемая чаша» и «Солнце мертвых» И.С. Шмелева, «Аграфена», «Голубая звезда», «Преподобный Сергий Радонежский» Б.К. Зайцева.
12. В произведениях писателей эстетического направления второй половины XIX века (А. Фета, А. Майкова, Я. Полонского, А.К. Толстого), а также в творчестве И.С. Шмелева, Б.К. Зайцева, М.М. Пришвина, А.П. Платонова встречаются православная традиция и наследие романтиков. Общей является тема преображения личности и мира, которая получает выражение в поэтике произведений: хронотопе, притчевом характере, христианской символике.
Теоретическая и практическая значимость работы определяется ее включенностью в разработку современной историко-культурной концепции отечественной словесности, в установлении структур, определяющих ее своеобразие, в раскрытии своеобразия поэтики литературных произведений, обусловленных базисной структурой. Результаты исследования могут использоваться в изучении курса истории отечественной словесности, культурологии, истории отечественной культуры.
Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на Всероссийской и Международной научной конференции «Духовные начала русского искусства и образования» (Великий Новгород, НовГУ имени Ярослава Мудрого: 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008, 2009 годы), Международной научной конференции «Достоевский и современность» (Старая Русса, дом-музей Ф.М. Достоевского: 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008, 2009 годы), Международной научной конференции «Достоевский и мировая культура» (Санкт-Петербург, литературно-мемориальный музей Ф.М. Достоевского: 2005, 2006, 2007, 2008 годы), Международной научной конференции «Православие и русская культура» (Санкт-Петербург, ИРЛИ: 2000, 2002 годы), Международной научной конференции «Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр» (Петрозаводск, ПетрГУ: 2005, 2008 годы), Международной научной конференции «Образы России в отечественной и мировой словесности, истории, культуре» (Калининград, РГУ имени И. Канта, 2006 год), Международной научной конференции «Феномен русской духовности» (Калининград, РГУ имени И. Канта, 2006 год), Международной научной конференции «Русская литература перелома XIX и XX веков» (Гданьск, Институт восточнославянской филологии Гданьского университета, 2006 год), IV Международной конференции «Иконология и иконичность» (Москва, Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2008 год), VII Международной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» (Москва, Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова, Московский государственный областной университет, 2008), III Международной научной конференции «Феномен творческой личности в культуре» (МГУ имени М.В. Ломоносова, 2008), Международной научной конференции «Икона в русской словесности и культуре» (Москва, Дом Русского Зарубежья имени Александра Солженицына, 2009), Межрегиональной научной конференции «Творческое наследие Н.В. Гоголя и традиции русской культуры» (Москва, Литературный институт им. А.М. Горького, 2009).
Основное содержание исследования отражено в ряде публикаций, в учебном пособии «Образ человека в литературе и искусстве Древнего Новгорода» (Великий Новгород: Б.и., 2007. – 89 с.), в монографии «”Мир станет Красота Христова”. Категория преображения в русской словесности XVI - XX веков» (Великий Новгород: МОУ ПКС «Ин-т образовательного маркетинга и кадровых ресурсов», 2008. – 298 с.).
Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав и заключения. Во Введении содержится обоснование актуальности темы исследования, показывается степень ее разработанности, определяются цель и задачи исследования, излагаются его методологические и теоретические основы, обосновывается научная новизна и практическая значимость проведенного исследования.
Первая глава «Феномен преображения в русской словесности XVI - первой половины XIX веков» состоит из шести параграфов.
В первом параграфе «Феномен религиозного преображения в русской культуре» утверждается, что определяющими модель мира категориями являются время и пространство. «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» М.М. Бахтин называет хронотопом. По мнению этого исследователя, хронотоп выражается в жанровых формах и всегда несет в себе ценностное значение. «Вертикальный хронотоп», по мнению М.М. Бахтина, полагает «вечное как уже сущее и как бы уже современное», при этом идеал мыслится в будущем (Царствие Небесное). А.Н. Ужанков отмечает особенность времени христианина: оно не ограничивается днем нынешним, остается открытым для будущего. Поскольку идеал уже задан, хронотоп героя выстраивается в рамках евангельской модели мира. «Общие места» житийной литературы, по мнению Т.Р. Руди, объясняются идеей «подражания Христу». При этом происходит символизация хронотопа. С.С.Аверинцев рассматривает художественный символ как динамическое явление, полагая, что он уже задан.
Динамика личности героя определяется феноменом религиозного преображения, когда в его сознании одновременно существуют два образа: свой, несовершенный, греховный, и совершенный Образ Божий как цель, которую необходимо достигнуть. Таким образом, феномен религиозного преображения выражает категорию самосознания личности, но он также определяет и особенности поэтики литературного произведения. Наиболее ярко этот феномен воплощается в тех произведениях русской литературы, которые продолжают традиции древнерусской словесности. Летописание показывает осмысление исторических событий с точки зрения Замысла Божьего о совершенном мире. Житие раскрывает Образ Божий личности в ее земной жизни. Хождение (хожение) утверждает сознательное следование героя крестному пути Спасителя. Видение показывает Откровение, которое дается герою чистому сердцем. Исповедь несет осознание человеком своей греховной природы. Молитва устремляет человека к Богу, поскольку является отданием себя в волю Господа.
Религиозное преображение человека развернуто во времени в жанре кризисного жития, которое выделяется, по мнению М.М. Бахтина, из агиографической литературы тем, что в нем дается два образа героя: образ несовершенного человека и праведника, после перерождения. Здесь наблюдается концентрация времени на исключительных событиях в жизни героя, осмысление которых заставляет героя приступить к «построению нового образа очищенного и перерожденного». К жанру кризисного жития тяготел Ф.М. Достоевский, мечтающий создать «Житие великого грешника».
Второй параграф «Учение Отцов Церкви как один из источников творчества русских писателей XVI-XIX вв.» раскрывает святоотеческое учение о преображении личности в сочинениях, которые читали Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский и другие писатели. Основные положения этого учения содержатся в трудах Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Иоанна Дамаскина, Симеона Нового Богослова, Нила Сорского, Тихона Задонского. Особое внимание уделяется тем трудам, о которых не писали исследователи. «Беседа на 6-ой псалом святого Анастасия Синаита», например, была в библиотеке Ф.М. Достоевского. Анастасий Синаит, опираясь на труды Платона и Аристотеля, объясняет притчу о блудном сыне внутренней противоречивостью человека, которая возникла после грехопадения, и подчеркивает, что преображение является результатом действия внутренней силы. Стяжание благодати, по святоотеческому учению, невозможно без смирения.
В третьем параграфе «Феномен преображения в древнерусской словесности XV-XVI веков» особое внимание уделяется тем произведениям русской словесности, где ярко раскрывается христианская антропология. А.В. Часовникова отмечает такую особенность христианского мироощущения как прообразовательное мышление. Восхождение к прообразу в христианском искусстве может осуществляться двумя путями: через образы - священные изображения, овеществляющие внешнее сходство Божественных и небесных лиц и предметов, через знамения – изображения, которые передают духовное значение Божественных истин, не изображая их непосредственно.
По замечанию Д.С. Лихачева, «Повесть от жития святых Петра и Февронии» создана в период формирования общерусского государства, для искусства этого периода характерен стиль эмоционального умиротворения, который возник под влиянием византийского исихазма и предполагает символическое видение мира. Во вступлении Ермолай-Еразм показывает мир как Божье творение, особое место отводится в нем человеку, поскольку он создан по образу и подобию Бога. Слово, исходящее от Духа и произнесенное человеком, утверждается как символ-знамение. Словом Божиим является Христос, человек может уподобиться Христу через Крещение. Желая сказать о том, как в человеке проявляется образ и подобие Божие, автор переходит на язык прообразовательных символов. Но в произведении это единственный фрагмент, где разворачивается процесс символизации. В остальных случаях автор позволяет читателю самому мысленно восходить к прообразу, раскрывать духовный смысл изображаемого. Если рассматривать разные редакции повести как работу интерпретатора, особенно заметно проявляется символизация во Второй и Третьей редакции. Кроме того, все редакторы ощущают значимость диалога в произведении. При отказе от диалога произведение утрачивает конкретное содержание. С помощью христианских символов в повести показано преображение Петра на пути к спасению с помощью Февронии. Петр обретает согласие с самим собой, с Февронией, с подданными. Согласие возможно только на основе любви.
Четвертый параграф первой главы «Тема преображения в русской словесности XVII века» обращен к произведениям, в которых происходит разрушение традиций древнерусской словесности. В «Повести о Савве Грудцыне» понятие «ум» имеет два смысла: традиционное - ум как проявление Образа Божия в человеке («исступление ума», «недомыслие») и новое значение – ум как рассудок («острый ум»). Вероятно, второе значение приходит из европейской литературы. Герой проходит три круга испытания. В последнем круге Савва лишается внутренней свободы, то есть образа Божьего. Вырваться из этого круга героя заставляет «тяжкая болезнь», его страдания. Повесть имеет притчевый характер. Е.К. Ромодановская отметила, что в XVII веке в русской словесности появляется повесть-притча и действуют безымянные герои или герои с притчевыми именами. Главный герой повести о Савве Грудцыне напоминает блудного сына, его имя уже несет в себе его судьбу: «Савва» в переводе с арамейского означает «старец». Этимология имени связана с древнееврейским словом «суббота», что означает «покой». Имя героя указывает на то, что душевный покой он обретает в монастыре и это является его предназначением. Таким образом, преображение героя в повести показано как избавление его от бесовских сил и возвращение в свое изначально чистое и разумное состояние.
В пятом параграфе первой главы «Писатели XVIII века о преображении личности и мира» основное внимание уделяется анализу оды Г.Р. Державина «Бог», который стремится вернуть человека-творца в лоно Божьего творения. Композиция оды показывает движение по спирали: при сохранении идеи непостижимости Бога показано возвышение человека как проявление в нем личности. Образ Божий в человеке - это его добродетельные дела (воля), духовные силы («жизнь я ощущаю…всегда пареньем в высоты») и ум. Самосознание человека – это живое чувство Бога, соединение сердца и разума, ощущение себя частью вселенной и серединой мира, соединяющей «телесных тварей» и «духов небесных».
В шестом параграфе «Писатели первой половины XIX века о преображении личности и мира» анализируются произведения писателей, которые возрождают православные традиции древнерусской словесности, - В.А. Жуковского, Н.В. Гоголя, А.С. Пушкина. В.А Жуковский, следуя учению Иоанна Дамаскина об образе Божием как уме, воле и духовные силам, конкретизирует понимание «духовных сил»: для него это вера и творчество. Следуя традиции Максима Исповедника, Жуковский считает, что подлинное творчество художника – это осуществление воли Творца.
Соединение мифологического и христианского плана изображения происходит в балладе Жуковского «Ундина». Это произведение вошло в юношеское чтение Ф.М. Достоевского. Показывая преображение человека в браке и любви, Жуковский использует условно-символическую форму. Ундина – это символ естественного человека, живущего в единстве с природой, в котором пробуждается личность. В начале произведения героиня живет во власти эгоистических чувств, после таинства брака она говорит рыцарю о том, что она обрела им «сотворенную, верную душу». Жизнетворчество героини начинается, когда, узнав об охлаждении мужа к ней и его любви к Бертальде, она продолжает заботиться о них. Для изображения изменения состояния души героини поэт использует систему мотивов: вода – огонь. Постепенно мотив огня в изображении Ундины сменяется мотивом воды. Ее превращение в личность так и не происходит, поскольку ее душа – это «верное сердце», душа рыцаря. Он же теряет огонь любви. Согласно мифологическим представлениям, герой возвращается в материнское лоно воды. Мотив соединения супругов в могиле напоминает Повесть о Петре и Февронии.
По мнению Гоголя, искусство таит в себе силу религиозного преображения жизни и людей. Тема «религия и искусство» была сознательно поставлена писателем в повести «Портрет». Уже в первой редакции этого произведения были использованы автором формулы истинного искусства – образ «невыразимого» и образ завесы, отделяющей сущее от должного.
На наш взгляд, динамика личности в повести передается через мотив огня, который становится выражением страсти. В первой редакции Гоголь показывает, как страсть эгоистическая овладевает постепенно душой Черткова: сначала чувствами, затем умом. Во второй редакции «Портрета» показано, как три страсти разрушают душу Чарткова: сребролюбие, тщеславие и зависть. Но Гоголь использует также метафору «искра Божия» и наполняет ее религиозным смыслом. Гоголь утверждает, что настоящий художник должен взойти по «лествице духовной». Горение сердца художника, его «пламенная скорбь», вступают в борьбу с силой антихриста, которая должна «погаснуть». Это борьба за воплощение в образ. По словам К. Мочульского, Гоголь поднимает в этом произведении проблему ответственности художника: зло проникает в мир через душу человека, его орудием может стать художник, не сумевший победить свои эгоистические страсти.
Многие исследователи рассматривают позднее творчество Пушкина в ценностном пространстве Священного Предания. Л.Г. Дорофеева и Н.П.Жилина полагают, что в «Капитанской дочке» определяющей является идея спасения, а сюжет произведения связан с испытанием героя. По мнению М.М. Бахтина, испытание предполагает раскрытие уже данной сущности героя и мира, становление означает поиск себя героем. На наш взгляд, в произведении Пушкина соединяются сюжеты испытания и становления, в образе главного героя – динамическое (обретение свободы воли) и статическое начало (сохранение своего сердца).
В начале произведения представления о свободе Гринева отождествляются с жаждой удовольствия. Уроком для него становится поведение Савельича и Маши Мироновой. Внутреннее перерождение героя начинается, когда он ощущает себя защитником Маши Мироновой. В ожидании смерти герой творит молитву и просит помощи не для себя. В этот момент душа героя освобождается от страстей в предстоянии перед Богом. После внутренних перемен, которые происходят в герое, композиция произведения строится по законам симметрии, как в житийной литературе, (по замечанию Ф.И. Буслаева): «двойником» Гринева становится Савельич. Муж и жена (Мироновы), слуга и господин становится единым целым в произведении Пушкина.
Пушкинский герой воплощает себя в поступке, т.е. в жизнетворчестве, как герои Достоевского - Зосима, Алеша Карамазов, князь Мышкин, а потом уже в слове (как автор записок). При этом главным становится «поединок» с собой, о котором писал Ефрем Сирин. Можно заметить, что название «Поединок» имеют главы романа Пушкина «Капитанская дочка» и романа Достоевского «Братья Карамазовы». Зосиму и Петра Гринева объединяет милосердие, умение увидеть Образ Божий в любом человеке. Кроме того, герой Пушкина наделен пророческим даром, но этот дар проявляется у него сразу - в его сне. Из сна Гринева «выросли» сны героев Достоевского: Раскольникова до и после преступления (топор и кровь как символы надвигающегося насилия) и Мити Карамазова (движение тройки по дороге как путь русского человека, как судьба России вообще).
В образе Маши Мироновой, по мнению Н.П. Жилиной, проступают черты героини древнерусского жития - Февронии, несущей в себе народные христианские идеалы. По мнению Т.Р. Руди, жития святых жен ориентированы на Каллистратово Житие Пресвятой Богородицы. Этим объясняются такие «общие места» в Житиях, как мотив «внутреннего разума», целомудренность, любовь к грамоте и рукоделию и описание нрава святой: чистота, послушание, честность, смирение и молчаливость. Эти качества присущи героине Пушкина.
Вторая глава «Феномен преображения в публицистике и художественных произведениях Ф.М. Достоевского» состоит из девяти параграфов и является центральной в диссертационном исследовании.
Первый параграф «Традиции православной культуры Великого Новгорода в творчестве Ф.М. Достоевского» посвящен проблеме, которая еще не привлекала внимание исследователей. Приобщение к православной культуре Великого Новгорода у Ф.М. Достоевского происходило благодаря чтению исторических сочинений, трудов новгородских и общерусских святителей, периодической печати Новгорода того времени, а также непосредственно приобщением к культуре Новгорода и Старой Руссы.
В «Новгородских губернских ведомостях» (№ 1,2, 4 за 1876 год) Ф.М.Достоевский печатал объявление о подписке на «Дневник писателя». В феврале (№ 5) 1875 года, когда Достоевский останавливался в Новгороде, в «Новгородских губернских ведомостях» была напечатана статья «Правительственные учреждения, военные дела и бедствия новгородцев. Управление духовное», в которой сообщалось о чудесном избавлении Новгорода от нашествия суздальцев в 1170 году по молитве, обращенной к образу Знамение (С. 7). В январе (№ 1) 1876 года сразу после объявления о подписке на «Дневник писателя» в газете была помещена статья ректора Новгородской духовной семинарии протоиерея Евграфа Мегорского, в которой автор сообщал о деяниях св. Василия Великого, утверждавшего принцип нестяжания и необходимость соединения истинного образования и твердой христианской веры (С. 5). Эти идеи получили отражение в романе «Подросток». В октябре (№ 41) 1878 года в «Новгородских губернских ведомостях» помещен рассказ о пребывании великих князей в Новгороде, где описывается иеротопия города (С. 6-8). О сакральном пространстве Старой Руссы Достоевский мог узнать также из книги «Церковно-историческое описание города Старой Руссы» архимандрита Макария», которая была в библиотеке писателя. Идея домостроительства является центральной в книге Макария и в романе «Братья Карамазовы».
Чудо от новгородской иконы Знамения Достоевский вспоминает дважды в своих романах - в романе «Идиот» (день рождения Настасьи Филипповны и ее решение как знамение судьбы русского человека), в черновиках к роману «Подросток»: «Все поджечь. Ночь на улицах, темный лик Богородицы у Знамения» (16, 62).
Древняя новгородская земля дала начало русской государственности, она впитала и сохранила православные традиции Византии, передала их Москве вместе с идеей Третьего Рима и исихастской практикой делания «умной молитвы». Вершиной исихазма на русской почве являются труды Нила Сорского, который утверждал принпип нестяжания как упования на волю Божию. В рукописных редакциях к «Подростку» Достоевский также вспоминает Нила Сорского: «А кто не хочет трудиться, пусть тот и не ест», - сказано прежде» (Нил Сорский)». Эти слова взяты писателем из Предания Нила Сорского в редакции Уварова и связаны с практикой делания «умной молитвы», безмолвия: «И Павел апостол повелевает в безмолвии делающим свой хлеб ясти и запретительнейшее глаголет: Аще кто не хочет делати, да не аст». По «лествице духовной» Иоанна Лествичника и Нила Сорского поднимаются такие герои, как странник Макар Долгорукий, купец Скотобойников. Аркадий Долгорукий, отказываясь от идеи Ротшильда, идет по пути нестяжания Макара Долгорукого.
Во втором параграфе второй главы «Религиозно-эстетические взгляды Ф.М. Достоевского в письмах и статьях об искусстве» раскрываются эстетические взгляды писателя. В статье «Г-н –бов и вопрос об искусстве» Достоевский утверждает, что искусство призвано удовлетворить главнейшую потребность человека – в идеале («Рассказы Н.В. Успенского»). В ответе «Русскому вестнику» (1861) писатель прямо говорит об искусстве как преображении действительности.
В письме к А.Н. Майкову от 15 мая 1869 года Достоевский прикасается к тайне творчества. По его мнению, творческий процесс проходит два этапа: на первом этапе художнику надо принять его будущее произведение от Творца как единое целое, на втором – его обработать. В этом же письме, предлагая ряд сюжетов Майкову для его исторических баллад, Достоевский пишет об одной из важнейших задач искусства – «послужить к возрождению самосознания русского человека», стать «проповедью» (29(1), 41).
В статье «Культурные тупики. Повредившиеся люди» Достоевский содержание художественного произведения сводит к типам и характерам, которые писатель понимает не как законченное явление, а то, что находится в процессе становления. «Высочайшим положительным идеалом человека», пределом развития личности является Христос, поскольку «повторение его оказалось невозможным». Поэтому Достоевского интересуют те типы, в которых проступает свет Христов, христоподобие. По его мнению, в литературном произведении должна проявляться вера в идеал Христов, который и составляет «нравственный центр» произведения («Единичный случай»).
Третий параграф второй главы – «Диалогическая модель мира и преображение личности и мира в «малых жанрах» «Дневника писателя». На наш взгляд, в «Дневнике писателя» в текущей русской действительности Достоевский обнаруживает типы, в которых можно увидеть общее: невинного патриархального человека (ребенка) и испорченного цивилизацией (подпольного человека). Объединяет эти типы «раненое сердце», страдальческое начало, которое, по мысли писателя, является началом преображения личности. В статье «Среда» Достоевский утверждает, что преображение личности и мира начинается с «боли сердечной» и с мысли, что и «мы виноваты». Рассматривая эти типы в развитии, писатель ищет точки соприкосновения их с друг другом и с высшим нададресатом. Этой точкой соприкосновения является внутреннее сопротивление злу, смиренномудрие, возрастающее чувство ответственности, которые можно воспринимать как проявления самосознания. Кроткие герои обнаруживают чувство достоинства, а гордые – совесть, сострадание. Смиренный тип оказывается способен на активное сопротивление тирании, а гордый человек смиряется перед образом красоты в другом человеке. Нравственным центром произведений Достоевского является рождение Христа в сердцах героев и читателя. Проповеднические интонации начинают звучать в рассказе «Мальчик у Христа на елке», усиливаются во «Сне смешного человека» и достигают своей кульминации в Пушкинской речи.
Следующие шесть параграфов второй главы посвящены романам Ф.М. Достоевского. Четвертый параграф - «Восстановление личности в романе «Бедные люди». Сквозными образами в романе «Бедные люди» Ф.М. Достоевского, которые создают два полюса модели мира – небо и землю, верх и низ – являются образы «птиц небесных» и «сапог». Они не только пространственно предельны - топографичны и космичны (телесная топография здесь соединяется с мировой топографией), они оценочны и относятся к общей семантической парадигме движения. Прообразовательное их значение зависит от контекста. В Евангелии от Матфея «птицы небесные» соотносятся с упованием на Промысел Божий – нестяжанием. Сочувствие и сострадание, которое испытывает Девушкин к Вареньке, распространяется на всех «униженных и оскорбленных». Героев разного социального статуса Девушкин уравнивает одним словом – «сапожники», подразумевая нищету духовную. Великодушие Девушкина, его готовность к самоуничижению и прощению своих врагов показывает тот духовный переворот, который совершился в нем. Письмо, в котором происходит восстановление личности героя, Макар Девушкин пишет 9 сентября, т.е. на другой день после праздника Рождества Пресвятой Богородицы. С этого праздника начинается цикл двунадесятых праздников – после церковного новолетия. Так начинается новая жизнь героя.
Пятый параграф второй главы – «Путь блудного сына в романе «Преступление и наказание». По учению Отцов Церкви, образ Божий в человеке – это его душа, подобие - свободная воля, которых лишается Раскольников в момент преступления. В романе «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевский показывает путь русского человека, оторвавшегося от народной почвы и мучительно стремящегося к возвращению в общее бытие. Судьба Раскольникова соотносится с притчей о блудном сыне.
На наш взгляд, восстановление Раскольникова начинается в тот момент, когда, узнав о своем рязанском земляке Миколке, решившим пострадать и страданием очиститься, он идет на Сенную площадь. После встречи с Соней во время смерти Мармеладова Раскольников впервые испытывает потребность возрождения, которая является составляющей динамической природы его личности. Узнав о том, что Мармеладовы читают молитву «Богородицу», он просит Полиньку, чтобы она молилась о нем. Большую роль в романе играет молитва матери, сестры Раскольникова и Сони, обращенная к образу Пресвятой Богородицы, а также чтение Евангелия. В день явления Казанской иконы Божией Матери Раскольников получает письмо от матери, в котором узнает о молитве Дуни перед этим образом. Кульминацией романа становится чтение притчи о Лазаре Соней. В черновике Достоевский именно в этот момент соединяет героев: «Я сама была Лазарь умерший, и Христос воскресил меня»; «Соня идет за ним на Голгофу, в 40 шагах» (7, 192). После чтения притчи о Лазаре Раскольников признается в совершенном преступлении. Он вспоминает о детях, Христе и любви, напоминает о смирении, необходимости следовать воле Божией. В нем продолжает жить ребенок, дитя Господа. Об этом свидетельствует и сон героя перед преступлением, в котором он чувствует себя ребенком.
Воскресение героя происходит после болезни, на Анти-Пасху, в неделю, посвященную памяти апостола Фомы, которому нужно было самому удостовериться в воскресении Христа. Раскольникову тоже не хватает непосредственного чувства веры. Он оказывается на берегу реки, как это было еще до преступления. Но это не кольцевая композиция, поскольку здесь показано не возвращение к прежнему состоянию, а начало новой жизни. Восстановление целостности героя происходит благодаря любви к Соне, пробуждению в нем сердца. В черновике Достоевский четко определяет грех героя, от которого ему удается избавиться благодаря Соне – от гордости.
Шестой параграф второй главы – «Поиск положительного героя в романе «Идиот». В подготовительных материалах к роману «Идиот» Достоевский выделяет главную черту героя – смирение. Но его кроткий герой при этом сохраняет свое достоинство и сопротивляется злу. Сердце и совесть, «чувство непосредственной христианской любви», невинность – это проявление христоподобия героя. Достоевского уже волнует проблема преображения мира, писатель пишет в черновике: «Мир красотой спасется» и «Смирение – величайшая сила» (9, 222). Писатель приходит к идее «единичного добра» и «практического христианства», чувству личной ответственности за все происходящее в мире («звучать звеном»).
На наш взгляд, роман «Идиот» строится во многом как житие-мартирий. В нем показано три круга испытания героя: один – в Швейцарии, второй – в первой и второй части романа, третий круг – в третьей и четвертой части романа. Роман строится по принципу композиционного повтора. Повторяется поступок Мышкина - защита девушки: в Швейцарии он защищает Мари, в первой части – Варю, в третьей части – Настасью Филипповну. Мышкин своими поступками на протяжении всего повествования показывает верность заповеди Иисуса Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоанн 15:13). И. Кириллова заметила, что в Евангелии, которое принадлежало Достоевскому, эти слова были особенно выделены писателем.
Образ «раненого сердца» становится устойчивой доминантой при изображении внутреннего мира князя Мышкина. После покушения Рогожина и встречи с нигилистами Мышкин, предвидя мученический финал для себя, испытывает желание покинуть этот мир, но мужественно идет навстречу испытаниям. Оба приступа Мышкина – перед покушением Рогожина и на даче у Епанчиных – вводятся в контекст Страстей Христовых.
Повествование в романе «Идиот» начинается Рождественским постом (27 ноября по старому стилю), а завершается Петровским постом (начало июля по старому стилю). Достоевский размышлял о пути искупления, по которому придется идти русскому человеку и России к своему преображению. Этому и был посвящен следующий роман писателя «Бесы».
Седьмой параграф второй главы – «Крестный путь России в романе «Бесы». В черновиках к роману «Бесы» Ф.М. Достоевский ищет жанровую форму и останавливается сначала на «губернской хронике», потом на «хронике» вообще, поскольку автору важно уловить Замысел Божий о мире и увидеть, насколько те или иные личности или народы отклоняются от этого замысла. Судьбы мира решатся на Страшном суде – поэтому весь роман «Бесы» находится под знаком Апокалипсиса.
Мысль об ответственности каждого за то, что происходит в мире, главная идея романа. Об этом говорят Степан Верховенский, Шатов, Тихон. Борьба со злом возможна тогда, замечает С.И. Фудель, когда каждый человек воспринимает зло не как постороннее, а как свое собственное.
Модель мира Петра Верховенского в романе «Бесы» - это антипод христианской модели. Этот герой утверждает, что падение старого мира «к началу будущего мая начнется, а к Покрову все кончится». Видимо, выбор этого христианского праздника не случаен. Россия считается уделом Пресвятой Богородицы. Петр Верховенский объявляет войну православному миру: над иконой Божией Матери церкви Рождества Богородицы, как подсчитала Л.И. Сараскина, «наши» глумятся 27 сентября, т.е. сразу после праздника Рождества Пресвятой Богородицы, а «праздник гувернанток» и пожар Заречья происходит перед праздником Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября по старому стилю).
Восстановление образа Божьего в человеке в романе «Бесы» показано как духовное сопротивление злу. Центральному герою «Бесов», Ставрогину, этому «прекрасному нарциссу с покойником в сердце», по словам И. Ильина, противопоставлены люди, сохраняющие живое сердце: Тихон, показывающий образец смирения и призывающий Ставрогина победить грех гордости в себе, Шатов, даже в проклятии продолжающий любить и искать истину, Кириллов, проявляющий неравнодушие и простодушность сердца, Марья Лебядкина, способная на любовь-благоговение к своему Ивану-царевичу, любящая Пресвятую Богородицу до благодатных слез. Все эти герои воплощают мысль Иоанна Лествичника о том, что «любовь есть источник веры».
Восьмой параграф второй главы - «Преображение личности в романе «Подросток». В черновике к роману есть запись: «Да ты образи себя прежде, да и каждое дело свое» (16, 178). По замыслу Достоевского, главный герой должен испытать состояние духовного преображения. В романе «Подросток» прослеживаются традиции кризисного жития. Аркадий слышит от Макара Долгорукого одно из таких житий - «Житие Марии Египетской». В черновике к роману Достоевский делает запись, ставя рядом «золотой век» и идею религиозного преображения личности: «Золотой век. Макар Иванович и Мария Египетская» (16, 420).
В романе Достоевского «Подросток» Аркадий проходит два круга испытаний. Начало первого круга испытаний совпадает с началом Рождественского поста (15 ноября), что было отмечено В.Н. Захаровым. Сам Аркадий оценивает все происшедшее с ним в посту как искушение, испытание его идеала. В первом круге он проверяется свободой, как и Петр Гринев Пушкина. Решающую роль в самоопределении героя играют его мать, Софья Андреевна, и странник Макар Иванович Долгорукий. В момент кризиса, когда Аркадий готов стать поджигателем, он вспоминает мать и ее молитву к Пречистой Богородице и Николаю Чудотворцу. Приходя в сознание после болезни, Подросток видит косые лучи красного заходящего солнца (сквозной символ Достоевского, связанный с ситуацией преображения) и слышит Иисусову молитву, которую творит Макар Иванович. Приходит в сознание после «катастрофы» и болезни Подросток 27 ноября. Это день Явления чуда от иконы Знамения.
Путь Макара Ивановича напоминает путь героя кризисного жития. Образ грешного Макара Долгорукого создается в начале записок Аркадия: «он был тогда мрачен», «был характера упрямого, подчас даже рискованного; говорил с амбицией, судил бесповоротно». Иного Макара Ивановича Подросток видит после кризиса, который с ним произошел: «светлый, веселый» смех, «очень голубые лучистые глаза» и общее ощущение «благообразия».
Во втором круге испытаний в сердце Аркадия происходит борьба между «жаждой благообразия», которую он испытал, общаясь с Макаром Ивановичем, и страстной, «хищной» натурой, унаследованной от Версилова. Но после смерти Макара Долгорукого Версилов рассказывает о том преображении, которое испытал сам в «косых лучах заходящего солнца» в Европе, открывая в себе «всечеловеческую любовь». Аркадий с радостью принимает в себя Версилова и его идею. Это происходит, по нашим подсчетам, 6 декабря, в день Николая Чудотворца. В письме к А.Н. Майкову от 9 октября 1870 года из Дрездена Достоевский вспоминает особо почитаемого на Руси Святого Заступника: «Пишете Вы мне про Николая-Чудотворца. Он нас не оставит, потому что Николай-Чудотворец есть русский дух и русское единство» (29 (1), 144-145). В черновике Достоевский ставит рядом идеи Версилова и Макара Ивановича в сознании Подростка: «После выздоровления: тоска по идеалу, идея ревности и мести и борьба с идеями Макара и Версилова» (13, 34).
Предостережением для Аркадия во время его внутренней борьбы с ревностью и жаждой мести становится судьба Версилова, Сокольского-младшего, Тришатова. Петр Тришатов в своей опере о Маргарите из «Фауста» утверждает идею спасения через покаяние и причащение.
Очищение сердце Аркадия происходит благодаря пробуждению в нем сострадания и чувства ответственности. Его внутреннее изменение начинается с покаяния перед матерью. А затем его сердцем овладевает сострадание к ближним. В финале говорится о Великом посте, о «новой жизни» и «новом пути» Подростка. Путь Подростка – это движение от идеи Ротшильда, мечты об «уединении и могуществе» к противоположной идее нестяжания и соборности, носителем которой является Макар Долгорукий.
Девятый параграф второй главы - Преображение личности и мира в романе «Братья Карамазовы». Главной темой романа Достоевского «Братья Карамазовы» становится преображение как цель и смысл жизни человека. Временные рамки романа охватывают праздники, связанные с заступничеством Пресвятой Богородицы: Положения ризы и пояса Богоматери, Рождество Пресвятой Богородицы, Покров. Заканчивается роман кануном празднования Явления от иконы Знамения.
О житийной основе этого романа размышляли В.Е. Ветловская, Г.Б. Пономарева и др. На наш взгляд, жизнеописание Зосимы строится как мартирий: дважды приходится ему испытать неправый человеческий суд: после отказа от выстрела на дуэли и после покаяния его «таинственного посетителя».
Анастасий Синаит выделает в душе человека три силы, которые можно обнаружить в братьях Карамазовых: Алеша несет в своей душе желательное начало, в душе Дмитрия преобладают желательная и раздражительная силы, а в Иване пробуждается разумное начало. В романе «Братья Карамазовы» преображение человека происходит как пробуждение Другого в душе героя, который одновременно и alter ego – это брат, сестра, мать, отец, сын. Вся система образов героев строится на сцеплении христианских мотивов радости и любви. Кульминацией становится глава «Кана Галилейская», в которой Евангельское слово соединяется в сознании Алеши Карамазова со словами Зосимы и Дмитрия о радости. «Новое вино» здесь соотносится с Царствием Божием, которое обретают праведники вслед за Христом. В святоотеческой традиции символика вина и опьянения любовью Божией перерастает в евхаристическую символику.
Преображение героя связано в тексте с образом горящего сердца: во время видения Алеши в монастыре и во время сна Дмитрия. Происходит это в один день. Если для обретения благодати Алеше достаточно «подать луковку» (его «сердце цело», замечает в черновиках Достоевский), то Митю Карамазова ожидает путь страдания и подражания Христу. Аллюзией к Евангелию становится его моление о чаше.
Воскрешение души Ивана – самое тяжелое и мучительное, поскольку он больше всех похож на своего отца (об этом говорит Ивану Смердяков). И, вместе с тем, как только Иван начинает стыдиться мысли о том, что желал смерти своему отцу, он уже воскрешает в себе лучшее, что было в нем от отца, - сердце. Алеша «обновил» сердце Ивана, пробудил в нем поэта. Смердяков заставил почувствовать «тлетворный дух» в себе. Болезнь Ивана в финале романе – это смерть старого в нем человека, без которой невозможна жизнь человека обновленного. Его история похожа на историю Маркела.
Третья глава «Тема преображения в русской словесности второй половины XIX века» состоит из шести параграфов. Первый параграф третьей главы «Преображение личности в любви и браке в прозе Я.П. Полонского и А.А. Фета» обращен к прозаическим произведениям поэтов второй половины XIX века. По мысли М.М. Бахтина, проникновенное слово любви двунаправлено: оно обращено вовне (как разговор человека с Богом) и вовнутрь (как диалог между человеком и его совестью, т.е. судящим в нем Богом). В диалог может включаться «двуголосное» слово, которое пассивно (зеркально отражает слово другого) или активно (полемика, скрытый диалог или «всякое слово с оглядкой на чужое слово»). В такой диалог не может включиться Луиза из повести А.А. Фета «Семейство Гольц», поскольку ей мешает самоуничижение. Итогом становится самоубийство героини. Иной тип кроткой показан в повести Я.П. Полонского «Дом в деревне». Его героиня, Лиза, сопротивляется злу и отстаивает свое право на счастье. Двуголосным словом наделены также героиня «Рассказа вдовы» и герой повести «Женитьба Атуева» Я.П. Полонского. Это позволяет им вступить в диалог со своими возлюбленными и стать с ними единым целым. Реминисценциями из «Песни Песней» Соломона пронизаны «Рассказ вдовы» Полонского и «Вне моды» Фета. В повести Фета появляется символический образ голубей, восходящий также к «Песне Песней».
Второй параграф третьей главы - «Преображение мира творческой активностью личности в произведениях Ф.М. Достоевского и Я.П.Полонского, А.А. Фета, А.Н. Майкова, И.А. Гончарова». Писателей и поэтов Я.П. Полонского, А.А. Фета, А.К. Толстого, А.Н. Майкова, И.А. Гончарова и Ф.М. Достоевского объединяют размышления о религиозном назначении искусства, о творчестве как осуществлении воли Творца. В лирике А.К. Толстого и Я.П. Полонского поэт показан как Божий избранник, которому открыты в окружающем пространстве «невидимые формы и неслышимые звуки» (А.К. Толстой «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!», 1856; Я.П. Полонский «Статуя», «Наяды»). Поэзия, по Майкову, это преображение мира, которое возможно, если поэт переживает религиозное преображение (А.Н. Майков «Ты – удар посланца Божья», 1888).
Два типа художника создает Ф.М. Достоевский в своих произведениях «Униженные и оскорбленные» и «Неточка Незванова». Если Иван Петрович занят не только творчеством, но жизнетворчеством, то музыкант Ефимов лишен сочувствия окружающим, занят собой, что ведет его к саморазрушению. В основе повествования Достоевского лежит евангельская притча о талантах.
М. Бахтин заметил близость описания музыки в «Неточке Незвановой» и в опере Тришатова из романа Достоевского «Подросток», отмечая «буквальное совпадение текстов о голосе дьявола» и подчеркивая «проблему полифонии». Оба героя, терзаясь угрызениями совести, слышат «ужасный голос». Но если музыкант Ефимов, прозревая о себе истину, сходит с ума, то есть оказывается в небытии без Бога, то Тришатову помогает вера в милосердие Божие.
Третий параграф третьей главы – «Потеря образа Божьего человеком в творчестве Ф.М. Достоевского и Я.П. Полонского». В своей работе «История безумия в классическую эпоху» М.Фуко писал о безумии как о раскрытии человеком своей подлинной природы, «стихийном переходе к объективности», конститутивным моментом становления человека. По мнению М. Фуко, безумие обнаруживает дурное намерение, неправильный нравственный выбор личности. Видение Трубиным покойной матери в повести Я.П. Полонского «Галлюцинат» свидетельствует о двойной этической ошибке героя: отказе матери в помощи и желании зла отцу. Неспособность героев к творчеству Ефимова («Неточка Незванова» Ф.М. Достоевского), Ильина («Признания Сергея Чалыгина» Я.П. Полонского) становится следствием оторванности героев от божественного бытия из-за их эгоизма. Такое же смешение ценностей происходит в душе Лизы («Братья Карамазовы» Достоевского) и Иволгиной («Психопатка» Полонского).
В романе Достоевского «Идиот» сумасшедшими называют Иволгина, Настасью Филипповну. Их безумие – это зависимость от мнения других. Аглая ведет себя как зависимый от родителей ребенок. По мнению М. Фуко, спасение от безумия – в разуме другого. В кризисной ситуации испытания, когда Аглая и Настасья Филипповна вступают в поединок не только друг с другом, но и с собой, торжествует не их разум, а их безумие. Спасением для Настасьи Филипповны и Аглаи могло быть проявление природно-женского, охранительного начала. Искуплением грехов, своих и чужих, становится безумие для Мышкина («Идиот» Достоевского) и Нефедина («Во дни помешательства» Я.П. Полонского).
Четвертый параграф третьей главы – «И.С. Тургенев, И.А. Гончаров в поисках положительного героя». Достоевский в Обломове ценил «веру в идею, в идеал», в Лаврецком – кротость, смирение. На наш взгляд, Лаврецкий и Обломов – предшественники князя Мышкина. Объединяет этих героев вера в идеал, кротость, детская невинность и мечтательность. Есть совпадения на сюжетном уровне. Так, Лаврецкий, Обломов и Мышкин в своих мечтах видят себя полководцами. Кроме того, объединяет этих героев испытание любовью к девушке одного типа - активной, деятельной натуре, которая выступает по отношению к своему возлюбленному в роли Пигмалиона. Направленность личности при этом у героинь различная: Лизу интересует духовная деятельность, Ольгу и Аглаю – социальная. Но Аглая и Ольга ценят в своих возлюбленных сердце. Кульминацией для всех романов является свидание в саду, что символизирует встречу героев на метафизическом уровне.
Но модели мира у героев Тургенева, Гончарова и Достоевского различные: для Обломова – это гармония в мире природы (идиллия), для Лаврецкого – гармонизация социальных отношений (трудовая идиллия), для Мышкина – жизнь по евангельским заповедям (житие-мартирий). Поэтому время для Лаврецкого и Обломова – это природный цикл, а в сознании Мышкина сосуществует временное и вечное.
Пятый параграф третьей главы – «Л.Н. Толстой и А.П. Чехов о преображении человека перед смертью». В произведениях Л.Н. Толстого смерть показана как возвращение в лоно природы, как часть вечного природного цикла, покой небытия, после уничтожения тела душа освобождается.
В рассказе «Архиерей» А.П. Чехова мир героя ограничен природным циклом, смерть для него становится освобождением, его герой существуют в рамках дольнего мира. Хотя смерть преосвященного Петра наступает в Великую Субботу, накануне Пасхи, рождение Христа в душе человека Чехов не показывает. В рассказе «Черный монах» мнимое преображение героя происходит во время приступа его сумасшествия, но при этом сознание героя не выходит за рамки земного мира. Перед смертью этот герой возвращается к идеалу идиллии, от которой он прежде отказался. В.Я. Лакшин отмечал, что для большинства героев Чехова свойственно мироощущение – «возвращение на круги своя». Общим у обоих писателей – Толстого и Чехова - становится разрыв между горним и дольним миром.
В рассказе «Скрипка Ротшильда» история Якова Бронзы напоминает историю пушкинского Гробовщика: после кризиса герой отказывается от материальных ценностей, которые были для него прежде главными, и возвращается к общечеловеческим ценностям. У Пушкина это семья, у Чехова – искусство. Вырывается из замкнутого круга герой, когда задумывается о смысле слова «убытки» как отходе от подлинного бытия. Мелодия Якова продолжает жить в исполнении Ротшильда, как и память об этом человеке: бессмертие можно обрести в покаянии и творчестве. В рассказе «Студент» Чехов показывает, как проявление образа Божьего в человеке связано с замыслом Творца о мире. Счастье – это и есть ощущение себя частью Божьего мира. Хронотоп Якова Бронзы и Студента раскрывается «на пороге».
Шестой параграф третьей – «Н.С. Лесков о преображении человека». В современной науке произведения Н.С. Лескова рассматриваются обычно или с точки зрения новозаветной традиции (А.А. Новикова, Г.Б. Пономарева, Н.Н. Старыгина, В.Ю. Троицкий) или в рамках различных мистико-спиритуалистических учений (И. Винницкий, О.В. Евдокимова). На наш взгляд, обнаружить православную традицию в произведениях Н.С. Лескова можно с помощью феномена преображения личности.
В романе Лескова «На ножах» даны две концепции смерти: христианская и спиритуалистическая. Генерал Синтянин перед смертью исповедуется в грехе гордыни и готовится принять смерть как искупление, но Подозеров воспринимает смерть как освобождение телесной оболочки. Состояние преображения испытывает Александра Ивановна Синтянина, когда решается принести себя в жертву, спасая политических заключенных. Она и жена Форова выступают в романе как мироносицы, что замечает Н.Н. Старыгина.
Г.Б. Пономарева относит «Соборяне» Лескова, как и роман «Братья Карамазовы» Достоевского, к жанру кризисного жития, в основе которого лежит идея преображения личности. Однако в романе «Соборяне» образ Савелия Туберозова статичен, а его мир показан как дольний. Преображение героя во время грозы и преображение Ахиллы у гроба Савелия Лесков показывает как вселение в них духа. Это предвосхищает романы Мережковского и Белого, где герои оказываются во власти неведомых сил.
В «Очарованном страннике», испытав впервые Страх Божий после убийства Груши, Флягин идет по пути сознательного искупления греха. Потеря имени воспринимается Флягиным по-христиански как потеря себя. В день Ангела Иван после Господней молитвы совершает подвиг и искупает грех. Герой Лескова соединяет в себе статическое и динамическое начало: сохраняет в себе непосредственное чувство, но идет по пути возрастающей любви – к любви за весь народ, за который ему «хочется помереть».
Четвертая глава «Литература XX века о преображении личности и мира» состоит из шести параграфов. Первый параграф – «Религиозно-эстетические взгляды Я.П. Полонского и младших символистов». По мнению Полонского, на долю художника выпадает задача «защиты идеала прекрасного», это возможно при условии, что жизнь и творчество для художника едины. Спасти мир красотой – задача слишком сложная для одного человека, поэтому художники Полонского оказываются часто на грани безумия («Шатков») или приходят к индивидуализму, который отрывает их от божественного бытия («Галлюцинат»). Таким образом, романтическая концепция творчества у Полонского соединяется с христианской.
Поэзия, по мысли Блока, должна одухотворять - во многом благодаря символам, которые предполагают духовное постижение бытия. У Вяч.Иванова Дионис становится символом Христа. Так происходит десакрализация христианских ценностей. Символисты модернизируют концепцию творчества романтиков: по их мнению, в творчестве не обязателен синтез веры и духовных сил, их символы отрываются от христианской традиции, наполняясь субъективным смыслом.
Второй параграф – «Мыслители серебряного века о преображении личности и мира». Стремление трансформировать традиционное религиозное сознание приводит ряд мыслителей Серебряного века к «неохристианству», сущность которого сводится к идее реального преображения человеческой природы. Возникает, например, софиология, которая, обращаясь к богословской идее Боговоплощения, модернизирует ее. Так, В. Соловьев и С. Булгаков видят в священнослужителях и поэтах «проводников» премудрости, при этом не учитывают личностный характер веры и необходимость покаяния.
В третьем параграфе «Поиски путей преображения личности и мира в прозе русских символистов» показывается, что писатели-символисты, желая подчеркнуть жертвенность своих героев, используют евангельские аллюзии и реминисценции к произведениям Достоевского. Хронотоп романов Мережковского и Белого связан с церковным календарем. В романе «Петр и Алексей» действие начинается в день празднования Тихвинской иконы Божией Матери, а заканчиваются накануне Пасхи. Роман «Петербург» начинается последним днем сентября, накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Бал-маскарад и пожар на Островах – прямая аллюзия к «Бесам». В прологе повествователь иронично подчеркивает связь столицы России со столицей Византии, но иеротопия Петербурга у Белого не связана с идеей заступничества Божией Матери за землю русскую, как это происходит у Достоевского. И даже спасение Аблеуховых у Белого становится не чудом, а случайностью.
Смерть Алексея Мережковский изображает в контексте Страстей Христовых. Во время пыток Алексей произносит слова Христа перед распятием. Перед смертью лицо Алексея напоминает Петру лик Спасителя. Вместе с тем, внутреннего преображения Алексея в романе, поскольку он не смиряется в раскаянии, а бунтует. Другой герой романа – Тихон Запольский – сравнивается с князем Мышкиным в апокалипсическом предчувствии. Аллюзии к Страстям Христовым возникают в тот момент, когда Тихон готов вместе с Софьей и другими раскольниками предаться самосожжению, вспоминая евангельские слова о готовности отдать душу за «други своя». Однако побуждает Тихона остаться с раскольниками, как Алексея вернуться в Россию, не убеждения, а плотская страсть к женщине.
В романе «Петербург» А. Белого маршрут Дудкина в начале романа напоминает движение Раскольникова после преступления: оба герои проходят через Николаевский мост. Пространство, в котором рождается бред Дудкина, напоминает комнату Раскольникова желтым цветом обоев. Белый развивает замысел Достоевского, показывая, как в сознании Дудкина христианские и социалистические идеалы соединяются: для него «Общественность» и «Революция» - «божественные ипостаси вселенной». Дважды повествование о Дудкине вводится Белым в контекст Страстей Христовых. В начале романа, когда герой несет бомбу с Васильевского острова в дом к Аблеуховым, в трактире он слышит разговор о готовящемся покушении на сенатора и слова, которые являются аллюзией к Евангелию: «Что есть истина?». В финале романа, после того, как Дудкин разочаровывается в своих соратниках, вновь создается аллюзия к Страстям Христовым – в духовных песнях, которые поет Степка из Коломны в дворницкой. Жертвенность Николая Аблеухова подчеркивается автором дважды: во время разговора с Морковиным, чиновником охранного отделения, который строит ему психологические ловушки, Аблеухин-младший повторяет слова Раскольникова, обращенные к Порфирию Петровичу, а затем он сравнивается с распятым Христом, но герои «Петербурга» оказываются не способны к самопожертвованию, поскольку не любят. Вертикальный хронотоп Достоевского размывается в романе Белого «Петербург», а личности его героев растворяются в хаосе стихии.
В четвертом параграфе «Солнце мертвых И.С. Шмелева и Ф.М. Достоевского» проводится параллель между «Бесами», «Записками из Мертвого дома» Достоевского и эпопеей И.С. Шмелева «Солнце мертвых», рассказом «Неупиваемая чаша» с помощью апокалипсических образов погасшего солнца, чаши искупления, белых одежд мучеников. Шмелев описывает судьбы праведников, которые сопротивляются злу. У.К. Абишева, определяя метод И.С. Шмелева как неореализм, противопоставляет его символизму: «Реальность здесь не утрачивает своей подлинности, материальности, остается включенной в сеть причин и следствий человеческого общественного бытия, но в то же время средства его воссоздания имеют черты символические». Апокалипсические образы в эпопее Шмелева «Солнце мертвых» становятся символами искупления и грядущего воскресения России.
Пятый параграф - «Мир станет Красота Христова» (Ф.М. Достоевский и Б.К. Зайцев). Объединяет Б.К. Зайцева и Ф.М. Достоевского стремление соединить традиции романтизма и христианства. В рассказе Б.К. Зайцева «Аграфена» прослеживаются житийные традиции. Автор сравнивает судьбу Аграфены с историей невинного страдальца Иова. Перед смертью она вспоминает свою первую любовь и испытывает преображение.
В герое повести «Голубая звезда», Алексее Петровиче Христофорове, объединяются черты князя Мышкина и Алеши Карамазова Достоевского. Общим становится романтизм и христианство героев. Характер Христофорова, как и Мышкина, не объясняется обстоятельствами. Хронотоп произведений Зайцева связан с церковным календарем. Его герои находят свой идеал в конкретном человеке, но при этом остаются христианами.
В своей повести Б.К. Зайцев показывает преображение мира, которое осуществляется благодаря встречам Христофорова с женщинами, любящими без эгоизма, – Анной Дмитриевной и Машурой. Встреча с ними происходит в день Явления Знамения, как и в романе Достоевского «Идиот». Анна Дмитриевна, как Настасья Филипповна Достоевского, несет в себе боль, но она может простить обидчика и в своей любви забыть о себе. В среду Страстной недели Машура принимает решение не противиться своей любви к Христофорову, принять ее как волю Божию. В этот момент героиня следует пути Пресвятой Богородицы (Лука 1:38). В повести «Голубая звезда» используется кольцевая композиция: в начале и в конце произведения действие происходит весной, в это время главный герой видит «свою» звезду Вега. Но круг размыкается, герои показаны на пороге новой жизни: Христофоров, как и Машура, чувствует начало «нового». Закат кажется ему «милой и чудесной страной былого».
Шестой параграф – «А. Платонов и М. Пришвин о преображении человека в семье и жизнетворчестве». Тема блудного сына звучит в рассказах А. Платонова «Река Потудань», «Возвращение», «Афродита». Возвращение Никиты к жене, Алексея Иванова к семье происходит, когда в герое пробуждается сострадание. Чувство сопричастности к общей жизни дает Назару Фомину осознание Промысла Божьего. Встреча Назара Фомина и его будущей жены происходит в саду. Аллюзии к Песне Песней угадываются и в рассказе «Июльская гроза», где председатель колхоза говорит о любви к детям: «…Для сердца они больны, как смерть». Сквозным символом в рассказах Платонова становится, как и у Достоевского, свет заходящего солнца как грядущего преображения личности в вечности. В лучах заходящего солнца чувствует себя счастливым Семен, который после смерти матери заботится о своих братьях и сестрах, а также оказывается Фро, когда думает о своем муже. Р. Семенов утверждает духовное возрастание Фро в материнской любви. А. Жолковский видит движение в творчестве Платонова к жанру идиллии. На наш взгляд, черты идиллии у Платонова соединяются с житийными традициями.
В повести-сказке М. Пришвина «Кладовая солнца» символизация происходит, как в древнерусских Физиологах. В Дневнике 1945 года Пришвин пишет о подобном методе. В повести Пришвина угадываются евангельские аллюзии в топонимике: Блудово болото и Слепая елань становятся местом искушения детей. Митраша теряет спасительную тропинку из-за греха гордости, Настя – из-за жадности. Действие повести Пришвина происходит весной. Это канун Светлого Воскресения и время долгожданной победы над фашистской Германией (Пасха пришлась в 1945 году на май). Объединяет вечное и временное в повести-притчи правда, которая открывается Митраше – «правда вековечной суровой борьбы людей за любовь».
В Заключении делается вывод о том, что русская художественная словесность XVI - XIX веков ищет новые формы изображения действительности, воплощения идеи религиозного преображения личности. Появляется новый для европейской литературы герой пророческого типа, соборная личность, в которой уравновешиваются динамическое и статическое начала. Преображение личности происходит на основе смирения и проявления свободы воли как следование воле Божией. Модель мира в произведениях русских писателей соотносится с церковным календарем (соединение временного и вечного), охватывает священное пространство города и строится на системе символов, связанных с христианской традицией и воплощающих прообразовательное мышление. Символика света раскрывает эсхатологические предчувствия героев.
