Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века Трубина Людмила Александровна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Эпический тип исторического сознания в литературе первой трети XX века 49-141

Раздел 1. Россия и народ в историческом сознании М.Горького: проблема героя 49 - 106

Раздел 2. Эпическая ситуация в литературе двадцатых годов 106 - 141

Глава II. Символико-метафорический тип исторического сознания в русской литературе первой трети XX века 142 - 231

Раздел 1. Историософские символы А.Блока и А.Белого 142 - 176

Раздел 2. Исторические метафоры Б.Пильняка 176 - 231

Глава III. Мифологический тип исторического сознания в русской литературе первой трети XX века 232-285

Раздел 1. «Русский Апокалипсис» по В.Ропшину 232 -244

Раздел 2. Мифы Священной Истории в произведениях И.Шмелева и Б. Зайцева, 244 - 285

Заключение 286 - 300

Список литературы 301-328

• Россия и народ в историческом сознании М.Горького: проблема героя
• Эпическая ситуация в литературе двадцатых годов
• Историософские символы А.Блока и А.Белого
• «Русский Апокалипсис» по В.Ропшину

Введение к работе

Каждая литературная эпоха имеет свой аксиологический центр, к которому сходятся основные пути художественного творчества. В XX веке таким центром, сформировавшим многие отличительные особенности отечественной литературы как единой эстетической системы, стала История с ее небывалыми социально-историческими и духовными катаклизмами, которая вовлекла в свою орбиту всех - от конкретного человека до народа и государства.¹ Проблемного поля, образованного исторической действительностью XX века, не миновал ни один крупный мастер слова вне зависимости от того, занимался он собственно историческими изысканиями или обращался к истории, вырабатывая общую художническую концепцию мира и человека. Безусловно, литература далеко не только отзвук социальных конфликтов, идеологических споров и философских дискуссий. Но, как издавна сложилось в России, историческая мысль доводилась до общественного мнения через художественную литературу, а нередко в ней и формировалась. «Везде поэтическому взгляду на историю предшествовали ученые разыскания; у нас, напротив, поэтическое проницание предупредило реальную разработку», точно обозначил эту особенность взаимоотношений XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. - 1993. -Вып.2.-С87. художественного творчества и науки в отечественной традиции В.Ф.Одоевский.

Русская мысль, отмечал В.В.ЗеньковскиЙ, «сплошь историософична», она постоянно обращена к вопросам о смысле истории, ее начале и конце, законах исторического развития.³ И в размышлениях отечественной культуры о смысле истории есть отчетливо выраженная особая, русская нота. К свойственному философии универсализму русские мыслители приходят через постижение судьбы своей страны, нации, народа, через осознание места России в мировом историческом и космическом процессе. На каждом поворотном этапе развития художники вновь и вновь возвращаются к главной историософской проблеме, суть которой выражена в пророческом пушкинском вопросе: «Куда ты скачешь, гордый конь, // И где опустишь ты копыта?». По наблюдению Д.С.Лихачева, русская литература возникла на высокой ноте размышлений о мировой истории и месте Руси в ней. Об этом свидетельствуют первые летописи, отвечавшие на вопрос, откуда пошла земля Русская («Повесть временных лет»), и «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона,⁴ Склонность к историософской рефлексии, особый интерес к судьбе России и ее народа, ² Одоевский В.Ф. Русские ночи. - Л., 1975,- С.182. ³ Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1.4.1. - Л., 1991. - С.16. ⁴ Лихачев Д.С. Русская культура в современном мире // Новый мир. - . внимание к прошлому («культ прошлого», по Д.С.Лихачеву) в сочетании с критикой настоящего и устремленностью к будущему, с напряженными исканиями нравственной правоты исторического бытия представляют собой нерв русской литературы, ее важнейшую национальную черту.

Духовные установки, свойственные отечественной литературе, ее высокий историософский потенциал предстали в своем новом качестве в двадцатом столетии, которое изначально осознавалось как эпоха переломная. В России произошла, по определению немецкого философа Э.Трельча, «коренная историзация знания и мышления»⁵. Если В.Г.Белинский называл «по преимуществу историческим» девятнадцатый век, то это определение тем более справедливо по отношению к веку двадцатому с его новым мироощущением, основу которого составила идея все убыстряющегося исторического движения. Кризисное состояние мира и личности, вовлеченность человека в события всемирно-исторической значимости, противоборство философских и идеологических теорий, богоискательство, великие научные открытия, взорвавшие классические представления о времени и пространстве, о ходе истории, и ее закономерностях, - все это не могло не затронуть сознание художников. Тенденцию к изменениям в художественной

Трельч Э. Историзм и его проблемы. - М, 1994. - С.15. ⁶ Научные открытия, изменившие традиционные представления о времени, способствовали активизации интереса к философско-историческим размышлениям и серьезно повлияли на характер системе литературы, обозначившуюся еще на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, проницательно охарактеризовал В.В.Розанов. В статье со знаменательным названием «Эстетическое понимание истории» он писал : «...После натурализма, отражения действительности, естественно ожидать идеализма, проникновения в смысл ее... Вековые течения истории и философия - вот что станет, вероятно, в ближайшем будущем любимым предметом нашего изучения... Политика в высоком смысле этого слова, в смысле проникновения в ход истории и влияния на него, и Философия как потребность гибнущей и жадно хватающейся за спасение души - такова цель, неудержимо влекущая нас к себе...» (курсив наш - Л.Т.). художественного творчества. «Эйнштейном сорваны с якорей самое пространство и время, - писал в начале двадцатых годов Е.Замятин. -Точная наука взорвала самую реальность материи», «сама жизнь -сегодня перестала быть плоско-реальной: она проектируется не на прежние неподвижные, но на динамические координаты Эйнштейна, революции» , и даже известные вещи в этой новой проекции кажутся незнакомо-знакомыми, фантастическими. А значит, продолжал писатель, перед литературой замаячили новые маяки: «от быта - к бытию, от физики - к философии, к сплаву реальности и фантастики, от анализа - к синтезу» // Замятин Е. Избранные произведения. - М., 1990. - С.429, 430. ⁷ Розанов В. Эстетическое понимание истории // Русские философы ( конец XIX - середина XX века): Антология. Вып. 2. - М., 1994. - С. 48 -49.

Особое значение в размышлениях писателей о смысле истории сыграла революция, ставшая не только одним из самых значительных событий мировой истории XX века, но и смысловой доминантой русской культуры. Известна мысль Б.Зайцева о том, что все были задеты («ранены») революционностью; писатели предчувствовали - а многие призывали - «невиданные мятежи» и «неслыханные пожары».

В начале XX столетия Россию потрясли острейшие социальные конфликты: война с Японией, первая мировая война, внутренние противоречия и, как итог, размах народного движения, революции. На глазах людей одного поколения происходил «разлом» (Б.Лавренев), грандиозная «перепряжка истории» (Б.Пильняк). Понятия «история» и «революция» в России XX века тесно переплелись между собой и на уровне социальном, и на уровне философско-психологическом. Значение революции как коренного исторического поворота признавалось всеми - вне зависимости от политического отношения к событиям. «Мы живем во время грандиозного исторического перелома, - писал Н.Бердяев в 1923 году. -Началась какая-то новая историческая эпоха. Весь темп исторического развития существенно изменяется /,.. / Все закачалось, и у нас создается впечатление об особенно интенсивном, особенно остром движении «исторического»». В результате этого, как отмечает философ, « .. человеческая мысль и человеческое сознание обратились к пересмотру основных вопросов философии истории, к попыткам построить философию истории новым образом. Мы вступаем в эпоху, когда человеческое сознание будет направлено к этим проблемам больше, чем было направлено до сих пор».

Размышления художников, публицистов, философов о происходящем не сводились только к постижению конфликтов социальных, а писатели - современники революции не были простыми летописцами, хроникерами событий. Избрав смысловым центром произведений революционную эпоху, художники стремились осознать происходящее в исторической перспективе, исследовать истоки развернувшихся на их глазах конфликтов, понять закономерности и движущие силы истории, провести поучительные исторические аналогии. Они создавали тем самым новую художественную философию истории.

Несмотря на различия во взглядах, естественную для революционной эпохи непримиримость и остроту политических дискуссий, художники в поисках смысла истории поднимались над сугубо политическими страстями к проблемам общечеловеческим, гуманитарным. Они ставили те поистине «проклятые» вопросы, над которыми издавна бьется русская мысль: о революции и эволюции, о цели и средствах, о гуманизме и жестокости, о праве на насилие, на решение всех вопросов «войной». Но главный среди них - судьба России, которая, по мысли Н.Бердяева, бесконечно дороже судьбы классов и партий, доктрин и учений. Революция обострила все эти проблемы, перевела их из области теоретических размышлений в план практический, поставила в

Бердяев Н. Смысл истории. - Берлин, 1923. - С.8. зависимость от их решения жизнь и смерть человека, судьбу России, всей мировой цивилизации.

Художники не могли не размышлять о человеке в изменившемся времени и пространстве. «Из-под обломков рухнувшей государственности выступила страдающая русская личность, - отмечали современники революции, - личность, которой предстояло, прежде всего, сознать свою индивидуальную ответственность и, быть может, впервые за весь период ее исторического развития, продумать важнейшие проблемы русского государственного и народного бытия».⁹ Русский человек на сломе истории; связь человека с быстро меняющимся, неостановимым временем; его «тяжба с революцией»; экзистенциальные вопросы исторического бытия человека; поиски нравственных опор, ответа на вопрос «как жить?»; неповторимость и значимость каждого человека; взаимоотношения личности и общества, народа, государства; непостижимая «пестрота» национального характера, его историческая устойчивость и изменчивость - мимо этих проблем не мог пройти ни один художник.

Человек XX века оказался в новой не только социально- исторической, но и философской системе координат. Закономерно поэтому, что в своих историософских исканиях литература обращалась к вопросам онтологическим, что оказалось созвучно ведущим тенденциям духовной жизни России в XX веке. «Суровая и яростная» революционная эпоха повлекла коренной пересмотр основополагающих ⁹ Набоков В.Д. Испытания дипломата. - Стокгольм, 1921. - С.5 - 6. - принципов бытия, разрушила привычный уклад жизни, представления о мире, ходе истории, морали, вере, усилив тот кризис сознания, который был характерен для рубежа XIX - XX веков.¹⁰ Она же активизировала поиски выхода из кризиса, формирование новых социальных и философских координат исторического бытия. Таким образом, результатом «коренной историзации знания и мышления» стало не просто усиление традиционного для русской литературы интереса к проблеме смысла истории, а формирование особого качества художественного сознания, которое можно определить как историческое сознание. История, осмысленная, пережитая и воплощенная в художественных текстах, во многом повлияла на облик русской литературы первой трети XX века, определив не только проблемно-тематическую доминанту художественного творчества и повышение философского потенциала литературы, но и важнейшие принципы изображения мира, личности, а также предпочтения в выборе жанра, стиля, приемов условности, то есть решение собственно творческих задач.

Вопрос о взаимосвязи литературы и истории и в то же время об их различии, определенной конкуренции в постижения исторического процесса постоянно находится в

Подробнее о причинах кризиса сознания и его влиянии на художественное творчество см.: Мескин В.А. Кризис сознания и трагическое в русской прозе конца XIX - начала XX века : Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1997. поле зрения исследователей. Однако в отечественной науке второй половины XX века он сужен и сведен преимущественно к анализу проблем исторического жанра или его разновидности - жанра историко-революционного.¹¹ Используемые жанровые дефиниции (необходимость значительной временной дистанции между изображенными событиями и периодом их написания; фактор субъективного восприятия описываемых событий как прошлого, которому автор не мог свидетелем)¹² выводили за

Александрова Л.П. Советский исторический роман и вопросы историзма. - Киев, 1971; Андреев Ю.А. Русский советский исторический роман (20 - 30-е г.г.). - М.,1962; Андреев Ю. Революция и литература. - М., 1975; Варфоломеев И.П. Типологические основы жанров исторической романистики: Классификация вида. - Ташкент, 1984; Горский И. Польский исторический роман и проблема историзма. - М.,1963; Изотов И.Т. Проблемы советского исторического романа в связи с развитием критики: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1972; Исторический роман в литературах социалистических стран Европы. - М.,1989; Макаровская Г.В. Типы исторического повествования, - Саратов, 1972; Пауткин А.И. Советский исторический роман (в русской литературе).- М., 1970; Оскоцкий В. Роман и история. Традиции и новаторство советского исторического романа. - М., 1980; Петров СМ. Русский советский исторический роман. - М, 1980; Филатова А.И. Русский советский исторический роман 50-х - середины 70-х годов. - Л., 1980; Хотимский Б.И. Ради грядущего: Современный исторический роман. - М., 1979. ¹² Оскоцкий В. Роман и история. - Указ.изд. - С.5; Чмыхов Л. Писатель и история. - М.,1982. - С.8; Щедрина Н.М. Исторический роман в пределы исследований, связанных с проблемой исторического сознания, произведения, которые были обращены к революционной эпохе, но созданы свидетелями и участниками событий. Они рассматривались вне общего контекста историософских исканий литературы, поскольку трактовались как произведения о современности. Исключения традиционно делались для «Тихого Дона» М.Шолохова, «Хождений по мукам» А.Толстого и, с оговорками, для «Белой гвардии» М.Булгакова, поскольку их обращенность не просто к событиям реальной истории, но и к ее философии очевидна. «Окаянные дни» И.Бунина, «В тупике» В.Вересаева, «Ледяной поход» (с Корниловым) Р.Гуля, «Щепка» В.Зазубрина, «Сивцев Вражек» М.Осоргина, «Голый год» и «Повесть непогашенной луны» Б.Пильняка, «Конь вороной»

В.Ропшина, «Железный поток» А.Серафимовича, «Солнце мертвых» И.Шмелева - эти и многие другие произведения, созданные в 20-е годы, рассказывали не об абсолютном историческом прошлом, а о личном опыте авторов, о пережитом вместе с родной страной и народом на изломе истории. По горячим следам событий писатели запечатлели сложный, крайне противоречивый образ времени, отразив многообразие представлений о свершившихся на глазах современников исторических переменах, о смысле истории как таковой. русской литературе последней трети XX века (Пути развития. Концепция личности. Поэтика): Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. -М.,1996. - С.14-15.

Чтобы рассмотреть проблемы, имеющие концептуальное значение для понимания исторического сознания в художественной литературе первой трети XX века, необходимо выйти за пределы конкретного жанра. Предметом текстуального анализа стали произведения А.Блока, А.Белого, М.Булгакова, И.Бунина, В.Вересаева, М.Горького, Р.Гуля, В.Зазубрина, Б.Зайцева, А.Малышкина, В.Набокова,

М.Осоргина, Б.Пильняка, В.Ропшина, А.Серафимовича,

А.Толстого, А.Фадеева, И.Шмелева, М.Шолохова, сопоставляемые с классической литературой (А.Пушкин, Ф.Достоевский), с публицистикой, работами историков и философов (дореволюционных, советских, русского зарубежья). Репрезентативность исследования обеспечивается вниманием к анализу произведений, наиболее ярко представляющих тот или иной художественный тип исторического сознания.

Актуальность диссертации определяется недостаточностью существующих подходов к исследованию взаимоотношений истории и художественной литературы; теоретической неразработанностью категории исторического сознания; необходимостью изучения литературы первой трети XX века как целостного явления, обусловленного «историософским напряжением», которое в тридцатые годы стало значительно ослабевать по причинам внелитературным.

Цель диссертации - исследовать принципы и приемы художественного воплощения исторического сознания в русской литературе первой трети XX века.

Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие конкретные задачи: рассмотреть историческое сознание как литературоведческую проблему; теоретически осмыслить категорию «историческое сознание», провести терминологическое уточнение понятий «историческое сознание», «историзм», «художественная философия истории», «историософия»; определить особенности исторического сознания в русской литературе рассматриваемого периода, показать роль художественной литературы в формировании представлений об историческом бытии и человеке в изменившемся пространстве и времени; показать особенности проявления исторического сознания в литературе, раскрывая своеобразие художественной философемы истории, выделяя типы исторического сознания, воплотившиеся в русской литературе первой трети XX века .

Научную новизну диссертации определяет избранный теоретический аспект исследования. Впервые категория исторического сознания исследуется на материале литературы первой трети XX века как целостного историко литературного явления. Новизна работы подтверждена современной интерпретацией классики советского периода и произведений русского зарубежья.

Категория исторического сознания в современной научной литературе остается недостаточно изученной несмотря на активизацию интереса к явлению, им обозначаемому. В сущности, делают вывод М.Барг,

Н.Французова и большинство других исследователей, осмысление проблемы исторического сознания в отечественной науке находится на первоначальной стадии.¹⁴ Отметим, что дореволюционная и немарксистская литература по данной проблематике весьма значительна.^{15 13} Проблемы истории перестали быть областью интересов только специалистов и стали фактом массового сознания. По данным социологических исследований, проведенных в 1987-1988 годах (период, названный «историческим ренессансом» ), от 83 до 100% опрошенных говорили о своем интересе к истории. Популярность публицистики и художественных произведений о прошлом связывалась с желанием устранить «белые пятна» в освещении истории научной литературой , найти ответы на волнующие вопросы, понять корни современных явлений, извлечь уроки из прошлого. - Журавлева Г.Т., Меркушин В.И., Фомичев Ю.К. Историческое сознание: опыт социологического исследования // Вопросы истории. - 1986. - № 6. - С. И 8-129. ¹⁴ Барг М. Эпохи и идеи. - М., 1987. - С. 61; Французова Н.П.

Историческое сознание и его структура // Историзм и творчество. 4.1. -

М, 1990.-С.8.

Блок М. Апология истории или ремесло историка. - М., 1986; Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991; Гегель Г. Философия истории // Соч.- Т.8.- Л., 1975; Герье В.И. Философия истории от Августина до Гегеля. - М., 1915; Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. - М., 1993; Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории. - М., 1994; Данилевский Н.Л.

Отдельной статьи, посвященной историческому сознанию, нет в Советской исторической энциклопедии, Большом энциклопедическом словаре (1991 г.), Философском словаре (1991 г.). В Краткой философской энциклопедии (1994 г.) историческое сознание трактуется как синоним историзма: «Историзм - историческое сознание, то есть сопровождающее всякое познание сознание того, что все является ставшим, даже духовное бытие». Обратим внимание на то, что в приведенном определении отсутствует указание на связь рассматриваемых категорий с конкретной историко-

Россия и Европа. - М.,1991; Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов. - М., 1992; Кареев Н.И. Моим критикам. Защита книги «Основные вопросы философии истории». - Варшава, 1884; Карсавин Л. Философия истории. - Берлин, 1923; Коллингвуд Р.Дж. Идея истории: Автобиография. - М., 1980; Лосский Н. Бог и мировое зло. - М.Д994; Русская философия (конец XIX - середина XX в.): Антология. - М., 1994; Русский космизм: Антология философской мысли. - М., 1993; Самосознание европейской культуры XX века. - М., 1991; Семенкин Н.С, Философия богоискательства. - М., 1986; Стасюлевич М. Философия истории в главнейших ее системах. - Спб., 1908; Тартаковский М. Историософия. Мировая история как эксперимент и загадка. - М., 1993; Трёльч Э. Историзм и его проблемы: Пер. с нем. - М., 1994; Философия истории в России: Хрестоматия. - М.,1996; Хоружий С.С. Синергия: Проблемы аскетики и мистики православия. - М., 1995; Элиаде М. Космос и история. - М., 1987; Ясперс К. Смысл и назначение истории. -М., 1991. ⁵ Краткая философская энциклопедия. - М., 1994. - С. 190. философской концепцией и с определенным историческим периодом («сопровождающее всякое познание...»). Вероятно, именно здесь содержится ответ на вопрос о том, почему до настоящего времени проблема исторического сознания еще не стала предметом специального рассмотрения. Открытие тех или иных исторических фактов еще не означает появления нового научного знания, поскольку оно невозможно без создания целостной концепции исторического процесса, вне разработки проблем философии истории. Отказ от идеологической монополии во взглядах на историю , признание философских систем, предлагающих различные ответы на коренные вопросы исторического бытия человека , «восстановление в правах» такого неотъемлемого свойства исторического познания, как человеческая субъективность, которая накладывает отпечаток на понимание и интерпретацию исторических процессов, позволяют по-новому подойти к проблеме исторического сознания.

Первым серьезным научным опытом в данном направлении стала опубликованная в шестидесятых годах статья Ю.Левады «Историческое сознание и научный метод». По мнению исследователя, понятием «историческое сознание» «охватывается все многообразие стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество осознает (воспроизводит и оценивает) свое прошлое, точнее - в которых общество воспроизводит свое движение во времени. В каждую данную эпоху историческое сознание представляет собой определенную систему взаимодействия «практической» и «теоретической» форм социальной памяти, народных преданий, мифологических представлений и научных данных».¹⁷

Подчеркнем ряд принципиально важных моментов в приведенном определении. Историческое сознание, как отмечено здесь, присуще не только новейшему времени, но и каждой эпохе. Характерно уточнение исследователя: общество не просто «осознает свое прошлое», а «воспроизводит свое движение во времени». Следовательно, обращенная к прошлому историческая память (понятие, которым чаще всего оперируют писатели и литературоведы) - лишь составная часть исторического сознания. В этом смысле принципиально значимо замечание историка М.Барга: «...Ошибочно предполагать, что историческое сознание обращено только в прошлое, что оно исчерпывается только его объяснением. В действительности же прошлое - только грань исторического сознания, которое концептуализирует связь между всеми тремя модальностями времени: прошлым, настоящим и будущим... Стержнем исторического сознания во все времена являлось историческое настоящее, сущее. Одним словом, историческое сознание - это духовный мост, переброшенный через пропасть времен, - мост, ведущий человека из прошлого в грядущее» (выделено нами - Л.Т) . Таким образом, основу исторического сознания составляет идея связи времен, осознание движения во времени. Исходя

Левада Ю. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. - М, 1969. - С. 191.

Барг М. Эпохи и идеи: Становление историзма. - М., 1987. - С.24. из этого, историзм (принцип подхода к действительности как изменяющейся во времени, развивающейся¹⁹) является важнейшим, но не единственным качеством исторического сознания, к тому же возникшим на определенном этапе его развития. Время, движение, развитие по-разному трактуются в разных историко-философских системах. В силу этого историческое сознание несводимо к одной, даже господствующей в тот или иной период, историософской концепции.

Характеризуя историческое сознание, Ю.Левада определил его как систему, в которой научное знание об истории ( и собственно историческое, и философское) выступает лишь как один из элементов, одна из форм, в которых общество осознает и воспроизводит свое движение во времени. Необходимо уточнить, что элементом структуры исторического сознания общества является также не обозначенная в определении художественная литература, искусство в целом (если только они не подразумеваются в числе упомянутых «стихийно сложившихся» «практических» форм социальной памяти). В работах, развивающих позицию Ю.Левады, роль художественных образов как формы осознания связи времен, сохранения преемственности, опыта, памяти подчеркивается более ярко вплоть до признания ¹⁹ Большой энциклопедический словарь: В 2-х т. - М., 1991. - Т.1. -С.510. особого вклада литературы и публицистики в формирование й- 20 исторического сознания общества.

Давая определение исторического сознания, Ю.Левада подчеркнул его общественную природу, то, что историческое сознание присуще обществу. Действительно, именно в обществе вырабатываются научные, теоретические знания об истории, накапливаются, функционируют, передаются «практические» формы социальной памяти и в целом представления об истории. Однако художественная литература первой трети XX века показала важную роль индивидуального начала в формировании исторического сознания общества. Произведения русских философов, писателей и публицистов начала века подтверждают, что историческое сознание, присущее индивиду (автору ли, персонажу ли, созданному им), может значительно отличаться от господствующих представлений об историческом процессе и, более того, серьезно влиять на формирование исторического сознания общества. Литература не в меньшей, а в переломные периоды даже в большей степени, чем наука, формирует представления об истории. Так произошло с «отложенными уроками» публицистики М.Горького, В.Короленко, произведений И.Шмелева, М.Булгакова, В. Зазубрина, «романов предупреждения» Е.Замятина, Б.Пильняка,

А.Платонова и других авторов, во многом определивших

Французова Н.П. Историческое сознание и его структура. - Указ. изд. -С. 12; Журавлева Г.Т., Меркушин В.И., Фомичев Ю.К. Историческое сознание: опыт социологического исследования. - Указ.изд. - С. 119. современное понимание исторического процесса XX века. Художественная литература наряду с произведениями публицистов и философов первой трети XX века позволила увидеть, как формировались, вступали в спор и дополняли друг друга разные представления о смысле истории, о судьбе России. С каждым ответом литературы на онтологические вопросы исторического бытия человека связана определенная перспектива, пусть даже не реализованная историей.

Окончательный выбор из спектра альтернатив всегда делает история, но, как подчеркивают современные исследователи, «общественное сознание в поисках «фарватера» исторического процесса нуждается в осмыслении и «отброшенных» ею в определенный момент ориентиров, с помощью которых только и возможна проекция будущего». Показательно, что в научной литературе последних лет заметно усиление внимания именно к этому - индивидуальному - аспекту исторического сознания.

Подводя краткий итог, отметим: человек осмысливает, переживает мир и свое место в нем. Нас же интересует особый аспект этого осмысления: понимание жизни как исторического процесса, как движения во времени, осознание связи времен, стремление увидеть, с одной стороны, место человека в историческом пространстве и времени, а с другой - влияние истории на личность. Таким образом, историческое сознание вносит в отношение человека к действительности особое

Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Русская философия истории. - М., 1997. -С.10. измерение - ВРЕМЯ; специфика его связана с осмыслением связи времен, движения во времени.

В семидесятые - восьмидесятые годы одной из ведущих категорий советского литературоведения являлась категория историзма. Однако в понятийном аппарате современной науки термин «историзм» употребляется редко, чему есть несколько причин. Одна из них - многозначность термина. С.Кормилов, рассматривавший теоретические аспекты художественного историзма, привел свыше пятнадцати

Воробьева Н.Н. Принцип историзма в изображении характера: Классическая традиция и советская литература. - М., 1978; Историзм и творчество. Ч. 1-2. - М., 1990; Историзм и эволюционизм как принципы познания. - Киев, 1987; Кормилов СИ. Принцип художественного историзма и русская художественно-историческая литература 1860-х годов: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 1978; Ленобль Г.М. История и литература. - М., 1960; Методология современного литературоведения (проблемы историзма). - М, 1987; Проблема историзма в русской литературе. Конец XVIII - начало XIX в. - М.,1981; Проблема историзма в русской советской литературе (60-80-е годы). - М., 1986; Проблемы историзма советской литературы. - Курск, 1984; Современная советская историко-литературная наука. Актуальные вопросы. - Л., 1975; Сомов В.И. Историзм и современная буржуазная историография. - М,, 1977; Тойбин И.М. Творчество Пушкина 1830-х годов и вопросы историзма: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - Курск, 1968; Травников С.Н. Путевые записки петровского времени (проблема историзма). - М, 1987 и др. основных его значений, сгруппировав их в семь смысловых групп.²³ Это является следствием не только расширительного толкования термина, но и связано с многозначностью самого понятия «история».

Ситуацию в теоретико-литературной области осложнили идеологические факторы. Проблема историзма в семидесятые-восьмидесятые годы была исключена из круга вопросов, подлежащих дальнейшему исследованию и научной дискуссии, в связи с чем обозначился кризис в изучении как исторического жанра, так и всего комплекса проблем, связанных со взаимопроникновением истории, философии и литературы. Приведем типичный пример. С точки зрения исследователя советского исторического романа, подлинный («истинный», «научный», «осознанный», «зрелый») историзм связан только с марксистским мировоззрением и единственным творческим методом - социалистическим реализмом. В силу этого, по мнению исследователя, в тридцатые годы наблюдаются не различия в историзме художественного мышления писателей, как это было в двадцатые годы, а различные стилевые проявления художественного историзма в рамках одного творческого метода (то есть нет расхождений в историзме мышления, которое стало единым, а есть расхождения в формах его

Кормилов С. Теоретические аспекты художественного историзма // Проблема историзма в русской сов. литературе (60-80-е годы). - Указ. изд. -С. 67-97. художественного воплощения).²⁴ Литература в подобных случаях не столько исследовалась, сколько оценивалась в русле оппозиции «революционный - реакционный», «историзм антиисторизм». Как отзвук подобного подхода воспринимаются сегодня недавние размышления исследователя, без колебаний рассуждающего об историзме романов, основанных на идеях свержения самодержавия, и всерьез задающегося вопросом: как быть с произведениями, которые обращены к революционным событиям, но при этом «революционно-освободительное движение предстает перед нами не как закономерный процесс в развитии общества, в стремлении его к прогрессу, а как спонтанное явление, причина которого - в самом себе»; как оценивать книги, в центре которых «находятся не революционно- демократические силы, а силы реакции», которые повествуют «не об освободительной борьбе, а, скажем, о терзаниях царя или царского сановника»? В последние годы, напротив, «антиисторической» прямо или косвенно признается классика советского периода, несущая идею справедливости революционной переделки мира. Таким образом, историзм

Александрова Л. Советский исторический роман и вопросы историзма, - Киев, 1971. - С.83, 85.

Скворцов Л. История и антиистория. К критике методологии буржуазной философии истории. - М., 1976. ²⁶ Скачков И. Герой и история. -М., 1988.-С.2 66. ²⁷ Подробнее об этом: Трубина Л.А. Возвращенное многоголосие // Литература в школе. - 1996. - №5. - С.18-22. превратился из литературоведческой категории в оценочное понятие, потеряв свою терминологическую определенность.

В то же время анализ работ семидесятых- восьмидесятых годов позволяет увидеть ' стремление литературоведов преодолеть инерцию догматических представлений об историзме. По-разному, например, определяется время возникновения историзма как свойства мышления, в том числе художественного. Исследователи исторического жанра традиционно относят возникновение историзма к началу XIX века, связывая его с появлением исторического романа В.Скотта на Западе и исторических произведений А.С.Пушкина в России. Более того, историзм долгое время считался характерной чертой именно реалистической литературы, так как идея развития (суть историзма) представлялась краеугольной для реалистического художественного сознания. Определенные изменения начали происходить в восьмидесятые годы, когда историзм перестал отождествляться с идеей развития и восприниматься как свойство, присущее только реалистической литературе. Ученые заговорили о разновидностях историзма, об отличиях, например, «реалистического историзма» от историзма «романтического» или «просветительского». Основанием, позволяющим дифференцировать разновидности историзма, были признаны «варианты философии истории», отличающиеся представлениями о логике и смысле исторического движения. Так, например, В.Н.Касаткина,

Сучков Б.Л. Исторические судьбы реализма. - М.,1975. рассуждая о романтическом историзме Тютчева, связывала характеристику особенностей историзма с философской основой творчества художника: «Тютчева увлекала не столько фактическая сторона истории, сколько философия ее. Что такое историческое прошлое и можно ли его познать? Как соотносятся между собой былое и современное? Как достигается бессмертие в историческом процессе? Какое место в истории занимает великая личность («наполеоновская тема»)? Что такое рок? В чем заключаются мировые судьбы («римский вопрос»)? Каковы исторические судьбы России и славянства?».²⁹ В приведенных рассуждениях, во-первых, подчеркнута философская, мировоззренческая основа историзма, а во-вторых, понятие «историзм» уже не связано с конкретным творческим методом и определенным этапом истории литературы. Таким образом, в восьмидесятые годы исследователи выходят за рамки сложившегося понимания историзма и, по сути, ведут речь о художественной философии истории, об историософской проблематике, об отражении в художественном тексте разных представлений писателей о смысле истории. Показательно, что такого рода понимание историзма не получило распространения в работах, исследовавших литературу советского периода.

Тенденция расширительного толкования понятия «историзм» особенно отчетливо обозначилась в работах

Касаткина В.Н. Поэтическое мировоззрение Тютчева. - Саратов, 1969. -С.60-61. исследователей литературы древности и средневековья. Они распространили понятие «историзм» на литературу других веков и через систему определений дали различные характеристики историзма, связанные с обозначением историко-философских представлений, лежащих в основе позиции художников. Так, Г.М.Фридлендер отмечает наличие «средневекового историзма» и такой его формы, как историзм «провиденциальный», восходящий в своих истоках к средневековому теологическому мышлению.³⁰ С.Аверинце.в сдвигает временную границу еще дальше и пишет о «библейском мистическом историзме».³¹ А.Ф.Лосев говорит о «мифологическом историзме», в то же время в другой работе противопоставляет мифологизм историзму.³² Понятие «историзм» в результате все более теряет свою «закрепленность» за марксистским пониманием исторического процесса и приобретает более общее значение: свойство мышления, включающее ту или иную систему представлений о времени, о смысле истории. В этом значении термин

Фридлендер Г.М. История и историзм в век Просвещения // ХУШ век. Сб. 13. Проблемы историзма в русской литературе. Конец ХУШ - начало XIX в. -Л., 1981.-С. 68. ³¹ Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. - М., 1977. - С.88. ³² Лосев А.Ф. Историческое время в культуре классической Греции (Платон и Аристотель) // История философии и вопросы культуры. - М., 1975. - С.57; Он же. Античная философия истории. - М., 1977. - С.31 - 39. «историзм» чрезвычайно близок понятиям «философия истории» и «историческое сознание», которые к тому времени не были введены в научный оборот. Их близость вполне очевидна, поскольку все рассматриваемые явления в основе своей имеют представления о смысле истории, о времени и связи времен. Однако эти понятия не тождественны. Когда в шестидесятые годы Д.С.Лихачев писал о «монументальном историзме» искусства XI-XIII веков и связывал разницу между древней и новой литературой с появлением исторического сознания,³³ он тем самым зафиксировал различия двух употребленных понятий, не давая их терминологического определения. В.Оскоцкий, рассуждая о гносеологической основе взаимодействия литературы и истории, писал об историческом сознании Шекспира, «чьи идеи и образы воплощали как художественную, так и научную мысль эпохи английского Ренессанса», не разъясняя смысла использованной категории и в дальнейшем рассматривая на примере конкретных произведений вопрос о «содержательности историзма» советского философского романа.³⁴ Исследуемые категории не разграничены вплоть до настоящего времени. С.А.Коваленко, к примеру, так пишет об историзме художественного сознания литературы: «...Историзм художественного сознания литературы как воплощение и реализация связи времен проявляется во всей системе

Лихачев Д.С. В чем суть различий между древней и новой русской литературой // Вопросы литературы. - 1965. - №5. - С. 185 - 186. ³⁴ Оскоцкий В. Роман и история. - М., 1980. - СЮ. художественного мышления, во всех компонентах творческого процесса, начиная с выбора темы».³⁵ «Историзм художественного сознания» в таком понимании - синоним исторического сознания. Таким образом, категория «историзм» оказалась явно перегруженной существенно различающимися значениями. Констатировав появление «историзма без берегов», С.Кормилов в середине восьмидесятых годов высказал догадку о том, что исследовательские работы, дающие слишком расширительные определения историзма, «посвящены не ему, а имеющему более обширный статус как во времени, так и по количеству охватываемых аспектов понятию». ⁶ Таким понятием, имеющим категориальное значение, является, с нашей точки зрения, историческое сознание.

Следовательно, сама логика развития научной мысли привела к необходимости уточнения категориального аппарата в рассматриваемой области литературоведческих исследований. В настоящее время этот процесс не завершен. Обнаруживается, что за термином «историзм» закрепилось понимание его как одного из принципов подхода к действительности, сформировавшегося на рубеже ХУІІІ-ХІХ веков. Суть историзма составляет рассмотрение

Коваленко С.А. Связь времен в художественной структуре поэмы // Проблема историзма в русской советской литературе (60-80-е годы). -Указ. изд. -С.171. ³⁶ Кормшгов С. Теоретические аспекты художественного историзма. -Указ. изд. - С.90. действительности в развитии, взаимных связях, взаимообусловленности. Максимально точное определение историзма в таком значении дано В.И.Лениным, призывавшим «не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».³⁷ Историзм - это определенное качество мышления, признающего развитие. Не всякая историко-философская система обладает этим качеством, не всякая признает идею развития, хотя философское истолкование и оценка истории существует с древних времен. " Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т.39. - С.67.

Об опасности применения философского понятия «развитие» к эмпирической действительности писал еще в начале двадцатых годов Л.Карсавин. Трактуя философский смысл термина «развитие» как обогащение бытия, разворачивание, раскрытие определенного потенциала, он писал о неправомерности отождествления развития с процессом: «...Это понимание опасно тем, что позволяет предполагать меньшую онтологическую ценность будущего по сравнению с настоящим и даже прошлым ...». Л.Карсавин считал также недоказуемым существование прогресса. Развитие с точки зрения философа - это процесс внутреннего самосовершенствования // Карсавин Л. Философия истории. - СПб., 1995. - С.34; 243.

Понятие «философия истории» предполагает определенную систему представлений о движущих силах, направлении и смысле исторического процесса (вплоть до отрицания закономерностей и смысла истории вообще)³⁹ и целом комплексе других историософских проблем. Художник может не иметь собственно философских представлений об истории, тождественных определенной историко-философской системе. Подчеркивая индивидуальность авторских взглядов, пишут о «философии истории» писателя или его историософских представлениях.

Понятия «философия истории» и «историософия» в русской философской литературе, как правило, тождественны. Н.И.Кареев, однако, разводил эти два понятия. Он относил термин «философия истории» к философскому обозрению прошлых судеб человечества, связанному с поисками смысла истории («история человечества с философской точки

Авторитетный западный исследователь Э.Трельч, давший анализ понятия развития в историко-философских системах от Гегеля до Бергсона и Кроче и одним из первых философов истории поставивший вопрос о кризисе историзма XIX - первой четверти XX в., характеризует XX век не только в западной, но и в отечественной науке как «бунт против истории». С.Гардинер («Теория истории»), Дж.Хестер («Переоценки истории») отвергают наличие каких-либо общих закономерностей, даже объявляют препятствием для развития общественной мысли такие понятия, как «прогресс», «движение», «направление», «эволюция» // Трельч Э. Историзм и его проблемы. -Указ. изд. - С.669 - 670. зрения»). Понятием «историософия» ученый обозначил «философскую теорию исторического знания и исторического процесса», то есть теорию философии истории, систему ее общих идей и принципов, «общее подготовление философии истории», «общие принципы философствования в истории»(выделено нами - Л.Т.). Добавим, что у этого понятия есть дополнительные оттенки значения, связанные с определенным этапом развития историософских идей и самого понятия «историософия». Так, с середины XIX века термин «историософия» использовался для обозначения гегелевской философии истории, а также теоретической истории вообще. К концу XIX века термин «историософия» употреблялся для определения конкретной историко-философской системы, связанной с идеей софийности, а в XX веке историософия начала восприниматься как часть русской богословской-мысли. В нашей работе мы рассматриваем понятие «историософия» и производные от него в кареевском значении как «общее подготовление философии истории», «общие принципы философствования в истории», систему общих идей и принципов философского знания об истории.

Признание объективно существующего многообразия историософских концепций, различных художественных форм осмысления истории привело к необходимости введения в научный оборот новой категории, чтобы обозначить отношение человека и общества к одному из универсальных

Кареев Н.И. Моим критикам. Защита книги «Основные вопросы философии истории». - Варшава, 1884. - С. 12. явлений - времени. Такой категорией является историческое сознание.

Говоря о сближении искусства, истории и философии, в переломные исторические эпохи активно обращающихся к постижению смысла истории, нельзя не подчеркнуть особенностей литературы, которая тяготеет не к философским системам, а к историософскому взгляду на мир. Писатель создает самостоятельную художественно- философскую систему, которую, по точному наблюдению В.В.Агеносова, следует описывать «не столько рационалистически, сколько обращаясь к искусствоведческим понятиям (системе образов, символов, метафор и т.д.) ».^4ІХудожник не обязан, подобно ученому, формулировать и доказывать (хотя и эту функцию русская литература в силу своей проповеднической, учительской миссии нередко берет на себя). Писатель познает время, сущность исторического процесса эстетически, по законам художественного творчества, «растворив» и преобразовав историософские проблемы в эмоционально-образном строе произведения. В созданном автором образе истории творческое воображение сплавляет в сложном, нередко противоречивом единстве сознательное и бессознательное (знания, интуицию, догадки, прозрения, заблуждения, ошибки), логическое и эмоциональное (чувства, «переживание» истории, слухи). То, что для исследователя было бы проявлением его теоретической

Агеносов В.В. Советский философский роман. - М., 1990. - С.12, 40. слабости, в творчестве способно рождать подлинные прозрения.

Исторические факты и события, конкретные философские теории в литературе вторичны, они важны писателю как толчок для размышлений о человеке в истории, о психологии и жизни духа «исторического человека». Для писателей особенно привлекательна «эстетика истории» (термин А.И.Герцена), им интересно увидеть в историческом процессе, в действиях человека проявления трагического и комического, прекрасного и безобразного, рационального и иррационального, они чувствуют тайну, мистику, загадку исторических явлений, что, безусловно, сказывается на воссоздании художественного образа времени («мистика истории» у А.Блока, И.Бунина и Д.Мережковского, «случай» в произведениях М.Алданова и др.). Об этих отличиях науки и творчества говорил А.Блок, когда замечал, что «историческая наука до сих пор не знает, не может учесть /.../ атмосферы», «воздуха», которым приходится дышать людям той или иной эпохи, ее «музыки» - всего того, что дано уловить, почувствовать и запечатлеть художественной литературе.

Историческая действительность осваивается художниками сквозь призму ее ценности для общества и человека, то есть аксиологически, а ценностное отношение всегда эмоционально. Обращаясь к прошлому, подчеркивает

Блок А. Владимир Соловьев и наши дни // Александр Блок, Андрей Белый: Диалог поэтов о России и революции. - М., 1990. - С.431 - 436. -

С.434.

А.Гулыга, мы всегда пристрастны, поскольку не просто изучаем события в их взаимосвязях и следствиях, но производим определенный нравственный приговор исходя из моральных критериев современности. Поскольку характер ценностей не остается неизменным, «каждое новое поколение если не заново прочитывает книгу истории, то во всяком случае вносит в нее определенные коррективы». ⁴³ Добавим, что и люди одного поколения по-разному прочитывают книгу истории. Литература первой трети XX века - наглядное тому подтверждение.

Точно так же, как литература не должна рассматриваться в качестве материала, иллюстрирующего ту или иную историко- философскую концепцию, было бы неверно считать историческое сознание фактом внешним, имеющим косвенное отношение к литературе. «... Мирочувствование, мирообраз, художественная философема, ритм эпохи, подслушанный художником, чувство современности, - являются «sui generis» поэзии в неменьшей мере, чем художественная форма, круг образов, поэтический словарь и синтаксис, сумма сюжетных приемов и т.д. и т.п.»,- справедливо писал в двадцатые годы исследователь творчества А.Белого Я.Браун, уточняя, что художественная философема представляет собой образную реализацию определенной философской (социально- философской) концепции автора и является «эмоциональной

Гулыга А.В. История как наука // Философские проблемы исторической науки. - М., 1969 . - С.7-50. - С.25. квинтэссенцией» исторических катаклизмов, переживаемых страной.⁴⁴ В применении к нашей теме можно говорить о художественной философеме истории.*⁵ Историческое событие и связанная с ним историософская рефлексия преломляются в структуре художественного произведения, становятся внутренним элементом текста, приобретают форму самостоятельного художественного образа. Художественная философема истории несет авторскую концепцию связи времен, движения истории и развернута в тексте посредством художественных приемов, присущих искусству: пространственно-временной организации, обрисовки характеров , способа повествования, мотивов, символики и т.д. Сами по себе эти художественные приемы могут не иметь историософской нагрузки , но их подбор, контекст их использования способствует выражению идеи времени.

Перспективность избранного направления научного поиска подтверждают литературоведческие исследования, в которых намечены подступы к заявленной теме, затронуты отдельные аспекты интересующего нас комплекса проблем. Об

Цит. по: Соболевская Н.Н. Страницы советской литературной критики 20-х г.г. (В.Правдухин, Я.Браун).- Новосибирск, 1991. - С. 161. ⁴⁵ В современных исследованиях понятие «философема» как структурная единица художественного текста по отношению к литературе, связанной с философским осмыслением мира, приобрело терминологический характер. См.: Агеносов В. Советский философский роман. - М., 1990; Исупов КТ. Русская эстетика истории. -СПб., 1992. опосредованном воздействии философских систем на художественное творчество писал В.В.Агеносов в монографии «Советский философский роман», доказывая, что попытка тесно «привязать» писателя к определенной философской школе лишает его оригинальности мыслителя-художника. Анализируя различные уровни проявления философского начала в произведении, В.В.Агеносов ставит в центр исследования особый жанр - философский роман. В числе его разновидностей отмечен получивший распространение в 20 - 40-е годы «роман, опирающийся на социальную действительность, но надстраивающий над ней философский ряд, подчиняющий всю художественную структуру повествования решению проблемы философии истории».⁴⁶ В работе В.В.Агеносова не ставилась задача подробного исследования ни отмеченной жанровой разновидности философского романа, ни тем более рассмотрения историософских поисков художников первой трети XX века, однако общие теоретические подходы к исследованию философского начала в литературе имеют методологическое значение.

Выходом за пределы конкретного жанра к метажанровым особенностям философского повествования отмечена работа А.А.Газизовой. ⁴⁷ В центре внимания исследователя - близкие

Агеносов В.В. Советский философский роман. - Указ. изд. - С. 12, 40. ⁴⁷ Газизова А.А. Принципы изображения маргинального человека в русской философской прозе 60-80-х годов XX в.: Опыт типологического анализа: Автореф. дис.... д-ра филол. наук. - М.,1991. нам проблемы сознания обыкновенного человека, живущего в историческом разломе эпох.

Одной из первых об историософских исканиях литературы двадцатых годов заговорила Г.А.Белая, на примере творчества Б.Пильняка полемически заострившая проблему индивидуальности писателя, своеобразно воспринимающего революционные события и отражающего их в свете собственных историософских представлений. ⁸ Стремлением выявить принципы художественного воплощения натурфилософии и философии истории в творчестве М.Шолохова в контексте русской литературы двух последних столетий отмечена докторская диссертация А.М.Минаковой.⁴⁹ В поисках новых методологических подходов к наследию писателя, запечатлевшего «эпическую и трагедийную картину мира и человеческого бытия в XX веке», исследователь использует ранее не применявшийся в шолоховедении теоретический инструментарий, связанный с разработками проблем художественного мифологизма. Особый интерес представляет для нас изучение трансформаций «народно-мифологического слоя» и его соотношений с прочитанным нетрадиционно «социально-актуальным слоем» произведений, осмыслением конфликтов и проблем, обусловленных

Белая Г.А. Дон-Кихоты двадцатых годов: «Перевал» и судьба его идей. -М, 1989. ⁴⁹Минакова A.M. Художественный мифологизм этики М.А.Шолохова: сущность и функционирование: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1992. грандиозным историческим поворотом, сломом земледельческой цивилизации.

В девяностые годы внимание исследователей к проблемам взаимодействия философии, истории и художественного творчества усилилось. Изменились мировоззренческие и эстетические подходы, терминологический аппарат литературоведческого исследования. Произошло новое возвращение современного литературоведения к проблеме философских, религиозных, мировоззренческих основ художественного творчества. Так, например, в диссертации Л.Г.Сатаровой использованы методы религиозно-философской интерпретации художественных текстов при исследовании романа М.Шолохова «Тихий Дон» в контексте донской прозы рубежа XIX-XX веков.⁵⁰ Проблема национально-исторического характера, включая ее социологические аспекты, рассмотрена в диссертации А.В.Канашкина на примере прозы П.Краснова.³¹ Теоретическую концепцию, вытекающую из представления о существовании различных типов ментальности, которые оказывают глубинное воздействие на создание и функционирование произведений искусства, предложил в своих работах И.А.Есаулов. Задачей И.А.Есаулова является

Сатарова Л.Г. Донская проза конца XIX - первой трети XX в. Проблематика. Герои. Поэтика: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М, 1994. ⁵¹ Канашкин А.В. Литературно-социологические аспекты прозы Петра Краснова и национально-исторический характер как комплексная проблема: Автореф. дис.... канд. филол. наук. - М., 1997. осознание христианского (а именно - православного) подтекста русской литературы, православной культурной традиции и степени ее воздействия на поэтику русской литературы Нового времени. В основе его концепции - категория соборности в русской литературе, глубинно связанная, по определению автора, с «доминантным для отечественной культуры типом христианской духовности». Представляется убедительной логика рассуждений И.Есаулова о соборности как категории литературоведческой. Автор . проницательно отмечает: соборность как категория, активно исследуемая русской религиозно-философской мыслью, чаще всего именно в силу этого «автоматически выносится из сферы собственно литературоведения» как явление для него «не специфическое». Оставим за пределами нашего разговора спор о возможности или невозможности постижения истинного характера русской ментальности, культуры, литературы вне религиозной аксиологии. Обратим внимание на то, как последовательно, на примере литературных произведений различных исторических периодов - от «Слова о Законе и Благодати» до последних книг В.Астафьева - И. Есаулов доказывает, что категория соборности определяет характерные особенности поэтики отечественной литературы, а значит, является предметом литературоведческого исследования.

Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. -Петрозаводск, 1995.-С.4 - 5. ⁵³ Там же. - С.12 - 13. fOCVflA^pGT92Pfc

Подобное утверждение справедливо и по отношению к категории исторического сознания.

Русские писатели в поисках смысла истории - над этой проблемой размышляет К.Исупов.⁵⁴ В центре его исследования особое качество русской историософской мысли, определенное термином А.И.Герцена «эстетика истории». Речь идет об отношении к истории как человеческому зодчеству жизни, о восприятии прошлого и действительности как художественного произведения, как органической целостности, «текста», поэтому историософские искания литературы описываются в терминах «эстетического артефакта». Конкретные наблюдения К.Исупова над философско- историческими поисками художников и формами представления исторического знания в произведениях писателей XX века (преимущественно его начала) учтены в нашей работе.

В центре диссертации Н.М.Щедриной - русский исторический роман последней трети XX века. Исследователь остается в рамках жанра, однако стремится уйти от традиционных проблем к категориям более общим, в частности, авторского сознания и форм его художественного выражения. Анализируя произведения последней трети XX века, созданные А.Солженицыным, Ю.Трифоновым,

Д.Балашовым, Б.Окуджавой, В.Максимовым, Н.М.Щедрина делает вывод об активизации авторского присутствия в современном отечественном историческом романе и о

Исупов К.Г. Русская эстетика истории. - СПб., 1992. повышении уровня философского осмысления истории в нем. В работе дано определение художественной (выделено нами -Л.Т.) философии истории как творческой категории, «которая формируется индивидуальным сознанием художника, увлеченного идеями актуального и им принятого или не принятого (находящегося с ним в конфликте) философского направления, исторического опыта...» ⁵³. В поле зрения диссертанта оказались некоторые произведения русского зарубежья, созданные в первой трети XX века, но вошедшие в круг чтения в последние десятилетия. Однако русская проза первой трети XX века в диссертации Н.М.Щедриной не является предметом специального рассмотрения. Кроме того, в работе практически не разграничены понятия «историзм» и «философия истории», что подтверждает необходимость их более четкого терминологического определения.

Попытка типологического сопоставления исторической прозы А.Толстого, М.Алданова с произведениями В.Набокова и Е.Замятина, не имеющими отношения к историческому жанру, но рисующими исторические события, предпринята в докторской диссертации Б.А.Кдырбаевой. В центр исследования выдвинута одна проблема - история и личность, не решающая всего комплекса задач, связанных с исследованием принципов художественного воплощения авторской «версии истории». Кроме того, в диссертации, по

Щедрина Н.М. Исторический роман в литературе последней трети XX века (Пути развития концепции личности. Поэтика): Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1996. - С.22. нашему мнению, переоценивается роль литературы эмиграции в решении выдвинутой проблемы, преувеличивается степень ее «свободы от догм» в художественном осмыслении истории. Так, например, Б.А.Кдырбаева пишет: «Обращаясь к революции, к ее истокам, писатели русского зарубежья дали начало новому пониманию истории, перешедшему затем на страницы современной историографии, - целостному взгляду на мир, на человеческую цивилизацию»⁵⁶ (выделено нами -Л.Т.), Здесь слышны отзвуки малопродуктивного спора о «приоритетности» той или иной ветви отечественной литературы, в то время как существует настоятельная необходимость осмыслить литературу XX века как явление целостное и многообразное, увидеть те общие черты, которые характерны для исторического сознания русской литературы XX века в целом, обратив внимание на многообразие историософских концепций и форм их художественного воплощения. Такой подход реализуется в представленной диссертации, что также определяет ее актуальность и научную новизну.

Диссертация Т.Н.Фоминых посвящена изучению художественного освещения первой мировой войны в русской прозе 1920-1930-х годов. Плодотворен избранный историософский аспект рассмотрения темы, поскольку, как

Кдырбаева Б.А. История и личность в творчестве писателей 20-30-х годов XX в. (А.Толстой, М.Алданов, В.Набоков, Е.Замятин): Дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1996. -С.26. верно пишет диссертант, «семантическое ядро образа военной катастрофы является производным от миропонимания писателя».⁵⁷ При характеристике мировосприятия художников в качестве универсальной избрана оппозиция пессимизм- оптимизм, в зависимости от степени реализации которой выстраивается художественная типология. Необходимо уточнить, что названная оппозиция является не всеобъемлющим, а одним из возможных оснований классификации историко-философских теорий. Кроме того, историософский и художественный потенциал первой мировой войны оказался значительно меньшим, чем эпохи революции и гражданской войны, и подчиненным по отношению к ним. Подтверждение тому - большинство крупных произведений, проанализированных в диссертации Т.Н.Фоминых («Тихий Дон» М.Шолохова, «Жизнь Клима Самгина» М.Горького, «Хождение по мукам» А.Толстого, «Сивцев Вражек» М.Осоргина, «Города и годы» К.Федина и др.). В центре нашей диссертации будут находиться произведения, смысловым и эмоционально-психологическим центром которых является историософская рефлексия на идеи революционного преобразования мира, на события революции и гражданской войны, вызвавшие необходимость заново обратиться к вопросу о смысле истории.

Фоминых Т.Н. Первая мировая война в русской прозе 1920-1930-х годов: Историософия и поэтика: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1998.

Ни в одной из проанализированных работ историческое сознание в литературе не стало предметом специального рассмотрения. Более того, эта проблема в литературоведении ни в теоретическом, ни в практическом аспектах до сих пор не поставлена. Исследование особенностей исторического сознания и принципов его художественного воплощения в русской литературе первой трети XX века обусловливает научную новизну нашей работы. Впервые как единое целое в аспекте заявленной теоретической проблемы анализируются художественные произведения первой трети XX века (вне зависимости от их родовой и жанровой принадлежности) в сопоставлении с публицистикой (сборники «Вехи», «Из глубины», «Смена вех», «Исход к Востоку», публицистика А.Бе лого, А.Блока, М.Булгакова, И.Бунина, М.Горького, В.Короленко и др.), работами философов русской эмиграции, отечественных и зарубежных историков. Это позволяет показать особенности исторического сознания эпохи, влияние литературы на его формирование и, с другой стороны, специфику отражения исторического сознания в художественном творчестве.

С учетом взаимодействующих факторов: историософской проблематики и стилевой доминанты произведений выделяются художественные типы исторического сознания в литературе первой трети XX века. В диссертации определены три художественных типа исторического сознания: эпический, символ ико-метафорический и мифологический. Представленная типология позволяет увидеть характерные черты литературы рассматриваемого периода, обращенной к осмыслению истории.

Методология и конкретная методика исследования обусловлены его междисциплинарным характером. Материал рассмотрен с учетом современного литературоведческого, философского, исторического и культурологического знания. В системном анализе явлений литературы учтен контекст социальных и философских проблем эпохи. В теоретической части привлекаются труды отечественных и зарубежных ученых XIX и XX веков, принадлежащих к разным научным школам, по проблемам философии истории, теории исторического познания, историографии (М.Барг, Н.Бердяев, М.Блок, С.Булгаков, Л.Гумилев, И.Ильин, Н.Кареев,

Н.Конрад, Ю.Левада, В.Ленин, Н.Лосский, М.Стасюлевич, Э.Трельч, Э.Элиаде, К.Ясперс ); по проблемам исторической поэтики, теории мифа, метафоры, эпоса (С.Аверинцев, М.Бахтин, Ю.Борев, А.Веселовский, М.Гаспаров, Г.Гачев, А.Гулыга, А.Лосев, Е.Мелетинский и др.)- ^и целому ряду литературоведческих вопросов, связанных с конкретными проблемами исследования (В.Агеносов, Г.Адамович,

Ю.Андреев, П.Басинский, Г.Белая, Н.Великая, А.Воронений, И.Галинская, М.Голубков, Н.Зернов, Л.Киселева,

И.Карпенко, С.Кормилов, И.Минералова, Ю.Мальцев, А.Минакова, А.Николюкин, А.Павловский, Н.Полторацкий, Ф.Степун, Г.Струве, М.Чудакова, И.Шайтанов, Е.Яблоков и др.). В работе применяются сравнительно-исторический и сравнительно-типологический методы с использованием приемов историко-философского толкования текста, сочетаются синхронический и диахронический подходы, подчиненные целостному анализу явлений литературы. Такой комплексный подход наиболее адекватен, на наш взгляд, материалу и теоретическому аспекту диссертации.

Проведенное исследование опирается на материалистическую теорию исторического процесса с учетом достижений иных концепций, в частности, выводов и наблюдений экзистенциалистов, религиозных философов, акцентирующих личностный, персонал истический характер истории и роль идеального, духовного факторов в ней. На наш взгляд, при всем различии и даже откровенном антагонизме материалистического и религиозного аксиологических подходов, они не «отменяют» и не перекрывают друг друга в извечном стремлении решить онтологические проблемы. К.Маркс высказал верную мысль о том, что понимания истории нельзя достичь, «пользуясь универсальной отмычкой в виде какой-нибудь общей историко-философской теории». И хотя он вел речь о конкретной теории, «наивысшая добродетель которой состоит в ее надысторичности»⁵⁸ (по ироническому замечанию Маркса), сам тезис важен принципиально. Лишь многоголосие авторских ( в том числе художественных) версий истории формирует представление о динамике и полифонии исторического процесса, всю полноту которого не в состоянии отразить какая-либо одна идея или теория. Автор диссертации исходит из признания необходимости существования различных аксиологических ориентации, равноправного и

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - Т. 19. - С. 121. взаимообогащающего полилога историософских концепций в размышлениях над онтологическими проблемами, что не снимает задачи оценки ни самих концепций, ни тем более художественных качеств произведений.

Практическое значение диссертации связано прежде всего с тем, что разработанные в ней теоретические принципы могут быть использованы в переосмыслении истории русской литературы XX века. Конкретные выводы и наблюдения могут применяться в практике преподавания филологических дисциплин в высшей и средней школе.

Структура диссертации обусловлена научной концепцией работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Общий объем работы 328 стр. Список литературы насчитывает 380 наименований.

Россия и народ в историческом сознании М.Горького: проблема героя

Начало XX века - уникальная для истории и культуры России пора идейного, философского и эстетического многоголосия. Именно в этот период определилась и важнейшая историософская проблематика, и те литературные тенденции, которые получат продолжение в XX веке. Историческая реальность начала столетия коренным образом отличалась от предшествующей эпохи, когда события разыгрывались в относительно спокойном состоянии, а перемены происходили медленно. На рубеже веков исторический процесс получил катастрофическое ускорение. На арену исторического действия вышли миллионы людей. Предощущение поистине тектонических сдвигов пронизывает историческое сознание начавшегося века. Русская культура приобрела отчетливо выраженный профетический характер. Наступила полоса тревог, напряжений, кризисов, ожидания зреющих событий, исторических предсказаний. «Ощущение великого неблагополучия свершающейся жизни и чувство расплаты за нее», «гадания о новой жизни» - так определил Ф.Степун «мотивы, волновавшие новое русское художественное слово». В творчестве Вл.Соловьева, А.Белого и А.Блока философ увидел «трагическое откровение о жизни», ощущение «распада времен», осознание того, что «жизнь всего европейского человечества пришла к какой-то трагической грани, что она стоит перед неизбежностью последних потрясений, что что-то близится, что над миром встают зори нового мира». 59 Отсюда - особое восприятие творческой интеллигенцией идеи революции, осмысление революции как «жеста трагического преображения» и спасения жизни, слома времен, изменения самих основ бытия. Было бы неверно полагать, что революция пришла в Россию в 1905-м или 1917-м годах, в эти годы произошли лишь известные социально-политические события. Революция как «новая вера и новое знание», как состояние души стала одной из характерных особенностей «самочувствия» человека начала XX века. Об этом точно сказала М.Цветаева: «...Признай, минуй, отвергни Революцию - все равно она уже в тебе - и извечно (стихия)...».60 В самом начале века (в 1901 г.) М.Горький напишет Л.Андрееву, размышляя о настроениях молодежи: «...А в России совершается революция, - не при которой на улицах дерутся и королям головы отрубают, а другая, более серьезная. Происходит развал того философского и экономического базиса, на коем основано благополучие мещанства.»61 В отличие от радостного настроения этого письма, проникнутого призывом создавать искусство « жизнерадостное, героическое, с романтизмом (в меру)», в 1914 году Горький в другом психологическом ключе выразит свое понимание всемирно-исторического значения событий: «Страшновато за Русь, за наш народ, за его будущее. Ясно одно, мы вступаем в первый акт трагедии всемирной».62 «Что то в России ломалось, что-то оставалось позади, что-то, народившись или воскреснув, стремилось вперед... Куда? Это никому не было известно, но уже тогда, на рубеже веков, в воздухе чувствовалась трагедия», - будет вспоминать о характерных настроениях начала века З.Гиппиус.63

Совершенно иначе, как начало великого дела собирания Руси воспринимал современную эпоху А.Белый. В 1911 году он писал А.Блоку: «Пусть мы разные, но то «психология», но Русь, будущее, ответственность - не «психология» вовсе, и как же не радоваться: мы - русские, а Русь на гребне волны мировых событий. Русь чутко слушает и ее чутко слушают. Я, Ты, мы не покинуты в сокровенном; за нами следят благие силы, не покинут нас, поскольку мы - русские (выделено автором - Л.Т.).64 «Постоянное стояние на ветру из открытого в будущее окна», - в этой поэтической формуле А.Блока запечатлено особое историософское напряжение начала XX века.65 «Мы еще не знаем в точности, каких нам ждать событий, но в сердце нашем уже отклонилась стрелка сейсмографа» ,- проницательно заметил поэт.66 Время усилило жизнестроительные представления русских художников, их стремление выполнить свою высокую миссию путем «твердой, нужной работы» - участием художественного слова в творимой истории, в эпохальных духовных и общественных процессах. Таким образом, обозначившийся в начале века динамизм исторического процесса наряду с его прежде небывалой масштабностью, подлинной всемирностью (это особенно отчетливо показала уже первая мировая война) является важной чертой духовной ситуации времени. Вопросы 4 о смысле истории, об особой природе человека как существа одновременно земного и космического, о его исторической миссии, о национальном характере и душе русского народа, об исторической судьбе России волнуют умы художников. Отмеченный нами динамизм исторического процесса проявился также в судьбе философских и политических идей, определявших историко-культурный контекст эпохи и входивших в содержательный комплекс русской литературы. На протяжении нескольких десятилетий в одном историко- философском «котле» переплавлялись идеи А.Шопенгауэра и О.Шпенглера, Ф.Ницще и Р.Штейнера, Вл.Соловьева и Н.Федорова, К.Маркса и Ф.Энгельса, поздних славянофилов и народников, Г.Плеханова и В.Ульянова (Ленина). Почти мгновенно по историческим меркам многие из них, казавшиеся столь привлекательными в качестве универсального рецепта излечения России, обнаруживали свою односторонность и приводили к разочарованию. Так произошло, например, с надеждой на осуществление идеала «земной теократии», «Божьего царства» на земле, разочарование в которой пережил в конце жизни Вл.Соловьев - духовный наставник блестящей плеяды философов и художников «серебряного века». Историософская проблематика, по характеристике современных исследователей, совершает у Вл.Соловьева «полный цикл развития»: от поиска смысла истории (Соловьев, в противовес европейской традиции, устами Шопенгауэра и Ницше возвестившей о бессмысленности существования, разрабатывал теорию единства истории как Богочеловеческого процесса) через искушение вселенской теократией до апокалипсиса конца истории.

Эпическая ситуация в литературе двадцатых годов

Стержнем исторического сознания во все времена являлось настоящее, сущее. Осознание настоящего как реальности исторической стало ярчайшей чертой литературы двадцатых годов. «...Революция обострила чувство истории, понимание современности как исторического процесса», точно выразил эту особенность исторического сознания эпохи К.Зелинский. Публицисты, философы и писатели сосредоточены на периоде революции, значение которой как события эпохального по своим последствиям признавалось не только в советской России, но и в среде эмиграции. «Мы современники величайшего исторического катаклизма», констатировал один из авторов сборника «Смена вех» А.Бобрищев-Пушкин. «Главное событие в судьбе современной России - и всего остального мира - есть, конечно, русская революция 1917 года, - писал Н.Полторацкий, - ибо нет решительно ни одной области внешней и внутренней жизни, /... / в которой это центральное событие нашего времени не имело бы радикальных последствии». Н.И.Конрад указал на зависимость активизации историософских поисков от характера переломной эпохи. «Время, в которое мы живем, исключительное, - писал ученый в начале двадцатых годов. - Это безусловно один из важнейших по своему историческому значению поворотных моментов всемирной истории; будущее, видимо, покажет, что даже самый важный из пережитых до сих пор человечеством. Естественно, что в такой момент мысль невольно обращается к вопросу о смысле истории: так бывало всегда во время крупных исторических поворотов».

Реальная историческая ситуация как нельзя более полно соответствовала классическому определению эпического состояния мира. Для характеристики значимости революционных событий привычных исторических аналогий, например, с периодом Великой французской революции или реформами Петра, было явно недостаточно.«Все отчетливее сквозят в нашем времени черты не промежуточной эпохи, а новой эры, - говорил А.Блок, - наше время напоминает не столько рубеж ХУІІІ и XIX века, сколько первые столетия нашей эры» - эры христианства.131 М.Горький называл революционную эпоху эпическими годами, видел в ней «грандиозную и трагическую картину начала новой истории».

Так в историческом сознании двадцатых годов задавалась новая точка исторического отсчета, события современности поднимались на уровень планетарный, обусловливая поиск художественных форм, способных передать эпохальное содержание современности. Создание эпической картины мира стало одной из ведущих тенденций в выражении исторического сознания эпохи. Создание эпической картины мира стало одним из ведущих способов выражения исторического сознания автора. Тяготение к эпопее - так можно обозначить ведущую тенденцию развития литературы двадцатых годов.

Основополагающим в теории эпоса является понятие эпической ситуации. Переходная историческая эпоха явила собой особый тип эпической ситуации. Начиная с XIX века дух и традиции эпоса развивались на почве реальной истории, время стало реальным историческим, в отличие от древнего эпоса, в котором время носит характер мифологический. Не случайно произведения основоположника исторического жанра В.Скотта, который дал «историческое направление» искусству XIX века, В.Белинский «эпосом нашего времени».

Еще более изменилась эпическая ситуация после революции в России. Структурной особенностью времени, определяющей характер конфликтов, подходы к изображению человека, является наличие острых и запутанных противоречий (социально-экономических, идеологических, нравственных). Острое политическое размежевание, сложная перестройка сознания - все это входит в мир героев, которые тоже находятся на переломе, в ситуации выбора, самоопределения.

Характер реального исторического времени определил своеобразие времени эпического: оно перестало неспешно течь через настоящее из прошлого в будущее, прямые причинно-следственные отношения, характерные для произведений классической литературы, отошли на второй план. В центре внимания писателей не масштабное и подробное описание событий, а доминантные ситуации (мятеж, бой, гибель), что позволяет создать образ «взвихренного времени». Переходная эпоха отличается особой динамикой. В революционные годы история окончательно перестала быть и восприниматься как постепенная смена одного исторического этапа другим. Победа революции, слом бытия произошел на глазах людей одного поколения - современников «дней, которые потрясли мир». Время расчленилось на прошлое и настоящее резко, почти моментально.

Историософские символы А.Блока и А.Белого

«В России, - писал А.Блок, - было всегда причудливое сплетение основного вопроса эры - социального вопроса с умозрением , с самыми острыми вопросами личности и с самыми глубокими вопросами о Боге и о мире... Лучшие наши художники были мыслителями и философами».147 Это утверждение справедливо в первую очередь по отношению к самому А.Блоку и близкому ему по духу А.Белому. «Социальный вопрос» в произведениях обоих художников вплетен в оригинальную концепцию мироздания, в изображение противостояния мира бытового («страшного мира») и бытийного, космического, в размышления о «возмездии» и желанной гармонии всеединства, о судьбе «роковой страны», непостижимого «сфинкса» - России.

Общие философские особенности блоковской лирики проявились и в художественном решении историософской проблематики. Идея круговорота, вечного возвращения, подчеркивающего бессмысленность не только «страшного мира», но и человеческого существования в целом, настойчиво звучит в третьем томе лирики А.Блока. На маленьком пятачке нарисованного в духе Некрасова и Достоевского городского пейзажа («Ночь, улица, фонарь, аптека») разворачивается вселенская драма жизни и смерти, времени и вечности, драма одинокой и «усталой» души, оказавшейся на краю бездны. Пространство лирического героя - Вселенная («миры летят», « пустая Вселенная глядит в нас мраком глаз»); время действия - вечность ( «года летят»); итог размышлений над жизнью трагичен : «Как страшно все! Как дико!»; «Все будет так. Исхода нет». Поистине апокалиптические пророчества о космическом торжестве зла звучат в «Голосе из хора»: Лжи и коварству меры нет, А смерть - далека. Все будет чернее страшный свет; И все безумней вихрь планет. Еще века, века!

Представление исторического процесса в экзистенциальном аспекте - важнейшая особенность творчества А. Блока. В одной из статей важнейшей приметой безвременья поэт называл разрушение чистого и светлого чувства - чувства домашнего очага, писал о бездомности и одиночестве человека, оказавшегося «на сквозняках безлюдных улиц». «Радость остыла, потухли очаги. Времени больше нет. Двери открыты на вьюжную площадь» - так воспринимает поэт эпоху господства «необозримого, липкого паука» - «страшного мира». ,48 Характеризуя лирического героя блоковской лирики, В.Перцовский справедливо подмечает: «Задолго до героев «Двенадцати» вышел в метельную ночь петербургских улиц, отвергнув любой намек на счастье, уют и покой, движимый глубинной ненавистью к страшному миру, ко всему готовый и ни о чем не жалеющий лирический герой Блока». Неприятие бытия - «бессмысленного», «тусклого», «страшного»; несогласие с самими основами существования - эти особенности третьего тома блоковской лирики позволили исследователю сделать вывод о том, что зрелая лирика поэта -поистине «революция до революции», а революционная поэма «Двенадцать» - ее прямое и органичное продолжение».

Но историософская рефлексия А.Блока неотделима от поисков выхода из замкнутого круга и обращения в этой связи к «теме о России». В стихах, посвященных этой теме, складывается устойчивая система образов и мотивов, передающих представление автора о прошлом и будущем России, о единстве судьбы человека и родной страны. Повторяющимися, сквозными становятся мотив пути, ветра как части природной стихии, изображение которой будет все последовательнее вбирать в себя стихию историческую; красавицы в «цветном платке»: Выхожу я в путь, открытый взорам, Ветер гнет упругие кусты /.../ Разгулялась осень в мертвых долах/.../ И вдали, вдали призывно машет Твой узорный, твой цветной рукав. («Осенняя воля») Мотив пути, движения откроет стихотворение «Россия», прозвучит в стихотворении «На железной дороге», станет сюжетным стержнем цикла «На поле Куликовом» и поэмы «Двенадцать». Он вберет в себя характерный для русской литературной традиции историософский подтекст образа Руси-тройки, неудержимо мчащейся в историческую даль. Но в цикле «На поле Куликовом» тройка трансформируется в степную кобылицу, вольную, дерзкую, уверенную в своих силах («Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль»). Тем самым размышления об исторической судьбе России включаются в контекст прбблемы Восток - Запад, решенной здесь как противостояние Руси и «поганой орды». Здесь же, в цикле «На поле Куликовом», появится знаменитая поэтическая формула, с предельной силой и максимальной степенью обобщения выразившая сущность блоковского времени, судьбы русского человека да, пожалуй, и человеческой жизни в целом: И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль...

Цикл «На поле Куликовом» стал заметным этапом развития историософии А.Блока. К.Исупов увидел в стихах цикла возникновение аналогового историзма как способа философского и художественного осмысления времени. Центральный принцип аналогового историзма - «синтез», формирующийся в диалектике «тезы» (современное в прошлом) и антитезы (прошлое в современном). «В нем дано взаимное освещение прошлого и настоящего в точке схождения смысловых перспектив того и другого.

«Русский Апокалипсис» по В.Ропшину

Мифологическое сознание, по выводу Ю.Левады, представляет собой одну из форм сознания исторического226. С учетом парадигматического характера мифического «раннего» времени (эпохи творения, начала, причины, образца, источника магической энергии и сакральности, определяющего нынешнюю картину мира и являющегося источником ее сохранения за счет ритуального «возвращения»), 227 библейский миф становится своеобразной «формулой адаптации» исторической реальности. По характеристике Н.Я.Данилевского, данной славянству как культурно-историческому типу, «религия составляла самое существенное, господствующее (почти исключительно) содержание древней русской жизни, и в настоящее время в ней же заключается преобладающий интерес простых русских людей». В начальные десятилетия века литература нередко осмысливала время не в его собственно историческом контексте, а во вневременном поле вечных ценностей. Эта традиция будет продолжена литературой первой волны русского зарубежья. В художественных произведениях, основанных на принципах христианского миропонимания, библейский миф стал определяющим и в осмыслении исторической реальности, и в структуре текста.

В советской литературе произойдет десакрализация мифа. В двадцатых годах писатели активно обращались к библейским образам, сюжетам и мотивам для решения собственно художественных задач. Ориентация на каноны агиографического жанра очевидна в поэме В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин» . Коротка и до последних мгновений нам известна жизнь Ульянова. Но долгую жизнь товарища Ленина надо писать и описывать заново. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М, 1991. -С.480. Земная жизнь конкретного человека (Ульянова) и жизнь вождя революции противопоставлены, но это не бинарная оппозиция профанного и сакрального, свойственная библейскому мифу. Поэт постоянно подчеркивает земную, человеческую суть лидера революции. Более того, приступая к жизнеописанию «товарища Ленина», автор намеренно отстраняется от мессианских представлений о «вожде милостью божьей». Этого не объяснишь церковными славянскими крюками, и не бог ему велел избранник будь! Шагом человеческим, рабочими руками собственною головой прошел он этот путь. Задача автора - создать портрет нового вождя, «заступника и расплатчика», защитника угнетенных, олицетворяющего вековую мечту простых людей о справедливости. С этим связана предыстория «обыкновенного мальчика - Ленина». Чередуя сцены народных страданий и бунтов, «капитализма портрет родовой» и этапы развития «немыслимых утопий», автор создает поэтический образ движущегося времени. Он показывает, что не милость Божья, а объективные законы истории подготовили и сделали необходимым появление вождя пролетариата («время часы капитала крало», «время родило брата Карла», «эту время не простит вину») . Образ истории входит в произведение на равных с образом главного героя, определяя жанровые особенности эпоса Маяковского.

Полемизируя с концептуальной основой жития, автор при описании «долгой жизни товарища Ленина» ориентируется на его структуру. В биографии героя выделяются не эпизоды личной жизни, а этапы становления вождя, при этом каждый этап имеет реальную историческую основу. Ярчайший эпизод жизнеописания - «двадцать пятое, первый день», начало новой эры. Введен в произведение: и мотив бессмертия: после смерти Ульянова « жизнь товарища Ленина» продолжается в его деле, в его последователях. Таким образом, десакрализуя библейский сюжет, Маяковский использует его в художественных целях, полемически заостряя мысль о Ленине как вожде, ставшем выразителем объективного хода истории.

Иную форму трансформации библейских сюжетов можно видеть в пьесе «Мистерия-буфф», где Маяковский, по его собственному определению, дал «героическое, эпическое и сатирическое изображение» революционной эпохи. Название произведения определяет основной художественный принцип, с помощью которого создается образ времени: соединение великого («мистерия») с пародийным в духе народного лубка, балагана («буфф»). В пьесе пародируется целый ряд библейских мотивов: повествование о всемирном потопе и Ноевом ковчеге, представления об аде и рае, Нагорная проповедь. Художественная задача автора состоит в том, чтобы, используя традиционные сюжеты христианской культуры, сатирически изобразить то, что мешает на пути к «земле обетованной», и утвердить как реальное будущее царство «коммуны - сказки». «Царствие мое // земное - не небесное», утверждает «из будущего времени // просто человек», произносящий слова «новой Нагорной проповеди».

Вместо ожидания «рая Христова» - трудное преодоление разрухи, конфликтов, ненависти; реальное чудо - рабочие руки, выводящие страну из разрухи; «будущему псалмы» звучащий в финале «новый «Интернационал» победы» . Так автором используются, пользуясь определением Ю.Левады, способы «мифологической обработки реального исторического материала». Приведенные примеры показывают, что мифологическое сознание, рожденное в культовом (религиозном) комплексе, наложило отпечаток на исторические, философские, этические, эстетические концепции, не имеющие отношения к религиозному сознанию и, более того, впрямую полемизирующие с ним.

Похожие диссертации на Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века

Дохристианские цивилизации в русской литературе первой трети XX векаСолнцева Елена Георгиевна

Лондонский текст русской литературы первой трети XX векаВоробьева Людмила Владимировна

Мифология "Нового мира" и тенденции развития русской литературы первой трети XX векаНиконова Тамара Александровна

Экзистенциальные "уроки" Ф. М. Достоевского в русской литературе первой трети XX векаПанфилова Наталья Александровна

Экспрессионизм в русской литературе первой трети XX века. Генезис. Историко-культурный контекст. ПоэтикаТерехина Вера Николаевна

Поэты маргинального сознания в русской литературе начала XX векаБунина Светлана Наумовна

Русская литература XX века в контексте культового сознания (опыт историко-функционального анализа).Глотов, Александр Леонидович

Эволюция концепции человека в прозе С. Н. Сергеева-Ценского первой трети XX векаБуркина Ольга Алексеевна

Своеобразие модернистской новеллы первой трети XX векаРева, Людмила Владимировна

Ф.М. Достоевский и русская проза последней трети XX векаСемыкина Роза Сан-Иковна