Введение к работе
Актуальность исследования
С тех пор, как в философии произошел лингвистический поворот,
а язык был воспринят как главная способность человека к вербальному
оформлению своих внутренних состояний, проблема знаковой
структуры сознания стала одной из центральных для гуманитарных
исследований. Возникнув как предмет изучения философии, в XX веке
проблема соотношения сознания и языка, языка и мышления,
вербальных и невербальных аспектов коммуникации стала объектом
исследований большого числа наук, в числе которых интерпретативная
социология, антропологическая лингвистика, культурная психология,
психологическая физиология, психолингвистика. Кроме того
«соответствующие вопросы стали предметом острых дискуссий в
теории речевых актов (проблема сегментации коммуникативного
потока), герменевтике (проблема контекста), семантических теориях
(что является единицей значения и как процедура реконструкции
означивания осуществляется принимающим сообщение
коммуникатором)»1. Все они заняты поиском структур, детерминирующих работу сознания. Однако большинство этих исследований тяготеет к нормам научной рациональности, поэтому всякое объяснение сознания оказывается редукционизмом и сведением к языку описания либо естественных наук, либо теории информации. В результате этого в первом случае возникает опасность утраты сознания как объекта наблюдения и изучения, во втором — опасность его неадекватного опредмечивания.
Современную философию сознания интересует, насколько и в какой мере знаковые компоненты и органика мозга связаны с производством сознания. Как итог, проблема природы сознания сводится к решению вопроса о локализации сознания. Наиболее последовательно в числе объяснительных причин сознания выступают нейродинамические структуры мозга, деятельность и язык. В рамках редукции сознания к рефлекторной деятельности мозга2 человек оказывается частью мира, конституированного системой воздействий
Вархотов Т.А. Методологические проблемы исследования невербального аспекта коммуникативного взаимодействия: Автореф. дис. канд. философ наук. - М., 2003. - С.5. 2 См. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М., 1957.
раздражителя на рецептор. Однако «если сознание — лишь субъективный аспект нервной деятельности, то непонятно, какова же его функция, т.к. вполне достаточно одной этой нервной деятельности»3. Нервную деятельность в таком случае возможно объяснить и без участия сознания, поскольку логико-математические задачи решаются с успехом как в реальном, так и в «электронном мозгу». Это деятельность автомата, который не нуждается в сознании. Пределы естественного подхода к сознанию обнаруживает образ. Необъяснимым является то, как в рамках бессознательно-реактивного приспособления к среде могло возникнуть идеальное представление? В случае, когда сознание идентифицируется со структурой предметного действия, оно описывается как иерархия когнитивных процессов в категориях задачи, цели, мотива, отношения, личности, установки, ориентировки и др. Как признается В.П. Зинченко, во всех этих случаях процесс, который есть сознание, подменяется его результатом. Сознание уходит из-под фиксации категорий, описывающих деятельность, потому что само является условием этой фиксации. В результате редукции сознания к языку человек становится производным от социальных связей, в которые он включен. Происходит наполнение психического со стороны внешнего, вращивание социального в психическое. В итоге «получается, что психическое не имеет собственных источников развития»4. Каждому человеку всегда предшествует фигура Другого. Однако необъяснимо, кто является Другим для этого Другого. Где скрывается первоначальный Другой? Таким образом, локализация сознания ничего не добавляет к пониманию сознания. Во всех указанных случаях, по признанию А.В. Юревича, мы сталкиваемся с психофизическими, психофизиологическими и психосоциальными «параллелизмами», в которых обнаруживает свои пределы господствующий подход к сознанию и проступает кризис психологии.
Причина кризиса наук о человеке и сознании состоит в том, что для них человек исчерпывается тем, что находится вне человека, а представления о сознании ограничиваются лишь его знаковой интерпретацией. Ярким примером работы в пределах указанных предпосылок являются семиотические исследования Г.Е. Крейдлина,
3 Пиаже Ж., Фресс П. Экспериментальная психология. М., 1966. С.189.
Мясоед П.Л. Психология в аспекте типов научной рациональности//Вопросы психологии. -2004. - №3. - С.7.
который жест понимает как знак, в рамках представлений о передаче информации. Между тем вне поля зрения исследователя остается мысль, что жест — это плод работы.воображения и эмоции. Текущая, ситуация в области исследований сознания связана с исчерпанием ресурсов для объяснения сознания в рамках деятельностного подхода. В рамках существующих объяснительных концепций отсутствуют средства для описания чувств, эмоций и таких структур сознания, которые не означены языковыми средствами и не включены в структуру предметного действия. Основная причина этого в том, что, обращаясь к теме сознания, психология всякий раз обнаруживает неразрывную связь с гносеологией. И потому всякое исследование сознания ограничивается описанием процессов познания. Перспективы развития деятельностного подхода к психике человека обсуждались в ходе ряда дискуссий, развернувшихся в последние несколько лет в таких журналах, как «Вопросы философии», «Вопросы психологии», «Психологический журнал», участниками которых стали В.П. Зинченко, В.А. Лекторский, А.Г. Асмолов, П.А. Мясоед, Т.Н. Ушакова, Н.С. Юлина и др.5. Этот факт подчеркивает актуальность выбранной нами темы исследования.
Описанная ситуация свидетельствует о том, что в философии и психологии сохраняется существенный интерес к проблеме соотношения знакового и незнакового в структуре сознания. Однако отсутствуют работы, которые в рамках одного исследования, во-первых, реконструировали бы знаково-символический и незнаковый порядок мира, а во-вторых, представили бы антропологические конфигурации каждого из этих порядков, сделали бы очевидными следствия для человека в зависимости от того, какой порядок в данный момент актуален. Во многом это связано с тем, что большинство современных философов и психологов не ставят себе целью объяснить деформации, приведшие к появлению человека со смещенной субъективностью, пустой речью и мыслью без языка. Причина этого, возможно в том, что современная философия смирилась с антропологической катастрофой, в результате которой человек стал описываться в терминах бодрствующего мозга, но не бодрствующего сознания.
Таким образом, актуальность настоящего исследования продиктована необходимостью поиска языка, на котором возможно
5 См. Вопросы психологии - 2004. - №№ 3, 6; Вопросы философии - 2002. - № 2, - 2004. -№№ 3,11; Психологический журнал — 2004. - №2.
5 .
описание человека с бодрствующим сознанием. Кроме того, предлагаемая диссертационная работа имеет и более широкий контекст актуальности, поскольку помимо ответа на вопрос, о соотношении знакового и незнакового компонента в структуре сознания, она предлагает возможные пути описания сознания в рамках философской антропологии.
Степень разработанности проблемы
В отечественной психологии изучение сознания связано с именами Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, М. М. Бахтина, Н. А. Бернштейна, А. В. Запорожца, Н.И. Жинкина, С. Л. Рубинштейна, П.Я. Гальперина и др. В отечественной философии наиболее значимые результаты в изучении сознания были достигнуты Э.В. Ильенковым, Г.П. Щедровицким и М. К. Мамардашвили. Однако как в советской психологии, так и п советской философии господствующим был деятельностный подход, зарождение которого датируется 20-ми годами XX века. Для всех советских психологов и философов была актуальна мысль А.Н. Леонтьева: «ключ к морфологии, сознания лежит в морфологии деятельности»6. В 30-50-е годы произошло окончательное оформление психологической теории деятельности, которая была представлена натурально-психологическим и культурно-историческим направлениями. Каждое из них делало акцент либо на физиологических либо на социальных детерминантах в ходе онтогенеза.
В западноевропейской философии наиболее интенсивно исследование вопросов соотношения языка и сознания, речи и мышления наблюдалось в 60-70-е года XX века. Именно в этот в западной традиции период сформировались методы и были достигнуты результаты, определяющие направление современных исследований этой проблемы. В этой связи заслуживают упоминания такие имена, как Дж. Остин, Дж. Серл, Н. Хомский, П. Стросон, Г. Грайс, Дж. Катц, X. Путнам. Часть из них является приверженцами «гипотезы врожденности», другая часть рассматривает интеллект и сознание как то, что задается коммуникацией.
В развитие идей Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева невербальные компоненты коммуникации и мотивации вігутренней речи стали предметом исследований отечественных психолингвистов «первой
А.Н. Леонтьев Философия психологии. М., 1994. С.48.
волны» И.Н. Горелова, НЛ. Лепской и А.М. Шахнарович. Основателями отечественной лингвистики детской речи и психологии детской речи являются А.Н. Гвоздев и Н.Х. Швачкин. В рамках традиции советской психологии ряд ученых, среди которых психологи, лингвисты, психолингвисты Б.А. Серебренников, Г.П. Мельников, Р.И. Павиланис, а так же Э.В. Ильенков и Д.И. Дубровский обсуждали проблемы мышления, основанного на мыслительных единицах, не связанных непосредственно с языковыми знаками. На 70-е годы приходятся работы А.А. Леонтьева, который в своих исследованиях предпринял попытку синтезировать методологические принципы советской психологии с методами и данными когнитивной психологии. Уникальными по значимости являются выводы А.И. Мещерякова, полученные им в результате работы со слепоглухонемыми детьми. Последние два десятилетия исследования онтогенеза и становления коммуникативной компетенции человека связаны с именами С.Н. Цейтлина, Е.И. Есениной, Н.М. Юрьевой и К.Ф. Седова.
В последнее время лингвистический аспект проблемы сознания разрабатывается такими авторами, как Дж. Гринберг, А. Вежбицкая, Н.Л. Мусхелишвили, В.М. Сергеев, Ю.А. Шрейдер, Ю.Д. Апресян. В числе работ по лингвистике, на которые следует обратить внимание, можно отметить коллективную монографию «Вербальная и невербальная опоры пространства межфразовых связей», работу Ю.Н. Караулова «Русский язык и языковая личность» и диссертацию В.Б. Апухтина «Психологический метод анализа смысловой структуры текста».
В числе философских работ, вышедших за последнее время можно упомянуть монографию В. Бибихина «Слово и событие». Кроме того, заслуживает внимания работа Н.Г. Абрамовой «Несловесное мышление» (М., 2002). Автор показал, что молчание — это адекватное средство для выражения личностных смыслов, для которых человек не находит ни самих слов, ни соответствующих знаковых эквивалентов. К сожалению Н.Г. Абрамовой не удалось избежать в своих выводах интерпретации сознания как знаково-организованного текста, предназначенного для коммуникации. В работе Абрамовой молчание продолжает пониматься как система конвенционально установленных несловесных знаков. Между тем как молчание - это результат работы неозначенного сознания.
Несмотря на значительное количество исследований, посвященных невербальной составляющей сознания, отсутствуют работы, которые бы носили собственно философско-аіпрополооїческий характер. Зачастую выводы, полученные в рамках лингвистики и экспериментальной психологии, носят прикладной характер и потому, чтобы иметь возможность на их основании строить теорию сознания, требуют дополнительного обобщения. Ссылки на многочисленные эмпирические феномены для этого явно недостаточны. А указания на личностно-мотивационную сферу как далее не разложимую тотальность носят поверхностный характер. К сожалению, существующие в психологии и философии концепции сознания пытаются построить теорию в пространстве операционального знания, между тем как науки о человеке существуют в пространстве интерпретации. Ведь сам предмет исследования философской антропологии предполагает мысль, завершающуюся не знанием, а пониманием.
Объектом исследования являются фундаментальные проблемы в изучении сознания, а именно вопросы анализа генетических корней мышления и речи и в частности проблема мотивации внутренней речи. Причем под речью в последнем случае нами понимается не система «рефлексов социального контакта», как об этом пишет А.Б. Залкинд, но эмоция, которой человек раздражает собственную самость.
Предмет исследования образуют особенности знакового и образного мышления, становление механизмов внутренней речи, а также описание элементов, обеспечивающих незнаковые механизмы работы сознания, в числе которых воображение, эмоция, интуиция и аффект -все то, что в нашей работе обозначено термином «немая речь неозначенного сознания». Отдельное место в нашей работе занимает исследование обстоятельств, в результате которых у человека появляется мысль вне связи с речью и язык вне связи с мышлением.
Цель исследования состоит в том, чтобы выявить принципы антропологии знакового и незнакового сознания, а также сформулировать новый подход к исследованию реакций сознания, имеющих незнаковое выражение и выходящих за пределы структуры предметного действия человека. Как представляется автору, данный подход позволит решить фундаментальные проблемы, не находящие решения средствами деятельностной философии и психологии.
Достижение этой цели требует от нас решения следующих задач:
-
Критически реконструировать принципы, лежащие в основе деятельностного подхода к изучению сознания человека, а также принципы теории речевого взаимодействия;
-
Выявить предпосылки знаково-символической интерпретации сознания в деятельностном подходе и тем самым продемонстрировать пределы описательной конструкции, используемой исследователями, которые придерживаются данного подхода;
-
Предложить альтернативные деятельностному подходу основания для исследования сознания и коммуникативного взаимодействия;
-
Раскрыть содержание понятия «неозначенное сознание» на основе различных психологических и философских концепций внутренней речи, воображения и эмоций;
-
Зафиксировать базовые принципы антропологии неозначенного сознания и показать, что предложенные принципы позволяют преодолеть затруднения в исследовании незнаковых механизмов сознания.
Перечисленные цели и задачи обусловили выбор в качестве основных методов исследования критический и функциональный анализ культурно-деятельностных представлений в психологии и философии о сознании, языке и речи. Мы также прибегнем к имманентной и внешней критике, направленной на обнаружение принципиальных ограничений подвергаемых рассмотрению концепций сознания и коммуникации. Используя теоретическое моделирование, мы постараемся связать воедино в рамках обобщенной концепции неозначенного сознания интерпретацию сознания в когнитивной психологии, палеонтологии Б.Ф. Поршнева, а также психолингвистику в версии Н.И. Жинкина. В ходе данной работы нами будут применены метод превращенных форм и метод символологии сознания, сформулированный М.К. Мамардашвили в работе «Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символе и языке». Кроме того, мы будем опираться на метод антропологических конфигураций и смыслового чтения текста, разработанный Ф.И. Гиренком.
По результатам проведенного диссертационного исследования автор выносит на защиту следующие теоретические положения:
1. Ограниченность деятельностного подхода к психике человека в том, что сам деятель не объясним в терминах теории деятельности,
поскольку объективирующий взгляд наблюдателя лишает человека внутреннего плана сознания.
-
Идеальное рождается не в результате действий с предметами, а в процессе аутистического воздействия на самого себя. Ключевой принцип аутизма — самопроизвольная деятельность продуктивного воображения. Идеальные представления сознания подчинены не структуре предметного мира, а работе воображения.
-
Сознание человека не возникает как приспособительная реакция к среде в процессе осуществления познавательных процедур. Первоначально сознание обнаруживает себя в ситуациях страдания и причинения себе ущерба. В этом состоит его аутистическая природа. Сознание - это невроз (Блейлер).
-
Генетические корни мышления находятся не в речи, как думал Л.С. Выготский, а в образе и эмоции. Корни мысли - в немыслимом, в абсурде. Почву самоочевидности сознания образуют эмоционально-волевые и аффективные структуры. Язык структурирован как бессознательное, поэтому эмоция и аффект выступают формами первичной данности сознания.
-
Воображение, эмоция и интуиция образуют немую речь пеозначешгого сознания. Эту речь человек обращает к самому себе в попытке помыслить немыслимое. Всякая речь человека - это осмысление бессмыслицы немой речи неозначенного сознания-:
-
Незнаковая коммуникация осуществляется не в пространстве общего деятельностного поля, подчиняющейся взаимозависимым мотивам и целям, но в пространстве мистериального акта, который направляется эмоцией, возникшей одновременно в сознании всех участников мистерии. В мистерии коммуникация осуществляется через слова, потерявшие свое значение. Понимание этих слов возможно только в момент нахождения в пространстве мистерии
-
Чтобы приблизиться к пониманию сознания необходимо отказаться от знания как объяснительного принципа и признать, что понятия не пригодны для описания сознания. Для плодотворного изучения механизмов сознания, философская антропология должна признать, что объектом ее изучения является человек, пребывающий в бессубъектном состоянии. Антропология неозначенного сознания - это непонятийная антропология бессубъектного сознания.
Новизну полученных результатов автор видит в следующем:
Критически проанализированы основания исследования сознания и языка, господствующие в современной отечественной психологии, психолингвистике и философии. Эта работа осуществлена на материале, содержащемся в работах ключевых представителей деятельностного подхода — Л.С. Выготского, М.М. Бахтина и Г.П. Щедровицкого;
Разработаны и сформулированы принципы антропологии означенного и неозначенного сознания, а также продемонстрированы предметная область и границы применения обоих подходов к изучению сознания;
На основе положений содержащихся в работах А. Валлона, Е. Блейлера, Н.И. Жинкина, С.Л. Франка, А.А. Мейера и др. сформулирована и введена в философский оборот концепция неозначенного сознания. Как нам видится, принципы данной концепции дают возможность преодолеть кризисное состояние в современной психологии, которая продолжает изучать человека в рамках объективирующего взгляда внешнего наблюдателя; '
Нами предпринята попытка сформулировать словарь, в терминах которого в рамках философской антропологии возможно изучение бессубъектных состояний сознания и невербального взаимодействия. Наш подход позволяет превратить философскую антропологию в «науку о присутствии души в человеке» (В.П. Зинченко);
Новацией также является попытка в рамках всего диссертационного исследования преодолеть апорию, с которой, по мысли М. Мамардашвили, сталкивается всякий исследователь сознания. Эта апория гласит, что о сознании мы можем говорить, только уже пребывая в сознании, в результате чего генетически предшествующие условия сознания оказываются невосстановимы. Предлагаемое нами решение базируется на применении метода превращенных форм.
Теоретическое и практическое значение исследования Теоретическое значение настоящего диссертационного исследования определяется, прежде всего, его целью. В диссертации осуществлен критический философско-антропологический анализ теоретических положений сформулированных в процессе изучения сознания и языка в рамках деятельностной психологии и психолингвистики. Как видится автору по итогам проделанной им
работы необходимо отказаться от интерпретации человека как знаково организованного текста, .функция которого — быть включенным в непрерывный обмен знаками и информацией. Данное обстоятельство позволяет автору считать, предлагаемый им в диссертации подход к анализу знака, символа и сознания так же альтернативой структуралистским и семиотическим концепциям изучения текстовой реальности.
Исследование соотношения знаковых и незнаковых механизмов работы сознания показывает, что естественнонаучная модель знания не является образцом., для описания человеческого существования. В пространстве1 интерпретации классической науки утрачено представление о человеке как тайне, поэтому из поля ее зрения выпадают такие феномены, как эмоция, душа, воображение, интуиция. Наиболее плодртворным в изучении сознания является неклассический идеал рациональности, поскольку метафоричность его дискурса дает возможность использовать методы и термины, в которых можно объяснить существование человека в эпоху «антропологической катастрофы».
Практическим, значением данной работы является то, что автор
предлагает новую интерпретацию традиционных средств,
использующихся в философии при исследовании сознания и языка.
Поставленные в исследовании проблемы и апробированные пути их
разрешения призваны способствовать расширению предметного поля
исследования философской антропологии и включению в пространство
изучения, явлений, традиционно считающихся предметом изучения
психологии. Автор надеется, что сформулированные им принципы
антропологии означенного и : неозначенного сознания окажутся
полезным вкладом в решение задач, стоящих перед исследователями
сознания. Данные принципы могут быть использованы в прикладных
исследованиях символа, знака, языка, коммуникации в сфере
культурологии, социологии, прикладной и фундаментальной
психологии. ...;..".
Апробация диссертации
Основные результаты исследования были изложены в 2004, 2005 гг. в рамках докладов на Международной конференции студентов и аспирантов «Ломоносовские чтения». Отдельные аспекты темы обсуждались в ходе ведения семинарских занятий в рамках учебного
курса «Философская антропология» в осеннем семестре 2005г. на
философском факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. '
Структура диссертационной работы
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка. Каждая глава разбита на четыре параграфа, каждый из которых в свою очередь включает несколько подпунктов.
