Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Современное состояние изучения распространённости суицидов (обзор литературы) 11
1.1. Современное состояние и некоторые исторические аспекты изучения распространённости самоубийств в мире 11
1.2. Факторы риска и распространённость самоубийств у психически больных 17
1.3. Этнокультуральные особенности суицидального поведения 24
1.4. Терапия и профилактика суицидального поведения у больных с психическими расстройствами 29
ГЛАВА II. Общая структура исследования и характеристика объекта наблюдения. материал и методы исследования 38
2.1. Рабочая гипотеза, предпосылки выбора объекта наблюдения и общая его характеристика 38
2.2. Инструмент исследования. Методы анализа первичных научных данных 41
ГЛАВА III. Социально-демографические и суицидологические характеристики лиц, совершивших суицидальные действия 46
3.1. Социально-демографические характеристики обследованного контингента 47
3.2. Суицидологические характеристики обследованного контингента 77
ГЛАВА IV. Клинико-социальная характеристика суицидов у лиц, страдающих психическими расстройствами 94
ГЛАВА V. О мерах профилактики суицидов социального и медицинского характера в республике таджикистан 101 Заключение 106
выводы 120
практические рекомендации 123 Список условных сокращений 124
список литературы
- Факторы риска и распространённость самоубийств у психически больных
- Терапия и профилактика суицидального поведения у больных с психическими расстройствами
- Инструмент исследования. Методы анализа первичных научных данных
- Суицидологические характеристики обследованного контингента
Факторы риска и распространённость самоубийств у психически больных
В связи с тем, что покушение на свою жизнь или доведение до самоубийства в большинстве стран мира предусматривало уголовную ответственность, статистика самоубийств появилась и в судебных ведомствах [64]. Так, записывать число самоубийств начали в Швеции с 1750 года, в России – с 1803, в Пруссии – с 1816, в Норвегии и Франции – с 1826, в Англии – с 1830, в Саксонии и Дании - с 1836, в Баварии – с 1864 года [66], а их публикация вызывала большой научный интерес к вопросам суицидов по причине возрастающего размера этого явления.
На связь между частотой суицидов и религиозной принадлежностью ещё в начале прошлого века указывал Ф.К. Тереховко (1903). Согласно его данным минимум самоубийств совершается иудеями и мусульманами, затем идут православные и католики, а наибольшее число самоубийств приходится на протестантов. На низкий уровень самоубийств среди католиков, иудеев и, в особенности, среди мусульман обращали также внимание в последующем и другие авторы [99, 169].
Народы Ближнего Востока - Древняя Персия и Вавилон строго осуждали суицид. Конфуцианство и даосизм в Китае считали жизнь дороже золота. В книге законов жизни в Древней Индии - Дхармашастра однозначно осуждалось самоубийство. В 452 г. Арельский собор признал, что «суицид - результат дьявольской злобы». В 563 г. на Парижском соборе были закреплены и карательные санкции. В XVII в. труп самоубийцы в Европе подвергался позорному "ослиному погребению", как труп убийцы [3, 38, 43, 200].
С 1949 года ВОЗ стала регулярно публиковать сведения о самоубийствах в различных странах мира. Выросло количество научных исследований, как в отдельных странах, так и сравнительного характера. В период 1950-1960 годов во всём мире был отмечен значительный рост числа самоубийств, в том числе и в СССР, однако в течение десятилетий по идеологическим соображениям проблема самоубийств замалчивалась, а статистика оставалась закрытой. В послевоенный период на Западе научные публикации по вопросам суицидов отличаются большей многочисленностью в отличие от отечественной литературы, где подобные работы являются единичными и посвящаются суицидам в психиатрической клинике [28].
Ранние исследования, проведенные в СССР по данной проблематике, практически не принимали во внимание социального характера суицидов, указывая на тесную связь самоубийств и психических заболеваний. Так, некоторые авторы отмечали, что «в условиях нашей страны ни причины, ни частота самоубийств не имеют прямых связей с такими факторами, как трудное материальное положение, плохие условия труда или социальные конфликты». Только с 1970 года, с открытием Всесоюзного суицидологического центра при Московском Научно-исследовательском институте психиатрии стали проводиться комплексные научные исследования по вопросам суицидов [4], а с 1991 года статистические данные по этой проблеме стали публиковаться в сборниках.
Изучая различные аспекты самоубийств в Республике Азербайджан, И.А.Алиев (1987) пришёл к выводу о том, что среди жителей города суицидентов в 4 раза больше, чем в провинции. Это объясняется социальной изоляцией сельских жителей в этих районах и недостаточным развитием социальных служб [31, 32].
К аналогичному мнению привели исследования Д.М.Мухамадиева, А.А.Хусаиновой (1999) по этнокультуральным аспектам самосожжений женщин, которые с достоверностью показывают сравнительно низкий уровень самосожжений в горных районах Таджикистана, где население строго придерживается традиций и обычаев ислама. Тогда как K.Otto, H.State (1995) наоборот выявили высокую суицидентность среди жителей сельской местности. Изучая распространенность самоубийств среди населения городов и сельской местности в некоторых странах Европы S.H.Barton с соавторами (1990), J.I. Campagna (1992) установили, что у сельских жителей показатели уровня суицидов в 2-3 раза больше по сравнению с жителями крупных промышленных центров. По результатам исследований ряда авторов [55, 37, 58, 34] в Российской Федерации эта тенденция диаметрально противоположная.
Данные З.А. Гиясова с соавторами (1997, 2000), которые исследовали комплекс судебно-медицинских факторов, влияющих на частоту самоубийств в Республике Узбекистан, достоверно указали на зависимость уровня суицидов от внешних климатических факторов и района проживания, а также отразили подходы к совершенствованию судебно-медицинской диагностики самоубийств.
Многие авторы указывают на то, что в периоды экономических депрессий показатели самоубийств резко увеличиваются [28].
Так, R. Penning с соавторами (1993), М. Obrandovic (1990), S.Platt с соавторами [1992] констатируют, что социально-экономические условия, в любой стране, могут являться ведущими факторами, способствующими повышению уровня суицидов. В периоды войн и революций число самоубийств уменьшается, а во время экономических кризисов увеличивается [15, 146, 163]. Так, в Великобритании в годы экономической депрессии 1936—1938 гг. 30 % всех самоубийц составили безработные [180].
По мнению большинства авторов, социальное положение, род занятий и профессия являются факторами риска суицида [34, 73].
По мнению А.Г.Амбрумовой (1986) среди суицидентов преобладают студенты ВУЗов, медицинские работники, водители транспорта (мужчины), работники системы бытового обслуживания. Риск самоубийств минимален у служителей культа, ремесленников и почтовых служащих [99]. Самой ранимой категорией в смысле аутоагрессивных действий являются лица, поменявшие постоянную среду обитания (мигранты, беженцы и лица, находящиеся в местах заключения), а также проживающие в местах вооруженных конфликтов. По некоторым данным в возникновении суицидов важная роль принадлежит безработице, способствующей неудовлетворенности как моральных, так и материальных притязаний [129, 108, 53,16, 1].
Исследования Б.С. Положего (2000-2005) свидетельствуют о том, что в России наибольшая подверженность суицидальному реагированию отмечается у народа финно-угорской этнической группы, а также среди малочисленных этносов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Таджикский историк – этнограф академик Б.Гафуров (1971) в своей известной книге «Таджики: древнейшая и древняя история» отмечал, что религия огнепоклонников - зороастризм, существовавшая на территории среднеазиатских государств до установления Ислама, отвергала самоубийства, в частности, путем самосожжения. Почитание стихий огня при зороастризме категорически запрещало их осквернение, что делало неприемлемым сожжение человека, практиковавшееся ранее.
Некоторые авторы указывают на более высокую значимость семьи для женщин. К числу наиболее подверженных суицидам категорий лиц относят пожилых одиноких мужчин и женщин [60, 73, 83]. В противоположность этому Г.И.Девяткова (1992) отмечает, что брак и дети не всегда являются тормозящими факторами в развитии суицидального поведения. О значительной роли дисгармоничных семейных отношений, конфликтов с семьей, противоречий в отношениях с родителями и между супругами, угрозы расторжения брака, конфликтных отношений женщин с родителями в возникновении самоубийств указывают Е.О.Кибрик, В.Е.Цупрун (1989); Т.М.Мишина и Т.В.Самохина (1989); Ю.Ф.Чуев (1991); Ю.Б.Хмелева (2004) указывают на значимость личностно-семейного характера мотивов самоубийств, подчеркивая, что семейные взаимоотношения могут выступать одновременно условиями совершения и профилактики суицида. Это подтверждают и многие современные исследования [113, 19, 40, 93].
Терапия и профилактика суицидального поведения у больных с психическими расстройствами
Описание результатов лог - линейного анализа по региональному и гендерно-му факторам, а так же фактору места жительства (город/село), начнем с указания на некоторое преобладание в исследованной выборке сельского населения, которое в строчном выражении было невелико и составило 1,161 к 1 (таблица 3.6). Но здесь же следует отметить очевидные различия этого соотношения с учётом регионального и гендерного факторов, которые видны в таблице наблюдавшегося распределения частот.
В данном случае анализ этой лог - линейной модели начнём с проверки значимости параметров главных эффектов и межфакторных взаимодействий (таблица 3.7). Как следует из результатов этой проверки, из насыщенной модели следовало исключить, как незначимые, параметры межфакторного взаимодействия «пол место жительства» (p=0,319) и параметры трехфакторного взаимодействия (p=0,982).
Не прибегая к анализу насыщенной лог - линейной модели, рассмотрим её оптимизированный вариант с исключенными выше названными параметрами (см. приложение к главе III, таблица 3.8). Прежде всего, отметим, что параметры главного эффекта по региональному фактору, по понятным причинам, почти не отличались от параметров в предыдущей модели. Вместе с тем, следует обратить внимание, что гендерный фактор оказывал достоверный эффект на данную модель (p 0,001). Так же достоверный эффект имел фактор места жительства, указывая, что преобладание сельских жителей в исследованной выборке носит неслучайный характер (p=0,003). Примерно аналогичные предыдущей модели результаты показывают параметры межфакторного взаимодействия «регион пол», когда в качестве «влияющего» использовался возрастной фактор. В силу этого их интерпретация так же аналогична.
Основное внимание здесь следует сконцентрировать взаимосвязи региональ 60 ного фактора и фактора места жительства (город/село), поскольку параметры только этого взаимодействия были достаточно велики и статистически достоверны. Поскольку фактор места жительства бинарный, в этом случае можно вычислить преобладания. Так по категории регионального фактора «Душанбе» предполагаемое соотношение городских и сельских жителей, совершивших суицидальную попытку, составило exp(0,379)/exp(-0,379) или соответственно 2,134 к 1 (p 0,001), что вполне естественно. Однако даже большее, чем в Душанбе, достоверное преобладание суицидентов - горожан над сельскими жителями можно прогнозировать и в Согдийской области exp(0,415)/exp(-0,415) или соответственно 2,465 к 1 (p 0,001).
В двух других регионах наблюдалась обратная картина. В Хатлонской области вероятность суицидов среди сельского населения в 2,68 (p 0,001) раза превышала таковую среди городского, а в РРП – 1,83 раза (p 0,001) соответственно.
Полученное с помощью лог - линейной модели прогнозируемое распределение частот по региональному и гендерному факторам, а так же фактору места жительства (город/село), представленное в таблице 3.9, достаточно хорошо согласовывалось с фактическим распределением (Pearson =1,054; df=4; p=0,901; LR =1,043; df=4; p=0,903), а доля диссимиляции составила лишь 1,62%.
Анализ трехфакторной модели по региональному и гендерному факторам, а также фактору национальной принадлежности
Национальный состав обследованных по поводу суицидальной попытки характеризовался явным преобладанием титульной национальности - таджиков (523 наблюдения; 79,4%). Значительно меньшее представительство составили узбеки (106 наблюдений; 16,1%). И совсем небольшой была группа лиц других национальностей, представленных преимущественно этническими славянами (30 наблюдений; 4,6%). Таблица 3.9 Фактическое распределение по региональному и факторам, а также фактору национальной принадлежности
Проверка значимости параметров модели «регион пол национальность» показала, что статистически значимыми были параметры главных эффектов только двух анализируемых факторов - регион и национальность (см. таблицу 3.10). Но поскольку имелась значимая межфакторная связь «Регион Пол» исключать его из модели было нельзя. Кроме того, было установлено, что высоко значимая связь существовала между региональным и национальным факторами. После удаления мало значимых параметров модели, она приобретала вид:
Анализируя оценки параметров модели «регион пол национальность» после удаления трехфакторного взаимодействия (таблица 3.11, см. приложение к гл. III), прежде всего, обратим внимание на параметры гендерного фактора, которые оказывали достоверное влияние на модель, в связи, с чем его исключение могло сделать результаты некорректными. Исходя из распределения наблюдений по национальному фактору, вполне естественно выглядят параметры его главных эффектов. Наибольшим по значению параметр был у категории «таджики» (=1,494; p 0,001), а наименьшим – у категории «прочие национальности» (=1,415; p 0,001). Опуская анализ параметров по межфакторному взаимодействию «реги-онпол», сфокусируем основное внимание на межфакторной связи регионального и национального факторов. В Душанбе прогнозируемое число суицидов среди таджиков будет, скорее всего, совпадать с таковым в целом по исследованной выборке (=0,108; p 0,386). Там же вероятность суицидов среди узбеков предполагается существенно ниже (=-0,500; p=0,001), а лиц других национальностей – существенно выше (=0,391; p 0,052) относительно данных без учета региональных особенностей.
В Хатлонской области был определен только один статистически достоверный эффект: относительно более высокая вероятность суицидов среди узбеков (=0,395; p 0,010). В то же время, согласно результатам анализа, не было оснований утверждать, что в Согдийской области и в РРП вероятность суицида у какой-либо национальной группы была выше или ниже, чем в целом по исследованной выборке.
Анализ трехфакторной модели по региональному и гендерному факторам, а также фактору занятости
Исходные категории фактора занятости так же были подвергнуты переформатированию. Согласно фактическим данным, основную долю в исследованной выборке составляли лица, не занятые в сфере общественного производства или услуг (467 наблюдений; 70,9%). В эту категорию, условно названную «не работает» вошли пенсионеры, инвалиды, безработные домохозяйки и т.п. Только примерно пятая часть от общего числа обследованных, была представлена работающими (127 наблюдений; 19,3%). Наименьшее число суицидентов учились (65 наблюдений; 9,9%) (см. таблица 3.12).
Следуя результатам проверки значимости параметров (таблица 3.13), в окончательный, оптимизированный набор в модель были включены все главные эффекты исследованных в данном случае факторов, а также их взаимодействия: «Ре-гионЗанятость» и «Пол Занятость». Таким образом, модель, для определения прогностического распределения, выглядела следующим образом:
Инструмент исследования. Методы анализа первичных научных данных
Межфакторное взаимодействие регионального и образовательного факторов по Душанбе и РРП отсутствовало (таблица 3.19. продолжение). В Хатлонской области следует выделить значимо большую вероятность суицидов у лиц с неполным средним образованием (=0,402; p=0,003) и значимо меньшую – у лиц с высшим и незаконченным высшим образованием (=-0,570; p 0,001), чем в целом по выборке. В Согдийской области напротив, обнаружена малая вероятность самоубийств у лиц с низким уровнем образования (=-0,549; p=0,002) и большая – у лиц высшим и незаконченным высшим образованием (=0,718; p 0,001). У лиц со средним образованием преобладание мужчин или женщин выявлено не было. Вместе с тем, можно уверенно говорить, что с неполным средним образованием в исследованной группе превалировали женщины (2,050 к 1; p 0,001), а в группе с высшим и незаконченным высшим - мужчины (2,570 к 1; p 0,001). Значимых различий между фактическим и расчетным (прогностическим) распределениями не было (Pearson =5,052; df=6; p=0,537; LR =5,030; df=6; p=0,540), а доля диссимиляции прогностического распределения составила 3,227%.
Анализ трехфакторной модели по региональному и гендерному факторам, а также фактору семейного положения
В данном случае (таблица 3.20) видно, что число состоящих в браке (371 наблюдение; 56,30%) среди лиц, совершивших суицидальную попытку, почти на 13% больше, чем незамужних и холостых (288 наблюдений; 46,70%). Однако выявить какие-либо очевидные тенденции в распределении частот в таблице сопряжённости выделить не представляется возможным.
Проверка значимости параметров модели «регион пол семейное положение» (таблица 3.21) показала, что главные эффекты всех трёх факторов были статистически значимы, и их исключение из лог - линейной модели приводили к существенным изменениям в расчётном (прогностическом) распределении частот. Таблица 3.20 Фактическое распределение по региональному и гендерному факторам, а также фактору семейного положения
Следует обратить внимание, что параметры всех главных эффектов были статистически значимы для всех факторных уровней, включая и интересующий в данном случае влияющий фактор – «Семейное положение».
Расчётное (т.е. с учётом всех влияющих факторов) преобладание лиц, состоящих в браке было достоверным (1,234 к 1; p=0,019) и было несколько меньше строчного (371/288 = 1,288). Отметим также, в данной модели межфакторная связь между региональным и гендерным фактором прослеживалась только в Хат-лонской области и РРП. В первом случае это выражалось в преобладании мужчин (соответственно 1,369 к 1; p=0,025), во втором – женщин (соответственно 2,181; p 0,001) (таблица 3.22. продолжение 1). Отметим так же, что значения параметров межфакторных связей «Регион Семейное положение» и «Пол Семейное положение» были весьма малы и недостоверны. То есть нельзя утверждать одинаковую вероятность суицидов для всех регионов, связанную с фактором семейного положения. Так же не прослеживается различий в закономерности формирования суицидального поведения у мужчин и женщин, обусловленного фактором семейного положения.
Обсуждая трехфакторную связь модели «регион пол семейное положение» (табл. 3.22. продолжение 2) прежде всего, обратим внимание на то, что она прослеживалась только в Душанбе (p=0,030) и Согдийской области (p=0,022). Иначе говоря, с учетом знаков параметров трёхфакторного взаимодействия можно утверждать, что в Душанбе риск формирования суицидального поведения был выше у замужних женщин и холостых мужчин. А в Согдийской области наоборот, больший риск суицидов можно прогнозировать у незамужних женщин и у женатых мужчин.
Анализ трехфакторной модели по региональному и гендерному факторам, а также фактору семейно-бытовых условий
Рассматривая таблицу сопряжённости исследованной выборки с фактором удовлетворенности семейно-бытовыми условиями (таблица 3.26), уже заранее можно говорить об определённой значимости данного фактора. У большей части суицидентов, семейно-бытовые условия можно было охарактеризовать как неудовлетворительные (358 наблюдений; 54,32%). Из анализа результатов проверки значимости вхождения в модель параметров факторов и межфакторных связей (таблица 3.24) видно, что семейно- бытовые условия значимо влияли на прогноз суицидов и как самостоятельный фактор и в связи с гендерным фактором. Однако удаление из модели межфакторных взаимодействий «Регион Сем.-быт. условия» и «РегионПол Сем.-быт. условия» не приводило к значимым различиям между фактическим и прогнозируемым распределениям частот в таблице сопряжённости. Поэтому в окончательном виде данная модель имела вид:
ln(f)=А+В+С+АВ+ВС Не заостряя внимания на параметрах главных эффектов регионального и гендерного факторов, следует указать на статистически значимое преобладание неудовлетворительных семейно-бытовых условий в целом у лиц, совершивших суицидальную попытку (таблица 3.25, приложение к главе III). Так, если строчное преобладание по данному фактору составило 358/301 (или 1,189 к 1), то оценочное (прогнозируемое) преобладание было немного выше – 1,251 к 1 (p=0,011).
Как и было заявлено ранее, переходя к изложению результатов анализа суицидологических факторов, рассмотрим показатели завершённых суицидов по данным Агентства по статистике при Президенте РТ за 2005-2010гг., помещенные в таблице 3.26.
Отметим, что за весь период, наблюдалось значительное преобладание мужчин из числа лиц, совершивших суицид. В среднем оно составило 2,42 к 1, с максимальным значением в 2005 году (2,90 к 1) и минимальным – в 2010 (2,03 к 1). То есть при общем увеличении абсолютного числа суицидов за этот период, имелась тенденция к сокращению пропорции между мужскими и женскими завершёнными суицидами. В добавление к этому, обращает на себя внимание значительное увеличение абсолютного числа завершённых суицидов в 2010 году (224 случая), и их уменьшение - в 2007 году (145 случаев). В среднем за шестилетний период число завершённых суицидов составило 181,7 случая. Насколько достоверны были диспропорция по гендерному фактору и отклонения от общего среднегодового числа завершённых суицидов показали результаты лог - линейного анализа данных государственной статистики, представленные в таблице 3.27 (приложение к главе III).
Суицидологические характеристики обследованного контингента
Анализ взаимосвязи суицидов с местом проживания показал, что наибольшее число суицидов совершается сельскими жителями – 353 человека, что составило 53,6 % от общего числа случаев. На втором месте жители города – 306 человек (46,4 %). Надо отметить, что в наиболее промышленно развитых регионах страны число городских суицидентов значительно превышает число сельских, как среди женщин, так и среди мужчин, что связано с лучшей выявляемостью и обращаемостью городского населения в лечебно-профилактические учреждения. Так, по результатам нашего исследования в Согдийской области, наиболее развитом промышленном регионе Таджикистана, число городских суицидентов превалирует над сельским как среди мужчин (42 против 22), так и среди женщин (31 против 19). Тогда как в Хатлонской области (где более низкий уровень жизни, высокие показатели безработицы, связанные с последствиями гражданской войны, охватившей большую территорию этой области) отмечаются диаметрально противоположные результаты – городских мужчин-суицидентов зарегистрировано 19 случаев против 63 жителей села, городских женщин-суицидентов – 19 против 72 жителей села. Таким образом, с одной стороны, по удельному весу самоубийств сельская местность (53,6 %) является суицидоопасным регионом страны, с другой – в столице лучше выявляемость и обращаемость суицидентов в лечебно-профилактические учреждения.
Абсолютное количество суицидов было больше в г. Душанбе (39,3%), а самое меньшее их количество в отдельных районах республиканского подчинения, что составило 17,1%.
Наиболее вероятными днями совершения суицидов явились четверг (116 случаев - 18%) и понедельник (107 случаев – 16%), что подтверждается многими исследователями [60, 30]. Наименьшее количество суицидов зарегистрировано в воскресенье - 71 случай (11%). Последнее связано с тем, что по выходным обычно семья собирается дома и, учитывая, что семьи в Таджикистане многодетные и большие, по-видимому, у потенциального суицидента остаётся меньше возможностей осуществить свой замысел.
Анализируя распределённость суицидов по времени суток, надо отметить, что максимум суицидов наблюдается в вечернее время суток - 284 случая (43%) и значительно реже в дневное время суток - 241 (37%), наименьшее число суицидов приходится на утренние часы 134 (20%). Приведенные нами данные, с одной стороны, противоречат литературным данным о наибольшей суицидоопасности раннего утра (пред - и послерассветных часов суток), с другой – могут позволить более рационально планировать деятельность суицидологических служб, в особенности, телефонов доверия.
Выявленное нами сезонное распределение суицидов выглядит следующим образом: на весенние месяцы приходится 198 случаев (30%), осень – 152 случая (23%), лето – 159 (24%) и зима – 150 случаев (23%). Максимальные значения частоты суицидов у лиц женского пола приходятся на весенний период – 133 случая (34%), у мужчин – на зимний период (86 случаев -33%), что связано отчасти с тем, что в весенне-летний период времени года большая армия мужского населения страны находится в трудовой миграции.
Среди суицидентов наибольший процент составили домохозяйки (42%), затем следуют временно не работающие лица (12%). Наименьшее число суицидентов приходится на студентов высших учебных заведений (1%). В число суицидентов вошли также инвалиды по общему заболеванию (8%) и к великому сожалению дети младшего и старшего школьных возрастов (10%). Следует отметить, что 42% суицидентов или 279 домохозяек, которые составляют 70% от общего числа женщин суициденток (395 чел.) не заняты общественно полезным трудом, что отличается от данных Гладышева М.В. (2006), результаты исследований которого дают незначительную долю категорию домохозяек от общего числа суицидентов. Вместе с тем, они занимаются воспитанием детей, домашним хозяйством, уходом за стариками, так как в Таджикистане традиционно семьи большие, многодетные и в одной семье нередко проживают 3-4 поколения, что можно отнести к этно-культуральным особенностям населения. Среди суицидентов военнослужащие составили всего лишь 2%, что отнюдь не говорит об их низком числе в этой группе исследуемых лиц. По всей видимости, это связано с трудной доступностью к медико-статистической документации соответствующих структур.
Клинико-психопатологический анализ был проведен по 137 историям болезни и амбулаторным картам лиц, состоявших на учёте у психиатра и совершивших завершённые и незавершённые суициды. Из общего числа исследованных нами суицидентов (659) этот контингент составил 21% (137 человек). Изучение этого аспекта проблемы позволило установить, что удельный вес суицидентов находившихся в поле зрения психиатров не высок и составляет всего лишь 21%. Результаты нашего исследования показали низкую выявляемость данной категории больных психиатрическими службами и семейными врачами, а также малообразованность населения в вопросах психического здоровья, малую доступность специализированной психиатрической помощи населению в горных районах республики. При этом своевременно не распознанное психическое заболевание вполне может способствовать возникновению суицидального поведения.
Среди суицидентов с психическими расстройствами (137 чел.) было больше зарегистрировано лиц мужского пола – 80 человек, что составило 58 %, женщин – 57 человек, соответственно 42%. Несмотря на то, что до сегодняшнего дня остаётся не исследованной связь между частотой суицидов и социальной ситуацией в Таджикистане, можно отметить, что миграционные процессы в стране влияют на гендерный показатель суицидов в нашей стране, как среди здорового населения, так и среди психических больных. Это подтверждается тем, что подавляющее число мужчин молодого, трудоспособного возраста Таджикистана круглогодично находятся в вынужденной трудовой миграции за пределами своей страны. Возможно, этим и объясняется тот факт, что большая часть суицидентов в нашем исследовании составили лица женского пола. Все исследованные этой группы жили в семьях, по-видимому, это связано с тем, что нередко религиозные деятели (муллы), лицам с психическими расстройствами рекомендуют жениться или выйти замуж «с целью исцеления».
