Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Традиции понимания и их интенции
1 Сакральная традиция и ее интенции 11
2. Классическая традиция понимания 22
3. Современная литературоведческая традиция 38
Глава 2 Субъект, предмет и методы понимания
1. Автор, читатель, критик и литературовед как субъекты герменевтического процесса 60
2. Текст как предмет понимания 75
3. Проблема смыслообразования в художественном тексте 93
4. Текст и художественное произведение 109
5. Единство интерпретации и объяснения в процессе понимания 129
Заключение 144
Список использованной литературы 151
- Сакральная традиция и ее интенции
- Классическая традиция понимания
- Автор, читатель, критик и литературовед как субъекты герменевтического процесса
- Текст как предмет понимания
Введение к работе
Проблема понимания художественного текста всегда составляла основу предмета герменевтики.
Актуальность этой проблемы подтверждается ее востребованностью в современной философской и литературно-исследовательской мысли. Ее разработке и углублению способствовало развитие герменевтики и превращение ее из дисциплины, занимающейся истолкованием «темных» мест Священного Писания в универсальную теорию понимания и интерпретации.
Художественный текст является той сокровищницей, где скрыты все богатства языка и воображения. Процесс понимания и интерпретации позволяет подобрать ключ к ней. Произведение литературы помогает познать не только те явления, на которые направлено внимание автора, но и самого автора и его эпоху. Проблема смыслообразования в тексте является одной из важных точек понимания текста, особенно в связи с постмодернистским вызовом в литературе, стирающим границу между смыслом и абсурдом. Выделение агентов герменевтического процесса позволяет осмыслить их роли, цели и задачи в процессе понимания художественного произведения. Художественный текст представляет собой обширное поле деятельности для постижения принципов работы понимания и интерпретации.
Разработка проблемы понимания и интерпретации художественного текста нацелена на создание принципов и методов истолкования, выделение агентов герменевтического процесса, выявление уровней понимания, их взаимообусловленности и взаимосвязи. Методологические исследования ведутся на уровне различных наук, как то: философия (герменевтика), литературоведение, семиотика, лингвистика и др.
Актуальность темы исследования обусловливается следующими обстоятельствами:
во-первых, необходимостью осмысления роли художественного текста в современном информационном мире;
во-вторых, важностью экспликации и разграничения понятий «дискурс», «текст», «произведение», прояснение их сущностных теоретико-познавательных характеристик; в-третьих, отсутствием достаточно разработанной проблемы осмысления категорий автора, читателя, критика и литературоведа в герменевтическом процессе; в-четвертых, значимостью установления границ понимания текста и произведения в различные временные эпохи, соотношения между текстом и реальностью в культуре XX века, влиянием традиций на интерпретацию художественного текста;
в-пятых, выявлением онтологической и гносеологической проблематики в постмодернистском дискурсе; в-шестых, рассмотрением категории «объяснения» в рамках гуманитарного знания. Степень научной разработанности проблемы определяется ее междисциплинарным характером, нахождением на стыке философии (онтология и теория познания, философская герменевтика), лингвистики текста, текстологии, литературоведения.
Среди наиболее интересных трудов по лингвистике, посвященных данной теме, следует выделить труды М.Я. Дымарского, Б.М. Гаспарова, Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко и М.Ю. Сидоровой, О.И. Москальской, В.М. Мейзерского, Н.И. Серковой, М.И. Откупщиковой, Б.Л. Борухова. По «философии текста» необходимо особо отметить работы В.П. Руднева, Г.К. Косикова, М. Фуко, Э. Бенвениста, К. Гаузенблаза, Р.
Барта, Ю. Кристевой, Ж. Деррида. В этих работах исследуется проблема текста, дискурса и произведения, их соотношения и различия.
Весьма интересен, на наш взгляд, ряд трудов, посвященных проблеме смыслообразования в тексте. К ним относятся работы Г. Фреге, Б. Рассела, Л. Витгенштейна, Л.С. Выготского, М.М. Бахтина, Ц. Тодорова, А.А. Уфимцевой, Н.Н. Арутюновой, И.Я. Чернухиной, А.С. Кравеца, Е.Н. Ищенко, К.А. Долинина, И.Р. Гальперина, А.И. Новикова. Различные определения понятия «смысл», его образование и выявление в художественном тексте показывают, в целом, не только глубину разработанности проблемы, но и ее фрагментарность.
Обращаясь к философской герменевтике и, в частности, к проблеме понимания, научный интерес представляют работы по библеистике и экзегетике С.Н. Трубецкого, В.В. Болотова, Г. Флоровского, классиков теории понимания Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, Г. Шпета, П. Рикера, П.П. Гайденко, М.М. Бахтина, В.Г. Кузнецова, С.А. Васильева, Ю.В. Основина, французских постструктуралистов Ю. Кристевой, Ж. Делеза, Ж. Деррида. Данные работы раскрывают историю герменевтики, ее превращение из теологической дисциплины в философскую.
На уровне литературоведения можно выделить труды, В. Шкловского, Ю. Тынянова, Ю.М. Лотмана, А. Веселовского, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, X. Блума, М. Эпштейна, представляющие различные эпохи и литературные направления. В. Шкловский, Ю. Тынянов, Ю.М. Лотман представляют формально-структуралистскую парадигму в отечественном литературоведении. А. Веселовский, М.М. Бахтин, Д.С. Лихачев относятся к «содержательной» (в противовес «формальной» и структуралистской) парадигме гуманитаристике. X. Блум (американская школа) и М. Эпштейн - представители постмодернистского направления современного литературоведения. Каждая парадигма дает свое видение проблемы понимания художественного текста, свое определение «текста» и его восприятия.
Анализ литературы по теме показывает, что проблема понимания изучена недостаточно полно, понимание художественного текста представляет собой область малоисследованную и нуждается в работах, стремящихся к синтезу всех выявленных аспектов.
Основная цель диссертационного исследования — философский анализ проблемы понимания художественного текста, определение его специфики. Для достижения цели поставлены следующие задачи:
определить особенности динамики смыслового
развертывания проблемы понимания в истории
гуманитарной мысли;
эксплицировать понятие «художественного текста»;
разграничить понятия «текст», «дискурс»,
«произведение»;
проследить методологию развития традиций понимания
текста;
рассмотреть методы, структуру и эволюцию процесса
понимания художественного текста;
выявить субъекты герменевтического процесса;
исследовать взаимоотношения интерпретации и
объяснения в процессе понимания. Объект исследования — процесс понимания художественного текста и произведения.
Предмет исследования - художественный текст и художественное произведение.
Методологической основой диссертации являются положения отечественных и зарубежных специалистов в области онтологии, гносеологии, философии и методологии наук, философской герменевтики, ряда лингвистических и литературоведческих дисциплин, в частности, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, В.П. Руднева, Х.-Г. Гадамера, В.Г. Кузнецова, М.Я. Дымарского, М. Эпштейна, П. Рикера, Р.
Барта, Ж. Деррида, Ю. Кристевой, Л.А. Микешиной, К.А. Долинина, В.
Шкловского, Ц. Тодорова и других авторов.
Для решения задач диссертации автор использовал философские и
общенаучные методы: системный, сравнительный и историко-философский анализ, синтез, индукцию, дедукцию.
Исследование опирается на следующие эвристические принципы:
принцип историзма, всесторонности и объективности рассмотрения,
восхождения от абстрактному к конкретному.
Автор использовал положения социальной философии о
взаимосвязи объективных условий (социальная среда) и субъективного
фактора (авторская индивидуальность), общественного и
индивидуального сознания.
Научная новизна исследования:
Новизна диссертационного исследования заключается в
следующем:
произведено разграничение понятий текста и
произведения и выделены связи между ними;
выявлена роль дискурсивных и интерпретационных
отношений в смыслопорождении текста;
рассмотрена специфика и функции агентов
герменевтического процесса: автора, читателя, критика и
литературоведа;
проведен анализ классических, модернистских и
постмодернистских традиций в понимании
художественного произведения;
установлена связь объяснения и интерпретации в
гуманитарном познании.
Положения, выносимые на защиту:
1. Понимание является сложным и многогранным процессом выявления смысла произведения, зависящим от интенций интерпретатора. Он может быть направлен на:
а) выявление замысла автора, его этических и эстетических позиций;
б) установление социокультурной обусловленности художественных и мировоззренческих позиций автора;
в) осмысление места и специфики произведения в эстафете культурных традиций;
г) выяснение дискурсивных и интертекстуальных отношений в ткани художественного произведения;
д) выявление отношений текста и реальности.
2. Классическая герменевтика актуализировала внимание на проблеме поиска авторского замысла и, по существу, трактовала текст как произведение. В ходе развития литературоведческих практик от структурализма к постструктурализму и постмодернизму интенции интерпретатора сводились больше к анализу структурных особенностей текста и его смысловых связей с другими текстами, в связи с чем возрос интерес к проблеме интертекстуальности.
3. Различение понятий «текст» и «художественное произведение» и выраженное этим различением противостояние методологических позиций классической герменевтики и постмодернизма обусловлено различными подходами к формированию предметности понимания. Для классической герменевтики предметом понимания является
художественное произведение, а для постмодернизма -текст.
4. Текст и произведение представляют две стороны знаковой реальности (нарратива), зависящей от направленности герменевтического процесса. Когда понимание устремлено на произведение, то взгляд исследователя фокусируется на авторской идее, основной «мысли» художественного произведения. Когда понимание устремлено на текст, происходит децентрация точки зрения автора. Текст становится открытым дискурсивным полем деятельности.
5. Рассматривая проблему понимания художественного произведения, следует выделить следующих субъектов герменевтического процесса: Автора, Читателя и Интерпретатора, представленного в рецепции произведения двумя позициями: критика и литературоведа. Отсюда берет начало вариативность интерпретаций художественного произведения, обусловленная различными целями агентов герменевтического процесса.
6. Помимо интерпретации в исследовании художественного произведения большую роль играет объяснение. Объяснение в литературоведении ориентировано на раскрытие мотиваций авторского творчества: духовной атмосферы эпохи, воспитания, окружения и т.д. Интерпретация отвечает на вопрос «что сказано?», а объяснение — на вопрос «почему сказано?»
Научно-практическая значимость работы. Положения и выводы, обоснованные в диссертации, имеют мировоззренческое и методологическое значение для анализа художественных текстов
(произведений) в лингвистике и литературоведении. Теоретические выводы и положения могут быть использованы для исследований в области онтологии и теории познания, истории философии и литературы, в лингвистике текста и теории литературы.
Материалы диссертации могут составить спецкурс для студентов и аспирантов философской и филологической специальностей применительно к темам, касающимся методологии и проблематики гуманитарного знания, философии структурализма, постструктурализма и постмодернизма, а также использоваться при составлении учебных программ и разработке методических пособий, как по философским, так и литературоведческим дисциплинам.
Сакральная традиция и ее интенции
Одним из первых источников древних герменевтических практик была Библия. Текст ее подлежал истолкованию, в ней была заложена божественная мудрость, божественная воля, облеченная в Слово. Следует отметить особую природу сакрального текста. Библия в какой-то степени регламентировала жизнь людей, показывала, как надо жить в согласии с божьей волей, устанавливала законы.
В современных исследованиях по библейской герменевтике первым экзегетом принято считать иудейского первосвященника Ездру (V в. до н.э.). По возвращении народа Израиля из вавилонского плена он «читал и объяснял народу» книги закона Моисея, переводя и поясняя их с непонятного древнееврейского на арамейский язык. При Ездре были впервые отделены канонические и апокрифические книги Ветхого Завета путем фиксации канонического текста[20]. Каждое слово Библии воспринималось при этом как слово Бога, что имело свои преимущества и недостатки. Основным преимуществом была сохранность текста в течение веков. Главным недостатком стало формирование ортодоксально-иудаистической (буквальной) интерпретации текста, ярким выразителем которой стал раввин Акиба (I в. до н.э.). Он утверждал, что различные скрытые значения текста объясняются деталями самого текста - например, повторениями, синонимами, словами, буквами и даже формой букв[101;21]. Данная тенденция приводила к тому, что экзегет вкладывал в текст Библии собственное вымышленное понимание. В современной библеистике древнееврейская экзегетика классифицируется по четырем основным типам: 1) Буквальная интерпретация; 2) Мидрашистская интерпретация; 3) Прообразовательная интерпретация; 4) Аллегорическая интерпретация. Буквальный метод интерпретации представлял собой основу для других методов. Он был общеизвестен и поэтому не записывался.
Мидрашистская интерпретация, по мнению О. В. Миронова, включала в себя различные методы иудейской экзегетики, которые развивались значительно позже. Большинство составляющих их правил были кодифицированы раввином Гиллелем (I в. до н.э.). Основное внимание в них уделялось сравнению слов, фраз и идей, найденных боле, чем в одном тексте, а также связи части и целого и важности интерпретации контекста[101;22]. Поиск скрытого смысла и контекста являлся прогрессивным шагом по сравнению с буквалистским методом истолкования текста, однако подобная сфокусированность на знаках приводила к появлению в интерпретации вымышленного интерпретатором смысла. В толковании сравнивались тексты, не имевшие общей идеи, хотя и содержавшие похожие слова и выражения; приводились значения текстов и отдельных фраз, не связанные с контекстом, в котором они употреблялись. Кроме того, нередко придавалось большое значение случайным грамматическим особенностям. Подобный поиск тайных значений при помощи грамматики и цифровых комбинаций часто приводил к утрате первоначального и даже буквального значения текста.
Прообразовательная интерпретация являлась вариантом мидрашистской и отличалась от нее выраженной исторической направленностью и поиском связей между конкретным явлением или историческим событием с тем или иным древним пророчеством. Интерпретация этого рода являлась, таким образом, перечислением причинно-следственных связей между пророчествами и их исполнением, нахождением указания одного на другое[101;23].
Аллегорическая интерпретация основана на предположении, что за буквальным значением текста скрывается его подлинный смысл.
Пальма первенства в использовании аллегоризма принадлежала грекам, попытавшимся смягчить противоречия между мифологическим описанием мира и его философским осмыслением. В древнееврейскую экзегетику аллегоризм проник в I в. до н.э. и нашел свое применение в творчестве Филона Александрийского. По убеждению Филона, буквальный смысл Писания является неполным, тогда как наиболее полным является аллегорический смысл. Буквальный смысл исключается везде, где он заключает в себе нечто недостойное Божества (например, ограничения, чувственные формы, страсти); там, где само Писание использует аллегорические выражения (например, древо жизни); там, где его использование приводит к неразрешимым противоречиям; в случаях использования синонимов и возможной игры слов[133;154] и т.д. Для Филона метод аллегорической интерпретации представляется единственно возможным методом истолкования. По его мнению, в Писании нет и не может быть случайностей, поэтому даже конкретные люди предстают как различные душевные состояния. Суеверное отношение к букве текста у Филона соседствует с ограниченным субъективными философскими мнениями произволом и религиозными убеждениями.
В античной науке проблема понимания также ставилась весьма широко. Об этом свидетельствует трактат Аристотеля «Об истолковании» (Peri hermeneias), а также термин hermeneutike встречающийся у Платона. Герменевтами называли пророков, толкователей воли богов, а само свое название наука получает от имени бога Гермеса, посредника между людьми и богами, доносящего до смертных послания олимпийцев. Истолкованию подвергались античные мифы и предсказания оракулов, в которых выражалась воля богов.
Философское употребление слова «герменевтика» примыкает к греческому hermeneia (истолкование), которое было хорошо знакомо Аристотелю. «Истолкование» означало для него «овнешнение» внутреннего. Отсюда следует перевод на латынь термина hermeneia как interpretatio. Любое высказывание мысли есть интерпретация. Стоики различали logos proforikos и logos endiathetos, т.е. «внешний» логос и «внутренний» логос, поскольку в каждом языковом явлении наличествует явный и скрытый смысл. Речь идет о двух видах употребления языка: прямого и непрямого, ясного и темного. Отсюда же вытекает и аллегорическое истолкование мифов. Если же буквальный смысл очевиден, то аллегорический смысл можно лишь предполагать.
Раннехристианская экзегетика стремилась к аллегорическому истолкованию Ветхого Завета как христианского памятника и одновременно старалась оттолкнуться от его буквально-иудаистического понимания. Климент Александрийский выделял пять смыслов Писания - исторический, догматический, пророческий, философский и мистический. Истинный смысл, по его мнению, открывается лишь немногим избранным, поэтому необходимо герменевтическое усилие для его нахождения. Существует предположение, что именно Климент предпринял первые попытки экзегетической стратегии интерпретации в семиотическом духе. Он различил косвенное и прямое употребление языка и впервые предложил типологию всех видов знаков на примере египетского письма. Иными словами, Климент предполагал возможным отождествление структур языка (например, метафор), письменности (иероглифы) и живописи (подражание), что явилось важным шагом на пути создания теории семиотики[130;25].
Классическая традиция понимания
Экзегетика подготовила предпосылки для возникновения светской герменевтики, формирования классических традиций теории понимания. Философский рационализм послужил базой для либерально-протестанской теологии, автором текста Библии для которой являлся уже не Бог, а человек. Она в полной мере испытала на себе влияние философской критики Канта. Познание сущности Бога, бывшее ранее объектом герменевтики, уступает место исторической и моральной теологии. Рационалистическая либеральная герменевтика обращает внимание уже не на отдельные случаи понимания, а на сам процесс понимания. Структура его впервые была описана в абстрактном виде Ф. Шлейермахером.
Шлейермахер превращает герменевтику в учение об искусстве понимания как такового. Задача его состоит в разработке правил интерпретации, гарантирующих правильное понимание. Работа герменевтики заключается в продумывании методов выявления смысла, умении реконструировать чужую речь.
Шлейермахер выделяет две стороны понимания: объективную и субъективную, каждая из которых, в свою очередь, состоит из исторического и дивинационного понимания, принципом которого является факт вживания, «вчувствования» в Другого (автора). По мысли Шлейермахера, метод понимания должен держать в поле зрения как общее (путем сравнения), так и своеобразное (путем догадки), т.е. быть как компаративным, так и дивинационным (пророческим). Это правило он считает справедливым не только для грамматического истолкования частей речи, но и для психологического истолкования. Любое высказывание, по мысли Шлейермахера, может быть понято только в контексте изменяющихся взглядов и жизненных ценностей автора[154;116]. Основная цель этого метода - понять автора и его труд лучше, чем он сам понимал себя и свое творчество. В качестве главной идеи выступала диалектика части и целого, имеющая два уровня: 1. часть — это отрывок произведения, а целое представляет собой все произведение; 2. часть - это произведение, а целое - внутренняя и внешняя жизнь автора.
Таким образом, процесс понимания с логической точки зрения представляет собой «герменевтический круг». Понимание целого рождается из понимания всех его частей. Шлейермахер вводит понятие о «предварительном знании целого». Оно складывается из имеющихся у исследователя сведений об эпохе написания, авторе и т.п. Герменевтический круг в этом месте как бы разрывается для самого начала процесса понимания. Полное понимание текста невозможно без знания внутренних и внешних условий жизни автора и осмысления влияния этого знания на замысел произведения и его сюжет. Шлейермахер заявляет о необходимости понимания автора как личности, без этого условия понимание его произведения становится невозможным. Интерпретатор, изучая произведение, выявляет те глубинные процессы в творчестве писателя, связанные с его эпохой, языком, культурой, личной жизнью и т. д., о которых сам автор не подразумевал, поскольку творческий процесс протекает на уровне бессознательного. Чтобы правильно понять и истолковать текст, интерпретатор должен быть конгениальным автору, уметь проникнуть его в замысел.
Шлейермахер расширяет понятие герменевтического круга, предложенное Ф. Астом, считавшим, что целое понимается исходя из смысла единичного, а единичное - из смысла целого, понимаемого как «дух», пронизывающий все эпохи человеческой истории. По мысли Шлейермахера, круговое движение понимания идет в двух направлениях: объективном и субъективном. Объективная сторона - это род литературы, которому принадлежит произведение, субъективная творческая индивидуальность автора. Этим сторонам соответствует различение «грамматической» и «психологической» интерпретации: первая занята рассмотрением произведения в контексте всего творчества автора, вторая — душевным миром писателя, создавшего данный текст[154].
Шлейермахер утверждает, что понимание состоит из двух моментов - понимания «речи как языка и речи как факта в мыслящем». Ввиду того, что оба этих момента соединены между собой как общее и особенное, понимание может рассматриваться как частный случай общефилософской проблемы взаимоотношения общего и частного, как связь «исторического и дивинационного (пророческого), объективного и субъективного реконструирования данной речи». Понимание есть самодвижение в постоянно расширяющемся круге за счет привлечения все большего числа взаимосвязей и контекстов. Шлейермахер учитывает внутреннюю предварительность и бесконечность понимания, выводя его из древнего герменевтического принципа целого и частей, и тем самым применяет к герменевтике постоянно употребляемый им прием полярного диалектического описания[37;238], уподобляя предпонимание частного и общего знаменитой диалектической триаде Гегеля. Герменевтический принцип Шлейермахера нашел свое отражение в русской классической литературоведческой традиции XIX века.
Наследуя Шлейермахеру, В. Дильтей в своей работе «Герменевтика и теория литературы» делает упор на процедуре понимания, предметом которого называет внутреннее содержание прошлого. Герменевтика, по Дильтею, это «искусство понимания письменно зафиксированных проявлений жизни»[51;239], а «само понимание следует мыслить как включение в свершение предания, в котором происходит непрерывное опосредование прошлого и настоящего»[51 ;345].
Усовершенствование понимания до научного орудия познания -вот важнейшая философская задача как ее понимает Дильтей. Дильтеевская концепция понимания (Verstehen) связана с темами переживания, жизненной связи целого. Момент со-переживания читателем происходящего в тексте наличествует в процессе понимания.
Дильтей, как и Шлейермахер, указывает на взаимосвязь «отдельного и целого»: «из отдельного - целое, из целого же вновь отдельное. При чем целое творения требует перехода к индивидуальности (автора), к литературе, с которой взаимодействует индивидуальность»[51;257]. Отсюда он делает вывод о преимуществе сравнительного метода для понимания произведения, т.к. «на основе целого - понимание, между тем как целое — на основе отдельного»[51;257]. Большое внимание Дильтей также уделяет среде, поскольку душевное состояние «уразумевается» человеком лишь относительно внешних раздражителей. По мысли Дильтея, проблема идеи произведения решается на уровне правила «понимать автора лучше, чем он сам себя понимал». Данная идея наличествует в его (произведения) внутренней форме. От поэта не требуется, чтобы он осознавал ее. Задача интерпретатора - вычленить ее, и в этом -«торжество герменевтики». Вычленению ее способствует «учение о методе». Существующие правила Дильтей считает правильным дополнить изложением творческих методов гениальных истолкователей, «действовавших в различных областях».
Автор, читатель, критик и литературовед как субъекты герменевтического процесса
Художественный текст (произведение) представляет собой объект, вокруг которого объединяются три субъекта герменевтического процесса: автор, читатель и просвещенный интерпретатор, осуществляющие культурную и литературную преемственность поколений. Ведущая роль в данном процессе принадлежит автору-творцу, Демиургу, создающему произведение. Мотивы его создания лежат в культуре. Писатель впитывает голоса культуры подсознательно, так же выражая их в своем произведении. Поэтому исследователи его творчества и критики часто способны увидеть то, в чем автор не отдает отчета, творя и создавая. Законы построения художественного произведения во многом аналогичны законам построения культуры как целого. По мысли Ю.М. Лотмана, это связано с тем, что «сама культура может рассматриваться как сумма сообщений, которыми обмениваются различные адресанты (каждый из них для адресанта - «другой», «он»), и как одно сообщение, отправляемое коллективным «я» человечества самому себе. С этой точки зрения, культура человечества — колоссальный пример автокоммуникаций»[91;41-42].
Художественное произведение в своем становлении проходит два этапа. Первый - собственно художественное текстопорождение -начинается с некоего впечатления, переживания, «дающего простор для многообразных интерпретаций и уже имеющего художественную природу»[91;103]. Замысел художественного произведения может включать и такие мотивы, которые дадут начало другим произведениям. Заготовки (мотивы) выстраиваются в сюжет, но каждый эпизод, в свою очередь, обрастает вариациями. Ссылаясь на теоретико-литературные исследования Ю.М. Лотмана, можно предположить, что наброски писателя, его мысли, «наносимые» на бумагу разного рода философские рассуждения, варианты сюжетных эпизодов, отдельные слова-символы являются голосами текстового пространства. Это и есть собственно текст, еще не скрепленный авторской волей, не имеющий жесткой структуры, не ставший произведением.
Второй этап предполагает выявление ключевых эпизодов и формирование структуры произведения. Таким образом, автор из имеющегося у него материала (традиции, ассоциации, предшествующее собственное творчество, тексты культуры и окружающий мир) создает некий канал, через который проходят новые замыслы, трансформируются, объединяются с уже наработанным и складываются в структурно организованное единство, т. е. то, что мы называем произведением.
Художественное произведение есть область фантазии Автора-творца. Оно смыкает реальность и ирреальность, проводит читателя в прошлое и будущее и объединяет их, смывая пространственно-временные границы. Оно меняет представления об истинности или ложности художественного высказывания. Художественность наделяет ранее известные факты новым смыслом, тем самым, продляя им жизнь в их интерпретации. Художественное произведение изначально несет в себе авторскую идею, часто завуалированную. Примером может служить полифонический роман Достоевского. Здесь голос автора скрыт за голосами героев, требуется знание жизни автора, особенностей его характера и пристрастий, чтобы вывести его из тени. Творчество писателя в одно и тоже время продляет традиции и вносит что-то новое в литературу и культуру. Таким образом, происходит обогащение мировой культуры. Писатель учится у своих великих предшественников, привнося нечто свое, переосмысливая их достижения, наследуя традиции и вместе с тем ее преобразуя. Данные преобразования являются теми новациями, которые отличают писателя от его предшественников и современников. Затем новации становятся традициями. Появляются новые литературные направления, новые писатели, формируются новые традиции. Подлинный автор-Творец, наследуя своим учителям, всегда стремится превзойти их. В этом его гениальность. Он выступает как пророк, способный заглянуть в будущее. Такова роль в обществе подлинного Творца. Благодаря гению писателя преобразуются старые и появляются (в качестве новаций) новые жанры и стили. Если писатель творит только по строго заданному его предшественниками образцу, ничего не изменяя и не преобразуя, он остается всего лишь подражателем, память о котором уйдет вместе с его кончиной в небытие. Каждый писатель начинает с подражания великим, но подлинный гений оставляет о себе память своими великими творениями, сочетающими литературные традиции и гениальные новации.
Во многом авторская позиция обусловлена социальной ролью писателя. Его приверженность к тем или иным социальным ценностям, наличие этических и эстетических установок определяет и формирование читательской аудитории. Каждый писатель имеет «своих» читателей. Любой читатель - это, прежде всего, потребитель, он сам выбирает, что ему нужно от литературы - «учиться жизни», развлечься, отдохнуть, подумать над сложными вопросами и найти ответ, уподобляя себя литературному герою. Читая произведение, реципиент со-переживает происходящее в произведении, пытается подражать им в реальной жизни или же просто отдыхает, находит развлечение в прочтении художественного текста, не задумываясь над сложностями характеров героев и событий. Установками читателя могут быть со-переживание, подражание, развлечение. Соответственно своим запросам он выбирает для себя литературу.
В своем творении автор сознательно или бессознательно реализует определенные этические и эстетические установки, «идеологемы». Читатель воспринимает их как образцы для подражания. Происходит своеобразное навязывание общественных норм и ценностей. В современной литературе появилось множество произведений-однодневок. В связи с социальными преобразованиями, ростом информационного давления на человека возникает потребность «отдыха» от всевозможной информации. Эта литература представляет собой результат «информационной травмы».
Текст как предмет понимания
Выделяя субъекты герменевтического процесса, следует отметить их роль в литературном процессе. Что является предметом понимания читателя, критика и литературоведа — текст или произведение? Для этого следует разграничить понятия текста и произведения.
Понятие «текст» чрезвычайно емко и многогранно. Текст — явление культуры, проявляющееся во всех ее сферах: музыке, литературе, изобразительном искусстве и т. д. В данной работе нас будет интересовать текст как факт литературы, художественный текст.
Что же такое текст, и как он слагается, каковы его составные части? Само слово «текст» происходит от латинского глагола «textere», что означает «ткать», «плести» и производных от него существительных «textus» и «textum» - «ткань», «паутина». Различные ученые по-разному трактуют данное понятие, то расширяя терминологический диапазон вплоть до соотнесения текста с целым миром, то сужая его до рамок конкретного литературного произведения.
В лингвистике текст понимается чаще всего как «язык в действии» (М. А. К. Хэллидэй). Принцип отождествления синтаксиса речи и лингвистики текста берет свое начало от Ф. Де Соссюра. Основоположники новой дисциплины под лингвистикой текста понимали научную дисциплину, цель которой было «описать сущность и организацию предпосылок и условий человеческой коммуникации» [Ю7;8]
Продолжая эту линию, Г. А. Золотова, Н. К. Онипенко и М. Ю. Сидорова в «Коммуникативной грамматике русского языка» утверждают: «Язык реализуется во множестве текстов, устных и письменных. Либо спонтанно, сиюминутно возникающих для бытовых и деловых надобностей, либо создаваемых для долгой жизни писателями, учеными, лингвистами. ... Уровень общей и речевой культуры личности определяется объемом и качеством освоенных личностью текстов из накопленных обществом духовных богатств» [57;8-9].
В данной концепции текст провозглашается первичной данностью, на основе которой авторы пытаются построить новую грамматику, «выявляющую закономерности выражения смыслов в текстах различного общественного назначения, закономерности организации и функционирования текстов» [57;9]. В этой работе вводится понятие субъекта речи как создателя текста. Авторы «Коммуникативной грамматики» не проводят разграничения между «текстами» устной и письменной формами речи, более того, между текстом и речью вообще. Для них это вещи одного порядка. Следовательно, текст представляет собой устную или письменную форму высказывания, имеющую определенную структуру и функционирующую согласно определенным законам. Однако на данном этапе развития науки такое определение текста представляется устаревшим и непродуктивным, ввиду того, что текст - это, прежде всего, письменно зафиксированные высказывания, представляющие собой наглядный материал для исследователя. Работа с текстом подразумевает наличие некоего прописанного варианта речевой деятельности. На наш взгляд, совмещение речи и письма как одного целого не представляется возможным.
Диаметрально противоположной вышеизложенной концепции является концепция Б. М. Гаспарова. Автор работы «Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования» противопоставляет текст языку (речи), называя язык фактом человеческой памяти, тогда как текст является неким герметичным началом, замкнутым внутренним целым. По мысли Б. М. Гаспарова, «любое языковое высказывание ... представляет собой текст, т. е. некий языковой артефакт, созданный из известного языкового материала при помощи известных приемов» [42;318]. Языковое сообщение (текст) есть «замкнутое целое», возникающее из «открытого, не поддающегося полному учету взаимодействия множества ... факторов, и такое замкнутое целое, которое способно индуцировать и впитывать в себя открытую, уходящую в бесконечность работу мысли» [42;321]. Содержание текста становится «смысловой плазмой» благодаря своей герметичности, однако именно текстовый герметизм является противоположностью открытости и бесконечности языкового поля.
Вначале определение Б. М. Гаспаровым текста как любого языкового высказывания, письменного или устного, сближает его с позицией Золотовой Г. А., Онипенко Н. К., Сидоровой М. Ю. (при априорном условии равенства языка и речи). Но затем автор делает следующий шаг в своем определении текста, называя его неким герметичным целым, рождающимся из языковой бесконечности, т.е. текст, по мысли Гаспарова, не есть сама речь (язык), но является ее производной. Кроме того, концепция Гаспарова имеет внутренние противоречия: утверждение автора о том, что всякое языковое сообщение есть текст приводит его к необходимости признать равенство языка и текста. Однако этот тезис не согласуется с другим положением его концепции: о герметизме текста и языковой бесконечности. Язык есть система. Речь представляет собой язык в действии. Язык и речь есть две вещи, нетождественные друг другу.
С точки зрения лингвистики нам представляется наиболее правомерным определение М. Я. Дымарским текста как «одной из ряда форм выражения смыслового содержания [53;65], с той оговоркой, что форма эта является письменно зафиксированной. «Письмо - это способ мыслить литературу» [10;57]. А осмысливание литературы есть постижение текста, поскольку ее нельзя осмыслить не читая.
При рассмотрении проблемы текста нельзя оставить в стороне проблему знака. Лингвистика является одой из наук о знаках и представляет собой одну из ветвей семиотики. Часть лингвистов (Данеш Ф., Дресслер В., Хартманн П., Пфютце М., Агрикола Э., Фивегер Д., Москальская О. И., Серкова Н. И., Откупщикова М. И.), исходя из представления о знаковой природе языковых единиц, пришли к мысли, суть которой состояла в перенесении на текст определений и данных лингвистических единиц, ввиду сходства структуры сложного предложения и структуры текста.
По мысли П. Хартманна, проведение аналогии с предложением и «перенесение тех свойств, которые приписывались ранее предложению-высказыванию на текст, оказались важными ... при решении вопроса о знаковой природе текста. Коль скоро оказывается, что подлинным высказыванием является не отдельное предложение, а сложное синтаксическое целое - текст, в то время как предложение высказывание ... лишь его частный случай, то естественно признать номинативную функцию и за текстом, а следовательно признать и его знаковую природу. .. Первенствующим языковым знаком является текст» [103;11-12].
Для структуралистов текст представляет собой глобальное означающее, обладающее единством плана содержания. При всей его полисемии, число планов сигнификации его конечно. Текст (его теоретическая модель) выполняет функции сложно структурированного знака, отвечающего за организацию внутренней системы сигнификации. Реконструкция его «истинного» смысла связана с возникновением «референциальной иллюзии», которая, по мысли А.-Ж. Греймаса, заставляет искать экстралингвистические (экстрасемиотические) референты [165;29-31]. Поэтому М. Риффатер, определяющий текст как глобальный семиотический знак, использует пирсовский концепт «интерпретанты, образующей промежуточную знаковую инстанцию при соотнесении плана выражения и план содержания» [98; 17].
