Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Место науки как единства когниций и ценностей в структуре познания 11
1.1. Наука на фоне жизни 12
1.2. Практическое познание и наука 15
1.3. Духовные ценности мировоззренческого познания 25
1.4. Теоретичность в науке и в мировоззрении: единство и различие 35
Глава II. Внутринаучные ценностные нормы в историинауки 57
2.1. Единство и различие ценностей «методоса» и «этоса» 57
2.2. От заимствования внешних норм к конституированию внутринаучных идеалов 69
2.3. Имманентные идеалы научного исследования 85
Глава III. Ценностные аспекты экономического исследования 113
3.1. Место нравственных ценностей в экономике и экономической науке 114
3.2. Постановка экономических проблем и принятие экономических решений 122
3.3. Плюрализм экономических решений 140
Заключение 148
Литература
- Наука на фоне жизни
- Практическое познание и наука
- Единство и различие ценностей «методоса» и «этоса»
- Место нравственных ценностей в экономике и экономической науке
Введение к работе
Актуальность исследования. Современную науку философы B.C. Степин характеризуют как постнеклассический этап, воплощающий в себе уже третий тип научной рациональности, и его главная отличительная черта - возрастающая роль внутренних и внешних для науки ценностей. Этот феномен выражает магистральную тенденцию развития науки.
Классическая наука стала осознаваться средствами современной для нее эпистемологии. Р. Декарт ввел в оборот методологическую схему субъекта и объекта познания, в русле которой оформился идеал объективной истины («в содержании результатов науки не должно быть деформирующих следов ученого»). Так появилась первая явная норма оценивания научного знания на предмет его истинности (истина/заблуждение). Конечно, ее исторические прообразы можно найти в античной философии (аристотелевская теория корреспонденции, правило исключения логических противоречий) и преднауке (научное знание отличается от мнений). Но заслуга Декарта и других мыслителей Нового времени состояла в том, что они весьма четко сформулировали ряд норм зарождающегося экспериментально-математического естествознания. Он стал автором «правил ума», где нашли место идеал проблемного сомнения, норма анализа (разделения сложной проблемы на простые задачи), правило интуитивной ясности исходных принципов, норма дедуктивной связи гипотезы с эмпирическими следствиями. Заслугой Ф. Бэкона стали правила индуктивного обобщения, которые в дальнейшем уточнялись Дж. Ст. Миллем и другими логиками.
Становление неклассической науки совпало с утверждением позитивистской эпистемологии. Исходя из идеалов субъективистского эмпиризма, Э. Мах высоко оценил феноменологическую термодинамику и жестоко критиковал атомно-молекулярную теорию, а также специальную теорию относительности А. Эйнштейна. Логический позитивизм продолжил
курс на идеал науки, свободной от фундаментальных теорий и философских ценностей. Крах позитивизма совпал с рождением постнеклассической науки и становлением постпозитивизма. К. Поппер, его ученики и единомышленники реабилитировали теорию, позитивную роль философии в науке, вписав науку в эволюционный контекст ценностей жизни. Свое место в этой тенденции обрела советская философия. Несмотря на идеологическую одноцветность того времени Б. Кедров, П. В. Копнин, М. В. Мостепаненко, Л. А. Микешина, М. Мамардашвили, В. А. Лекторский, В. С. Швырев и другие философы на достаточно высоком уровне развивали философию науки, включая тему познавательных ценностей. Здесь следует особо выделить деятельность минской эпистемологической школы во главе с В. С. Степиным. По его инициативе на базе Белорусского государственного университета в 1981 году была проведена всесоюзная научно-теоретическая конференция на тему «Идеалы и нормы научного исследования» и все основные доклады были опубликованы в коллективной монографии под таким же названием. Тем самым были заложены перспективные основы отечественной аксиологии науки.
Краткий экскурс в историю говорит о том, что ценностные измерения науки складывались в течение нескольких веков. Своеобразие этого процесса состояло в том, что в нем участвовали сугубо ученые или философы, но нередко это были личности, которых с равным правом можно назвать и учеными и философами - например, Р. Декарт, Э. Мах, А. Пуанкаре и другие. Кроме того, разработка научных норм поначалу шла без привлечения общей теории ценностей. Исследователи обращались к практике научного познания и в ней искали образцы оценок. Поворотным этапом стало формирование Баденской школы неокантианства: Риккерт и Виндельбанд сделали попытку создать универсальную теорию ценностей.
В этом контексте стало обсуждаться различие естествознания и гуманитарных наук, что не могло не затронуть их ценностные аспекты. Когда шел разговор о таких процедурах как объяснение и понимание, естественно
вставал вопрос о специфике их оценочных норм. Тезис Риккерта о «приведении к ценности» стал одним из решающих критериев специфики гуманитарных наук и мировоззренческой культуры познания. Он пронизывает творчество М. Вебера и других исследователей гуманитарной ориентации.
В рамках идейной борьбы логического позитивизма, постпозитивизма и марксизма стала утверждаться такая модель естественных наук, где ключевое место заняла рефлексия ценностей. Начало этому движению положил Б. И. Гессен, который в докладе на международной конференции по истории науки (1931 г.) дал анализ социально-культурных оснований ньютоновской механики. Тем самым было положено начало систематической социологии науки, где стали обсуждаться социальные ценности научного сообщества (по Р. Мертону — «этос науки»).
Для постнеклассической науки характерно взаимопроникновение философской эпистемологии и аксиологии познания. Исследование оказалось тем процессом, где познание органически переплетено с ценностными актами. Ценности существуют не только в отношениях науки с обществом, они действенны не только в общении ученых друг с другом, в качестве внутренних факторов они регулируют научный поиск.
Таким образом, задача оптимальной координации разных норм и идеалов и осознания единства в многообразии ценностных структур - весьма актуальна. Доклад ректора МГУ им. М. В. Ломоносова академика В. А. Садовничего на IV Российском философском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (24 мая 2005 г., Москва) назывался «Знание и мудрость в глобализирующемся мире». Союз знания и мудрости является хорошей метафорой соотношения когнитивного и ценностного в науке.
Степень разработанности проблемы.
Наука изучается различными школами и направлениями философской мысли. Их объединяющим началом выступает деятельностная структура научного исследования, существующая в разнообразных формах. Если наука
является особым типом рациональности, то каким образом сочетаются знание и ценности? Как эти компоненты дополняют друг друга в таких типичных процедурах науки как постановка проблемы, поиск метода и его пробное применение в форме гипотезы, эмпирическое обоснование и логическое доказательство, оценка познавательных результатов на истинность, влияние мировоззренческих ресурсов на научный поиск? Все эти вопросы лежат в центре внимания современной эпистемологии.
Тема сопоставления научной рациональности с другими типами познавательной культуры исследовалась С. Ш. Авалиани, Т. В. Адорно, М. Вебером, П. П. Гайденко, Дж. Дьюи, A. Etzioni, Э. Кассирером, И. Т. Касавиным, Л. М. Косаревой, У. Куайном, Д. Кэмпбеллом, Г. Когеном, В. А. Лекторским, М. К. Мамардашвили, Л. А. Микешиной, Э. Махом, Р. Мертоном, М. К. Петровым, Ч. С. Пирсом, К. Поппером, В. Н. Порусом, Г. Риккертом, В. М. Розиным, В. П. Филатовым, К. Хюбнером. Обрели устойчивую традицию исследования проблемной нормативности как в научном естествознании, так и в гуманитарном познании. Здесь следует выделить вклад М. Алле, В. Ф. Беркова, М. Вертгеймера, А. М. Дорожкина, У. Джеймса, Дж. Дьюи, Р. Дж. Коллингвуда, Т. Куна, В. П. Кутепова, Л. Лаудана, О.А.Останиной, Ч. С. Пирса, К. Поппера, Дж. Холтона. Оказалось, что выдвижение проблем регулируется особым нормативным комплексом, который центрирован правилом связности и идеалом непротиворечивости.
Решение научной проблемы невозможно без метода. Хотя и нет сегодня научного метода, признанного универсальным, пригодным для любых проблем, но соответствующая структура формируется под каждую исследовательскую задачу. Метод сочетает в себе черты общности и единичности, традиции и новаций. Выбор элементов знания в качестве метода определяется рядом нормативных требований (Е. Agazzi, Н. С. Автономова, Л. Б. Баженов, М. Вебер, К. Г. Гемпель, Н. Будмен, Дж. Дьюи, А. А. Ивин, С. В. Илларионов, А. С. Кармин, А. В. Кезин,
В. П. Кохановский, Т. Кун, Г. Коген, Л. Лаудан, И. Лакатос, Е. А. Мамчур, И. П. Меркулов, Л. А. Микешина, Н. В. Мотрошилова, Е. П. Никитин, У. Ньютон-Смит, Г. А. Подкорытов, Д. Пойа, Ю. В. Сачков, Б. А. Старостин, В. Ф. Юлов, Л. В. Яценко).
Важное место в эпистемологии и аксиологии науки занимает оценка знания на истинность. Анализ выявил наивный характер классической корреспондентской теории, на ее место пришли варианты, подчеркивающие интерсубъективное содержание результатов научного познания. Центром противостояния стала критическая борьба реалистических направлений с формами прагматизма, конвенционализма и релятивизма. Ценностные измерения данного поля рефлексии науки включают в себя критерии выбора теории из альтернативного множества и связаны с Т. В. Адорно, М. Д. Ахундовым, Л. Б. Баженовым, М. Блаугом, И. Валлерстайном, М. Вебером, Г. X. фон Вригтом, G. Gutting, Д. Деннетом, Д. Дэвидсоном, В. В. Ильиным, X. Лэйси, М. Малкеем, X. Патнэмом, Б. П. Пружиным, М. В. Поповичем, Э. М. Чудиновым.
Существенное влияние на науку оказывают мировоззренческие формы: философия, религия, мораль, искусство. Речь идет о ценностях духовного порядка, что актуализирует ряд весьма сложных вопросов взаимодействия чисто рациональных норм с духовными идеалами и иррациональными образованиями (верованиями, образами сверхъестественного, паранаучными феноменами). Все это осмысливается в работах С. Ш. Авалиани, К. - О. Апеля, М. П. Арутюняна, С. Н. Булгакова, Ж. Батая, П. П. Гайденко, Д. Гартмана, Д. Будинга, Фр. Жюльена, Н. С. Злобина, М. С. Когана, И. Т. Касавина, Л. М. Косаревой, X. Лэйси, М. Малкея, М. Мамардашвили, Е. А. Мамчур, Л. А. Микешиной, Ю. М. Осипова, К. Поппера, В. Н. Поруса, А. Риха, В. С. Степина, П. Фейерабенда, А. В. Юревича, G. Shackle.
Объектом диссертационного исследования является регуляция научной деятельности как специализированного способа познания.
>
»
Предмет исследования - взаимосвязь когнитивных и ценностных структур научного познания.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования выступает системная характеристика соотношения знаний и ценностей в содержании научно-познавательной деятельности. Соответственно выстраивается ряд задач:
понять когниции и ценности науки в сравнении с практическим типом познания;
сравнить внутринаучные ценности с ценностями мировоззренческой культуры;
установить различие познавательных ценностей науки и ценностей общения ученых;
выявить специфику норм научной проблемности;
описать своеобразие идеалов, регулирующих формирование метода решения проблемы и его применение;
охарактеризовать основные идеалы научной истинности;
- конкретизировать научные нормы на материале экономической
науки.
Методология исследования. Для достижения цели и решения задач была использована комплексная стратегия. Ее ведущими элементами стали следующие философские, общенаучные принципы и концепции: эволюционная эпистемология, современный системный подход, аксиология науки, ценностная концепция мировоззрения, технологическая концепция сознания.
Теоретическая новизна исследования.
1. Выявлено ценностное отличие науки от практики: познание не ради благ, а ради знаний; дисциплинарная специализация; приоритет проблемного сомнения над верой; систематичность теорий и нормативных структур метода.
2. Установлено единство и различие науки с теоретическим
мировоззрением (ТМ): если в науке логика универсальна, то в ТМ
духовность ограничивает логику; если наука есть развитие объективной
истины, то ТМ плюралистично; если в науке вера рациональна, то в ТМ вера
рациональна и иррациональна; наука - это связь теории и эмпирии, ТМ же
сочетает эмпирию со спекулятивным умозрением.
Разработана концепция дополнительности «этоса» и «методоса». Если ценности «этоса» обслуживают социальные коммуникации ученых (норма публикаций и дискуссий, моральная ответственность и т.п.), то нормы «методоса» регулируют формирование нового знания внутри цикла «проблема - метод - результат». Такая схема сводит спор экстернализма и интернализма к разумному компромиссу.
Обоснован вывод о том, что ценностные процедуры в структуре исследования имеют явный перевес над инструментальным актом. Его подготавливают проблематизация и поиск метода, а завершает оценка результата на истинность.
Научно практическая значимость исследования. Идеи, основные положения и выводы проведенного исследования могут быть использованы в самых различных областях современной жизни. Они значимы для организации деятельности любых научно-исследовательских учреждений, но особую ценность они могут иметь для налаживания оптимальной работы научной школы самого разного уровня: учащиеся - студенты - аспиранты -докторанты. Если нормы «методоса» позволяют научить основным актам научного мышления, то нормы «этоса» помогают исследователю воспринять социальный дух науки (честность, критичность и т. п.).
Апробация диссертационного исследования. Основные положения и результаты исследования докладывались автором:
- на Международной научно-практической конференции «Управление в XXI веке», 21-22 апреля 2005 г., г. Киров.
на Международной научной конференции «Повседневность как текст культуры», 27-29 апреля 2005 г., г. Киров.
на Всероссийской научной конференции «Гуманитарные ценности общества: история и современность», 24-25 ноября 2005 г., г. Киров.
на Всероссийской научно-практической конференции «Социально-антропологические проблемы информационного общества», 14-15 декабря 2005 г., г. Киров.
Положения, выносимые на защиту:
Хотя наука и теоретическое мировоззрение (философия, теология, этика, эстетика) обладают рядом сходных признаков, они подчиняются разным нормативным комплексам: если в науке норма логической непротиворечивости не имеет исключений, то в ТМ она ограничена принципами той или иной духовности.
Нормы «методоса» регулируют все акты научного мышления, кроме инструментального: нормы проблемности помогают выделить проблемное знание; соответствующие нормы задают типичные образцы метода и тем самым ограничивают поиск нужного средства решения; существуют нормы, определяющие истинность результатов (научный факт, эмпирический закон, теория и т. д.).
3. В структуре научного исследования ценностные акты играют
решающую роль. Для активных норм проблематизации знание выступает
пассивным предметом выбора, и эта асимметрия дает проблему. Без
селективного действия методологических норм формирование
теоретического метода невозможно. Инструментальный акт выступает
следствием двух ценностных процедур. Но даже и его результат проходит
оценку на истинность, где фигурируют свои идеалы. Такова диалектика
ценностного и когнитивного в науке.
Наука на фоне жизни
Самой первой точкой отсчета может быть познание, присущее жизни как таковой. Современная этология, основы которой заложили К. Лоренц и другие ученые, убедительно доказывает тезис о том, что все единицы жизни познают. Необходимость познания продиктована коренными условиями жизни. Успешное выживание сводится к адекватному приспособлению организмов к изменяющейся природной среде и размножению. Ключевое место здесь занимает деятельность по нахождению пищи и избеганию контактов с хищниками. Все это предполагает целесообразную ориентацию в своей экологической нише. Она же возможна только тогда, когда особь имеет определенные знания. Представители современной эволюционной эпистемологии (Дж. Кэмбелл, К. Поппер и др.) признают безусловное единство жизни и познания.
Но распространяется ли такое единство на науку? В одной из своих работ К. Поппер высказал мнение, что нет существенной разницы между амебой и А. Эйнштейном, так как все единицы жизни занимаются решением проблем [193, с.77].
С общим пафосом основателя критического рационализма можно согласиться. Человек вписан в контекст общей эволюции жизни и разделяет все ее универсальные черты, включая и познание. Но этот фон единства не должен заслонять существенных отличий. Если эволюция продемонстрировала качественные ступени усложнения, они с необходимостью проявились и в познании. Низшим формам жизни свойственна связь инстинктов с приобретенным знанием. Первые представляют собой врожденные программы, содержащие информацию, ценную для выживания таксона. Это «родовое» знание продемонстрировало свою полезность на широком отрезке эволюции и в силу чего оно закрепилось генетическими механизмами. Инстинкты обслуживают самые важные условия жизнедеятельности, но сами по себе они недостаточны для выживания. Эта форма знания дополняется «прижизненным опытом», который приобретается организмом в ходе научения.
Если инстинкты отражают самые общие условия и в этом смысле «абстрактны», то прижизненный опыт формируется конкретными образами. Такое сочетание позволяет организмам выживать приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам за счет жизненного опыта. И все же в совокупной информационной программе ведущее место занимают инстинкты. Только в их структуре появляется прижизненный опыт, и в ней он способен развиваться [132, с.289-292].
Уровни эволюционной шкалы жизни многообразны: от простейших микроорганизмов до животных-приматов. Соответственно этому выстроилась и «лестница» форм познания. Очевидно, что чем выше уровень жизни, тем выше форма познания. Одна из самых совершенных форм принадлежит высшим животным, среди которых лидируют виды обезьян. Все этологи признают у них наличие «интеллекта». Речь идет о способности особей оперировать приобретенными знаниями и тем самым выстраивать «разумное» поведение.
Хорошо известны опыты В. Келера с шимпанзе в 10-20-е годы XX века. Обезьян ставили в особые ситуации затруднения: помещали пишу (бананы) высоко и за пределами деревьев. За определенный период времени (от 5 минут и более) шимпанзе догадывались поставить несколько ящиков друг на друга и с этой подставки добирались до бананов. Интерпретируя такое поведения, В. Келер полагал, что в его основе лежит мышление как способ решения ситуационных задач [94, с. 266-268].
Если амеба явно «не дотягивает» до ученого А. Эйнштейна (образ предложен и озвучен В. Ф. Юловым), то, может быть, самая умная обезьяна -шимпанзе Султан (нашел решение указанной выше задачи за 5 минут) с Эйнштейном вполне сравнима? Но отрицательный ответ здесь вполне очевиден. Между человеком и обезьяной существуют слишком значительные отличия. Если все животные продолжают оставаться в лоне естественной природы, то человек открыл для себя новое царство культуры, развивается в нем и посредством его. Производство материальных и духовных ценностей стало возможным благодаря ряду факторов, среди которых выделяется сознание. Под ним понимается комплексная способность, в основе которой лежит производство и использование социально-культурных знаний. Это стало возможным благодаря открытию вербального языка, позволившего отказаться от жестких инстинктивных программ и прейти на каналы социальной традиции. Если у животных прижизненный опыт не передается из поколения в поколение, то человеческая культура как раз развивается кумулятивно-исторически. Вербальный язык позволяет сохранить прижизненные знания каждого поколения, и за счет этого у человечества информационные ресурсы непрерывно умножаются. Кроме того, речь и письмо дали возможность создавать знания, не обусловленные внешними сигналами. Так возникло многообразие сверхчувственных форм знания: мифы, мораль, искусство, практические схемы, религиозные верования, философские идеи. На основе такой культуры возникла наука [282, с. 399-409].
Интеллект животных действует в виде системы жестко ориентированных установок. Эта жесткость обусловлена доминированием инстинктивных программ, которые отличаются однозначностью и постоянством. В контексте человеческого сознания интеллект приобрел гибкость и разнообразие способов функционирования. Человек реагирует на обстоятельства внешней среды, он способен конструировать практическую ситуацию, он может игнорировать реальность, создавая какой-то умозрительный проект. Сознание способно быстро переключаться из состояния веры в состояние сомнения. Оно может действовать неосознанно и осознанно, при этом в науке развиваются высшие формы рефлексии (логический и критический анализ, теоретическое доказательство).
Практическое познание и наука
Известно, что наука присуща не всем человеческим этносам. Сотни народов до сих пор живут вне науки, ограничиваясь некоторыми формами мировоззрения и практики. Если сравнивать науку с ними, то у нас обнаружатся новые важные признаки.
Если взять практику и науку, то у них есть как единство, так и различие. Практика представляет собой сугубо человеческий способ жизнедеятельности. Речь идет о социальной активности, предметом которой выступают природа, человек, общественные отношения. Инструментами преобразования являются технические устройства, социальные организации (государство, профсоюзы и т.п.) и знание. Вот почему практическое познание есть обязательный компонент практической деятельности. Его функции состоят в определении целей, в формировании методов их достижения, в оценке конечных продуктов. Цель может быть представлена проектом, и в союзе с методом это дает программу.
Наука едина с практическим познанием структурой деятельности. Как научно-эмпирический опыт, так и научное мышление включают в себя: целевые и проблемные установки, методы исследования и познавательные результаты. Более того, наука имеет свою практику в виде исследовательского эксперимента. Однако, такое единство с необходимостью сопряжено с существенными различиями. Они начинаются с целей. Практическое познание ориентировано на то, чтобы помочь получить некоторое жизненное благо, способное удовлетворить человеческую потребность. Этот конечный продукт имеет материальный характер, фиксируемый нашей чувственностью: построенный дом, реализованная реформа жилищно-коммунального хозяйства и т. п. Что касается науки, то ее универсальная целевая установка - получение особых знаний, познание ради знания. Впервые данную ориентацию сформировали древнегреческие философы (Платон и др.). В практике сопряженность материального продукта и знания относительно проста: если спроектированное благо конституировалось, значит, мобилизованные представления оказались правильными и ими распорядились эффективно. Как отмечал Ф. Бэкон, здесь произошел «плодоносный опыт».
В науке дело обстоит намного сложнее из-за наличия двух уровней: эмпирии и теории. Потребность в исследовательском эксперименте возникает при наличии теоретической гипотезы. Из нее дедуцируют эмпирические следствия, и эти предсказания закладываются в основу «светоносного опыта» (Ф. Бэкон). При реализации эксперимента сравнивают ожидаемые данные с фактическими. Их расхождение бросает явную тень подозрений на гипотезу, а соответствие укрепляет доверие к ней. Но для четких оценок требуется некоторое множество повторных экспериментов и теоретическая работа, далекая от простых логических заключений.
Виды практики и формы практического познания разнообразны. Самой простой является обыденно-бытовая практика, интегрирующая в себя всех и каждого. Пользование бытовыми вещами и приборами, приготовление элементарных пищевых блюд, ориентация в населенных пунктах, городах и в нежилых местах, а также многое другое входит в жизнедеятельность подавляющего большинства людей. При всей обычности такая практика требует своего познания, и его реализация дает знание, которое можно назвать «жизненно-практическим опытом». Нередко его называют «здравым смыслом», так как это знание аккумулирует в себе образы тех связей, которые чаще всего проявляются в жизни каждого индивида. За счет такой широкой распространенности данные представления позволяют людям успешно общаться и понимать друг друга. Жизненно-практический опыт отличается разнообразием и синхронностью. В него входят образы организации домашнего быта, знание знакомых людей и опыт общения с ними, представления непосредственных контактов с природной средой и животными, опыт профессионального труда и многое другое. Между данными когнитивными блоками нет четких разделительных линий. Однако здесь надо учесть существование и некоторой специализации в виде «народной медицины» (целительства), «народных технологий» (поиск воды, строительство домов, колодцев, кладка печей т. п.).
Формы специализации в практике и науке качественно отличаются друг от друга. В сфере науки «разделение труда» более глубокое и оно имеет четкую дифференциацию. Если в научной медицине пульмонолог никогда не будет подменять хирурга и наоборот, то народный целитель чаще всего работает в широком режиме. Но самое главное: практики специализируются по видам деятельности, а ученые - по группам знания. Последние демонстрируют ясные и определенные дисциплинарные границы: физика, химия, биология, история и т. п. Четкая специализация по объектам исследования как раз и отличает научное знание от «здравого смысла». В ее рамках когнитивные продукты получают особые и глубокие смыслы. Очень часто они противоречат обыденным представлениям. Так, физика Аристотеля была основана на практических наблюдениях за движением людей и животных. Стамрит обобщил их в виде формулы: скорость любого механического движения тела зависит от приложенной к нему силы. Этот вывод Галилей не признал научным. Мыленными и реальными экспериментами он обосновал понятие инерции как такого состояния, которое не требует силовых источников. В формуле Галилея - Ньютона установилась связь между силой и ускорением. «Инерция» есть сугубо научное понятие, и его изучение на основе обыденного опыта ученики испытывают интеллектуальные затруднения. Их разрешают учитель и учебники посредством методических разъяснений. Нечто подобное требуется «человеку с улицы», который сталкивается с научными теориями. Здесь требуются усилия популяризации со стороны ученых или других подготовленных лиц (философов, журналистов и т.п.).
Единство и различие ценностей «методоса» и «этоса»
Актуальность дальнейшей разработки проблем методологии и аксиологии науки вряд ли требует особых доказательств. Само возрастание роли науки в жизни общества заставляет задумываться о «стоимости» результатов научных исследований, о ценностях, характеризующих не только итоги, но и весь научный процесс. Один из примечательных примеров к этой ситуации - статья Л. Б. Баженова «Обладает ли наука особым эпистемологическим статусом?», опубликованная в 1988 году в журнале «Вопросы философии». Здесь была заявлена теоретическая позиция, в которой естественные науки («сайенс») жестко противопоставлялись гуманитарным дисциплинам («гуманитес»): гуманитарные изучают сферу ценностей, а естественные - «объекты среди объектов». То есть к «сайенс» неприменимы аксиологические оценки, поскольку здесь нет ценностного отношения, а реализуется поиск объективной истины (10, с. 114-116). Такая точка зрения нам представляется слишком категоричной.
Конечно, чувствуется определенная идейная перекличка мнения Л. Б. Баженова с позицией неокантианцев. Как раз они внесли весомый вклад в знаменитую дискуссию о различии наук о природе и наук о духе. В.Виндельбанд, в частности, показал, что в естествознании используется номотетический метод, помогающий образовывать эмпирически общие понятия и отыскивать общие законы природы. В гуманитарных же науках, и особенно в истории, применяется идиографический метод, направленный на изображение единичного и особенного. Одна и та же действительность для номотетической стратегии выступает природой, а для идиографического подхода она становится историей. Этот подход стал развивать Г. Риккерт. Он отверг понятие «науки о духе» как неточное и вместо него предложил концепцию «наук о культуре», уточнившую противопоставление генерализирующего метода естествознания индивидуализирующему методу истории.
Действительность в виде «голых» фактов является лишь материалом для дальнейшей научной обработки. Научная определенность возникает тогда, когда к фактическому сырью применяется научный метод. А здесь существуют два способа действия. Если посредством идей - понятий осуществляется обобщение фактов с игнорированием культурных ценностей, ученые исследуют природные объекты естествознания. В случае отнесения объектов к ценностям культуры и выделения индивидуальных и единичных особенностей - конституируется историческая наука. Руководствуясь определенными ценностями, ученый производит выбор существенного из огромного множества несущественных фактов. Смена ценностной позиции выделяет в изучаемом объекте различные аспекты. При этом метод «отнесения к ценности» радикально отличается от метода «оценки». Историк исследует объект как наличное или свершившееся благо, но не занимается его оценками (не осуждает и не хвалит), оно для него фактично. [205, с. 92-97]
Как полагал Риккерт, обобщающий и индивидуализирующий методы -это лишь крайние полюса, между которыми располагается вся научная деятельность. Отсюда вытекает относительность различения естествознания и исторических наук о культуре. Исторический метод правомерен во многих дисциплинах, изучающих природу (биология, космология и т.д.), а генерализация понятий широко применяется в исторических науках, лингвистике, политической экономии, социологии и т.п. Взаимная дополнительность двух противоположных методов делает большинство наук промежуточными, соединяющими особенности естествознания и наук о культуре. И все же Риккерт предпочитает культурологический подход. «Естественно-научная точка зрения скорее подчинена исторической и культурно-научной, так как последняя значительно шире первой. Не только естествознание является продуктом культурного человечества, но также и сама «природа» в логическом смысле есть не что иное, как теоретическое культурное благо, т.е. значимое, объективно ценное понимание действительности человеческим интеллектом, причем естествознание должно даже всегда предполагать абсолютную значимость связанной с ним ценности». [205, с. 127]
То, что Риккерт высказал в виде перспективной идеи-догадки, в XX-XXI веках стало предметом детального обсуждения. В ходе напряженных дискуссий представители феноменологии, герменевтики, постпозитивизма, советской эпистемологии вписали науку в контекст культуры. В рамках социологии науки создана понятийная система о науке как особом социальном институте. Процесс индивидуального и коллективного творчества, игра воображения и фантазии, роль традиций и новаций были исследованы психологией науки. Что же касается эпистемологии и методологии, то здесь развивается аксиология науки. Ее идейные основы были заложены еще древними философами и к настоящему времени доведены до относительно высокого уровня. Научное знание здесь рассматривается во множестве ценностных измерений, оно подвергается актам оценивания, где действуют определенные нормы и идеалы. Итак, научная деятельность двойственна, ибо выступает в виде познания реального мира и в виде его ценностного осознания. Если первое дает знание об объектах, то второе - нормативные значимости для научного субъекта [76, с. 25-26].
Качество аксиологии определяется уровнем разработки гносеологических понятий. Если теория познания страдает наивностью, натуралистическим редукционизмом и другими бедами маломощной рефлексии, то и вытекающая из нее концепция ценностей будет слабой и невразумительной. Вот почему Риккерт, прежде чем заявить свою теорию ценностей, занялся критикой теории отражения: в традиционном изложении она чрезмерно проста, наивна и натуралистична, активную роль отдает внешнему, а чаще всего, природному объекту, оставляя исследователю пассивную роль зеркала. Серьезные трудности испытывает теория отражения с трактовкой совпадения знания как копии с объектом как оригиналом. Получается, что прогресс познания зависит исключительно от того, в какой мере удается дать повторение действительности. Но если действительность бесконечно разнообразна, то как возможно отражательное копирование? Кроме того, ориентация на внешний объект оставляет неразрешимой задачу выделения мер ценности знания.
Место нравственных ценностей в экономике и экономической науке
То, что экономика пронизана всевозможными ценностными отношениями, является очевидностью. Все блага, которые производятся здесь, обретают несомненный статус социально-материальных ценностей. К ним мы относим очень многое: пищевые продукты, одежду, все виды жилья, технику, общественные услуги и даже информационные продукты. На этом фоне нетривиальной становится задача определения ценностных аспектов экономической деятельности. Конечно, в ней существует множество элементов, которые можно считать ценностно-нейтральными: языковые коммуникации, социальные институты, рациональные расчеты и калькуляции и т. п. Что касается ценностных аспектов, то все они представлены идеальными и духовными формами сознания. Если ценностно-нейтральные элементы указывают на то, как надо принимать экономические решения и оценивать результаты деятельности, то ценностные аспекты определяют целевые мотивы хозяйствования. Если идеальные ценности относятся к практическому познанию, то духовные ценности выражают активность мировоззрения экономического субъекта. Лишь в рамках последних можно говорить о гуманизме/негуманизме экономики, что указывает на моральный контекст.
Многие исследователи признают необходимый характер связи морали с экономической деятельностью. Будучи моральным существом человек не может не вносить моральные оценки в свою хозяйственную деятельность. Такая органичность имеет исторический характер, что подтверждается рядом ученых - экономистов. Если моральные нормы менялись, соответственно менялось и значение хозяйственной активности людей. Но эта истина была еще не доступна классикам экономической теории. Так, современный британский исследователь К. Поланьи критикует А. Смита за неправомерное приписывание дикарям склонности к торгу и обмену. Вплоть до XVI века у людей на Земле не было рыночной психологии, где обмен выступает главным мотивом. Основными ценностями традиционного общества были бескорыстие и коллективизм. Вместо торга и корыстного обмена господствовал обмен эквивалентными дарами. К примеру, одна община, занимавшаяся сбором плодов, обменивала плоды на рыбу, которую ей предоставляло другое племя. Здесь нет меновой торговли, а есть взаимовыгодное перераспределение разных благ. Такая экономика перераспределения, где даже налог рассматривается в качестве добровольного дара, определяло жизнь не только первобытной общины, но и рабовладельческой деспотии, и феодальной системы домашних хозяйств. Все социальные институты традиционного общества (обычаи, ритуалы, законы) ограничивали мотив наживы [192, с.55-66].
Французский исследователь Ж. Батай (1897-1962) солидарен с К. Поланьи. Вполне аргументированно он показывает, что в традиционном обществе высшими ценностями выступали непроизводительная слава и религиозная мораль. Например, ацтеки в моральном отношении - наши полные антиподы. Если мы заботимся о труде, то они - о потреблении в форме жертвоприношения. Каждый год около двадцати тысяч пленников и нарушителей законов умерщвлялись и ритуально поедались на вершинах храмов-пирамид. Кроме того, у ацтеков была распространена практика дарения как способа обретения социального престижа и власти над другими [13,с.22-69].
Рубеж XV и XVI веков в Европе характерен становлением капитализма, когда сердцем экономики стал рынок, а его субъектом — «экономический человек». Новое общество рождалось путем радикальных сдвигов в мировоззренческих ценностях. Если ранее господствовали отношения между людьми, то теперь верховенство перешло к отношениям между людьми и вещами. В условиях феодализма индивиды были подчинены социуму, при капитализме личность собственника обретает политическую и экономическую свободу. Главным мотивом «экономического человека» становится получение личной максимальной прибыли [63, с.121-123].
Одновременно с капитализмом формировались основы экономической науки. Ее идейные контуры вырастали в трудах богословов, правоведов -канонистов и философов. Христианские мыслители отрефлексировали специальную категорию «политика» (Н. Макиавелли и др.), и через нее возник термин «экономика» (политическая экономия). Таким образом, идейной основой экономической науки стали ценностные суждения мировоззренческого характера. В 1929 году шведский экономист Г. Мюрдаль убедительно показал, что нормативность сопровождает все развитие экономических учений. Хотя, для экономистов ранних периодов эта мысль представлялась проблематичной.
Каким способом существуют нравственные ценности: рационально или иррационально, осознанно или неосознанно? Французский биолог Ж. Моно (1910-1976) в своей книге «Случайность и необходимость» (1970) провел мысль об иррациональности традиционной морали. Многие ее нормы не формулируются, они далеки от истинного познания и являются сугубо субъективными фикциями. Поскольку магистралью человеческого познания стала наука, то человечество должно заменить старую мораль новой этикой. Она будет отличаться тем, что пройдет этап обоснования научным методом. Эту позицию Моно подверг резкой критике австрийский экономист Ф. А. фон Хайек (1899-1992). Французский ученый попал в ловушку сциентизма, который из науки сотворил кумира. Да, в сравнении с наукой мораль во многом иррациональна и как раз в этом ее отличительное достоинство [264, с.99-103]. Во многих обществах нравственные нормы существуют и проявляются в виде смутного неприятия действий определенного рода. Такие состояния помогали людям ориентироваться в социальной обстановке и производить эффективный выбор линии поведения. Индивиды приобретали привычку вести себя таким образом, что, сами того не подозревая, увеличивали вероятность своего выживания, как и своих семей и других групп. Назвать это «рациональным знанием» нельзя, а признать элементов спонтанного расширенного порядка, к которому относятся рынок и деньги, можно [264, с.235-238]. Такие нравственные правила, как бережливость, уважение к собственности, честность и другие создали и поддерживают структуры рынка [264, с. 123].
