Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Интенциональность и значение 11
1.1. Интенциональность и значение в феноменологии Гуссерля 11
1.2 Значение как отправная точка феноменологии и аналитической философии 29
1.3. Интенционалистский анализ значения в аналитической философии 46
1.4. Экстерналистская критика интенционализма 62
1.5. Неогуссерлеанская концепция референции 86
Глава II. Интенциональность и онтология научного натурализма 94
2.1. Критика концепций «отказа» от объяснения сознания 98
2.2. От «онтологии от первого лица» к идее уровней интенциональности ,...113
2.3. Гетерофеноменология Деннета 130
2.4. Натурализованная феноменология 149
Заключение 156
Библиография 158
- Значение как отправная точка феноменологии и аналитической философии
- Неогуссерлеанская концепция референции
- Критика концепций «отказа» от объяснения сознания
- Натурализованная феноменология
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Философия сознания сегодня представляет собой наиболее динамично развивающуюся ветвь философского знания. Это направление постепенно перерастает рамки чисто умозрительной дисциплины и активно взаимодействует с эмпирическими исследованиями в области когнитивной науки, лингвистики и теории искусственного интеллекта. При этом значительное число работ, выходящих сегодня в рамках аналитической философии сознания, посвящены проблеме интеациональности. Классический тезис Брентано, направленный на различение ментальных и физических феноменов был восстановлен Родериком Чизолмом в новом контексте лингвистической философии и использован как критический аргумент против физикализма, утверждавшего принципиальную сводимость всего знания к предложениям физики. С точки зрения Чизолма, физикализм является неудовлетворительной концепцией, поскольку существует особый класс интенциональных предложений, которые не могут быть редуцированы к предложениям естественных наук [Chisholm, 1957].
Развитие аналитической философии сознания приводит к актуализации темы интенционалыюсти в рамках этой традиции. Еще в 1968 году Дэвид Армстронг в своей классической работе [Armstrong, 1968] указал, что любая теория сознания должна либо объяснить феномен интенциональности, либо элиминировать его. Изучая современную литературу, посвященную аналитическим теориям сознания , можно отметить, что этот тезис сохраняет свое значение. Понимание природы сознания по-прежнему опосредовано объяснением феномена интенциональности.
Также интенциональность изначально является центральной проблемой другой крупнейшей традиции в философии XX века, феноменологии. Феноменология анализирует структуры опыта, опираясь на интенциональность как базовое свойство сознания. Развитие аналитической философии сознания и смежной эмпирической дисциплины - когнитивной науки - приводит к сближению проблематики этих двух традиций. Проблема единства философского знания и единства наших представлений о мире вообще требует тщательного изучения причин и перспектив такого сближения, которые, с нашей точки зрения, не были случайными. Как отмечают Деннет и Хоглэнд, «интенциональность, возможно, является точкой конвергенции этих двух традиций» [Dennett, Haugeland, 1987].
1 В качестве репрезентативного источника здесь можно указать, например [Chalmers, 2003].
Проблемы, с которыми аналитические философы, изучающие язык и сознание, столкнулись во второй половине двадцатого века, заставили их обратиться к анализу традиционной концепции интенциоиальности, восходящей к Брентано. А это открыло возможный путь для сближения с феноменологической мыслью. Именно этот процесс обращения аналитической философии сознания к традиционным для феноменологии проблемам позволяет, например, американскому исследователю Шону Келли утверждать, что «несмотря на множество методологических, стилистических и даже сущностных философских различий, феноменология и аналитическая философия сознания пересекаются в главном: феномен интенционалыюсти находится в центре обеих традиций» [Kelly, 2000,3].
Исходя из такой установки, в данном исследовании мы покажем взаимосвязь между феноменологической проблематизацией интенциоиальности и анализом интенционалыюсти в современной аналитической философии сознания. Мы будем доказывать, что феноменология может быть ассимилирована аналитической традицией, причем результаты такой ассимиляции окажутся значимыми для современной философии сознания.
Под интенциональностыо мы будем понимать свойство системы быть направленной на некоторый объект. В качестве такой системы, если не оговаривается иное, мы будем подразумевать сознание. С нашей точки зрения, интенциональность, определенная столь широким образом, является понятием, релевантным как для феноменологии, так и для аналитической философии сознания.
Неудивительно, что исследователи обеих традиций сталкиваются с идентичными проблемами, касающимися онтологии интенциональных состояний, а также их роли в теории значения и теории восприятия. Именно в этом смысле мы можем говорить о наличии единого проблемного поля, выстраивающегося вокруг понятия интенциональности. Наше исследование направлено на демонстрацию существования такого единого проблемного поля при помощи последовательного анализа перспективы методологической конвергенции феноменологии и аналитической философии сознания.
В исследовании мы обращаемся, прежде всего, к концепции Гуссерля как родоначальника феноменологии, поскольку «... теория Гуссерля, являющегося фундаментальной и масштабной попыткой абстрактно-феноменологического осмысления структур и механизмов сознания, заслуживает не только историко-философского, но тщательного семантического, лингвистического рассмотрения» [Петров 1995, 11]. Мы считаем, что нынешнее состояние аналитической философии сознания делает ее наиболее созвучной именно феноменологии Гуссерля. Дальнейшее развитие аналитической
традиции может сблизить ее с другими феноменологическими концепциями (Хайдеггера, Мерло-Понти).
В работе мы останавливаемся на двух, центральных с нашей точки зрения вопросах, связанных с интенциональностью: это вопрос о природе значения в его связи с интенциональностью, а также вопрос об онтологическом статусе интенциональных состояний. С нашей точки зрения, эти вопросы тесно связаны, поскольку любая попытка элиминации онтологии феноменального опыта должна показать, как возможна теория значения в рамках такой установки.
Основными источниками, сформировавшими наш интерес к теме интенциопальности в современной философии сознания, стали тексты Джона Серла [Серл, 2002], Дэниела Деннета [Dennett, 1991] и Кристиана Байера [Bayer, 2000]. Они во многом определили перспективу данного исследования. Благодаря этой перспективе, наше прочтение феноменологии является достаточно специфическим, оно во многом обусловлено опытом интерпретации текстов по аналитической философии сознания. Поскольку наша работа не является историко-философской, то в наши задачи не входила как можно более точная реконструкция концепции Гуссерля. Скорее, мы стремились к выявлению в ней точек, сближающих ее с аналитической мыслью.
При этом, ключевая гипотеза нашей работы состоит в том, что сознание и интенционалыюсть должны изучаться в рамках современной естественнонаучной парадигмы. Мы считаем, что сознание не может объясняться «от первого лица», исходя из факта собственной данности, поскольку это фактически ведет к отказу от объяснения и возвращения к картезианской картине мира. Поэтому сознание должно быть включено в физическую реальность, «натурализовано». Любая теория сознания, претендующая на способность быть включенной в состав наших современных знаний о мире должна быть, с нашей точки зрения, эксплицитно монистической и материалистической.
Степень разработанности проблемы
Феномену интенционалыюсти посвящено значительное число работ, главным образом зарубежных. Среди главных аналитических трудов по этой теме мы можем выделить работы Джона Серла [Searle, 1982], Дэниела Деннета [Dennett, 1991], Колина МакГинна [McGinn, 1993], Томаса Нагеля [Nagel, 1986]. В последние годы были опубликовано большое количество статей, посвященных интенциопальности. Существует несколько обзорных и критических работ таких как, например [Lyons, 1995].
Феноменологическая традиция изучения интенциопальности еще более обширна.
Помимо классических работ Гуссерля [Гуссерль: 1994, 1999, 2001], Хайдеггера [Хайдеггер, 2001], Сартра [Сартр, 2001] и Мерло-Поити [Мерло-Понти, 1999] мы можем отметить работы таких более поздних феноменологов как Зюссбауер [Sussbauer, 2000] или Драммонд [Drummond, 1990]. Англоязычная феноменология (далее в тексте работы мы будем объединять некоторых ее представителей в «аналитическую феноменологию», изучающую феноменологию в перспективе аналитической философии) сформировала свою традицию изучения интенциональности.
Непосредственно проблеме интерпретации взаимного влияния
феноменологических и аналитических теорий интенциональности, а также построению синтетических теорий, также посвящен ряд работ. Классическая статья принадлежит здесь Фёллесдалу [Фёллесдал, 2004].
При написании текста данной работы мы использовали значительный корпус текстов, ориентируясь главным образом на наиболее актуальные работы последних двадцати лет. Помимо сочинений Гуссерля, особую важность для нас имела монографии Кристиана Байера, Дэниеля Деннета, Джона Серла. Также следует отметить работы англоязычных ученых, изучающих феноменологию, таких как Хьюберт Дрейфус, Дагфин Фёллесдал, Рональд Макинтайр, Дэвид Смит. Среди авторов, разрабатывающих семантические проблемы, которые обсуждаются нами в первой главе, следует отметить Хилари Патнема, Сола Крипке, Джона Перри, Гарета Эванса.
Из работ отечественных исследователей мы, прежде всего, хотели бы отметить труды В.И. Молчанова [Молчанов: 1988, 2004] и Н. Мотрошиловой [Мотрошилова: 1999, 2003], которые во многом стали для нас ключом к пониманию феноменологической философии. Большое значение для нашей работы имела монография А.Л. Блинова [Блинов, 1998]. Отдельно нужно упомянуть недавнюю монографию Н.С. Юлиной, посвященную философии Деннета [Юлина, 2004].
Объект исследования: интенциональность сознания как центральное понятие феноменологии и аналитической философии сознания.
Предмет исследования; совокупность результатов, полученных в рамках изучения интенциональности, а также их содержание и роль для философии сознания.
Цель исследования состоит в том, чтобы при помощи анализа теорий интенциональности, представленных в аналитической философии сознания и
феноменологии, прояснить перспективы конвергенции этих традиций и значение такой конвергенции для философии сознания.
Для достижения указанной цели в процессе исследования необходимо решить следующие задачи:
Выявить и описать концептуальный фон, объединяющий аналитическую философию сознания и феноменологию в связи с феноменом интешдиональности. Прояснить причины интереса новейшей аналитической философии к феноменологии Гуссерля. Показать связь между интенциональностью и теорией значения (референции), релевантную как аналитической философии, так и феноменологии.
Критически описать интенционалистские теории значения, предложенные в рамках аналитической философии. Рассмотреть критику таких теорий в рамках дискуссий о семантическом интернализме и экстернализме. Продемонстрировать несовместимость наиболее развитой теории этого класса с онтологией натурализма, характерной для аналитической традиции.
Показать значимость неогуссерлианской (феноменологической) теории референции для современных аналитических дискуссий по этому вопросу.
Рассмотреть перспективу возможности изучения интенциональности сознания в рамках онтологии натурализма. Критически оценить методологические и онтологические импликации рассмотрения сознания «от первого» и «от третьего лица».
Критически описать основные проекты натурализации интенциональности в рамках аналитической философии.
Рассмотреть связь феноменологии и онтологии натурализма. Показать, как возможна натурализация феноменологии. Выявить следствия такой натурализации для философии сознания.
Решение поставленных задач осуществляется с опорой на следующую теоретическую и методологическую базу.
Основной метод, который использовался нами при написании работы, - это метод рациональной реконструкции. Смысл этого метода состоит в прояснении знакомых, но неясных и неточных понятий, утративших свою прозрачность и определённость в
философской традиции. Другим методом станет метод конструирования мысленных экспериментов, общепринятый в аналитической традиции.
Мы также задействуем сравнительный и исторический метод, вскрывая истоки и предпосылки формирования единого проблемного поля двух философских традиций.
Новизна предложенного исследования может быть суммирована в следующих положениях:
Впервые в отечественной литературе осуществлен комплексный анализ теорий интенциональности сознания, представленных двумя крупнейшими традициями философии последнего столетия. Продемонстрировано концептуальная связь между этими теориями.
На этом материале проанализирована связь интенциональности и референции, а также показано значение неогуссерлианской теории референции для современной аналитической философии.
Описана перспектива натурализации феноменологии, а также ее ассимиляции в рамках аналитической традиции в качестве прагматической модели описания сознания.
Положения, выносимые на защиту:
Аналитическая философия сознания и феноменология понимает под интенциональностыо один и тот же феномен, а именно свойство сознания быть направленным на некоторый объект. Изучение интенциональности позволяет прояснить, перспективы сближения этих двух традиций в современном контексте.
Такое сближение может иметь два аспекта. Во-первых, это проблема формальной структуры интенциональности. Этот вопрос тесно связан с проблемой референции, а в более широком контексте с проблемой того, как именно мы мыслим и говорим о конкретных пространственно-временных объектах. Во-вторых, это проблема того, как интенциональность сознания может быть объяснена в рамках онтологии научного натурализма. Теория интенциональности Гуссерлем релевантна современным дискуссиям в аналитической философии, посвященным теории референции. Неогуссерлианская теория референции представляет собой разновидность семантического экстернализма, а именно экстернализм без зависимости от объекта.
3) Для того, чтобы осуществить перенос неогуссерлианской теории референции на
аналитическую почву, необходимо показать, как возможно совместить феноменологию и
научный натурализма. В рамках методологии, предложенной Деннетом,
интенциональность рассматривается нами как прагматическая установка, позволяющая
предсказывать поведение некоторых сложных систем. Феноменология не является онтологической программой, но лишь методологией описания структур сознания. Феноменология поэтому совместима с онтологией научного натурализма, а также с современными эмпирическими исследованиями в области когнитивной науки.
4) Сознание и интенциональность могут быть адекватно описаны и объяснены в рамках онтологии научного натурализма, что гарантирует единство нашего знания о мире.
Теоретическое и практическое значение диссертации заключается в описании интенционалыюсти сознания как единого проблемного поля аналитической философии и феноменологии, в прояснении формальной структуры интенционалыюсти средствами феноменологии и в указании на то, как интенциональность и феноменология могут быть натурализованы. Это имеет большое значение для дальнейших перспектив изучения сознания в рамках обеих традиций. Аналитическая философия получает в свое распоряжение мощный феноменологический метод и язык описания. Для феноменологии, в свою очередь, это может означать открытие целого класса современных эмпирических исследований в области когнитивной науки.
Материал диссертации и приведённые результаты можно использовать при чтении общих курсов по философии и спецкурсов по проблемам философии сознания, а также исторических курсов по аналитической философии, при ведении семинаров по этим курсам.
Апробация диссертации
Автор выступал с докладами, посвященными обсуждаемым в диссертации проблемам, в 2005 году на IV Российском конгрессе "Философия и будущее цивилизации", а также в 2006 году на Второй Междисциплинарной конференции «Философия сознания: история и современность. Вторые грязновские чтения».
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
Интенциональность и научный натурализм. //Вестник МГУ. Серия: Философия. № 2, 2007, с. 20-38.
Теория значения Гуссерля в контексте критики интенционалистской теории референции в аналитической философии. // Аспекты: сборник статей по философским проблемам истории и современности: Вып. III. М.: Современные тетради, 2005.
Онтология феноменального опыта и стратегии объяснения интенционалыюсти. // Тезисы IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации». М, 2005.
О некоторых особенностях становления понятия интенционалыюсти в аналитической философии. // Monstera. Философские проблемы социально-гуманитарного знания. Выпуск 4. Москва, МГТУ «МАМИ», 2004.
Гуссерль и Фреге: к проблеме взаимосвязи аналитической философии и феноменологии. // Monstera. Философские проблемы социально-гуманитарного знания. Выпуск 5. Москва, МГТУ «МАМИ», 2005.
К критике концепции уровней интенциональности Фреда Дрецки. // Monstera. Философские проблемы социально-гуманитарного знания. Выпуск 4. Москва, МГТУ «МАМИ», 2006.
7. Словарные статьи: Аномальный монизм. Дуализм свойств. Интенциональная
установка. Референция. Экстернализм. Эмерджентность. // Словарь современной западной
мысли (в печати).
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, двух глав (девяти параграфов), заключения и библиографического списка. Логика построения работы соответствует логике решаемых в ней задач. Последние параграфы первой и второй главы содержат основные результаты соответствующих этапов исследования.
Значение как отправная точка феноменологии и аналитической философии
В предыдущем параграфе мы кратко обращались к теме отношений между семантическими концепциями Фреге и Гуссерля. Теперь мы должны рассмотреть этот вопрос более подробно. Заметим, что обсуждение, представленное ниже, имеет не столько историко-философский, сколько концептуальный интерес для нашей работы. Дело в том, что семантика Фреге не только представляет собой классическую теорию ранней аналитической философии, но и остается одной из наиболее обсуждаемых в современной литературе. Во многом этому способствовало появление различных неофрегеанских теорий, и в частности, концепции, представленной Майклом Даммитом. Ниже мы постараемся показать, что концепция Гуссерля не только очень близка семантике Фреге, но что она, возможно, имеет также определенные теоретические преимущества по сравнению последней. И именно эти преимущества делают ее актуальной сегодня.
Многие исследователи (см., например, [Ладов, 2001]) отмечают тематическое единство ранней аналитической философии и феноменологии: обе традиции возникли из оппозиции психологизму и релятивизму, начав с создания теории значения. В аналитической философии основополагающим текстом стала статья «Смысл и значение» Фреге, в феноменологии - Логические исследования Гуссерля. Проблема значения, таким образом, является пунктом, исторически объединяющим аналитическую философию и феноменологию на этапе их становления, и вновь связывающих их сегодня, когда аналитическая философия акцентируется на проблеме сознания.6
В своей работе «Происхождение аналитической философии» Даммит [Dummett, 1993] утверждает, что основанием данной традиции выступил лингвистический поворот, который понимается им как эвристическое сведение всех традиционных проблем философии к проблемам языка. Отмечая параллелизм мысли Гуссерля и Фреге, Даммит утверждает, что основатель феноменологии не смог распознать важности лингвистического поворота и остался, таким образом, за рамками аналитического движения. Фреге, напротив, сосредоточил свой анализ на выражениях языка и открыл дорогу для позднейшей лингвистической философии.
Интерпретация Даммита представляется нам корректной. С точки зрения лингвистической философии Гуссерль действительно остался архаическим мыслителем-менталистом. Однако из перспективы сегодняшнего состояния дел в аналитической традиции здесь не всё так однозначно. Во-первых, аналитическая философия в послевоенный период перестала быть чисто лингвистической. В ней появилась линия, которую Серл называет философией языка. И если лингвистическая философия - это, прежде всего, методологическая программа, утверждающая, что философия должна сводиться к анализу языковых выражений, то целью философии языка является прояснение того, чем является сам язык. Здесь особое место занимает теория языка Хомского, постулирующая наличие у человека врожденных когнитивных структур. Во-вторых, наиболее интенсивно развивающейся ветвью аналитической философии является сегодня именно философия сознания. В этом контексте нам представляется, что возвращение современной аналитической философии сознания к тем проблемам, которые стояли перед феноменологией Гуссерля, не является случайностью. В основании методологии ранней аналитической философии лежал прямой запрет на выход за пределы языковых проблем. Этот эвристический прием позволил получить значительные результаты, но он же стал причиной стагнации исследовательской программы аналитической философии к середине XX века.
Достаточно радикальная интерпретация Ричарда Кобб-Стивенса [Cobb-Stevens, 1990] утверждает, что классический аналитический проект не может быть осуществлен, поскольку логический анализ само по себе не может установить какой-либо связи между словами и вещами. Кобб-Стивенс замечает, что критика психологизма, осуществленная Фреге, привела к принятию стандартной конвенции внутри аналитической философии, согласно которой философия может быть защищена от релятивизма только при помощи апелляции к логике и семантике при полном отделении последних от интуиции субъекта. Логический анализ должен был заниматься отношениями смысла и референции без обращения к тому, как мы фиксируем единичные объекты в восприятии. Гуссерль, напротив, весьма детально описывал восприятие и связывал его при помощи своей теории интенциональности с семантикой. Ключевым различием становится здесь то, что в теории Гуссерля находится место для до-предикативного интенционального содержания.
Уже в 50-ые годы прошлого столетия традиционной темой аналитической мысли становится проблема сознания. Постепенно от узкой темы «сознание-тело» философия сознания расширяется до более масштабных эпистемологических программ, связанных с исследованиями в области когнитивных наук и теории искусственного интеллекта. В определенном смысле мы можем утверждать, следовательно, что феноменология Гуссерля одновременно является архаической теорией, созданной до лингвистического поворота, и опередившим свое время прообразом современных когнитивных теорий, направленных на прояснение формальной структуры нашего опыта и его связи с языком.
Ниже мы обсудим некоторые важнейшие аспекты отношений между теориями Фреге и Гуссерлем, отталкиваясь от общего идеологического поля, в которых развивалась их мысль. Во второй части параграфа мы рассмотрим интерпретацию понятия ноэмы, предложенную Дагфином Фёллесдалем.
Неогуссерлеанская концепция референции
В предыдущих параграфах мы видели, как интенционализм в современной аналитической философии связан с дискуссиями по поводу экстерпализм и интернализма в теории сознания и семантике. Мы также обратили внимание на то обстоятельство, что многие проблемы, стоящие сегодня перед аналитическими мыслителями, в действительности имеют коннотации в тех вопросах, которые решались в рамках феноменологии Гуссерля.
Ниже мы обратимся к тому, как в рамках современной аналитической философии может быть реконструирована теория референции Гуссерля, методологически приемлемая для обеих традиций. В своих рассуждениях, представленных в данном параграфе, мы будем ориентироваться на результаты, представленные в монографии Кристиана Байера [Bayer, 2000].
Как известно, в рамках современной аналитической философии ведется острая полемика относительно природы референции. В противовес классическим или дескрипционистским теориям, восходящим к Фреге и Расселу, в новейшей литературе была сформулирована группа так называемых новых теорий референции, оспаривающих основной тезис дескрипционизма, согласно которому смысл определяет референт. Аналитическое прочтение Гуссерля, инициированное интерпретацией Фёллесдала, в основном дистанцировалось от вопросов, поднятых этими теориями. Ниже мы покажем, как феноменологическая концепция референции оказывается релевантной новым теориям референции аналитической философии.
Будем считать, что референция является прямой в том случае, когда она сингулярна, то есть, когда она направлена на объект, который идентичен во всех возможных мирах, в котором данный объект существует. В таком случае, если референт индивидуируется исключительно дескриптивно при помощи некоторого атрибутируемого ему свойства, то референция является неопределенной, потому что она может указывать на различные объекты в разных мирах. Например, «автор Логических исследований» указывает на Гуссерля в реальном мире, но может указывать на кого-то еще в возможном мире, в котором эта книга написана другим человеком. Дескрипция, однако, может указывать на отдельный индивидуальный объект. Например, она может указывать во всех возможных мирах на индивида (кем бы он ни был) который в реальном мире написал Логические исследования. Или она может быть использована для указания на этого индивида, присутствующего здесь в качестве автора Логических исследований. В обоих случаях референция является сингулярной. Во втором случае подойдет любая дескрипция, поскольку она используется для указания, а не для описания. Но в первом случае дескрипция сохраняет функцию индивидуации референта, и перед нами пример прямой атрибутивной референции, а не просто референциального неатрибутивного использования дескрипций [Beyer, 40-41]. Отсюда следует то, что сингулярность, а не отсутствие дескрипции, характеризует прямую референцию: референция является прямой, поскольку она сингулярна [Beyer, 37].
Этот анализ позволяет Байеру интерпретировать Гуссерля как теоретика прямой референции. В двух начальных главах своей работы Байер приводит доказательства в пользу такого прочтения. Во-первых, он апеллирует к различию между референциальной (nennende) и атрибутивной (sagende) функцией выражений.
Рассмотрим следующий пример. Кайзер Вильгельм II организует военный парад, на котором среди прочих наблюдателей присутствует Эдмунд и Джордж. Джордж указывает на некоторого всадника и произносит предложение (X). Эдмунд отвечает предложением (Y) и продолжает свою речь при помощи (Z): (X) Германский кайзер хороший наездник. (Y) Нет, он им не является.
(Z) Человек, на которого вы только что указали, - это не германский кайзер. В этом примере в предложении (X) определенная дескрипция «германский кайзер» используется специфическим образом: предложение (X) говорит нечто истинное относительно данного всадника, хотя он и не соответствует этой дескрипции, то есть не является Вильгельмом II. Доннелан называет такое употребление дескрипций референциальным, противопоставляя его атрибутивному. Если бы Джордж использовал эту цитату атрибутивно, он бы не сказал ничего истинного о всаднике, поскольку он не является германским кайзером. Как отмечает Байер, Гуссерль предлагал аналогичное различие в своей рукописи 1908 года.
Во-вторых, Байер напоминает о различии между семантической функцией окказиональных выражений и имен собственных. Относительно первого различения Байер замечает, что для Гуссерля оно не отражает различие между референциальным и атрибутивным использованием выражений, но означает, что Гуссерль считал возможным осуществление атрибутивных сингулярных (и следовательно прямых) актов референции. Подстановка эквивалентной дескрипции в предложении (например, замена «императора Германии» на «Вильгельма II»), модифицирует для Гуссерля положение вещей в том, «как» оно выражено, то есть пропозициональное содержание предложения, но не интендируемое положение вещей «как таковое» или тот факт, что субъект S имеет предикат Р. Следовательно, пропозициональное содержание выступает носителем условий истинности предложения, но интендируемое положение вещей является сингулярным, поскольку оно является одним и тем же во всех возможных мирах, где субъект имеет данное свойство. Гуссерль, таким образом, относит к дескрипциям как референциальную, так и атрибутивную функцию, и рассматривает их как случаи сингулярной референции к объектам, обозначенным как носители данного свойства [Beyer, 63].
Что касается предложений, который содержат окказиональные выражения, зависимость пропозициопалыю содержания от контекста объясняется различием между общим значением термина и окказиональным содержанием акта, который представляет референт. Байер, таким образом, справедливо полагает, что Гуссерль приписывает всем сингулярным терминам субпропозициональное содержание, которое однозначно определяет референцию в соответствующем контексте [Beyer, 80]. Имена собственные представляю особую трудность, поскольку они не являются окказиональными выражениям. Однако удовлетворительным выглядит предположение, согласно которому сингулярность акта референции не предполагает, согласно Гуссерлю, того, что референция не может быть опосредована «чем-то вроде смысла» [Beyer, 101].
Тем не менее, не вполне ясно, как можно понимать «смысл» в данном контексте. Можно заметить, например, что окказиональные выражения представляют серьезную трудность для концепции значений как идеальных сущностей, которая представлена Гуссерлем в Логических исследованиях. Случай перцептуального суждения является наиболее характерным примером. То, что интенционалыюс содержание перцептуального суждения не определено «общим» значением терминов, которые включены в него, в действительности означает наличие следующей неудовлетворительной альтернативы: либо мы должны заключить, что перцептуальные суждения не имеют объективного содержания, либо, что значение выражения не всегда определяет его референцию (что находится в явном противоречии с общим принципом, предложенным Гуссерлем в Логических исследованиях, см. [Philipse, 1982]).
Наиболее существенной особенностью концепции Гуссерля Байер считает ее погруженность в динамическую теорию интенциональности, основной вопрос которой (Гуссерль называл это проблемой конституирования) звучит так: как возможно, что данный мыслящий субъект удерживает один и тот же объект в сознании в течение промежутка времени? С точки зрения Байера этот вопрос является центральным как для феноменологии, так и для аналитической традиции, в которой он обсуждается под названием когнитивной динамики.
Теория прямой атрибутивной референции апробируется на материале когнитивной динамики относительно конституирования объекта. Возможность сохранить за смыслом функцию посредника и одновременно избежать традиционных дескрипционистских трактовок достигается при помощи анализа характера отношений между ноэматическим смыслом и так называемым «определяемым X», который структурирует ядро ноэмы.
Согласно Байеру, основная проблема когнитивной динамики состоит в фиксации «условий возможности» референциальной конвергенции актов в потоке времени, то есть условий, при которых серия различных актов осуществляют референцию к одному и тому же объекту в некоторый промежуток времени [Beyer, 109]. Эти условия должны быть удовлетворены в том случае, если мы можем определять и модифицировать признаки, при помощи которых объект конституируется для сознания. Вот почему, говорит Байер, «функциональная точка зрения», то есть анализ переживаний, рассматриваемых не изолированно, но скорее с «телеологической» точки зрения относительно функций, которые они выполняют в процессе синтеза объекта во времени, становится центральной в Идеях I.
Критика концепций «отказа» от объяснения сознания
Несмотря на единство аналитической мысли в отношении онтологии научного натурализма, в ней нет общего мнения о том, как следует изучать сознание (и, соответственно, интенциональность). Среди англоязычных философов существуют две большие «команды», каждая из которых отстаивает свое собственное видение этой проблемы.
Во-первых, в аналитической философии традиционно сильны представления о том, что «бастион сознания» должен быть разрушен под натиском современной науки. С точки зрения группы философов (в нее входят такие авторы как Уиллард Куайн, Дэниел Деннет, Ричард Рорти, Пол Черчленд, Хилари Патнем, Фред Дрецки, Дэвид Армстронг) единственным способом исследования сознания является изучение мозга и поведения человека в качестве стандартных объектов научного познания. Такие вещи как интенциональность сознания, «Я», самость, феноменальный опыт должны объясняться интерсубъективно, объективно и независимо от чьих либо предпочтений и ценностей. Во-вторых, в 60-ые и 70-ые годы прошлого столетия в аналитической философии появилось противоположное движение, поднявшее на флаги нередуцируемую субъективность и утверждающее, что сознание можно изучать только «от первого лица». К этому направлению можно отнести Джона Серла, Колина Макгинна, Томаса Нагеля, Нэда Блока, Сола Крипке, Роджера Пенроуза, Дэвида Чэлмерса. Разумеется, эти философы не ставили перед собой задачу возродить картезианство, скорее они пытались преодолеть трудности объективизма, отказавшись от ряда его предпосылок, и попытаться сформулировать новый подход для решения проблемы сознания. Соответственно, фундаментальный разрыв в изучении сознания состоит именно в том, что сознание можно исследовать либо при помощи научных инструментов, либо при помощи описания «внутреннего» феноменального опыта. Нельзя делать это одновременно таким образом, чтобы эти два подхода дополняли друг друга. Нед Блок считает, что основные дебаты относительно онтологической природы сознания в аналитической традиции сосредоточены вокруг двух перспектив: «дефляционизма относительно сознания, в котором априорный или как минимум «кабинетный» анализ сознания... дается в нефеноменальных терминах, в основном в терминах репрезентации, намерения или функции; и феноменального реализма, который состоит в отрицании дефляционизма и утверждения о том, что сознание - это нечто реальное. Феноменальный реализм - это метафизический реализм относительно существования сознания, который, соответственно, допускает возможность того, что есть факты, связанные с сознанием, которые недоступны для нас даже в том случае, когда релевантные функциональные, когнитивные и репрезентативные факты являются доступными. Феноменальный реализм основан на переживании сознания от первого лица» [Block, 2002].
Наша основная рабочая гипотеза состоит здесь в следующем. Есть только одна онтология «от третьего лица» и, соответственно, только один способ объяснения сознания, связанный с его анализом в каузальных и интерсубъективных терминах. Это так, поскольку очевидно, что в любом удовлетворительном объяснении explanandum не может быть частью explanans. В философии сознания, соответственно, не имеет смысла постулировать ментальное при объяснении ментального. Иначе мы будем обречены постоянно ходить по кругу и сталкиваться с «тайной сознания». Если воспользоваться примером Деннета, наука никогда не объяснила бы магнетизм, если ее гипотезы с самого начала содержали бы понятие «аттрактанта». Не существует никаких очевидных причин для того, чтобы верить в существование реальности, отличную от той, которая может фиксироваться интерсубъективно при помощи стандартных научных методов. При этом одной из задач нашего дальнейшего изложения, станет демонстрация того, как взгляд на сознание «от первого лица» может быть использован как методология в рамках полностью «натуральной» онтологии - в качестве инструмента описания поведения некоторых сложных систем. Подход, о котором идет речь, восходит к идее «методологического солипсизма», предложенной Джерри Фодором [Fodor, 1982], о которой мы будем подробно говорить в заключительном параграфе исследования. Единство онтологии не должно отрицать множественности методолических подходов. Следует помнить, что в отличие от своих предшественников, бихевиористов, современные когнитивные психологи активно используют понятие интенциональности в своей работе. Например, объясняя языковые или визуальные процессы, психологи свободно говорят о репрезентациях фонологических свойств или о световых решетках. Получается, что интенциональность уже находит свое место в научной картине мира, а будущее научной феноменологии остается открытым.
Обоснование нашей позиции требует, прежде всего, критического рассмотрения концепций, утверждающих, что разрыв в изучении сознания является неустранимым. Ниже мы обсудим три таких концепции: скептицизм Колина Макгинна, трансцендентализм Томаса Нагеля и радикальный редукционизм элиминативного материализма.
Натурализованная феноменология
В противоположность бихевиоризму, когнитивная наука предлагает теорию того, что происходит внутри организма, имеющего когнитивные способности, когда он вовлечен в когнитивную деятельность. Другими словами, когнитивная наука сохраняет поведение в качестве специфического объекта исследования, но при этом заглядывает в «черный ящик», который держался бихевиористами закрытым .
При этом базовая гипотеза когнитивной науки заключается в том, что происходящее в «черном ящике» - это некоторый точный процесс, который обычно называют «информационным». К сожалению, относительно того, что мы должны понимать под этим «информационным процессом», единого мнения среди когнитивных ученых нет. Основное разделение проходит между «символическим» и «коннекционистским» подходами. Об этом мы еще будем говорить ниже.
Кроме того, когнитивная наука постулирует еще одну гипотезу, согласно которой когнитивное поведение может объясняться на различных уровнях абстракции, каждый из которых релевантен некоторой дисциплине или набору дисциплин. На самом конкретном уровне объяснение будет биологическим, а на самом абстрактном оно будет исключительно «функциональным». Другими словами, информационные процессы
Нужно отметить, что когнитивная наука в определенном смысле остается верной бихевиоризму, поскольку она отказывается от свидетельств неповеденческого характера. Соответственно, она рассматривает ментальное через данные о поведении, причем ментальные сущности являются лишь теоретическими концептами. должны описываться в терминах абстрактных сущностей, задаваемых функционально. Определение считается функциональным, когда она говорит об определяемом объекте лишь то, какую функцию он выполняет. Функциональное определение, таким образом, ничего не сообщает нам о том, как устроен определяемый объект . Именно в этом смысле когнитивная наука отличается от строгого элиминативизма, который утверждает, что существует лишь базовый биологический уровень, а остальные должны быть отброшены.
Функциональный уровень объяснения считается эквивалентным психологическому или ментальному. Иначе говоря, когнитивные ученые считают, что не существует принципиальной разницы между тем, чтобы дать функциональное объяснение деятельности по обработке информации, ответственной за когнитивное поведение организма, и объяснением этого поведения в ментальных терминах. Именно благодаря этой гипотезе когнитивная наука может претендовать на статус новой разновидности теории сознания.
Интерпретируя ментальные понятия функционально, когнитивная наука заявляет о наличии непротиворечивого материалистического решения проблемы соотношения сознания и тела. Поскольку ментальные феномены являются чисто функциональными, то их постулирование на высоком уровне объяснения не делает их чем-то онтологически отличным от биологических феноменов, как они описываются на низком уровне. Речь идет об одной реальности, описываемой в разных терминах - и с разными целями.
В рамках современной когнитивной науки можно выделить по крайней мере три больших направления: (1) вычислительно-символическое, (2) коннекционистское и (3) телесно-адаптивное (embodied-enactive) [Varela, 1989]. Все они существовали с самого зарождения когнитивной науки, однако в последние годы лидирующая вычислительная модель была несколько потеснена двумя оставшимися.
Первое направление восходит к работам Тьюринга и фон Неймана и рассматривает когнитивную деятельность человека как элемент общей теории алгоритмов. Сторонники этой концепции считают, что сознание в буквальном смысле слова обрабатывает информацию. В своей радикальной форме вычислительная модель принимает форму функционализма, в котором биологическая основа сознания объявляется полностью нерелевантной. За сознание отвечают не «аппаратные средства», но «программное обеспечение» мозга.
В середине 1970-ых годов коннекционисты предположили, что когнитивная система не сводится к набору правил по манипуляции символами, но является системой сетей, которые порождают типичное и регулярное динамическое поведение, которое
может интерпретироваться как правила на более высоком уровне описания. Коннекционисты, таким образом, атаковали ортодоксов из вычислительного лагеря, поставив под вопрос дискретный характер символов и способность правил манипуляции ими быть объектом исследования. Вместо этого они постулировали необходимость поиска когнитивных моделей, сформулированных в терминах совершенно иной формальной дисциплины, а именно в терминах нелинейных динамических систем [Port and Van Gelder, 1995]. В этом отношении коннекционизм уже не изучает «информационные процессы» в узком смысле этого термина. Более того, он вводит идею эмерджентности, согласно которой копштивные структуры высокого уровня возникают из взаимодействия некоторых более фундаментальных элементов. Понятие эмерджентности, которое мы уже обсуждали в параграфе о Серле, является ключевым для динамической интерпретации когнитивных процессов.
Однако коннекционизм разделяет с вычислительной моделью некритически рассматриваемый репрезентационализм, согласно которому внутренние сущности соответствуют некоторым объектам и явлениям мира. Именно эта семантическая связь придает внутренним процессам их поведенческую значимость. Напротив, телесно адаптивная точка зрения хотя и разделяет с коннекционизмом убеждение в важности динамических механизмов и эмерджентности, ставит под вопрос релевантность репрезентации в вопросе объяснения познания. Согласно этому третьему подходу копштивные процессы рассматриваются в качестве развивающихся или адаптивных агентов. ".. Заметим, что все три направления когнитивной науки согласны в том, что традиционная философская проблема соотношения сознания и тела стала научной проблемой, которая может быть разрешена при помощи стандартных научных методов.
Ключевым вопросом современной когнитивной науки является проблема ее отношения к феноменальному опыту. Этому вопросу за последние несколько десятков лет посвящено огромное количество монографий и статей. Причем большинство исследователей отмечают, что когнитивной науки так и не удалось разрешить эту проблему. Другими словами, когнитивная наука не может создать полную теорию познания в том смысле, что она игнорирует весьма значительный класс ментальных феноменов. Так, в классической статье Джозефа Левайна [Levine, 1983] применительно к когнитивной науке говорится о наличии «разрыва в объяснении», о котором мы уже говорили выше.
Одна из основных идей, связанных с проектом натурализации феноменологии, состоит в том, что многие описания когнитивных феноменов, идущие от феноменологической традиции могут помочь нам лучше понять отношение между когнитивными процессами и их феноменальными проявлениями. Попытка натурализации феноменологии может также рассматриваться как способ преодоления разрыва в объяснении сознания. Итак, проблема разрыва в объяснении сознании возникает не только в работах философов, которые мы обсуждали в предыдущих параграфах, но и в трудах ученых-когнитивистов .
В монографии «Сознание и вычислительный разум» Джекендофф следующим образом суммировал аргумент в пользу существования разрыва в объяснении. Согласно, Джекендоффу современное состояние когнитивной науки напоминает драму, в которой участвуют три персонажа. Это мозг, когнитивный разум как предмет когнитивной науки и когнитивный разум, воспринятый субъективно. Идея разрыва в объяснении предполагает, что даже в том случае, если когнитивная наука гипотетически разрешает проблему соотношения сознания и тела в области познания, это происходит за счет фатального конфликта с феноменальным разумом. Другими словами, возникает «проблема соотношения сознания и сознания» (mind-mind problem): как когнитивный разум, который мы переживаем субъективно, соотносится с когнитивным разумом, представленным в науке? Однако такая постановка вопроса в действительности означает, что проблема соотношения сознания и тела остается нерешенной. Вместо нее ученые ставили вопрос об отношении между мозгом и сознанием, как оно представлено в когнитивной науке, а не как оно переживается.
