Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основные теоретические представления о суициде в зарубежной психологии 13
Глава 2.Суицид: болезнь или здоровье 25
2.1 Проблема «здоровья» и «болезни» в медицинском дискурсе 25
2.2 Проблема «здоровья» и «болезни» в психологическом дискурсе 27
2.2.1 Фактор «развития личности» 30
2.2.2 Фактор «жизненного пути» личности 31
2.3 Суицид в отношении «болезни», «развития личности» и «жизненного пути личности 35
Глава 3. Жизненный путь и кризис 40
3.1 Суицид в контексте жизненного пути 52
3.2 Два понимания «смысла» 57
3.2.1 Что понимается под смыслом? 58
3.2.2 «Смысл-представление» и «смысл- переживание» 59
Глава 4. Два аспекта суицидального покушения 69
4.1 Суицид - как мотивированное действие 71
4.2 Суицид как завершение "пространства суицида". 81
4.2.1 Суицид -поступок 83
Глава 5. Психологический анализ пост-суицида 85
5.1 Выход из кризиса 92
5.1.1 Игнорирование кризиса 96
5.1.2 Нивелирование кризиса как невозможности продолжения жизни 97
5.2 Сохранение актуальности кризиса-невозможности в пост-суициде 98
5.2.1 Целеполагание как замещение смыслообразования 100
5.2.2 Целенаправленная деятельность по поиску смысла 104
5.2.2 а) утверждение безусловной ценности как смысл, обретаемый
в пост-суициде 107
5.2.2 6) отрицание безусловной ценности как смысл, обретаемый
пост-суициде 113
5.3 Заключение 119
Глава 6. Становление жизненного пути в суицидальном кризисе 122
Глава 7. Смыслообразующая функция смерти 129
7.1 «Смерть» как смыслообразующий мотив деятельности 134
7.2 «Смерть» как способ переживания жизни 136
Заключение 142
Список литературы 146
Приложение 158
- Основные теоретические представления о суициде в зарубежной психологии
- Проблема «здоровья» и «болезни» в медицинском дискурсе
- Суицид в контексте жизненного пути
Введение к работе
Актуальность темы исследования обусловлена несколькими обстоятельствами, характеризующими современное состояние суицидологии и общепсихологического знания. Несмотря на угрожающий рост, не только количества самоубийств, но и попыток суицида, в том числе повторяющихся, в психологической литературе феномен незавершенного суицида до сих пор не проанализирован и не включен в структуру психологического знания.
С этим Феноменом сталкивается все большее число психологических исследователей и практиков. Хотя проблема суицида поднимается в связи с изучением психологической картины неизлечимых болезней и уродств (см., например, Марилова, 1984), в связи с проблемой эвтаназии (Д.Хамфри, 1992), в исследованиях критических ситуаций и их переживания (А.Ш.Тхостов., Д.А.Степанович, 1987, Т.Розова, 1991), при разработке понятий психологического здоровья и болезни и т.д. (см., например, Л.Анцыферова, 1994, Б.Юдин, 1992, П.Тищенко, 1992, ), однако самые понятия суицида или суицидальной попытки остаются критически непродуманными, исходят из натуралистических представлений о человеке (см., к примеру, Анцыферова, 1994, В.Петровский, 1992, Л.Бурлачук и Е.Коржова, 1998).
В суицидологии наряду с критически осмысленным корреляционным подходом представлен так называемый медицинско-психологический, основателем которого по праву считается А.Амбрумова, теоретически обосновавшая суицид как «следствие социально-психологической дезадаптации личности в микросоциальных конфликтах» (А.Амбрумова, В.Тихоненко, Л.Бергельсон, 1981).
Хотя этот подход претендует на включение психологического знания (в виде понятий, используемых для объяснения причин суицида, таких как мотивация, цель, личностный смысл, деятельность), однако, по сути, он остается в русле медицинского дискурса и не выходит за рамки натуральных представлений о
«норме». Более того, такие краеугольные для современной психологии понятия как «личность», «жизненный путь личности», «смысловая структура личности» остаются не востребованными теорией и практикой суицидологии. Поэтому терапевтическая работа с суицидентом ведется на уровне адаптации отдельных психических структур или, по словам Б.Братуся, на уровне реализации и психофизиологии (1988), не поднимаясь до смыслового уровня личностного «здоровья».
Вместе с неудовлетворительным состоянием теории и практики суицидологии с точки зрения общей психологии, мы сталкиваемся с ограниченностью предлагаемых самой психологией способов для осмысления суицидальной попытки. Важно отметить неудовлетворительность традиционно существующих типов исследования (методологически, кстати, реализуемых в подходе Амбрумовой), по крайней мере, в отношении изучения феномена самоубийства. Так как представление о суициде оказывается связанным с определенным типом исследования, его возможностями и ограничениями, когда традиционно исследуется опыт суицида как уже происшедший, состоявшийся.
Поэтому явление суицида требует для возможности своего адекватного, полноценного изучения и осмысления определенной рефлексии складывающихся в психологии представлений о «смысле», «здоровье» и «болезни», «жизненном пути» личности.
Хотя все большее число работ в психологии посвящается исследованиям и разработке смысловой составляющей - психологии ядерной структуры личности, хотя смысл получает не только самостоятельное, независимое от предметно-практической деятельности, существование и собственную динамику развития, но и основополагающее значение в структуре самой личности, представляемой как «совокупность смысловых отношений» (Б. Братусь, 1988, Д.Леонтьев, 1999, А.Асмолов, 1990, Ф.Василюк, 1984, А.Сухоруков, 1996, К.Юнг, 1995, 1996а, В.Франкл, 1990, А.Маслоу, 1999). Самое понятие «смысла» оказывается недостаточно продуманным. Вырисовываются различные образы и представления о «смысле». Особо остро это обнаруживает себя в отношении проблемы «смысла жизни».
Прежде всего, в практике психологической и, в частности, психотерапевтической работы.
Всякое общество заинтересовано в здоровье - как психическом, так и физическом - своих граждан. Однако представления о том, что является здоровьем, а что болезнью сегодня крайне неоднозначны. Новая культура сексуальных отношений, наркотизация, деструктивные формы поведения, современное искусство требующие переосмысления самых понятий болезни и здоровья, требуют поиска таких представлений о «норме», которые смогли бы включить в себя «здоровые» и «отклоняющиеся» формы поведения на новых основаниях.
Традиционные психосоциальные исследовательские подходы к суициду подвергаются критике. Douglas формулирует это так: социологи, психологи и психиатры «нахлобучивают» свои теории и интересы на (суицидального) человека, приписывают ему смысл его действий, не спрашивая его об этом. Должно же быть наоборот - суицидального человека (суицидальный не означает здесь конституциональный тип наподобие невротика, но того, кто совершил попытку суицида ) надо настолько воспринимать всерьез в том, что оно говорит, чтобы он сам в себе нашел смысл своих действий (Дернер, Плог, 1998, с.316).
Так же, как и продолжающиеся корреляционные исследования, в которых причинно-следственные отношения остаются не выявленными. В отечественной суицидологии (Амбрумова, Тихоненко, Бергельсон, 1981) вводится различие между «постановкой в качестве конечной цели воспроизведения наиболее полной и статистически достоверной картины внешних проявлений («фенотипа») суицида» и исследованием «проблемы его (суицида - М.Г.) каузально-генетических детерминант («генотипа»)».
Суицидальные попытки в практиках работы с ними и терапии кризисных состояний, а мы анализируем только незавершенный суицид, все больше теряют свою содержательную наполненность. Анализ попытки позволяет утверждаться ей одной из своих граней, которая не только является наиболее проработанной (мотивированное действие), но постепенно становится приоритетной и даже
единственной возможностью для суицидальной попытки быть осмысленной, то есть быть принятой в индивидуальном и в общественном опыте их переживания.
Вместе с этим неявное, нерефлексируемое присутствие аутодеструктивных тенденций в обществе и в индивидуальной жизни катастрофически растет.
Сегодня суицид осмыслен как естественное явление, явление в ряду причинно-следственных отношений (А.Амбрумова, 19816, 1981а, 1991, Амбрумова, Бородин, Михлин, 1980, Постовалова, Семенов, Ларичев, 1981, Wilmotte, 1986). В явном плане социальные практики придают суицидальной попытке значение «продолжения жизни» (Farberow N., Shneidman Е., 1965, Menahem, 1981, Weber, Vedrinne, 1981), тогда как в скрытом плане принятие естественности означает принятие любых форм продолжения жизни (даже суицидальных, против которых эти практики направлены).
Ситуация с осмыслением самоубийства повторяет культурную ситуацию осмысления и принятия смерти. После периода полного игнорирования факта конечности жизни и социальных практик, направленных на вуалирование значения смерти и его изменение, и не только у нас в стране, но в еще большей степени за рубежом, в так называемых социально благополучных странах. После этого периода пришло оестествление, то есть утверждение смерти как естественного явления, с которым нужно разумно примириться. (Корнеев, 1996, Гроф, Галифакс, 1995, Tallmer М., 1977) А это значит, обесчеловечить (В.Розин, 1999, Тхостов, 1994) смерть. И лишь в последние годы появилась потребность осмыслить феномен смерти как "человеческий", то есть «культурный».
«Смерть» рассматривается как «судья» нашей жизни, перед которым сама жизнь впервые только получает свое осмысление; и как последний предел, который позволяет субъекту осуществлять только самое важное и значительное в своей жизни; «смерть» эзотерика включается в саму жизнь, и, таким образом, становится возможным переживание смерти внутри самой жизни как форма особой работы с собой (см., например, В.Розин,1997, П.Тищенко, 1996, Е.Трубецкой, 1994, В.Рабинович, 1998, А.Шеманов, 1998, М. Мосс, 1992).
Попытки осмысления феномена смерти в сознании и бытии человека совершают, прежде всего, философы. В то время как для психологической науки тема явного и скрытого присутствия смерти остается, к сожалению, по-прежнему мало разработанной (см. также Магомед-Эминов, 1996).
Суицид как явление, наполовину принадлежащее жизни и наполовину -смерти, безусловно, концентрирует в себе все эти «фигуры умолчания».
Как практика терапии, так и теория нуждаются в переосмыслении суицидального покушения, в его «очеловечивании», в противовес оестествлению его «культурного тела».
С одной стороны, мы наблюдаем расширение области аутодеструктивного поведения, формы которого часто не нуждаются в непосредственной суицидальной попытке, чтобы проявиться, но не становятся от этого менее опасными. «Суицид» выходит за свои собственные границы, трансцендирует суицидальное покушение (см. об этом подробнее Короленко, Донских, 1990).
С другой стороны, сама суицидальная попытка становится лишь моментом движения деятельности или симптомом невротического избегания проблем. То есть суицидальный акт маскируется и встраивается в некоторую более широкую, не имеющую суицидальной специфики, структуру. Суицид становится моментом движения деятельности или смыслов. Он не просто меняет свою идентичность, но полностью теряет ее. Прекращает быть суицидом в современных практиках суицидологической помощи, для того, чтобы стать «мотивированным действием».
Объектом нашего исследования является незавершенный суицид. Тогда как предметом будет изучение возможности смыслообретения в контексте аутодеструктивных тенденций.
Поэтому данное исследование имеет несколько целей, которые, тем не менее, объединяются в едином взгляде на суицид, открывающем возможность психопрактической работы с суицидентами.
Основная цель исследования состоит в том, чтобы показать возможность становления жизненного пути личности в «завершении суицида». А вместе с тем -то, что это становление есть единственный способ «завершить» суицид, то есть
сделать его артикулированным и прожить до конца, исчерпав его смысл (см. М.Мамардашвили, 1997).
Гипотеза нашего исследования состоит в том, что суицид представляет собой попытку обрести «смысл жизни» вне жизненного пути. Это акт, в котором соединяются стремление к обретению смысла жизни и нежелание личностных изменений.
Метод исследования. Основным методологическим принципом исследования является психотехнический подход, разработанный в рамках культурно-исторической теории Л.С. Выготского. В качестве методик исследования были использованы клиническая беседа, проективные методики, включенные в практику экзистенциальной терапии (В.Франкл, 1990), а также целостный психологический анализ конкретного случая.
Стратегия психологии, развиваемая нами в данном исследовании, будет скорее понимающей, чем объясняющей (Humbert Е., 1993). «Нельзя понимать понимание как вчуствование и становление себя на чужое место (потеря своего места)... Нельзя понимать понимание как перевод с чужого языка на свой язык», -писал М.М.Бахтин. «Понимающая» психология означает здесь не «понимание опыта», но понимание «для опыта» (см., например, М.Мамардашвили, 1996, М.Бахтин, 1986, А.Пузырей, 1986, 19976).
«...Внутри психологии, этики и других наук существуют уже свершившиеся в качестве предпосылок и условий возможного опытного, научного познания некие акты философствования» (М.Мамардашвили, 1996 с.266). Психология стоит перед необходимостью эксплицировать эти свои основания в понимании суицидальной попытки, то есть перед необходимостью определения того «культурного тела», в котором эта попытка воплощается и осмысляется в качестве таковой. Психология должна пересмотреть основания, на которых может быть организовано понимание «для опыта», отыскав иные принципы эмпирического исследования, которые позволили бы расширить и уточнить сложившиеся в психологии понятия «смысла», «жизненного пути личности» и «кризиса». Это принципы организации особого понимания, которое «есть не только «продолжение», «расширение», «углубление»
понимаемого ... ,но ... есть всегда только его «часть», его «орган», позволяющий ему «сказываться» - полнее, точнее, членораздельнее ... не «вместо него», но «вместе с ним»» (А.Пузырей, 1997а, с.156). Как мы уже отметили, не понимание опыта суицида, но понимание для «опыта суицида».
Такое новое понимание суицидальной попытки делает возможным, не только в плане терапевтической работы, но и в научном плане, преобразование суицидальной попытки в акт поступка. Что позволяет впервые устанавливать смысл суицида как такового в «новом» опыте себя и одновременно упразднять этот суицид в таком опыте. «Новый» опыт означает просто другой, отличный от предыдущего, но его продолжающий, стоящий с ним в одном ряду, «новый» означает здесь принципиально новую возможность для суицидента быть и собирать себя в качестве личности на новых основаниях (М.Мамардашвили, 1994, М.Бахтин, 1995).
Задачи исследования, определяемые целью, методом и предметом состоят в том, чтобы:
1) переосмыслить теоретические и практические подходы к работе с покушавшимися на суицид. Эта задача проистекает из того, что, с одной стороны, остались невостребованы методологические и теоретические разработки в области психологии личности, смысловых образований, жизненного пути. С другой -накопились практические вопросы, на которые нельзя ответить удовлетворительно, исходя из уже существующих теорий (к примеру, теории социально-психологической дезадаптации в условиях микросоциальных конфликтов у Амбрумовой). Неадекватные методы работы по предотвращению суицидов приводят к тому, что растет число повторных попыток.
2) различить два понимания жизненного пути личности и кризиса в психологии соответственно двум представлениям о «смысле».
3) рассмотреть два направления работы с суицидентами: поиск «смысла» суицида и работа с суицидом как осмыслением жизни. Эти две возможности вытекают из разведения двух аспектов представления самого суицида: как мотивированного действия и как поступка.
Специальный анализ должен показать, что «мотивированное действие» оказывается «культурным телом» суицидальной попытки.
4) выявить возможности деструктивного поведения как способа осмысления кризиса «невозможности продолжения жизни». А также описать типы развития постсуицида в связи с их отношением к этому осмыслению.
5) проанализировать смыслообразующую функцию «смерти» в суицидальной попытке.
6) показать на анализе клинического материала возможность становления жизненного пути личности в суицидальном кризисе.
7) в результате проделанной работы станет косвенно представленным путь решения практической проблемы профилактики и предупреждения суицида.
Научная новизна и теоретическое значение работы связаны как с предметом, так и методом проведенного исследования. Феномен аутодеструктивного поведения впервые анализируется с общепсихологических позиций, в противовес клиническому подходу. При этом раскрываются его механизмы и место в жизненном пути личности.
Отсутствие целостной психологической теории суицида обусловлено невозможностью удовлетворительного осмысления, в особенности, теоретического, огромного фактического материала. Необходимо осмысление аутодеструктивного поведения во всей его полноте с современных общеметодологических и теоретических позиций, открывающих возможность для разработки эффективных направлений работы с суицидентами (и шире, с человеком в кризисе).
Проделанная работа позволяет преодолеть стихийно-эмпирическое представление о суицидальной попытке как повторяющей, воспроизводящей сложившиеся способы действия и защиты деятельности, и раскрывает психологическое содержание суицидальной попытки как продуктивного процесса организации опыта субъекта, связанного с особым осмыслением переживания «смерти».
В данной работе задается третий аспект (в дополнение к «фенотипу» и «генотипу») представления суицида. Этот аспект дополняет описание того, как
суицид выглядит и объяснение «почему» он происходит, лежащие в смысловом «настоящем» и «прошлом», вектором смыслового будущего (М.Бахтин, 1986), в котором происходит понимание «для чего» он совершается.
Вместе с этим в диссертации на материале суицида переосмыслены теоретические представления о жизненном пути личности, кризисе, смысле, а также дано новое понимание болезни и здоровья. В этом заключается теоретическая значимость работы.
Практическая ценность заключается в выработке и теоретическом обосновании методов психотерапевтической работы с суицидентами, а также с пациентами в кризисном состоянии.
Положения, выносимые на защиту:
- Аутодеструктивный акт поведения, обычно анализируемый как «мотивированное действие», встроенное в более общую деятельность, способен выступать в качестве самостоятельной и целостной работы переживания кризисной ситуации. В результате такого переживания достигается осмысление жизненной
ситуации.
- Осмысление жизненной ситуации, обычно актуализирующее наличные
смыслы («смыслы-представления»), при специальной организации переживания в условиях психотерапевтической работы может становиться порождением «новых» смыслов («смыслов-событий»), способных открывать возможность для «воссоздания личности на новых основаниях».
- «Пространство суицида» как особый случай жизненного пространства не сводимо к пре-суициду, суицидальному акту и пост-суициду.
- Продуктивная работа с суицидентами должна быть направлена на «завершение» пространства суицида, то есть выход за его пределы, которое оказывается возможным лишь в контексте становлении жизненного пути личности.
- Углубление и переосмысление кризиса - через включение в жизненное пространство суицидента опыта встречи со «смертью» и использование ее смыслообразующего потенциала - способны помочь человеку в завершении «пространства суицида».
Основные теоретические представления о суициде в зарубежной психологии
Первой работой, в которой была сделана попытка привлечь в качестве объяснения суицидального поведения факторы, которые поддаются влиянию и коррекции (например, социальные отношения), явилась книга Э.Дюркгейма «Самоубийство» (19 ). Хотя это исследование по праву считается социологическим, и в нем не придается значения личностным характеристикам субъекта, совершающего суицид, для современников этот труд был, бесспорно, прогрессивным.
Уходя от физиологических измерений и поиска соматического субстрата причин самоубийства, а также от однообразных корреляционных исследований причин и обстоятельств суицидов (см. об этом Лестер, Данто, 1994, E.Brooke, M.Atkinson, 1975, I.Vedrinne, 1981) Дюркгейм обращается к сфере человеческих взаимоотношений, в которой он находит, как он полагает, основания причин аутодеструктивного поведения, позволяющие выделить различные типы самоубийств.
Как социолог автор обращается, прежде всего, к макросоциальным процессам в обществе, рассматривая их извне воздействующими на индивида, и выделяя две основных характеристики, от которых зависит уровень самоубийств в обществе:
1) уровень социальной интеграции, которая определяется количеством и значимостью социальных связей индивида;
2) форма социальной регуляции, представляющая собой степень контроля общества над личностью.
Эти свойства того или иного общества способны порождать различные типы суицидов:
- эгоистический, присущий слабоинтегрированному обществу;
- альтруистический, характеризующий сильноинтегрированную личность;
- аномический - как результат слабой регуляции общества над своими индивидами;
- фаталистический - как результат сильной регуляции общества над индивидами, подавляющей их.
Следует отметить специфику современной суицидологии, которая состоит в существовании на стыке между различными областями человеческого знания, наук и практик: от юриспруденции до психотерапии. Психологи, приходя в суицидологические службы, оказываются включенными в общий процесс работы с суицидентами таким образом, что вынуждены решать узконаправленные задачи, поставленные перед ними самой структурой.
С другой стороны, существует ряд теоретических представлений о суициде в рамках конкретных психотерапевтических практик. Можно сказать, что эти теории суицида рождались из практики реальной работы с суицидентами, что не могло не отразиться на их эмпирическом характере, ограниченном в возможности целостного подхода к рассмотрению суицидальной проблематики. Так как их взгляд, претендующий на теоретическую обоснованность, ограничен возможностями, достоинствами и недостатками отдельной психотерапевтической теории.
Видимо, потому что суицидология возникла как самостоятельная наука недавно (см. об этом Vedrinne, 1981, Амбрумова, Тихоненко, Бергельсон, 1981) и характеризуется исключительной практической направленностью, по существу отсутствуют работы, в которых совершалась бы попытка рассмотрения суицида в рамках академической психологии. Основная тенденция, свойственная исследованиям суицида и суицидального покушения, состоит в движении от практики к теории.
То, что объединяет разные концепции суицида, состоит в постановке единой практической задачи: отказе пациента от суицидального поведения или предупреждение возможности суицида. Поэтому в суицидологию приходят психологи и психотерапевты, уже способные реализовывать те или иные виды практической психологической помощи пациенту, которые имплицитно включают в себя те или иные сложившиеся в конкретной психологической «школе» или направлении представления о человеке. Подавляющее большинство теоретических работ в области проблем самоубийства рождаются внутри определенных практик работы с человеком.
Проблема «здоровья» и «болезни» в медицинском дискурсе
В суицидологии существует определенная традиция понимания опыта суицида. Она делает доступным нашему сознанию опыт суицида, но как? Именно в качестве суицидального акта, как стремления покончить с собой. С собой уже существующим, наличным. Переживание "нового опыта" сознания и себя, который возможен здесь, оказывается не представленным, невостребованным, невозможным, так как отсутствуют структуры сознания, способные это сделать. Таким образом, отсекая пустоту, недосказанность суицида, косвенно представляют, что в нем происходит слияние цели и результата. Тогда как только лишь разведение результата и цели деятельности, приводящее к актуализации неадаптивной активности, оставляет возможность выйти за пределы "пространства суицида" или, как мы говорим, "завершить" суицид.
Для того чтобы открыть возможность для понимания суицида как нового опыта сознания, себя, бытия в мире, нужно по-иному посмотреть на происходящее с суицидентами.
Нужен новый взгляд, который позволил бы через особое понимание смысла отделить новый опыт - опыт становления жизненного пути личности от псевдопереживаний кризиса и самого суицида.
Изменение взгляда на суицид предполагает пересмотр понятий болезни и здоровья. Вот какое определение здоровью дается в отечественной суицидологии: "практически здоровым в психическом отношении человеком следует считать индивидуум, чья личностная система психических механизмов и реакций обеспечивает постоянно регулируемый баланс возникновения и удовлетворения потребностей и связанную с этим деятельность в рамках социально поощряемых (или социально одобряемых) форм действий, обусловленных социально-историческими закономерностями окружающего общества" (Амбрумова, 1978 с. 74). В этом определении обнаруживается механистичность представлений о человеке, при котором здоровье - лишь нормальное функционирование механизма, физического или психического.
В рамках такого понимания здоровья болезнь предстает препятствием, помехой, ущербом, как состояние отсутствия или нарушения здоровья. При этом само здоровье понимается как нечто природно-естественное, данное в своей непосредственности.
В русле такого медицинского дискурса складываются и определенные практики. Они реализуют отношение к болезни, которое подразумевает либо ее устранение, возврат к норме, восполнение ущерба, принесенного ею, либо компенсацию болезни. Если врач не может вылечить, убрать болезнь, то он делает все, чтобы ее присутствие было наименее заметным, влияющим на остальную, здоровую часть организма, чтобы человеческое существование было наиболее адаптированным к ней.
Суицид в контексте жизненного пути
Итак, проблема самоубийства оказывается прямо связанной со смертью и завершенностью перед ее смысловым лицом, а не с моментом смерти во временном континууме. Суицид (наряду с другими формами) может выступать в качестве переживания (в смысле Василюка) ситуации безвыходности. С одной стороны он совершается в ситуации невозможности, завершенности замысла (читай: в ситуации утраты смысла), с другой - представляет собой завершение жизненного пути. О попытке именно «закончить», а не «оборвать» говорят известные факты из последних приготовлений к суициду: окончание всех дел, подведение итогов, раздача долгов, наведение чистоты и т.п.
Необходимо проанализировать существо суицида в его отношении к завершенности жизненного замысла и к завершенности жизненного пути, которые, как правило, не совпадают.
Разберем суицид в рамках обычного понимания жизненного пути личности и его завершения. Завершение, которое изнутри ситуации препятствует продолжению реализации замысла жизни (для нас неважно содержание этого замысла, важно лишь то, что он проистекает из человеческого выбора) и вызывает кризис. Стоя в таком кризисе, человек может совершить в качестве особой формы переживания акт самоубийства. В контексте жизненного пути личности это можно понять, как попытку внести в ситуацию некоторую «пустоту», которая спровоцировала бы дальнейшее развитие ситуации и возможность действия. В результате такого переживания (мы говорим о попытках суицида, то есть о покушениях) часто происходит именно то, о чем говорит Василюк как о достижении совладания с ситуацией: происходит либо возобновление жизни (жизненного пути, реализующего прежний жизненный замысел), либо перерождение жизни (то есть изменение замысла). Не будем пока говорить об успешности или неуспешности такого переживания. То, что кажется, на первый взгляд неуспешным и деструктивным, при более глубоком взгляде может оказаться успешным совладанием с ситуацией, и наоборот, то, что внешне расценивается как успешное переживание, по сути, может оказаться разрушающим личность, деструктивным.
В последующих главах работы мы намерены показать на материале пре-суицида конкретные формы этого переживания, которые, по сути, оказываются работой со смыслами. Аналогичным способом можно рассмотреть переживание ситуации кризиса и в пост-суициде. Мы сможем выделить и определенные различия между этими формами переживания.
Конечно же, мы не можем не отметить избыточность столь деструктивного акта как самоубийство по отношению к тем целям, достижение которых вообще-то лежит в плоскости того же жизненного пространства, прежнего понимания жизни, целей, которые достижимы и менее радикальными средствами, не выходящими за рамки жизни. Именно к такому контексту рассмотрения относятся рассуждения о несерьезности, манипулятивности попыток суицида, когда, вопреки их общей бессмысленности, в них можно попытаться найти даже «личностный смысл». Так даже типологию суицидов как это делают Амбрумова, Тихоненко (1980) можно пытаться выстраивать на основе категории «личностного смысла» соответственно степени сближения мотива и цели:
1) протест, месть;
2) призыв;
3) избежание наказания, страдания;
4) самонаказание;
5) отказ (суицидальная деятельность, в которой мотив и цель совпадают). Как раз включенность суицида в обычно понимаемый жизненный путь порождает восприятие его бессмысленности, обычно декларируемой большинством психиатров, психологов и суицидологов.
Подразумевается, что столь серьезное и часто необратимое аутодеструктивное действие совершается без достаточных оснований. Тем самым допускается возможность существования у суицида достаточных оснований. К примеру, некоторые западные врачи всерьез считают, что таким основанием может быть смертельная болезнь (Hamphry, 1992, Хамфри, 1992). В противном случае отрицается глубина переживания и безысходность ситуации, выражается недоверие чувствам человека, который вкладывал свой смысл в совершаемое, не находя иного исхода.
