Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема самоубийства в философии и литературе 18
1. Трактовка самоубийства в литературе от эпохи античности до XIX в 18
2. Осмысление самоубийства писателями и философами XIX в. 37
3. Суицид во французской литературе XIX в.: от романтиков до натуралистов 46
Глава II. Творческая индивидуальность автора в романе Г. Флобера «Мадам Бовари»: осмысление и трактовка проблемы самоубийства
1. «Мадам Бовари»: эстетические позиции автора 60
2. «Боваризм» и суицид 78
Глава III. «Мадам Бовари» Г. Флобера и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого: две трактовки гибели главной героини 111
1. Интерпретация Флобером и Толстым добровольного ухода из жизни
2. Смысловая нагрузка суицида у Толстого 139
Заключение 155
Примечания 159
Библиография 179
- Трактовка самоубийства в литературе от эпохи античности до XIX в
- «Мадам Бовари»: эстетические позиции автора
- Интерпретация Флобером и Толстым добровольного ухода из жизни
Введение к работе
Самоубийство, как ни странно, по сей день остается одним из самых загадочных явлений человеческого бытия. И это несмотря на уже многовековую полемику по этому вопросу, которую очно и заочно ведут философы, богословы, социологи, юристы, психологи. Собственно, проблема суицида многими исследователями признается неразрешимой. Ирина Паперно в книге «Самоубийство как культурный институт» приводит высказывание психоаналитика Грегори Зилбурга, организовавшего в 1936 году в Нью-Йорке Комитет по изучению самоубийства: «Ясно, что с научной точки зрения проблема самоубийства остается неразрешенной. Ни житейская мудрость, ни клиническая психопатология не нашли ни причины, ни эмпирического решения этого вопроса».
Помимо реальности, с которой мы сталкиваемся регулярно, самоубийство подстерегает человека на страницах литературных произведений, поскольку с давних пор писателей привлекает этот феномен. Наиболее емко, пожалуй, проблему сформулировал Шекспир: «То be or not to be». Он же, кстати, создал прекрасный образ женщины самоубийцы. Это нежная Офелия, возлюбленная Гамлета, трагически пораженная тихим помешательством и очернившая себя желанием украсить цветами иву. Утопленница, украсившая все наряды невидимой любовью или душераздирающим отчаянием, в современную эпоху окружена, по большей части в литературе Запада, ореолом нежного и мрачного лиризма, которого мужское самоубийство будет почти всегда лишено. Офелия пленила воображение множества значительных поэтов.
Самоубийство совершается в трагедиях и эпопеях, поэмах и романах. Более того, множество произведений построено авторами именно на теме суицида, и без этой темы не существует. Возможно, существует
больше книг о самоубийстве, чем об убийстве, которое, к сожалению, также является неотъемлемой частью человеческого бытия.
Суицид является неотъемлемой частью многих космогонии и вероучений. X. Л. Борхес писал, что историй, составляющих литературу, всего четыре, и одна из них рассказывает о самоубийстве бога. Верховное божество скандинавской мифологии Один приносит сам себя в жертву, когда, пронзенный собственным копьем, девять дней висит на мировом дереве Иггдрасиль. Аттис, бог фригийского происхождения в греческой мифологии, впадает в безумие, оскопляет и убивает себя. Христа распинают римские легионеры, но кто скажет, что это произошло не по его собственной воле. Прероргатива самому распоряжаться собственной жизнью - это удел бога, так же как и Творение. Григорий Чхартишвили, говоря о людях творческих профессий, прежде всего о писателях, создающих свой собственный космос, сближает их с Творцом, с высшим существом, и одновременно относит к так называемой группе высокого суицидального риска. «Всякий человек, живущий не только телесной, но и умственной жизнью, рано или поздно примеряет на себя возможность самоубийства. Но человеку творческому, и прежде всего литератору, эта идея особенно близка, она всегда витает где-то рядом. Более того, она соблазнительна. Возможно, дело в том, что истинно творческому человеку трудно мириться с мыслью, что он — тварь, то есть кем-то сотворен; если ты не смог себя создать, то, по крайней мере, можешь себя уничтожить».3 Самоубийство, таким образом, есть лазейка в существовании тварного мира, вполне доступная возможность узурпировать хоть в чем-то власть Всемогущего Творца, возможность самому почувствовать себя богом. Позицию «логического самоубийцы» приводит в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский: «Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от природы лишь ответ, что могу быть счастлив не иначе как в
гармонии целого, которой я не понимаю, и очевидно для меня и понять никогда не в силах...».
«Так как, наконец, при таком порядке я принимаю на себя в одно и то же время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи и нахожу эту комедию, со стороны природы, совершенно глупою, а переносить эту комедию с моей стороны считаю даже унизительным...
То в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдания, вместе со мною к уничтожению».
С гораздо большим размахом идея «логического самоубийства» была воплощена Достоевским в образе «человекобога», Кириллова, в известном романе «Бесы». Сам герой, и тем более его идеи, обрисовываются автором весьма иронично, как известно, Достоевский был яростным противником атеизма и позитивизма, завоевывавших в то время Россию, но сам ход мыслей человека, покусившегося на божественную власть, он передает довольно точно: «Теперь человек еще не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет все равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет. А тот Бог не будет. ...Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет Бог. ...Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал. Дальше нет свободы; тут все, а дальше нет ничего. Кто смеет убить себя, тот Бог. Теперь всякий может сделать, что Бога не будет и ничего не будет».5
Судьбы самоубийц становятся материалом литературных произведений, делаются попытки научного изучения проблемы суицида; феномен самоубийства рассматривают с различных сторон, классифицируют, пы-
таются поместить в строгие рамки определений: «Самоубийством называется каждый смертный случай, который непосредственно или опосредованно является результатом положительного или отрицательного поступка, совершенного самим пострадавшим, если этот последний знал об ожидавших его результатах. Покушение на самоубийство - это вполне однородное действие, но только не доведенное до конца» (Э. Дюркгейм)6 Современный суицидолог Морис Фабер более лаконичен в определении: «Самоубийство - это сознательное, намеренное, и быстрое лишение себя жизни».7
В дореволюционной России проблема суицида затрагивалась только художественной литературой (собственно, рассматривался только религиозно-нравственный аспект). После 1917 года вопрос о самоубийстве исчез с горизонтов отечественной науки, поскольку само существование данного феномена в советское время полностью отрицалось. Сегодня интерес к суициду возрождается, но, видимо, постсоветский период еще слишком недолог, чтобы могло появиться фундаментальное исследование столь сложного предмета.
Обзор исследовательских трудов, непосредственно посвященных проблеме самоубийства, следует начать с упоминавшегося выше классического труда Эмиля Дюркгейма «Самоубийство. Социологический этюд». Французский социолог подошел к проблеме суицида иначе, чем его предшественники: философы и богословы искали причины добровольного ухода из жизни в душе человека, медики исследовали тело, то есть, и те и другие замыкались на индивиде. Дюркгейм вводит понятие «коллективного существования». Самоубийство, по его мнению, непосредственно связано с бытием общества как «социального тела». Индивиды уподобляются клеткам существа, стоящего на вершине эволюционной лестницы, это - чувствующий и мыслящий «социальный орга-
низм». Самоубийство происходит в тот момент, когда общество становится недостаточно сплоченным и позволяет индивиду сбежать от него (эгоистическое и аномическое самоубийство по классификации Дюрк-гейма), либо наоборот, держит индивида в состоянии слишком большой зависимости (альтруистическое самоубийство). Таким образом, по утверждению Дюркгейма, самоубийство - это следствие нарушения целостности общественного тела.
Исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры, посвящена книга Ирины Па-перно «Самоубийство как культурный институт». Вработе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и произведения художественной литературы (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки охватывают Россию 19-го и начала 20-го века, время, когда по стране одна за другой прокатились массовые эпидемии самоубийств.
«Группа высокого суицидального риска» - литераторы, является предметом исследования книги Г. Чхартишвили «Писатель и самоубийство». Сам автор поясняет выбор объекта изучения не только особой предрасположенностью пишущего человека к добровольному уходу из жизни, но и тем, что писатель представляется наиболее ярким и удобным для изучения носителем видовых черт homo sapiens. «От обычного человека писатель отличается тем, что в силу своей эксгибиционистской профессии выставляет душу на всеобщее обозрение, мы знаем, что у не-го внутри. ...Он лучше понимает мотивы своих поступков и, уж во всяком случае, лучше их вербализирует. Если литератор покончил с собой, обычно не приходится ломать голову, из-за чего он совершил этот поступок: писатель заранее дает ответ или напрямую (письмом, дневнико-
вой записью, прощальным стихотворением), или косвенно - своим творчеством, даже самой своей жизнью».8 В первой части книги рассматриваются исторический, юридический, религиозный, этический, философский и иные аспекты «худшего из грехов», прослеживается развитие взглядов на самоубийство от доклассового сообщества, через античность и средневековье до современности. Особое внимание уделено восприятию суицида представителями различных религиозных конфессий и философских учений. Во второй части предпринята попытка классификации самоубийств по мотивам. Завершает книгу «Энциклопедия лите-ратурицида», содержащая более 350 биографических справок о писателях, добровольно ушедших из жизни.
Повышенное внимание к суициду, «эпидемия» самоубийств среди сверстников Г. Флобера, собственный пессимистический взгляд на жизнь обусловили постоянный интерес молодого писателя к возможности добровольного ухода из жизни. Проблема суицида тем или иным образом находит отражение практически во всех произведениях Флобера. Вслед за убившей себя Эммой Бовари, близки к самоубийству и герои флоберовских романов «Воспитание чувств» и «Бувар и Пекюше».
«Мадам Бовари» педантично, вплоть до мельчайших деталей, рассматривается в «Лекциях по зарубежной литературе» В. Набокова. Прежде всего, исследуются стиль и структура произведения, так как по убеждению В. Набокова, именно форма является главной целью литературы. Говоря о первом романе Флобера, Набоков признает, что, несмотря на утверждение этой книги в качестве эталона реалистического искусства, «Мадам Бовари» прежде всего - романтическая сказка.
Роман Г. Флобера привлекал внимание писателей А. Франса, Ги де Мопассана, Э. Золя, братьев Гонкур, А. Моруа, С. Моэма, литературных
критиков - В. Бромберта, Р. Дюмениля, Ж. Готье, Э. Фаге и др. В русском литературоведении к изучению романа не раз обращались такие исследователи, как А. Ф. Иващенко, Б. Г. Реизов, Е. Н. Купреянова, Т. Перимова, А. И. Пузиков.
Из первых зарубежных откликов на роман, по большей части негативных, следует отметить статью Шарля Сент-Бева. Критик в целом положительно отзывается о книге, прежде всего он отмечает отточенный стиль Флобера-писателя. Вместе с тем Сент-Бев не преминул мягко упрекнуть автора за отсутствие какого бы то ни было позитивного начала в его произведении. Начиная с самых первых статей о «Мадам Бовари», в литературоведении формируется традиция рассматривать флоберовский роман как книгу-отрицание, «антироман», «антиромантический» роман. Исследованию проблемы суицида на протяжении всей истории человеческой цивилизации посвящена фундаментальная работа Монферье «Самоубийство». В отдельной главе рассматривается изображение добровольной гибели в произведениях французских писателей 19-го столетия, а также различные причины, пробудившие небывалый до тех пор интерес к суицидальной тематике. Упоминается и «Мадам Бовари». Автор приписывает Флоберу романтический пессимизм, который постепенно сменяется тотальной безнадежностью. Именно этим чувством пропитан роман, являющийся одним из наиболее известных литературных картин добровольной смерти. Причину произошедшей трагедии Монферье видит в том разрыве, который существует между реальным бытием и миром мечты, в котором обитает героиня. Как только реальность разрушает хрупкие иллюзии Эммы Бовари, она тотчас же уходит из жизни.
Английский писатель Сомерсет Моэм в своем эссе о «Мадам Бовари» приводит историю возникновения замысла романа. Флобер пригласил к себе двух близких друзей, чтобы они составили впечатление о
написанной им мистерии «Искушение Святого Антония». После прочтения драмы был вынесен неутешительный вердикт: она никуда не годится. Товарищи предложили Флоберу написать роман на сюжет из современности. С этого момента началась работа над «Мадам Бовари». Моэм, вслед за Сент-Бевом, обращает внимание на отсутствие в книге положительных персонажей, что дает повод обвинить Флобера в предвзятости и отступлении от принципов реализма.
История развития французского романа в девятнадцатом столетии и творчество Флобера как часть этого процесса рассматривается в книге Б. Г. Реизова «Французский роман XIX века». Эстетика и творчество французского писателя определяются здесь через его мировоззрение, основой которого является «пантеизм в его спинозистской форме».
Литература о Толстом, созданная в дореволюционный, советский и постсоветский периоды огромна. В нашем исследовании мы использовали прежде всего работы, посвященные анализу творческого метода Толстого и воплощению его этических и эстетических воззрений в определенных характерах.
Пониманию Толстым человека, принципам его художественного воплощения, посвящены исследования таких выдающихся толстоведов, как В. И. Бурсов, Б. М. Эйхенбаум, Н. К. Гудзий, И. Н. Арденс, Я. С. Би-линкис, М. Б. Храпченко, Л. М. Мышковская, Е. Н. Купреянова, Г. Я. Галаган, В. Д. Днепров и др.
В работах этих исследователей раскрывается своеобразие художественного метода писателя, традиции и новаторство в его творчестве, мастерство психологического анализа Толстого и многие другие проблемы, связанные с изучением творческого наследия русского писателя.
Становлению мировоззрения Толстого в молодые годы, влиянию идей Ж. Ж. Руссо, Э. Канта, А. Шопенгауэра на духовное становление писателя посвящена работа Е. Н. Рачина «Философские искания Льва Толстого».
Проблеме нравственно-философских исканий Толстого и связи этих исканий с художественным творчеством посвящена также глубокая работа Г. Я. Галаган. Исследовательница раскрывает эволюцию философских взглядов писателя, используя различные источники: дневники, публицистические и художественные произведения. Она прослеживает, как воплощаются в художественном творчестве те или иные философские концепции Толстого, раскрывает связь творческого метода писателя с эстетикой сентименталистов, в частности, с творчеством Л. Стерна. Г. Я. Галаган изучает систему философских мотивов, составляющих подтекст романа «Анна Каренина»: мотивы «двоения», «открытия» и «закрытия» дверей, мотив ночного мрака и снежной бури, мотив темноты и приемы их символического выражения в контексте романа.
Исследованию творчества Л. Н. Толстого в 70-е годы девятнадцатого века посвящена книга Б. М. Эйхенбаума «Лев Толстой. Семидесятые годы». В ней содержится богатый материал о формировании художественного замысла романа «Анна Каренина», основанный на сопоставлении первоначальной идеи и канонического текста произведения. В работе анализируется художественный метод в связи с идейными исканиями Толстого в 70-е годы.
Е. Н. Купреянова в исследовании романа «Анна Каренина» рассматривает жанр, проблематику, сопоставляет две главные сюжетные линии. Заслуга этой исследовательницы, прежде всего, в том, что она впервые в советском толстоведении прочитала роман как философское
произведение, в котором нашли свое отражение морально-этические представления автора. Судьбы Константина Левина и Анны Карениной, двух главных героев романа, Е. Н. Купреянова осмысляет как частное воплощение общефилософской проблемы соотношения духовного и плотского в человеке, и доказывает, что трагедия Анны вызвана бунтом ее совести против эгоизма собственного существования. Благо же Левина состоит в том, что он, приобщившись к народной вере и нравственности, сумел этот эгоизм преодолеть.
Фундаментальный характер имеет работа М. Б. Храпченко «Лев Толстой как художник», в которой специальная глава отведена роману «Анна Каренина». Храпченко считает, что источником кризиса семейных отношений в романе Толстого является не пагубная страсть, а «обстоятельства жизни», общие противоречия. В том, что Толстой показал, как эгоистическая страсть обособила Анну от других людей, исследователь находит слабость Толстого-художника, проявившуюся в нарушении логики развития образа главной героини: глубокая, цельная и чистая натура Анны по логике своего характера не способна совершать эгоистические поступки. Отсюда следует весьма спорное мнение М. Б. Храпченко о том, что Толстому не удалось убедительно раскрыть причины трагедии Анны Карениной.
Опыт целостного анализа исторического, нравственного и художественного смысла романа «Анна Каренина» содержится в книге Э. Г. Бабаева. Исследуются сюжет, композиция, отдельная глава посвящена основным характерам романа и высказывается мысль, что у Толстого и жизнь, и характеры представлены в бесконечном изменении, так что ни одно положение не может быть названо «окончательным». «Характеры раскрываются с разных сторон благодаря динамически изменяющимся обстоятельствам, так что один и тот же человек бывает совершенно не-
похожим на самого себя».9 Бабаев также говорит о том, что характеры Толстого нельзя определять каким-либо одним статичным понятием, поскольку они полны динамики, противоречий, изменчивости. Но вместе с тем характеры у Толстого остаются типическими.
Интересная информация исторического характера содержится в книге Б. Я. Бухштаба «Литературоведческие расследования». В ней мы находим, среди прочего, анализ самых первых откликов на роман «Анна Каренина», отзывы, не всегда благоприятные, известных писателей и критиков того времени, реакцию широкой публики на книгу Толстого. На фоне широкого успеха у читающей публики, о чем автору сообщали многочисленные корреспонденты, контрастно выглядят приводимые Бухштабом негативные отзывы о толстовском романе Н. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Некрасова, революционной критики того времени. Чтобы оценить «Анну Каренину» по достоинству, потребовалось определенное время.
Интересный анализ личности Льва Толстого и его творчества мы находим в «Лекциях по русской литературе» уже упоминавшегося В. Набокова. Анализируя прозу Толстого, Набоков обращает внимание на тот факт, что его попытка привнести в собственные книги некую «идейность», элемент назидательности, терпит крах в столкновении с творческой индивидуальностью писателя: «Поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. На самом же деле его проповедь, вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение».10
Рассматривая линию главной героини в романе «Анна Каренина», Набоков постоянно проводит интересное для нашего исследования срав-
нение с флоберовской Эммой Бовари. Подробно анализируется структура книги, язык Толстого, образность, формальные приемы построения повествования, тщательно разобраны практически все основные сцены романа. Тщательно прослеживая линию главных героев, Вронского и Анны Карениной, Набоков сравнивает их путь с историей другой пары -Левина и Кити и делает вывод: Толстой намеренно ставит рядом и противопоставляет друг другу физическую любовь Вронского и Анны, обреченную и бездуховную, и подлинную, истинно христианскую любовь Левина и Кити, «тоже чувственную, но при этом исполненную гармонии, чистоты, самоотверженности и семейного согласия».11 Что касается непосредственно темы нашего исследования, то Набоков уделяет самоубийству в романе Толстого достаточно много внимания. Рассматривается не только гибель Анны, но и неудачная попытка Вронского застрелиться, а также его суицидальное поведение в конце романа.
Актуальность работы определяется уже самим обращением к проблеме самоубийства, ее художественного и философско-эстетического осмысления в литературе, в частности в романе XIX века, так как убедительного разрешения данный вопрос до сих пор не получил. Исследование с точки зрения проблемы самоубийства позволяет не только более полно рассмотреть характерные черты творчества Г. Флобера и Л.Н. Толстого, но и раскрыть новые грани творчества французского и русского писателей, их миропонимания, отношения к окружающей действительности.
Научная новизна диссертации состоит в том, что она является первым в отечественном литературоведении исследованием, посвященным непосредственному изучению феномена самоубийства в романах «Анна Каренина» и «Мадам Бовари» с психологической, философской, медицинской и эстетической точек зрения. Новизна работы заключается в рас-
смотрении творческого метода Гюстава Флобера и Льва Николаевича Толстого через призму общечеловеческой проблемы суицида, которую каждый из писателей разрешает по-своему в своих произведениях. Такой подход сделал возможным рассмотрение образов Эммы Бовари и Анны Карениной в контексте малоизученной проблемы самоубийства в художественной литературе. Рассмотрение актов самоубийства и сопутствующих им обстоятельств в романах «Мадам Бовари» и «Анна Каренина» позволил увидеть, как на примере судеб конкретных героев Флобера и Толстого по-разному решаются вечные вопросы человеческого бытия: проблемы свободы, нравственного выбора, соотношения поэтического и пошлого, прекрасного и банального. Все это способствует более глубокому пониманию эстетических взглядов и выявлению специфики творческой индивидуальности писателей.
Теоретико-методологической основой данного диссертационного исследования стали труды отечественных и зарубежных исследователей по теории романа - М.М. Бахтина, Н. К. Гей, В. Д. Днепрова, Я. Фрида, В. В. Виноградова, В. Е.Хализева, М. Б. Храпченко, Л. Я. Гинзбург и др., творчеству Г. Флобера и Л. Н. Толстого - Д. В. Затонского, А. Ф. Ива-щенко, Н. К. Гудзия, И. Л. Холодовой, Э. Г. Бабаева, А. М. Буланова, В. И. Бурсова, а также работы ученых, касающиеся вопросов жизни и смерти, в том числе в биологии, психологии и социологии - М. Бланшо, Э. Дюрк-гейма, Ч. Ломброзо и др. Анализ произведений строится на принципах сравнительно-типологического, структурного и историко-литературного методов.
Цель исследования - выявить особенности художественного и фи-лософско-эстетического осмысления проблемы самоубийства в романах Г. Флобера «Мадам Бовари» и Л. Толстого «Анна Каренина».
Цель работы определила задачи исследования:
проследить историю развития взглядов на самоубийство и связанных с этим феноменом культурно-исторических парадигм с древнейших времен по сегодняшний день;
исследовать творческую манеру Г. Флобера и Л. Н. Толстого на материале дневниковых записей, переписки, высказываний, воспоминаний современников, фактов биографии, собственно литературного творчества;
провести подробный анализ изображения актов самоубийства в романах французского и русского писателей, выявить на этой основе специфические особенности мировоззрения и творческого метода Флобера и Толстого.
Объектом исследования является романное творчество Г. Флобера и Л. Н. Толстого в контексте европейского романа XIX века.
Предметом исследования стала проблема самоубийства и ее художественное и философско-эстетическое осмысление в романах «Мадам Бовари» Г. Флобера и «Анна Каренина» Л. Толстого в контексте развития темы суицида в европейской литературе.
Материалом исследования, определившим историко-литературный контекст, стали не только другие произведения названных авторов, но также литературные произведения, тем или иным образом связанные с феноменом самоубийства: (Данте «Божественная комедия», Гете «Страдания молодого Вертера», Ф. М. Достоевский «Бесы»); философские исследования самоубийства Д. Юма «О самоубийстве», Д. Донна «Биатана-тос», А. Камю «Миф о Сизифе»; социологические исследования Э. Дюрк-гейма «Этюд о самоубийстве», философские и теологические трактаты
Платона, Аристотеля, М. Монтеня, Августина Блаженного, Фомы Аквин-ского, М. Штирнера, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше.
Положения, выносимые на защиту:
1. Самоубийство и литература в XIX веке, как никогда прежде,
были явлениями взаимосвязанными и взаимовлияющими.
2. Г. Флобер и Л.Н. Толстой, опираясь на общий исходный мо
мент (самоубийство главной героини), создают совершенно непохо
жие произведения, что позволяет говорить об индивидуальном фило-
софско-эстетическом осмыслении проблемы суицида у каждого из
писателей.
3.Обращаясь к типично романтическому сюжету супружеской неверности и вечной теме всепоглощающей любовной страсти, Толстой и Флобер развенчивают устойчивую традицию мировой романтики - поэтизацию любовного чувства. Однако, если в романе Толстого проблема самоубийства напрямую связана с нравственным выбором автора и его героев, то у Флобера гибель главной героини яв-
( ляется результатом освобождения автора от романтического мировосприятия. Суицид в «Мадам Бовари» является разновидностью «литературного» самоубийства.
4. Особенности творческого метода Г. Флобера и Л.Н. Толстого -находят яркое отражение в сценах самоубийства главных героинь.
Структура работы определяется поставленными задачами и исследуемым материалом. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 224 наименования.
Трактовка самоубийства в литературе от эпохи античности до XIX в
С философской точки зрения спор о самоубийстве продолжается еще со времен античности, то есть по меньшей мере два с половиной тысячелетия. Тем не менее, корректной (то есть оперирующей одной и той же системой аргументации) дискуссия была недолго. Как говорит Г. Чхартишвили в одной из последних появившихся в России работ, посвященных исследованию феномена суицида: «Сначала в дебаты о целесообразности этого деяния проник этический фактор, с трудом поддающийся логическому анализу, а затем в спор вмешалась религия, и с тех пор сторонники и противники суицида заговорили на разных языках. Философская дискуссия в чистом виде осталась достоянием дохристианского периода, а после второго дыхания, которое она обрела в восемнадцатом веке, даже завзятые рационалисты из числа спорящих уже не могли оставить в стороне религиозно-этический аспект проблемы».1
В дохристианские времена, на заре философии, когда человек с удивлением и радостью осознавал возможности разума и упивался им как новой увлекательной игрушкой, когда высшим достижением мысли был софизм, Бог в споре о самоубийстве как аргумент еще не использовался. Дискуссия велась по двум направлениям. Волен ли человек распоряжаться своей жизнью, то есть обрывать ее, когда ему заблагорассудится, или он, собираясь покинуть этот мир, должен учитывать, помимо собственных интересов, еще и интересы общества, частью которого он является? Кроме того, существовала дилемма в лагере безоговорочных сторонников самоубийства - когда правильнее убивать себя: когда тебе плохо или когда тебе хорошо?
Стоики и эпикурейцы выступают с рационалистических позиций: следует жить в гармонии с природой и миром; если эта гармония по какой-либо причине невосполнимо нарушена, правильнее будет умереть. Эпикур ни в коем случае не призывает своих учеников к смерти - наоборот, он советует им жить полноценной жизнью, но лишь до тех пор,-пока существование доставляет радость; залог же счастливого бытия по Эпикуру - готовность расстаться с ним по первому зову обстоятельств.
Второй взгляд еще более рационален при всей кажущейся парадоксальности, и основывается на идее, которую позднее сформулировал Гете: нужно остановить мгновение, когда оно прекрасно. Ни к чему уходить из жизни, когда она от тебя отвернулась, зачем уносить с собой горечь и разочарование? Ведь гораздо красивее будет прекратить свое существование в его наивысшей точке, тем самым зафиксировав свое счастье в вечности. «Хорошо уходить из жизни, когда у тебя все есть, когда ты счастлив материально и духовно и ни в чем не нуждаешься», - говорил Плутарх.
Самые решительные из защитников самоубийства утверждают, что оно, точнее сама идея суицида, является необходимым условием человеческого существования. Плиний Старший называет суицид лучшим даром Бога человеку - даром тем более щедрым, что сам Всевышний такой возможности лишен: Он даже при всем желании не мог бы «причинить себе смерть», потому что вечен. Таким образом, дар Бога - не только жизнь, но и возможность добровольной смерти. Стоит ли от этого дара отказываться?2 Первым и одним из самых именитых защитников самоубийства был строгий рационалист Сократ. Его взгляды известны нам главным образом по пересказу Платона в диалоге «Федон». Сам Платон относился к самоубийству резко отрицательно; тем не менее, доводы Сократа звучат и в платоновском изложении весьма убедительно, тем более что говорит он над чашей с ядом: «Бесспорно, есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них - о тех, кому лучше умереть, - ты будешь озадачен, почему считается нечестивым, если такие люди сами оказывают себе благодеяние, почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой».3
Перед Платоном стояла очень сложная задача: не отрекаясь от любви и почтения к своему учителю Сократу, показать, что самоубийство, совершенное этим идеальным человеком не является выходом. Для этого автору «Федона» пришлось вложить в уста своего героя слова, из которых следует, что поступок Сократа - не правило, а редкое исключение, которое может быть санкционировано лишь высшей силой. Обращаясь к своему ученику фиванцу Кебету, Сократ говорит: «Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей и что не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, — величественное, на мой взгляд, учение, и очень глубокое. И вот еще что, Кебет, хорошо сказано, по-моему: о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, - часть божественного достояния.
«Мадам Бовари»: эстетические позиции автора
Проблема суицида волнует Флобера с самой юности. В письме от 31 марта 1853 года он писал: «Нет, я нисколько не жалею о своей молодости. Я так жестоко тосковал! Я так мечтал о самоубийстве! Меня снедали все мыслимые виды меланхолии».1 Суицид был неотделимой частью той культурной эпохи, в которую формировался Флобер-писатель. Многие его друзья, «наскучив жизнью», следовали примеру гетевского Вертера, одного из любимых персонажей молодого Гюстава.
В 1837-м году Флобер пишет философскую сказку «Страсть и добродетель», где рассказывается об адюльтере женщины по имени Мацца, которая предается сладострастию с таким исступлением, что, в конце концов, убивает своего мужа и детей, а затем отравляется. Некоторые исследователи увидят в этом раннем произведении прообраз будущей «Мадам Бовари». Родство двух текстов подчеркивает тема самоубийства, а также то, что романтическое чтение играет здесь роль посредника, в соблазнении.
Тема суицида возникает и в следующих за «Мадам Бовари» романах о современной Флоберу Франции. Думает о самоубийстве Фредерик Моро, герой романа «Воспитание чувств»: «... полусонный, промокший от тумана, весь в слезах, он спросил себя, почему бы не положить всему конец. Стоит сделать лишь одно движение. Голова так тяжела, что тянула его вниз, он уже видел свой труп, плывущий по воде;»2 Бувар и Пекюше, герои последнего и незавершенного флоберовского романа, также приходят к мысли о добровольной гибели: «И они рассмотрели вопрос о самоубийстве. Почему бы не сбросить гнетущее нас бремя? Не совершить поступка, никому не приносящего вреда? Если бы он был неугоден богу, разве обладали бы мы этой властью? Это не малодушие, что бы там ни говорили, и прекрасно дерзание - осмеять, даже ценою своей гибели, то, чему «люди придают особенно большое значение».3 Несомненно, что мысли флоберовских героев о самоубийстве в какой-то мере (и с изрядной долей иронии) отражают умонастроение самого писателя, помимо жизненных неурядиц жестоко страдавшего от нервного заболевания, длившегося с перерывами всю его жизнь.
Образ госпожи Эммы Бовари рожден благодаря одному событию, происшедшему в жизни его создателя, когда ему было тридцать лет и его литературное будущее было еще весьма неопределенно. До этого момента его перспективы были малообещающи и довольно туманны. Девять месяцев в году Флобер писал по шесть часов в день, запершись в кабинете, окна которого выходили на Сену. Остальные три месяца он проводил в Париже, набираясь жизненного опыта. В 1851 году, после поездки по Египту, Палестине и Греции, Флобер написал первый вариант «Искушения Святого Антония». Окончив это произведение, он попросил двух своих друзей - Максима дю Кана, редактора «Revue de Paris», и Луи Буй-ле, скромного сельского поэта, - приехать к нему. Флобер сказал, что хочет прочесть им рукопись своей новой работы. Он читал «Искушение» почти четыре дня, по восемь часов без перерыва. Окончив чтение в полночь, Флобер ожидал приговора. Один из его слушателей весьма прямолинейно предложил ему бросить рукопись в огонь и никогда больше о ней не говорить. На следующий день глубоко разочарованный Флобер прогуливался вместе с дю Каном и Буйле по саду. Он жаловался им на свою творческую несостоятельность. У него на примете было несколько исторических сюжетов, но он не был уверен, что хоть один из них представляет собой какую-то ценность, поэтому не имел желания возвращаться к своему рабочему столу. Свежая тема - вот в чем, ему казалось, он нуждался. Выслушав это, Максим дю Каи предостерег его от поэтических парений и предложил выбрать такую тему, где высокопарный стиль будет абсурден. Далее Флоберу было предложено выбрать будничный сюжет, какой-нибудь эпизод из буржуазной жизни и заставить себя рассказать о нем в естественной манере. Тут же Луи Буйле предложил использовать хорошо известную Флоберу историю семейства Деламар.
Эжен Деламар, изучавший хирургию в руанской больнице под руководством отца Флобера, был трудолюбивым, но посредственным студентом. Провалившись на нескольких решающих экзаменах и не имея средств нанять репетиторов или увеличить количество практических занятий в больнице, ему пришлось довольствоваться местом врача в глухом провинциальном углу. Вскоре он женился на женщине старше себя, вдове, что было довольно распространенным явлением во французской провинции - и занял должность врача в сельской местности, именовавшейся Ри. После смерти жены он остался один. Ему нужна была новая подруга. В это время он и познакомился с привлекательной семнадцатилетней девушкой по имени Дельфина Кутюрье.
Интерпретация Флобером и Толстым добровольного ухода из жизни
Появление «Мадам Бовари» дало критикам богатую почву для соотнесения флоберовского романа с различными литературными произведениями. Братья Гонкуры, например, сравнивают в своем «Дневнике» «Поля и Виргинию», которым с таким упоением зачитывалась Эмма, с романом Флобера и высказывают следующее предположение: «...роману Флобера недостает той крупицы лжи, в которой, быть может, и таится секрет идеального творения».1 О напрашивающихся параллелях между «Мадам Бовари» и «Дон Кихотом» уже говорилось. Еще одной книгой, краткое рассмотрение которой является важным для пониманимания флоберовской героини, является роман Гете «Страдания юного Вертера».
В некоторых ситуациях самоубийство может выглядеть романтично и импозантно, что воздействует на молодые неокрепшие души самым роковым образом. Наглядный тому пример просвещенная Европа могла наблюдать после выхода в свет в 1774 году эпистолярного романа «Старания юного Вертера». Это как раз тот случай, когда, помимо социально мотивированных причин, суицид оказывается подверженным тривиальному влиянию моды. Здесь, во многом на автобиографическом материале, создан образ молодого современника автора, и показано, как в юном, незащищенном сердце пробуждается «воля к смерти». Много позже старый Гете отзывался о «Вертере», как о книге чрезвычайно опасной, «сплошь усеянной зажигательными бомбами». Недаром, писатель всю свою жизнь опасался перечитывать свое самое успешное литературное произведение.
В самом деле, действие романа на читающую публику было подобно взрыву бомбы (во всяком случае, по разрушительным последствиям). «Эхо реального выстрела, который сразил влюбленного студента в 1773 году, многократно усиленное гением Гете, перекатывалось по закоулкам Европы несколько десятилетий. ...Многие из современников считали, что Гете совершил тяжкое преступление, навеки поселив в умы furor Wertherinus («вертеровское безумие») - мысль о самоубийстве как достойном выходе из недостойной ситуации».2
Вертер замечателен тем, что он является одним из первых выведенных в литературном произведении мужчин, чье самоубийство из-за любви к женщине принимается всерьез, и, более того, находит одобрение читателя. То, что мужчина может убить себя по мотивам политическим, в припадке сумасшествия, от ужаса или паники, даже по причинам философского порядка: это то, что всегда понимали, а иногда оправдывали. Но из-за женщины?! Впрочем, Жермена де Сталь полагает, что к самоубийству Вертера подталкивает прежде всего общество: «Гете хотел изобразить существо, страдающее от всех невзгод, какие только могут выпасть на долю души нежной и гордой; он хотел изобразить тот клубок бедствий, который может довести человека до крайней степени отчаяния. Природа, мучая человека, оставляет ему проблеск надежды; чтобы разум человека затмился окончательно и у него появилась настоятельная потребность умереть, в рану должно вонзиться ядовитое жало общества.3
Поводом к написанию «Страданий юного Вертера» стала, прежде всего, неудачная любовь доктора Иоганна Вольфганга Гете к старшей дочери вецларского коммерсанта Шарлотте Буфф, которая предпочла более благоразумного молодого человека по имени Иоганн Кристиан Кестнер. Роман насыщен эпизодами и настроениями, взятыми писателем из вецларского периода собственной жизни, в текст попали даже подлинные, почти не измененные письма самого Гете. Роковая развязка также связана с личными переживаниями автора: горечь разлуки с любимой девушкой, страдания юного Гете были неподдельны. И не подлежит сомнению, что мысль о самоубийстве порою казалась молодому поэту единственным выходом из трагического сплетения разнородных чувств и обстоятельств. Немаловажный факт: начало работы над романом автор «Вертера» связывал с моментом получения известия о произошедшем там же и в ту же пору самоубийстве знакомого ему студента Ерузалема. В романе были затронуты темы, в дальнейшем с новой силой зазвучавшие во флоберовском творчестве: неудовлетворенность желаний, горечь жизни, недостижимость счастья. Сам Гете не считал их недугом какого-то определенного времени, но «скорее недугом отдельного лица. И как было бы грустно, не будь в жизни каждого человека поры, когда ему кажется, будто «Вертер» написан только для него одного»,4 Романы «Страдания юного Вертера» и «Мадам Бовари» находятся на полюсах романтической эпохи: один помещается в ее начале, другой в конце. И в том и в другом произведении романтизм убивает. Но как непохожи друг на друга смерти главных героев. Самоубийство Вертера будит возвышенные чувства, гибель Эммы вызывает, в лучшем случае, жалость. Первое допускает определенную доктрину, второе является предупреждением. Для Гете добровольная смерть суть освобождение, для Флобера - разрушение. Перед роковым выстрелом Вертер пишет Лотте слова о вечном примирении и о грядущей встрече в мире ином, у Флобера, несмотря на помазание миром, это отправление в небытие: ничего не остается, ни луча надежды, ни, особенно, чувства выполненного долга. И все-таки Эмма настолько близка Вертеру, насколько первое чтение их истории не позволит предположить. Оба испытывают глубокую потребность любить, и для Эммы, и для Вертера любовь - качество несравненное, абсолютная ценность. Эмма убивает себя, потому что не находит объектов своей любви; Вертер, потому что этот объект покидает его. Все трагедии центрируются на любви, соединяются с ней. Противопоставлять флоберовкого и гетевского героев можно и дальше. С одной стороны, это мужчина, с другой женщина. В одном романе герои показывают свои мотивы, обдумывают и находят их приемлемыми, в другом героиня, в припадке отчаяния, разбитая своей прошедшей жизнью, торопиться навстречу смерти. Вертер ставит перед собой вопрос морали, Эмма его игнорирует. Единственная вещь, которой оба романа, задуманные и написанные настолько по-разному, обладают, это тема.
Еще одним романом, в котором, на первый взгляд, мало что общего с «Мадам Бовари», является «Анна Каренина» Льва Толстого. Возможность сравнивать эти книги дает, как и в случае с «Вертером», самоубийство главной героини. Хотя, Е. Н. Купреянова, к примеру, высказывает мысль о демонстративном использовании Толстым флоберовского сюжета в противоположной идейно-художественной функции.4
Оценивать акт самоубийства главной героини «Мадам Бовари» (так же как и Анны Карениной) независимо от контекста произведения, естественно, нельзя. И Флобер и Толстой, создавая образы Эммы Бовари и Анны, имели в виду вполне определенный момент: героиня покончит с собой. Но самоубийство становится лишь отправной точкой, из которой идут два совершенно разных пути.
