Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мифомотивы познания.
1.1 Мифомотив инициации с. 20- 35
1.2 Мифомотив крещения и моления с. 36-44
1.3 Мифомотив охоты и жертвоприношения с. 45 - 53
1.4 Мотив надевания масок с. 54- 63
Глава 2. Мифообразы в романах Моррисон
1.1 Мифообразы сакрального центра - дом, лес, пещера с. 64-75
1.2 Мифообразы вечности - дерево, корень, земля, камень, кость с. 76 - 85
1.3 Мифообразы трансформации и возрождения - река, вода, дождь с. 86 - 91
1.4 Мифообразы перехода - лестница, мост, лодка с. 92- 95
2. Мифопоэтические элементы.
2.1 Имя,число с. 96-107
2.2 Запах, вкус, цвет с. 108-118
Глава 3. Мифологический универсум Тони Моррисон. Ритм, пространство, время ...с. 119 -155
Заключение с.156-158
Примечания с. 159-169
Список литературы с.170-177
- Мифомотив инициации
- Мифообразы сакрального центра - дом, лес, пещера
- Мифологический универсум Тони Моррисон. Ритм, пространство, время
Введение к работе
Творчество писателя всегда вбирает в себя некую сумму надиндивидуальных элементов, к которым можно отнести архетипическую память, мифомышление и бессознательное автора, находящие отражение в его работах. Это, в конечном счете, и определяет самобытность, особый стиль мышления и мировидения писателя, который условно может быть назван проводником, выстраивающим в своих произведениях и доводящим до читателя культурную модель, традиции своего народа, своей принадлежности. Но самое главное — эти элементы дают представление об онтологическом мировидении автора, которое он передает читателям, ибо «человек не только пассивно отражает реальность, но и является активным фактором исторической и космической жизни»1.
Архетипическая память, видоизменяясь и усложняясь, выявляется в каждом литературном произведении. В. Земсков пишет: «Отождествление творческого субъекта с тем или иным «архетипом» разного уровня никогда не означает его повторения в изначальном виде, но всегда влечет за собой художественное построение на его основе нового «архетипа», трансформацию исходного материала путем собственного его «пересказа», парафразирование тех идеологических, стилистических, метафорических контекстов, что свойственны ему, и его соединения с дополнительными по отношению к нему источниками и контекстами»2.
Архетипы, символы и мифы составляют онтологическую основу художественного текста. Именно они образуют сложный рисунок полотна повествования, они - порождение «слоев более глубоких, чем сознание», содержащих в себе «видение или знание более высокого порядка, чем то, что способно произвести сознание»3.
В данном исследовании, ставя перед собой задачу осмысления мифосемиотических основ поэтики, мы обращаемся к творчеству писательницы, обладательницы Пулитцеровской премии, первой женщины афро-американки, удостоенной Нобелевской премии, Тони Моррисон. Наряду с Элис Уолкер, Джеймсом Болдуином, Ишмаэлем Ридом она входит в плеяду самых знаменитых афро-американских писателей США конца 20 века.
Тематикой обретения культурной идентификации, самосознания и самоосмысления Моррисон вписывается в плеяду писателей «пограничья», существующих в безместности, не укорененности в культурной и социальной среде.
Своими произведениями Моррисон открывает новую эру в афро-американской литературе. Ее творчество знаменует воссоздание идеи этнического самосознания, но не с целью афро-центристского обособления, а в качестве попытки осмысления и сохранения собственной идентичности и самобытности, в желании преодолеть этническую травму и стать гармоничной частью единого мирового культурного пространства. Признанием этому служит вручение писательнице Нобелевской премии в области литературы в 1995 году за роман «Возлюбленная». Последующие работы Моррисон были встречены критиками с неменьшим вниманием. Ее работы неоднократно становились удостоены премий Национальной ассоциации литературных критиков, а также Американской академии искусств и литературы.
Объектом данного исследования стали следующие работы писательницы: «Песнь Соломона» (Song of Solomon. NY 1977), «Смоляное чучелко» (Tar Baby. NY 1981), «Возлюбленная» (Beloved. NY 1987), «Джаз» (Jazz. NY 1993), «Рай» (Paradize. NY 1999).
Диссертация называется «Мифосемиотическое пространство романов Тони Моррисон» и посвящена анализу мифопоэтических аспектов творчества Моррисон. Выбо р данной темы не случаен и обусловлен, прежде всего, недостаточной изученностью мифосемиотического пространства, которое мы понимаем как информационно-знаковое поле, дающее представление об авторском мире и особенности его мышления.
Термин «мифосемиотическое» был взят нами из работ известных ученых Московско-Тартуской школы М.Ю. Лотмана и В.Н. Топорова, которые работали над проблемой мифосемиотического в литературном тексте, и определили важность основ семиотики для осознания мифологического пространства художественного текста. Особенностью структурно-семиотической школы является ее выраженная текстоцентричность — текст выступает центром концептуальной системы. «Текст, по мнению М.Ю. Лотмана, - это замкнутая и самостоятельная структура, и именно как таковая она и должна исследоваться»5. Текст определяется Лотманом как инвариантная система внутритекстовых отношений и объявляется пространством, в котором семиотический характер литературного произведения реализуется как артефакт6. А главной задачей исследователя, согласно Лотману, является прочтение писательского кода. «Поскольку произведение искусства - модель определенного явления мира, общественное и художественное мировоззрение автора, его представление о структуре мира, которое воплощено в структуре произведения, становится существеннейшей частью заключенной в тексте информации» .
«Проблема содержания, по мнению Лотмана, - это всегда проблема перекодировки»9. Отсюда вытекает необходимость изучения и определения текста в пункте пересечения внутри и внетекстовых связей. Поэтому в ходе анализа произведений Моррисон важно было учитывать и культурологические особенности, в которых жил и формировался писательский ум, а также особенности субстрата африканского фольклора, который на новом континенте неизбежно смешался с европейским, индейским, а также иберийским фольклором.
Оказалось необходимым проанализировать обширный фольклорный и мифологический пласт, составляющий основу поэтики Моррисон. Выявлены особенности переосмысления и переработки автором многих универсальных мифомотивов (инициация, охота, жертвоприношение, моление). Трансформация, интерпретация универсальных мифомотивов, придают поэтике писательницы новые смысловые нюансы, требующие особого анализа. Рамки данного исследования не позволяют представить анализ всех мифомоделей и образов, составляющих мифосемиотическое пространство романного мира писательницы, поэтому нами рассматриваются лишь основные из них.
Из названия диссертационной работы видно, что основной акцент в ней делается на проблеме анализа мифосемиотического в тексте, которое реализуется посредством знаково-мифологического комплекса - символ, архетип, ритуал в системе мифомотивов и мифообразов. Термины мифообраз и мифомотив взяты нами из работ А. Кофмана, для систематизации анализируемого материала. Именно они, по его мнению, составляют мифологическую структуру литературного текста и, выявляя символическое наполнение мифообразов и мифомотивов, становится возможным представить совокупный авторский образ мира, создаваемый на фоне определенной культуры10.
Под мифомотивами мы понимаем повторяющиеся модели, ритуалы, сакральные мотивы, архетипические действа, повсеместно используемые писательницей во всех без исключения работах. Заимствуя из разных культур и умело их сочетая, писательница создает собственный синкретический метаязык. Сакральные мотивы и действа составляют «ядро» авторского мировидения, ведь воспроизводя архетипические мифологические модели, автор по существу рождает собственный уникальный художественный код. Пользуясь мифотворчеством как инструментом, она придает своим идеям весомость и бесспорность.
Согласно Ю. Кристевой, производство моделей и составляет семиотику. «Говоря о семиотике, мы имеем в виду именно выработку... моделей, формализованных систем, структура которых изоморфна и аналогична структуре некоторой другой системы»11. В системе мифопоэтики Моррисон, мифомотивы выполняют функцию моделей-заместителей целостных ситуаций и сюжетов и уже по нескольким из них можно реконструировать поэтический космос автора.
Элементами мифомотивов являются различные мифообразы, которые мы понимаем как целостные смыслообразующие единицы, лежащие в основе мифа. Это символы и архетипы, составляющие полотно мифомотива. Они являются средством моделирования мифомотива, входят в его структуру, и при этом остаются независимыми и легко вычленяются из его контекста, поскольку «поэтическое произведение представляет собой множественность отношений между элементами и отношений между отношениями»12.
Таким образом можно сказать, что мифомотивы описывают процесс, в то время как мифообразы являются элементами, формирующими мифологическое пространство.
Мифомотивы и образы составляют семиотическую инфраструктуру романного мира писательницы и дают представление об особенностях мифопоэтики Моррисон. Авторская система мировидения, философские, эстетические, нравственные установки писателя выявляются символическим наполнением этих образов и мотивов, которые связаны между собой и взаимодополняют друг друга. При помощи мифомотивов, архетипических моделей, ритуалов, мифообразов, символов автор выстраивает своеобразный культурный ряд, позволяющий анализировать его идейно-художественный замысел. Именно прочтение, развертывание мифомотивов и образов определяют и деконструируют романный мир автора.
В работах Моррисон легко прослеживается тенденция к воссозданию архетипического мифологического начала. Автор мыслит категориями коллективной памяти и знаний, которые находят воплощение во многих мифологемах и образах. Сама Моррисон говорит о том, что миф присутствует в культуре афро-американцев в различных формах. Миф прослеживается и в музыке, и в танце, и в религии черных американцев. «Это то, что мы получаем и передаем от поколения к поколению. Мифы, сказки, легенды доступны и понятны каждому... Это то, что помогло нам выжить» 3.
Основная цель мифотворчества Моррисон - определить роль и место современного афро-американца в обществе. Писательница стремится разрушить стереотипы евро-американского «расистского» мифа, которые навязывают негативное отношение ко всему «не белому», и создать новый, целью которого является рождение совершенно иного представления о мире в сознании американцев. Писательница стремится к воссозданию гармоничного единства без разделения на «белое» и «черное», «свое»/«чужое», «хорошее»/«плохое». В основе мифа писательницы лежит проблема самосознания и самоопределения личности в контексте культуры и истории страны. Рудольф Бултманн писал: «Настоящая задача мифа - не в том, чтобы дать объективную картину мира; в нем скорее выражается то, как мы, люди, понимаем свое место в окружающем нас мире. Таким образом, миф не поддается интерпретации в космологических терминах, он хочет, чтобы его толковали в терминах антропологии, а еще лучше - в экзистенциальных терминах, в терминах человеческих ощущении и опыта» .
Синтез и гармоничное соединение социально-бытового и мифологического, четкая символическая окрашенность ее произведений делает романы Моррисон, на наш взгляд, загадочными и особенно интересными. Символы и архетипы являются здесь не просто фоном для передачи закодированной с их помощью информации, но являются некими центрами, особыми микрокосмами, на которых и строится повествование. Здесь «рождаются не образы, создающие мир, но мир рождается на образах»15. Как отмечает А. Федоров «мифотворчество в новое время - это умение видеть в конкретном образе матрицу человеческого характера, важнейшие формулы эзотерического бытия»16. Свою задачу Моррисон видит в том, чтобы помочь каждому обнаружить собственную матрицу и жить в соответствии с ней.
При помощи мифа, как «слова» Бога, писательница пытается донести до читателя актуальные для нее идеи, размышления, переживания, ведь миф сокращает дистанцию между автором и читателем, позволяя делиться самым сокровенным, интимным.
Миф позволяет верить в несбыточное, нереальное, запредельное, сверхъестественное. По Кассиреру, «в мифе часть есть целое»7. Кроме того, «миф снимает напряжение, существующее между субъектом и объектом, внешним и внутренним. Между двумя мирами (внешним и внутренним) на месте их соприкосновения и трения вырастает новая символическая данность — миф. Через него и с помощью его человеческое сознание возвышается сначала над предметным миром, а затем переходит на все более высокие формы «символической» деятельности»18.
Автор использует миф как код, - инструмент реализации своего творческого замысла, а связь и взаимоперетекание различных мифологических мотивов и образов определяют своеобразие и уникальность стиля писательницы. Моррисон заставляет читателя погружаться в знаковую систему собственной реальности, играя и жонглируя перед ним различными загадками и кодами (будь то имя, число, вкус или цвет), которые, чтобы понять, обязательно необходимо расшифровать. «Бессознательное текста — это нечто, что в принципе не подлежит чтению, то есть нечто, что читается без всякого на то права, когда хозяина текста уже нет»19.
Осмысливая мифомотивы и синхронные архетипические образы, анализируя номенологические и нумерологические средства, учитывая специфику ритма, пространства и времени, расшифровывая кодовые характеристики художественного текста, мы не просто открываем для себя мифосемиотическое пространство романного мира писательницы, но постигаем единство и многообразие метакода Моррисон, основанного на коллективном опыте поколений.
Понятия «архетип», «архетипическое» используется нами повсеместно для описания структуры и влияния бессознательной коллективной памяти на мышление писательницы, нашедших отражение в часто используемых ею образах и мотивах. Коллективная память невозможна без архетипического содержания, а память - ключевое понятие в космогонии Моррисон.
В представлении Элиаде, архетипы - это символическая основа мироздания, его неразрушимый сакральный костяк, крестец - sacrum и животворящее начало Космоса. Архетипы пробуждают к подлинной, реальной жизни косное земное бытие, равнозначное в силу своей эфемерности, не-бытию: «реальным становится преимущественно сакральное, ибо только сакральное есть в абсолютном смысле, оно действует эффективно, творит и придает вещам долговечность»20.
Карл Юнг определил, что в «коллективном бессознательном» существуют некие модели, имеющие аналогии в древнейших мифах. Эти модели он впоследствии и назвал архетипами. Юнг говорит, что архетипы «наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества, находящиеся в коллективном и сверхличном бессознательном... Его содержания могут быть найдены повсюду» .Архетипы. — это «мотивы и их комбинации, наделенные свойством «вездесущности», универсальные устойчивые психологические схемы (фигуры), бессознательно воспроизводимые и обретающие «содержание» в архаическом ритуале, мифе, символе, верованиях и т.д.»22 Они понимаются в науке о мифе, как «праобразы универсальных мифологических мотивов и сюжетов, которые формируются в сфере «коллективного бессознательного» и реализуются не только в явлениях бессознательного, но и в мифотворчестве» .
Н. Фрай утверждает абсолютное единство мифа и ритуала — с одной стороны, мифа и архетипа - с другой. Миф, по Фраю, «центральная формообразующая сила, сообщающая архетипическое значение ритуалу» 4.
В поэтике Моррисон архетип является содержательной основой мифа, а ритуал -способом реализации этих основ. Ритуал ложится в основу мифомотива, а архетип и символ -мифообраза. Реализация мифа через ритуал особенно необходима для писательницы, ведь ритуал по существу - сценическое воплощение мифа. Отметим, что юнгианская школа интерпретирует ритуал как структурную единицу мифа, выражающую архетип. Согласно представлениям Юнга, «то, что подразумевается под архетипом, проясняется через его соотнесение с мифом»25.
Миф раскрьюает свою сущность при помощи символа. «То, что между мифом и символом существует связь, очевидно. Трудно представить миф, который не содержит символ или не подпитывается символическим или скрытым значением»26. Так же как и миф, символ способен соединять полярные уровни бытия, материальное и духовное, сокращать путь от реальности к мифическому. И, наконец, так же как и миф, он существует в надвременной и надпространственной бесконечности. Символ не просто приводит к высшей реальности, но возвращает в мир человеческой памяти, памяти рода, в прошлое, которое хранится в настоящем как часть Великой Памяти. И лишь человек способен оживить его, привнести его Смысл в собственную реальность.
Символ только кажется статичным, на самом деле - это живой многогранный «организм». Динамика символа состоит в его раскрытии, дешифровке, то есть прочтении и осознании. Познающий его оживляет символ. Он и делает его подвижным, однако, в то же самое время, символ остается свободным, самодостаточным целым. Сам по себе символ -это законченный текст, он живет собственной жизнью. «Он легко вычленяется из семиотического окружения. С этим связана его существенная черта: символ никогда не принадлежит какому-либо одному синхронному срезу культуры, — он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения»27. Итак, чтобы символ ожил для человека, его необходимо расшифровать. «Любой мифологический символ, по словам М.Ю. Лотмана, - может быть истолкован, как результат прочтения мифа с позиций более позднего семиотического сознания — то есть, перетолкован как иконический или квазииконический знак» .
Следует, однако, учесть, что символ требует не чувственно-эмоционального читателя, но практического, опытного, мудрого. Весь опыт человека - необходимый ключ к дешифровке, прочтению любого символа. Жизнь рождает символы, и она же дает возможность их познать. Дешифрованный символ способен раскрыть нам тайну жизни, бытия, и, вместе с тем, постичь и осознать собственный мир. Кроме того, он является «посредником между синхронией текста и памятью культуры. Роль его — роль семиотического конденсатора»29.
Понятия миф, ритуал, архетип и символ неразделимы в мифосемиотическом пространстве художественного мира Моррисон. Для рассмотрения этих основ, нами предпринята попытка десимволизации, десемиотизации и демифологизации текстов Моррисон, конденсированного литературного анализа основных мифомотивов и образов. В ходе исследования, выявилась внутренняя взаимосвязь, перетекание отдельных мотивов и образов от романа к роману. Выявляя семантику одного элемента, сравнивая и анализируя, невольно приходилось затрагивать и другие. Поэтому, в работе много ссылок и обращений к отдельным главам и параграфам исследования.
Оказалось, что отдельные образы и мотивы выстраиваются в цепочку взаимодополняющих друг друга элементов. Одно переплетается с другим, нераздельно связано с третьим — так витиевато сплетается романный мир писательницы. Здесь все подчинено ее системе символических ассоциаций, которые можно трактовать только в свете архетипических, мифологических и этнокультурных особенностей.
Сегодня с уверенностью можно сказать, что Моррисон одна из самых популярных писательниц современности. Статус ее высок не только в литературе, но и в общественно политической сфере. Она принимала активное участие в движениях афро-американцев за свои права в 60, 70-е годы. Очень часто ее имя встречается на страницах известных газет и журналов, на телевидении и в сети Интернет, где существует ряд официальных сайтов, посвященных жизни и творчеству Моррисон.
Творчество Моррисон рассматривается представителями различных литературоведческих школ и направлений. Исследованием творчества писательницы широко занимаются ученые на Западе и в нашей стране. В попытках интерпретировать ее романы применяются различные методы и подходы. Огромное количество работ, написанных о ней и различным аспектам ее творчества, с трудом поддаются систематизации. Однако, выбрав в качестве главного объекта нашего исследования проблему осмысления мифопоэтических основ ее творчества, мы несколько сузили круг рассматриваемой нами в качестве основополагающей критической литературы. Главным образом мы опирались на труды Г.Л. Гейтса, П.Б. Бъерка, Д.Л, Мидлтона, Ф. Пейджа, И. Фурмана, которые, осмысливая эстетические и идейно-художественные взгляды Моррисон, ставили перед собой концептуально близкие нам цели и задачи.
В частности, Дейвид Мидлтон, в своей работе "Toni Morrison s Fiction: Contemporary Criticism"(NY 1994) дает анализ мифологической инфраструктуры текста писательницы. Он говорит о нерасторжимом слиянии реальности и мифа в ее работах, о фольклорных принципах поэтики Моррисон, о воспроизведении ею народных легенд как реальности и приводит множество примеров, подтверждающих эти идеи. Мидлтоном анализируются поэтологические приемы, при помощи которых писательница воспроизводит в художественном тексте мифологизирующее народное сознание, что было для нас актуальным в контексте анализируемой нами темы.
Филипп Пейдж особое внимание уделяет авторской позиции в повествовании. Говоря об особенностях стилистики и поэтики Моррисон, он пишет, что писательница сама создает своего читателя, "который, парадоксальным образом одновременно и сведущ, и ограничен. Моррисон повествует, словно непосредственно обращаясь к читателю, и зачастую вовлекает его в беседу». Проводя подробный анализ работ Моррисон, Пейдж объясняет особенности ритмики и композиционного построения работ писательницы, причину открытых финалов, недосказанности. Он считает, что романы Моррисон полностью удовлетворяют интересы современного читателя, так как резонируют с волнующими всех вопросами. Согласно его теории в ее творчестве Моррисон гармонично сочетаются слияние и разобщенность, то что критик называет fusion and fragmentation и предлагает в качестве постструктуралистской теории об американской и афро-американской культур.31
Моррисон раскрывает свой романный мир и приглашает в него читателя. Здесь читатель играет не пассивную роль наблюдателя, но участника или соучастника. Моррисон говорит: "If the reader actively participates in the (re)making of the novel, then the narrator/reader relationship exists and the absolute distinction between the two is dissoced".32 / U ьї 4 , )
В работах Пейджа детально анализируются различные поэтологические приемы, используемые автором. Основу художественного мира Моррисон критик видит в особой технике письма, базирующейся, по его мнению, на собственном мифологическом мироощущении писательницы. В его сборник "Dangerous Freedom: Fusion and Fragmentation in Toni Morrison s Novels." (Miss. 1995), вошли работы критиков, которые ставят перед собой задачу определения особенностей стиля Моррисон. Книга представляет для нас особый интерес, так как в ней рассматриваются проблемы ритмики и хронотопа у Моррисон, различные поэтические приемы, использованные автором в романах, при этом акцентируется ритуально-мифологический аспект творчества писательницы, что было важно, учитывая цели и задачи данного исследования.
Бьерк предлагает собственное прочтение романов Моррисон, ставя перед собой цель - раскрыть проблематику самоидентификации и самоосмысления личности в творчестве писательницы. В своей работе под названием "The Novels of Топі Morrison: the Search for Self and Place Within the Community", он рассуждает об авторском мифе, в котором действуют особые законы и правила, опирающиеся на афро-американскую фольклорную традицию. Критик подчеркивает исключительную важность понятий коллективная память? национальная история? культурная традиция Из проведенного анализа большинства работ писательницы, а втор делает вы вод о том, что каждое произведение Моррисон фокусирует свое внимание на проблеме личности (одиночестве, отверженности, возможностях и желаниях), а также на коллективном опыте людей. И именно это он выделяет в качестве приоритетной идеи, реализуемой писательницей в произведениях.33
В первой части своего исследования Бьерк проводит анализ афро-американской литературной мысли, показывая динамику ее развития, начиная с первой половины XX века. Критик приходит к выводу о том, что эпоха идеологического абсолютизма в творчестве афро-американских писателей подошла к концу, уступив место идее сохранения культурной идентификации путем обращения к истокам народной традиции, фольклору, культуре. Тема поиска собственной сущности, своего места в сообществе, сменила прежние индивидуалистскую традицию singular ideology .
Во второй части работы Бьерк дает достаточно полный разбор мифопоэтических основ творчества Моррисон. В частности, он говорит об использовании писательницей структурной мифопоэтики и традиционных мифомотивов с целью придания им универсальности и сопричастности к мировому культурному богатству. Одновременно критик подчеркивает, что писательница умело адаптирует героические квесты и мифомотивы познания на индивидуальном и коллективном уровне в «черном» историческом контексте.34
Бьерк глубоко анализирует основы мифологической поэтики Моррисон и выделяет отдельные мифологические модели, как, например, мотив охоты и жертвоприношения, крещения и моления, как наиболее значимые для понимания поэтического универсума писательницы. Совершенно обоснованно, на наш взгляд он говорит о введении автором мифологических мотивов не только в сюжетную канву романа, но и в его композиционное построение. Романы Моррисон выстраивают насыщенную архетипами и мифологемами космогонию. Структура ее мифопоэтики основана не на отдельных эсхатологических моментах, а на целом ряде повторяющихся тем и мотивов, складывающихся в единую картину мира.
Сама писательница считает себя рассказчиком истории негров. Она говорит, что пишет об афро-американцах и для них. «Я пытаюсь найти черную художественную литературу, потому что я хочу участвовать в создании и разработке черного художественного канона. У нас был подъем черной литературы, когда мы писали для белых, и они подбадривали такое самоистязание. Но теперь мы подошли к такому периоду, когда можем общаться друг с другом посредством литературы»35.
Вместе с тем, писательница старается создать универсальную модель мира, в которой могли бы мирно сосуществовать люди всех наций и вероисповеданий, модель идеальной реальности, не отягощенной расовой нетерпимостью, национализмом и сепаратизмом. Вполне объяснима в связи с этим, авторская попытка трансформировать стереотипы евро-американского "расистского" мифа, который навязывает обществу негативное отношение ко всему "не белому" населению Америки. Задача Моррисон как раз в том, чтобы разрушить эти ложные представления и каноны. Она создает "новую" мифо/миромодель, целью которой является создание совершенно иного представления о "чужих" и "своих" в сознании американцев, отличного от стереотипно-негативного. Но самое главное - автор задумывается над глубинными внутренними проблемами отдельно взятого афро-американца и пытается определить его роль и место в обществе, социуме.
СХопЛоуренсІв своей книге «Discourse and the Other: the Production of Afro-American Text» о структуре и особенностях афро-американского художественно теста, говорит о творческом поиске писательницы следующее: «Моррисон интересуют различные способы и пути, при помощи которых черные преодолевали социальный и психологический прессинг. Она интересуется онтологическими структурами и системой мифологического мышления, которое развивалось за пределами доминирующего общества. Ее особенно интересует вопрос осознания и становления собственной идентификации и самоосмысления»36.
Тема обретения собственной идентичности — основная для ее творчества. Мы согласны с мнением критиков творчества Моррисон, которые выделяют эту тему ключевой, особенно значимой, для понимания художественного кода писательницы. Напряженный поиск и определение собственной культурной самостоятельности - вот темы, которые определяют философско-эстетическую направленность творчества писательницы. «Ничто не является более бессмысленным, чем полное поражение и потеря идентичности — в культуре, в личной судьбе — и ничто не вызывает поэтому более сильного желания рассказывать и мифологизировать, придавая смысл отрывочным, хаотичным осколкам потерянных идентичностей»37.
Коллективная память составляет основу поэтики Моррисон. Она ставит в центр своих изысканий концепцию национального самоопределения. Во всех без исключения ее работах отчетливо прослеживается идея приобщения к этническим корням американских негров, к истокам народной традиции, фольклору, мифологии, эпосу. Критик творчества Моррисон, Герри Бренер говорит о создании ею «мономифа», вслед за Джойсом, Манном, Маркесом. «Мономиф — мифологический инвариант, неизменно присутствующий и поддающийся выявлению во всех художественных произведениях. Это архетип литературы, ее универсальный мотив»38.
Ян Фурман пишет, что принимая и адаптируя миф, Моррисон становится современной толковательницей. По мнению критика романы Моррисон представляют собой культурный артефакт, пришедший на смену давно забытым мифам.39 Мы разделяем мнение критика о том, что творческий код Моррисон не исчерпывается социально-философскими элементами, и комплексом психологических проблем. Его основу составляет народно-мифологический пласт, который и ложится в фундамент мифосемиотического пространства художественного мира Моррисон.
Авторское представление о мире сформировано в недрах афро-американского прошлого. Писательница выросла на сказках и легендах, рассказываемых ей бабушкой. Детство и юность она провела в Гарлеме, сердце американского «Плавильного котла». Не случайно, в своих работах Моррисон переосмысливает идею единого культурообразования. Целостность и раздробленность - эти доминанты особенно волнуют автора и отражаются в образах Плавильного котла, Лоскутного одеяла, Радужной коалиции. Они анализируются в третьей главе как архетипы национального сознания, метаметафоры, содержащие в себе опыт и память поколений людей, нашедших свою судьбу на новой земле. Эти образы-клише часто обыгрываются писательницей в романах.
Однако в данной работе лишь отчасти затрагивается тема этнической идентификации в творчестве Моррисон. Делается акцент не на проблеме культурной идентификации и не на идейно-художественном осмыслении творчества писательницы, а скорее на скрытом, символическом аспекте.
Моррисон - представительница зрелой афро-американской литературы, обладающая собственным оригинальным и узнаваемым стилем, умело пользующаяся универсальными мифологическими инвариантами для создания свого неповторимого романного мира. Это определяет своеобразие поэтики Моррисон, основанной -. на синтезе европейской и африканской культурных традиций.
Работы Моррисон и по сей день, вызывают множество споров и противоречивых суждений у критиков. Главный из них, это несогласованность в том, относить ли творчество Моррисон к «феминистской» литературе или «женской». Тендерному аспекту творчества писательницы посвящено множество критических работ, в частности работы Барбары Кристиан, Барбары Хил Ригней, Линды Андерсон, Сюзан Уилисс и др.
Следует, однако, отметить, что в оценке феминистских позиций писательницы критики зачастую грешат односторонностью и предвзятостью. Хотя в данной работе не ставится проблема тендерного исследования творчества Моррисон, мы склоняемся к тому, чтобы называть её романы «женскими».
Действительно, проблема женщины остаётся одной из центральных в её работах. Многих героинь писательницы можно считать и вовсе «вне» пола, «вне» расовых различий и вероисповеданий. Женские образы в романах писательницы могут быть и «вне» времени и представлять собой андрогинные архетипические образы. Эти мистические женские образы и дают особое философско-мифическое восприятие художественного мира Моррисон. Конечно, отличительная черта её героинь - индивидуальность и независимость, но это не позволяет считать творчество Моррисон исключительно феминистским.
Феминистская литература, на наш взгляд, больше тяготеет к массовой идеологической борьбе, конфронтации, категоричности в выводах. Романы же Моррисон поднимают проблемы извечные, общечеловеческие, равно значимые для обоих полов. Практически все героини её романов - женщины, зачастую не заботящиеся о карьере, престиже, материальном благополучии, легко и без сожаления расстающиеся с внешними ценностями и атрибутами материального мира. Исключение составляет героиня «Смоляного чучелка» Джадин, которая воспитана белыми. Для героинь Моррисон главными приоритетами являются дом, семья, дети. Они - женщины-матери и превыше всего ценят мир и гармонию в семье, человеческое общение, любовь. Это и составляет основу жизни героинь романов Моррисон.
Писательница рисует идеальный образ матери и жены, а не образ агрессивной феминистки, везде и во всём отстаивающей свои права. Автор не противопоставляет мужское и женское начало, но говорит о красоте и силе обоих полов. «В основном в своих работах Моррисон интересуется опытом женщин афро-американок, но описание жизни черного мужчины также очень основательно» , поэтому творчество писательницы нельзя ограничивать лишь женской тематикой.
У Моррисон женщина сильная, самостоятельная, волевая, но, главное, она независима и самодостаточна. Может быть, именно это даёт многим критикам повод относить её романы к числу неофеминистских.
Мы согласны с мнением критиков о том, что героини Моррисон маргинальны, но они таковы не в силу своего феминистского настроя, а по вполне объективным причинам, связанным с историко-культурной изоляцией, маргинальностью расы в целом. В связи с этим внимание автора акцентировано на теме рока, судьбы, предопределённости.
Настоящими маргиналами у Моррисон оказываются те, кто не способен противостоять тяготам судьбы, бороться за свою жизнь и права. Ее герои зачастую сами себя ограничивают безверием в собственные силы. И, хотя все понимают эту необходимость, им становится трудно выйти из роли подчиненного. Чрезвычайно болезненно, невьшосимо расстаться с привитым годами комплексом рабства. Таким образом, герои Моррисон сами предопределяют свою маргинальность, выбиваясь из культурной среды, не желая интегрироваться в общество, порой просто кичась своей непохожестью, инаковостью.
Отечественные литературоведы в анализе работ писательницы менее всего обращаются к тендерному аспекту творчества Моррисон, не рассматривая его как приоритетный. Критики рассматривают работы писательницы в контексте общемировой литературной традиции. Следует отметить труды А. Зверева, М. Тлостановой, С. Пухнатой, посвященные творчеству Моррисон, которые оказались для нас исключительно важными.
Хотелось бы подчеркнуть, что практически все критические работы, посвященные анализу различных аспектов творчества Моррисон, подчеркивают целостность ее мифопоэтического художественного мира. Следует, однако, заметить, что при всем разнообразии подходов и трактовок, критики зачастую избегают обобщающих суждений и не вполне удовлетворительно трактуют целый ряд вопросов, связанных с мифопоэтическим аспектом творчества.
Не умаляя достоинств, проведенных критиками исследований, мы предлагаем собственное прочтение работ Моррисон, основной целью которого является анализ мифосемиотического пространства романного мира Моррисон, обоснование уникальности художественного кода писательницы, определение своеобразия ее стиля и поэтики. Не ограничивая работу анализом мифосемиотических основ, предполагается выявить особенности и новации творчества Моррисон в целом.
В анализе мифосемиотического пространства романного мира Тони Моррисон мы использовали метод структурно-семиотического анализа, который предполагал вычленение отдельных элементов поэтики с целью анализа их знаково-идейной сущности. Нам важно было обозначить мифосемиотическую основу романного мира писательницы и исследовать на текстовом материале Моррисон различные проявления мифопоэтической образности.
Не ограничивая исследование одним лишь методом структурно-семиотического анализа, мы применили и метод онтологического анализа, который помог расшифровать глубинный мифологический метакод писательницы. Кроме того, была предпринята попытка определения поэтологических приемов, при помощи которых Моррисон создает свой мифопоэтический универсум.
В данной работе творчество Моррисон исследуется в аспекте онтологического анализа мифосемиотических основ поэтики писательницы, этим определяется; новизна работы.
Понятие «онтологическое» в литературоведении было разработано отечественными учеными Н.А.Шогенцуковой и А.Ф.Карасевым, которые предложили новое осмысление поэтики. «Онтологический взгляд предполагает восстановление и реконструкцию предполагаемого универсального смысла и смыслов, проявляющих себя в ряде вариантов (иноформ) похожих или мало похожих друг на друга, но обладающих несомненно внутренним единством»41. «Онтологическая поэтика,- пишет Карасев, - имеет дело с демифологизированными пространственно-вещественными текстурами и схемами действия... Пафос онтологического взгляда на текст можно определить как неубывающее удивление перед тем, что бытие развернуто, дано нам именно в том виде, в каком оно дано»42. Анализ при этом концентрируется «на мифе, символе, гротеске, аллегории, пространстве/времени, сюжете, композиции, стиле, точке зрения, интертекстуальности, номенологии, цвете, нумерологии, пейзаже, ритме, метафоризме»43. «Цель онтологического анализа - интерпретировать литературное произведение с целью выявления тех аспектов «персональной мифологии» автора, которые могут служить моделью, образцом, эмблемой для обозначения целого типа онтологического смыслостроительства»44. Метод онтологического анализа, который активно применялся в ходе работы, сосредоточивает свое внимание на тех символических формах, которым автор мог придать смысл основных и вечных вопросов человеческого существования.
Актуальность предлагаемого исследования определяется необходимостью разработки новых путей анализа и описания художественного пространства текста, а также потребностью изучения мифосемиотических особенностей текста. Мы предлагаем собственное прочтение и понимание творчества Моррисон, так как, на наш взгляд, несмотря на огромное количество работ, посвященных писательнице и ее творчеству, все еще не удается дать полного толкования онтологических основ ее творчества. Внимание исследователей продолжают привлекать философские и тендерные аспекты, расовая проблематика, тема идентичности личности, в то время как есть, на наш взгляд, острая необходимость в глубинном, онтологическом прочтении работ Моррисон. Ведь романы писательницы по существу являются некими зашифрованными посланиями, в духе Маркеса и Фолкнера, которых она считает своими учителями. Наша задача - дешифровать эти послания. С этой целью в работе проводится анализ мифомотивов и мифообразов в их соотнесении с культурными и этническими чертами самой писательницы.
К проблеме архетипического и онтологического в литературном тексте, обращались также такие известные отечественные литературоведы как А. Кофман, Ю. Доманский, В. Топоров, Л. Карасев, чьи работы представляли особую актуальность в рамках данного исследования. В ходе исследования мы опирались на работы М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского. Методика работы базируется на трудах этих ученых. Выбранный нами для анализа методологический «инструментарий», отвечает целям и задачам исследования и позволяет обнажить глубинный, органический метакод Моррисон.
В ходе исследования был обозначен следующий ряд задач:
- определить роль и границы мифосемиотического пространства романного мира Моррисон;
- обозначить способы и приемы реализации автором своей художественной и философско-эстетической идеи;
- выявить особенности мифопоэтики автора через анализ конкретных мифообразов и мотивов;
- установить различные уровни художественной организации текста Моррисон, с целью определения своеобразия стиля и поэтики писательницы;
- определить онтологический статус творчества писательницы, оказавшейся на историко-географическом перекрестке;
- обосновать уникальность художественного кода Моррисон.
В рамках данного исследования нами предпринята попытка прочтения и определения роли и границы текстуры писательницы в рамках ее творчества.
С помощью особой поэтики Моррисон воссоздает афро-американскую культурную и эстетическую модель на основе синтеза архаических африканских, египетских, европейских, индейских и библейских мифов, а также отдельных легенд, символических образов, элементов фольклора. Из кладовой ее памяти возникают отдельные фрагменты, а порой и цельные элементы африканского фольклора, достаточно перечислить образы смоляного чучелка из романа «Смоляное чучело» (1981), архетип маски, так или иначе встречающийся во всех романах, различные ритуалы — охота, жертвоприношение, инициация и так далее. В попытке раскрыть тайный, сокровенный смысл многих мифомотивов и архетипических образов, нами широко использовались труды по мифологии, этнологии, психологии и культурологии, в частности работы М. Элиаде, Е.М. Мелетинского, В .Я. Проппа, Дж. Фрэзера, А.Н. Веселовского, Э. Кассирера, К. Леви-Стросса, Дж. Кэмпбелла, К.Г. Юнга.
Из-за столь широкого привлечения категории мифологии, культурологии и психологии работа выходит за рамки традиционного литературоведческого анализа и позволяет полнее раскрыть такие понятия как «пороговость», «родовая травма», «историко-культурная память», «коллективное бессознательное», духовная «одиссея», столь актуальные для художественного мира писательницы.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографического списка литературы.
Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и новизна, определяется предмет и методология, характеризуются цели и задачи исследования, его структура. В общих чертах анализируется творчество Тони Моррисон, определяется ее роль в становлении и развитии афро-американской литературы в целом. Освещается степень изученности ее творчества.
Первая глава посвящена основным мифомотивам в романах писательницы. Нами проанализированы особенности переработки и переосмысления автором таких мифомотивов, как инициация, охота, жертвоприношение. Следует оговорить, что выбранные нами для анализа мотивы, не исчерпывают всего спектра, встречающихся в романах Моррисон мифомотивов. В рамках данного исследования нами анализируются лишь наиболее яркие из них, способные выявить, на наш взгляд, особенности мифосемиотического пространства романного мира писательницы, что отвечает поставленным перед нами целям и задачам.
Во второй главе проводится анализ основных архетипических образов, дается их подробный анализ и систематизация. Также отдельное внимание мы уделяем проблеме номенологии и нумерологии, цвету, вкусу, запаху у Моррисон, так как они являются основными элементами построения мифосемиотического пространства писательницы. Следует подчеркнуть, что отдельные мифообразы и темы настолько обширны, что могут сами по себе составить предмет отдельного исследования.
Нам пришлось разграничить мифообразы и мифомотивы в отдельные главы, так как они требовали различного подхода и методики анализа. Однако, в силу их взаимозависимости и взаимообусловленности, возникла необходимость в многочисленных ссылках и обращениях к отдельным главам и параграфам.
Третья глава раскрывает особенности хронотопа и ритмики в романах Моррисон. Пользуясь методом онтологического анализа, мы рассматриваем ритмику, хронотоп, различные композиционные элементы, определяющие особенность стиля писательницы. Также анализируются понятия «пороговость», «родовая травма», «историко-культурная память», «коллективное бессознательное», нашедшие отражение в романах Моррисон.
В заключении подводятся итоги исследования, дается оценка своеобразия творчества Моррисон.
Структура диссертации определена целями и задачами исследования.
Научно-практическая ценность работы заключается в том, что представленный в ней материал и результаты исследования могут быть использованы при разработке общих вопросов истории американской литературы, при чтении курсов по американской литературе 20 века, при подготовке спецкурсов и семинаров, при написании учебных пособий и для дальнейшего изучения творчества Тони Моррисон.
Методологическим и теоретическим фундаментом исследования послужили работы общетеоретического и частного характера по различным вопросам литературоведения, мифологии, философии, психологии, историографии указанные в библиографии.
Апробация работы. Основные положения работы были представлены на различных межвузовских конференциях. По теме диссертации опубликовано 5 работ.
Следует оговорить, что большинство цитат из текстов Моррисон представлены в собственным переводе (оговаривается специальной пометкой), либо переданы в оригинальном виде, если это отвечало замыслу критика. Из опасения, что отдельные цитаты могли утерять семантическую нагрузку при переводе, мы также оставляем их в оригинале. Исключение составляют те романы Моррисон, которые переведены на русский язык (Возлюбленная. - Журі ИЛ., №12,1994; Песнь Соломона. - М.: Прогресс, 1982).
Мифомотив инициации
Афро-американская литературная традиция тяготеет к осмыслению культурно-исторического опыта и его мифологизации. И это понятно, учитывая глубочайшие эмоционально-психологические потрясения, связанные с вынужденным изгнанничеством, «оторванностью» от родины и долгими годами рабства. Психологический надлом, чувство утраты, «вырванности» из знакомой культурной среды не могли не отразиться в памяти каждого афро-американца, чей далекий предок, пренебрежительно называемый ниггером, попал когда-то рабом на эту землю.
В ходе исторического процесса афро-американская культура оказалась, к сожалению, заслонена «чужими» потребностями, поэтому основная задача афро-американской прогрессивной мысли сегодня - сделать эту культуру вновь «своей». Проблема самоидентификации личности становится, в связи с этим, основной для Тони Моррисон.
Она создает метаповествование, в котором предлагает свой вариант приобщения к родным корням. Стержневая тема её творчества - обращение к этнической памяти. «Время, традиция, смысл коллективного и личностного духовного опыта - вот основные «нервы» повествования Моррисон».
Моррисон стремится решить, как минимум, две основные задачи: во-первых, определить роль и место афро-американца в современной системе жизнеустройства и культуры США, и, во-вторых, вывести на поверхность негритянскую народную культуру и показать её как альтернативу доминирующей культуре белых.
Обращение автора. к ритуальным действам, в частности, к обряду посвящения, инициации, становится одним из способов, позволяющих осуществить задуманное. С его помощью Моррисон демонстрирует богатство африканской культуры, часть традиции которой - прохождение обряда инициации как необходимой ступени в развитии и становлении личности. Но обряд инициации безусловно необходим писательнице и для постановки более универсальных, общечеловеческих проблем, для поисков путей самоопределения, целостного понимания собственной роли в масштабах истории и космоса. Важнейшим для автора становится принцип мироосмысления, обретения себя и своего жизненного пространства, а это возможно лишь после прохождения тяжелейших испытаний, которые преподносит сама жизнь. Ритуал инициации играет особо значимую роль в романе Тони Моррисон «Песнь Соломона».
Истинное существование для главного героя романа, Молочника, невозможно без прикосновения к стихии священного знания. Оно может быть сокрыто в недрах земли, в таинственной улыбке Цирцеи, в куплете детской песенки, а еще в имени, в слове. Но прикосновение к Знанию может быть опаляющим, губительным для непосвященного. Поэтому герою со странной фамилией Помер (Dead) предстоит пройти нелегкий обряд инициации, прежде чем он сумеет приблизиться к тому, что мы называем постижением «тайного», высшего смысла существования.
Переходя к анализу ритуалов посвящения, следует оговорить, что инициация связана с такими понятиями, как трансцендентность и индивидуация, высочайшая цель которых -полная реализация внутреннего потенциала личности. Эти понятия олицетворяют усилия человека по достижению духовной целостности и гармонии.
Греческий корень слова «индивидуация» имеет несколько значений, в том числе «реализация», «завершение» и «смерть». Интересно, что любая инициация в её метафизических и архаических формах начинается именно с «ритуальной смерти» посвящаемого. Сущность истинного познания заключается в смерти «ветхого человека» и в последующем «втором рождении». Подобное перерождение и духовное возрождение получает в результате обряда посвящения главный герой романа. Целый ряд составляющих структуры инициации - подготовки, порогового состояния, финального состояния -совершенно отчётливо проявляются в романе «Песнь Соломона». Среди них: отделение от матери, отделение от общины, отказ от прежних статусов, очищение купанием в воде, очищение голоданием, получение наставника-проводника, одна из форм отделения от света, символическое возвращение во внутриутробное состояние, символическое нисхождение в подземный мир, заключение в кустарнике, постановка героя в экстремальную физически ситуацию, охота как героическая игра, жертвоприношение животного, идентичного герою, обретение нового имени и нового статуса, символическое восхождение на небеса. И роман возможно прочитать как развёрнутую метаметафору ритуала инициации. Не требует оговаривания тот факт, что инициация в романе Моррисон не представлена в своём прямом виде. Это своего рода условность, игра, художественная парадигма инициации. Однако очевиден и реально присутствующий параллелизм между происходящим с героем и составляющими инициации; за тканью повествования отчётливо просвечивают контуры древних ритуалов.
Начальную ступень инициации Молочника предопределяет его уход из дома. Герой «обрезает пуповину», связывающую его с матерью, игравшей чрезвычайно важную роль в его жизни, семьей, родными, друзьями, возлюбленной, то есть с той социальной средой, в которой он жил и воспитывался с детства, чтобы вступить на путь самоосознания и самоопределения. В возрасте тридцати лет, он вдруг совершенно отчетливо понимает, что превратился «в мусорный бачок, в который окружающие сливают свою злобу, свои поступки. Сам же он ни разу ничего не сделал»2. Быть может слишком поздно, скажут некоторые, герой приходит к этому выводу, но раньше он об этом не задумывался по одной простой причине, по причине своей инфантильности, интровертности и отчасти простого эгоизма. Некоторая ригидность и инфантильность Молочника связана, прежде всего, с негативными переживаниями, полученными им в детстве, а если быть точнее, с самых первых минут зачатия и до него. Итак, Молочник появляется на свет 18 февраля 1932 года (дата рождения Моррисон), в день, когда некий мистер Смит совершает свой первый и единственный полет «на собственных крыльях», с крыши больницы для белых с ироничным названием Приют Милосердия. «Голубые шелковые крылья мистера Смита, наверное, оставили в жизни ребенка след, ибо, сделав к шести годам открытие, которое мистер Смит совершил до него: только птицы и аэропланы способны летать - он утратил к себе интерес»3. Именно в день трагической гибели Смита, в семье Померов рождается сын, нареченный в честь отца, Мейконом. Еще до своего появления на свет и далее, на протяжении всей своей жизни, он будет оставаться яблоком раздора между родителями. Ребенок «превратился в прерию, на которой они с мужем сражались, как ковбои и индейцы в кино. Оба они видели друг друга в совершенно искаженном свете. Каждый был уверен в чистоте своих помыслов и возмущался выходками другого»4.
Рождение Молочника становится возможным лишь благодаря магическим знаниям его тети, Пилат. Именно она изготовляет зеленовато-серый порошок, с помощью которого мать героя, Руфь, родила своего ребенка. Руфь идет на этот обман отчасти для себя, в эгоистических целях. Защищая своего ребенка еще в утробе, она, в каком-то смысле, защищает, прежде всего, и саму себя. «Сам факт его (ребенка) существования знаменовал ее единственный в жизни триумф»5. Отчасти же по настоянию все той же Пилат, которая предсказывает рождение в семье Померов ребенка, которому суждено перевернуть жизни всех членов семьи. «Ты забеременеешь, - говорит она Руфи. - Надо, чтобы это был его ребенок. Сын. Иначе нашему роду конец»6.
Мифообразы сакрального центра - дом, лес, пещера
Мифообразы - основные составляющие мифопоэтики Моррисон. Они являются ключевыми средствами воплощения авторского замысла. Моррисон говорит с читателем посредством образа, символа, архетипа, что подтверждают многие исследователи ее творчества. Критик Лорна Сейдж, говоря о поэтике Моррисон, пишет, что художественный мир писательницы соткан из образов, и подчеркивает уникальную способность автора «мыслить и видеть образами»1.
В данной главе рассматриваются основные составляющие мифосемиотического пространства Моррисон и анализируются отдельные мифообразы, которые позволят определить особенности мифосемиотического пространства романного мира автора, обозначить уровень художественной организации текста Моррисон.
В первом разделе главы речь пойдет о различных мифообразах, которые мы условно поделили на следующие группы: мифообразы сакрального центра, вечности, перехода и трансформации. Некоторые образы настолько обширны, что могут лечь в основу отдельного исследования.
К таким всеобъемлющим мифообразам относятся, к примеру, мифообразы сакрального центра: дом, лес, пещера. Локус обители, особенно важен для Моррисон, ведь дом для нее, это нечто большее, чем жилище, это своего рода центр мира, сакральное пространство. Связано это, вероятно, с особым отношением автора к понятию «дом», «очаг». В ее романах дом обладает уникальными, порой «чудесными» особенностями, отождествляясь с живыми существами, и зачастую становясь главным персонажем, действующим лицом в романах. Это один из излюбленных мифообразов Моррисон, к которому она обращается, быть может, чаще всего. В ее романах он еще соотносится и с идеей трансформации, внутреннего изменения, и в этом, на наш взгляд особенность этого образа, нашедшего здесь новый смысл.
Заметим, что домом у Моррисон может считаться и лес, и пещера, природные пространства обитания человека. Вообще следует отметить, что в знаково-мифологическом комплексе писательницы стержневым параметром пространственной семантики является оппозиция «цивилизация - природа» (об этом подробнее в 3 гл.)
В мифопоэтической традиции американских писательниц прослеживается особое отношение к пространству дома. Дом, хижина - излюбленные образы для Э.Тайлер, Э. Уокер, и многих других писателей, которые стремятся укрыть своих героев от окружающей их действительности за стенами уютного дома, поместить их внутрь общины, у которой своих
законы и иерархия. «Я надеюсь вы не подумаете, что я шучу, когда говорю о том, что самое сильное литературное влияние на меня оказала детская иллюстрированная книжка «Маленькая хижина» Вирджинии Ли Бартон. Я до сих пор ее читаю»2, - призналась в одном из интервью Э. Тайлер. Символ дома и, связанный с ним образ домашнего очага, ассоциируется с неизменными ценностями: семьей, родом, общиной. Дом - очень распространенный архетипический символ, дающий представление о восприятии мира. Он соотносится с символом материнского лона, поэтому ассоциируется с защитой, связан с ощущением покоя, стабильности, комфорта, уверенности. Не случайно человек использует сочетание «чувствую себя как дома», описывая место где ему хорошо и спокойно.
Мифообраз дома - один из центральных и в романах Моррисон, является составной частью афро-американского художественного сознания в целом. Этот образ многозначен и полифункционален. Дом обладает своим собственным бытием, он воспринимается естественно и представляется символом ностальгического стремления героев обрести точку опоры на земле и преодолеть трагическую дисгармонию в отношениях с окружающим миром. Поселяясь в доме герой как бы определяет свое местоположение в пространстве, ощущает культурную почву под ногами. Обретая дом он стремится, во что бы то ни стало, пустить,-корни в новую почву. Таким образом, мифообраз дома подтверждает вечное стремление афро-американцев укорениться на земле Америки, обрести здесь счастье и гармонию.
В «Возлюбленной» дом - сакральный центр, область священного, он равнозначен понятию «храм». Здесь дом - живое существо, некий организм, который способен слышать и воспринимать, видеть и чувствовать, впускать и отторгать, то есть, по-своему реагировать на те или иные события. «Денвер всегда принимала его не как некое строение, а как живое существо, способное плакать, вдыхать, дрожать, страдать нервными припадками»3. Дом №124. Все три части романа начинаются с упоминания дома и его номера (см.гл. числа) первая часть романа начинается со слов - «Неладно было в доме №124»4. Вторая часть - «В доме №124 было шумно»5. Третья часть - «В доме №124 стало тихо»6.
Внешне дом практически не описывается, зато внутри - подробно. Функция дома у Моррисон в том и состоит, чтобы создать необходимое внутреннее пространство, которое приобретает сакральный характер. Читатель представляет серо-голубые обои на стенах, сияющую белизну перил лестницы,, печь, теплую кладовку, стеганное лоскутное одеяло на железной кровати. Это все особо значимые, маркированные места пространства дома.
В доме живет привидение, поэтому все стараются обходить дом стороной, боятся подходить к этому «чужому» пространству, дом вызывает ужас у всех, но только не у его обитателей. Они настолько сильно к нему привязаны, что, кажется, вросли в него корнями.. Дом его и его жильцы представляются как нечто целое и неделимое. Им очень дорого это, с одной стороны, пугающее, а с другой, очень теплое пространство. Они полагают, что «такого другого дома, как их, на Блустоун-роуд, и в помине нет»7!
«Дом принято рассматривать, как аналогию психике, где сознание - это место нашего повседневного обитания, подвал подсознание, а верх, как правило, имеющий устремленную к небу форму, - сверхсознание»8. Дом можно рассматривать и как проявление внутренней сущности героев. Они ассоциируют себя с домом и не желают оставить его, чтобы не лишиться какой-то части самих себя. Предпочитают жить с тем страшным, пугающим, что в нем есть, чем лишиться того, что может оказаться важным, пусть непостижимым, но «своим». Да и можно ли оставить дом, о котором так долго мечтали и ради которого, выносили все тяготы судьбы. Тем более, что «нет в этой стране дома, который не был бы битком набит духами несчастных, забытых негров»9.
Дом №124 в «Возлюбленной» невозможно представить себе без лестницы. Она приводила сюда дух Возлюбленной, она же вела на второй этаж, где в комнате Сэти окна расположены на потолке так, что по ночам, лежа на кровати, смотришь прямо на звезды. А днем она озарена лучами солнца, освещающими ее всю целиком. Сразу на ум приходят ассоциации с Египетскими пирамидами, с углом падения на них солнечных лучей. Прямой луч света, падая на пирамиды, служил неким связующим звеном между человеком и космосом. Такой связующий луч был и у Сэти, дома, в спальне с маленькими окнами на потолке. Окна создают определенное, открытое во внешний мир пространство. Героиня, таким образом, постоянно находится в контакте с открытой небесной сферой. Она ощущает эту гармонию Мира и Космоса, которую дарят ей каждую ночь звезды на небе, а днем — солнечный свет. Свет - это первое, что упоминается при сотворении мира. Он есть Божественный разум, его проявление и высшая эманация. Свет есть жизнь. Лучи света являются источником всех жизненных процессов на земле, они дарят жизнь и рождают миры. Может быть, именно поэтому, Сэти в этой комнате чувствует себя свободной, защищенной, любимой, и это дарят ей маленькие окна на потолке. В своей комнате Сэти, как в храме, может легко общаться с богами, делиться с ними самым сокровенным. Здесь Вселенная воспроизводит себя в микрокосмическом масштабе, и все это для Сэти.
Мифологический универсум Тони Моррисон. Ритм, пространство, время
В данном разделе исследования рассматривается хронотоп художественного мира Тони Моррисон с целью выявления жанровых особенностей мифопоэтики писательницы. М.М. Бахтин определяет хронотоп как «формально-содержательную категорию литературы...». В литературно-художественном произведении, по Бахтину, «происходит слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом.. .».
По мнению Бахтина, художественное пространство и время пронизывают друг друга: временные параметры входят в определение пространства, а пространственные - в определение времени. Поэтому в анализе хронотопа у Моррисон мы не проводим четкой границы и дифференциации на пространство и время и не рассматриваем их по отдельности, но как целостную картину мифосемиотического мира писательницы. Отсутствие строгой системности и последовательности оправдывается попыткой осмыслить с разных сторон единство универсума Моррисон. Художественный текст воспринимается при анализе не как сумма отдельных, не зависящих друг от друга элементов, образов и категорию, а как некий комплекс, органическое хронотопное целое, поскольку автор произведения «присутствует только в целом произведения, и его нет ни в одном выделенном элементе этого целого...».
Необходимо учитывать, что особенности хронотопа связаны с мировоззрением писателя, с его эстетическими, философскими, нравственными взглядами, этническими особенностями. Он формируется в недрах авторского естества и позволяет обнаружить особенности творчества личности через анализ пространственно-временной системы его художественного произведения. Ю.Лотман подчеркивает важность анализа хронотопа, который представляет, по его словам: «индивидуальную модель мира писателя».
В более широком смысле, хронотоп дает основные параметры сущности каждой культуры, в нем воплощается мироощущение эпохи. «Именно пространство и время включают идеологию определенного текста в общественный, исторический и культурный контекст».
По мнению ММ. Бахтина, хронотоп играет основополагающую роль в образном оформлении авторского замысла, в его сюжетном выстраивании и, кроме того, в жанровой организации текста. Пространство и время в литературном произведении всегда «эмоционально-ценностно окрашены,... хронотоп всегда включает в себя ценностный момент... В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом» . Язык пространственно-временных отношений оказывается одним из основных средств осмысления действительности, а понятия «высокий / низкий», «открытый / закрытый», «отграниченный / неотграниченный», - оказываются материалом для построения культурных моделей с непространственным содержанием и получают значение: «ценный / неценный», «хороший / плохой», «свой / чужой», «доступный / недоступный», «смертный / бессмертный».
В. Н. Топоров в своей статье «Пространство и текст» утверждает, что художественное пространство задает условия реализации мифологических, шире — символических и архетипических начал в произведении. В то же время именно в художественном пространстве мифологические начала, выступая в качестве «универсальных модусов бытия в знаке»9, обнаруживают себя. Рассмотрение хронотопа у Моррисон представлялось невозможным без предварительного анализа отдельных мифомотивов и мифообразов. Так или иначе, хронотоп рассматривался в первых двух частях работы (хронотоп пути, хронотоп сакрального центра, ритуальный хронотоп и др.). Таким образом, мы пытались выявить отдельные элементы, формирующие мифосемиотическую основу романного мира писательницы. В данной же главе мы попытаемся суммировать выводы, сделанные на основе анализа предыдущих глав, рассмотреть особенности композиционного, сюжетного хронотопа Моррисон, хронотопа автора/героя/читателя, а также ритмики и построения текста, и, подводя итог исследованию, дать оценку своеобразия творчества афро-американской писательницы и удивительного мифосемиотического пространства ее художественного мира.
В каждой пространственно-временной модели художественного мира присутствует пространственно-временная концепция определенной эпохи, культуры и определенного типа мышления. В связи с этим, нам представляется исключительно значимым тезис о том, что художественное пространство и время должны рассматриваться не только в связи с отдельным произведением, творчеством писателя или определенным видом искусства, но и как «пространственно-временная структура, сложившаяся в определенном историко культурном сознании». Она «может быть положена в основу определения типа культуры, в которой это сознание получило свою объективацию».
Пространство и время - важнейшие, ключевые категории осознания творчества любого писателя. Именно пространственно-временные отношения внутри произведений помогают выявить художественное новаторство автора, определить особенности его творчества, жанровое своеобразие литературного произведения в целом. Поэтому в анализе мифосемиотического пространства романного мира Тони Моррисон мы не могли не учитывать проблему ритмики и хронотопа в ее работах, тем более что ритм, пространство и время играют решающую роль в поэтике этой афро-американской писательницы и представляют огромный интерес и важность для критика ее творчества.
В своих работах Моррисон предпринимает попытку создания мифосемиотического пространства, находящегося как бы на стыке различных моделей миро- и самоосмысления и двух культур европейской и афро-американской. Коллективная память и опыт становятся ключевыми категориями для Моррисон, и именно они очерчивают пространство вокруг героев, утверждая их статус в обществе. Романы писательницы -зеркало жизни афро-американцев. Она творит, исходя из коллективного опыта и памяти целого ряда поколений. «Основными темами Моррисон являются попытки героев сохранить личностную целостность в сложном взаимодействии с интересами группы, этноса, общества, нации, мира, а жажда индивидуального выражения и, в определенной мере, возрождения нередко приходит в столкновение с опасностью и тщетностью попыток забыть и отвергнуть собственное прошлое».
