Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы изучения художественного времени-пространства 17
1.1. Проблема художественного времени-пространства в современном литературоведении
1.2. Метафизика времени и пространства в онтологии И.А.Бунина 26
Выводы 38
Глава 2. Специфика художественного времени в романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» 41
2.1. Рождение замысла «Жизни Арсеньева»: поиски новых форм для выражения «новой проблемности»
2.2. Временная организация романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» 48
2.2.1. Соотношение типов времени в романе 48
2.2.2. Формы времени в романе и их функции 61
2.2.3. Семиотика художественного времени и его ритма в романе 65
Выводы 73
Глава 3. Специфика художественного пространства рома на И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» 76
3.1. Семиотика художественного пространства романа 76
3.2. «Вертикаль» и «горизонталь», «верх» и «низ», «земля» и «небо» в пространственной организации романа и знаковый потенциал образов 85
3.3. Мифологема пути как основа жизнеописания Арсеньева 92
3.3.1. Поиск высшей истины как смысл движения Арсеньева 92
3.3.2. Роль «границ» семантических полей и «пороговых» ситуаций в романе
3.3.3. Хронотопические комплексы «перекрестка» (распутья), «бездомья» (странничества) 118
3.4. Христианский хронотоп в романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева»
3.4.1. Идея пути по воле Бога в романе 126
3.4.2. Метаязык времени-пространства Иисуса Христа и его роль в романном хронотопе 13
Выводы 137
Заключение .141
Библиография 152
- Проблема художественного времени-пространства в современном литературоведении
- Соотношение типов времени в романе
- Семиотика художественного пространства романа
- Поиск высшей истины как смысл движения Арсеньева
Введение к работе
Творчество Ивана Алексеевича Бунина, одного из выдающихся мастеров русской литературы XX века, на протяжении всего жизненного пути писателя привлекало и продолжает привлекать пристальное внимание представителей самых различных взглядов и направлений литературно-художественной, философской, общественной мысли. В контексте культуры XX века Бунин предстает крупнейшим художником не только русской, но и мировой литературы XX века.
Несомненный талант И.А. Бунина был отмечен уже с первых его шагов в русской литературе. Современники видели в писателе прежде всего продолжателя лучших традиций русской классической литературы. Важнейшими в этом отношении представляются оценки Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, В.Г.Короленко, М.Горького, А.И.Куприна, Л.Н.Андреева, А.А. Блока, Б.К. Зайцева, М.А. Волошина.
В первые два десятилетия XX века в литературно-критических статьях Ю.И.Айхенвальда, К.И.Чуковского, Вл.Кранихфельда, Л.Я.Гуревича, З.П.Гиппиус, А.Амфитеатрова, А.А.Измайлова, Вл.Ходасевича формируется отечественное буниноведение, развитие которого было прервано эмиграцией писателя, решительно не принявшего «кровавого безумия» революции 1917 года. Вычеркнутый из истории русской литературы Советской России, Бунин привлекал пристальное внимание критиков и исследователей как русского литературного Зарубежья, так и представителей европейского искусства. Об этом свидетельствуют критические работы Вл.Ходасевича, Ф.А.Степуна, В.Вейдле, Г.Адамовича, К.И.Зайцева, Д.Святополка-Мирского, М.Алданова, Г.Брандеса, Р.Роллана, Я.Ивашкевича.
Новый этап в развитии отечественного буниноведения начинается в 60-е годы XX века, когда появляются работы В.Н.Афанасьева, А.А.Волкова,
О.Н.Михайлова, Т.М.Бонами, А.К.Бабореко, В.А.Келдыша, Л.В.Никулина, в которых, как и в дореволюционной критике, дается высокая оценка творчества Бунина прежде всего как продолжателя традиций русской классической литературы, «одного из последних классиков» (286, 48-49).
Однако редкое исследование творчества Бунина обходилось без указаний на специфику, своеобразие его художественного мира, без выявления тех или иных черт, которые выходят за рамки реализма как творческого метода, с которым традиционно связывают поэтику писателя. Бунин как художник предстает, с одной стороны, продолжателем классической традиции русской литературы, с другой - завершителем этой традиции, «писателем, открывшим в русской литературе новую страницу» (205, 5). Синтез этих двух тенденций в творчестве Бунина и создает уникальность его художественного мира. Развитие традиций и одновременное их преодоление — эти особенности поэтики писателя очень точно отразились в характеристике Бунина Вл.Ходасевичем как «архаиста-новатора». Данный аспект проблемы исследования творчества Бунина в той или иной мере представлен в работах Ф.А.Степуна, О.Н.Михайлова, О.В.Солоухиной, Л.К.Долгополова, Ю.Мальцева, И.Ничипорова и других авторов.
Роман И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» представляет собой ту уникальную книгу, в которой проявляются две указанные тенденции развития художественного мира писателя: с одной стороны, - продолжение традиций литературы XIX века, с другой, - их преодоление и глубокая связь с литературой XX столетия.
«Жизнь Арсеньева», наряду с «Освобождением Толстого», по праву называют главной книгой Бунина. Роман этот, сыгравший немалую роль в присуждении писателю в 1933 г. Нобелевской премии, сразу после появления в печати во Франции, а затем в других странах Европы, получил высокую оценку как в критике русского Зарубежья, так и западноевропейской литературы. Рецензенты и критики самых разных направлений и взглядов были
едины в признании бунинского романа «огромным литературным фактом, одним из тех немногих и редчайших, появление которых должно рождать чувство гордости у современников» (97). Впоследствии высокая оценка роману будет дана и в России.
Начиная с середины 50-х годов, периода реабилитации Бунина-эмигранта в русской литературе, роман «Жизнь Арсеньева» неизменно вызывает интерес отечественных исследователей. Большой вклад в изучение бунинского романа внесли В.Н.Афанасьев, А.А.Волков, О.Н.Михайлов. В работах этих ученых, посвященных жизни и творчеству писателя в целом содержится как общая историко-литературная характеристика романа, так и отдельные замечания по специфике художественного метода Бунина, проявившейся в «Жизни Арсеньева».
Названные авторы, выделяя роман «Жизнь Арсеньева» по охвату, широте, разнообразию жизненного материала, обратились прежде всего к выявлению специфики тематики, проблематики, образа главного героя, жанрового своеобразия произведения. В монографиях В.Н. Афанасьева «И.А.Бунин: Очерк творчества», А.А. Волкова «Проза Ивана Бунина», О.Н.Михайлова «И.А.Бунин» дается общий проблемно-тематический анализ романа в контексте творчества писателя, сочетающий в себе социологический, историко-культурный, биографический и творческо-генетический подходы. Отметим, однако, что в работах В.Н. Афанасьева и А.А. Волкова еще сильны традиции социально-исторической интерпретации художественного произведения, слишком нарочитое «привязывание» романа к исторической действительности.
В указанных монографиях В.Н. Афанасьева, А.А. Волкова, О.Н. Михайлова отмечено своеобразие жанра, организации сюжета «Жизни Арсеньева», способа повествования, проблематики. Исследователи подчеркивали, что действительность в романе воссоздается прежде всего через ощущения, чувства героя: художественной задачей писателя в романе было
«пропустить то главное, что увлекло или поразило, через собственное восприятие жизни, с тем чтобы уточнить, что это дало ему в смысле познания действительности, какими впечатлениями это отложилось в его сознании и душе, как способствовало формированию индивидуальности» (66, 397). Так первые отечественные исследователи бунинского романа подошли к вопросу о специфике его поэтики. Особое внимание этой проблеме уделил О.Н. Михайлов, обнаружив близость поэтики «Жизни Арсеньева» принципам модернистской литературы. При всем декларативном стремлении к «традиционности», Бунин в «Жизни Арсеньева», по мнению О.Михайлова, «неожиданно оказывается близок некоторым «крайним» представителям западного реализма, продолжавшим заветы учителей и уже изменившим им в направлении модернизма» (205, 158). Опираясь на слова самого Бунина из письма к П.М.Бицилли о том, что в «Жизни Арсеньева» немало мест совсем прустов-ских» (203, 154), Михайлов, сопоставляя «В поисках утраченного времени» М.Пруста и «Жизнь Арсеньева» Бунина, делает интересные наблюдения и находит много общего в подходе Бунина и Пруста к изображению явлений, в принципах создания образов главных героев, в способах повествования.
В работах В.Н. Афанасьева, А.А. Волкова, О.Н. Михайлова была намечена еще одна проблема, которая до сих пор привлекает исследователей: проблема специфики жанра «Жизни Арсеньева». Предваряя полемику в отечественном литературоведении по поводу автобиографичности бунинского романа, О.Михайлов подчеркивает, что перед нами не собственно воспоминания, а художественное произведение, в котором давние события и факты преобразованы, переосмыслены, и приводит слова В.Ф. Ходасевича из рецензии на роман, в которых, по мнению литературоведа, дана очень точная характеристика жанрового своеобразия произведения: «Жизнь Арсеньева» - это «вымышленная автобиография», «автобиография вымышленного лица».
В 70-е - 90-е годы XX века большой вклад в буниноведение внесли Г.Б.Курляндская, О.В.Сливицкая, Н.М.Кучеровский, Л.В.Крутикова,
Р.С.Спивак, И.П.Карпов, Г.Ю.Карпенко, М.С.Штерн, А.Б.Смольянинова, Н.А.Николина, Л.А.Колобаева, Т.А.Никонова, А.А.Пронин, В.В.Агеносов, Л.А.Смирнова, В.А.Келдыш, Г.М.Благасова, А.В.Блюм, Б.Бунджулова, В.Я.Гречнев, О.В.Солоухина, Д.В.Иоаннисян, Н.В.Пращерук. В этот период исследователи романа Бунина, продолжая изучение намеченных В.Н. Афанасьевым, А.А. Волковым, О.Н. Михайловым проблем, ставили новые задачи, осуществляя различные подходы к анализу романа как художественного целого и его отдельных аспектов. В ряду таких работ необходимо назвать статьи Г.Б.Курляндской «Авторская позиция И.А.Бунина в романе «Жизнь Арсеньева» (163), Л.В.Крутиковой «Жизнь Арсеньева» - итоговая книга И.А.Бунина» (156), Б.В.Аверина «Из творческой истории романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (2), «Жизнь Бунина и жизнь Арсеньева: поэтика воспоминания» (3), А.А.Ачатовой «Концепция личности художника в романе И.Бунина «Жизнь Арсеньева» (16), «И.Бунин «Жизнь Арсеньева»: (Наблюдения над композицией)» (15), статьи С.Антонова «От первого лица» (10), В.П.Соколовой «Поэтика романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (273), статьи Яблоновской Н.В. «Мотив памяти как организующее начало повествования в «Жизни Арсеньева» И.А.Бунина» (327), Л.Колобаевой «От временного к вечному» (147), в которой проводится сопоставительный анализ «Жизни Арсеньева» И.А.Бунина и «Доктора Живаго» Б.Пастернака как феноменологических романов русской литературы, М.А.Кулабуховой «Автобиографическое начало и художественный вымысел в романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (160), Пращерук Н.В. «Пространственная форма» в книге И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (182), кандидатские диссертации Э.К.Лявданского «Роман И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (190) и О.А.Бердниковой «Концепция творческой личности в прозе И.А.Бунина» (31).
Помимо указанных работ, необходимо выделить монографии последних десятилетий XX века и начало XXI века, авторы которых определяют
роман «Жизнь Арсеньева» как важнейшее для понимания бунинской концепции мира и человека произведение. Это книги В.Я.Линкова «Мир и человек в творчестве Л.Толстого и И.Бунина» (171), Л.К.Долгополова «На рубеже веков» (88), Ю.Мальцева «Иван Бунин» (193), И.Н.Ничипорова «Поэзия темна, в словах невыразима...» (Творчество И.А.Бунина и модернизм) (218).
Л.К. Долгополов, рассматривая творчество И.А.Бунина в контексте литературной эпохи и прослеживая его творческую эволюцию, особое внимание уделяет своеобразию проблематики романа «Жизнь Арсеньева» и бунинской концепции личности (88, 57). В монографии В.Я. Линкова «Жизнь Арсеньева» предстает одним из важнейших этапных произведений Бунина, которое исследователь привлекает для проведения сравнительно-типологического изучения художественных систем Л.Толстого и И.Бунина, выявляет черты их сходства и различия.
Несомненно, новое слово о «Жизни Арсеньева» сказано Ю.Мальцевым. Исследователь рассматривает роман в контексте исканий литературы и философии XX века, выявляя его глубокую связь с эстетикой «нового времени».
Данный обзор научных работ о романе Бунина «Жизнь Арсеньева» показывает, что его исследование развивалось по следующим направлениям: изучение специфики проблематики романа; творческо-генетические изыскания, позволяющие проследить зарождение, развитие замысла и таким образом выявить важнейшие авторские идеи; исследование особенностей образа повествователя и способов выражения авторской позиции; изучение жанрового своеобразия романа; характеристика специфики поэтики, творческого метода Бунина в романе «Жизнь Арсеньева»; значение и роль романа в контексте творчества Бунина и в контексте мировой литературы.
Однако художественное время-пространство романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» и его пространственно-временная организация до настоящего времени не были предметом специального исследования. Этим определяется актуальность настоящего исследования. Традиционно в буни-
новедении анализ романа велся без учета специфики художественного времени-пространства, что во многом предопределяло обобщенность, расплывчатость, а порой и неточность характеристик романа, значительно ограничивало возможности анализа произведения, не позволяло проникнуть в глубинную структуру произведения. Так, не вполне обоснованно, на наш взгляд, «Жизнь Арсеньева» определяется как «монолог о судьбе России» (207, 134), показ «торжества самоцельной личности» (207, 137), называется «романом о художнике» (31), «романом жизни, потока жизни» (147). Начало исследованию художественного времени и художественного пространства романа Бунина «Жизнь Арсеньева» положено в работах Ю.Мальцева, Н.А.Николиной, В.Н.Пращерук, Л.А.Колобаевой.
Между тем пространство и время как философско-эстетическая проблема имеют чрезвычайно важное значение в мире И.А.Бунина. Об этом свидетельствует то внимание, которое писатель уделял её осмыслению, и то исключительное значение, которое пространственно-временные характеристики имеют в структурно-содержательной организации большинства его произведений. Особую роль они играют в романе «Жизнь Арсеньева».
Малоизученной данная проблема остается и в отношении творчества Бунина в целом. Только в последние два десятилетия появились статьи, авторы которых ставят задачей исследовать художественное время-пространство в рассказах и лирике Бунина. Так, например, В.Я.Гречнев рассматривает категорию времени в рассказах Бунина 1890-1916 годов (74, 126-134). Л.А.Васильева отмечает своеобразие пространственно-временной точки зрения в ранней лирике И.А. Бунина (56), Е.Л. Грудцина выделяет хронотоп как эстетически значимую категорию в поэтике И.А.Бунина (76;77). Г.И. Маркин исследует художественное время-пространство в рассказе И.А.Бунина «Чаша жизни» (195). Л.Н. Иссова указывает на специфику художественного времени-пространства в рассказах цикла «Темные аллеи» (116). Л.И.Кожемякина исследует пространственно-временную организация рассказов И.Бунина
1910-х годов (139). Однако в работах названных авторов только намечены пути исследования проблемы художественного времени-пространства в творчестве Бунина.
Второй аспект актуальности настоящего диссертационного исследования обусловлен тем, что проблему пространства и времени по праву относят к глобальным специфическим проблемам XX—XXI веков.
Объект диссертационного исследования - художественное время и художественное пространство как фундаментальные категории поэтики романа И.А. Бунина "Жизнь Арсеньева".
Предметом диссертационного исследования являются художественное время и художественное пространство романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» как структуры, представляющие собой совокупность внутренних отношений системы пространственных и временных элементов текста, семиотика художественного времени и художественного пространства.
Материалом диссертационного исследования является роман И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева», а также историко-литературные, мемуарные, автобиографические материалы (статьи, письма, дневники, автобиографическая проза), связанные с проблемой художественного времени и художественного пространства.
Целью диссертации является исследование художественного времени и художественного пространства как философско-эстетических категорий, выражающих "модель мира", бытийную концепцию И.А.Бунина.
Данная цель определила задачи диссертационного исследования:
- исследование пространственно-временной организации романа
И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева», выявление устойчивых пространст
венно-временных структур и образов;
- исследование основных типов, форм художественного времени, их
соотношения и функций;
выявление устойчивых временных оппозиции во временной структуре романа;
исследование принципов организации художественного времени и его ритма;
выявление семантики и функций форм художественного времени в романе И.А.Бунина;
исследование времени героя в романе;
семиотическое исследование выделенных в тексте хронотопов как минимальных единиц структуры текста^ронотопа романа в целом как образной модели мира;
выявление устойчивых пространственных оппозиций в пространственной структуре романа;
выявление семантики пространства героя в романе «Жизнь Арсенье-ва»;
изучение «языка» художественного времени и художественного пространства в романе И.А.Бунина.
Основные положения, выносимые на защиту
Художественное время и художественное пространство в романе в силу своего знакового характера выступают в качестве средств художественного моделирования, способов выражения нравственных представлений, духовных исканий, мироощущения героя и автора.
Временная организация романа И.А.Бунина представляет собой сложную многоуровневую, иерархически организованную структуру, синтезирующую разные типы и формы времени (биографического, семейно-бытового, социально-исторического, природно-циклического), среди которых главенствующую роль играет временная структура Вечности: факт рождения человека, время его жизни проецируется на «время» Вечности.
В романе И.А.Бунина оформляется новый тип художественного времени-пространства, в котором пространственно-временные границы человеческой жизни раздвигаются до времени прежних существований человека и до Вечности. Жизненный путь человека, его итоги оцениваются sub specie aeternitatis. Таким образом, основной временной оппозицией романа является оппозиция «время/Вечность».
Нарушения хронологической последовательности в изложении событий, неоднократное использование Буниным временной инверсии, неоднородное течение художественного времени, смена его ритма, постоянные «выходы» во вневременное измерение, главенство структуры Вечности при-водят к разрушению «натуралистического» типа-повествования, «реального», последовательного времени, к его «отмене», к повышению значимости пространственных образов и «опространствливанию» формы романа.
Художественное пространство романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» - сложный и очень насыщенный образ мира с очевидным преобладанием знакового характера пространственных образов. Основу пространственной организации и образности «Жизни Арсеньева» составляют представления о семиотике «верха» и «низа» пространства, его «открытости» и «закрытости» как универсальных началах миропорядка, на фоне которого показано движение главного героя.
Основным мифопоэтическим символом бунинского романа, определяющим его пространственную картину мира, является «вертикаль»: именно стремлением к «верху» пространства задано движение Арсеньева. Всякое передвижение Арсеньева есть в конечном счете передвижение «вверх» или «вниз». Точкой семантического отсчета в пространстве романа предстает Небо-Бог. Основное направление движения Арсеньева - это путь вверх, к истине-Богу.
Экзистенциальные мотивы, связанные с поисками высшего смысла существования, высшей истины, являясь определяющими для движения Ар-
сеньева, выражают идею Пути, заявленную уже в самом начале романа и организующую повествование. Мифологема Пути человека, имеющая древнейшую традицию в мировой культуре, является основой жизнеописания Арсеньева.
Анализ реализации мифологемы Пути в романе Бунина приводит к обнаружению в нем христианского кода, проявляющегося через неоднократное упоминание писателем Ветхого и Нового Заветов, цитатное и мотивное использование материала Библии и церковно-христианских источников, многочисленные аллюзии на христианские и библейские сюжеты, образы, мотивы, постулаты; «моделирование» по книгам Писания; выражение авторских идей с помощью библейских сюжетов, мотивов, образов.
Специфика художественного времени-пространства романа Бунина, знаковый потенциал пространственно-временных образов позволяют определить концептуальный хронотоп романа «Жизнь Арсеньева» как экзистенциально-христианский, время-пространство героя как хронотоп самоосознания (Пути самоосознающей личности).
Теоретической основой работы послужили известные труды по тео
рии и философии литературы М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, В.В.Иванова,
А.Я.Гуревича, В.Н.Топорова, Б.А.Успенского, В.Я.Проппа,
Е.М.Мелетинского, Д.С.Лихачева, Д.Фрэнка и других авторов, в которых разрабатывались способы исследования художественного времени и художественного пространства и формировались новые методы исследования художественного текста, обращенные к анализу его глубинных структур и связей. Кроме того, философская и символическая, знаковая насыщенность пространственных и временных образов в романе И.А.Бунина привела нас к необходимости привлечения открытий таких философов, как П.А.Флоренский, Э.Гуссерль, М.Хайдеггер, К.Г.Юнг, А.Ф.Лосев, М.Мамардашвили, А.М.Пятигорский, В.И.Подорога.
Методологической основой исследования служат структурно-семиотический, историко-генетический методы. В качестве вспомогательных используются биографический метод, постструктуралистский подход (интертекстуальный анализ).
Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем впервые представлены и проанализированы специфика художественного времени и художественного пространства романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева», и его пространственно-временная организация, исследованы устойчивые пространственно-временные структуры и образы, их роль и знаковый характер, выявлены хронотопы как минимальные единицы структуры текста, охарактеризованы хронотоп героя и хронотоп романа в целом как образная модель мира.
В диссертации впервые предпринята попытка изучения художественного времени-пространства героя как одного из способов выражения его мироощущения и подходом автора работы к герою «Жизнь Арсеньева» как к самоосознающей личности.
Новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что роман Бунина «Жизнь Арсеньева» изучается в новой парадигме: писатель предстает прежде всего как художник экзистенциально-христианского мышления; в диссертации впервые выявлена и доказана архетипия пространственно-временных образов романа «Жизнь Арсеньева», что свидетельствует о мифо-поэтическом характере художественного сознания Бунина.
В плане методологии новизна диссертационного исследования заключается в применении нетрадиционных для буниноведения структурно-семиотического метода и постструктуралистского подхода к изучению романа «Жизнь Арсеньева», которые дополняют, углубляют и уточняют результаты традиционных путей и методов анализа художественного текста.
Теоретическая значимость работы заключается в возможности применения данного материала для дальнейшего осмысления творчества
И.А.Бунина, исследования его художественного мира в новой (в сравнении с традиционной) парадигме и, следовательно, для углубления и дополнения представлений о бунинской концепции мира и человека. Выявленная в диссертации специфика хронотопа в романе «Жизнь Арсеньева» может быть использована для дальнейшего изучения «языка» художественного времени-пространства как в творчестве Бунина, так и других художников экзистенциального, мифологического мышления. Таким образом, данное исследование вносит определенный вклад в разработку проблемы изучения художественного времени-пространства в литературе.
Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и на семинарских занятиях по истории русской литературы I половины XX века, спецкурсах и спецсеминарах по творчеству И.А.Бунина, а также при изучении курсов по теории литературы. Апробация работы.
Материалы диссертации были положены в основу докладов, прочитанных на ежегодных научно-практических конференциях ПГЛУ (1995-2003 г.г.), на межвузовских научных конференциях в г.Пятигорске (1996-1999 г.г.), на VIII Пуришевских чтениях (г.Москва, 1996г.), на Международной конференции по когнитивной парадигме (г.Пятигорск, 2000г.), на II Международной научной конференции «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (г.Москва, 2003), на Международной научной конференции «Центральная Россия и литература русского Зарубежья» (г.Орел, 2003).
Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях:
1. К характеристике художественного метода И.А.Бунина 1910-1916 г.г. (на материале рассказа «Сны Чанга») // Культура и литература. Актуальные проблемы вузовского преподавания. Пятигорск, 1994, с.90-95.
Художественное время-пространство в сюжете судьбы (на материале рассказа И.А.Бунина «Чаша жизни»).// VIII Пуришевские чтения «Всемирная литература в контексте культуры». М., 1996, с. 126.
Жизнь сознания в прозе И.А.Бунина.// Когнитивная парадигма. Тезисы Международной конференции 27-28 апреля 2000г. Пятигорск, 2000, с.98-100.
Моделирующая функция начала художественного текста (по роману И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева»).// Вестник ПГЛУ, №1, 2002, с.54-55.
Специфика временных структур в прозе И.А.Бунина.// Университетские чтения. Пятигорск, 2002, с. 179-180.
Прошлое как временная структура и его функции в прозе И.А.Бунина (на материале рассказа «Худая трава»).// Университетские чтения. Пятигорск, 2003, с. 153-155.
Мифологема Пути как основа жизнеописания Арсеньева (по роману И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева»). // Центральная Россия и литература русского Зарубежья (1917-1939). Исследования и публикации: Материалы Международной научной конференции, посвященной 70-летию присуждения И.А.Бунину Нобелевской премии. Орел, 2003, с.86-89.
Пространственная организация романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева». // Русское литературоведение в новом тысячелетии: Материалы II Международной конференции. М., 2003, с.125-130.
Лермонтовский текст в романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (Принято к печати)// Лермонтовский дискурс: текст, метатекст, интертекст. Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной М.Ю.Лермонтову. Пятигорск, 2003.
Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, 3 глав, заключения и библиографического списка использованной литературы, насчитывающего 331 наименование. Общий объем диссертации - 182 страниц.
Проблема художественного времени-пространства в современном литературоведении
Проблема пространства и времени в истории мировой философии и эстетики была предметом напряженных размышлений, поскольку вопрос касался осмысления общей картины мира, представлений человека о сложной взаимосвязи макро- и микрокосма.
В архаическом сознании время и пространство существуют в виде некоего единства. Как отмечает В.Н. Топоров, "в архаической модели мира пространство не противопоставлено времени": время может "сгущаться" и становиться формой пространства, пространство способно "заражаться" "внутренне-интенсивными свойствами времени" (294, 231-232).
Ю.Борев утверждает, что древнее искусство мыслило преимущественно пространством: «Главная его тема и проблема - миропорядок» (41, 357). В центре внимания древнего художника были вопросы космогонии, организации Вселенной, системы богов, покровительствующих разным сферам жизни и деятельности человека. В первых мифологических пространственно-временных картинах мира родились представления о Хаосе, который рисовался как бездна, пустота, океан, мгла, а затем о Космосе как о некоем упорядоченном пространстве.
По мнению А.Я.Гуревича, «временные отношения начинают доминировать в сознании (человека) не ранее XIII века. В предшествующей же период самое время воспринималось в значительной мере пространственно.
Начиная с эпохи классицизма, историзм проникает во все сферы художественного творчества: в центре внимания художников находится рост личности и общества, процесс социальных преобразований, бытие, протекающее во времени, прежде всего историческом, и подчиняющееся его законам всеобщей текучести и изменчивости. Человек в мировой литературе XVIII-XIX веков историчен: он живет и действует в историческом мире и в конкретной социальной среде. «Наш век - по преимуществу исторический, - писал В.Г.Белинский, подчеркивая преобладающую форму времени. - Все думы, все вопросы наши и ответы на них, вся наша деятельность вырастает из исторической почвы и на исторической почве» (29, 819). По определению Г.А.Гуковского, личность человека в русской литературе XIX века подчинена «конкретно-общему истории и среды» (78, 12).
Конец XIX - начало XX веков в мировом искусстве осознается как рубежная эпоха, как время рождения особого мировоззрения, как новый этап в духовном бытии человечества. Новый век, - писал Л.Н.Толстой, - несет «конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общнения людей и начало другого мирово ения, другого способа общения» (288-26, 231). Меняется взгляд на человека и его место в мире, происходит колоссальное расширение художественного пространства и художественного времени, рождаются их новые типы. Искусство начинает «мыслить пространством и временем в их единстве» (41, 358). Не случайно именно в XX веке была открыта категория «хронотоп», «которая в расширительной своей трактовке может стать характеристикой новейшего типа художественного мышления» (41, 358).
В настоящее время, на рубеже XX-XXI веков, проблему пространства и времени по праву относят к одной из фундаментальных проблем. К ее осмыслению обращались и обращаются писатели и поэты, деятели культуры, крупнейшие ученые как в области естественных, так и гуманитарных наук. По мнению философов, понятия пространства и времени являются «концептуальной рамкой» и в естественных, и в общественных, и в гуманитарных науках. В XX веке рождаются теории и концепции, связанные с осмыслением феноменов пространства и времени А.Эйнштейна, В.И.Вернадского, Э.Гуссерля, А.Бергсона, М.Хайдеггера. В настоящее время в мире идет активное развитие философии пространства и времени, исследование языковых картин мира. Интерес современных науки и искусства к данной проблеме определен прежде всего универсальным характером этих категорий. Для науки о литературе проблема исследования художественного времени-пространства также является одной из ключевых. Художественный мир литературного произведения, являясь отражением реального мира, одновременно является и концепцией объективного мира, версией и оценкой его автором-создателем. Пространство и время являются основными координатами созданного творцом художественного мира. Отражая мир объективный, художественный мир строится в соответствии с концепцией пространства и времени, сформировавшейся в сознании художника. Через систему пространственно-временных отношений определяемо сознание человека как феномена определенной исторической эпохи. Изменения в системе пространственно-временных представлений свидетельствуют о рождении нового мироощущения, мироотношения, новой культуры, то есть о переходе человечества на новую ступень духовного развития.
В современном литературоведении художественное время и художественное пространство определяют в качестве важнейших характеристик художественного образа, основных координат художественного мира, обеспечивающих целостное восприятие художественной действительности и организующих композицию произведения. Тысячелетиями в различных культурах складывались некие общие пространственные ориентиры, такие, как, например, «дом» - образ замкнутого пространства, «простор» - образ открытого пространства, «дорога» - образ пути, места решающих встреч и разминове-ний, «перекресток» - место выбора пути, «порог», «окно», «дверь» - образы границы, связи между «тем» и «другим». Эти и многие другие пространственные образы предстают символически насыщенными в литературно-художественных и шире - культурных моделях мира.
Сочетание пространственных образов с художественным временем создало в мировой литературе ряд устойчивых мотивов, или архетипов, по К.Г.Юнгу, типов ценностных ситуаций, или хронотопов, по М.М.Бахтину.
Соотношение типов времени в романе
Временная организация романа И.А.Бунина представляет собой сложную многоуровневую, иерархически организованную структуру, синтезирующую разные типы и формы времени. Назовем прежде всего биографическое, семейпо-бытовое, социально-историческое, природно-циклическое время - это те временные уровни, к характеристике которых уже обращались исследователи «Жизни Арсеньева». Однако, кроме названных, огромную роль в романе играет выявленная нами временная структура Вечности, включающая в себя космологическое время (время вселенской истории), буддийское время прежних существований человека и христианское новозаветное время - это те надсоциальные хронотопические уровни, в изучении которых в буниноведении делаются только первые шаги. Человек в «Жизни Арсеньева» показан существующим не в одном, а одновременно в разных пространственно-временных планах, на разных хронотопических уровнях. Эта попытка универсально-синтетического изображения человека является огромным вкладом Бунина в русскую и мировую литературу, это та новизна, которая обусловила специфику бунинской концепции мира и человека. Жизнь главного героя показана в биографическом, семейно-бытовом, историческом, социальном, природно-циклическом хронотопах и одновременно вписана во временную структуру Вечности. При этом необходимо отметить, что все названные хронотопические уровни - разного объема и разной значимости в художественном мире романа. Анализ объема каждого типа времени позволяет выявить их иерархию в пространственно-временной организации романа и охарактеризовать хронотоп романа в целом.
Социально-историческое время — традиционно выделяемый исследователями тип времени в романе «Жизни Арсеньева» и трактуемый как основной временной тип в работах В.Н. Афанасьева (14), А.А. Волкова (66), Л.К. Долгополова (88). Несмотря на отсутствие в книге И.А.Бунина дат, портрет эпохи вырисовывается вполне определенно и конкретно за счет описаний отдельных событий, героев, упоминания фактов, многозначительных деталей, замечаний Арсеньева. В самом начале повествования Арсеньев сообщает, что родился «полвека тому назад в дворянской усадьбе». Время начала повествования — это время умирания дворянских гнезд, обеднения и обнищания дворянской семьи Арсеньевых: «Я уже знал, что мы стали бедные, что отец много «промотал» в Крымскую кампанию, много проиграл, когда жил в Тамбове, что он страшно беспечен и часто, понапрасну стараясь напугать себя, говорит, что у нас вот-вот и последнее «затрещит» с молотка; знал, что задонское именье уже «затрещало», что у нас уже нет его...» (51-5, 22). Через приметы жизни семьи Арсеньевых с большой правдой воссоздается жизнь поместного дворянства конца XIX века.
О том, что время повествования - это эпоха рубежа XIX-XX веков, свидетельствуют также такие факты, как участие старшего брата Алеши в студенческих беспорядках, знакомство Арсеньева с революционерами и толстовцами и другие факты и многозначительные детали. Вспомним енотовую шубу Алешиного отца, бывшую когда-то, в прежние времена, признаком дворянского роскошества. Облачившись в нее, разорившийся, почти нищий отец Алеши, появившись в городе, играет роль богача. Эту же шубу не просто как вещь, но и как некий знак рода, родители отдают Алеше, покидающему родное гнездо. В главах, посвященных гимназическим годам Арсеньева и его жизни в семье Ростовцева, показана жизнь городского мещанства. Однако интерес Бунина к истории в романе избирателен. Так, Арсеньев ни словом не обмолвился ни об одном из значительных событий истории XX века. Русские революции, Первая мировая война, гражданская война остались вне повествования. Это подчеркнутое отсутствие существенных связей главного героя с социально-историческими, политическими сторонами жизни того времени позволяет сделать вывод о том, что они не важны для поисков героя. Такая «фоновая» роль социально-исторического, социально-политического времени выделяет и подчеркивает онтологический, экзистенциальный характер пути Арсеньева. Поэтому, на наш взгляд, предстаёт ошибочной в узости подхода такая характеристика книги Бунина, в которой «Жизнь Арсеньева» называется «книгой о беднеющем барчуке, отпрыске знатного, но захудалого рода, о неподвижном существовании в степном захолустье, о неподвижной скуке уездных городов» (10, 50). Подобного рода социально-исторических интерпретаций своей книги Бунин решительно не принимал. Внимательно следивший за рецензиями на «Жизнь Арсеньева», Бунин особо отметил одно понравившееся ему высказывание, подтверждающее наши наблюдения о второстепенной роли социально-исторического хронотопа в романе: «Конечно, и в «Арсеньеве» картины России дворянско-деревенской, мещанско-городской, интеллигентски-революционной даны с тою же рельефностью, в которой Бунин не знает соперников. Но все это для «Арсеньева» не характерно и в нем не важно. За это изумительное изобрази-тельство Бунина по-старому хочется благодарить, но не оно влечет к нему» (Подчеркнуто И.А.Буниным) (2, 69). Таким образом, историческое и социальное время и место действия играют в романе второстепенную роль, создавая фон для других, событийных, «энергических» (М.М. Бахтин) пространственно-временных уровней, о которых будет сказано позже. И все же нельзя согласиться с точкой зрения О.Михайлова, в соответствии с которой в «Жизни Арсеньева» полностью отсутствует «ощущение истории» (205, 160). На наш взгляд, прав Л.Долгополов, утверждавший, что Бунин в романе и внеис-торичен и в то же время глубоко историчен. Отсутствие в романе отзвуков самых значительных событий XX века (революции, войны) является открытым спором Бунина с Историей, отказом принимать ее определяющее на жизнь человека влияние (88, 320). Так, вспоминая и оценивая свое знакомство с харьковскими революционерами, Арсеньев дает проницательную, порой ироничную, порой саркастическую, но в целом объективную характеристику этой среды, не принимая в ней прежде всего ее обособленности от всех социальных слоев, кроме рабочих и крестьян, презрительного отношения ко всему и всем, что не они сами, характерной ограниченности интересов ее представителей за исключением интересов политических: «...Члены ее (революционной среды - Т.К.), .. . эюили, в общем, очень обособленно от прочих русских людей, даже как бы и за людей не считая всяких практических деятелей, купцов, земледельцев, врачей и педагогов (чуждых политике), чиновников, духовных, военных и особенно полицейских и жандармов, малейшее общение с которыми считалось не только позорным, но даже преступным, и имели все свое, особое и непоколебимое: свои дела, свои интересы, свои события, своих знаменитостей, свою нравственность, свои любовные, семейные и дружеские обычаи и свое собственное отношение к России: отрицание ее прошлого и настоящего и мечту о ее будущем, веру в это будущее, за которое и нужно было «бороться».
Семиотика художественного пространства романа
В работе «Пространство и текст» В.Н.Топоров пишет о двух пониманиях пространства: по Ньютону и по Лейбницу. В первом случае пространство представляет собой «нечто первичное, самодостаточное, независимое от материи и не определяемое материальными объектами, в нем находящимися...» Во втором случае пространство - «нечто относительное, зависящее от находящихся в нем объектов, определяемое порядком сосуществования вещей» (294, 228).
«Ньютоновское пространство является некоторой объективизацией идеи пространства, принципиальным отвлечением от фактора восприятия пространства человеком: у Лейбница же пространство «одушевляется» человеческим присутствием, оно трактуется, «прочитывается человеком». Ньютоновское пространство принадлежит физике и геометрии; лейбницевское же относится, скорее, к области человеческих представлений о мире; оно «собирается как иерархизованная структура соподчиненных ему смыслов» (294, 242); трансформируясь из пространства геометрического и физического в пространство семиотическое, оно обретает статус средства для описания мира и самого субъекта, «языка, способного возражать разные содержательные понятия» (179, 278), «пространственная терминология» при этом наполняется особым, непространственным содержанием.
Эта идея семиотического характера художественного пространства является основополагающей при исследовании нами художественного пространства романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева». Художественное пространство романа ИА.Бунина «Жизнь Арсеньева» - сложный и очень насыщенный образ мира с очевидным преобладанием знакового характера пространственных образов. Картина этого пространства воссоздается с помощью двух интенций сознания Арсеньева: с одной стороны, это процесс постепенного проникновения героя в сущность макрокосма, Универсума, с другой стороны, - процесс познания микрокосма, познания себя, своей души, или, как скажет сам Арсеньев, процесс овладения «некоторыми совсем новыми и действительно нелегкими познаниями, мыслями и чувствами, приобретенными ... на земле» (51-5, 26). Следовательно, в центре нашего внимания будет как образ мира - макрокосма, «внешнего» пространства, так и образ души героя - микрокосма, «внутреннего» пространства, которые в романе Бунина оказываются тесно взаимосвязаны, поскольку образ большого мира дается через восприятие главного героя.
Первая книга «Жизни Арсеньева», начиная со II главы, представляет собой воссоздание впечатлений человека, входящего в жизнь, познающего ее через ощущение себя в пространстве и времени. В первых младенческих и детских впечатлениях Арсеньева запечатлены не лица родных людей и не картинки быта, ограниченного стенами дома, а образы земли, неба, мира природы, Вселенной, которые воссоздают образ огромного пространства макрокосма. Самые ранние детские впечатления Арсеньева складываются из образов «пустынных полей, одинокой усадьбы среди них», «вечной тишины ночей, загадочного молчания», пустынности, безлюдности и одиночества человеческого существования в огромном мире: «Где были люди в это время?», «Я совсем, совсем один...», «А не то вижу я себя в доме, и опять ... в одиночестве», «Почему же остались в моей памяти только минуты полного одиночества?» (51-5, 9). Раньше всего в сознании героя выделяются не лица отца, матери или братьев с сестрами, хотя они уже названы, а образы земли и неба, «верха» и «низа» пространства: даль пустынных полей с их «вечной тишиной» и «загадочным молчанием» и «томящая красота облаков» в «небесном просторе», «глубокая высота» «синей бездны», того «горнего мира», где находятся «бог с белокрылыми ангелами». Не родное лицо склонялось над маленьким Алешей в детской поздним вечером, а «тихая звезда», глядевшая в окно с высоты.
Анализ этих первых детских впечатлений Арсеньева, как и анализ моделирующей функции начала романа, свидетельствует о том, что именно язык художественного времени-пространства наиболее полно отражает как сюжетный, так и символический, знаковый уровень художественного текста. В последующих книгах, на протяжении всего повествования, наряду с реальным, физическим, фабульным временем-пространством постоянно возникают их семиотические коннотации: за изображением предметов внешнего мира во времени открывается система пространственно-временных отношений, отражающая мироощущение героя и бытийную концепцию Бунина. «Пространственная» ориентация Бунина-художника ... носит ключевой, организующий содержание и поэтику произведения характер» (234, 193.). Являясь атрибутами «внешнего» мира, пространственные образы воссоздают «внутреннее пространство» Арсеньева, выступая в качестве «знаков» его души, изменений духовного мира.
«Внешнее» и «внутреннее» пространство создают в романе два плана повествования. Первый план включает в себя пространство ((внешнего», материального мира, родного дома, поместья, семьи, реальной исторической действительности, «внешней стороны личности» Арсеньева, которое можно обозначить, используя обобщенную классификацию, как мир «Бытия на Земле» (224, 36). Однако этот план, включающий в себя несколько структурных уровней, как показал анализ соотношения типов времен, является в «Жизни Арсеньева» лишь фоном для развития сюжетного действия второго, основного плана повествования. Так, пространство детства, отрочества Арсеньева - это, с одной стороны, реальное пространство русского поместья, представленное, однако, с минимальной степенью конкретности и являющееся фоном для развития сюжетного действия первого плана. С другой стороны, это пространство огромного мира, открывающего перед человеком свои тайны. «Постепенно смелея, мы узнаем скотный двор, конюшню, каретный сарай, гумно, Провал, Выселки, - рассказывает Арсеньев о своих детских открытиях с друзьями. -Мир все расширялся перед нами» (51-5, 17).
Поиск высшей истины как смысл движения Арсеньева
Путь героя Бунина предстает в романе двойственно. С одной стороны, это жизненный, мирской путь с человеческими радостями и горестями, открытиями и ошибками, обретениями и потерями. Бунин не раз использует в тексте «путь» именно в этом значении: Арсеньев вспоминает о благословении матери «на жизненный путь, на исход в мир из того подобия иночества» (51-5, 207), которым было его детство, отрочество, время первых юных лет. С другой стороны, это путь духовных исканий, путь человека как существа духовного, путь как индивидуальное становление и движение к высшему смыслу, к Истине, поиском которых задано движение Арсеньева и которые находится вне времени и пространства, то есть это Путь к Богу.
Эти значения архетипического образа пути в романе позволяют утверждать, что мифологема пути человека, имеющая древнейшую традицию в мировой культуре, является основой жизнеописания Арсеньева. В.Н.Топоров в работе «Пространство и текст» пишет: «Все великие духовные концепции подчеркивают, что есть путь и его можно открыть. Так, Будда называл свое учение не иначе, как Срединным путем. В буддийском символе веры «Четыре Благородные Истины» говорится не только о том, что существуют страдание, существует его причина, ... но и о том, что существует путь к прекращению страданий» (294, 268). Такое же большое значение имеет мифологема пути и в древнекитайской философии. «То, что даровано человеку Небом, называется его природой, действия, соответствующие этой природе, называются [правильным] путем; упорядочение [этого] пути называется воспитанием. От правильного пути ни на миг нельзя отойти; то, от чего можно отойти, вовсе не является [правильным] путем», - читаем у Даодэцзина (294, 269). Исключительную роль мифологема пути играет в христианстве.
Идея пути находит в «Жизни Арсеньева» выражение в ряде пространственных образов, среди которых самым частотным является «сквозной» образ дороги. Буквально в каждой книге романа звучат признания героя о любви к дороге: о вечной «жажде дороги», движения, о чувстве пути, о «чувстве дали, простора», о «кочевой страсти». Дорог в романе «Жизнь Арсеньева» очень много. Бунин вводит в повествование массу реальных дорог: в Елец и в Орел, в Курск и Воронеж, в Харьков и Севастополь, в Москву и Петербург, в Витебск и Тамбов, в За-донск, Белгород, Черкассы, Кременчуг, Липецк и др. Однако у всех этих реальных дорог есть общий символический смысл: такая насыщенность романа образами перемещения в пространстве связана прежде всего с жаждой движения героя к Истине. С детства смыслом движения для Арсеньева было познание, целью - недоступная Истина, некий высший смысл жизни. Поэтому не/правомерно утверждение о том, что в романе «Жизнь Арсеньева» «нет целеустремленного движения героя» (147, 137), что «вообще не какая-либо цель определяет его поступки и внутреннее развитие» (147, 137). О том, что смысл и цель движения есть, пусть не всегда ясно осознаваемые, говорит сам Арсеньев, свидетельствуют «сквозные» пространственные образы. Размышляя о том, что же такое «жизнь в этом непонятном, вечном и огромном мире», Арсеньев, кроме ее бытового, обыденного уровня («смена дней и ночей, дел и отдыха...»), кроме чувственно-эмпирически-логического познания («беспорядочное накопление впечатлений, картин, образов», «...непрестанное ... течение несвязных чувств и мыслей»), прежде всего выделяет ее онтологическую, экзистенциальную составляющую: «Жизнь есть ... еще нечто такое, в чем как будто и заключается некая суть ее, некий смысл и цель, что-то главное, чего yoic никак нельзя уловить и выразить, и — связанное с ним вечное ожидание: ожидание не только счастья, какой-то особенной полноты его, но еще и чего-то такого, в чем (когда настанет оно) эта суть, этот смысл вдруг наконец обнаружится» (51-5, 131-132). Вспоминая ироническое замечание в отношении своих стремлений «вдаль», Арсеньев напрямую соотносит «даль» с поиском смысла: «И впрямь: втайне я весь простирался в нее (в даль - Т.К.). Зачем? Может быть, именно за этим смыслом!» (51-5, 132). Поэтому так тянет к себе Арсеньева даль, простор степи: они таят в себе пока еще неясную интенциональную перспективу, создают ситуацию «выхода» к иной реальности, прорыва в новое экзистенциальное измерение. Таким образом, в картине мира романа сакрально отмеченными предстают образы открытого пространства, простора, дали - той части видимой сферы, где «горизонталь» переходит в «вертикаль», где осуществляется связь Неба и Земли, где есть возможность для движения-развития. Движение героя вдаль есть выражение неосознанного стремления к «верху» пространства. Те картины пространства, которые включают в себя простор, высь небес и деревья, соединяющие «горизонталь» и «вертикаль» мира, воспринимаются Арсеньевым как светлые, умиротворяющие своей гармонией и представляют собой одни из самых прекрасных описаний природы в романе: «Там, за опушкой, за стволами, из-под лиственного навеса, сухо блестел и желтел полевой простор, откуда тянуло теплом, светом, счастьем последних летних дней. Вправо от меня всплывало из-за деревьев, неправильно и чудесно кружилось в синеве, медленно текло и менялось неизвестно откуда взявшееся большое белое облако. ... Я лег на землю, на скользкую траву, среди разбросанных, как бы гуляющих вокруг меня светлых, солнечных деревьев, в легкой тени двух сросшихся берез, двух белоствольных сестер ... , подставил руку под голову и стал смотреть то в поле, сиявшее и ярко блестевшее за стволами, то на это облако. Мягко тянуло с поля сушью, зноем, светлый лес трепетал, струился, слышался его дремотный, как будто куда-то бегущий шум. Этот шум иногда возрастал, усиливался, и тогда сетчатая тень пестрела, двигалась, солнечные пятна вспыхивали, сверкали и на земле и в деревьях, ветви которых гнулись и светло раскрывались, показывая небо...» (51-5, 47).
Неоднократные признания героя, звучащие на страницах романа, свидетельствуют о том, что движение для него жизненно необходимо. Именно поэтому маленького Алешу так потрясает картина, которую он увидел с родителями за городом: вид человека, для которого невозможно движение и для которого огромный мир был закрыт. Это был заключенный, глядящий на жизнь из тюремного окна с решеткой. На его лице «выражалось нечто такое сложное и тяжкое, что я еще отроду не видывал на человеческих лицах: смешение глубочайшей тоски, скорби, тупой покорности и вместе с тем какой-то страстной и мрачной мечты» (51-5, 12). Полная неподвижность - это в понимании Арсеньева - смерть.
Собственно, описанием пути начинается 1 книга. Если I глава является своеобразным вступлением к роману, если во II главе как основной звучит мотив «зова пространств», то в III главе движение героя начинает осуществляться. Важно отметить, что сам Арсеньев выделяет начало движения как одно из основных событий начала жизни: «Из этих событий на первом месте стоит мое первое в жизни путешествие, самое далекое и самое необыкновенное из всех моих последующих путешествий» (51-5, 10). Этим событием была поездка в город - своеобразное вхождение в мир. С семиотической точки зрения, город предстает образом большого мира, отождествляется с ним. Следовательно, все, что происходит в городе, имеет не только локально-городское, но и обобщающее «мировое» значение.
Похожие диссертации на Художественное время-пространство романа И. А. Бунина "Жизнь Арсеньева"
