Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Методологические проблемы гарантий безопасности личности в уголовном судопроизводстве
1. Гарантии безопасности личности как основание согласования функций уголовного и уголовно-процессуального права 15
2. Уголовно-политическое значение безопасности личности в охране правосудия 27
3. Уголовно-правовая охрана безопасности личности в уголовном судопроизводстве по законодательству зарубежных стран 75
Глава II. Уголовно-правовые гарантии обеспечения безопасности личности в уголовном судопроизводстве
1. Правосудие как объект уголовно-правовой охраны 99
2. Безопасность личности в системе объектов преступлений против правосудия 125
Глава III. Преступления против безопасности личности в уголовном судопроизводстве (характеристика и вопросы квалификации)
1. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности 157
2. Незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей 174
3. Вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта 192
4. Фальсификация доказательств (ч. 2 и 3 ст. 303 УК) 206
Заключение 215
Список использованной литературы 217
- Гарантии безопасности личности как основание согласования функций уголовного и уголовно-процессуального права
- Уголовно-политическое значение безопасности личности в охране правосудия
- Правосудие как объект уголовно-правовой охраны
- Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Уголовно-правовое обеспечение правосудия как функции государственной власти является объектом неослабевающего внимания российских ученых не только в связи с реформой законодательства, но и потребностями юридической практики.
Правосудие как объект уголовно-правовой охраны, принципы и уголовно-правовые механизмы обеспечения (гарантирования) его функций, а также интересов лиц (сторон), участвующих или заинтересованных в осуществлении правосудия, выделяются из общего ряда особым аспектом своей значимости для развития законодательства, права и общества в целом.
Помимо того, что судебная власть как институт государства нуждается в уголовно-правовой охране, а ее функция (правосудие) - в уголовно-правовых гарантиях беспрепятственной и эффективной реализации, возникает вопрос об уголовно-политическом значении гуманитарной миссии правосудия. Она заключается в том, что политической функцией правосудия является согласование и урегулирование законных интересов многих людей, а также личности и государства.
Для решения этой задачи, согласно классической российской правовой доктрине, образовалось государство, обязанное соизмерять силу своей власти с интересами своих граждан (людей) и законодательно гарантировать их безопасность от данной власти.
Таким образом, правосудие выступает, с одной стороны, тем механизмом, посредством которого восстанавливается нарушенный баланс интересов сторон в общественных отношениях. С другой стороны, судебная власть, реализуемая в правосудии, сама может явиться источником опасности при отсутствии соответствующих правовых и процессуальных гарантий ее ограничения.
Российская уголовная политика, уголовно-правовая доктрина, законодательство и практика его применения развивались по различным направлениям. На протяжении целой эпохи российской истории даже постановка вопроса о правовых гарантиях безопасности личности от любой государственной власти (в том числе судебной) была невозможна.
Сегодня это является обязанностью любого цивилизованного государства (политического общества). Научная разработка данной проблемы тем более необходима, что в связи с «зигзагами» истории российской уголовно-правовой доктрины (отражающей историю российского общества в целом) гарантии безопасности личности от государственной (в том числе судебной) власти оставались за пределами научного внимания и теоретического обоснования.
Степень научной разработанности вопросов уголовно-правовой охраны правосудия и гарантий обеспечения его функций в целом характеризуется тщательным исследованием многих теоретических и прикладных аспектов: от конституционных принципов осуществления правосудия и их уголовно-правового обеспечения, систематизации уголовно-правовых норм о преступлениях против правосудия и законодательной техники их отражения до согласования положений уголовного и уголовно-процессуального права в статьях уголовного закона о преступлениях против правосудия.
Эти и многие другие проблемы анализировались в работах М.И. Бажанова, СВ. Бородина, И.В. Власова, М.А. Гараниной, Л.Д. Гаухмана, А.С. Горелика, П.Ф. Гришанина, В.Г. Даева, И.В. Дворянскова, А.И. Друзина, В.А. Елеонского, М.А. Ефимова, И.К. Кирина, Т.В. Кондрашовой, А.Н. Красикова, М.М. Курбанова, С.Э. Асликяна, Л.В. Лобановой, А.И. Лукашова, В.П. Малкова, Н.И. Панова, Э.Ф. Побегайло, Л.В. Инногамовой-Хегай, И.Л. Петрухина, А.Д. Прошлякова, А.Б. Сахарова, В.В. Скибицкого, Н.А. Стручкова, С.Н. Тулина, И.М. Тяжковой, А.И. Чучаева и др.
Объект и предмет исследования. Основным объектом исследования являются вопросы уголовно-правового обеспечения правосудия как функции
государственной (судебной) власти в одном из его существенных аспектов -обязанности государства в правовых отношениях с личностью гарантировать ей безопасность от его власти, а именно от посягательств лиц, уполномоченных судебной властью в системе уголовного судопроизводства. Производными объектами исследования выступают: уголовно-правовые гарантии безопасности личности от произвола лиц, уполномоченных судебной властью, в уголовном судопроизводстве, а также их нормативное выражение. Предмет исследования включает:
- нормативно-правовые акты дореволюционного и постреволюционного
законодательства;
- нормы конституционного, уголовного, уголовно-процессуального и
арбитражно-процессуального права России;
уголовное законодательство зарубежных стран;
обзоры, ведомственные материалы, прокурорско-следственная и судебная практика по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 299, 301, ч. 2 и 3 ст. 303, 305 УК РФ;
разъяснения Пленумов Верховных Судов СССР и Российской Федерации (РСФСР) по ряду категорий уголовных дел;
научные публикации по исследуемым проблемам.
Цели и задачи исследования. Целями диссертационного исследования являются:
теоретическое обоснование безопасности личности от произвола лиц, уполномоченных судебной властью в уголовном судопроизводстве, как самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны;
определение места этого объекта в системе объектов преступлений против правосудия;
3) совершенствование уголовного законодательства, гарантирующего
личности ее безопасность от произвола лиц, уполномоченных судебной властью в
уголовном судопроизводстве.
В соответствии с указанными целями автор ставил перед собой решение следующих задач:
показать эволюцию уголовно-правовой охраны личности в уголовном судопроизводстве;
раскрыть уголовно-политическую природу уголовно-правовой охраны правосудия как функции государственной власти;
рассмотреть содержание правовых отношений по поводу осуществления судебной власти между личностью и государством и определить их уголовно-правовое значение;
проанализировать объекты уголовно-правовой охраны в сфере правосудия, их классификацию и основания структурирования;
исследовать содержание признаков составов преступлений, посягающих на безопасность личности в уголовном судопроизводстве, закрепленных в российском и зарубежном уголовном законодательстве;
дать анализ практики применения ст. 299, 301, ч. 2 и 3 ст. 303, 305 УК РФ;
углубить или уточнить соответствующие положения уголовно-правовой доктрины, разработать рекомендации по совершенствованию уголовного законодательства и практики его применения.
Методология и методика исследования. Методологической основой служат основополагающие категории современной материалистической диалектики познания. В ходе работы также использовались общенаучные и частно-научные методы: исторический, логический, сравнительный, гносеологический, лингвистический, системно-структурный и конкретно-социологический.
Теоретическая и правовая основа работы. В качестве теоретической основы работы были использованы труды ученых в области философии, социологии, общей теории и истории права, конституционного, уголовного, уголовно-процессуального, административного, арбитражно-процессуального права, судоустройства, криминологии.
Нормативную основу исследования составили Конституция РФ, памятники российского права, законодательные акты Советской власти, в том числе Уголовные кодексы РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг., Уголовный кодекс РФ, а также нормы международного, конституционного, уголовно-процессуального, арбитражно-процессуального права, Модельный уголовный кодекс СНГ, уголовное законодательство государств - участников Содружества Независимых Государств, а также ряда других зарубежных стран.
Эмпирическую базу исследования составляют: статистические данные о состоянии преступности за 1998 - 2003 гг., материалы 237 уголовных дел по Центральному, Северо-Западному, Северо-Кавказскому, Приволжскому, Уральскому, Сибирскому, Дальневосточному федеральным округам за 1998 -2003 гг. о преступлениях против правосудия, а также материалы прокурорского надзора за этот же период времени; данные, полученные другими исследователями, газетные и журнальные публикации по теме диссертации за последние пять лет. Учтен личный опыт прокурорской деятельности.
Научная новизна положений, сформулированных в диссертации, состоит в теоретическом обосновании безопасности личности от произвола лиц, уполномоченных судебной властью в уголовном судопроизводстве, в качестве самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны в системе преступлений против правосудия. Выделение данного аспекта уголовно-правовой охраны правосудия как функции судебной власти позволило по-новому раскрыть содержание признаков преступлений, посягающих на безопасность личности в уголовном судопроизводстве, и их субъектов, а также внести предложения по дальнейшему развитию российской уголовно-правовой доктрины, совершенствованию уголовного законодательства и практики его применения.
На защиту выносятся следующие научные положения, выводы и рекомендации:
1. Трактовка правосудия (и судопроизводства - его процессуального отображения) как функции судебной власти требует установления соотношения и
согласования интересов государства и необходимых для его существования ветвей власти (в том числе судебной) с интересами личности. Это согласование осуществляется на основе Конституции Российской Федерации, которая устанавливает паритетные (правовые) начала в отношениях между личностью и государством.
Из содержания правовых отношений между указанными субъектами политического общения вытекает правовая обязанность государства гарантировать личности ее безопасность от его власти. Указанная правовая обязанность государства является концептуальным основанием согласования уголовного и уголовно-процессуального права.
В силу того, что соблюдение границ судебной власти - правовая обязанность государства, злоупотребление ею является преступлением против самой этой власти. Именно поэтому посягательства на безопасность личности от произвола лиц, уполномоченных судебной властью, признаются преступлениями против правосудия, а не против личности.
2. Под полномочиями судебной власти в рамках уголовного
судопроизводства (применительно к вопросу о безопасности личности от нее)
понимаются полномочия, которыми могут быть ограничены права и свободы
личности посредством вовлечения ее в уголовное судопроизводство, применения
мер процессуального и уголовно-правового принуждения, осуждения и
наказания.
Содержание этих полномочий составляет: а) право принимать решение о вовлечении лица в уголовное судопроизводство посредством привлечения его к уголовной ответственности и применять к нему меры принуждения, осуждать и наказывать; б) право совершать юридические действия (производить процессуальные действия) на основе этого решения.
3. Человек попадает в зависимость от судебной власти с началом
уголовного преследования, т.е. с начальным моментом вовлечения его в
уголовное судопроизводство в качестве подозреваемого или обвиняемого при
определенных процессуальных обстоятельствах (возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица, задержании в качестве подозреваемого или вынесении постановления о привлечении в качестве обвиняемого).
Конечным моментом посягательства на безопасность личности от судебной власти в уголовном судопроизводстве является вынесение обвинительного приговора. Вступление обвинительного приговора суда в законную силу (как юридическое событие) не имеет значения для криминализации посягательств на безопасность личности, так как использование судебной власти в преступных целях предполагает совершение процессуальным субъектом юридического (процессуального) действия.
4. Переоценка значимости объектов уголовно-правовой охраны в законодательстве России и закрепление в УПК РФ отказа от уголовного преследования невиновных как назначения уголовного судопроизводства, равноценного уголовному преследованию и справедливому наказанию виновных, обусловливают выделение в структуре видового объекта преступлений против правосудия отношений безопасности личности в уголовном судопроизводстве, отличающихся от других отношений: а) спецификой содержания; б) специальным субъектом; в) специальным потерпевшим.
Специфику юридического содержания составляют обязанность исключить уголовное преследование невиновных и освободить их от наказания и соответственно право лиц, не совершавших преступления, не подвергаться уголовному преследованию.
Особенности содержания обусловили специальные признаки субъекта и потерпевшего. Первыми являются должностные лица, вторыми - лица, невиновные в совершении преступления. Законных оснований придания этим лицам статуса подозреваемого, обвиняемого или осужденного нет, и, следовательно, их действительным статусом в уголовном судопроизводстве выступает общий правовой статус гражданина (личности).
5. Защита прав и законных интересов личности и ограждение ее от
необоснованного осуждения определяется в УПК РФ в качестве одной из задач
уголовного судопроизводства. Это обусловливает наличие у судьи, прокурора,
следователя, дознавателя и начальника органа дознания соответствующих
названным задачам обязанностей.
Выделение обязанностей по обеспечению защиты прав и законных интересов личности от необоснованного (незаконного) уголовного преследования и осуждения позволяет выделить в структуре объектов уголовно-правовой охраны (в данном случае правосудия) общественные отношения, содержанием которых является обязанность исключить уголовное преследование невиновных. Эти отношения отличаются от других отношений, составляющих правосудие, спецификой содержания: в них обязанностям лиц, уполномоченных судебной властью, корреспондирует право невиновного не подвергаться уголовному преследованию (наказанию).
Преступления, предусмотренные ст. 299, 301, 303 и 305 УК РФ, совершаются в отношении лиц, которым статус подозреваемого, обвиняемого или осужденного придается при отсутствии на то законных оснований.
При посягательстве лиц, уполномоченных судебной властью, на безопасность личности в уголовном судопроизводстве посредством необоснованного (незаконного) уголовного преследования, осуждения нарушаются различные права и законные интересы личности, поэтому все преступления, предусмотренные ст. 299, 301, 303 и 305 УК РФ, имеют дополнительные и факультативные объекты.
6. Под привлечением заведомо невиновного к уголовной ответственности
следует понимать вовлечение заведомо невиновного лица в уголовное
судопроизводство с целью его незаконного осуждения. С процессуальной точки
зрение это предполагает наделение его процессуальным статусом подозреваемого
или обвиняемого. Посягательство на безопасность личности в уголовном
судопроизводстве не зависит от того, совершены ли действия, необходимые для
реализации указанного статуса. Оно имеет место тогда, когда лицо, уполномоченное судебной властью, совершает процессуальные действия, необходимые для придания лицу статуса подозреваемого или обвиняемого.
7. Понятие невиновного лица в составе преступления, предусмотренного ст.
299 УК РФ, не следует отождествлять с отсутствием оснований для привлечения
его в качестве обвиняемого или подозреваемого. Не все обстоятельства, входящие
в предмет доказывания, имеют отношение к основаниям обвинения. Они
ориентированы не только на обвинение, но и на правовую оценку содеянного. По
существу для изобличения лица в совершении преступления необходимо
установить событие преступления и вину человека в его совершении.
Потерпевшим от этого преступления является непричастное (при отсутствии события преступления) или невиновное (при наличии события преступления) лицо.
В силу бланкетного характера диспозиции нормы, предусмотренной ст. 301 УК РФ, незаконным является такое задержание, которое совершено с несоблюдением обязательных и дополнительных оснований и условий задержания или с нарушением его порядка. Основным условием является наличие подозрения в совершении лицом преступления, дополнительным - юридические свойства преступления, достаточные для применения строгой меры процессуального принуждения.
Процессуальная сторона задержания и заключения под стражу состоит из первоначальных и заключительных процессуальных действий, осуществляемых различными субъектами. Поэтому преступления, предусмотренные ст. 301 УК РФ, являются многосубъектными.
Субъектом незаконного задержания является не только лицо, управомоченное на составление протокола задержания, но и лицо, осуществившее незаконное задержание с нарушением требований УПК РФ. Соответственно субъектом незаконного заключения под стражу являются: судья, вынесший
решение об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей, а также лицо, возбудившее соответствующее ходатайство.
В тех случаях, когда заключительные процессуальные действия (составление протокола задержания или вынесение решения об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей) не совершаются, субъекты первоначальных процессуальных действий должны нести ответственность за покушение на незаконное задержание или незаконное заключение под стражу.
При вынесении неправосудного решения об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу составы преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 301 и ст. 305 УК РФ, соотносятся как специальный и общий. В качестве общего выступает состав преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, а в качестве специального - состав преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 301 УК РФ.
Объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 305 УК РФ, образует постановление судом приговора любого вида.
Незаконным (в части применения уголовного закона) является только такое судебное решение, которое вынесено в нарушение законодательного предписания о правовой оценке доказанных фактов и правил назначения наказания, ограничивающих судейское усмотрение.
Понятие неправосудности судебного акта отличается от его незаконности. Неправосудность предполагает неправильность процессуального решения по существу, нарушение требований полноты, всесторонности и объективности исследования обстоятельств дела.
12. Правосудие как функция государственной власти является абсолютно
значимым объектом. Посягательство на свободу человека в сфере уголовного
судопроизводства, которое призвано ее охранять, отягощает социальные
последствия преступления против правосудия, но не за счет степени причинения
вреда безопасности личности от произвола судебной власти, а за счет
производных от нарушения этой безопасности последствий: характера
претерпеваемых лишений, их длительности, значения негативных общеправовых
и социальных последствий (например, разрыва позитивных социальных связей), моральных страданий и пр.
Этими же критериями определяется в каждом конкретном случае содержание альтернативного квалифицирующего признака, предусмотренного ч. 2 ст. 305 УК РФ, - наступления иных тяжких последствий. Указанный оценочный признак выходит за пределы интересов правосудия как объекта уголовно-правовой охраны. Он находится в области производных последствий -конституционных прав и свобод, имущественных и других интересов личности, степень причинения вреда которым может быть дифференцирована в зависимости от конкретных обстоятельств.
14. Предлагается ст. 299 УК РФ изложить в следующей редакции: «Статья 299. Уголовное преследование заведомо невиновного лица
1. Уголовное преследование, то есть возбуждение уголовного дела в
отношении заведомо невиновного лица, а также процессуальная деятельность по
изобличению его в качестве подозреваемого, обвиняемого в совершении
преступления, -
наказывается ...
2. Уголовное преследование заведомо невиновного лица, соединенное с
подозрением или обвинением его в совершении тяжкого или особо тяжкого
преступления, -
наказывается...
3. То же деяние, соединенное с фальсификацией доказательств подозрения
или обвинения, -
наказывается...»
Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что содержащиеся в ней выводы и положения имеют существенное значение для развития российской уголовно-политической концепции, уголовно-правовой доктрины, совершенствования уголовного законодательства и практики его применения. Положения диссертации могут быть использованы в учебном
процессе при преподавании курса уголовного права России, ряда спецкурсов и спецсеминаров.
Апробация результатов исследования. Диссертация подготовлена на кафедре уголовного права и криминологии Ульяновского государственного университета, где докладывались и обсуждались ее основные положения и выводы, здесь же проводилось ее рецензирование.
Основные положения диссертации нашли отражение в научных публикациях по ее теме.
Структура диссертации обусловлена ее целями и задачами и состоит из введения, трех глав, 9 параграфов, заключения и списка использованных научных и нормативных источников.
Гарантии безопасности личности как основание согласования функций уголовного и уголовно-процессуального права
Вопрос о согласовании функций уголовного и уголовно-процессуального права имеет давнюю историю, которую можно проследить со времен становления уголовно-правовой и уголовно-процессуальной доктрин, скорее, со времени формирования российской уголовно-политической концепции, относящегося к XVIII веку. Теоретическое обоснование и законодательное закрепление различных отраслей права предполагает определение и разграничение их предметов, целей, задач, функций и принципов.
Эти проблемы были обозначены уже в первых попытках отграничить дела «криминальные от некриминальных», юридическую ответственность - от других видов ответственности1. Но если разграничение функций отраслей права, предметы которых относятся к различным (и часто далеким друг от друга) сферам общественной жизни, может быть делом раз и навсегда решенным, то разграничение функций отраслей права криминального цикла до сих пор представляется сложным. Сказанное отчасти объясняется тесной связью уголовного и уголовно-процессуального права.
Специалисты отмечают вторжение в сферу действия уголовно-процессуального закона норм материального права2, включение процессуальных положений в уголовно-правовые нормы3, а также рассогласованность положений уголовного и уголовно-процессуального законов4.
Признание взаимосвязи названных отраслей права не снимает остроты поставленных вопросов и не решает их. Так ли недопустимо взаимопроникновение положений уголовного и уголовно-процессуального законов (например, закрепление в ч. 2 и 3 примечания к ст. 201 УК РФ процессуальных положений) или использование процессуальной терминологии в уголовном законе (ст. 76 УК РФ)? А в случаях рассогласованности норм уголовного и уголовно-процессуального права по какому критерию их следует согласовать и необходимо ли вообще это согласование?
Так, в ч. 2 ст. 20 УПК РФ говорится, что уголовные дела о преступлениях, предусмотренных ст. 115, 116, 129 и ч. 2 ст. 130 УК РФ, считаются делами частного обвинения, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, его законного представителя и подлежат прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым. Их отнесение к таковым осуществлено исходя из характера (особенности их объектов) и категории (небольшая тяжесть) этих преступлений.
В уголовном законе условия освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим сформулированы шире: необходимо, чтобы преступление было совершено впервые. Какое же юридическое значение будет придаваться примирению с потерпевшим обвиняемого, совершившего преступление, указанное в ч. 2 ст. 20 УПК РФ, но имеющего судимость? Не ясно также, о каком примирении обвиняемого с потерпевшим идет речь в ст. 20 УПК РФ: о закрепленном в УК виде освобождения от уголовной ответственности или о самостоятельном процессуальном обстоятельстве, препятствующем уголовному преследованию по делам частного обвинения. Если верно последнее, то тогда возникает другой вопрос: что в таком случае может явиться материально- правовым основанием для прекращения уголовного преследования (в УК в качестве обстоятельства, исключающего преступность деяния, не предусматривается отказ потерпевшего от уголовного преследования5), да и нужно ли такое основание? Следовательно, необходимо ли вносить изменения в уголовный и уголовно-процессуальные законы? И если да, то какими они должны быть?
При исследовании перечисленных выше и многих других проблем прежде необходимо определить методологические подходы к согласованию функций уголовного и уголовно-процессуального права. В современной же юридической литературе эта проблема разрешается преимущественно путем разграничения функций уголовного и уголовно-процессуального права.
Указанное разграничение, как правило, проводится посредством определения соотношения этих отраслей права. С.С. Алексеев относит уголовное право к числу основных, образующих основу правовой системы, а уголовно-процессуальное - к другим, хотя и основным, но надстроечным, производным6.
По мнению П.А. Фефелова, уголовно-процессуальное право выполняет по отношению к уголовному праву служебную роль . К.Ф. Гуценко также полагает, что уголовно-процессуальное право закрепляет порядок реализации мер воздействия, устанавливаемых за совершение преступления. В силу этого содержание уголовно-процессуального права в значительной мере предопределяется содержанием уголовного права8.
Как полагают В.П. Божьев, В.М. Горшенев, В.В. Лазарев и другие, необходимость уголовного процесса обусловлена прежде всего реализацией норм уголовного права в форме их применения9.
Иной позиции придерживаются авторы, которые в противовес разграничению значения и функций уголовного и уголовно-процессуального права выдвигают дополнительные (и весьма весомые) аргументы в пользу единства или неразрывной взаимосвязи этих отраслей.
Так, П.А. Лупинская обращает внимание на единство природы уголовного и уголовно-процессуального права и общности их задачи охраны значимых для общества отношений10. Так же считают А.Д. Бойков11, В.Г. Даев12, Б.Т. Безлепкин13, В.А. Кирин14 и др.
Ф.М. Кудин, например, отмечает: «Сама по себе каждая норма уголовного права, предусматривающая определенное действие как преступление и устанавливающая за него наказание, не может быть реализована вне уголовно-процессуальной деятельности. Уголовный процесс фактически служит инструментом установления уголовной ответственности и возложения его на лицо, совершившее преступление (хотя задачи уголовного процесса этим не ограничиваются). Только в неразрывном единстве обе отрасли права способны служить решению единой, общей для них задачи - борьбе с преступностью. Уголовное право без уголовно-процессуального было бы нежизненно, а уголовно-процессуальное без уголовного - беспредметно» 15.
Уголовно-политическое значение безопасности личности в охране правосудия
По мнению корифеев российской политической мысли в основу изучения правовых явлений должен быть положен «надлежащий способ исторический, метафизический и политический, которого употреблением всяк удобно может проникать в самые отдаленнейшие, в самые странные обыкновения и установления народные и может оные в сношении со своими исследовать по различному народов состоянию и по природе всего рода человеческого»31. М.В. Ломоносов также считал, что «русские юристы должны собрать все то, что подлежит до российских новых и древних прав и для их объяснения приводить в систематическое расположение для пользы при сочинении прав российских»32. 0 Уяснение уголовно-политической природы судебной власти и правосудия как объекта уголовно-правовой охраны, а также согласование функций судебной власти с задачами правосудия и интересами безопасности личности от злоупотребления судебной властью, конечно, предполагает проникновение в «древнейшие установления народные». Однако, по справедливому мнению видного исследователя вопросов развития научных направлений в уголовном праве дореволюционной России Г.С. Фельдштейна, юриспруденция как наука невозможна без консолидирования самого материала права в форме права писаного. Необходим и определенный уровень образованности, не только выходящий за грань простой грамотности, но и позволяющий говорить о зарождении интереса к изучению правовых явлений33. Такой интерес, конечно, нельзя связывать с первым уголовно-правовым опытом. Судебники представляли собой по преимуществу процессуальные сборники; содержащиеся в них нормы формировались на основе судебных решений. Практика судов являлась тем каналом, по которому проводились в жизнь и находили защиту отдельные правовые интересы .
Даже если согласится с тем, что первые проявления уголовно-правовой мысли связаны с петровской эпохой, а осмысление политического значения уголовно-правовых установлений в России - со второй половиной XVIII в.35, то все равно обращает на себя внимание достаточно четкая уголовно-политическая определенность функций правосудия уже в судебниках XVI века. Это свидетельствует о том, что задолго до концептуального осмысления и обоснования уголовного права интересы, задачи и функции правосудия как формы власти над людьми получили законодательное закрепление. Среди немногих (отдельных) интересов правосудие, относящееся к власти «наказательной», получило отражение в российском законодательстве одним из первых. Причина этого, на наш взгляд, заключается в том, что судебная власть аккумулирует элементарные, то есть необходимые, жизненно важные, обязательные интересы и власти и человека (личности).
Так, в Русской правде и княжеских уставах формулировались правовые нормы, которые можно рассматривать в качестве предшественников современных уголовно-правовых норм, обеспечивающих охрану правосудия как важнейшего политического, социального и правового института. Например, ст. 20 пространной редакции Русской правды, по сути, устанавливалась ответственность за заведомо ложный донос. Последующее развитие «наказательной» практики шло по пути конкретизации, юридического оформления и законодательного закрепления интересов власти в сфере осуществления правосудия.
Исследователи отмечают, что уголовно-правовая защита интересов правосудия развивалась в двух взаимосвязанных направлениях: с одной стороны, правосудие охранялось от посягательств лиц, осуществляющих функции представителей власти в сфере правосудия (посягательства «изнутри»). С другой стороны, формировался круг преступных деяний, которые могли быть совершены против указанных лиц (посягательства «извне»)36.
Примечательно, что в первую очередь уголовно-правовую защиту получали все-таки интересы безопасности людей от неправого суда, судебных злоупотреблений. Так, Судебник 1550 г. предусматривал ответственность за вынесение судьей неправильного решения в результате посулов (взятки), подлог судебных документов за взятку. Довольно строго карались лжесвидетельство, ложный донос, злостная клевета (ябедничество) с целью осуждения невиновного 7.
С позиций сегодняшнего дня вынесение судьей решения за взятку, а также подлог документов с целью вынесения неправосудного решения признаются посягательством на само правосудие как урегулированную законом деятельность соответствующих органов (или лиц). В то же время необоснованное вовлечение гражданина в сферу уголовно-правовых отношений (невиновного в преступлении или непричастного к нему) так или иначе осуществляется путем использования юридических механизмов, тех или иных способов деятельности лиц, представляющих судебную власть. То, что в результате этой деятельности причиняется вред интересам установления справедливости, вопреки которым творится неправый суд, нет сомнений. К тому же эти действия всегда совершаются в интересах, далеких от правосудия, например корыстных (за взятку), личных (из мести), ложно понятых государственных (в интересах ведомства) и любых других.
Однако не следует забывать, что принципы осуществления правосудия строятся не только на началах справедливого наказания виновного, но и на началах ограждения невиновного от привлечения к ответственности. Эти два аспекта правого суда исключительно важны для уяснения как объектов, так и предметов уголовно-правовой охраны правосудия как функции государственной (судебной) власти и соблюдения ее пределов.
С одной стороны, уголовно-правовыми средствами необходимо обеспечивать деятельность лиц, осуществляющих правосудие, в интересах установления справедливости и порядка, а также подчинение принятым ими решениям. Тем самым посредством уголовно-правовых гарантий утверждается независимость и сила судебной власти. С другой стороны, уголовно-правовыми средствами гарантируется безопасность личности от употребления этой власти в своекорыстных целях, отличных от тех, ради которых эта власть была образована,
- ограждение невиновного от неправого суда, а также от использования механизма судебной власти в личных целях.
Соборное уложение 1649 г. в гл. 10 («О суде») выделило в качестве основных интересов правосудия безопасность человека от неправого суда и использования «злонамеренными лицами» судебного механизма в своекорыстных целях. Так, была предусмотрена ответственность за «поклепный иск» (ложного, корыстного обвинения человека в совершении преступления). Надо иметь в виду, что в то время правосудие как институт государственной власти еще не был представлен в названном правовом памятнике с достаточной определенностью.
Увеличение числа составов преступлений против интересов правосудия, консолидация уголовного законодательства, охраняющего эти интересы, конечно, требовали политического обоснования правосудия как необходимой, главной функции судебной власти. Неизбежным следствием сказанного является обращение к правосудию как к некой абстрактной категории, настолько же абстрактной, как и понятие власти, как и политическая сущность государства -носителя судебной власти. На этом пути неизбежно утрачивается конкретность представления об участниках политических и правовых отношений, то есть тех, чьи интересы обращены к правосудию и в нем должны воплощаться, как о лицах
- носителях конкретных интересов, а в итоге - как о людях (или их группах, политических общностях) .
Но даже при такой тенденции развития российской уголовно-правовой мысли безопасность личности от использования правосудия ей во зло можно было рассматривать как объект уголовно-правовой охраны, хотя и в достаточно в ограниченном виде, например по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Глава 5 разд. 5 Уложения содержала положения «О неправосудии». Безопасность личности от злонамеренного использования судебного механизма (злоупотребления судебной властью) нашла отражение в нормах, предусматривающих ответственность за преступления лиц, осуществляющих правосудие или исполняющих судебные решения.
Правосудие как объект уголовно-правовой охраны
Характеристика любого посягательства (или их группы) предполагает прежде всего установление его объекта. Без определения, чему именно причиняют вред конкретные преступления, нельзя понять, какова их социальная направленность, в чем состоит общественная опасность и можно ли квалифицировать содеянное по соответствующей статье Особенной части Уголовного кодекса. «Есть все основания считать, - писал Б.С. Никифоров, - что неправильная квалификация содеянного в ряде (а может быть, даже в большинстве) случаев имеет своим источником неправильное решение вопроса об объекте преступления»100.
Свойства объекта посягательства позволяют уяснить содержание и признаки других элементов состава преступления (способ совершения, направленность умысла виновного лица и другие признаки объективной и субъективной стороны преступления). Объект посягательства обусловливает не только возникновение уголовно-правового запрета, но и его юридическую структуру, пределы и объем, круг запрещаемых действий101.
В советской уголовно-правовой науке объект преступления определялся традиционно как общественные отношения, ответственность за посягательства на которые предусмотрена нормами советского уголовного права102. Лишь немногие авторы иногда называли объектом общественные интересы или условия нормального функционирования социальных установлений103, либо специально установленные советским государством правовые условия «обеспечения тех или иных общественных отношений»104 либо общественные или индивидуальные блага105.
А.В. Наумов высказал мнение о том, что теория объекта преступления как общественного отношения «срабатывает» не всегда, в связи с чем предложил объектом считать «те блага (интересы), на которые посягает преступное деяние и которые охраняются уголовным законом»106.
Для отражения значимых в уголовном праве признаков объекта преступления А.Э. Жалинскии также предлагает использовать нейтральное понятие «правовое благо» либо «защищаемый интерес» . Представление об объекте как интересах, благах разделяют и другие ученые108.
Эта новая для российского (конца XX в.) уголовного права позиция не является новой в буквальном смысле. Еще известный русский ученый Н.С. Таганцев писал: «Жизнь общественная в ее индивидуальных и общественных проявлениях творит интересы и вызывает их правоохрану, в силу чего эти интересы получают особое значение и структуру, облекаются в значение юридических благ (Rechtsguter) и как таковые дают содержание юридическим нормам и в то же время служат их жизненным проявлением, образуя своей совокупностью жизненное проявление правопорядка.
При этом нельзя забывать, что, обращая интерес жизни в правовое благо, право не только признает бытие этого интереса, не только дает ему охрану и защиту, но видоизменяет его в объеме, форме, иногда даже в содержании, сглаживая его частный, индивидуальный характер и придавая ему социальное, общественное значение... Таким образом, посягательство на норму права в ее реальном бытии есть посягательство на правоохраняемый интерес жизни, на правовое благо»109.
Как видно, представление современных ученых об объекте как правовом интересе, правовом благе, по существу, стало возрождением представления об объекте, имевшегося еще в XIX веке.
Появились и другие взгляды на объект преступления, идущие вразрез с представлением об объекте как общественных отношениях. Например, по мнению Г.П. Новоселова, объектом любого преступления, а не только направленного против личности, являются люди, которые в одних случаях выступают в качестве отдельных физических лиц, в других - как некоторого рода множество лиц, имеющих или не имеющих статус юридического лица, в третьих - как социум (общество)110.
О. Зателепин называет объектом «охраняемую уголовным законом социальную безопасность»1 .
На наш взгляд, следует согласиться с критикой позиции Г.П. Новоселова. Она не отвечает главному требованию, необходимому при формулировании понятия объекта преступления, - определению того, чему именно причиняется или может причиняться вред в результате преступления . Основываясь на этой концепции, невозможно разграничить отдельные преступления (как, скажем, «распознать» убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за указанную деятельность (ст. 317 УК РФ) и такое преступление, как посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК РФ), если объектом всех перечисленных деяний признавать человека?).
Такие же (или почти такие же) возражения можно привести и против позиции О. Зателепина. Автор не отождествляет безопасность субъектов социальной жизни (социальную безопасность) как самостоятельный феномен действительности с общественными отношениями. По его мнению, безопасность выступает предметом этих отношений113. Однако при признании объектом преступления социальную безопасность также проблематичным остается разграничение преступлений между собой, поскольку каждое преступление, как утверждает О. Зателепин, посягает на социальную безопасность личности, общества или государства.
Несмотря на появление новых или возрождение забытых взглядов на объект преступления, многие (если не большинство) ученые по-прежнему обоснованно рассматривают в качестве него общественные отношения114.
Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности
Среди зарегистрированных в Российской Федерации преступлений против правосудия, посягающих на безопасность личности в уголовном судопроизводстве, привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ) представляют самую малочисленную группу. Указанное обстоятельство отмечают многие специалисты, утверждая, что уголовно-правовое воздействие за совершение рассматриваемого преступления применяется в единичных случаях276.
Это подтверждается также данными обобщения прокурорско-следственной практики в округах Российской Федерации за 1998 - 2002 гг., проведенного в рамках настоящего исследования. Так, согласно материалам прокуратур Центрального, Северо-Западного, Южного, Приволжского, Уральского, Сибирского, Дальневосточного федеральных округов в 2002 г. было зарегистрировано всего 3 преступления, предусмотренных ст. 299 УК РФ (столько же-в 1999 г., 6-в 2000 г.).
По сравнению с этими цифрами 10 зарегистрированных в 2001 г. случаев привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности кажется внушительным показателем (2 преступления в Республике Коми, по 1 - в Ставропольском крае, Архангельской, Ростовской, Свердловской, Тюменской, Челябинской, Кемеровской и Новосибирской областях277).
Случаи, действительно, единичные. Поэтому о закономерностях практики применения ст. 299 УК РФ говорить не приходится. Скорее, закономерностью является малая востребованность этой статьи практикой.
В структуре преступлений, посягающих на безопасность личности в уголовном судопроизводстве, привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности также составляет весьма незначительную часть.
При объяснении этого феномена следует учитывать многие обстоятельства. Незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей, фальсификация доказательств в целях обвинения, а также вынесение неправосудного приговора могут иметь место и часто совершаются при наличии законных оснований к возбуждению уголовного преследования. В подавляющем большинстве этих составов признак заведомости совершения незаконных действий является обязательным. Поэтому с точки зрения злонамеренности действий лиц, уполномоченных судебной властью, они не различаются. Но наличие законных оснований для возбуждения уголовного преследования (особенно в условиях неочевидности фактов) существенно облегчает использование судебной власти вопреки интересам правосудия, поскольку позволяет какое-то время и в каких-то обстоятельствах действовать под прикрытием закона.
Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности при отсутствии оснований для возбуждения уголовного преследования в отношении конкретного лица, напротив, является очевидным фактом совершения преступления. Психологический механизм такой преступной деятельности часто требует особой мотивации, в то время как, например, при незаконном задержании, заключении под стражу или содержания под стражей, фальсификации доказательств в целях обвинения возможен мотив ложно понятых интересов службы, правосудия, другой мотив, представляемый как одобряемый обществом. Такого рода преступления, видимо, не связаны с острыми переживаниями борьбы мотивов, что психологически облегчает их совершение. Иными словами, применять незаконные методы при ведении уголовного преследования легче, чем при отсутствии оснований возбудить это преследование в отношении невиновного.
Наконец, следует признать, что среди преступлений против правосудия использование полномочий судебной власти вопреки интересам правосудия в целях, например, расправы, унижения, подавления личности — явление редкое. Тем более, когда это связано с преступным вовлечением невиновного человека в уголовное судопроизводство путем незаконного возбуждения и ведения уголовного преследования.
С другой стороны, нельзя не учитывать и того, что малая востребованность практикой ст. 299 УК РФ связана с проблемами ее законодательной формулировки, в частности многозначностью и неопределенностью признаков, образующих состав этого преступления. Их трактовка в узком (иногда необоснованно суженном) процессуальном смысле значительно ограничивает сферу действия ст. 299 УК РФ. С учетом перечисленных выше обстоятельств малое число случаев ее применения нельзя рассматривать как явление негативное. Однако и позитивная практика реализации уголовного закона невозможна без глубокого научного обоснования позиции правоприменителя в толковании признаков привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности.
Уяснение содержания объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 299 УК РФ, традиционно начинается с вопроса о сущности понятия «привлечение к уголовной ответственности».
Признаки подавляющего большинства преступлений против правосудия, описанные в законе, соответствуют основным понятиям, применяемым в уголовно-процессуальном законе. Однако этого нельзя сказать о ст. 299 УК РФ, так как понятие «привлечение к уголовной ответственности» в действующем УПК РФ не используется.
Некоторые авторы считают, что первоначально в науке уголовного процесса этот термин отождествлялся с понятием «привлечение лица в качестве обвиняемого» и был использован в ст. 176 УК РСФСР (привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности) при характеристике преступного деяния именно в таком смысле . Думается, что и первоначально (видимо, в период действия УК РСФСР и УПК РСФСР) для отождествления понятий «привлечение к уголовной ответственности» и «привлечение лица в качестве обвиняемого» в уголовном процессе было не больше оснований, чем сейчас. Привлечение к уголовной ответственности не относилось к основным понятиям уголовно-процессуального права, а соответствующий ему термин в УПК РСФСР не употреблялся. Кроме того, по этому вопросу в науке уголовного процесса и тогда не было единства . Не изменилась и редакция статьи о привлечении заведомо невиновного к уголовной ответственности в УК РФ по сравнению с УК РСФСР.
Таким образом, для простого отождествления указанных выше понятий не было и нет достаточных (по крайней мере, обусловленных законом) оснований. Несмотря на это, обсуждение проблемных вопросов ответственности за деяние, предусмотренное ст. 299 УК РФ, как правило, начинается с толкования понятия «привлечение лица в качестве обвиняемого» в связи с уяснением начального момента совершения посягательства, отвечающего признакам рассматриваемого состава преступления .
Это отнюдь не означает полного неприятия указанной точки зрения как альтернативной позиции в трактовке признаков привлечения к уголовной ответственности, но отождествление его с привлечением в качестве обвиняемого только потому, что в уголовно-процессуальном законе слово «привлечение» употребляется применительно к приданию лицу статуса обвиняемого, представляется неоправданным.
Термин «привлечение к уголовной ответственности» издавна используется в науке уголовного права и уголовном законе. УК РСФСР 1960 г. содержал положения о привлечении заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 179), о давности привлечения к уголовной ответственности (ст. 48 УК). При этом процессуальный аспект привлечения к уголовной ответственности была неясной. В науке привлечение к уголовной ответственности трактовалось двояко - как факт и как процесс, но делалось это не в юридическом, а обобщенном, более того, бытовом смысле: «лицо было привлечено к уголовной ответственности»; «в настоящее время он привлекается к уголовной ответственности»; «привлечение к уголовной ответственности осуществляется в рамках закона» и т.п.
