Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Тенденции развития российского уголовного законодательства о добровольном отказе от преступления 13
1. Общее понятие добровольного отказа от преступления 13
2. Эволюция положений о добровольном отказе от преступления в отечественном уголовном законодательстве 75
Глава 2. Добровольный отказ от преступления в современном уголовном праве 110
1. Правовая природа института добровольного отказа от преступления в действующем уголовном законодательстве
2. Особенности добровольного отказа на различных стадиях совершения преступления 133
3. Проблемы разграничения институтов добровольного отказа и деятельного раскаяния 165
4. Специфика добровольного отказа соучастников преступления 188
5. Добровольный отказ от преступления в уголовном законодательстве зарубежных государств 211
Заключение 253
Список используемой литературы 261
- Эволюция положений о добровольном отказе от преступления в отечественном уголовном законодательстве
- Особенности добровольного отказа на различных стадиях совершения преступления
- Специфика добровольного отказа соучастников преступления
- Добровольный отказ от преступления в уголовном законодательстве зарубежных государств
Эволюция положений о добровольном отказе от преступления в отечественном уголовном законодательстве
Значимость исследования вопроса о понятии добровольного отказа от преступления представляется очевидной, ведь определение понятия добровольного отказа от преступления раскрывает содержание добровольного отказа, т.е. выявляет признаки, входящие в его содержание, а, следовательно, сущность добровольного отказа.
Вместе с тем, несмотря на то, что действующий Уголовный кодекс РФ в ч. 1 ст. 31 закрепил определение добровольного отказа от преступления, в уголовно-правовой доктрине вопрос о понятии добровольного отказа продолжает оставаться весьма дискуссионным.
До принятия Уголовного кодекса РФ 1996 года неоднородность взглядов на понимание добровольного отказа обуславливалась, прежде всего, отсутствием законодательного определения последнего, когда отдельными учеными предлагались собственные определения добровольного отказа от преступления.
Так, в теории советского уголовного права добровольный отказ определялся как отказ от доведения начатой предварительной преступной деятельности до конца при наличии сознания фактической возможности ее окончания1. В основной массе определения, предлагаемые другими учеными, отличались друг от друга отражением большего или меньшего количества признаков добровольного отказа, а также в редакционном плане . Однако отдельные авторы. воспринимая взгляды уголовно-правовой теории XIX века, понимали добровольный отказ как добровольно оставленное приготовление и покушение . По мнению Н.В. Лясс, «добровольный отказ есть окончательный отказ лица от продолжения и доведения до конца задуманного им преступления, при сознании объективной возможности продолжения начатой преступной деятель-ности» . в данной дефиниции определяющее понятие содержит указание на «отказ». В связи с этим можно усмотреть здесь наличие логической ошибки -тавтологии, при которой нарушается такое правило определения как недопустимость определения понятия через само себя, т.е. определяемое понятие не должно повторяться в определяющем ни прямо, ни косвенно3. Обращает на это внимание и А.П. Козлов .
Вместе с тем, следует иметь ввиду, что рассматриваемое определение добровольного отказа от преступления является родовидовым, а понятие «отказ» выступает здесь родовым по отношению к определяемому. Тем не менее, раскрытие термина «отказ» все-таки необходимо.
Кроме того, закрепляя в вышеприведенном определении существенные признаки добровольного отказа, Н.В. Лясс лишь частично отразила признак добровольности, указав на осознание объективной возможности продолжения начатой преступной деятельности. Позднее она устранила указанный недостаток, сформулировав другую дефиницию: «Добровольный отказ есть окончательный отказ лица по собственной воле (курсив наш. - Т.Д.) в силу любых мотивов от продолжения и доведения до конца задуманного преступления при сознании объективной возможности продолжения начатой преступной деятельности» . Аналогичное определение дано и К.А. Панько . Полагаем, что специальное указание на возможность наличия любых мотивов является излишним, поскольку отсутствие в дефиниции положения о конкретных мотивах добровольного отказа уже свидетельствует об этом.
Н.Ф. Кузнецова в кандидатской диссертации, защищенной в 1953 году, отмечала, что «добровольный отказ - это окончательный отказ от доведения преступления до конца при сознании субъектом возможности совершения оконченного преступления» . Позднее автор указывала, что добровольный отказ представляет собой «окончательный отказ лица от совершения задуманного им и начатого преступления при наличии сознания возможности причинения преступного ущерба»4. В целом данное определение схоже с первоначальной дефиницией Н.В. Лясс. В нем также отсутствует полное указание на то, в силу чего лицо отказывается от преступления (признак добровольности), в определяющем понятии применяется термин «отказ». Не совсем удачным представляется и выражение «сознание возможности причинения преступного ущерба», поскольку не в полной мере отражает существенную характеристику добровольного отказа от преступления - возможность последнего только при юридически незавершенной преступной деятельности. Для добровольного отказа от преступлений, составы которых сконструированы по типу формальных и усеченных и потому не требуют для признания их оконченными наступления общественно опасных последствий, достаточно наличия осознания возможности доведения преступления до конца (т.е. самих умышленных действий или без действия), а не причинения преступного ущерба1. Таким образом, определение, предложенное Н.Ф. Кузнецовой в кандидатской диссертации, представляется более удачным в сравнении с рассматриваемым.
В последующих работах Н.Ф. Кузнецова корректирует свою дефиницию, определяя добровольный отказ как прекращение лицом приготовительных действий или исполнения состава преступления при сознании возможности дове-дения преступления до конца . Данное определение является более обоснованным, здесь мы видим, что слово «отказ» раскрывается через «прекращение», конкретизируются действия, при которых возможен добровольный отказ. В отличие от законодательной указанная дефиниция не прибегает к понятию «приготовление», вместе с тем указывается лищь на приготовительные действия, хотя создание условий для исполнения умышленного преступления возможно и путем бездействия. Кроме того, в рассматриваемом определении опять-таки отсутствует указание на собственно добровольность отказа, не отражается и то, что лицо прекращает преступную деятельность окончательно.
С учетом отмеченных выще критических замечаний нельзя признать обоснованным и ранее приведенное определение А.А. Пионтковского. Более того, неопределенность вносится и указанием автора на «предварительную преступную деятельность», в связи с чем требуется уяснение объема данного понятия, а также того, какая преступная деятельность предваряется.
Особенности добровольного отказа на различных стадиях совершения преступления
Однако для добровольного отказа недостаточно, чтобы он был обусловлен только одним желанием. Требуется, чтобы лицо, принимая такое решение, сознавало и возможность доведения преступления до конца. Обращается внимание также на то, что сознание и воля, как основные психические функции человека, в реальной жизни взаимообуславливают друг друга, являясь в то же время различными сторонами единого психологического акта .
Представляется, что такое обоснование является не совсем убедительным. Поскольку волевые и интеллектуальные признаки во взаимосвязи образуют единый психический процесс (в нашем случае это соответствующее психическое отношение лица к прекращению преступления), невозможно определить наличие признака добровольности посредством указания лишь на волевое усилие лица, направленное на прекращение преступления, без учета факта осознания им возможности довести преступное деяние до конца. Если из содержания признака добровольности изъять положение об осознании возможности доведения преступления до конца, оно не будет в полной мере отражать его действительную сущность, поскольку добровольность оценить будет уже нельзя .
Таким образом, добровольным отказ признается тогда, когда совершается по собственной воле лица при осознании им возможности доведения преступления до конца. Инициатива же такого отказа может исходить как от самого отказавшегося, так и от других лиц (родственников, знакомых, соучастников, потерпевшего и т.п.)3. Решающее значение в таких случаях будет иметь не то, от кого исходила инициатива, а то, что лицо по своей воле, без принуждения со стороны других лиц, а также иных обстоятельств, делающих невозможным со вершение преступления, отказывается от его продолжения при наличии у него осознания возможности доведения его до конца .
Так, Б. отказался от совершения изнасилования потому, что женщина начала его стыдить и уговаривать. УКК Верховного Суда РСФСР отменила приговор, которым Б. был осужден за покушение на изнасилование, признав в его действиях добровольный отказ от преступления .
Определенные разногласия вызывает возможность добровольного отказа при инициативе правоохранительных органов. Отдельные авторы отмечают, что в ситуациях, когда инициатива исходит от работников правоприменительных органов, которым стало известно о подготовке данным лицом преступления или начале его совершения, добровольность отсутствует3. В.Ф. Караулов также полагает, что в таких случаях обязанностью государственных органов является пресечение начатых преступных действий, а не «побуждение» виновного к добровольному отказу от продолжения преступления. Подобная медлительность в отношении лиц, начавших совершать преступление, по его мнению, противоречит указаниям уголовно-процессуального закона о немедленном пресечении начатого преступления и может привести, в ряде случаев, к тяжелым последствиям . Аналогичной точки зрения придерживается и Д.Е. Дядько, отмечая, в частности, что свобода воли лица, узнавшего, что о его преступной деятельности известно работникам правоохранительных органов, будет парализована и оно прекратит совершение преступления не добровольно .
Действительно, в последнем случае добровольный отказ, как правило, не возможен . Однако если оказываемое сотрудниками правоохранительных органов на лицо воздействие не исключает осознания им возможности доведения до конца начатого преступления, то такое их поведение будет отвечать требовани-ям побуждения к добровольному отказуу. Понимая важность своевременного реагирования правоохранительных органов на совершаемые преступления, вместе с тем полагаем, что нельзя быть столь категоричными в суждениях о невозможности побуждения к добровольному отказу в рассматриваемых случаях. Следует учитывать приоритетное значение возлагаемой в соответствии с законодательством на правоохранительные органы предупредительной (профилактической) деятельности , в рамках которой добровольному отказу должно уде-ляться особое внимание . Могут возникнуть и такие ситуации, когда нет гарантии, что преступную деятельность можно пресечь, во всяком случае, без жертв.
В этой связи следует поддержать суждения В.Д. Иванова о том, что по сравнению с пресечением преступлений, побуждение имеет свои преимущества, поскольку в первом случае лицо принудительно ставится в условия, исключающие возможность доведения начатого преступления до конца, а поэтому зачастую оно не осознает полностью аморальности своего поведения, что не исключает вероятность повторения посягательства при более благоприятных для него условиях3. Добровольный же отказ свидетельствует о том, что лицо по своей воле прекращает совершение преступления, в связи с чем его исправление не требует применения мер уголовного наказания4.
К.А. Панько также придерживался мнения о том, что государственные органы и общественные организации в своей деятельности по предупреждению преступлений могут и должны побуждать к добровольному отказу, обосновы вая это, во-первых, тем, что назначение данного института предполагает достижение социальной цели, результатом которой является предупреждение правонарушений. Во-вторых, тем, что всякий поступок человека имеет свои причины и условия, как в объективной деятельности, так и в субъективных качествах человека. Объективные факторы ни в коей мере не могут преуменьшить значение интеллекта человека, его воли, без участия которых не возможен и добровольный отказ\.
Уголовный кодекс РФ, закрепляя положение об осознании лицом возможности доведения преступления до конца, отдает решающее значение субъективному критерию определения такой возможности. Это решение поддерживается и представителями науки уголовного права .
Еще СВ. Познышев писал, что «к добровольно оставленному покушению надо относить случаи, когда субъект прекращает свою деятельность при сознании физической возможности довести ее до конца. Наоборот, случаи, когда субъект оставляет свою деятельность, сознавая, что, вероятно, он будет физически не в силах ее окончить, должны быть относимы к области покушения воспрепятствованного»3. По мнению немецкого криминалиста Франка, «отказ признается ненаказуемым, когда деятель говорит: я не хочу действовать доле, хотя бы мог»4.
Специфика добровольного отказа соучастников преступления
Немаловажное значение придавалось и изучению вопроса о возможности добровольного отказа при оконченном покушении . Как отмечал Н.С. Таганцев, закон говорил о покушении вообще, не касаясь вовсе различия покушения оконченного и неоконченного (как и ныне действующий Уголовный кодекс РФ). Вместе с тем практика Уголовного кассационного департамента Сената разрешала этот вопрос в смысле невозможности добровольного отказа при оконченном покушении2. Однако, как полагал Н.С. Таганцев, можно найти и юридические, и политические соображения в пользу безнаказанности, по крайней мере для тех случаев, когда преступник не только добровольно не продолжал своей деятельности, хотя это было вполне возможно, но и старался уничтожить последствия совершенного, когда, например, убийца, бросив свою жертву в реку, вслед за тем сам же вытащил ее из воды . А.Чебышев-Дмитриев полагал, что было бы более справедливым, признав отказ от оконченного покушения обстоятельством, уменьщающим наказуемость, дать суду право и во-все оставлять его безнаказанным4.
Не остался без внимания и вопрос о мотивах, лежащих в основе добровольного отказа. Анализируя положения Уложения 1845 года, Н.С. Таганцев отмечал, что закон имел в виду только остановку по собственному побуждению, безотносительно к вызвавшим ее мотивам . Добровольной остановкой, по его мнению, должна быть признана не только остановка из сознания неправоты или безнравственности совершаемого, из чувства раскаяния, из угрызения совести, из сожаления к жертве, но и остановка из страха наказания, боязни поимки и даже из соображения о том, что преступное деяние выгоднее совершить в другое время, при других обстоятельствах, так как во всех этих случаях неизменным остается одно условие: преступная деятельность была остановлена по воле виновного . Такой же позиции придерживался и ряд других авторов .
Так, А. Чебышев-Дмитриев указывал, что согласно закону только добровольность отказа от покушения делает виновного безнаказанным. Отвергая вообще значение мотивов при добровольной остановке, он в то же время полагал, что «покушение не следует считать оставленным по собственной воле действователя, если оно оставляется ... для того чтобы избежать поимки» .
Я.А. Свистунов же отмечал, что само разделение неоконченного покушения на наказуемое и ненаказуемое может быть сделано не иначе, как только на основании тех или других мотивов остановки3. Автор пришел к выводу, что «из числа мотивов, вызывающих остановку при покушении, лишь два могут быть признаны не освобождающими деятеля от наказания, а именно: 1) сознание физической невозможности довести осуществление преступного намерения до конца, независимо от действительного соотношения между внешними препятствиями и силами самого деятеля, и 2) сознание опасности предприятия, но не в смысле могущей последовать уголовной репрессии, а в смысле непосредственно угрожающего здоровью или жизни вреда, действительного или мнимого, обусловленного данной обстановкой» . В качестве примеров, поясняющих второй пункт, были приведены следующие; прекращающий преступную деятельность из боязни быть обнаруженным или из страха поимки и наказания, - освобождается от уголовной кары, но остановившийся под влиянием направленного в него револьвера, хотя бы и незаряженного, подлежит наказанию . Конечно, выявление мотивов отказа помогает определить добровольность (вынужденность) такового, однако при этом должны учитываться и другие его характеристики (наличие свободного волеизъявления лица, осознание им возможности доведения преступления до конца, чего нет во втором приведенном примере).
Рассмотренные положения уголовно-правовой теории остаются актуальными и довольно значимыми и по сей день, являясь непременной составляющей многих современных научных разработок проблемы добровольного отказа от преступления. Дискуссионность суждений криминалистов второй половины XIX - начала XX вв. относительно понятия, оснований ненаказуемости добровольно оставленного покушения, возможности добровольного отказа от оконченного покушения преобразовалась на современном этапе в проблему выявления понятия и правовой природы добровольного отказа от преступления.
После октябрьской революции 1917 года законодательство Российской империи перестало действовать. Вместе с тем Декрет СНК от 24 ноября 1917 года «О суде» формально допустил возможность судов руководствоваться законами свергнутых правительств «... лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию» . А вот в Декрете ВЦИК от 30 ноября 1918 года «О народном суде РСФСР» уже закреплялось, что «ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств» запрещаются . Как пишет Г.В, Швеков, в течение года после прихода пролетариата к власти уголовные законы царского режима оставались в известной своей части не основным, а вспомогательным источником права для революционных судебных органов .
В первых законах Советского государства добровольный отказ от преступления не нашел своего отражения4. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, утвержденные постановлением НКЮ 12 декабря 1919 года, не содержали специальных норм о добровольном отказе. В более поздних научных источниках отмечается, что освобождение от уголовной ответственности в таких случаях осуществлялось на основе более общего положения ст. 16 Руководящих начал , закрепляющей, что «с исчезновением условий, в которых опреде ленное деяние или лицо, его совершившее, представлялись опасными для данного строя, совершивший его не подвергается наказанию» .
Следует обратить внимание и на ст. 18 указанного акта, в которой закреплялось понятие покушения; «Покушением на преступление считается действие, направленное на совершение преступления, когда совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение, а преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим»2. Следовательно, можно предположить, что остановка совершения преступления по собственной инициативе не рассматривалась как покушение и не влекла наказание.
Первым законодательным актом советского периода, содержащим норму 0 добровольном отказе, был Уголовный кодекс РСФСР 1922 года, который при знал ненаказуемость деяния в случае отказа лица по собственному побуждению от его совершения. Ст. 14, расположенная в разделе II «Общие начала примене ния наказания», постановляла: «покушение же, не доведенное до конца по соб ственному побуждению покушавшегося, карается как то преступление, которое фактически им совершено» . Эта норма указывала лишь на случаи наступления уголовной ответственности за фактически совершенное деяние при доброволь ном отказе, не закрепляя признаков и юридических последствий самого добро вольного отказа. Редакцию статьи нельзя признать удачной, поскольку, как верно писал Н.Д. Дурманов, создавалось впечатление, будто при добровольном отказе всегда совершается какое-то преступление, подлежащее наказанию4.
Добровольный отказ от преступления в уголовном законодательстве зарубежных государств
В силу признания уголовно-правовой значимости стадий преступления данными авторами даются их определения. Так, по мнению Н.Ф. Кузнецовой, стадии совершения преступления - это этапы, которые проходит преступление в своем развитии от начала (подготовительных действий) до конца (наступления общественно опасных последствий)“. А.П. Козлов отмечает, что стадии совершения преступления представляют собой этапы поступательного непрерывного развития преступной деятельности во времени и пространстве с момента возникновения соответствующего психического отношения к деянию и результатам своего поведения до наступления последствий или прерывания преступной деятельности . По мнению Б.В. Волженкина, стадии совершения преступления - это имеющие уголовно-правовое значение этапы, которые проходит в своем развитии совершаемое с прямым умыслом преступление от начала до конца4. М.П. Редин понимает под стадиями осуществления преступного намерения определенные этапы умышленной преступной деятельности лица, заключающиеся в умышленном создании условий для исполнения преступления и в исполнении задуманного этим лицом преступления .
Небезынтересным будет приведение определений стадий совершения преступления и других авторов. Так, В.Д. Иванов понимает стадии совершения преступления как этапы осуществления лицом своего замысла на преступление, проявляющиеся во внешнем его поведении и различающиеся между собой объемом выполнения данного замысла, направленного на достижение определенного результата, и характером совершаемых при этом действий (бездействия) . А.А. Анисимов пишет, что стадиями совершения преступления являются определенные этапы умышленного преступления, отличающиеся друг от друга раз витием объективной стороны и степенью реализации умысла виновного . По мнению Т.Г. Понятовской, стадии совершения преступления - это предусмотренные уголовным законом этапы развития умышленного преступления, различающиеся по степени реализации умысла и степени общественной опасности .
Несмотря на то, что указанными учеными стадии совершения преступления рассматриваются применительно к этапам развития преступления, понимание ими последних существенно различается.
Как видно, М.П. Редин вместо понятия «стадии совершения преступления» вводит термин «стадии осуществления преступного намерения». Целесообразность применения такого понятия, по мнению автора, проистекает из действующего в российском уголовном праве принципа вины (ст. 5 УК) и законодательного определения приготовления (ч. 1 ст. 30 УК) .
Критикуя эту точку зрения, А.И, Ситникова говорит о том, что М.П. Редин фактически воспроизводит взгляды русских криминалистов XIX века. Теория стадий развития преступного намерения опирается на устаревшие представления о свободе воли, которая проходит ступени развития, необходимые для реализации преступного намерения. Умысел же, в отличие от воли, имеет определенную структуру и качественно иное содержание4. МЛ. Редин же в ответ на высказанное замечание, поясняет, что он ведет речь не о стадиях развития преступного намерения, а о стадиях осуществления преступного намерения как определенных этапах умышленной преступной деятельности лица .
Анализируя позицию М.П. Редина, выразим сомнения относительно необходимости выделения понятия «стадии осуществления преступного намерения», Обоснование используемого выражения только тем, что это будет четко характеризовать преступления, совершаемые с прямым умыслом, является недостаточным. Полагаем, что такой шаг лишь усложняет понятийный аппарат и порождает терминологическую путаницу. Кроме того, возникает вопрос, как тогда следует соотносить понятия «стадии осуществления преступного намерения» и «стадии совершения преступления»?
Определение стадий совершения преступления, данное А.П. Козловым, охватывает не только развитие умышленных, но и неосторожных преступлений, а поскольку данное понятие вводится автором в определение неоконченного преступления, то это приводит к противоречию последнего положениям ч. 2 ст. 29 и ч. 1,3 ст. 30 УК РФ, согласно которым неоконченным преступлением признается только умышленное деяние. Кроме того, как отмечает А.А. Клюев, в определении А.П. Козлова есть алогизм: непрерывность процесса совершения преступления у него оканчивается прерванностью . Вызывает сомнение и обоснованность указания на непрерывное развития преступной деятельности, поскольку из буквального толкования данного выражения следует, что преступная деятельность не должна иметь перерывов. А ведь вполне возможны случаи, когда лицо, к примеру, осуществив определенные приготовительные действия (разработав план преступления, приобретя средства для совершения преступления и Т.П.), приостанавливает свою дальнейшую преступную деятельность .
В определении Б.В. Волженкина содержится четкое указание на развитие совершаемого только с прямым умыслом преступления, а вот в дефиниции Н.Ф. Кузнецовой конкретно не говорится о развитии именно умышленного преступления, что, однако, можно вывести из пояснений, содержащихся в скобках, в частности из указания на подготовительные действия.
