Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Библейский фразеологизм как теолингвистический феномен 14
1.1. Роль и место Библии в современном обществе 14
1.1.1. Библия как памятник древней письменности 14
1.1.2. Библия как классика мировой художественной литературы 19
1.1.3. Языковые единицы библейского происхождения и их место в системе английской фразеологии 22
1.2. Десакрализация библейского учения и ее отражение в современном английском языке 32
1.2.1. Понятие сакрального и десакрального в современной науке 33
1.2.2. Философско-теологические и психолого-социальные предпосылки переоценки библейского учения и языковая репрезентация результатов переоценки 38
1.2.3. Контекст-сакрализация, контекст-десакрализация и контекст-ресакрализация в английском художественном тексте 51
Выводы по первой главе 64
Глава 2. Актуализация эмотивных смыслов библейских фразеологизмов в художественном англоязычном тексте 68
2.1. Эмотивный компонент семантики библейских фразеологизмов 68
2.1.1. Соотношение понятий «коннотация», «эмотивность», «оценочность» и «экспрессивность» на примере английских библейских фразеологизмов 68
2.1.2. Эмоционально-оценочная энантиосемия библейских фразеологизмов 81
2.1.3. Эмотивно-смысловая валентность библейских фразеологизмов 94
2.2. Эмотивно-смысловая деривация библейских фразеологизмов в художественном тексте 99
2.3. Библейский фразеологизм как текст-посредник 106
2.3.1. Библиема как внутренняя форма библейского фразеологизма 106
2.3.2. Лингвокультурные особенности библейскихфразеологизмов 113
2.3.3. Роль библейских фразеологизмов в формировании эмоционально- смысловой доминанты текста 123
Выводы по второй главе 134
Глава 3. Эмотивно-смысловое варьирование английских библейских фразеологизмов в хронологическом аспекте 137
3.1. Подходы к классификации библейских фразеологизмов в теоретической лингвистике 137
3.2. Особенности эмотивно-смыслового варьирования библейских фразеологизмов (хронологический аспект) 145
Выводы по третьей главе 162
Заключение 165
Литература 171
Приложение 193
- Библия как памятник древней письменности
- Понятие сакрального и десакрального в современной науке
- Соотношение понятий «коннотация», «эмотивность», «оценочность» и «экспрессивность» на примере английских библейских фразеологизмов
- Подходы к классификации библейских фразеологизмов в теоретической лингвистике
Введение к работе
В последнее время все чаще затрагивается библейская тематика в лингвистических исследованиях. В связи с этим следует разграничивать те работы, в которых объектом изучения является сама Библия, и те, в которых рассматриваются иные языковые явления, основанные на библейском тексте как их когнитивной и прагматической пресуппозиции. Данная диссертация выполнена в русле второго направления.
Непреходящая ценность Священного Писания способствует частому обращению исследователей к проблеме функционирования библейских фразеологизмов. Так, имеются труды по следующей проблематике:
психолингвистические аспекты восприятия и понимания библейских фразеологизмов (М.О. Туркова-Зарайская, В.И. Жельвис и др.);
лингвокультурная специфика библеизмов в европейских языках (Е.Н. Прибытько, В.Г. Гак, А.О. Жолобова, Г.В. Беликова, Н.Д. Петрова и др.);
номинативные и семантические особенности библеизмов как отдельного пласта языка (Л.Г. Мягкова, А.Ф. Артемова, О.А. Леонович, A. Wierzbicka, R. Funk, R. Hoover и др.);
критерии классификации и стратификации библеизмов (Э.М. Солодухо, А.В. Кунин, А.А. Меликян, К.Н. Дубровина, Е.Н. Прибытько, Ю.А. Гвоздарев, С. Оноприенко, Л.П. Смит и др.);
проблема перевода библейских фразеологизмов (И.П. Назарова, А.В. Савченко, Н.Л. Шадрин и др.);
библейские заимствования в современные языки и их влияние на формирование национально-культурной ментальности (Г.А. Лилич, О.И. Трофимкина и др.);
семантическая трансформация и прагматика библеизмов (Е.В. Прокофьева, В.Г. Гак, К.Н. Дубровина, Г.В. Беликова, Е.С. Семенова, Е.И. Варюхина и др.).
В приведенной выше тематике исследований библейских фразеологизмов наблюдается обозначение одного и того же объекта исследования тремя различными способами: библейский фразеологизм, библеизм, библейское заимствование. Это объясняется сложившейся традицией в библеистике, в рамках которой данные термины являются синонимами.
Герменевтика Библии волнует многие умы (С.С. Аверинцев, А.Ф. Лосев, Н.Б. Мечковская и др.), и это не случайно. Эта священная книга испокон веков притягивала к себе взоры людей различных призваний, которые воспринимали ее как руководство в жизни, свод моральных законов и, конечно же, непревзойденное по художественным достоинствам произведение древности, уникальный памятник древнейшей письменности.
Тот факт, что Библия все чаще становится объектом филологических исследований (см. обзор: Туркова-Зарайская 2002), можно объяснить особенностью ее текстовых характеристик: гипер-, интертекстуальность, символичность, сакральность и др. Изучение библейских текстов осуществляется по двум главным направлениям в филологии: форма и смысл Библии (см.: Библия: литературные и лингвистические исследования 1998, М. Вайс, Д. Иеллин, A. Wierzbicka). При исследовании библеизмов мы отталкиваемся от их формального выражения, определяющего смысловое наполнение данных языковых единиц, тем самым придерживаемся семасиологического подхода к фразеологическому значению (А.В. Жуков, М.М. Копыленко, З.Д. Попова, А.В. Кунин, Ю.П. Солодуб, В.Н. Телия, Н.Ф. Алефиренко, Н.Л. Шадрин, И.Н. Кайгородова, В.Г. Дидковская и др.).
Актуальность исследования обусловливается научно-теоретической
значимостью рассмотрения эмотивно-смыслового варьирования английских
библеизмов с позиций различных лингвистических направлений
(тексто лингвистики, эмотиологии, когнитивной лингвистики и
лингвокультурологии). Данный исследовательский подход развивает проблему
6 концептуализации библейского знания в языковых единицах (библеизмах) с учетом таких факторов, как контекст, транслятор и реципиент смысла.
Генетическая связь библеизмов с Библией, таксоном мировой и христианской культуры, не вызывает сомнений относительно возможности более тщательного анализа языковых форм, воплощающих в себе результаты религиозного, фидеистического мышления. Вопрос о концептуализации библейских ценностей и их опредмечивании в форме библеизмов относится к таким лингвистическим проблемам, как язык и мышление, языковая картина мира (М. Хайдеггер, В. фон Гумбольдт, X. Штейнталь, Л. Вайсгербер), которые, в свою очередь, сопряжены с герменевтическими проблемами текстопрочтения (Г.И. Богин, У. Эко, Ю.М. Лотман, Р. Барт, Х.-Г. Гадамер, М.М. Бахтин, Н.С. Болотнова, Л.Г. Бабенко, В.А. Пищальникова и др.).
Одним из основных аспектов, представляющих интерес для текстолингвистики и лингвистики декодирования является интертекстуальность Библии. Благодаря ей осуществляется онтологическая, гносеологическая и аксиологическая связь библейского текста с текстами современной культуры. Таким образом осуществляется межкультурная трансляция ценностей и способов миропознания, межпоколенная преемственность сакрального текста как данности. Однако это не предотвращает смысловые и ценностные изменения библейского содержания, транслируемого посредством библеизмов, поэтому их эмотивные смыслы могут сильно варьироваться. Разработка этой проблемы может представлять большой интерес для современной герменевтики и теории текста.
Под варьированием в данном исследовании мы понимаем, вслед за Е.С. Кубряковой, «процесс и / или результат появления у исходной единицы неких модифицирующих ее в том или ином отношении разновидностей или вариантов, не меняющих сущностных характеристик и потому не затрагивающих тождества единицы самой себе» (Кубрякова 1988: 25).
Выдвигаемая нами гипотеза состоит в том, что варьирование эмотивных смыслов библеизмов в художественных текстах английской культуры
определяется характером восприятия прецедентного текста (сакральное, десакральное, ресакральное восприятие).
Объектом исследования является библейская фразеология английского языка.
Предметом анализа в работе является варьирование эмотивных смыслов английских библейских фразеологизмов, основанное на интертекстуальных связях библейских и художественных текстов.
Цель исследования — выявление типов эмотивно-смыслового варьирования библейских фразеологизмов в англоязычных художественных текстах.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
установить языковые особенности английских библеизмов как теолингвистического феномена;
определить теолингвистические особенности эмотивно-смыслового варьирования библеизмов;
описать динамику эмотивно-смыслового варьирования английских библеизмов в художественных текстах;
рассмотреть особенности эмотивно-смыслового варьирования английских библеизмов в диахронии.
Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впервые предпринята попытка синтезировать лингвистическую проблему эмотивности библеизмов с вопросами теологического характера (аксиологические изменения религиозного содержания). В работе проводится описание библеизма как теолингвистического феномена и обосновывается необходимость создания новой отрасли внешней лингвистики — теолингвистики. Также в данном исследовании впервые описываются основные типы и характер варьирования эмотивных смыслов библеизмов.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно способствует решению проблемы соотношения английских библеизмов с текстом Библии и обосновывает теоретические предпосылки создания нового направления
современного языкознания - теолингвистики, - на основе выявленной в работе языковой антиномии «Язык как средство сакрального vs. профанного представления действительности». Затронутые проблемы и полученные результаты в работе могут иметь дальнейшую разработку в лингвистической теории эмоций (проблема варьирования эмотивного-оценочного тона языковых единиц), текстолингвистике (проблема формирования эмоционально-смысловой доминанты текста), когнитивной лингвистике (проблема концептуализации библейских смыслов) и лингвокультурологии (проблема соотношения библеизмов с Библией и национально-культурным кодом).
Практическая ценность исследования видится в том, что его материалы могут быть использованы в лексикографической практике для составления новых словарей или справочников библейской лексики и библейских фразеологизмов. Результаты могут найти отражение в лекционных курсах по общему языкознанию, в спецкурсах по лингвокультурологии, эмотиологии, лингвоаксиологии, теории перевода и межкультурной коммуникации. Затронутые в диссертации проблемы могут послужить основой при разработке тематики курсовых, выпускных квалификационных работ и магистерских диссертаций. Думается, что результаты исследования могут быть интересны социологам и теологам.
Материалом исследования послужила авторская картотека, которая содержит около 1000 примеров употребления 711 английских библеизмов (их полный список приводится в приложении). В диссертации задействованы фразеологические словари и справочная литература как отечественного, так и зарубежного изданий, а также художественные произведения английских писателей XIX-XX веков. В качестве материала исследования привлекаются произведения известных писателей, язык которых является наиболее объективным свидетельством состояния и движения литературного языка на указанном этапе.
В нашем исследовании в качестве иллюстраций библейского первоисточника мы приводим текстовые фрагменты из английского перевода Библии "Revised King James Version" (1611), поскольку именно из этого перевода была заимствована основная масса библеизмов, отраженных в современном английском языке (см.: Артемова, Леонович 1993).
В работе использовались следующие методы: гипотетико-дедуктивный метод, методы наблюдения и сравнения, метод интроспекции, метод целостной интерпретации и методы валентностного, контекстуального и контент-анализа.
В исследовании мы опирались на следующие положения, доказанные в лингвистической литературе:
Язык выступает средством трансляции культуры (В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня, Л. Вайсгербер, Г.В. Колшанский, Ф.И. Буслаев, В.Н. Телия, В.В. Красных и др.). Фразеологический состав языка является наиболее самобытной в культурно-языковом плане частью его номинативного запаса. В коллективной памяти носителей языка сохраняется интертекстуальная связь фразеологизмов с тем или иным кодом культуры, обеспечивающая диалогическое взаимодействие разных семиотических систем - языка и культуры (В.Н. Телия, В.И. Постовалова, В.А. Маслова и др.).
Семантическая структура фразеологического значения обусловливает возможность с помощью фраземы не только номинировать ситуацию, но и выражать экспрессивно-оценочное отношение к ней (Ю.П. Солодуб, А.В. Кунин, Н.Ф. Алефиренко, Н.Л. Шадрин и др.).
Библеизмы формируют отдельный пласт фразеологического состава любого языка и подчиняются законам последнего (А.А. Меликян, В.Г. Гак, К.Н. Дубровина и др.).
Библия суть сакральный текст; библейские ценностные установки экстраполируются на производные от нее языковые единицы (библеизмы) (Н.Б. Мечковская, М.О. Туркова-Зарайская, Г.В. Беликова и др.).
Ценностное содержание предметов объективной действительности на языковом уровне воплощается в виде оценочного компонента значения (Е.М. Вольф, Н.Д. Арутюнова, М.С. Ретунская, В.И. Карасик). Оценка интегрирована с эмотивностью, в основе эмоции лежит оценка (В.И. Шаховский).
Библия, как и любой текст, заключает в себе бесконечность смыслов, раскрывающихся по-разному разным читателям (Р. Барт, М.М. Бахтин, Г.И. Богин, Х.-Г. Гадамер и др.).
Библия рассматривается как целостный текст, интерпретация которого должна осуществляться на основе самой же Библии (М. Вайс, А. Вежбицкая, Е.М. Верещагин и др.).
На защиту выносятся следующие положения:
Библия остается богатейшим источником пополнения фразеологического состава многих, в том числе и английского, языков благодаря смысловой неиссякаемости сакрального текста, а также высокой ценностной и эстетической значимости библейской образности и символики. Поэтому в современном английском языке возможно появление фразеологизмов библейского происхождения (в первую очередь окказионализмов), формирующихся под влиянием художественного контекста.
Современные английские библеизмы характеризуются прецедентностью, яркой образностью и эмотивностью, которые программируются в тексте-первоисточнике. Корпус английских библеизмов представляет собой полевую структуру, в которой есть ядро (узуально закрепленные библеизмы), околоядерная зона (библеизмы, допускающие модификации своего компонентного состава) и периферия (окказиональные библеизмы).
В современном английском обществе существует объективная тенденция к переосмыслению библейских смыслов, что находит свое отображение в эмотивно-смысловых трансформациях библеизмов. Существует три типовых контекста употребления библеизмов: контекст-сакрализация, контекст-десакрализация и контекст-ресакрализация. Данные контексты являются
11 результатом динамического преобразования библеизма как языкового знака (в его билатеральной трактовке), и в его основе проявляется обнаруженная нами языковая антиномия «Язык как средство сакрального vs. профанного представления окружающей действительности». Общетеоретические проблемы, вытекающие из этой антиномии, могут быть объектом изучения отдельной отрасли современного языкознания - теолингвистики.
Эмотивность библеизмов подвержена контекстуально обусловленным флуктуациям, результатом которых может быть эмоционально-оценочная энантиосемия по линиям прецедентная :: узуальная, прецедентная окказиональная и узуальная :: окказиональная коннотации библеизмов. В основе процесса изменения эмотивно-оценочного компонента библеизма лежит механизм экспликации скрытых эмосем, эвокации новых валентностных сочетаемостей библеизмов.
Эмотивно-смысловое варьирование библеизмов не приводит к стиранию смысловой связи между библейским текстом и библеизмом. Этому способствует наличие в семантике библеизма библиемы, т.е. концептуализированного библейского смысла, хранящегося во внутренней форме библейского фразеологизма. Библиема служит сигналом для распознавания инварианта библейского прецедентного текста, который принадлежит когнитивной базе английской лингвокультуры и который характеризуется как свернутый библейский текст (компакт-текст).
Варьирование эмотивных смыслов библеизмов в диахронии обусловливает возникновение различных типов библеизмов (добиблеизмы, собственно библеизмы, постбиблеизмы и библейские окказионализмы), причем библеизмы, образующие ядро и околоядерную зону библейской фразеологии (добиблеизмы, собственно библеизмы и постбиблеизмы), характеризуются большей ассоциативной, коннотативной и смысловой связью с прецедентным текстом, а библейские окказионализмы (периферийная зона) подвержены большим контекстуальным эмотивно-смысловым флуктуациям.
Апробация исследования. Результаты исследования обсуждались на конференции профессорско-преподавательского состава Волгоградского государственного педагогического университета (2003 г.); на VI, VII и VIII региональных конференциях молодых исследователей Волгоградской области (Волгоград, 2001, 2002, 2003 гг.); на научно-практических конференциях «Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации» (Волгоград, 2001 г.), «Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания» (Волгоград, 2002 г.), «Аксиологическая лингвистика: проблемы коммуникативного поведения» (Волгоград, 2003 г.); на научно-методической конференции кафедр иностранных языков и социально-гуманитарных дисциплин вузов г. Ростова-на-Дону и Ростовской области «Личность, речь и юридическая практика» (Ростов-на-Дону, 2002 г.), на Второй Международной конференции «Коммуникация: концептуальные и прикладные аспекты» (Ростов-на-Дону, 2004 г.), на научно-практической конференции, посвященной 55-летию факультета иностранных языков Волгоградского государственного педагогического университета (Волгоград, 2004 г.), а также на заседании научно-исследовательской лаборатории «Язык и личность» при кафедре языкознания ВГПУ и научно-исследовательском семинаре «Язык и личность». По теме диссертации имеется 14 публикаций общим объемом 4,12 п. л.
Объем и структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, перечня текстовых источников и приложения.
Во Введении обосновываются актуальность исследования, определяются цель и задачи работы, раскрываются ее научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность, выбираются методы анализа и формулируются основные положения, выносимые на защиту.
В Главе 1 «Библейский фразеологизм как теолингвистический феномен» рассматриваются языковые особенности английских библеизмов и проводится анализ сакрального, десакрального и ресакрального отображения библейских смыслов в английской художественной литературе посредством изучаемых
языковых единиц. Это позволяет проследить отражение экстралингвистических тенденций переосмысления библейского знания в языковых знаках и, в свою очередь, говорить о библеизмах как теолингвистическом феномене.
В Главе 2 «Актуализация эмотивных смыслов библеизмов в художественном англоязычном тексте» описывается деривация эмотивных смыслов английских библеизмов в английской художественной литературе, выявляются характеристики библеизма как текста-посредника, который сохраняет смысловую связь с первоисточником, с одной стороны, и подвергается эмотивно-смысловым трансформациям, с другой. Здесь же делается акцент на роли библеизма в создании эмоционально-смысловой доминанты художественного текста.
В Главе 3 «Эмотивно-смысловое варьирование английских библеизмов в хронологическом аспекте» анализируются имеющиеся на сегодняшний день классификации изучаемых единиц и предлагается хронологическая классификация английских библеизмов. На основании предложенной классификации выявляется эмотивно-смысловое варьирование английских библеизмов в диахронии.
В Заключении диссертации подводятся итоги исследования и излагаются его основные выводы и дальнейшие перспективы.
Библиография включает 245 названий работ отечественных и зарубежных авторов. Среди них имеются работы, на которые нет ссылок в тексте диссертации, но использование которых необходимо для формирования концептуальной базы исследования. В библиографии также приводится список анализируемых произведений художественной литературы (43 источника).
В Приложении приводится список английских библеизмов (711) и их русский перевод.
Библия как памятник древней письменности
Библия (от греч. fh(3A,ia — книги) — древний памятник письменности, собрание разнообразных по форме и содержанию религиозных произведений, создававшихся на протяжении огромного исторического периода — с XII в. до н.э. по II в. н.э. (Крывелев 1959).
Библия состоит из двух частей: Ветхого завета, написанного в дохристианскую эпоху на семитских языках (древнееврейском и арамейском), и Нового завета, написанного проповедниками раннего христианства на древнегреческом и арамейском языках (VCED 1995). Текстологический и филологический анализ библейских книг, исследование социально-исторических условий, в которых они складывались, позволили постулировать следующие положения: Библия претерпела длительную и сложную историю и, в результате, в ее тексте в фантастической форме отразились социальные условия, идеологическая борьба, культ и верования, художественное творчество разных эпох и народов Переднего Востока, а также народное творчество ряда древних племен (Краткая литературная энциклопедия 1962).
Сохранились две редакции Ветхого завета: древнееврейская, так называемая масоретская редакция (II в. н.э.) и редакция «семидесяти толкователей» («Септуагинты», лат. septimginta — семьдесят) — греческий перевод Ветхого завета, выполненный в Александрии во II в. до н.э. Первая редакция Ветхого завета состоит из трех частей: 1) Пятикнижие (пять книг «Моисеевых», или Тора — Закон): Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие; 2) Книги Пророков: Иисус Навин, книги Судей, Самуила, Царей, Исайи, Иеремии, Иезекииля и 12 малых пророков; 3) Книги Писания: Псалмы, притчи Соломоновы, Иов, Песнь песней, Руфь, плач Иеремии, Экклезиаст (Когелет), Есфирь, Даниил, Эзра Неемия и Хроники. По «семидесяти толкователям» в состав Ветхого завета, кроме вышеперечисленных, входят еще книги Товиот, Юдифь, Премудрости Соломона, Премудрости Иисуса сына Сирахова, Варуха, 2-я и 3-я Эзры и три Маккавейских (Верещагин 2000).
На протяжении многих веков Ветхий завет исправляли и дополняли. Возможно, что писцы древнеиудейских царей Давида и Соломона модернизировали текст Библии и по-новому интерпретировали неясные, непонятные выражения, используемые в книгах Моисея. Текст Ветхого завета, вероятно, был снова исправлен во времена царя Иосия (приблизительно 620 г. до н. э.). Последующие два столетия, во время которых произошло известное Вавилонское пленение, были наиболее значимыми в истории Израиля. Именно в этот период древние евреи начали перестраивать Иерусалим (450 г. до н. э.) и именно тогда был снова исправлен текст Ветхого завета, поскольку к этому времени древние евреи стали говорить на арамейском языке. Арамейский язык становился все более популярным среди евреев и, наконец, приобрел статус основного языка иудаизма в христианскую эпоху. Таким образом, древнееврейский язык вышел из всеобщего использования (VCED 1995).
Самая древняя часть Ветхого завета («Песнь Деборы») восходит к XII в. до н.э. Пятикнижие впервые было обнародовано в V в. до н.э. Большая часть книг пророков, очевидно, складывалась в VIII-VII вв. до н.э. Писания относят к Ш-П вв. до н.э. Археологические раскопки в Месопотамии и в других странах Ближнего Востока конца XIX в. и первой половины XX в. показали, что ветхозаветный материал во многом совпадает с древнейшими ассиро-вавилонскими, египетскими и хеттскими текстами (Краткая литературная энциклопедия 1962). Новый завет состоит из 27 книг, обретших свою форму на протяжении первых двух веков н.э. Он включает четыре Евангелия (в переводе с греческого — «благая весть») — от Матфея, Марка, Луки и Иоанна; Деяния Апостолов, в которых идет повествование о том, как после смерти Иисуса распространялось его учение. Далее следует двадцать одно Послание от различных апостолов к тем или иным общинам, уверовавших во Христа. Среди них наибольшее число — четырнадцать — принадлежит Павлу. Завершается Новый завет Откровением Иоанна Богослова (Апокалипсисом) — описанием конца времен, Страшного Суда и наступления вечности. Основной период складывания Нового завета — вторая половина I века. От времени жизни Иисуса Христа самые ранние записанные тексты отстоят на 20-30 лет. Апокалипсис по времени был написан первым. Его появление относят к 68 г. н.э., Послания — к первой половине II в. н.э., Евангелия — к середине II в. н.э., Деяния Апостолов — к концу II в. н.э. (Крывелев 1959). До 150 н.э. года не существовало книг Нового завета как цельного собрания со всеми теми текстами, которые дошли до нас в составе канона. После 150 года они уже все существуют в едином контексте Нового завета, хотя еще не воспринимаются как более обоснованные, чем другие, впоследствии объявленные неканоническими, апокрифическими. Термин канон в привычном для нас значении впервые был применен к Новому завету лишь в IV веке (Безрогов 2002). Сложность и многоплановость контекста, в который погружен Новый завет, создает проблемы генезиса тех или иных сочинений, входящих в его состав, их взаимодействий, связей Нового завета с ветхозаветной и античной литературой. История редакций текста, его генетическая критика, нарратология и другие методологические подходы позволяют расслаивать памятник, показывать его внутреннюю историю, замысел и прочее (см., напр.: Perrin 1970, Koch 1974, Epp, MacRae 1989, Porter 1997).
На формирование новозаветной литературы и христианской идеологии оказывали большое влияние идеи Ветхого завета, религиозно-мистическое учение Филона Александрийского (ок. 20 г. до н.э. — 50 н.э.), философия стоицизма, проповедуемая римским философом Сенекой (ок. 4 г. до н.э. — 65 г. н.э.). По мере того, как христианское учение распространялось в греко-римском мире, возникала все большая необходимость понимать, объяснять и защищать новую религию в рамках, определенных интеллектуальным содержанием греческой философской мысли. Ко II в. н.э. несколько противоборствующих течений греческой и римской философии — неоплатонизм, эпикуреизм, стоицизм — слились воедино, создав общий философский взгляд на мир, который, в основном, оставался неоплатоническим, хотя на него и повлияло этическое мировоззрение стоиков (Краткая литературная энциклопедия 1962).
Отдельные неоплатонические темы, обеспечивающие интеллектуальный материал для христианских и нехристианских мыслителей в первые века нашей эры, представляли собой иерархическую концепцию Вселенной, в которой более высокий уровень занимает духовное, более низкий — материальное, и такие ценности, как доброта, истина и красота, здесь являются вечными феноменами. Также данная концепция рассматривает тенденцию каждой сущности возвращаться в свое божественное начало (Britannica 1994). Следует отметить, что из греческой философии были взяты также принципы организации, с помощью которых были сформулированы основные христианские доктрины.
Понятие сакрального и десакрального в современной науке
Как известно, Библия продолжает оставаться священной книгой христианского сообщества. Сама по себе она есть вершинное, непревзойденное событие в области духовной культуры; она занимает такое выдающееся, уникальное место, что ни одна книга не может с ней сравниться. Библия заключает в себе богатейший нравственно-духовный опыт, благодаря которому люди на протяжении многих веков находили и продолжают находить поддержку и стимул для своего морального совершенствования, и из которого они не прекращают черпать вдохновение и назидание. Такой особенный социальный статус Библии придает ее основным реалиям, феноменам, персонажам сакральный характер.
Проблема сакрализации, а соответственно, и десакрализации принадлежит к ряду основных философских проблем, а отражение этих двух процессов в языковом пространстве культуры в целом составляет обособленную философскую проблему науки о языке, которая разрабатывалась и продолжает разрабатываться в трудах лингвофилософов (см., напр.: Бахтин 1965, Маковский 2000, Есо 1997).
Под сакрализацией (от лат. sacer — священный, обрядовый) понимается придание предметам, действиям или состояниям сознания человека сверхприродного и сверхсоциального значения, в результате чего они выводятся за пределы «естественных» связей и вовлекаются в связь с особым личностным, бесконечным и творящим началом, чаще всего — Богом (Философский словарь 2001: 499). Смысл сакрализации заключается в том, что сакрализированные предметы получают вселенский смысл и оправдание, объясняя при этом их родственность и единство.
Сакральное, священное, святое — феномены, относящиеся к области религии (в лингвистическом исследовании целесообразно будет добавлять слово языковая к словам сакрализация/десакрализация, акцентируя, что объектом выступают религия и язык в их совокупности); тайное, запретное, с благоговением почитаемое, наделяемое нравственным совершенством; отделенное и противопоставленное профанному (лат. protanus — несвященный) — неосвященному, непосвященному, нечистому, нравственно несовершенному, непросвещенному, светскому, мирскому.
В рамках данного исследования важно выделить сущности, относящиеся к сакральному. Это прежде всего религиозные ценности — вера, истина, таинство, церковь; объективируемые религиозным сознанием существа, персонажи религиозных писаний (в нашем исследовании это библейские персонажи), а также совокупность вещей, лиц, языковых формул (курсив наш — К.Е.), зданий и пр., входящих в область религиозного культа (Философский словарь 2001: 499). Язык религии признается сакральным в любой религиозной (не обязательно только богослужебной) практике. Безусловно, богослужебная коммуникация является своеобразным катализатором развития сакральных смыслов в языке, что вытекает из представления о природе Слова. Слово, произнесенное в храме, отмечено мистическим ореолом, ибо это Слово Божие, не подлежащее какой-либо проверке и критике: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин 1, 1). Отсюда и понимание Библии как сакрального текста, т.е. текста, написанного на сакральном языке, несущего сакральные смыслы и установки, определяющие пророческую функцию Библии (Современный русский язык: социальная и функциональная дифференциация 2003: 347).
Исходя из вышесказанного, мы относим библейские фразеологизмы (далее -БФ) к сакральным языковым единицам в силу их соотнесенности с сакральным библейским текстом и обладанием огромной морально-этической и нравственно-дидактической ценностью, например, turn the other cheek — подставь другую щеку, thou shalt not bear witness against thy neighbour — не послушествуй на друга свидетельства ложна, to eschew evil and do good — отойти от зла и сотворить добро, hold the traditions which you have been taught — держите предания, которым вы научены, judge not lest ye be judged — не суди, да не судим будешь и т.д. Закрепленность библейской мудрости на сакрализованном языке религии, языке необычном, непохожем на обиходную речь, делает заимствованные из Библии единицы «мощным фактором убеждения», придает назиданиям, содержащимся в них, «надежность, истинность, вечность» (Семенова 2003).
Лингвистически и психологически это объясняется тем, что языковой знак в сакральном тексте неконвенционален (Мечковская 1998: 43). Знак выступает не как условное обозначение некоторого денотата, а как сам денотат или его компонент, т.е. происходит отождествление имени и сущности вещи, представляющее собой рудимент мифологического сознания человека. «Знак и божество родились в одном и том же месте и в одно и то же время. Эпоха знака по сути своей теологична». (Деррида 2000: 128). Слову начинают приписываться те или иные трансцендентные свойства. В мифологическом сознании происходит фетишизация имени божества или особо важных религиозных формул. Слову можно поклоняться как иконе, мощам или другим святыням (Мечковская 1998: 42). С точки зрения психологии неконвенциональная трактовка знака в сакральном тексте предстает как иррациональное и субъективно-пристрастное отношение к слову. Успешность религиозной практики (богоугодность обряда, внятность Богу молитвы, спасение души верующего и др.) напрямую зависит от аутентичности сакрального текста; нарушение его подлинности кощунственно и опасно для верующей души (Мечковская 2000: 73).
Диалектическая природа всех явлений мира предполагает наличие противоположного сакрализации процесса. Действительно, как было давно замечено, все сакральное имеет тенденцию к десакрализации: сентенции, цитаты из священных книг превращаются в иронические, саркастические, «кощунственные» речения (Гак 1997). О феномене десакрализации языковых единиц (в частности, библеизмов) уже высказывались некоторые лингвисты (см., напр.: Гак 1997, Беликова 1999, Назарова 2001, Туркова-Зарайская 2002), но в указанных работах этот феномен лишь упоминается, он не подвергается специальному исследованию.
Процесс десакрализации является обратной стороной сакрализации и обозначает процесс культурно-исторического или рационально-личностного выведения сакральных предметов из вертикали Бог — мир. Десакрализация — это вид профанации, когда сакральный предмет вырывается из всеобщей связи и умаляется до своего единичного состояния (Философский словарь 2001: 499). Так, если в системе культа библеизмы приобретают общественное свойство быть репрезентантами религиозных (ритуальных) значений, то за его пределами это свойство библеизмов утрачивается, поскольку при этом элиминируется символический компонент значения библеизма в результате его буквального прочтения.
Соотношение понятий «коннотация», «эмотивность», «оценочность» и «экспрессивность» на примере английских библейских фразеологизмов
На сегодняшний день существует несколько научных позиций, в рамках которых трактуется лингвистическая категория «коннотация».
Так, под коннотацией понимается «неденотативное и неграмматическое значение, входящее в состав семантики какой-либо языковой единицы или представляющее ее целиком» (Филиппов 1978: 57-63). М.С. Ретунская под коннотацией понимает «область семантики слова, дополняющую ее денотативное (предметно-логическое) и категориально-грамматическое содержание и придающую слову экспрессивную окраску» (Ретунская 1996: 17). По мнению Б.А. Плотникова, «почти каждое лексическое значение коннотативно, т.е. обладает большим количеством дополнительных смыслов, имеющих как общий, так и частный, индивидуальный для каждого носителя языка характер» (Плотников 1984: 34). Н.М. Кожина рассматривает стилистическую коннотацию как «те дополнительные к выражению предметно-логического и грамматического значений экспрессивные или функциональные свойства», которые ограничивают возможности употребления языковой единицы определенными сферами и условиями общения и тем самым выполняют прагматическую функцию (Кожина 1983: 83). Е.Г. Гак говорит о коннотации как о «...различных второстепенных, иногда не обязательных признаках предмета, различных ассоциациях, с которыми данный элемент действительности связывается в сознании говорящих» (Гак 1987: 13, 15). Е.Р. Ратушная приводит следующее определение коннотативного макрокомпонента: «Наряду с предметно-логическим содержанием во фразеологическом значении...выявляется коннотативный компонент, который заключает информацию об отношении говорящего к объекту» (Ратушная 2000: 73). Приведенные выше примеры указывают на то, что в семантической структуре языковой единицы выделяется оппозиция «денотат :: коннотат», причем первое обозначает предметно-логическое значение слова (интенсионал), а второе — разнообразные эмоциональные, экспрессивные, оценочные, образные, стилистические, субъективные и др. моменты, накладывающиеся на это предметно-логическое значение (импликационал). Большинство исследователей рассматривают коннотацию как нечто дополнительное, второстепенное (Арнольд 1981, Берков 1977, Денисов 1980, Кузнецова 1989, Медникова 1974), как «факультативный» компонент значения.
Как отмечает В.П. Берков, следствием такого понимания коннотации является утверждение о том, что «в дополнение к лексическому значению ограниченное число слов содержит в себе элемент оценки, чувства, отношения говорящего к понятию, обозначаемому данным словом» (Берков 1977: 74).
Более правильной, однако, представляется точка зрения, согласно которой коннотативныи компонент семантики языковой единицы является равноправным компонентом ее семантической структуры (Булдаков 1982: 2), а утверждение о дополнительности, вторичности коннотации считается ошибочным, поскольку «мы понимаем и чувствуем одновременно, т.к. оцениваем и переживаем одновременно с называнием объекта оценки» (Шаховский 1983: 17). Любое высказывание, содержащее языковую единицу с коннотативным комплексом в ее семантической структуре, — это сообщение не только о мире «Действительное», но и об отношении говорящего к этому миру.
При многообразии подходов к коннотации В.И. Шаховский выделяет эмотивную коннотацию, понимая под ней «аспект лексического значения единицы, с помощью которой кодировано выражается эмоциональное состояние говорящего и обусловленное им отношение к адресату, объекту и предмету речи, ситуации, в которой осуществляется данное речевое общение» (Шаховский 1983: 14). Такое определение представляется нам наиболее удачным, т.к. в данном случае коннотация занимает отнюдь не второстепенное место в структуре значения языковой единицы, а является полноценным, равноправным и прагматическим компонентом семантики единиц языка. Кроме того, этот подход импонирует нам тем, что эмоции действительно играют огромную роль в процессах жизнедеятельности homo loquens, в особенности в когнитивных процессах, и именно они способны необыкновенным образом повлиять на флуктуацию оценочного тона и на порою полное переосмысление заложенного во фразеологизме значения. Придерживаясь подхода к проблеме содержания коннотации, разработанного В.И. Шаховским, мы считаем коннотацией включенную в структуру семантики языковой единицы информацию о прагматической интенции говорящего, связанную с намерением оказать определенное воздействие, в том числе эмоциональное, на адресата. «Неявный, формально невыражаемый коннотативныи комплекс, не увеличивая длину текста, усложняет его содержание, согласуясь с принципом экономии языка» (Телия 1996: 109).
Мы разделяем точку зрения В.И. Шаховского, считая, что «семантическим стержнем коннотации является эмотивный компонент значения, а эмоция всегда и оценочна, и экспрессивна» (подробнее см.: Шаховский 1988). Под эмотивностью, вслед за В.И. Шаховским, мы понимаем «лингвистическое выражение эмоций, а под эмотивным компонентом значения — ту семантическую долю, с помощью которой языковая единица осуществляет свою эмотивную функцию» (Шаховский 1983: 9). Эмотивный компонент представляет собой результат отражения эмоций в процессе их вербализации и семантизации. Являясь социально обобщенным, он служит для индивидуального выражения эмоциональной оценки объектов мира (Шаховский 1990: 30).
Как писал Дж. Остин, «в жизни человека часто бывают ситуации, когда он испытывает какую-либо эмоцию, или желание, или определенным образом относится к чему-то; но поскольку другим людям нелегко распознать наши чувства или желания, то мы обычно испытываем потребность сообщить окружающим об их наличии» (Остин 1986: 73).
Подходы к классификации библейских фразеологизмов в теоретической лингвистике
На сегодняшний день существует несколько научных позиций, в рамках которых трактуется лингвистическая категория «коннотация».
Так, под коннотацией понимается «неденотативное и неграмматическое значение, входящее в состав семантики какой-либо языковой единицы или представляющее ее целиком» (Филиппов 1978: 57-63). М.С. Ретунская под коннотацией понимает «область семантики слова, дополняющую ее денотативное (предметно-логическое) и категориально-грамматическое содержание и придающую слову экспрессивную окраску» (Ретунская 1996: 17).
По мнению Б.А. Плотникова, «почти каждое лексическое значение коннотативно, т.е. обладает большим количеством дополнительных смыслов, имеющих как общий, так и частный, индивидуальный для каждого носителя языка характер» (Плотников 1984: 34).
Н.М. Кожина рассматривает стилистическую коннотацию как «те дополнительные к выражению предметно-логического и грамматического значений экспрессивные или функциональные свойства», которые ограничивают возможности употребления языковой единицы определенными сферами и условиями общения и тем самым выполняют прагматическую функцию (Кожина 1983: 83).
Е.Г. Гак говорит о коннотации как о «...различных второстепенных, иногда не обязательных признаках предмета, различных ассоциациях, с которыми данный элемент действительности связывается в сознании говорящих» (Гак 1987: 13, 15).
Е.Р. Ратушная приводит следующее определение коннотативного макрокомпонента: «Наряду с предметно-логическим содержанием во фразеологическом значении...выявляется коннотативный компонент, который заключает информацию об отношении говорящего к объекту» (Ратушная 2000: 73).
Приведенные выше примеры указывают на то, что в семантической структуре языковой единицы выделяется оппозиция «денотат :: коннотат», причем первое обозначает предметно-логическое значение слова (интенсионал), а второе — разнообразные эмоциональные, экспрессивные, оценочные, образные, стилистические, субъективные и др. моменты, накладывающиеся на это предметно-логическое значение (импликационал). Большинство исследователей рассматривают коннотацию как нечто дополнительное, второстепенное (Арнольд 1981, Берков 1977, Денисов 1980, Кузнецова 1989, Медникова 1974), как «факультативный» компонент значения.
Как отмечает В.П. Берков, следствием такого понимания коннотации является утверждение о том, что «в дополнение к лексическому значению ограниченное число слов содержит в себе элемент оценки, чувства, отношения говорящего к понятию, обозначаемому данным словом» (Берков 1977: 74).
Более правильной, однако, представляется точка зрения, согласно которой коннотативныи компонент семантики языковой единицы является равноправным компонентом ее семантической структуры (Булдаков 1982: 2), а утверждение о дополнительности, вторичности коннотации считается ошибочным, поскольку «мы понимаем и чувствуем одновременно, т.к. оцениваем и переживаем одновременно с называнием объекта оценки» (Шаховский 1983: 17). Любое высказывание, содержащее языковую единицу с коннотативным комплексом в ее семантической структуре, — это сообщение не только о мире «Действительное», но и об отношении говорящего к этому миру.
При многообразии подходов к коннотации В.И. Шаховский выделяет эмотивную коннотацию, понимая под ней «аспект лексического значения единицы, с помощью которой кодировано выражается эмоциональное состояние говорящего и обусловленное им отношение к адресату, объекту и предмету речи, ситуации, в которой осуществляется данное речевое общение» (Шаховский 1983: 14). Такое определение представляется нам наиболее удачным, т.к. в данном случае коннотация занимает отнюдь не второстепенное место в структуре значения языковой единицы, а является полноценным, равноправным и прагматическим компонентом семантики единиц языка. Кроме того, этот подход импонирует нам тем, что эмоции действительно играют огромную роль в процессах жизнедеятельности homo loquens, в особенности в когнитивных процессах, и именно они способны необыкновенным образом повлиять на флуктуацию оценочного тона и на порою полное переосмысление заложенного во фразеологизме значения. Придерживаясь подхода к проблеме содержания коннотации, разработанного В.И. Шаховским, мы считаем коннотацией включенную в структуру семантики языковой единицы информацию о прагматической интенции говорящего, связанную с намерением оказать определенное воздействие, в том числе эмоциональное, на адресата. «Неявный, формально невыражаемый коннотативныи комплекс, не увеличивая длину текста, усложняет его содержание, согласуясь с принципом экономии языка» (Телия 1996: 109).
Мы разделяем точку зрения В.И. Шаховского, считая, что «семантическим стержнем коннотации является эмотивный компонент значения, а эмоция всегда и оценочна, и экспрессивна» (подробнее см.: Шаховский 1988). Под эмотивностью, вслед за В.И. Шаховским, мы понимаем «лингвистическое выражение эмоций, а под эмотивным компонентом значения — ту семантическую долю, с помощью которой языковая единица осуществляет свою эмотивную функцию» (Шаховский 1983: 9). Эмотивный компонент представляет собой результат отражения эмоций в процессе их вербализации и семантизации. Являясь социально обобщенным, он служит для индивидуального выражения эмоциональной оценки объектов мира (Шаховский 1990: 30).
Как писал Дж. Остин, «в жизни человека часто бывают ситуации, когда он испытывает какую-либо эмоцию, или желание, или определенным образом относится к чему-то; но поскольку другим людям нелегко распознать наши чувства или желания, то мы обычно испытываем потребность сообщить окружающим об их наличии» (Остин 1986: 73).
