Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Категория времени с позиции различных наук
1.1. Эволюция понятия времени в натурфилософии и метафизике 17
1.1.1. От эллинов до отцов патристики 17
1.1.2. От Галилея до Канта 21
1.2. Время в физических теориях XIX-XXI вв 26
1.2.1. От второго начала термодинамики до общей теории относительности 26
1.2.2. От квантовой механики до физики становления 33
1.3. Время в нефизическом естествознании 42
1.3.1. Время в биологии 42
1.3.2. Время в психологии 50
1.4. Время в языке 58
1.4.1. Время в лингвистике 58
1.4.2. Время в литературоведении 69
1.5. Время в свете интеграции наук 76
1.6. Выводы по главе 1 80
Глава 2. Время и философия сознания
2.1. Время в трансцендентальной концепции И. Канта 85
2.2. Феноменология времени в учениях Ф. Брентано, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера 87
2.3. Время в «философии жизни» А. Бергсона 95
2.4. «Фиктивное время» Г. Башляра и Дж. МакТаггарта 100
2.5. Время и феноменология восприятия М. Мерло-Понти 106
2.6. Представление о времени с позиций философии языка Э. Кассирера 110
2.7. Время и биология познания У. Матураны 116
2.8. Выводы по главе 2 119
Глава 3. Организация и концептуализация темпорального опыта у человека
3.1. Концептуализация времени с позиции различных языковедческих походов 125
3.1.1. Когнитивная наука и концепт: предварительные замечания 125
3.1.2. Лингвокультурологический подход 130
3.1.3. Лингвокогнитивный подход 137
3.1.4. Психолингвистический подход 145
3.2. Время с позиций телесного подхода 152
3.2.1. Телесный подход и корпореальная семантика 153
3.2.2. Время и корпореальный опыт движения 159
3.2.3. Темпоральность как нейрокогнитивный процесс 164
3.3. Концептуализация времени в языке и сознании 175
3.3.1. Моделирование структуры концептов времени и критерии их выделения 175
3.3.2. Когнитивные модели темпоральности 184
3.3.3. Концептуальная метафора или концептуальная метонимия? 191
3.3.4. Концептуальная интеграция с позиции различных подходов 195
3.3.5. Языковая картина и национальный образ мира 202
3.3.6. К вопросу о языковой относительности 206
3.4. Выводы по главе 3 215
Глава 4. Время как глобальная категория текста
4.1. Понятие модели ситуации текста 220
4.2. Ведущий уровень комплексной проекции текста 225
4.3. Темпоральный аспект модели ситуации текста 230
4.4. Понимание аспектуальной информации в тексте 238
4.5. Выводы по главе 4 243
Глава 5. Экспериментальные исследования темпорального опыта в когнитивной науке
5.1. В пространстве времени: культурно-биологический аспект проблемы 247
5.1.1. Пространство и время: что первично? 247
5.1.2. «Впереди-позади» versus «верх-низ» 253
5.1.3. Прямая или окружность 257
5.1.4. Прошлое и будущее - «впереди или позади меня»? 259
5.1.5. Темпоральные перспективы 269
5.2. Экспериментальные исследования концептуальных взаимоотношений пространства и времени 274
5.3. Экспериментальные исследования концептуальных взаимоотношений времени и движения 280
5.3.1. Когнитивные модели темпоральности 280
5.3.2. Движение или «что я об том думаю» 289
5.3.3. К вопросу о динамичном аспекте концептуальной темпоральности 290
5.3.4. Направление времени и направление текста 300
5.4. Выводы по главе 5 302
Глава 6. Экспериментальное исследование концептуализации движения времени в русской культуре
6.1. Исходные гипотезы и задачи эксперимента 306
6.2. Вопросы организации и проведения эксперимента 314
6.3. Обсуждение результатов эксперимента 318
6.4. Выводы по эксперименту 334
Заключение 339
Библиографический список 347
Список использованной художественной
Литературы 387
- От второго начала термодинамики до общей теории относительности
- Феноменология времени в учениях Ф. Брентано, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера
- Моделирование структуры концептов времени и критерии их выделения
- Экспериментальные исследования концептуальных взаимоотношений пространства и времени
От второго начала термодинамики до общей теории относительности
Признавая объективность времени, его независимое от человеческого ума внешнее существование, что восходит, прежде всего, к произведениям Платона, натурфилософия Нового времени постаралась освободиться от загадочности времени, исключив длительность из своей конструкции. Ни одна из физических теорий классического периода развития науки не обращается к понятию течения времени: «река времени превращена в стоячий пруд» [Казарян 2005: 23]. Свойства времени, сформулированные в классической механике, рассматриваются как свойства времени вообще. К ним относятся упорядоченность, одномерность, непрерывность, однородность, изотропность, бесконечность, безграничность, абсолютность, или независимость времени и пространства друг от друга и от свойств объектов, движущихся во времени и пространстве. Считалось, что время течет в будущее, но это свойство, внешнее для научной теории, принималось как дань культурной христианской традиции [Там же: 23-24]. На самом деле фундаментальные законы классической динамики неявно устраняют время, потому что базируются на «принципе достаточного основания», сформулированного Г. Лейбницем: в природе «полная» причина любого превращения эквивалентна его «полному» следствию. Отсюда принимается обратимость во времени и полная эквивалентность между направлением вперед, в будущее, и обратным направлением, в начальное состояние системы [Пригожий, Стенгерс 2003: 26-27]. Так можно предположить, что со времен Архимеда время было «устранено» еще раз.
Дальнейшее развитие теоретической физики сопровождается элиминацией становления (т.е. «движения вперед настоящего» [Грюнбаум 2003: 385]) из поведения теоретического объекта. В физике появляются высоко абстрактные модели, которые еще дальше отстоят от конкретного бытия природы и человека. В них время по-прежнему репрезентируется множеством моментов, имеющих одинаковый статус существования, их нельзя характеризовать понятиями «настоящее», «прошлое», «будущее», а время - течением. В XIX в. к классической динамике добавились электродинамика Джеймса Клерка Максвелла (Maxwell), равновесная термодинамика; в XX в. - специальная теория относительности, квантовая теория, общая теория относительности, квантовая теория поля, неравновесная термодинамика. Казалось бы, при смене теорий должно происходить и изменение конструкций пространства и времени, однако в реальной истории развития физики временные конструкции оказываются по некоторым свойствам достаточно консервативными [Казарян 2005: 23-24, 32]. И «теория относительности, и квантовая механика являются наследниками обратимых во времени динамических законов» [Пригожий, Стенгерс 2003: 36].
Термодинамика впервые ввела в физику историю и возможность другого взгляда на время. В 1852 г. Уильям Томсон (Thomson) выдвинул идею тепловой смерти Вселенной, к этому же выводу пришел и Рудольф Клау-зиус (Clausius). В работах, посвященных второму началу термодинамики, убедительно описывался переход механической энергии в тепловую, или физическая эволюция мира к тепловому равновесному состоянию, к хаосу и смерти. С ростом энтропии стали связывать направленность времени, появилась термодинамическая стрела времени [Казарян 2005: 45]; выражение «стрела времени» было введено в 1928 г. английским физиком Артуром Эддингтоном (Eddington) в книге «Природа физического мира». При этом становление термодинамической Вселенной имеет ограниченный, негативный характер, так как Вселенная неуклонно движется к своей тепловой смерти, нивелируя все различия [Пригожий, Стенгерс 2003: 4,, 24].
Специальная теория относительности вводит новые представления о времени и пространстве для физических явлений, развивающих скорость близкую к скорости света, являя, таким образом, релятивистскую физику. Чем ближе эта скорость к скорости света, тем больше величина временного интервала, или, говоря на обыденном языке, время замедляется." Время и пространство теряют свойства абсолютности и независимости, связываясь друг с другом в пространственно-временной континуум3, который и приобретает статус абсолюта, оставаясь ничем не обусловленным. Время по-прежнему непрерывно, но отношение порядка сохраняется для событий, находящихся внутри светового конуса; за его пределами оно становится неопределенным. В релятивистской физике впервые обращается специальное внимание на понятие одновременности, которое также лишается свойства абсолютности. В общей теории относительности, или релятивистской гравитационной механике, пространство-время связано с гравитационными массами - оно искривляется, т.е. время замедляется вблизи гравитационных масс [Казарян 2005: 46].
До создания теории относительности четырехмерный континуум всякого события, определяющегося тремя пространственными координатами х, у, z и временной координатой t, казался разделенным на независимые друг от друга трехмерный пространственный и одномерный временной континуумы. Это кажущееся разделение обязано своим происхождением иллюзии, будто понятие одновременности имеет самоочевидный смысл также и для разделенных в пространстве событий. Вера в абсолютный, объективный смысл одновременности была разрушена законом распространения света, или электродинамикой Максвелла - Лоренца. В результате стало очевидным, что утверждение о совпадении двух событий может иметь смысл только в связи с определенной системой координат, и что масса тел, а также ход часов должны зависеть от их состояния движения по отношению к системе координат. Альберт Эйнштейн своими уравнениями доказывает, что стрелки движущихся со скоростью света часов должны двигаться бесконечно медленно по сравнению со стрелками часов, нахолософом Мельхиором Палади (Palagyi) и получило известность, когда тот в 1901 г. опубликовал трактат «Новая теория пространства и времени».
Феноменология времени в учениях Ф. Брентано, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера
Феноменологическая философия возникла в Германии, ее основателем считается Эдмунд Гуссерль (Husserl), на которого огромное влияние оказали идеи Франца Брентано. Последний стремился превратить философию в строгую науку о душе, предметом которой должны были стать психические феномены, отличные от феноменов физических, составляющих предметную область естествознания. Источником психических феноменов Ф. Брентано полагал внутреннее восприятие (внутренний опыт), которое сосуществует в одном акте сознания с любой формой психической деятельности. Каждая форма психической деятельности в этом внутреннем восприятии осознается как таковая: представление - как представление, суждение - как суждение и т.д. Классификация психических феноменов проводится соответственно их интенциональной природе, т.е. по способу полагания объекта." Выделяются акты представления, лежащие в основе всех других, акты суждения, в которых нечто признается или отвергается, и акты «любви и ненависти» (эмоции) [Любинская, Лепилин 2002].
Постановка вопросов о восприятии времени впервые была предложена Ф. Брентано. В дальнейшем вопросы о структуре временного восприятия, о соотношении понятий одновременности и последовательности, стали в психологии предметом специального, тщательного и всестороннего анализа. В частности, Ф. Брентано подробно рассматривает ситуацию с реакцией человека не на определенный раздражитель (например, звук), а на его отсутствие (реакция на тишину) [Там же].29 Важнейшее значение в данной концепции имело отождествление реально существующего с настоящим. Акты сознания, по Брентано, лишены длительности и их внутреннее восприятие ограничено моментом настоящего, т.е. точкой «теперь».
Жизнь сознания - это последовательность мгновенных актов, между которыми нет какой-либо реальной связи. Уже в первом томе своего главного труда «Психология с эмпирической точки зрения» философ стремится освободить психологию от кантовской дихотомии пространства и времени как форм внешнего и внутреннего восприятия. Он возражает против противопоставления физических и психических феноменов на основании тезиса, согласно которому, первые всегда даны как многообразие одновременно сосуществующих феноменов, а вторые явлены исключительно в форме временной последовательности.30 Акт сознания может быть рассмотрен в качестве единства множества разнотипных психических феноменов. Кантовскому образу потока сознания противопоставляется образ статичного целого, состоящего из ряда сосуществующих и взаимосвязанных закономерным образом элементов. Речь шла об установлении отношений субординации либо между сосуществующими психическими феноменами разных классов (представление фундирует надстраивающиеся суждения и эмоции), либо между элементами имманентной предметности. В результате сам акт сознания и имманентное ему содержание рассматривались исключительно в виде синхронического единства одновременно сосуществующих элементов, безотносительно к предыдущим или последующим актам, т.е. исключая временную последовательность [Громов 2002: 16-17].
По мнению Э. Гуссерля, Брентано одним из первых показал, что длительность ощущения и ощущение длительности - две разные вещи, как и последовательность ощущений и ощущение последовательности. Ранее психологов сбивало с толку вполне понятное смешение субъективного и объективного времени. По Брентано, к представлению последовательности приходят лишь благодаря тому, что предыдущие ощущения не пребывают в сознании неизменными, но беспрерывно изменяются от момента к моменту - они все более отодвигаются в прошлое. Если бы ощущения исчезали с вызвавшими их раздражениями, мы бы имели последовательность ощущений без всякого понятия о временном потоке. Если бы при последовательности тонов (при восприятии мелодии) более ранние удерживались в неизменном виде, то мы всегда имели бы в нашем представлении одновременную сумму тонов, но не их последовательность. Это постоянное присоединение темпорально модифицированного представления к данному представлению Ф. Брентано называет «первичными ассоциациями». В качестве следствия своей теории философ приходит к отрицанию восприятия последовательности и изменения. Мы полагаем, что слышим мелодию, а, следовательно, еще слышим только что прошедшее, между тем -это лишь видимость, вызываемая живостью первичной ассоциации [Гуссерль 1994: 13-16].
Интуитивный опыт времени, возникающий благодаря первичной ассоциации, еще не является представлением о бесконечном времени. Интуиция времени претерпевает дальнейшее преобразование не только в отношении прошлого, но и благодаря прибавлению будущего. Подобно тому, как мы можем в фантазии слышанную в одной тональности мелодию передать в другой тональности и, исходя из известных тонов, прийти к тонам, которые еще не слышали, фантазия формирует из прошлого представление будущего. Как уже указывалось выше, по Брентано, модифицирующие предикаты времени (прошлое и будущее) ирреальны, реально только определение «теперь». «Если задать вопрос, каким образом реальное может стать нереальным ..., то нельзя дать иного ответа, чем этот: ... все, что есть, станет ... бывшим, и есть, вследствие того, что оно есть, будущее бывшее» [Там же: 17].
У Брентано кажется само собой разумеющимся и даже неизбежным допущение, что каждое сознание, которое подступает к какой-либо целостности, к какой-либо множественности различимых моментов, стягивает свой предмет в неделимую временную точку, и части сходятся в единстве мгновенного созерцания. В отличие от своего учителя, Э. Гуссерль говорит о феномене протекания, о непрерывности постоянных изменений, образующей неразрывное единство, которое нельзя разделить на фазы, участки и точки. Части, которые мы абстрактно выделяем, могут существовать только в целостном непрерывном протекании. Можно говорить только о континууме, фазы которого суть непрерывности модусов протекания различных временных точек длительности объекта. При непрерывном отодвигании в прошлое один и тот же непрерывный комплекс подвергается далее модификации вплоть до исчезновения, ибо модификация предполагает ослабление, которое, в конечном счете, завершается неощутимостью. Допустим, что в качестве первичного впечатления появляется А и длится некоторое время, и пока А удерживается в сознании, т.е. во время развертывания ретенции А, появляется В и конституируется как длящееся В. При этом на протяжении всего этого процесса сознание есть сознание того же самого отодвигающегося в прошлое А. Сознание последовательности А—В есть первичное сознание. В воспоминании эта последовательность модифицируется в А -В и далее - в А"-В" [Гуссерль 1994: 23-34]. Таким образом, третье звено суть воспоминание о воспоминании.
Моделирование структуры концептов времени и критерии их выделения
Когнитивная лингвистика, как известно, разделяется на две области исследования - когнитивную семантику и когнитивную грамматику. Когнитивная семантика, которая не ограничивается лингвокогнитивным подходом, проявляет прямой интерес к изучению отношений между опытом, концептуальной системой и семантической структурой языка. Язык признается важнейшим (хотя и не единственным) окном в тот мир, который мы называем субъективным, идеальным, но который реально существует, так как реально существую «Я». Исследования в области когнитивной семантики приводят к построению гипотез относительно устройства человеческого разума, концептуальной системы и концептов, позволяющих, по замыслу ученых, непротиворечиво связать языковое и неязыковое содержание психики человека в единую континуальную модель [Evans et al. 2007; Швец 2005: 12]. В модели Р. Джэкендоффа [Jackendoff 1992; 1996] наше мышление оперирует тремя центральными амодальными форматами, без посредничества которых мы были бы, например, неспособны переводить образы в слова и наоборот. Концептуальный формат подготавливает информацию к языковой манифестации; визуальный формат (3D) переводит на амодальный язык мысли внешне-сенсорную информацию; формат тела проделывает то же самое с внутренними, субъективными состояниями, эмоциями и т.д. В предлагаемой модели мышления визуальный формат непосредственно сообщается с концептуальным форматом, отчего нам не сложно описывать в языке ощущения и восприятия, идущие по каналам органов чувств, особенно зрения. Формат же тела сообщается с концептуальной системой опосредованно, через визуальный формат; прямая связь с концептуальным форматом оказывается слабой. Не трудно предположить, что результатом опосредованного пути становится высокая частотность «чужой», не собственно темпоральной лексики для выражения темпоральных отношений. Иными словами, нужно учитывать различие между тем, что формирует концепт, и тем, что его вербализует. По выражению А. Да-мазио, одно дело - чувствовать, и совсем другое - осознать свой чувственный опыт [Evans 2004: 33-35] (см. рис. 1; рисунок из книги [Op. cit.: 34] переработан и изменен мной - С.Ч.).
Если одни авторы только указывают на семантические связи понятия времени с другими понятиями и явлениями, то другие стремятся вскрыть глубинные механизмы этой связи. В. Г. Гак [1997] оперирует понятием семантического поля времени, объединяющим темпоральные слова и грамматические формы. Внутренняя структура поля отражается, прежде всего, в языковых формах глагола и в наречии, так как описывает время процесса, которое может быть внешним - его репрезентанты отвечают на вопрос «когда?» {вчера, в прошлом году), и внутренним - его репрезентанты отвечают на вопрос «как?» {полным ходом, вдруг). Внешнее время делится на три больших разряда - хронографию, указывающую на определенное время события {через 50 лет после войны), хронометрию, определяющую длительность события (с утра до вечера), хронологию, устанавливающую последовательность событий {сегодня, в тот день). Внешняя структура семантического поля времени предполагает установление связей понятия времени с другими понятиями и явлениями. При этом развитие смыслов, как правило, идет от более конкретного, чувственно воспринимаемого, к более отвлеченному. Источником абстрактной темпоральной семантики становится в большинстве случаев не-темпоральная семантика (см. рис. 2; этот рисунок и следующий выполнены мной - С.Ч.).
Во втором случае рассматривается обратный переход - от времени к другим понятиям, что на деле демонстрирует многозначность лексемы «время» на базе толковых и переводных словарей ряда европейских языков; сюда же следует добавить еще один смысловой переход, которому не хватило места на рисунке: «Время — оценка, экспрессивность» {повременить, to make time, temporizer, I have no time for him) (CM. рис. 3).
Следующая модель описывает генезис темпоральных смыслов английской лексемы time время на основании разработанных ее автором критериев. Для описания концептуальных смыслов используется понятие лексического концепта, который определяется как ментальная репрезентация, непосредственно связанная с языком и служащая средством доступа к концептуальному знанию. При этом уточняется, что лексические концепты - это семантические, а не концептуальные единицы в том смысле, что не все концептуальные репрезентации получают выражение в языке. Лексическим концептам приписывается непосредственная связь с определенной языковой формой, причем одна и та же форма может быть связана с широким диапазоном концептов, как, например, в случае с лексемой time: Time flies when you re having fun Время летит, когда веселишься / The time for a decision is getting closer Приближается время для принятия решения / The old man s time [= death] is fast approaching Время старика (= смерть) не умолимо приближается / Time flows on (forever) Время течет (вечно) . В первом примере time манифестирует дление, течение времени, во втором -момент, в третьем - событие, в четвертом - матрицу, или событие, в котором случаются все другие события [Evans 2004: 79-91].
Выстраиваемая синхроническая полисемантическая сеть для лексемы time репрезентирует диахроническое развитие концепта «длительность» {duration) в дополнительные смыслы, или лексические концепты, (см. рис. 4; рисунок из книги [Op. cit.: 120] переработан и изменен мной - С.Ч.). Длительность определяется как интервал между последовательными событиями: It was a long time ago that they met / In the past, all that time that you were away from me, you really went on existing / My face, during this time, can best be imagined as a study in strain /He returned to Germany for good in 1857, moving for a time to Berlin. В этих примерах лексема time ассоциируется с интервалом, который соотносится с определенным состоянием или процессом [Ор. cit.: 107-110].
Для уточнения отдельности того или иного концепта в семантической сети предлагаются три критерия: 1) критерий значения; 2) критерий концептуальной переработки, или ограничений семантической сочетаемости в контексте; 3) критерий особенностей грамматических конструкций на формальном языковом уровне. Статус концепта в качестве отдельной репрезентации в сети подтверждается критерием значения и еще каким-либо критерием, так как на практике в различных контекстах значение может интерпретироваться по-разному {contextual modulation). Рассмотрим два примера:
Экспериментальные исследования концептуальных взаимоотношений пространства и времени
Выражение времени в терминах пространства можно считать языковой универсалией [Alverson 1994; Haspelmath 1997]. В языке отношения между пространством и временем предстают как асимметричные - мы чаще говорим о времени в терминах пространства, чем наоборот. Изучение языка в диахронии, а также усвоение языка детьми свидетельствует о первичности пространственных репрезентаций [Bowerman 1983; Clark 1973; Richards & Siegler 1979; Sweetser 1990]. Однако мало что известно о зависимости времени от пространства на концептуальном уровне мышления человека. Д. Касасанто и Л. Бородицки [Casasanto & Boroditsky 2008] провели шесть экспериментов, направленных на выявление специфики отношений между длительностью (duration) и длиной (distance), в которых все стимулы и реакции имели невербальный характер. В первом эксперименте (далее - Э]) взрослым носителям английского языка на мониторе компьютера предъявлялись линии, которые увеличивались до различной длины с разной скоростью. Как только линия достигала максимального размера, она исчезала с экрана. Таким образом, линии разной длины могли находиться на экране одинаковое количество времени. Вслед за каждым предъявлением испытуемый должен был субъективно оценить или максимальную длину стимула или длительность (время) его предъявления. При уеловии оценки длины испытуемый чертил на экране линию, равную, по его мнению, максимальной длине только что увиденного стимула. При условии оценки длительности на экране появлялась иконка с циферблатом, и испытуемый выбирал нужное время. Сравнение ответов продемонстрировало прямую зависимость субъективной оценки длительности от оценки длины: для линий разной длины, которые находились на экране примерно одинаковое количество времени, линии более короткие по длине оценивались и как более короткие по времени предъявления; наоборот, линии более длинные оценивались и как занявшие больше времени на экране. В то же время длительность предъявления не влияла на оценку длины стимула.
Если в Э] реципиенты не знали заранее о том, какой ответ им придется давать - относительно длины или длительности, и поэтому они должны были учитывать и темпоральный и пространственный факторы, то в Э2 перед предъявлением каждого стимула они предупреждались, на что конкретно им нужно обратить внимание. Все остальные условия не изменились, как не изменились они и в последующих экспериментах этой серии. Однако и здесь результаты повторились. Ответы в целом показали, что испытуемые игнорировали время при оценивании длины, но не могли абстрагироваться от влияния фактора пространства при оценивании времени. В трех последующих экспериментах организаторы сознательно пытались уменьшить влияние визуальной информации на оценку, как, возможно, более стабильной и выпуклой в сознании и подсознании индивида. В Эз был сделан акцент на темпоральной информации: предъявление стимула обрамлялось продолженными паузами, пропорциональными длительности предъявления стимула. В Э4 предъявление линии сопровождалось монотонным звуком. В Э5 стимулом служила не растущая линия, а точка, двигающаяся точно так же слева направо. Но если раньше, перед исчезновением линии, испытуемые могли видеть ее максимальный размер, то здесь они были лишены этой возможности. Таким образом, усилия по воспоминанию длительности и длины как бы уравновешивались: в обоих случаях приходилось воспроизводить в памяти начальный момент. И снова результаты повторились. Ответы Эз-5 продемонстрировали интерференцию со стороны визуальной модальности и ее влияние на темпоральную оценку, а не наоборот. В Эб исследователи решили элиминировать фактор движения, посчитав его сильным фактором влияния на полученные результаты, поэтому реципиенты оценивали неподвижные линии. Однако и здесь результаты не стали исключением.
Учитывая научные гипотезы о возможных типах отношений между ментальными репрезентациями пространства и времени у человека, организаторы вышеописанных экспериментов уверены, что полученные результаты подкрепляют гипотезу об отношениях асимметричной зависимости: репрезентации из одного домена «паразитируют» на репрезентациях другого домена (см. [Boroditsky 2000; Lakoff & Johnson 1999]). Асимметричная зависимость проявлялась в превалирующей интерференции со стороны визуальных (пространственных) репрезентаций [Boroditsky 2000; Casasanto & Boroditsky 2008]. Любопытно, что подобный тип концептуальных отношений распространяется, по всей видимости, не только на детское, но и взрослое сознание. Изучая детские рассуждения о пространстве и времени, Ж. Пиаже [Piaget 1969] сделал вывод, что детям трудно разделить пространственный и временной компоненты события раньше девятилетнего возраста. Когда детей просили оценить относительное время движения двух параллельных поездов, они, как правило, отвечали, что более длинный поезд двигался дольше и по времени. Д. Касасанто и Л. Бородиц-ки [Casasanto & Boroditsky 2008] поддерживают вывод ученого, но не соглашаются с возрастным порогом: их эксперименты выявили похожие трудности у студентов. Важным выводом служит и то, что выявленная асимметрия в концептуальных отношениях пространства и времени позволяет человеку манипулировать в сознании временем без соответствующего сенсомоторного опыта - переставлять темпоральные события «вперед» и «назад», а также иметь дело с отдаленным прошлым и далеким будущим, что возможно только в воображении человека.
Поддерживаемый авторами тип отношений между доменами пространства и времени не согласуется с эффектом Тау {the Таи effect), который на протяжении целого столетия экспериментальных исследований взаимосвязи пространства и времени в мышлении человека регулярно выявлялся учеными вместе с эффектом Каппа {the Kappa effect) [Helson 1930; Cohen 1967; Sarrazin et al. 2004]. В типичном эксперименте с тремя лампочками, которые зафиксированы в ряду и зажигаются последовательно, формируя два пространственно-временных интервала, испытуемых просят сопоставить или пространственные или темпоральные интервалы. Эффект Каппа заключается в том, что увеличение расстояния между стимулами увеличивает субъективную оценку длительности (времени). Эффект Тау, наоборот, состоит в том, что расстояние между стимулами субъективно оценивается как большее, если следующая лампочка зажигается позднее. На первый взгляд, результаты экспериментов, описанных в [Casasanto & Boroditsky 2008], согласуются с эффектом Каппа, но не согласуются с эффектом Тау. Авторы подчеркивают, что, предполагая асимметрию в отношениях между пространством и временем в концептуальной системе человека, они не утверждают, что асимметрия имеет односторонний характер. Их гипотеза учитывает эффект Тау как влияние времени на суждения о пространстве.
