Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Звукообозначения как объект изучения фоносемантики 11
1.1. Возникновение фоносемантики 11
1.2. Англоязычные звукообозначения в фоносемантике 13
1.3. Критика теоретических положений фоносемантики 17
Выводы по первой главе 21
Глава 2. Звукообозначения как объект системного и когнитивного анализа 23
2.1. Системный и когнитивный подход в описании единиц лексики 23
2.2. Звукообозначения как структурная подсистема 38
2.3. Англоязычные звукообозначения как когнитивная подсистема 44
2.4. Англоязычные звукообозначения в теории фреймов 55
2.5. Диффузный характер семантики звукообозначений как выражение когнитивных оснований описания 60
2.6. Парадокс «нейтральности-экспрессивности» звукообозначений 65
Выводы по второй главе 69
Глава 3. Реализация звукообозначений в англоязычном художественном тексте 70
3.1. Способы преодоления семантической диффузности звукообозначений 70
3.2. Стилистические приемы как способ минимизации семантической диффузности звукообозначений 77
3.3. Амбивалентность фрейма звукообозначения — амбивалентность производимого эффекта 80
3.3.1. Эмотивно-нейтральные ситуации 80
3.3.2. Эмотивно-положительные ситуации 81
3.3.3. Эмотивно-отрицательные ситуации 83
3.4. Использование звукообозначений для создания эффекта параллельного действия 85
3.5. Функции «отсутствия звука» 88
3.6. Стилистический аспект актуализации слов с общим значением "silence" и "noise" в
тексте 93
3.7 Звукоподражательная функция звукообозначений 103
3.8. Полифункциональность звукообозначений в контексте 106
3.9. Звукообозначения в поэтическом тексте: функция имитации реального звучания 108 Выводы по третьей главе 116
Заключение 118
Библиография 126
Приложение 147
- Критика теоретических положений фоносемантики
- Системный и когнитивный подход в описании единиц лексики
- Диффузный характер семантики звукообозначений как выражение когнитивных оснований описания
- Способы преодоления семантической диффузности звукообозначений
Введение к работе
Актуальность. Функционирование лексических единиц и их классов привлекают внимание исследователей на протяжении нескольких десятилетий. За это время в теории функциональной стилистики выделилось два основных направления: первое связано с исследованиями стилистически окрашенных языковых единиц; второе — стилистически нейтральных [Сазонова, 2000, с. 46]. При этом под стилистически окрашенными лексическими единицами понимаются единицы, семная структура которых наряду с денотативным содержит также коннотативное значение, которое складывается из эмоционального, экспрессивного, оценочного и функционально-стилистического компонентов [Арнольд, 1981, с. 296].
В то же время в современной теории, с развитием когнитивных идей о языке, возникает необходимость пересмотра некоторых положений, образующих основания лингвистических интерпретаций. Речь идет о смещении фокуса исследовательского внимания — от элементарного (поэлементного) взгляда на феномены языка к синтетическому, контекстуальному, целостному взгляду. Мало изученными представляются вопросы когнитивной интерпретации языковых макросистем, представленных в работе английскими звуообозначениями. Когнитивные основания выбора и функционирования единиц лексики (в частности, звукообозначений) зачастую не рассматриваются в качестве точки отсчета исследования, в то время как интерпретация любого языкового факта сводится к установлению когнитивных параметров актуальной речевой структуры, мыслимых автором, т.е. к установлению особенностей стиля говорящего (пишущего) в ситуации произнесения (порождения) реального текста. Таким образом, актуальность настоящей работы состоит в попытке заполнить одну из существующих лакун в изучении звукообозначений на основе когнитивных представлений о языковых процессах. Стиль
последовательно связывается в работе с когнитивными особенностями, лежащими в основании порождения и понимания речи. С таких позиций лексика звукообозначения в английском языке еще не освещалась.
Стилистически окрашенные языковые средства достаточно подробно описаны в лингвистической литературе [Атаева, 1975; Араратян, 1974; Ашурова, 1970; Баранникова, 1982; Зубов, 1974; Кошевая, 1989; Мезенин, 1986; Нелюбин, 1969; Романовская, 1974; Свиридова, 2004 и другие].
Нейтральные языковые средства представлены в работах [Наер, 2004; Головин, 1962; Шаховский, 1998]. В этих работах приведено описание функциональных стилей на основе статистических данных, характеризующих некоторые морфологические и синтаксические явления языка.
Теоретические аспекты звукообозначения, включающие законы, закономерности, принципы, категории и универсалии, и обширнейший языковой материал, исследовались в грамматике (СВ. Воронин, A.M. Газов-Гинзберг), стилистике (И.В. Арнольд, Л.Л. Нелюбин, Н.Ф. Пелевина), экспериментальной психолингвистике (А.П. Журавлев, И.Г. Кошевая, Е. Sapir). Лексика звукообозначения относительно полно изучена в плане генетическом (В.В. Левицкий, S. Ullmann), онтогенетическом (И.Н. Горелов, A.M. Шахнарович), семиотическом (С. Ульман, I. Fonagy), структурно-таксономическом (В.В. Фатюхин, Н. Marchand), типологическом (Б.В. Журковский, Л.Л. Нелюбин, И.Г. Кошевая). Отправной точкой большинства стилистических исследований является положение о том, что специфика стиля складывается из частотных характеристик и своеобразия организации общеупотребительных языковых средств [Гальперин, 1958; Гальперин, 1982; Наер, 1976]. Однако анализ литературы показывает, что звукосимволическая лексика не достаточно полно исследована с когнитивных и стилистических позиций в их связи между собой.
В качестве объекта исследования нами были избраны звукообозначения современного английского языка, а также контексты их употребления в текстах
стиля художественной литературы, в основном художественной прозы. Из всех возможных звукообозначений нами были выбраны обозначения неречевых звуков.
Состояние вопроса. Звукообозначения как часть словарного состава языка неоднократно подвергались исследованию в самых разных аспектах указанными авторами, однако стилистические функции звукообозначений в когнитивном аспекте остаются наименее изученной областью, поскольку основное внимание исследователей в настоящее время привлекает сопряженная область — фоносемантика (как раздел науки о языке, изучающий звукоизобразительную систему языка (см. работы СВ. Воронина, А.П. Журавлева, В.В. Левицкого и др.).
Явление звукоизобразительности (включающей звукоподражание и звукосимволизм) с давних пор привлекает внимание ученых, хотя долгое время это явление исследовалось лишь в связи с другими проблемами языкознания, являясь второстепенным по отношению к ним. Но, как утверждает СВ. Воронин, «вопреки распространенному мнению сторонников принципиальной производности, немотивированности языкового знака, проблема звукоизобразительности не мелка и не тривиальна - она тесным образом связана с самыми фундаментальными науками о языке (происхождение языка и его сущность, природа языкового знака, характер мотивированности онтогенез речи, экспрессивность и другие)» [Воронин, 1990, с. 47].
С нашей точки зрения, от определения статуса звукоизобразительности в языке зависит принципиальное решение многих кардинальных проблем языкознания, например, вопросов о произвольности или непроизвольности языкового знака, происхождении и роли языка и многих других. Фоносемантические трактовки звукообозначения, данные в работах СВ. Воронина, И.Н. Горелова, В.Г. Лобина, являются недостаточными (критика основных положений содержится в главе 1). В настоящей работе феномен звукоизобразительности рассматривается в контексте стиля
(особенностей авторского языкового действия), а не в качестве онтологической причины номинации в языке.
Стилистический аспект изучения звукообозначений связан с их экспрессивностью, т.е. с личным когнитивным содержанием, сообщаемым тексту автором. Понятие «экспрессивности» толкуется исследователями по-разному [Арнольд, 1981; Ахманова, 1969; Виноградов, 1963; Виноградов, 1981; Галкина-Федорук, 1954; Разинкина, 1986; Селиверстова, 1976; Charleston, 1960; Ullmann, 1964].
При широком понимании экспрессивности в это понятие входят практически все «нейтральные» средства языка и речи — все то, что делает речь актуальной, яркой, образной, эмоциональной [Ахманова, 1969]. В некоторых работах экспрессивность отождествляется с эмоциональностью [Виноградов, 1963; Лайонз, 1978].
Другие исследователи считают, что эти категории взаимосвязаны, но понятие «экспрессивность» шире понятия «эмоциональность», и что «эмоциональные средства языка всегда экспрессивны, но экспрессивные средства языка могут и не быть эмоциональными» [Сазонова, 2000; Галкина-Федорук, 1954].
В соответствии со сложившимися к настоящему времени в отечественной лингвистике представлениями о функциональных стилях как разновидностях литературного языка, вызванных к жизни функциями языкового общения, которые обусловливают выбор и своеобразие организации языковых средств (см. работы И.Р. Гальперина, И.В. Арнольд, В.Л. Наера, Л.Л. Нелюбина и др.), возникает вопрос о том, каковы основания выбора звукообозначений в тексте и какие стилистические функции они при этом выполняют. Такая постановка исследовательской задачи обусловлена тем, что звукообозначения - слова, являющиеся названиями разного рода естественных или механических звуков, представляют собой нейтральные единицы, которые используются для стилистически маркированных (экспрессивных) контекстов, где они обозначают
эмоционально выделенные явления окружающего мира. Этот парадокс не может быть разрешен элементным подходом к фактам языка (которые сами по себе, как видно, не дают точной картины). Его разрешение лежит в сфере когнитивных особенностей авторского употребления лексических единиц, которые избираются на определенных основаниях при реализации в текстах разных функциональных стилей.
Основной целью исследования является изучение когнитивных оснований реализации звукообозначений в языке и речи (на материале англоязычного художественного текста), рассмотрение закономерностей их семантического развертывания в контексте и функций, которые они выполняют при реализации авторского замысла.
Основная цель обусловила постановку и решение следующих конкретных задач:
Рассмотрение различных подходов к изучению роли звукообозначений в языке и тексте.
Обоснование возможности применения фреймовых семантик при изучении роли и функций звукообозначений в англоязычном художественном тексте.
Выделение фреймовых моделей реализации звукообозначений в англоязычном художественном тексте.
Описание стилистической значимости выделенных моделей и функции, которые звукообозначения при этом выполняют.
5) Рассмотрение возможности применения выделенных фреймовых
моделей реализации звукообозначений к анализу разных
функциональных стилей (на материале английского языка).
Материалом для исследования послужили как данные словарей (около 950 единиц лексики), так и тексты романов и рассказов современных английских и американских писателей XX века (около 1000 контекстов, из которых более ПО контекстов представлены в работе в качестве
иллюстративного материала). Для проверки устойчивости выявляемых тенденций в отдельных случаях привлекались английские и американские поэтические тексты, тексты современных песен, материалы прессы и публицистики.
Под «звукообозначениями» мы понимаем слова, называющие разного рода звуки, в основном, шумы, так как речевые звуки должны составлять предмет отдельного исследования. Корпус изученных звукообозначений составлялся по реализации их в тексте. Это такие глаголы и существительные, как rattle, crack, crackle, din, tumult, blast, band, rumble, thunder, jingle, jangle, tinkle, chime, clink, clang, whistle, whir, bung, drone, creak, scrape, rasp и многие др. В рассмотрение вовлекались также отдельные речевые звуки, в семантике которых преобладает указание не на информационную сторону сообщения, а на характер звука, например, yell, cry, shout, wail, moan, roar, scream, shriek, screech и многие другие.
В соответствии с итогами проведенного исследования на защиту выносятся следующие положения:
1. Фоносемантический подход к описанию звукообозначений в
англоязычном тексте является недостаточным основанием для интерпретации
особенностей лексемы в актуальном тексте.
2. Продуктивной методикой выделения и описания
звукообозначений служит когнитивный анализ, наиболее полным выражением
которого является теория фреймов.
Основания выбора и функционирования звукообозначений в тексте обусловлены когнитивными параметрами звукового фрейма.
Диффузность лексико-семантической группы звукообозначений объясняется когнитивным по содержанию процессом выбора и употребления единиц лексики.
5. Парадокс нейтральности - экспрессивности разрешается не признанием
функционально-стилевой «заряженности» самих единиц лексики, а
эмоционально-оценочным и экспрессивным потенциалом авторского языкового действия, экспрессивно-эмоционально-оценочной сферой авторского текста.
Научная новизна работы заключается в использовании когнитивного подхода для анализа и описания лексико-семантической группы звукообозначений. Соответствующие единицы лексики получают в диссертации освещение в терминах фреймов и реализации авторского замысла, в отличие от фоносемантического подхода, где звукосимволизм рассматривается как онтологическое основание процесса номинации.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется тем, что семантика звукообозначений представлена в нем как динамическая структура, позволяющая актуализировать в тексте разные стороны внеязыкового знания, стоящего за лексической единицей, обозначающей звук при формировании смысловых отрезков текста.
Практическая ценность диссертации заключается в возможности использования разработанной в ней методики исследования при проведении дальнейшего системного анализа семантики и функционирования звукообозначений в разных языках. Данные о реализации и развертывании семантики звукообозначений в тексте могут найти применение в практике преподавания, в частности, на занятиях по интерпретации текста и анализу дискурса. Информация о фреймовой структуре семантики звукообозначений и функциях данной группы лексики в англоязычной художественной прозе, а также в текстах других функциональных стилей может быть использована в курсах теории языка, лингвостилистики, фоносемантики, лексикологии, лингводидактике и теории перевода, а также в спецкурсах и спецсеминарах по указанным дисциплинам и при составлении учебников и учебно-методических пособий.
Цели и задачи исследования определили структуру работы, включающую введение, три главы, заключение, библиографию и приложение.
В первой главе рассматривается фоносемантический подход к анализу и
описанию звукообозначений, приводится ряд критических замечаний основных положений фоносемантики, признается недостаточность такого подхода.
Во второй главе устанавливается связь между структурным и когнитивным подходами к анализу и описанию лексики звукообозначения, аргументируются когнитивные основания выделения и интерпретации лексико-семантической группы звукообозначений в языке, в частности, признается необходимость фреймового подхода к описанию вербальных фактов. Формулируется оппозиция нейтральности - экспрессивности, а также положение о диффузности лексики звукообозначений. Намечаются пути к решению этих проблем.
В третьей главе рассматриваются тексты англоязычной прозы. В процедуре анализа подчеркивается значение авторской мотивированности звукообозначений, составляющих когнитивные основания их выбора и функционирования.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования. Диссертация содержит библиографический список, а также приложение.
Критика теоретических положений фоносемантики
К наиболее общим категориям фоносемантики принадлежат «звукоизобразительная система языка» и «пантопохрония». СВ. Воронин дает следующее определение: «звукоизобразительная система есть уникальная, естественная, экстраинтралингвистическая, гипервариативная, периферийно-центральная, стохастическая, фонетически (примарно) мотивированная языковая система». Концептом (системообразующим свойством) звукоизобразительной системы языка является звукоизобразительность или фонетическая мотивированность. «Звукоизобразительность есть свойство слова, заключающееся в наличии необходимой, существенной, повторяющейся и относительно устойчивой непроизвольной связи между фонемами слова и полагаемым в основу номинации признаком объекта — денотата (мотивом)» [Воронин, 1982]. Элементы системы (а это могут быть единицы признакового, фонемного, морфемного, лексемного и текстового уровней), обладающие этим свойством, по мнению Воронина, образуют звукоизобразительную систему языка.
Как видно, в концепции звукоизобразительности язык рассматривается с номинативной — именовательной - функции: звукам соответствуют признаки объектов. Поскольку невозможно признать однозначно мотивированной связь между звуком и «беззвучным объектом» (тем более абстрактным), то постулирование звукоизобразительности или связи между звуком и значением ведет к рассмотрению слов, где звук наиболее непосредственно и ощутимо проявлен, - к словам, обладающим фонетической мотивированностью (т.е. к словам либо в звукосимволическом, либо в звукоподражательном смысле). Они становятся главным иллюстративным материалом концепции фоносемантики, но, следует признать, не составляют основу лексики языка и самого языка (в целом).
Кроме того, номинативная функция языка не предполагает обязательного подражания объекту и не является единственной в языке (так, коммуникативная функция языка признается более важной, и для ее реализации не нужно звуковое совпадение имени и денотата). Поэтому звукоизобразительное слово (главный элемент фоносемантической концепции) не может считаться центральным элементом системы языка и, соответственно, не может оправдывать фоносемантический подход к языковому факту.
Под звукосимволизмом (звуковым символизмом, символикой звука, звуковой символикой, фонетическим символизмом — англ. sound, symbolism, phonetic symbolism, нем. Lautmalerei) обычно подразумевают «такое отношение между звуковой оболочкой слова и его значением, когда связь между тем и другим непроизвольна» [Левицкий, 1973, с. 123], или, как отмечает О.С. Ахманова, «звуковой символизм - это предполагаемое наличие у некоторых звуков речи способности непосредственно соответствовать тем или иным представлениям» [Ахманова, 1969, с. 404]. Лингвистический энциклопедический словарь определяет звукосимволизм как «закономерную, непроизвольную, фонетически мотивированную связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустическим) признаком денотата (мотивом)». Теория звукосимволизма показывает, что в словах, обозначающих явления не только звуковой, но и незвуковой действительности, между значением слова и его звуковой оболочкой существует определенное соответствие, опирающееся, как отмечает В. Скаличка, на способность звука или группы звуков самим по себе уже сигнализировать о наличии какого-то значения. Согласно теории звукового символизма, звук речи способен вызывать незвуковые представления. В этом видна попытка оправдать произвольно постулируемую связь между звуком и значением, ничем не мотивированную в языковой реальности.
Действительно, в любом языке мира можно встретить большое количество слов, образованных благодаря общности звуков, т.е. звукоизобразительных по своему происхождению. Звуковой состав каждого такого слова (или отдельные звуки в его составе) символизируют тот признак денотата, который положен в основу его номинации. Здесь действует обычная звукоподражательность, которую в реальности невозможно распространить на большинство тех случаев, где денотат не обладает звучанием, то есть, когда нет того, чему следовало бы подражать посредством звука.
Однако в этой ситуации фоносемантика предлагает делить всю звукоизобразительную систему языка на звукоподражательную и звукосимволическую подсистемы. Так, звукоизобразительное слово определяется СВ. Ворониным «как слово, в котором наличествует необходимая, существенная, повторяющаяся и относительно устойчивая непроизвольная фонетически (примарно) мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации признаком денотата (мотивом)» [Воронин, 1982, с. 75-76].
В противоположность этому сфера мотивации (и первоначальной денотации) звукосимволических слов определяется (с некоторой долей условности) как «не-звук»,. тогда как в основу номинации звукоподражательных слов положен «звук» [Воронин, 1982, с. 88].
При создании звукосимволического слова в акте номинации, как считают сторонники фоносемантики, выбирается какой-то один признак денотата (из множества его признаков, полагаемых в основу номинации), и «в этом главном, определяющем, принципиальном моменте номинация непроизвольна, мотивированна; выбор же именно данного конкретного признака во многом случаен — в этом более частном моменте номинация во многом произвольна, немотивированна» [Воронин, 1982, с. 30]. Признак, полагаемый в основу номинации, может быть «неозначенным», т.е. еще не получившим обозначения в языке (в этом случае речь идет о примарной, звукоизобразительной номинации) или уже «означенным», т.е. уже получившим обозначение в языке (в данном случае речь идет о секундарной номинации) [Воронин, 1982, с. 185-186].
Неодинаковость фонетического облика звукоизобразительных слов по различным языкам мира объясняется в теории фоносемантики тем, что в основу их номинации по разным языкам могут быть положены разные признаки. Если в основу номинации одинаковых по значению звукосимволических слов положен один и тот же признак, то тогда в их звуковом оформлении должны наблюдаться сходства; они имеются, однако, на первый взгляд, скрыты. Носитель языка, «выбрав» для наименования тот или иной признак данного объекта-денотата, при создании «нового» слова (с «выбранным» признаком в основе) использует фонетические средства данного языка.
Сходства в звуковом оформлении одинаковых по значению звукосимволических слов разных языков (а порой даже близко родственных) часто бывают, на первый взгляд, незаметны: эти сходства определяются действующей в звукоизобразительности (как в ономатологии, так и звукосимволизме) закономерностью, заключающейся в том, что денотат (акустический и неакустический) передается (изображается) тем или иным типом фонем (фонемотипом) или сочетанием нескольких фонемотипов в составе соответствующего звукоизобразительного слова.
Системный и когнитивный подход в описании единиц лексики
В российской лингвистике принято дифференцировать лексико-семантические и тематические группы. Отличие связано с разными критериями их выделения: языковыми и экстралингвистическими. Первое соответствует формальному (структурному) критерию, второе - неформальному, смысловому (когнитивному). Соответственно, выделяются как лексико-семантические группы, так и тематические.
Большинство языковедов придерживается определения, данного тематическим группам Ф.П. Филиным: «Тематические группы - это объединение слов, основывающееся не на лексико-семантических связях, а на классификации самих явлений» [Филин, 1982, с. 326]. К тематическим группам относятся классы слов, объединенные одной и той же типовой ситуацией или темой.
Лексико-семантические группы, как правило, уже представляют собой тематические единства, которые объединяют в себе слова только одной части речи [Ахманова, 1969, с. 44-45; Кузнецова, 1981, с. 74] и «помимо общих грамматических сем имеют, как минимум, еще одну общую сему — категориально-лексическую (архисему, классему)» [Кузнецова, 1981, с. 74]. Кроме того, слова, объединенные в одну ЛСГ, обладают рядом общих парадигматических и синтагматических характеристик.
Однако, учитывая то обстоятельство, что «всякая классификация, включающая семантику, предполагает использование «экстралингвистического критерия» [Гинзбург, 1979, с. 108], ЛСГ и тематические группы бывают настолько связанными, что границы их совпадают» [Бабенко, Васильев, Казарин, 2000, с. 115, 293, с. 49]. Подобное сближение двух классификационных групп лексико-семантической системы языка мы наблюдаем и при выделении лексико-семантической группы звукообозначений английского языка. Под ЛСГ в работе понимается «совокупность единиц, отобранных и ограниченных на основе выделения некоторого «куска действительности», которой в данном языке соответствует данная совокупность лексических единиц», объединенных по категориальному признаку [Долгих, 1973, с. 8].
Первоначальным и важнейшим этапом в выделении ЛСГ является ограничение материала, что связано подчас с большими трудностями. Легче всего поддаются ограничению слова, имеющие самостоятельную прямую соотнесенность с объектами реальной действительности, они образуют четкую и легко обозримую систему [Арнольд, 1987, с. 81-86].
Как подчеркивают многие исследователи, классификация лексики на понятийной основе вполне возможна [напр., Степанов, 1975, с. 50]. Интересно и вполне закономерно, что различные классификации, независимо от того, какие исходные посылки лежат в их основе, выделяют в качестве основных разделы: «Человек», «Вселенная» и «Вселенная и человек» [см., напр., Караулов, 1976]. В разделе «Человек» имеют место четыре подразделения: «Человек как живое существо», «Душа и разум», «Человек как общественное существо», «Социальная организация и социальные институты». Рассматриваемые в работе звукообозначения входят в состав сразу всех разделов, что говорит о вполне произвольном характере критериев, вводимых при исследовании материала. Так, звук, обозначаемый словом, может относиться по происхождению как к самому «Человеку», так и к окружающей его «Вселенной». В то же время речь идет о звуке, отраженном в человеке, т.е. о факте физической действительности, возникшем при взаимодействии «вселенной и человека». Произвольность в выборе критерия в действительности ведет к признанию когнитивных оснований лингвистического описания.
Наряду с системным вектором, в современной семантике особое внимание уделяется человеческой личности. Отправной точкой теоретической и практической деятельности человека является он сам. «Человек как субъект соотносится прежде всего с окружающим природным миром, затем с окружающим социальным миром, затем с каждым индивидом и, наконец, с самим собой» [Колшанский, 1980, с. 89].
Ввиду этого общее направление современного языкознания можно охарактеризовать как антропоцентризм. Антропоцентризм как основной принцип исследования лингвистического материала заключается в том, что человек становится точкой отсчета в анализе языкового материала, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели. Принцип знаменует, иными словами, тенденцию поставить человека во главу угла во всех теоретических предпосылках научного исследования.
Принцип антропоцентризма к настоящему времени занял прочные позиции в языкознании. По сравнению с системоцентричным подходом, антропоцентричный исторически первичен и представлен в различных национальных лингвистических традициях: европейской, индийской, арабской, китайской, японской. Идеи европейской традиции продолжали служить базой для синхронных описаний языка вплоть до начала XX века. Позднее этот подход потерял всеобщность, но продолжал сохраняться, безусловно, преобладая в практической сфере (учебная литература, практическая лексикография), а в последнее время в какой-то мере расширил свои позиции, особенно в семантических исследованиях. «Антропоцентричный и системоцентричный подходы реально сосуществуют, хотя, вероятно, точнее было бы говорить о чисто антропоцентричном и относительно системоцентричном подходах. В этом различии проявляется и относительная самостоятельность языковой системы» [Алпатов, 1998, с. 21].
Проект создания науки о языке на антропологических началах был разработан В. фон Гумбольдтом, выдающимся немецким филологом, философом, языковедом. В отличие от традиционных взглядов, он требует рассматривать язык с позиции его изначальных и фундаментальных связей с человеком. Гумбольдт явился автором учения о языке как непрерывном творческом процессе, как «формирующем органе мысли», имеющем глубокий когнитивный (логико-мыслительный) характер. Намного опережая свое время, В. фон Гумбольдт предложил особый подход к анализу системы «язык» — «речь» - «речевая деятельность», который получил название «антропоцентрического». В основу этого подхода положена идея «языковой личности», раскрывающей себя в процессе речевого общения или интеракции (речевого взаимодействия).
В его лингвофилософской концепции была впервые сформулирована и разработана в. качестве теоретической идея о конститутивном характере языка для человека. Определить сущность человека как человека, по Гумбольдту, означает «выявить силу, делающую человека человеком. Язык и есть одно из таких «человекообразующих» начал... Человек становится человеком только через язык, в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности» [Гумбольдт, 1984, с. 349].
История проблемы субъективности в языке сосредоточивается в единственном вопросе: находится ли субъект в языке или вне языка? Долгие поиски, возможно, приведут к единственному ответу: говорящий субъект выражает себя в языке и вне языка [Золотова, Осипенко, Сидорова, 2004, с. 20].
Диффузный характер семантики звукообозначений как выражение когнитивных оснований описания
Представление о фрейме как о целостном блоке знаний, было введено в научный обиход специально для того, чтобы создать модель семантики слова как единства всех его семантических составляющих, включая денотативно-сигнификативный аспект значения, а также прагматику слова и ореол многочисленных ассоциаций, сопровождающих слово в реальном употреблении. До настоящего момента мы рассматривали только ту часть фрейма звукообозначений, которая относится к физическим параметрам звука, его источнику и коррелирует с его предметно-логическим значением.
Использование понятия фрейма особенно интересно применить к звукообозначениям в связи с особым характером их семантики. Всю жизнь человека сопровождает бесчисленное количество звуков, большинство из которых — это различные шумы, такие как rusfle, crash, clash, rattle, tap, hum и др. Качество звука, заполняющего окружающее человека пространство, бывает очень трудно точно определить. Поэтому при вибрации в контексте может быть реализовано несколько звукообозначений, создавая картину смешанных или сложных звуков, например:
Звуки, окружающие человека в объективной действительности, настолько важны, что они обязательно должны быть вербализованы. Проблема того, как точнее передать звук «посредством слов», всегда привлекала внимание философов, поэтов, лингвистов и лексикографов. Многочисленные шумы трудно передать речевыми звуками, которых очень мало. Как отмечает У.Л. Чейф, «очень часто мы видим, слышим или иным образом воспринимаем происходящее вокруг нас, а позднее вспоминаем все это, и та или иная причина побуждает нас использовать язык для передачи другим людям того, что мы помним. Иными словами, мы часто ведем беседу об опыте, извлеченном из памяти. Когда мы это делаем, мы переводим в вербальную форму то, что первоначально имело, быть может, полностью или частично, невербальный статус. Как мы это делаем?» [Чейф; 1983, с. 35].
У.Л. Чейф считает, что обозначения звуков в ходе вербализации сходны с обозначениями цвета, которые характеризуются диффузностью семантики и представляют собой семантические нечеткие множества, ("fuzzy entities"). «Пожалуй, лучше всего подойти к проблеме категоризации, обратившись к примеру обозначений цвета, которые изучены более тщательно, чем какой-либо другой тип категоризации. Хорошо известно, что цветовой спектр по крайней мере с физической, доинтерпретационной точки зрения, представляет собой континуум, в пределах которого имеет место варьирование по нескольким измерениям» [Чейф, 1983, с. 50].
Проводились эксперименты, которые показали, что если информанту предлагали определить, какого цвета та или иная, карточка, то один и, тот же информант в разное время по-разному определял цвет одной и той же карточки, например, назвав ее темно-красной, потом бордовой, и еще, спустя некоторое время, вишневой. К тому же один и тот же цвет (одна и та же карточка) называется по-разному разными людьми. Эксперименты показали, что в обозначениях цвета можно выделить точки с высокой кодированностью в пределах спектра, они выступают в качестве «фокусов» категории. По мере удаления от фокуса уровень кодируемости понижается, цвет определяется менее уверенно, но все еще тяготеет к выделенному фокусу в качестве центра. Таким образом, умозрительно семантику цветообозначений можно представить в виде целых областей с размытыми краями.
Размытость границ семантики слова характерна не только для цветообозначений, представленных в языковой системе признаковыми именами - прилагательными, но и для слов, называющих конкретные предметы. Так, например, У. Лабов показал, что разные объекты обозначаются словами сир, bowl и glass, причем степень пересечения у информантов может быть достаточно значительной.
Принципы изучения семантической размытости (диффузности) и взаимозависимости семантики слов оказались применимы ко многим лексическим группам. Были предприняты исследования в области наименования бутылкообразных сосудов, предметов мебели: table, sofa, stool, bench. Во всех случаях оказалось, что обозначения вели себя как «нечеткие множества» в математическом смысле: они имели четко выделяемый фокус и широкую зону с размытыми краями, где применимость слова к реальным объектам была наименее высокой [Лабов, 1983].
Представление о диффузности семантики лексических единиц позволяет более точно описывать их значение в словаре. Кроме того, по мнению У. Лабова, диффузный характер семантики слов приближает нас к правильному пониманию процессов категоризации, где преобразуется количественная непрерывность реального мира в качественные категории языковой системы. «Как только мы разработаем действующую модель анализа, этого процесса, возникнут предпосылки к построению семантических теорий более высокого уровня, определяющих порядок организации признаков в языковой системе, характер хранения и использования информации, а также источники взаимодействия признаков, усложняющие оперирование признаками как независимыми единицами и, в конечном итоге, ведущие к полисемии в лексике» [Лабов, 1983, с. 175].
Способы преодоления семантической диффузности звукообозначений
Семантические связи слова silence в данном контексте очень многообразны. Выбор слов помогает автору создать образ опасности. Слово silence означает в контексте затишье перед бурей. Фраза something would happen" повторяется дважды. И это «что-то» может быть чем угодно, даже "an ogre called Death". Тишина полнейшая: "crickets had stopped chirping", и это очень странно, так как никогда ранее такого не бывало. Слово silence семантически связано со словами darkness, loneliness, night, ravine. Таким образом, слово silence реализует в данном контексте значение предзнаменования беды, может быть катастрофы. Вся Вселенная находится в состоянии затишья, молчания, и люди составляют ядро этой бездны, они беспомощны перед всемогущей природой, им остается только ждать, что последует за этой гнетущей, давящей тишиной.
Реализующиеся в контексте звукообозначения whine (о двери), sounding louder (о стрекотании кузнечиков), chirp (о кузнечиках), raised her voice описывают шумовой фон, который внезапно прерывается тишиной, что как бы «усиливает» тишину (Never in his life a silence like this one. One so- utterly complete).
Важность образных и ассоциативных связей в обеспечении глобальной корреляции художественных текстов обусловливает распространенность в роли одного из ее инструментов образного сочетания слов. Механизм глобальной связности в данном случае характеризуется принципами многомерности и концентричности. Принцип многомерности художественного текста основывается на том, что текст в рамках развертывания образа существует как бы в двух пересекающихся смысловых плоскостях: логико-тематической и ассоциативно образной. Принцип концентричности состоит в том, что в отличие от поступательного характера связи между повторяющимися словами в научном тексте, в художественном тексте происходит не столько развитие темы, сколько ее качественное «освоение» и углубление. При этом- участки текста, взаимодействующие со словом через его актуализаторы, как бы очерчивают некоторый смысловой круг, в пределах которого происходит развитие образного стилистического приема.
Необходимо отметить тот факт, что хотя слова с общим значением "noise" более многочисленны в языковой системе, они реже подвергаются семантически осложненному использованию в тексте, чем слова, означающие "silence". Другим важным наблюдением является то обстоятельство, что слова с общим значением "silence" чаще используются в функции символа. Как, например, в случае символического употребления слова "silence" в выше разобранном примере из романа R. Bradbury "Dandelion Wine", где анализируемое слово является символом незначительности человека в сравнении с природой и символом одиночества и беззащитности людей в мире.
В- данной работе анализировались, главным образом, случаи актуализации основного значения слова. Однако и другие полисемантические компоненты значения могут быть также важными при стилистическом использовании слова в тексте. А.Д. Прянишникова отмечает, что различные значения полисемантического слова в одной и той же контекстуальной реализации употребляются со стилистической значимостью, чтобы выразить отношение различных лиц к описываемой ситуации. [Прянишникова, 1983, с. 18]
Так, например, слово silence, использованное в романе G. Jalsworthy "Man Of Property", может одновременно означать отсутствие какого-либо движения или звука в Bleak New House Сомса, молчаливый протест Ирэн и решение Ирэн не разговаривать с Сомсом.
Это явление недостаточно изучено в современной лингвистике и думается, что данная проблема может составить предмет самостоятельного исследования. 3.7 Звукоподражательная функция звукообозначений В приведенных выше случаях реализуется функция звукообозначения, основанная на соответствующем фрейме. Однако звукообозначения зачастую исполняют в тексте и другую задачу — обеспечивают непосредственное формирование образа звука, то есть реализуют звукоподражательную функцию. При обозначении звука в художественном прозаическом тексте, как было показано выше, актуализируется текстовое указание на источник звука, создаваемый звуком эффект и особенности самого звучания. Читатель, получая эту информацию, формирует ментальный образ звукового фона действия, опираясь на свой эмпирический опыт. В то же время нельзя недооценивать тот факт, что многие звукообозначения носят звукоподражательный характер, то есть они обозначают тот звук, который «подсказывает» звуковая форма, например, Crackle - make a series of small cracking sound, as when one treads on dry twigs, or when dry sticks burn; Screech - make a harsh, piercing sound; Rattle - make short, sharp sounds quickly, one after the other; Bang — Sudden, loud noise (Hornby) Таким образом, реализуясь в тексте, обозначения одновременно со звукоизобразительной выполняют и звукоподражательную функцию, которая является средством стилистического выдвижения и создания стилистического эффекта, как, например, в контексте (89).
