Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Изучение когнитивных свойств языка 10
1.1 Когнитивный подход к изучению языка 10
1.2 Понятие категоризации в языке 22
1.3 Структура категории 33
1.4 Когнитивные структуры представления знания 40
1.4.1 Схемы: скрипты и фреймы 40
1.4.2 Классификации фреймов 45
1.4.3 Типы фреймов 48
Выводы по главе 1 56
Глава II. Репрезентация когнитивных структур в языке 58
2.1 Структурные особенности глагольной категоризации 58
2.1.1 Понятие «инвариант» 73
2.1.2 Понятие «прототип» 78
2.2 Явление глагольной инкорпорации 82
2.3 Явление глагольной дезинкорпорации 87
Выводы по главе II 93
Глава III. Когнитивный и категориальный потенциал глаголов деструктивного действия 96
3.1 Соотношение ситуации деструктивного действия и каузативной ситуации 96
3.1.1 Субъект, цель, мотив и причина деструктивного действия как взаимосвязанные компоненты структуры 111
3.1.2 Объект и характер нарушения структуры как организующие элементы семантики глагола 117
3.1.3 Средства выражения результативности деструктивного действия 123
3.2 Категориальные эффекты в рамках категории деструктивного действия 132
3.3 Этапы развития ситуации деструктивного действия 139
3.4 Синтаксические модели отражения деструктивного действия 154
3.4.1 Активная модель деструктивного действия 154
3.4.2 Пассивные модели деструктивного действия 161
Выводы по главе 3 165
Заключение 167
Библиография 170
Список использованных словарей и энциклопедий 170
Список источников примеров 190
- Понятие категоризации в языке
- Структурные особенности глагольной категоризации
- Явление глагольной дезинкорпорации
- Соотношение ситуации деструктивного действия и каузативной ситуации
Введение к работе
Данное диссертационное исследование посвящено анализу значений английской глагольной лексики со значением деструктивного действия (далее ДД) с точки зрения когнитивной семантики и прототипической семантики, а также теории фреймов.
Глаголы деструктивного действия (далее ГДД) в английском языке практически не служили объектом специального исследования. В той или иной степени некоторые глаголы данной группы были рассмотрены на материале русского языка (Уфимцева 1980; Апресян 1995; Падучева 2004); подробно были исследованы и классифицированы глаголы немецкого языка (Скорнякова 1993). В исследованиях на материале английского языка часто рассматривались только подкатегории ГДД: синонимический ряд с доминантой to break (Данилова 1983), глаголы со значением прекращения жизни (Vendler 1967; Pulman 1983; Гольдберг 2000). Кроме того, многие исследователи обращались к ГДД как к единицам, иллюстрирующим определенные грамматические явления (переходность, каузативность, результативность, конверсия и т. д.) (Pulman 1983; Дикусарова 1995; Клишин 2000), не рассматривая системные и категориальные особенности и семантику данной группы.
Актуальность исследования заключается в системном описании и анализе ГДД, выявлении их семантических и грамматических категориальных признаков, построении модели представляемой ими ситуации и соотнесении этой модели с элементами более высоких уровней (фрейм каузативной ситуации и фрейм физического воздействия). Сочетание фреймового подхода и теории прототипов позволяет выявить особенности глагольной номинации и категориальные признаки глаголов, учитывая человеческий фактор в языке и рассматривая язык в тесной взаимосвязи с мышлением и практической деятельностью человека. Актуальность работы обеспечивается также тем, что анализ ситуаций деструктивного действия (далее СДД) производится на основе теории
5 фреймов, которая подтвердила свою успешность в многочисленных исследованиях последних лет.
Непосредственный объект исследования — английские ГДД, а именно: to destroy, to annihilate, to break, to kill, to wound, etc. (всего 726 лексических единиц). ГДД образуют лексико-грамматическую категорию, единицы которой обнаруживают общий категориальный компонент в своей семантике, а также демонстрируют общие грамматические признаки и употребляются в определенных грамматических моделях.
Предметом исследования являются когнитивные структуры (фреймы), которые репрезентируют СДД и соотносятся с ГДД. Данные структуры актуализируются при употреблении ГДД в речи, и в каждом конкретном случае происходит адаптация абстрактной (инвариантной) модели ДД к номинируемой СДД.
Целью работы является определение СДД, идентификация семантических и грамматических элементов, участвующих в создании прототипа и инварианта ГДД, а также модификации структуры значения глаголов этой группы.
В соответствии с поставленной целью исследования в диссертации решаются следующие задачи:
Выделить лексико-семантическую группу ГДД в современном английском языке, исследовать особенности их значения и принципы системной организации.
Выявить структуру прототипического фрейм СДД и его компоненты, а также способы актуализации фрейма в английском языке.
Исходя из наличия в значениях глаголов общих признаков, маркирующих конкретную СДД провести семантическую классификацию лексических единиц исследуемой группы.
Рассмотреть явление инкорпорации и дезинкорпорации на примере ГДД.
Выявить особенности функционирования активной и пассивной синтаксической модели в отношении к ГДД.
6. Рассмотреть категориальные и прототипические эффекты,
возникающие при употреблении ГДД в речи.
Материалом для исследования послужили данные толковых словарей и тезаурусов современного английского языка, электронных словарей и энциклопедий, примеры употребления ГДД из художественных произведений английских и американских писателей 19-го и 20-го века. В анализе участвовали 12650 примеров из общего объема материала около 60 000 страниц.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые в таком объеме группа ГДД была описана на материале английского языка. При этом в ходе анализа учитывались разнородные компоненты структуры значения. В работе осуществлена классификация данных глаголов и предложен способ описания структуры при помощи семантических примитивов А. Вежбицкой. Определены релевантные признаки СДД, на основании чего описана модель ДД, выявлен когнитивный и категориальный потенциал группы ГДД.
Набор методов и приемов исследования определяется общим направлением работы и конкретными задачами каждого этапа. При выявлении и классификации ГДД была произведена сплошная выборка лексических единиц из словарей и художественной литературы и осуществлен компонентный анализ на основе словарных дефиниций, дополненный процедурой лексических трансформаций. Кроме того, были использованы методы контекстуального анализа и интерпретации, метод количественной обработки данных. В ходе исследования применялись принципы «фреймовой семантики» Ч. Филлмора и элементы методики семантического исследования сложноструктурированных глаголов, предложенной Л. С. Гуревич.
На защиту выносятся следующие положения: 1. ГДД соотносятся с внеязыковой СДД и отражают разные аспекты этой ситуации. Наличие нескольких участников и разных компонентов СДД обуславливает сложный характер номинации и неоднородность
7 распределения семантических и категориальных признаков в структуре значения глаголов, возможность информационно-семантических сдвигов при их употреблении.
Выделение ГДД как отдельной категории строится на наличии общих семантических и грамматических признаков. К семантическим признакам относятся указание на «воздействие на структуру» и «нарушение структуры» / «уничтожение» / «негативное функциональное изменение». Грамматические признаки прототипа включают «каузативность» и «активность» для переходных глаголов, «инактивность» и «результативность» для непереходных глаголов. Общие признаки каузативных глаголов и ГДД, позволяют рассматривать ДД как частный случай каузативной ситуации.
Структура значения ГДД соотносится с фреймом ДД и фиксирует связь между участниками ситуации (субъектом и объектом деструкции), а также характеризует способ, цель, результат ДД, идентифицируя конкретную СДД.
Информация об участниках или компонентах ситуации может быть инкорпорирована в структуру значения (статический аспект языковой системы), а также дезинкорпорирована в процессе употребления (динамический аспект языковой системы).
При употреблении ГДД всегда реализуется прототипический (классифицирующий) компонент значения (указание на деструктивные изменения), в то время как идентифицирующий компонент значения может быть релевантным и реализовываться или быть нерелевантным и исключаться из смысловой структуры. Такая подвижность значения обуславливает возможность движения глагольной единицы по оси «генерализация - конкретизация».
Употребление ГДД в активной и пассивной конструкции, использование ГДД, обозначающие разные этапы СДД, представляет разные способы когнитивного профилирования ДД в речи.
8 7. ГДД обнаруживают категориальные или прототипические эффекты, которые заключаются в разной степени прототипичности членов категории и наличии градации в проявлении признаков ДД.
Теоретическая значимость проведенного исследования видится в системном описании многочисленной группы глаголов (726 единиц), имеющих сложное лексическое значение, которые до настоящего времени не подвергались системному изучению на материале английского языка. Результаты исследования вносят вклад в развитие когнитивной семантики, теории категоризации и лингвистической теории прототипов. Использование принципов универсальной семантики и семантических примитивов помогают разработать и представить структуру значения ГДД, а также выявить их когнитивный потенциал. Предлагаемые модели СДД способствуют более точному описанию особенностей языковых средств репрезентации ДД в английском языке, а также способ описания глагольного значения типизировано.
Практическая значимость работы состоит в возможности использования результатов исследования в практике преподавания английского языка, в теоретическом курсе по грамматике, при проведении семинарских занятий и спецкурсов по лексической семантике, при составлении учебных пособий, а также при руководстве курсовыми и дипломными работами.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры английской филологии № 1, а также на семинарах аспирантов Кемеровского государственного университета. По теме диссертации были сделаны доклады на научных конференциях и опубликованы статьи в международных и всероссийских научных сборниках.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех исследовательских глав с выводами по каждой главе, заключения, библиографии и списков использованных словарей и литературных
9 источников. Объем диссертации составляет 190 страниц машинописного текста (основной текст диссертации — 169 страниц).
Во введении обозначаются объект, предмет и материал исследования, определяются цель, задачи и методы исследования, обосновывается актуальность работы, указывается ее научная новизна, характеризуется теоретическая и практическая ценность диссертации, приводится краткая характеристика структуры и содержания работы.
Первая глава посвящена описанию характерных особенностей и принципов когнитивного подхода и когнитивной семантики, выявлению теоретических обоснований категоризации в языке.
Вторая глава посвящается особенностям глагольной категоризации и определению соотношения понятий «фрейм», «прототип» и «инвариант». Кроме того, затрагиваются проблемы инкорпорации и дезинкорпорации информации на примере ГДД.
Третья глава содержит описание СДД в ее взаимоотношениях с каузативной ситуацией, определение роли информации, касающейся участников и компонентов ситуации в структуре значения глаголов. Предложенная классификация ГДД опирается на дополнительные (индивидуализирующие) характеристики, которые способны передавать отдельные члены глагольной категории. В рамках третьей главы рассмотрены и проанализированы основные особенности активной и пассивной модели употребления ГДД.
В заключении обобщаются результаты проведенного в работе исследования, излагаются выводы, формулируются основные особенности организации категории ГДД и актуализации фрейма ДД, намечаются направления дальнейшего изучения этой научной проблемы.
Понятие категоризации в языке
Как отмечал в своей работе Дж. Лакофф (2004: 40), «язык является, в конечном итоге, видом познания», а также своеобразным хранилищем информации об окружающем мире и результатах когнитивной деятельности человека, поскольку появление новых объектов, явлений и культурных понятий происходит параллельно с процессом номинации. Е. С. Кубрякова (1997), Н. И. Жинкин (1998), А. В. Кравченко (2001) отмечают главенство информативной функции языка, которая проявляется не только в ее обработке, но также передаче и хранении информации.
Вместе с тем, язык наряду с когнитивной системой человека выполняют функцию организующего механизма, поскольку вся информация хранится в когнитивной системе человека в структурированном и упорядоченном виде и соотносится с категоризацией знания в языке. Коренной вопрос языкознания касается «истоков, механизмов и способов формирования языкового значения как определенным образом категоризованной информации» (Кравченко 2001: 9).
Рассмотрим, что входит в понятие категории. Существует достаточно большое количество определений категории, исходя из их сущности и характера: естественные или природные категории объединяют объекты внешнего мира (чувственно воспринимаемые объекты); семантические категории или категории ментальных объектов включают в себя когнитивные, концептуально обусловленные объекты; лингвистические категории (лексические, грамматические) фиксируют особенности языковых объектов.
Под категоризацией принято понимать «мысленное соотнесение события или слова (в данном случае глагола) с более общим классом (группой или категорией) на основе определенных представлений об их сущностных свойствах, о категориях событий, которые лежат в основе общего значения глагола как части речи, и о существующих связях прототипического или аналогического характера между членами той или иной категории и самой категорией» (Болдырев 1994: 6). В связи с этим категоризация не только обуславливает возможность познания мира через его структурирование, но позволяет хранить результаты познания в определенных структурах -категориях и их системах.
Прототипическое представление значения, считающееся центральным для когнитивного направления после распространения знаменитой теории Э. Рош (1978), в данное время перенесено в область когнитивной семантики и трактуется через понятия «категория» и «категоризация».
А. В. Бондарко (2003), Н. Н. Болдырев (2003), Е. В. Падучева (2003) делают вывод о том, что сам язык является категориальным образованием, которое можно рассматривать в двух аспектах: в системном (статическом) аспекте, согласно которому, язык является системой отраженных в нем представлений о категориях мира и языка; и функциональном (динамическом) аспекте, который проявляется в процессе категоризации, то есть в мысленном соотнесении объекта с определенной категорией (категориями) через единицы языка.
Начиная от аристотелевского определения, в котором под категорией понимается наиболее общий род высказываний относительного такого подлежащего, как сущность, все последующие определения также указывали на наличие общих признаков у представителей категорий: категория - это «общие разряды, по которым распределяется частное содержание языка» (Потебня 1958: 61); «те группы однообразия в языке, под которые подводятся единичные явления» (Щерба 1957: 12); «ряд форм, объединенных со стороны значения и имеющий, хотя бы в части составляющих его форм, собственную звуковую характеристику» (Пешковский 2001: 27); «одна из познавательных форм мышления человека, позволяющая обобщать его опыт и осуществлять его классификацию» (КСКТ 1997: 45); «вещи объединяются в категорию на основе того, что они имеют общего» (Лакофф 2004:19).
Как следует из определений, категории и теория категоризации базируются на двух противоположных процессах - анализе и синтезе. Однако Э. Рош (1990), А. Вежбицкая (1999), Дж. Лакофф (2004) и многие другие исследователи отмечают, что процесс выявления категорий и их использование может быть затруднен разнообразием их форм и типов (категории базового уровня, классические категории, комплексные категории, размытые категории, генеративные категории, градуированные категории, радиальные категории, категории, основанные на прототипах).
По мнению исследователей, категоризация лежит в основе мышления, организации концептуальных систем человека, его языка, а также всей человеческой деятельности. «Нет ничего более базового для нашего мышления, восприятия, действий и речи, чем категоризация. ... Понимание того, как мы осуществляем категоризацию является необходимым для понимания того, как мы мыслим и как мы действуем, и следовательно, необходимым для понимания того, что делает нас человеческими существами» (Лакофф 2004:20). Характер отношений между когнитивными структурами и категоризацией отражен в основополагающих положениях когнитивной парадигмы исследования человеческого мышления и языка, которые сформулировал Дж. Лакофф (2004:13-14): 1. репрезентация чувственного опыта в структурах, образующих концептуальную систему человека; 2. образность и гештальтность (структурная целостность) мышления; 3. зависимость мысли от степени структурирования; 4. возможность описать концептуальные структуры посредством когнитивных моделей; 5. связь теории когнитивных структур с изучением категоризации. Таким образом, когнитивные структуры и категории являются взаимообусловленными: первые структурируют мысль и принимают участие в формировании категорий, которые в свою очередь определяют содержание когнитивных структур. Следовательно, при изучении языковых явлений необходимо учитывать свойства и структуру категорий, а также содержание когнитивных структур, которые соотносятся с данным явлением.
Структурные особенности глагольной категоризации
Категории не раз становились объектом описания лингвистов, не смотря на то, что исследователи использовали различные термины для обозначения подсистем в зависимости от выбираемого категориального признака.
Для исследования семантических свойств единиц применялись понятия «поле», «лексико-семантическая группа», «тематический ряд», «синонимический ряд», «гипонимические, гиперонимические, меронимические отношения» и другие. Общие грамматические свойства единиц исследовались в рамках лексико-грамматических разрядов, функционально-семантических полей или же собственно грамматических категорий. Более тесные связи с когнитивной лингвистикой демонстрируют термины «концептуальный класс» (СК 1991), представляющий группировку слов и объектов; «концептуализированная предметная область» (Степанов 1997), в которой в пределах культурного концепта соотносятся слова, вещи, мифологемы, ритуалы; «конгломеративная группа лексики» (Никитин 1997), которую иначе можно было бы назвать конвенциональная категория, поскольку условием существования подобной группировки является произвольно выбранная идея; фреймы, репрезентируемые группами слов и представляющие основу категоризации.
В. Б. Гольдберг (2000: 92) отмечает, что «выделение группировок представляет классификационную деятельность человека», за которой «закрепился» термин категоризация. Процессы категоризации основаны на сравнении и установлении сходства и подобия; в лингвистическом анализе установление сходства и подобия может затрагивать как сферу семантики и передаваемые смыслы, так и сферу грамматики (общие грамматические свойства и особенности функционирования). Однако если существительные довольно легко обнаруживают семантическое и функциональное подобие, то для глаголов выявление категориальных признаков представляет значительную трудность. В своей работе С. Дж. Пулман (1983) попытался проверить, в какой степени глаголы обнаруживают категориальные свойства, а также возможно ли вообще перенести или распространить теорию категоризации, разработанную главным образом на примере существительных, на глаголы. Более того, ставился вопрос о существовании прототипических эффектов для глаголов, поскольку в отличие от категорий существительных глаголы в целом не дают оснований для того, чтобы a priori сделать выводы о наличии у них прототипов, а тем более прототипических эффектов.
Трудность выявления прототипов заключается в том, что «категории -событий или действий в отличие от объектов, - образованные глаголами, являются гораздо более сложными и абстрактными, зависят зачастую от институциональных или культурных факторов, или же базируются на предположениях относительно мотивов и намерений» (Pulman 1983: 107). Суммируя данные, приводимые С. Дж. Пулманом, можно сделать вывод о разной степени субъективности категорий: категории сущностей, репрезентируемых существительными, демонстрируют большую степень объективности, чем глаголы, которые могут содержать компонент интерпретации номинируемого действия или события.
Демонстрируя интерпретационный потенциал глагольной единицы, С. Дж. Пулман (1983) отмечает, что лишение жизни одного человека другим может быть представлено при помощи целого ряда единиц. В каждом отдельном случае глагол фиксирует определенный интерпретационный компонент, который может и не быть отражением компонента реальной ситуации, а являться признаком действия, приписываемым данной единице членами данного культурного сообщества. Рассмотрим таблицу, в которой мы обобщили примеры трех ГДД, приводимые С. Дж. Пулманом (1983: 109) в своем исследовании: По мнению исследователя, само действие по своей природе может быть лишено подобных характеристик, а только ситуация, в которой происходит действие, приписывает их ему. Таким образом, глагол в результате процесса номинации охватывает не действие, а всю ситуацию, описывая ее как «действие + характеризующий интерпретационный компонент (отличительные особенности действия, выделяющие его из ряда подобных)». При этом интерпретационный компонент может носить как объективный, так и субъективный характер.
Со своей стороны, мы могли бы дополнить данный список рядом других ГДЦ со значением убийства, которые содержат объективный интерпретационный компонент: to overlie - to cause the death of by lying upon (MWD) - смерть наступает в результате прекращения доступа воздуха из-за того, что кто-то лежит над человеком (ср. русс, заспать, задушить ребенка во время сна) В случае с глаголом «to overlie» обстоятельства смерти таковы, что они не зависят от субъективной оценки говорящего-наблюдателя, их вряд ли можно отрицать. В СДЦ, обозначенной глаголом, нет указаний на субъективные характеристики, как, например, преднамеренность/непреднамеренность, мотив, правомерность, желательность и т. д. При употреблении ГДЦ в речи объективность оценки ситуации не изменяется: My embryo has never been torpid ... nothing could overlay it... (Whitman, P. 149) В связи с этим в предложении, в котором была употреблена единица, репрезентация СДД может быть названа объективной в силу объективности интерпретационного компонента. Тем более, что обстоятельства СДЦ подтверждают невозможность совершения ДЦ: объектом является неродившийся ребенок, который, кроме того, обладает достаточной активностью, чтобы избежать данного ДЦ.
Явление глагольной дезинкорпорации
Можно утверждать, что категория ГДЦ обнаруживают высокую степень инкорпорации, так как 33 % (236 единицы) всех рассмотренных нами ГДЦ (общим количеством 726) были образованы именно при помощи глагольной конверсии типа N- V или Adj- V, под которой понимается «семантико-грамматическая транспозиция исходной именной формы в глагольную на основе механизма межчастеречного перехода и нелинейного словообразования» (Дикусарова 1995: 1). При этом подавляющее большинство конвертированных глаголов были образованы из существительных - 29,88 % (217 единиц), в отличие от прилагательных, на долю которых приходится только 3 % от общего числа ГДЦ или 8 % от общего числа конвертированных ГДЦ. Для конверсии типа N- V характерны ограничения, касающиеся семантико-синтаксической структуры производящих имен существительных. Ограничения накладываются специализированным набором составляющих падежных значений, в которых могут выступать существительные, служащие основой для конверсии: инструмент, свойство, вещество, локатив, темпоратив, результат, целевое назначение, оценочный квалификатив, специфический объект или качество. «Другие падежные значения имен существительных (агенс, пациенс) закреплены за линейными способами словообразования» (Дикусарова 1995: 3). Тем не менее, глаголы также могут содержать информацию о характере и свойствах субъекта и объекта.
Выделяется несколько моделей конверсии, наиболее продуктивной из которых оказалась конверсия, фиксирующая инструмент или способ осуществления деструкции (117 глаголов). Объем этой группы составляет 50% от всего числа конвертированных глаголов и 16 % от всех ГДЦ. Приведем примеры некоторых из них: «to billhook» (инструментом или орудием ДД являются алебарда, топор, мачете, секач), «to bludgeon» (дубинка), «to bomb» (бомба или артиллерийский снаряд), «to bombard» (бомба или артиллерийский снаряд), «to bulldoze» (бульдозер), «to cannon» (пушка, артиллерийское орудие), «to chisel» (долото, стамеска, зубило; чекан, резец), «to claw» (когти), «to dirty» (грязь, загрязняющая субстанция), «to drill» (сверло, буравчик, дрель, коловорот; перфоратор), «to dynamite» (динамит), «to electrocute» (электрический ток, электрический разряд), «to garrote» (гаррота - орудие казни - род железного ошейника; удавка), «to gas» (газ), «to grease» (грязь, жир, сало, смазка), «to guillotine» (гильотина), «to gun» (огнестрельное оружие), etc.
Второй по величине является группа глаголов, образованных на основе существительных, обозначающих деструктивный результат: в нее вошло 58 глаголов, что составляет 25 % от всех конвертированных глаголов и 8 % от общего числа ГДЦ: «to breach» (брешь, пролом, дыра; повреждение), «to bump» (сильное столкновение; глухой тяжелый удар; опухоль; шишка; выпуклая вмятина, вздутие; колдобина, выбоина), «to cave» (пещера; полость, котловина), «to chip» (щепка, лучина; стружка; опилки; место, где отбит кусок; изъян), «to concertina» (состояние деформации «гармошкой»), «to cripple» (травма, негодность), «to crumble» (крошки, порошок), «to damage» (вред; повреждение, поломка; убыток, ущерб), «to dice» (кусочки, нарезанные кубиками, в виде кубиков), «to flake» (хлопья, фрагменты покрытия), «to flaw» (трещина, щель, изъян в металле, фарфоре и т. п., брак в приобретенном изделии), «to fracture» (перелом; разрыв мягких тканей; трещина, разлом, излом; разрыв), «to fragment» (обломок; осколок; кусок, часть), «to furrow» (борозда, колея; желоб; глубокая морщина), «to gash» (глубокая рана, разрез; надрез; запил), «to half» (половина), «to harm» (убыток, урон, ущерб), etc.
После данной группы ГДЦ следует группа из 19 глаголов (8 % от объема конвертированных глаголов и 3 % от всего количества глаголов), образованных на основе прилагательных, что сближает их с предыдущей группой, так как имя прилагательное в данном случае обозначает результирующее деструктивное состояние. В эту группу входят следующие единицы: «to blind», «to dirty», «to disable», «to dry», «to dumb», «to fade», «to foul», «to lame», «to muddy», «to neuter», «to shallow», «to sour», «to stale», etc., которые синонимичны глагольным словосочетаниям с соответствующими прилагательными — «to make/cause to be + Adj.», — в котором в отличие от глагольной единицы происходит частичное разделение функций: прилагательное становится основным носителем лексического значения, а глагол отвечает за грамматическое оформление единицы.
Остальные группы образованы по менее продуктивным моделям: 1) 16 глаголов (7 % от всех ГДЦ и 2 % от общего числа ГДЦ), образованы от существительных, обозначающих локализацию деструктивного воздействия — «to brain», «to crown», «to gut», «to hamstring», «to hull», «to lop», «to peel», «to root (out)», «to scalp», «to shell», «to shuck», «to skin», etc. (следует отметить, что действие локализуется в основном на частях тела человека -голова, кожные покровы, внутренние органы, а также на поверхности объекта); 2) 11 глаголов (5 % от всех ГДЦ и 2 % от общего числа ГДЦ), образованы от существительных со значением болезни, - «to blight», «to blisten , «to blot», «to canker», «to disease», «to gangrene», «to harm», «to hemorrhage», «to pain», «to plague», «to wound»; 3) 10 глаголов (4 % от всех ГДЦ и 1 % от общего числа ГДЦ), образованы от существительного со значением СДД — «to massacre», «to pogrom», «to raid», «to sabotage», «to slaughter, «to torment», «to torture», характерной особенностью которых является либо массовый, либо особо жестокий характер ДЦ; 4) 5 глаголов (2 % от всех ГДЦ и 1 % от общего числа ГДЦ), образованы от существительного со значением субъекта действия, - «to butchen , «to savage», «to wolfr , etc. E. В. Падучева (2004: 57-58) отмечает, что большинство глаголов обладают инкорпорированным участником ситуации, который не очевиден из поверхностной структуры. Тем не менее, инкорпорированный участник зафиксирован в лексеме и ее дефиниции, а также имеет концепт, встроенный в структуру фрейма.
Инкорпорация может быть непрозрачной, если актант предполагается или выводится на основе наших знаний о мире. Глаголы «to cut», «to stab», «to slash» подразумевают совершение убийства или нанесение повреждений холодным оружием; лексемы «to execute», «to put to death», «to dispatch» указывают на то, что преступник является жертвой; «to lynch», «to assassinate», «to massacre», «to butcher» и другие обозначают убийство, совершаемое по религиозным или политическим мотивам.
Инкорпорация оказывает непосредственное влияние на падежную структуру и распространенность предложения, поскольку, как указывает Л. В. Мерзлякова (1986: 15), глаголы с простой и устойчивой инкорпорацией встречаются в двучленных или трехчленных синтагмах, а при сложном и вариативном характере инкорпорации возрастает потребность глагола в правом синтагматическом распространении.
Соотношение ситуации деструктивного действия и каузативной ситуации
Соответственно среди категориальных черт ГДЦ наряду с семантическими можно отметить морфологические и синтаксические, которые во многом определяются семантикой глаголов, а именно: тип синтаксической конструкции, тип морфологического выражения, общие правила комбинаторики. Итак, в соответствии с моделью ДЦ, ядро данной категории образуют акциональные каузативные глаголы, причем характер действия скорее контролируемый и намеренный, его источник - одушевленный и конкретный субъект. Глаголы реализуют свои категориальные свойства в предложениях с субъектом-агенсом и объектом-пациенсом, испытывающим физическое каузативное воздействие.
Так как прототипичность единицы напрямую зависит от представленности всех компонентов значения в ее семантике, наиболее репрезентативными примерами прототипическои каузации могут служить высказывания, содержащие единицы со значением ДЦ: «She killed her husband»; «Mark broke his sister s toy». Однако и среди них можно обнаружить менее репрезентативные: 1) ДЦ совершается не человеком (агент - стихия, животное, ситуация) - «The hurricane demolished the village», «The lion mangled the antelope»; 2) высказывание лишь имплицирует (косвенно указывает на) человека, например: «The bomb attack killed many civilians» (взрыв, скорее всего, был организован человеком или группой людей), «The explosion ruined his house» (сохраняется некоторая доля вероятности, что инициатором взрыва также был человек).
Кроме того, возможны ситуации, в которых ДЦ совершается ненамеренно и неконтролируемо (на это часто указывают единицы «accidentally», «by accident», «by chance», «by mistake», «unintentionally», «not deliberately», etc.), либо оно является результатом непрямой, опосредованной каузации («George passed the ball to Mike. Suddenly it changed direction and, having bounced off the tree, broke the window pane.»).
Существуют единицы представляющие ситуацию в целом, включая все компоненты и все этапы («Joe broke a vase»), а также такие, которые фиксируют только часть ситуации, имплицируя остальные компоненты: - воздействие субъекта ДЦ на объект (начальный этап СДЦ); - деструктивное изменение объекта ДЦ (промежуточный этап СДЦ); - деструктивное состояние, носителем которого является объект ДЦ (конечный этап СДЦ). Предложение «Joe dropped/struck/threw a vase» отражает воздействие субъекта ДЦ на объект. При этом действие является потенциально деструктивным, а реципиент, опираясь на свои знания о мире, может представить развитие и возможный исход ситуации в своем сознании (объект может претерпеть изменения или же остаться без изменений). Догадки могут быть подтверждены или опровергнуты более широким контекстом.
Объект ДЦ претерпевает деструктивное изменение в предложении «The vase broke/cracked/shattered», при этом существительное, обозначающее объект действия/каузации, выступает в функции подлежащего, а глагол приобретает рефлексивные/инактивные/инхоативные характеристики. Объект ДЦ является носителем деструктивного состояния в предложении «The vase is broken/shattered/cracked». Ситуация, зафиксированная в предложении, является результатом ДЦ, а конструкция относится к классу результативов.
Несмотря на то, что в рассматриваемых выше предложениях нет указаний на причину или источник действия, реципиент, исходя из знаний, зафиксированных во фреймовой структуре, предполагает их существование. Это связано с тем, что, даже не имея информации о всех компонентах ситуации, лексическая единица актуализирует весь фрейм, структура которого предполагает существование причины или мотива действия. Актуализация фрейма облегчает когнитивную обработку дискурса за счет конкретизации тематики, в результате чего для воссоздания всей ситуации, которая была закодирована в единицах языка, реципиент осуществляет целенаправленный поиск с тем, чтобы заполнить терминалы/ячейки фрейма соответствующей информацией об участниках ситуации, характере и обстоятельствах действия.
Итак, каузативная ситуация, представленная ГДЦ, включает три компонента и фиксирует следующую цепочку отношений: Subject (action 1) - Object (action 2) - Object (state). Отношения, которые связывают субъект и объект действия, предполагают воздействие субъекта или активного деструктивного фактора на объект, в результате которого внутри объекта происходят деструктивные изменения. Вследствие деструктивных изменений объект становится носителем деструктивного состояния, которое, представляет собой отклонение от нормы и делает невозможным существование, функционирование или использование объекта.
Каждый компонент данной цепочки отношений соответствует отдельному фрейму, входящую в макроструктуру прототипического фрейма, и, как видно из приведенных выше примеров, может быть представлен отдельными единицами - каузатив (action 1), инактив (action 2), результатов (state) (Апресян 1995; Мельчук 1995).
Когнитивное содержание каузатива, инактива и результатива задает определенную перспективу восприятия, представления и отображения ситуации. Обладая различными средствами отражения глубинных ролей, за которыми стоят ситуации объективной действительности, язык может выводить различные компоненты ситуации на передний план или задвигать их на периферию, а также изменять такие параметры действия, как контролируемость/неконтролируемость, внешность/внутренность и т. д. (Воронцова, Рахилина 2000; Бондарко 2003; Болдырев 1993,2001,2004).
