Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки, специфика и историзм конспирологического мышления 26
1.1 Понятие теории заговора и место явления в общественном дискурсе.. 26
1.2. Характерные черты теорий заговора и специфика их бытования в современном мире 30
1.3. Мифологическая природа феномена теорий заговора 44
1.4. Место истории в структуре теории заговора и специфика нового конспирологического историзма 51
1.5. Место теории заговора в процессе «изобретения нации» 69
Глава 2. Традиция конспирологического мифотворчества в Соединенных Штатах Америки XVII - XX вв 83
2.1. Формирование конспирологического менталитета и основных концептов исторического сознания американской нации 84
2.2. Конспирологическая ментальность в Соединенных Штатах Америки: основные направления теорий заговора, специфика и динамика развития 106
2.2.1. 1790-1865: конспирологическое мифотворчество и становление американской республики 107
2.2.2. 1865-1945. Через индустриализацию к интернационализму: конспирологический «ответ» на вызовы новой эпохи 121
2.2.3. 1945-2000. На пути к «Новому Мировому порядку»: опыт сверхдержавы в эру заговоров 131
Глава 3. Теория «еврейского заговора» в США 145
3.1. Историография, этапы развития и основные формы антиеврейских теорий заговора 145
3.2. Дело Мершаймера-Уолта в контексте традиции американского исторического сознания 175
Заключение 190
Список использованных источников и литературы 198
- Характерные черты теорий заговора и специфика их бытования в современном мире
- Место истории в структуре теории заговора и специфика нового конспирологического историзма
- Конспирологическая ментальность в Соединенных Штатах Америки: основные направления теорий заговора, специфика и динамика развития
- Дело Мершаймера-Уолта в контексте традиции американского исторического сознания
Введение к работе
Актуальность темы и направленность исследования. Актуальность избранной темы диссертационного исследования определяется несколькими обстоятельствами.
Во-первых, необходимостью выработки новых подходов к изучению массового исторического сознания современной эпохи. Во-вторых, значимостью феномена американского конспирологизма для понимания природы исторического познания и исторического сознания в целом, его места в определении самобытных черт национального характера, а также его ролью в выстраивании межцивилизационного, межэтнического и межгосударственного диалога. Анализ основных черт общественного сознания, проецирующих настоящие комплексы и фобии на историческое прошлое, способствует дальнейшему исследованию глубинных механизмов формирования исторического сознания как такового, раскрытию его природы. В-третьих, ее социально-политической значимостью. Недостаточное внимание, которое уделялось до сих пор этой форме исторического сознания в отечественной историографии, ведет к неправильному пониманию многих факторов, которыми определяется сегодня поведение различных слоев общества - от простых людей до правящих элит, что чревато грубыми просчетами в сфере практического политического действия. Ввиду малого количества работ в отечественной историографии, посвященных данной проблеме, диссертационная работа не только заполняет лакуны научного знания, связанные с изучением механизмов формирования массового исторического сознания на современном этапе, но и создает значительный задел для последующих исследований явления теории заговора в контексте современной российской действительности.
Степень научной разработанности проблемы. Несмотря на тот факт, что в отечественной историографии наблюдается явный недостаток работ, связанных с изучением феномена теории заговора, тем не менее, стоит отметить ряд исследований в отечественных со-цио-гуманитарных науках, позволяющих внести ясность в изучаемую проблематику.
В первую очередь, следует отметить изданную в 1999 г. в Москве работу В.Э. Багдасаряна, посвященную исследованию корпуса публикаций конспирологического характера на материале российской историографии середины XIX-XX вв. . Автор внимательно проследил генезис и формы бытования конспирологического мифа в контексте отечественной истории, продемонстрировав универсальный характер явления, и специфические черты, отличающие отечественный конспирологическии дискурс. Кроме того, указанным автором была опубликована работа «Проблема мифологизации истории в отечественной литературе 1990-х гг.» , на обширном материале раскрывающая основные историко-
1 Багдасарян В.Э. «Теория заговора» в отечественной историографии второй половины XIX-XX вв. М., 1999.
528 с.
2 Багдасарян В.Э. Проблема мифологизации истории в отечественной истории 1990-х гг. М, 2000. 102 с.
мифологические конструкции, методологию исторического мифотворчества и исторические закономерности формирования мифологических теорий. Эти две публикации являются практически единственными научными исследованиями указанного явления в отечественной историографии.
Помимо этого, необходимо отметить ряд работ отечественных авторов, существенным образом проясняющих социально-политические аспекты изучаемого явления. Так, монография С Я. Матвеева и В.Э. Шляпентох «Страхи в России в прошлом и настоящем» исследует феномен страха перед социально значимыми процессами, воспринимаемыми массовым сознанием как катастрофа. Полномасштабное исследование функций страха и его влияния на общественное и историческое сознание помогает определить социально-политические факторы, актуализирующие конспирологическое мифотворчество в современном обществе.
Один из ведущих отечественных социологов Л. Гудков выпустил ряд работ , посвященных формированию и бытованию образа врага в российском обществе, рассматривая предпосылки формирования и структурные компоненты теорий заговора в зависимости от социально-экономических и политических условий. Позднее, в Москве вышел сборник статей, посвященных проблеме ксенофобии «Мы и они: Конформизм и образ 'другого'» , где важное место отводится исследованию взаимосвязи «свой-чужой» как социально-политического и историко-культурного феномена, а также влияния данного феномена на национальное строительство.
Работа Л. Кациса «Кровавый навет и русская мысль» представляет собой полномасштабное исследование одного из самых известных и трагичных событий в истории антиеврейских настроений в России - делу Бейлиса. Актуальность исследования заключается в изучении политических и историко-церковных аспектов дела, дающих понимание исторического контекста и характерных черт общественного сознания, способствовавших распространению антиеврейских предрассудков в российском обществе эпохи модерна.
Среди работ зарубежных авторов, посвященных тематике теории заговора, необходимо выделить эссе Р. Хофстэдтера «Параноидальный стиль в американской политике» , ставшее одной из первых работ, позволивших идентифицировать влияние теорий заговора на американскую историю. Прежде причину заговоров объясняли, как правило, стараниями политиков, но работа Р. Хофстэдтера осветила и другой аспект бытования конспирологических мифов в политической сфере: психологический. Хофстэдтер отметил основные черты, при-
1 Матвеева С.Я., Шляпентох В.Э. Страхи в России в прошлом и настоящем. Новосибирск, 2000. 185 с.
2 Гудков Л. Негативная идентичность : статьи 1997-2002 годов. М, 2004; Он же. Образ врага. М, 2005.
3 Васильев Л.С. Мы и они: Конформизм и образ 'другого' : сборник статей на тему ксенофобии. М., 2007. 224 с.
4 Кацис Л. Кровавый навет и русская мысль: историко-теологическое исследование дела Бейлиса. М., 2006.
497 с.
5 Hofstadter R. The Paranoid Style in American Politics: And Other Essays. Harvard, 1966.
сущие мышлению человека, верящего в теории заговора, его восприятие настоящего и, что самое главное, прошлого.
Параллельно с Р. Хофстэдтером проводил свои исследования и историк Д. Б. Дэвис, опубликовавший ряд интереснейших работ по историографии теории заговора в США XIX-XX веков. Помимо ряда журнальных статей, ключевых для понимания американской кон-спирологической ментальности , стоит отметить его исследование «Страх заговора: образы анти-американской подрывной деятельности со времен революции и до настоящего времени» , в которой раскрывается генезис конспирологической ментальности со времен американской революции и до 60-х годов XX века.
Работа Б. Бэйлина «Идеологические истоки американской революции» хотя и не посвящена непосредственно исследованию теории заговора, в ней важное место отводится анализу влияния идеи о заговоре на жизнь предреволюционной Америки. Бэйлин был фактически первым из историков, кто подчеркнул ключевое влияние этого мотива на идеологическое обоснование революции и последовавших за ней дебатов об устройстве молодой республики. Стремясь оставить в стороне предположение, что теория заговора - всего лишь часть «дискурса сумасшедших», Бэйлин отмечал, что исследования конспирологического дискурса в американской истории - это шанс понять образ мышления американца XVIII века и последующих эпох, а также исследовать механизмы политической активности, движущие общество.
Несмотря на то, что начало исследованию феномена теории заговора было положено американскими историками в 1960-е годы, период 1990-2000-х отличается особенным интересом к данной тематике в контексте политических и экономических изменений американского общества. Особо стоит упомянуть работу Д. Пайпса «Заговор: Мания преследования в умах политиков» , впервые опубликованную в 1997 году в США и изданную в 2008 году в России. Несмотря на своеобразный публицистический стиль работы, автор, анализируя различные свойственные теориям заговора черты, сделал одно из важных открытий: согласно Д. Пайпсу, независимо от политической принадлежности, люди в равной степени склонны серьезно относиться к теориям заговора, верить в них и популяризировать. Таким образом, теории заговора и вера в них становятся не просто уделом маргиналов праворадикального толка, но повсеместно распространенным феноменом, отсылающим скорее к природе чело-
1 Davis D.B. Some Themes of Counter-Subversion: An Analysis of Anti-Masonic, Anti-Catholic, and Anti-Mormon
Literature II The Mississippi Valley Historical Review. 1960. № 2. P. 205-224.
2 Davis D.B. The Fear of Conspiracy: Images of un-American Subversion from the Revolution to the Present. New
York, 1971.369 р.
3 BailynB. The Ideological Origins of the American Revolution. Harvard, 1967. 416 p.
4 Pipes D. Conspiracy. How the Paranoid Style Flourishes and Where It Comes From. New York, 1997. 272 p. На рус
ском языке: Пайпс Д. Заговор: Мания преследования в умах политиков. М., 2008. 336 с.
веческого сознания, чем к политической ориентации. В этом же ключе выполнена работа британского журналиста Д. Аароновитча «Истории Вуду: роль теории заговора в формировании современной истории» .
Работа М. Фенстера «Теории заговора: секретность и власть в американской культуре» описывает феномен теории заговора, как двойственного явления: с одной стороны, это угроза политическому порядку, потенциально исходящая от наиболее активных и агрессивно настроенных сторонников теорий заговора; с другой стороны, теория заговора - это уникальное воплощение демократичности политического процесса, хотя и с определенным популистским оттенком, представляющее собой неотъемлемую часть политического дискурса современного демократического государства.
Р. А. Голдберг в своем исследовании представил анализ теорий заговора с позиции исторической науки, сделав интересный анализ процесса формирования исторических предпосылок конспирологической ментальности в общинах первых поселенцев в Америке. Автор также исследовал современное бытование феномена теории заговора в его самых распространенных направлениях в общественном дискурсе США.
Г. Уэст и Т. Сандерс в сборнике статей под своей редакцией собрали интересные проявления конспирологической ментальности в различных культурах, косвенно подтвердив, таким образом, мифологическую природу явления теории заговора.
Одним из интереснейших исследований, изучающих природу и предпосылки формирования конспирологической ментальности в современном обществе, является работа М. Баркуна «Культура заговора: образы Апокалипсиса в современной Америке» . Баркун, отвечая на вопрос о причинах маргинального положения теорий заговора в общественном дискурсе, не только проводит фундаментальное исследование особенностей различных рели-гозных культов и контркультурных движений в современной Америке, но и выявляет способы верификации теорий заговора в глазах обывателя. В подобном же, хотя и несколько урезанном, виде выполнена работа Д. Томпсона «Антизнание: как мы сдались теориям заговора, врачам-шарлатанам, фальшивой науке и поддельной истории» . На примерах современной массовой культуры Томпсон четко описывает каналы, по которым явления, ранее бывшие уделом интереса узких субкультурных групп, стали признанной частью официального дискурса, постепенно подменяя собой серьезные научные явления.
1 AaronovitchD. Voodoo Histories: The Role of Conspiracy Theory in Shaping Modem History. London, 2009. 368 p.
2 Fenster M. Conspiracy theories: Secrecy and Power in American Culture. Minneapolis, 1999. 371 p.
3 Goldberg R.A. Enemies within: The Culture of Conspiracy in Modern America. New Haven, 2002. 368 p.
4 Transparency and conspiracy: ethnographies of suspicion in the new world order. Durham, 2003.
5 BarkunM. A Culture of Conspiracy: Apocalyptic Visions in Contemporary America. Berkeley, 2003. 328 p.
6 Thompson D. Counterknowledge: How we surrendered to conspiracy theories, quack medicine, bogus science and
fake history. London, 2008. 176 p.
В 2003 г. в Калифорнии вышла многостраничная энциклопедия «Теории заговора в американской истории» под редакцией британского исследователя П. Найта, в авторском составе которой представлены практически все ведущие американские исследователи кон-спирологической ментальности.
Стоит также отметить несколько работ, которые посвящены бытованию мифа о заговоре в современном обществе в целом и позволяющие выделить основные черты и специфику бытования теории заговора в современном обществе.
В первую очередь, следует упомянуть классическую работу Н. Кона «Благословение на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколах сионских мудрецов»» . Впервые изданная в 1967 г. в Лондоне, работа исследует историю появления «Протоколов Сионских мудрецов» и структурные особенности этой фальшивки. Более того, обширный материал, собранный Н. Коном, позволяет проследить формирующие черты мифа об «еврейском заговоре» в европейском обществе, предпосылки для активизации данного мифа в общественном сознании, а также влиянии документа на рост антиеврейских настроений. Позднее итальянский ученый Чезаре де Микелис выпустил книгу ««Протоколы сионских мудрецов»: Несуществующий манускрипт, или подлог века» , существенно дополнив и откорректировав результаты исследования Н. Кона.
Книга И. Рогалла фон Бибберштайна «Миф о заговоре», первоначально изданная в Германии в 1976 г. под названием «Тезис о заговоре, 1776-1945», представляет собой интереснейший образец исследования мифа о масонском заговоре - ключевом мотиве конспиро-логического дискурса . Автор не только уделил большое внимание историческому контексту, объективным социально-политическим, идеологическим и философским предпосылкам появления тезиса о «масонском заговоре», но и скрупулезно исследовал огромный корпус архивных документов. Данный труд позволяет проследить генезис мифа о масонском заговоре в различные исторические периоды, начиная с первой половины XVIII века, а также постепенное объединение его с мифом об «еврейском заговоре».
Диссертация М. Леруа «Миф о иезуитах: От Беранже до Мишле» имеет предметом исследования политический миф о «заговоре иезуитов», имевший огромную популярность во Франции XIX в. Автор провел серьезное исследование полемической литературы, демонстрируя насколько легко политический миф конспирологического характера способен моби-
1 Conspiracy theories in American History : An Encyclopedia. Santa Barbara, 2003. 925 p.
2 Cohn N. Warrant for Genocide. The Myth of the Jewish World Conspiracy and the Protocols of the Elders of Zion.
London, 1967. - 313 p. На русском языке: Кон H. Благословение на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев
и «Протоколах сионских мудрецов». М., 2000. 172 с.
3 Микелис Ч. де «Протоколы сионских мудрецов»: Несуществующий манускрипт, или подлог века. Минск:
МЕТ, Ковчег, 526 с.
4 Leroy М. Le mythe jesuite: de Beranger a Michelet. Paris, 1992. 467 p. На русском языке: Леруа M. Миф о иезуи
тах: от Беранже до Мишле. М., 2001. 460 с.
лизовать общество в период политической и социально-экономической нестабильности. Более того, важное значение имеет концептуализация автором идеи о «заговоре иезуитов» сквозь призму мифологического сознания.
Объектом исследования является феномен теории заговора и его взаимодействие с современным историческим сознанием.
Предметом исследования служит изучение места и особенностей функционирования теорий заговора в американском общественном сознании и их взаимосвязь с историческим сознанием американской нации.
Целью работы является выявление комплекса исторических измерений конспироло-гического дискурса, содержащихся в общественном сознании американской нации.
Для реализации указанной цели в работе осуществляется решение ряда задач.
на материале зарубежных и отечественных исследований определить основные черты теорий заговора и конспирологического сознания;
рассмотреть объективные факторы социального, экономического, политологического, психологического свойства, предопределяющие формирование теорий заговора в современном обществе;
проанализировать причины и специфику влияния теорий заговора на формирование исторического сознания;
исследовать процесс формирования специфических идей в американском этно-национальном сознании сквозь призму теорий заговора, повлиявших на трансформацию исторического сознания;
выявить исторические факторы, существенным образом повлиявшие на развитие конспирологическои ментальности и межкультурных взаимоотношений в американском обществе.
Хронологические рамки исследования ограничены XVII-XX веками, т.е. периодом, когда можно говорить о начале развития в США традиции современного конспирологического мифотворчества.
Методологической основой работы в наиболее общем плане послужили принципы объективности и историзма. В работе используются как общенаучные методы исследования (анализ и описание), так и специальные методы: исторического и дискурсивного анализа, сравнительно-исторический метод. Для контекстуализации взглядов авторов и учёта возможных воздействий исторической среды на их работу в работе использован «синхронный» метод. Помимо этого, ввиду специфики конспирологического мышления, более всего напоминающего мифосознание, в исследовании были использованы наработки в изучении мифа,
способные дать наиболее полное понимание специфики и внутренней логики теории заговора.
Работа основана на материале американской историографии, имеющей обширный общетеоретический и методологический инструментарий, позволяющий взглянуть на феномен теории заговора с разных перспектив. Полидисциплинарный подход к исследованию феномена теории заговора возможен благодаря значительному корпусу работ, который начал формироваться в 1950-1960 гг. Так, за прошедшие более, чем пятьдесят лет были проведены исследования феномена теории заговора с позиции политологии, истории, социологии, религиоведения. Вопреки широко распространенному мнению о популярности теорий заговора среди сторонников праворадикальных взглядов, результаты исследований отчетливо демонстрируют, что теории заговора являются объектом коллективного мифотворчества как сторонников правых, так и левых взглядов. Подобный подход к восприятию действительности нисколько не ограничивается рамками какой-то определенной идеологии, а скорее обоснован традиционными мифологическими архетипами человеческого мышления.
Для исследования идеи о заговоре с позиции теории мифа были использованы концепции А.Ф. Лосева и М. Элиаде. Первая концепция важна своим представлением о мифе, как неотъемлемой части нашей жизни, явлении вечном и всепроникающем. Для Лосева мифология видится всюду - в искусстве, поэзии и в науке. Конспирологически мыслящий человек живет в мире мифов, для него заговор есть неотъемлемая, неоспоримая часть существования. Если смотреть на поведение конспирологов с точки зрения концепции Лосева, многие очевидные противоречия «сглаживаются», что помогает понять мифологическую природу конспирологического сознания . Вторая - концепция мифа М. Элиаде, позволившая структурировать миф о заговоре по определенным признакам, перманентно присущим кон-спирологическому мифотворчеству.
Также необходимо отметить, что употребление в диссертационном исследовании таких терминов как «дискурс», «феномен», «миф» и др. используется безотносительно к той концептуальной парадигме, посредством которой тот или иной термин был изначально введен в научный лексикон. Употребление автором данных терминов в работе связано с тем, что они давно и прочно вошли в общегуманитарный терминологический оборот, потеряв, в некотором смысле, свое изначальное, узкоспециальное значение.
Источниковая база исследования. В разные периоды истории США изучение развития феномена теории и заговора и его взаимодействия с историческим сознанием американской нации основывалось на различных источниках. Так, первый период генезиса феномена относится к предреволюционной эре (1740-1783 гг.). Основными источниками, служившими
1 Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Философия. Мифология. Культура. М., 1991. 524 с.
для исследования бытования мифа о заговоре в общественном дискурсе американского общества в данный период, являются отчеты официальных лиц , письма из личных архивов лидеров революции2, публичные проповеди3.
Второй период (1790-Є-1865 гг.) характеризуется формированием основных направлений американского конспирологического мифотворчества. Основными источниками этого периода являются государственные акты4, политические памфлеты5, публичные проповеди6
и выступления , письма из личных архивов .
Третий этап (1865-1945 гг.), отмеченный ускорившимися процессами социально-экономической модернизации, характеризуется некоторой дифференциацией концептуальных направлений. Источниками для изучения конспирологической ментальности американского общества в этот период служили монографии , политические памфлеты , статьи в периодических изданиях11', сборники статей12, литературные романы13, письма из личных архивов14.
Четвертый этап (1945 г. - по настоящее время) отличается особенной дифференциацией концепций и тем американского конспирологического дискурса. Источники по этому периоду чрезвычайно разнообразны, однако, для данного исследования были использованы монографии15 и статьи на Интернет-сайтах16.
Новизна результатов проведённых исследований. Научная новизна диссертации проявляется как в самой постановке проблемы, так и в полученных теоретических результа-
1 Horsmanden D. A. Journal of the Proceedings in the Detection of the Conspiracy Formed by Some White People, in
Conjunction with Negro and Other Slaves, for Burning the City of New York in America, and Murdering the Inhabi
tants. Boston, 1971.
2 The Writings of George Washington from the Original Manuscript Sources, 1745-1799. In 38 vol. Washington, 1936.
Vol. 3.
3 Baldwin E. An Appendix, Stating the Heavy Grievances the Colonies Labour Under From Several Late Acts of the
British Parliament, and Shewing What We Have Just Reason to Fear the Consequences of These Measures Will Be.
New Haven, 1774.
4 Alien and Sedition Acts II Conspiracy Theories in American History : An Encyclopedia. P. 49.
5 Cobbett W. Detection of a conspiracy, formed by the United Irishmen: with the evident intention of aiding the tyrants of
France in subverting the government of the United States. Philadelphia, 1799.
6 Morse J. A Sermon, Exhibiting the Present Dangers, and Consequent Duties of the Citizens of the United States of
America. Charlestown, 1799.
7 The Proceedings of the United States Anti-Masonic Convention. New York, 1830.
8 Jefferson T. Letters (1743-1826). //University of Virginia Library. Electron, text data. Charlottesville, [s.a.]. URL:
im-
ages/modeng&data=/texts/english/modeng/parsed&tag=public&part=116&division=div (access date: 11.08.2010)
9 Strong J. Our Country: Its Possible Future and Its Present Crisis. New York, 1885.
10 Farmer E.J. The Conspiracy against Silver in the United States. Cleveland, 1886.
11 Palmer M.A. The Case Against the Reds I M.A. Palmer II Forum. - 1920. - № 63. - P. 173-185.
12 Ford H. The International Jew: The World's Foremost Problem. Whitefish, 2003.
13 Donnelly I.L. Caesar's Column: A Story of the Twentieth Century. Chicago, 1890.
14 Adams H. The Jews Make Me Creep (1896, 1901, 1914) II The Jew in The Modern World. P. 467.
15 Robertson P. New World Order. Dallas, 1991. 319 p.
16 Marrs J. Rule by Secrecy: The Hidden History That Connects the Trilateral Commission, the Freemasons, and the
Great Pyramids. [Electronic resource] II Biblioteca Pleyades. -Electron, text data. [S.I.], [s.a.]. URL:
sociopol_ ralebysecrecy_notes.htm (access date: 11.08.2010).
тах. Помимо тщательного исследования структурных компонентов феномена теории заговора, впервые в мировой исторической науке осуществлено исследование процесса взаимодействия теории заговора и исторического сознания современного североамериканского общества. Проведено комплексное исследование влияния теории заговора как на развитие истории американской нации в целом, так и на историю генезиса антиеврейских настроений в США в частности. В контексте истории становления американского общества определены факторы и идеи, повлиявшие на формирование исторического сознания и предопределившие специфическую роль в нем теорий заговора. На этом фоне проведено исследование истории развития мифа о «еврейском заговоре» в США, характерным образом демонстрирующего уникальность американской общественно-политической модели.
Практическая значимость исследования заключается в возможности применения его материалов и результатов при подготовке трудов по истории США, по истории антисемитизма, а также в экспертно-аналитическом консалтинге материалов прессы по актуальным общественно-политическим вопросам, связанным с развитием современного исторического сознания; при разработке учебных курсов, спецкурсов по истории западной общественно-политической мысли, истории и историографии США, истории еврейской цивилизации, а также в научно-популярных публикациях в средствах массовой информации.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования получили отражение в пятнадцати научных публикациях, включая одну монографию на английском языке, а также - в выступлениях автора на трех международных, трех всероссийских и одной региональной научных конференциях.
Структура работы обусловлена целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения, списка источников и использованной литературы.
Характерные черты теорий заговора и специфика их бытования в современном мире
Среди основных признаков конспирологического дискурса необходимо выделить мотив обладания некой «уникальной» истиной, доступной малому числу людей и скрытой в теориях заговора. При этом авторы теорий заговора доверительно сообщают своему читателю о том, что они качественно отличаются от массы, поскольку посвящены в природу того, как устроен окружающий мир, они знают как «на самом деле» происходили события.
Как пишет Дэвид Ааронович: «...вера в заговор делает тебя частью истинно героической, элитарной группы, способной видеть поверх официальной версии событий, сфальсифицированной властями для блага инертной массы людей.... Конспирологи взломали код, и не в последнюю очередь потому, что обладали необычным восприятием действительности. Те, кто не в состоянии или не видят истину, по-разному описываются как роботы, или в последнее время как слепо следующая за толпой человеческая масса [sheeple]»77.
Находясь на периферии общественного дискурса, авторы конспироло-гических концепций, тем не менее, стараются попасть в мейнстрим, преодолев скепсис и недоверие общества. Для этого один из способов добиться достоверности своих теорий - это придать им вид научного, официального знания. Огромный реферативный аппарат, использование цитат со ссылками, терминов официальной науки и специфической терминологии - можно легко обнаружить практически во всех популярных теориях заговора. В среде ученых, занимающихся исследованиями природы конспирологической ментальности, данная черта носит ироническое название «смерть от сноски» .
Ричард Хофстэдтер писал: «Одна из впечатляющих вещей в параноидальной литературе - это контраст между заключениями из разряда фантазий и почти трогательного беспокойства о фактах, который она непрестанно демонстрирует.... Она производит героические старания, в попытках доказать, что невероятное — это единственное, во что можно поверить» .
Помимо огромного источникового аппарата, в качестве убедительных доказательств выступает и огромный массив фактологического материала, порой настолько обширный, что немногие читатели могут сохранить необходимую объективность и внимание в восприятии преподносимой информации. Более того, авторы конспирологических работ используют, как и академические ученые, ссылки на работы коллег, вводят своего рода «рейтинг цити-руемости», придавая, таким образом, своим работам статус научности и правдоподобности.
«Если источник процитирован много раз, то он должен быть справед-лив» ,- пишет Майкл Баркун, отмечая данную специфическую черту кон-спирологического сознания. Тем самым создается параллельная, альтернативная научная реальность со своими авторитетами, научной элитой, источ-никовым материалом и техникой исследования. А главное, существует постоянно пополняющаяся аудитория, которая воспринимает и транслирует образы, вырабатываемые этой «реальностью» в массы.
Отдельным примером того, насколько степень критичности к источникам различается в научной и псевдонаучной, конспирологической парадигме служит отношение к литературным подделкам — т.е. к историческим источникам, чей статус подделки подтвержден официальной наукой. Авторы теорий заговора продолжают верить фальшивкам, и некоторое количество таких теорий строится именно на апеллировании к подобным документам. Если кто-то пытается доказать их фальшивую природу, он автоматически попадает в разряд «подверженных манипуляциям» людей или заговорщиков. Специфика подобного рода документов заключается в следующем: появляясь в определенный момент времени, их авторы используют общественные настроения, выражая определенный социальный запрос и интегрируя возможные предрассудки и стереотипы автора.
Умберто Эко в одной из своих публикаций приводит прекрасный пример того, каким образом строится логика мысли сторонника теории заговора на примере текста Несты Уэбстер из книги «Тайные общества и подрывные движения»: «Единственное мнение, которое я рискую высказать, - пишет Уэбстер, таково: подлинные или поддельные, эти «Протоколы» представляют собой план всемирной революции и, учитьшая их пророческий характер и их ошеломительные совпадения с программами иных тайных обществ былых времен, они являются творением рук либо какого-то общества, либо кого-то замечательно информированного о традициях тайных обществ, способного воспроизвести в точности их идеи и самый стиль» . Анализируя вышесказанное, Эко представляет механизм логической последовательности аргументов сторонника теорий заговора: «"Поелику в моей книге написано то, что я вычитала в "Протоколах", "Протоколы" ее подтверждают", после чего добавляется "Поелику "Протоколы" подтверждают мою книгу, написанную на основании "Протоколов", следовательно, "Протоколы" подлинны". И, наконец, "Протоколы" могут быть поддельны, но они рассказывают в точности то самое, что евреями замышляется, и поэтому их приличествует полагать подлинными". Иными словами: не "Протоколы" разжигают антисемитизм, а насущная необходимость установить личность врага заставляет уверовать в Протоколы » .
У. Эко совершенно точно уловил ход мысли сторонника теории заговора. Так, в изданной не так давно книге американский автор Джим Маррс описал свое отношение к упомянутому выше документу следующим образом: ««Протоколы», помимо подстрекательства к антисемитизму, возможно, действительно отражают более серьезный заговор, спрятанный в высших кругах иллюминатов и франкмасонов» .
Место истории в структуре теории заговора и специфика нового конспирологического историзма
Как известно, науки в целом и история в частности, начиная с эпохи Просвещения, стали пользоваться непререкаемым авторитетом, оказывая серьезное влияние на бурные социальные процессы того времени. Столь важное место истории в структуре сознания современного человека определило и образ современного мифа о заговоре, не просто подчеркнув категорию времени, в целом характерную для традиционного мифологического сознания и имеющую циклическую форму, но внедрив в современные мифы о заговоре обязательную историческую составляющую, придавшую самой истории процесса воплощения заговора в жизнь некую направленность. Это выразилось в стремлении придать историческое измерение существующим традиционным конспирологическим архетипам, ретроспективно показывая, каким образом разворачивались события, в конечном итоге приведшие к успеху «плана» заговорщиков.
Чтобы понять, что отличает традиционный миф о заговоре от современного, стоит обратиться к мифу об еврейском заговоре, родившемся в эпоху античности из предрассудков и массового убеждения в человеческих жертвоприношениях, проводимых евреями на собраниях закрытых обществ. В эпоху современности данный миф стал базовым для разработки идеи о тайном еврейском заговоре, осуществляемым Сионскими мудрецами. Таким образом, он может послужить и определенным звеном, демонстрирующим преемственность между конспирологическими мифами традиционного и современного обществ.
Антиеврейские предрассудки, накапливавшиеся столетиями, берут свое начало в эпоху поздней античности. Начиная с эллинистического периода, определенные страхи и предрассудки развились до уровня устойчивых негативных стереотипов и мифов, преследовавших евреев, проживавших в диаспоре. В литературе периода античности можно встретить следующие эпитеты, служившие для определения евреев как безнравственной, запятнанной кровью группы отвратительных людей, намеренно отстраняющихся от ос-тального общества . Эта идея дала почву для восприятия евреев как «дру-гих», отличных от «нормальных» людей . Обвинения в ритуальных убийствах, осуществляемых евреями, впервые появились во II веке до н.э. в работах историка Посидония. По его словам, «когда Антиох II Эпифаний вторгся и осквернил Храм в 168 г., то обнаружил греческого пленника, который ему сообщил о том, что каждые семь лет евреи похищали грека, откармливали, съедали части его тела и клялись в вечной ненависти по отношению к гре-кам» . Мотив враждебности к населению, выраженный в ритуальных и кровавых убийствах его членов, неоднократно воспроизводился и в других античных источниках129.
Диаспоры, распространившиеся по территории почти всего известного на тот момент мира, в массовое сознание наделялось странной и пугающей мощью. Проклятые Богом, евреи представлялись, по выражению Джоэля Кармайкла, живым воплощением космического плана, демоническим антиподом всего божественного и священного130. Одновременное наделение еврейских диаспор мистической силой в противовес внешней слабости придавало средневековому восприятию евреев конспирологический оттенок. Мистическая аура вокруг Талмуда, загадочные буквы иврита и непонимание религиозных ритуалов вызывало подозрение и страхи, выразившиеся в формировании устойчивых конспирологических архетипов. К примеру, в нескольких задокументированных эпизодах кровавого навета в средневековой Европе встречается упоминание о тайном еврейском совете, выбиравшем место проведения следующего кровавого ритуала, приуроченного к празднованию Песаха.
В случае с кровавым наветом, произошедшем в английском городе Норвич в XII веке, выбор места проведения ритуала носит очевидный образ международного еврейского заговора. «По какой причине главный раввин евреев, живущий в Испании, созывает тайный совет в Нарбонне? ...там они тянут жребий, выбирая из всех стран, где живут евреи. И на какую выпадает жребий, в ее столице, по схожему методу, из всех городов и местечек выбирается то, где будет исполнен ритуал.... В этом году, мы знаем, был убит Уильям. Так случилось, что жребий пал на евреев Норвича, и все синагоги Англии оповестили, в письме или сообщении, о своем согласии, что злой поступок должен быть совершен в Норвиче»131.
Подобного рода образы секретного и мистического еврейского общества, конклава мудрецов, собирающегося ежегодно в определенной стране с целью выбрать место для хладнокровного убийства христианского ребенка, позволяют, вслед за Леоном Поляковым, утверждать, что фундамент для современного мифа о еврейском заговоре был заложен в Средние века132. Другими составляющими элементами данного антиеврейского мифа (каждый из которых имел важное идеологическое значение для человека традиционного общества) были время проведения ритуального убийства (обычно период христианской Пасхи) , христианский ребенок, выступавший, в частности, как воплощение духовной чистоты Иисуса , а также природная безнравственность евреев. На последнем элементе необходимо остановиться более подробно, так как, по моему мнению, его развитие играет важную роль в современном антиеврейском мифе о заговоре.
Конспирологическая ментальность в Соединенных Штатах Америки: основные направления теорий заговора, специфика и динамика развития
Победа в войне за независимость и основание американской республики объединило различные штаты в единое государство. Однако, буквально сразу же начавшаяся идеологическая схватка за будущее устройство государства проявила один очень важный момент: конспирологическое мифотворчество оставалось одним из мощнейших инструментов не только в политической борьбе, но и в восприятии происходящих событий политической и социальной сферы. С одной стороны, политика теперь уже американской администрации неизменно воспринималась определенной частью населения как результат заговора, конечным итогом которого чаще всего выступала безграничная авторитарная власть над гражданами американской нации и лишение их гражданских свобод. Это было своеобразное «наследство», полученное от британской империи и сохранившееся в некоторой степени до сегодняшнего дня. С другой стороны, формирование единого государства путем консолидации различных социальных структур и колониальных образований открывала невероятно широкие перспективы для последующего выражения страхов в отношении «других», которыми в XIX веке чаще всего выступали эмигранты или представители религиозных конфессий, а в XX веке - идеологические «другие» - коммунисты. Способ формирования государства путем постоянного притока эмигрантов, очевидно, создавал благоприятную почву для межэтнических и межрелигиозных конфликтов, циркуляции страхов и подозрения в потенциальной опасности вновь прибывающих для граждан США. Учитывая, что развитие государства происходило на фоне укрепления концепта американской исключительности в парадигме американского исторического сознания, общая динамика развития феномена конспирологиче-ского мифотворчества оставалась положительной.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что «правительственный заговор» и заговор внешнего вторжения и управления, основанный на предубеждениях в отношении эмигрантов, на протяжении всей истории существования Соединенных Штатов являлись двумя магистральными направлениями развития американских конспирологических теорий, попеременно доминируя в общественном дискурсе в зависимости от социальных и экономических обстоятельств. Однако, в это же самое время в обществе начинает создаваться своего рода система «сдержек и противовесов», позволяющая «отключать» наиболее одиозных лидеров, распространяющих конспирологи-ческие идеи, от возможности стать доминирующим политическим голосом.
Первым и серьезным конфликтом, своеобразной проверкой на прочность нового политического образования, стали дебаты федералистов и антифедералистов о политической структуре американского государства. Во время политических дискуссий обе партии постоянно обвиняли друг друга в попытках узурпировать власть, интригах и связи с Британией. В целом, это не удивительно: ведь не только теория политики государства была основана на британском опыте, но и вся традиция политических дебатов, стереотипы, публицистический опыт предреволюционной эры несли в себе уже привычную терминологию заговора. В то же время публицистам и политикам было проще оперировать уже накопленными, привычными страхами и предрассудками, чем создавать новые. Традиционный страх деспотической власти отразился в образе авторитарного монарха, которым часто представляли первого президента США Джорджа Вашингтона: на карикатурах того времени он изображался примеряющим корону, а отказ вступить в войну с Англией, поддержав Францию, трактовался как подтверждение тайной связи президента с британской короной.
Любое действие правительства подвергалось разгромной критике, за каждым маячила коварная подоплека, о которой оппозиция тут же сообщала на митингах и в публикациях. Подобная уязвимость американской власти общественной критике позволила Дж. Вашингтону сделать один очень важный вывод, ярко подчеркивающий специфическую черту менталитета американского общества: «Дела нашей страны не могут идти плохо. У нас такое изобилие бдительных, следящих за положением вещей, и такое множество непогрешимых руководителей, что на каждом шагу нет недостатка в ценнейших указаниях» .
Дискуссии о государственном устройстве республики, о правах и ресурсах ветвей власти, роли партий постоянно раскалывали политический истэблишмент, далеко не способствуя балансу, так необходимому молодой республике. «Молодость» государственных институтов, отсутствие должного политического опыта, амбициозная цель создания первой республики, построенной на ценностях демократии, в мире монархических «деспотий» вызывали непрестанные опасения, что любое действие политических противников - это шаг на пути к хаосу и диктатуре. Джэффри Пэйсли отмечал, что американским политикам 1790-х, вовлеченным в партийную политику, не хватало необходимого опыта для ведения дискуссий и нахождения компромиссов. Они воспринимали себя и неприглядные шаги, совершаемые ими, как вынужденную необходимость «чтобы спасти республику, а своих оппонентов, как противостоящих этому заговорщиков» .
Помимо вполне дуалистического принципа восприятия политической действительности еще более усугубляли ситуацию и личные конфликты политиков. Так, Александр Гамильтон, федералист, писал по поводу оппонентов, Джэфферсона и Мэдисона, как о «партии определенно враждебной ко мне и моей администрации;... подрывной в своих принципах для хорошего правительства и враждебной для Союза, мира и счастья страны»252. В ответ Томас Джэфферсон обвинял Гамильтона в сохранении наихудших элементов британской политической системы и склонности к деспотизму. Каждая из партий настолько была уверена в деспотизме другой, что искренне верила в репрессии с приходом нового президента. Однако, когда Джефферсон выиграл выборы, то оказалось, что все страхи лишь вымышлены и беспочвенны.
Фракции в правительстве в острых дискуссиях вырабатывали свое видение политического и экономического устройства страны, временами проецируя свои предрассудки на прошлое и настоящее американского общества. К примеру, патриоты-республиканцы воспринимали сншкение поддержки своей фракции в обществе результатом чужеземного влияния, проникшего в сельскую местность через систему торговли и кредитов. Таким образом, ими была выработана концепция «добродетельного народа в осаде», носившая отчетливо аграрный характер: «истинными патриотами были свободные фермеры и землевладельцы, постоянно привязанные к земле; в отличие от них купцы следовали своим постоянно меняющимся интересам, поэтому у них не было страны, не было родины» .
Дело Мершаймера-Уолта в контексте традиции американского исторического сознания
В марте 2006 года Лондонское книжное обозрение опубликовало эссе двух американских профессоров, Джона Мершаймера и Стивена Уолта, под названием «Израильское лобби», представлявшее собой укороченную версию их доклада «Израильское лобби и американская внешняя политика», опубликованного на сайте Гарвардского университета. Среди прочего, в эссе ученые утверждали, что: поддержка Израиля (военная и финансовая) вынудила арабские государства отвернуться от США, таким образом поставив под удар безопасность последних; США имеют проблему с мировым террористическим движением, во многом благодаря близким связям с Израилем; израильское лобби, описываемое авторами как «широкая коалиция отдельных личностей и организаций, активно формирующих американскую внешнюю политику в пользу Израиля», искажает ее и создает ненужные для США конфликтные ситуации. Так, Американо-Израильский Комитет общественного действия (далее AIPAC) и другие произраильские организации, по словам ученых, не только искажают политику, но и блокируют действия других организаций, стремящихся проводить более взвешенную политику; Израильское лобби подавляет любые мнения, подвергающие критике обоснованность активной поддержки Америкой Израиля. Каждый, кто ставит под сомнение обоснованность действий произраильских организаций, имеет шанс быть названным антисемитом; Давление израильского лобби было критичным в принятии решения об атаке на Ирак в марте 2003 года, хотя многие полагали, что всему причиной были интересы США в нефтяной сфере402.
Уже на первый взгляд среди основных тезисов авторов молено увидеть необходимые элементы конспирологического сознания. Среди них: мощная организация, работающая «за кулисами» политической жизни, связь с внешними акторами, плетущими интриги против американской нации, а также «пятая колонна» внутри Соединенных Штатов, способствующая успеху заговорщиков. Появление подобных идей в серьезном издании и под авторством уважаемых ученых вызвала огромную волну общественных дискуссий на тему израильского лобби в США, одновременно критикующих авторов или возносящих их в статус борцов за правду . В последующем, авторы стали частыми участниками передач и дискуссий, посвященных проблемам Ближнего Востока, хотя ранее не занимались подобной проблематикой.
В целом участников дискуссии можно разделить на три группы: первая, состоявшая из сторонников конспирологических теорий (Дэвид Дюк и проч.), для которых публикация на серьезном академическом уровне и за авторством уважаемых ученых стала важнейшим из аргументов для последующих публикаций конспирологического характера404. Среди сторонников работы могут быть также названы Дж. Сорос и другие известные люди, которых трудно было бы заподозрить в сочувствии авторам-конспирологам или антиеврейским настроениям .
Второй крупной группой являются авторы, резко критиковавшие Мер-шаймера и Уолта и ставившие их работу в один ряд с «Международным еврейством» Форда и «Протоколами сионских мудрецов»406.
Третьей группой являются авторы публикаций, рассматривавшие данный казус с более взвешенных позиций и старавшихся осветить важные вопросы американо-израильских отношений сквозь призму концепции Мер-шаймера-Уолта, находя в ней одновременно и рациональное зерно, и слабые стороны
В целом, дискуссия была построена вокруг двух основных проблем: в какой степени работа двух известных ученых может быть названа антисемитской и попытке оценить насколько в действительности израильское лобби способно изменить американскую внешнюю политику в свою пользу. Разные авторы по-разному освещали данные проблемы, однако, идея «еврейского заговора» была определяющей в анализе работы. Так, Анна-Мария Слотер, модератор дискуссии, организованной Лондонским Книжным обозрением в октябре 2006 года, спустя полгода после первоначальной публикации, открыла дискуссию вопросом к профессору Джону Мершаймеру: «Действительно ли вы считаете, что ваша статья антисемитская?»
Очевидно, что группа более других благосклонно воспринявшая работу за смелую попытку открыть глаза общественности на «еврейский контроль» Соединенных Штатов, состояла из авторов вроде Дэвида Дюка, уже давно пользовавшихся популярностью среди американцев, разделяющих радикально консервативные взгляды и уверенных в существовании заговора против народа США. Примечательно, что Дэвид Дюк незамедлительно дал комментарий газете New York Sun об эссе, подчеркивая его совершенство, тогда как подавляющее большинство комментаторов говорили об обратном. «Вполне удовлетворительно видеть, что в ведущем американском университете есть кто-то, кто подтвердил каждую важную мысль, высказываемую мною задолго до того, как воина началась» .
Другие авторы напрямую начали ссылаться в своих работах на профессоров, заявляя о важной роли, которую они сыграли в разоблачении «всемогущего еврейского заговора, опутавшего Соединенные Штаты». Так, Иоахим Морилло опубликовал свою версию исследования роли израильского лобби на американскую внешнюю политику. Во введении он поблагодарил авторов за ту «службу, которую они сослужили американскому обществу, своим мнением, как политических реалистов, открыв важную дискуссию»410. Однако, одновременно с позитивным восприятием, автор выразил неудовлетворение тем, что профессор Уолт отказался от предложения Морилло учить идиш для лучшего и «всеобъемлющего понимания Восточно-европейской еврейской истории», имевшей ключевое значение для проведения в жизнь указанного заговора евреев против Соединенных Штатов, Великобритании и Европы в целом .
Ученые и общественные деятели, ассоциируемые с прогрессивной критикой политики Израиля и часто упоминаемые в контексте формирования основ идеологии т.н. «нового антисемитизма», таюке высказались по поводу публикации Мершаймера-Уолта. Тони Джатт, известный историк, заявил, что, несмотря на сравнительно неясные для простого читателя аргументы работы, непропорционально большое влияние еврейской общины в Соединенных Штатах неизбежно привлекает огромное внимание сторонников различных политических экстремистов. Более того, чересчур частое обвинение в антисемитизме вредит не только евреям, живущим в Америке, а также Израилю, политическим активистам которого таюке стоит быть более терпимыми к критике в сторону государственной политики.
Ноам Хомски, согласившись, что оставить без внимания эту публикацию было бы невозможно ввиду академического «веса» авторов, настаивал на том, что главные аргументы авторов не звучат убедительно, поскольку сводятся к исследованию роли всего одного лобби, тогда как нефтяное и оружейное почему-то оставлены в стороне. Поскольку структура принятия политических решений далека от желаемой прозрачности и неизбежно оставляет место для подозрительности и конспирологического мифотворчества, обвинять во всем израильское лобби было бы методологически неверно413.
