Содержание к диссертации
Введение
Глава I Зарождение основных концепций в 1917 - начале 1930-х гг.
1.1 Источниковая база 11
1.2 Брестский мир 20
1.3 Рапалльский договор и перспективы советско-германского сотрудничества 28
1.4 Проблемы советско-германских отношений в рапалльский период 34
1.5 Советско-германские экономические отношения 45
Глава II Сталинистское освещение советско-германских отношений (начало 1930 - середина 1950-х гг.)
2.1 Обстоятельства перехода ко второму периоду. Источниковая база 53
2.2 Этапы пересмотра истории советско-германских отношений 60
Глава III Прогрессивные и консервативные подходы середины 1950-конца 1980-х гг.
3.1 XX съезд КПСС и изучение советско-германских отношений. Публикация новых источников 76
3.2 Брестский период 84
3.3 «Дух Рапалло» или «империалистический антисоветский фронт»? 91
3.4 СССР и гитлеровская Германия в 1933-1938 гг 102
3.5 Новое в изучении советско-германских отношений 1939-1941гг 106
Глава IV Изучение отношений СССР и Германии на современном этапе
4.1 Новые источники. Основные подходы и тенденции 116
4.2 Переосмысление истории Бреста 126
4.3 Рапалло: неисследованные проблемы 136
4.4 «Непримиримые враги» или «потенциальные союзники»? (1933-1938) 150
4.5 Современные оценки советско-германских отношений 1939-1941 гг 154
Заключение 167
Библиография 173
Приложения 232
- Брестский мир
- Этапы пересмотра истории советско-германских отношений
- СССР и гитлеровская Германия в 1933-1938 гг
- Современные оценки советско-германских отношений 1939-1941 гг
Введение к работе
Актуальность исследования обусловлена тем, что проблема взаимоотношений Советского Союза и Германии в 1917-1941 гг. - одна из важнейших в истории первой половины XX века. После мировой войны Веймарская республика и Советская Россия оказались в сходных условиях. Путь интенсивного сотрудничества, открытый Рапалльским соглашением, способствовал росту авторитета сторон на мировой арене, экономическим успехам. Впоследствии СССР и Германия становятся одними из главнейших участников мировых событий.
Современное развитие международных отношений требует глубокого осмысления исторического опыта. Анализ советско-германских связей необходим для принятия профессиональных решений в дипломатической сфере. История показывает, что нашим государствам необходимо широкое сотрудничество.
Активное взаимодействие России и Германии в последние годы в политической, экономической и культурной сферах является взаимовыгодным, что признает руководство обоих государств. На встрече с канцлером ФРГ Г. Шредером 9 мая 2005 года президент РФ В.В. Путин заметил: «Мы с Вами хорошо знаем, что те периоды истории, когда наши народы были вместе, созидали, были периодами рассвета европейского континента. И мы с Вами можем - и в последнее десятилетие так и делаем - опираться на лучший опыт нашего взаимодействия»1. В ответном слове глава германского правительства подчеркнул: «И я думаю, что мы не должны забывать, мы не должны вытеснить из наших умов, что за последние десятилетия, за последние годы нам удалось наладить действительно стратегическое сотрудничество, которое дает молодым людям Российской Федерации, Германии хорошую перспективу»2. Курс на партнерство продолжает администрация Д.А. Медведева и правительство А. Меркель. По 1 Встреча президента РФ В.В. Путина с Федеральным канцлером ФРГ Г. Шредером. Москва, 9 мая 2005 года [Электронный ресурс] - . - Режим доступа: http//www.kremlin.ru.appears/2005/05/09/2059_type63377_87899.shtml 2 Там же.
данным Федеральной службы государственной статистики объемы торговли постоянно растут, Германия стабильно занимает первое место в товарообороте РФ . Большое значение для энергетического обеспечения Западной Европы имеет германо-российский проект Северо-Европейского газопровода. Сегодня важную роль играет сотрудничество России и Германии в решении острых международных вопросов.
Проблема отношений Советского Союза и Германии в межвоенный период является значительной частью мировой историографии. Она привлекает внимание не только немецких, но также американских, английских, французских историков4. В Советском Союзе и в Российской Федерации опубликовано множество работ. Отечественная историография занимает особое место в мировой исторической литературе о советско-германских отношениях 1917-1941 гг., располагает значительными источниками, имеет определенные достижения.
Степень изученности. Начало историографического осмысления проблемы относится к 1960-м годам. СР. Сухоруков, Н.И. Колычев, И.С. Галкин, А.Е. Иоффе и В.Я. Сиполс5 обозначили основные вопросы, привлекшие особое вни3 Федеральная служба государственной статистики РФ [Электронный ресурс] — . — Режим доступа: http//www.gks.ratogd/freeft04J)3/IssWWW.exe/Stg/d030/i030780r.htm 4 Война и политика, 1939-1941. М., 1999; Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований / Пер. с нем. - M., 1997; Городецкий Г. Миф «ледокола» / Пер. с англ. - М., 1995; Он же. Роковой самообман / Пер. с англ. — M., 1999; Лакср У. Россия и Германия. Наставники Гитлера / Пер. с англ. — Вашингтон, 1991; Нольте Э. Европейская Гражданская война (1917-1945): Национал-социализм, большевизм / Пер.
с нем. - М., 2003; От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны / Перевод. — М., 1992; Советская внешняя политика в ретроспективе. М., 1993; Сагг Е.Н. German- Soviet Relations between the two World Wars. 1917-1939. Baltimore, 1951; Erickson J. The Soviet High Command. A Military-Political History 1918-1941. London, 1962; Fisher L. The Soviets in International Affairs. New York, 1930; Freund G. Unholy Alliance. Russian-German Relations from the Treaty of Brest-Litovsk to the Treaty of Berlin. London, 1957; Helbig H. Die Trager der Rapallo-Politik. Gottingen, 1958; Hilger G., Meyer A. The Incompatible Allies. A Memoir History of German-Soviet Relations 1918-1941. New York, 1953; Kennan G. Soviet Foreign Policy. 1917- 1941. New York, 1960; Kochan L. Russia and the Weimar Republic. London, 1954; Kostring E. Der militarische Mittler zwischen dem Deutschen Reich und der Sowjetunion: 1921-1941. Frankfurt am Main, 1965; Leach B. German Strategy Against Russia, 1939-1941. Oxford, 1973; La Relation Germano-Sovietiques de 1933 a 1939. Paris, 1954; McMurry D.S. Deutschland und die Sowjetunion. Koln, 1979; Muller R.-D. Das Tor zur Weltmacht: Die Bedeutung der Sowjetunion fur die deutsche Wirtschafts- und Rustungspolitik zwischen den Weltkriegen. Boppard am Rhein, 1984; Rosenfeld G. Sowjetunion und Deutschland 1922-1933. Berlin (Ost), 1984; Schwendcmann H. Die wirtschaftliche Zusammenarbeit zwischen dem Deutschen Reich und der Sowjetunion von 1939 bis 1941: Alternative zu Hitlers Ostprogramm? Berlin, 5 Сухоруков С Р . Советско-германские отношения 1917-1933 гг. в освещении советской историографии // Ежегодник германской истории. 1972. М., 1973. 397-420; Копычев Н.И. Идеологическая борьба в современной историографии советско-германских отношений (1919-1932 гг.) // Единство, рожденное в борьбе. Л., 1976.
С. 151-162; Галкин И.С. Советская историография отношений между Советским государством и Германией в 1917-1932 гг. // Международные отношения и внешняя политика СССР. История и современность. М., 1977. 105-115; Иоффе А.Е. Советская историография Рапалльского договора// Рапалльский договор и проблема мирного сосуществования. М., 1963. 240-254; Он же. Разработка истории внешней политики СССР // Очерки мание советских историков, начали разработку периодизации. Однако эти работы во многом устарели как с точки зрения представленного в них материала, так и в отношении некоторых методологических подходов. Односторонность и тенденциозность проявляются в том, что советская внешняя политика, как и ее историография, оцениваются всецело положительно. Отсутствует дифференциация исследований.
В 1990 - начале 2000-х гг. вышли статьи В.М. Кулиша, Б.А. Томана, Н.Г. Павленко, В.А. Невежина, Е.В. Мухина, А.В. Короленкова, монография А.Н. Мерцалова и Л.А. Мерцаловой . Здесь проанализирована отечественная историография отношений СССР и Германии накануне Великой Отечественной войны. Справедливой критике подверглись ненаучные подходы советских историков. Советская и российская литература об отношениях сторон в 1939-1941 гг. рассматривается также в диссертациях М.И. Мельтюхова, И.И. Филимонова, Ю.А. Никифорова . Отдельные моменты историографии советско-германских отношений предшествующих периодов затронуты в статьях А.Н. Харина, Н.Л. Колпаковой, А.А. Ахтамзяна, В.К. Фураева8. Так, А.Н. Харин и Н.Л. Колпакова обращают внимание на Брест-Литовский мирный договор, А.А. Ахтамзян подистории исторической науки в СССР. Т. IV. М., 1966. 506-527; Он же. Изучение внешней политики СССР за пятьдесят лет // Новая и новейшая история. 1967. №6. 100-113; Иоффе А.Е., Сиполс В.Я. Разработка истории внешней политики СССР // Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. 552-567.
6 Кулиш В.М. О некоторых актуальных проблемах историографии Великой Отечественной войны // История и сталинизм. М., 1991. 298-349. См. также: Кулиш В.М. Советская историография Великой Отечественной войны // Советская историография. М., 1995. 245-315; Томан Б.Л. Великая Отечественная: известное и неизвестное // Вопросы истории КПСС. 1990. №9. 83-96; Павленко Н.Г. Сталинистские концепции всгнной истории // История и сталинизм. М., 1991. 350-381; Невежин В.Л. Великая Отечественная война в новейших исследованиях и документальных публикациях // Преподавание истории в школе. 2000. №4. 24-29; Он же.
СССР во Второй мировой войне: новейшая российская историография проблемы // Война 1941-1945 годов: Современные подходы. М., 2005. 177-192; Мухин Е.В. Пакт Риббентропа-Молотова в оценках отечественной и зарубежной историографии (Поиски объективного подхода) // Вопросы отечественной и зарубежной истории.
Ярославль, 2002. 64-69; Короленков Л.В. Накануне: продолжение дискуссии о событиях предвоенной поры // Отечественная история. 2004. №3. 170-176; Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война. M., 1994.
7 Мельтюхов М.И. Современная отечественная историография предыстории Великой Отечественной войны (1985-1995). Авт. дисс. M., 1995. См. также: Мельтюхов М.И. Предыстория Великой Отечественной войны в современных дискуссиях // Исторические исследования в России: Тенденции последних лет. М., 1996. 278- 307; Филимонов И.И. Советско-германские отношения 1939-1941 гг. в отечественной историографии. Авт.
дисс. М., 1997; Никифоров Ю.А. Дискуссионные проблемы предыстории Великой Отечественной войны в новейшей отечественной историографии. Авт. дисс. M., 2000.
8 Харин А.Н. Внешняя политика Советской России 1917-1922 гг. в освещении отечественной историографии // Актуальные проблемы истории. Киров, 1998. 67-75; Колпакова Н.Л. Внешняя политика Советской России в 1917-1918 гг.: итоги и проблемы изучения // Отечественная и всеобщая история: методология, источниковедение и историография. Брянск, 1993. 96-98; Ахтамзян А.А. «Дух Рапалло» в отношениях Германии и России в XX веке. Краткий историографический обзор // Вехи российско-германских отношений. Вып. 1. Волгоград, 2001. 30-38; Фураев В.К. Об изучении истории международных отношений и внешней политики СССР // Новая и новейшая история. 1992. №3. 3-17.
водит итоги исследования Рапалльского соглашения. В.К. Фураев изучает работы конца 1980 - начала 1990-х гг., в которых произошел пересмотр прежних устаревших концепций. В диссертации О.Э. Терехова, курсе лекций М.Е. Ерина отражены некоторые аспекты отечественной историографии рапалльского сотрудничества9.
Таким образом, научная новизна диссертационной работы заключается в том, что она является первым в отечественной историографии специальным исследованием советской — российской литературы, посвященным проблеме взаимоотношений Советского Союза и Германии в 1917-1941 гг.
Предметом исследования является отечественная литература об отношениях СССР и Германии в 1917-1941 гг.
Цели и задачи исследования. Цель настоящего исследования - анализ основных направлений и тенденций развития советской - российской историографии отношений СССР и Германии в 1917-1941 гг. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
• показать основные переломные моменты в развитии отечественной историографии, охарактеризовать условия ее развития, опираясь на анализ источниковой базы и политико-идеологической ситуации в стране;
• определить круг вопросов, которые привлекли особое внимание историков в тот или иной период;
• выделить и проанализировать направления в соответствии с методологическими подходами и политической ориентацией авторов;
• рассмотреть основные тенденции и перспективы современной историографии проблемы.
Хронологические рамки рассматриваемой проблемы охватывают период с декабря 1917 года (с начала переговоров Советской России со странами Четверного союза) до 22 июня 1941 года (агрессии гитлеровской Германии против СССР). В диссертационной работе проанализированы источники и литература, 9 Терехов О.Э. Веймарская республика в Германии (1919-1933 гг.) в отечественной историографии 20-х90-х годов. Авт. дисс. Кемерово, 2002. 18-19; Ерин М.Е. Веймарская республика в новейших исследованиях российских историков (конец XX - начало XXI века). Ярославль, 2005. 40-55.
которые появились с момента начала брестских переговоров до 2007 года включительно.
Проблема периодизации отечественной историографии советскогерманских отношений нашла отражение в ряде специальных и общих работ. В качестве основы периодизации исследователями назван характер политикоидеологической обстановки в стране, который определял как состояние источниковой базы, так и исторические концепции. Так, начало сталинистской историографии А.И. Алаторцева относит к рубежу 1920-х - 1930-х гг.10 СР. Сухоруков и А.Е. Иоффе в качестве рубежа справедливо, отметили XX съезд КПСС11.
И.И. Филимонов выделил период с середины 1960-х до середины 1980-х гг. На наш взгляд, автор механически перенес периодизацию историографии второй мировой войны на советско-германские отношения12.
Анализ отечественной литературы позволяет в общей хронологии 1917- 2007 гг. выделить четыре периода. Первый - 1917 - начало 1930-х - период становления историографии советско-германских отношений, зарождения основных концепций. Второй - начало 1930-х - середина 1950-х - время монопольного господства сталинистских подходов в оценке отношений СССР и Германии. Третий - середина 1950-х - конец 1980-х - период развития историографии под воздействием XX съезда КПСС. Четвертый - конец 1980-х - до настоящего времени - современная (новейшая) историография, которая возникла в результате демократизации советского общества в середине 1980-х гг.
Методологическая основа включает принципы и методы исследования, обобщенные и систематизированные А.И. Зевеловым, И.Д. Ковальченко, А.Н. Мерцаловым, Б.Г. Могильницким, другими ведущими отечественными специалистами13. Требования диалектической логики предполагают исследование 10 Алаторцева А.И. Советская историческая наука на переломе 20 - 30-х годов // История и сталинизм. М., 1991. 248-283.
11 Сухорукое СР. Советско-германские отношения 1917-1933 гг. в освещении советской историографии // Ежегодник германской истории. 1972. М., 1973. 402; Иоффе А.Е. Изучение внешней политики СССР за пятьдесят лет// Новая и новейшая история. 1967. №6. 105.
12 См.: Филимонов И.И. Указ. соч. 6.
13 Зевелов А.И. Историографическое исследование: методологические аспекты. М., 1987; Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 2003; Мерцалов А.Н. В поисках исторической истины: Очерк метопредмета в развитии14. В работе отражен процесс эволюции отечественной историографии, который протекал далеко неоднозначно. Приведена периодизация, отражающая его переломные моменты. Одно из основных условий научного познания - всесторонний подход15. Показаны все главные составные части явления. Исторические и историографические события рассмотрены в контексте своего времени, что соответствует конкретно-историческому принципу16. Дифференцированный подход необходим при выявлении различных историографических направлений на основании методологических подходов и политических ориентации историков17. Использование научной методологии необходимо для объективности исследования18.
В диссертации использованы специальные исторические методы. Метод периодизации позволяет выделить отдельные периоды отечественной историографии19. Сравнительно-исторический метод направлен на выявление общего и особенного на различных этапах развития литературы . Проблемнохронологический метод дает возможность определить основные вопросы советско-германских отношений, рассмотреть их обсуждение в развитии21.
Источниковую базу исследования составил широкий комплекс историографических и исторических источников. .
Историографические источники представлены советской и российской литературой. Это - специальные труды, посвященные советско-германским отношениям 1917-1941 гг.: монографии, коллективные работы, статьи, опубликованные в периодических изданиях. Довольно значителен комплекс литературы по внешней политике СССР и Германии. Взаимоотношения сторон в 1939-1941 гг., кроме того, рассматриваются в изданиях по истории Великой Отечествендологии критики буржуазной историографии. М., 1984; Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории.
М., 1989.
14 Могильницкий Б.Г. Указ. соч. 84-89; Мерцалов А.Н. Указ. соч. 25-26 15 Мерцалов А.Н. Указ. соч. 25.
16 Могильницкий Б.Г. Указ. соч. 84-89.
17 Мерцалов А.Н. Указ. соч. 27-40.
18 Могильницкий Б.Г. Указ. соч. 72.
19 Зевелов А.И. Указ. соч. 41-44; Мерцалов А.Н. Указ. соч. 26-27 2 0 Зевелов А.И. Указ. соч. 36.
2 1 Зевелов А.И. Указ. соч. 41.
ной и второй мировой войн. Представляет определенный интерес ряд общих работ по советской и германской истории.
В диссертации дана характеристика исторических источников по периодам развития отечественной историографии, предпринята попытка показать степень их использования советскими и российскими историками. Среди исторических источников можно выделить официальные документы, опубликованные в специальных сборниках и периодике, статистические данные внешней торговли Советского Союза, мемуары и дневники участников и современников событий.
Практическая значимость заключается в возможности применения работы в научной и преподавательской деятельности. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для подготовки учебной литературы, методических пособий, лекционных курсов, в разработке обобщающих трудов, а также для дальнейшего изучения проблемы. Обобщение исторического опыта сотрудничества Советского Союза и Германии необходимо для подготовки профессиональных дипломатических работников.
Апробация исследования. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры истории Отечества Воронежского государственного аграрного университета имени К.Д. Глинки. По отдельным аспектам исследования были сделаны доклады на международных научных конференциях «Верхний и Средний Дон в Великой Отечественной войне», «Война на Дону. 1942-1943 гг.», конференциях профессорско-преподавательского состава, научных работников и аспирантов ВГАУ. Некоторые положения использовались при подготовке спецкурсов в Воронежском институте повышения квалификации работников образования. Автором опубликована монография и шесть статей.
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, приложений, библиографического списка.
Брестский мир
Проблема Брест-Литовского мирного договора — одна из самых популярных в историографии 1917 - начала 1930-х гг., что вполне закономерно. Значение этого события в истории Советской России велико. Именно в период Бреста во многом решалась судьба нового государства. Вопрос о заключении мира стал предметом широкого обсуждения в государственных и общественных круrax, причем полемика продолжалась в течение всего первого периода историографии.
Официальная историография Бреста оформилась в дискуссиях, начавшихся в партии с января 1918 года. Группа, поддержавшая Ленина, отстаивала необходимость заключения мира фактически на любых условиях. В качестве аргументов приводились нежелание и невозможность армии воевать, необходимость передышки для закрепления результатов революции95. Рассуждения оппонентов («левых коммунистов») были названы «революционной фразой», «за которой ничего реального, объективного нет»96. Таким образом, суть внутриполитических расхождений - разные оценки перспектив революционного движения в Европе. Показательно следующее место из статьи Ленина «Тяжелый, но необходимый урок»: «...если мы определим свою сегодняшнюю тактику в борьбе с сегодняшним империализмом надеждой на то, что Либкнехт наверное должен победить именно в ближайшие недели, то мы будем заслуживать только насмешки. Мы превратим величайшие революционные лозунги современно-сти в революционную фразу» . «Левые коммунисты» полагали, что условия мирного договора задерживают международную революцию, «первыми ласточками которой на Западе были стачки и частичные восстания в Австрии и Германии» .
Отражением внутрипартийной дискуссии стали две работы сторонника и противника революционной войны, опубликованные в середине 1918 года 9. А.А. Иоффе отмечал: «Нужно прямо признать: принятие тактики «передышки» означало полный отказ от прежней революционной внешней политики; на международной арене Россия выбывала в качестве фермента революции...» . Считая эту позицию ошибочной, автор говорил о необходимости революционной войны, несмотря на потерю европейской России и части Сибири101. В ходе борьбы против «немецких пришельцев-насильников» поднялся бы русский народ, поддержанный революционными германскими солдатами102. В отличие от А.А. Иоффе, М. Павлович говорил о «передышке» как о способе подготовки к самообороне от империалистической Германии, в которой «русские рабочие не должны рассчитывать на скорую помощь немецкого пролетариата, которая может также запоздать в любой момент и в любой обстановке, как запоздала те-перь» . Автор резко возразил против партизанской войны: «В условиях современной войны наступающая армия не может быть ни остановлена, ни задержана хотя бы на 1 день в своем продвижении вперед партизанскими отрядами» . Оценивая перспективы мирного договора, М. Павлович справедливо отметил, что он, в конечном счете, повлечет за собой поражение Германии, т.к. государства Антанты, ссылаясь на результаты переговоров в Бресте, могут затянуть войну105.
Тем не менее в середине 1918 года подобное заявление имело только характер прогноза. После Ноябрьской революции в Германии, окончания гражданской войны и интервенции в России появилась возможность посмотреть на брестский период как на завершенный. В одной из первых работ этого времени И.М. Майский106 исследует мотивы сторон на переговорах. По автору, положение Германии было крайне затруднительным, особенно в связи с перспективой военного участия США на стороне Антанты107. Исследуя экономическое состояние Центральных держав, М.Н. Покровский отмечает катастрофический продовольственный кризис у союзников Германии108. В самой Германии благодаря «гениально организованному голоду» положение было менее угрожающим109. Подобная позиция разделяется также А.С. Ерусалимским110 и М. Таниным111. Таким образом, основной причиной вступления государств Четверного союза в переговоры с Советской Россией стал военно-экономический кризис. Однако, в силу состояния Восточного фронта, Германия имела возможность подойти к ним в качестве победителя. Историки-марксисты выделяли два подхода, которые обозначились в лагере союзников. «Военная партия» (кайзер Вильгельм, П. Гинденбург, Э. Людендорф, М. Гофман) рассчитывала еще на победу на Западе, для чего необходимо было заключить быстрый мир, соответствующий германским империалистическим притязаниям112, либо сорвать пе-реговоры и быстрым ударом ликвидировать Восточный фронт . «Партия мира» (Р. Кюльман, О. Чернин), по словам И.М. Майского, была настроена менее оптимистически - игрой в «демократию» она «спекулировала на вовлечении держав Согласия в общие переговоры»114. М.Н. Покровский показал социальные основы этих двух групп. «Партия мира» опиралась на буржуазию, ориентированную на внешний рынок, чьи интересы пострадали из-за войны и экономической блокады115. «Военную партию» представляли промышленники, заинтересованные в заказах для армии и юнкерство116. Согласно мнению большинства историков, «партия мира» преобладала в течение первого периода переговоров (22 -28 декабря 1917 г.). Делегация Центральных держав приняла декларацию советского правительства о «мире без аннексий и контрибуций», предложила обсудить экономические вопросы . Однако это было простой «словесностью» — Германия отказалась очистить захваченные территории . Тем не менее предложенные в это время условия были наиболее мягкими . Победа «военной партии» (во время второго периода - 9 января -10 февраля 1918 года) обусловливается окончательным отказом Антанты принять участие в переговорах и появлением в Бресте делегации Украинской рады120.
На протяжении 1920-х гг. среди историков велась дискуссия относительно тактики советской делегации на Брестских переговорах. Согласно мнению первой группы авторов, советское руководство отстаивало принципы всеобщего, демократического мира и пропагандировало идею мировой революции. По словам А.А. Иоффе, «российская революция могла победить только как международная», и т.к. «продолжалась война, которая смертельно угрожала революции, борьба пролетариата в России должна была стать борьбой за всеобщий, демо-кратический мир» . А.С. Ерусалимский заметил: «Из того, что Октябрьская революция рассматривала себя, как начало мировой революции - исходила и тактика советской делегации тогда, когда стало ясно, что такого мира добиться невозможно: тянуть переговоры, но не доводить до разрыва, превратить мирную конференцию в трибуну мирной, истинно социалистической пропаганды среди народов, и в первую очередь - обращение к германскому народу через голову германских генералов и профессиональных дипломатов»122. Г.Я. Сокольников назвал «всемирную пропаганду большевизма» - основной целью переговоров123. Объективный анализ партийных документов позволяет сказать, что такая тактика разделялась большинством в руководстве страны. Декларация Троцкого 10 февраля 1918 года (советская сторона отказывалась подписать мир, объявляла войну прекращенной, армию распускала) справедливо характеризуется как акт советского правительства12 . В работе 1926 года М.Н. Покровский прямо говорил о директиве ЦК по проведению формулы «ни войны, ни мира» . Однако впоследствии, следуя конъюнктуре, автор обрушился с критикой на наркома иностранных дел. Затягивание переговоров становится «схемой политики» одного Троцкого126, глава советской делегации обвиняется в трусости, растерянности127. Подобный подход объясняется внутрипартийной борьбой конца 1920-х гг., в которой одной из основных проблем стала «возможность построения социализма в одной стране» (основными оппонентами были Сталин и Троцкий с теорией «перманентной революции»). М.Н. Покровский оказался в сложной ситуации. С одной стороны, будучи в .период Бреста «левым» коммунистом, он выступал против ленинской теории «передышки»; с другой - положение главного историка-марксиста требовало его участия в дискуссии конца 1920-х гг. Отсюда противоречивость работ исследователя - критика Троцкого сочетается с заявлением о том, что его позиция господствовала в руководстве до конца февраля .
Более последователен в критике «троцкизма» И. Волковичер, правда, достичь этого автору удается только с помощью искажений. Так, из мотивов советской делегации в Бресте исключена ставка на мировую революцию: старая армия не могла воевать, необходимо было укрепление советской власти в России129. Искажены материалы голосования ЦК, III съезда советов, говорится о том, что ни один из этих органов не давал определенной директивы130. Таким образом, декларация Троцкого 10 февраля 1918 года стала его личной инициативой, «которая не была одобрена партией» 31.
Этапы пересмотра истории советско-германских отношений
В течение 1930-1941 гг. советско-германские отношения несколько раз резко изменялись. Советский Союз из непримиримого врага нацизма становился партнером Германии и наоборот. На каждом новом этапе история переписывалась. Историки послушно следовали за зигзагами сталинской внешней политики. Такое положение наносило непоправимый вред не только исторической науке, но и обществу в целом. Обслуживая режим, его идеологию, следуя конъюнктуре, исследователи не могли выполнять свою основную функцию — извлекать уроки прошлого. Рубежами пересмотра истории советско-германских отношений стали пакт 23 августа 1939 года, начало Великой Отечественной войны, 1948 год (усиление конфронтации с Западом в обстановке «холодной войны»).
В 1930-е годы (до августа 1939) советско-германские отношения были напряженными. У власти в Германии находись по определению советских историков «социал-фашисты», затем нацисты, причем особого различия между ними не делалось. На международной арене Советский Союз пытался воплотить в жизнь концепцию коллективной безопасности. Во внутренней политике - в это время происходило усиление сталинского режима, одним из воплощений которого стали печально знаменитые репрессии. В ходе показных процессов подсудимые, как правило, обвинялись в причастности к различным «троцкистским» организациям. В этой обстановке были внесены коррективы в освещение советско-германских отношений 1917 — 1920-х гг.
Сталинистские подходы в оценке Брестского соглашения проявились еще в конце 1920-х гг.375, однако окончательно оформились в 1930-е и 1940-е годы. В работах политика Советской России характеризуется не иначе как «борьба за мир». При этом в число врагов попали, естественно, все капиталистические государства, «русская буржуазия и ее верные лакеи — меньшевики и эсеры», а также «Троцкий и его сообщники бухаринцы» . Между Троцким и «левыми коммунистами» ставится знак равенства. Сюда же включаются Каменев и Зи-новьев . Концепция «общего врага» показывает пренебрежение ее авторов к дифференцированному подходу, их антидиалектичность. Игнорируется, в частности, эволюция позиции и Ленина, и Троцкого, тот факт, что Зиновьев был наиболее последовательным сторонником сепаратного мира. Сомнителен тезис о заинтересованности «германского империализма» в продолжении войны с
Советской Россией . Однако, как было показано в литературе первого периода, главным мотивом Германии в Бресте была ликвидация Восточного фронта для победы на Западе379. Показательно, что «предатели» Троцкий, Бухарин и др. «уличены» как агенты «германского империализма», затем «фашизма» . Часто приводится одиозная фраза, которую якобы произнес Троцкий «в тайных переговорах с представителями германского генерального штаба», «приглашая их захватить Россию»: «Советская власть бессильна, она труп, который некому убрать» .
Атрибутом сталинистской историография стали грубые искажения. Так, Троцкий объявил 10 февраля 1918 года декларацию «ни мира, ни войны» якобы в нарушение решений партии и правительства382. В ряде работ отмечено, что глава советской делегации в Бресте проигнорировал прямую директиву Ленина и Сталина . Замалчивается о том, что линия Троцкого была поддержана ЦК, Съездом советов384. Таким образом, фактически дискредитируется механизм принятия решений во внешней политике, партийная, правительственная дискуссия, как способ обсуждения важных вопросов. Еще одна характерная черта сталинистской историографии - сквернословие в адрес оппонентов: «человеческое отребье», «бандитская шайка», «трижды презренные наймиты японо-германского фашизма», «охвостье», «изверги» и др.
Следуя конъюнктуре, историки стремились либо замолчать, либо исказить советско-германские отношения в 1920-е годы. Так, Рапалльскому договору не нашлось места в «энциклопедии основных знаний марксизма-ленинизма»386 «Кратком курсе истории ВКП(б)». В статье Т. Коррадова советско-германское соглашение апреля 1922 г. — хитрый маневр немецкой дипломатии: «Не стоит, конечно, думать, что... Германия исходила из действительного стремления ус-тановить нормальные отношения с советскими республиками» . По мнению автора, «правящие круги Германии при этом никогда не отказывались, однако, от попыток антисоветского сговора с французскими и английскими империалистами. Они стремились лишь продаться подороже, с большей выгодой для германского финансового капитала»388. Международное положение Советского Союза представлено как постоянная угроза нападения со стороны капиталистических государств: «Капиталистическое окружение означает, что даже так называемое «мирное» сосуществование страны социализма с капиталистическими странами есть передышка до неизбежного нового военного нападения на нашу страну; с другой стороны, сама эта «мирная» передышка представляет на самом деле цепь непрекращающихся нападок и авантюристических наскоков агрес-сивных капиталистических стран на нашу страну» . Для работ характерен «советоцентризм», что приводит к односторонней оценке внешней политики европейских государств. Следуя схеме «Краткого курса истории ВКП(б)» исследователи пытались исключить все положительные моменты взаимоотношений Советского Союза и стран Запада. Отсюда умолчание о событиях, не вписывающихся в эту схему (Берлинский договор). На наш взгляд, идея постоянной борьбы с капитализмом детерминирована не только и не столько внешнеполитическим положением СССР, сколько характером внутриполитической борьбы390. Потому заявление Сталина о «едином фронте от Чемберлена до Троцкого»391 не случайно.
В работах, посвященных периоду 1930-х гг., Советский Союз выступает в качестве основного противника политики нацистской Германии. Освещается деятельность СССР по созданию системы коллективной безопасности, проти водействию агрессии . Однако, оценивая гитлеризм, советские историки приравнивали его к «социал-фашизму» (социал-демократия), предсказывали скорый, неизбежный крах: «При правильной работе нашей германской братской партии победа Гитлера может быть лишь кратковременной»393. Неверная оценка нацизма представлена в статье Л. Мадьяра394. Автор фактически ставит знак равенства между «германским фашизмом» и всеми остальными реакционными партиями: «Несомненно, что фашизм является крайней военной партией, которая существует во всех капиталистических странах. Но военные партии отнюдь не являются везде, во всех странах, фашистскими партиями. В Германии фашизм является такой партией, в Англии консерваторы являются партией антисоветской интервенции. Фашизм является крайней партией реакционно-империалистического национализма, шовинизма. Но реакционно-империалистический шовинизм, дикий национализм могут выступить и зачастую выступают в буржуазно-демократическом обличий. Победа германского фашизма лишь усилила активность крайне шовинистических, крайне военных партий в других империалистических странах»395. Главным врагом Советского Союза названа Великобритания, а Германия лишь «стремится к сближению с Англией против СССР взамен уступок по вопросам о вооружениях и восточных границах»396. Показательно, что подобная характеристика английской внешней политики существовала вплоть до начала Великой Отечественной войны. Так, В. Гальянов в статье, вышедшей в разгар англо-франко-советских переговоров 1939 года писал, что «Англия смыкается с разбойниками, уже зажегшими вторую империалистическую войну. Так оказывается она в одном лагере с уча-стниками антисоветского блока - Германией, Италией, Японией» . Работы В. Гальянова и И. Лемина399 написаны в духе выступления Сталина на XVIII съезде, в котором критика сосредоточена на «провокаторах войны, привыкших загребать жар чужими руками» . На наш взгляд, подобные высказывания отражали готовность начать диалог с нацистским руководством. Не случайно В. Гальянов напомнил, что «...Франция сделала все, чтобы ослабить значение франко-советского договора от 2 мая 1935 года, а вот Рапалльское соглашение между СССР и Германией еще существует. Не значит ли это, что его приберегают на всякий случай?»401. Отмечаются последние демарши германской внешней политики: «любезное внимание» Гитлера к советскому послу на новогоднем приеме, слухи о готовящейся поездке в Москву К. Шнурре402. Автор предположил, что «так подбирает Германия свои восточные карты для предстоящей на Западе игры. Но на случай затруднений с Францией и Англией Гитлеру нужно иметь на Востоке спокойный тыл»403. И. Лемин вспоминает опыт советско-германских отношений: «СССР в течение долгих лет имел дружественные отношения с Германией на основе Рапалльского договора 1922 г. и Берлинского договора 1926 г. и готов был продолжать эти отношения, если бы фашистское правительство не совершило крутого поворота во внешнеполитическом курсе Германии. Фашистская Италия была одним из первых крупных капиталистических государств, установивших нормальные отношения с СССР» .
СССР и гитлеровская Германия в 1933-1938 гг
В период середины 1950 - конец 1980-х гг. советскими историками был внесен значительный вклад в разработку проблемы международных отношений 1930-х гг. Серьезному исследованию подверглась гитлеровская внешняя политика, ее методы и цели. Убедительно доказано, что гитлеризм - «диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее агрессивных элементов финансового капитала» - был ориентирован на подготовку страны к агрессивной войне за мировое господство657. Справедливо подчеркивается его открытый антикоммунизм, стремление использовать антисоветскую риторику для достижения пересмотра военных постановлений Версальского договора, санкций на милитаризацию Германии65 .
Все историки исходили из тезиса о непогрешимости советской внешней политики, основной целью которой является достижение мира659. В работах подробно освещен официальный курс Советского Союза — противодействие агрессии с помощью системы коллективной безопасности: участие в Лиге наций, предложение о подписании региональных гарантийных пактов, советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи (1935 год), помощь Испанской республике, готовность выступить в защиту Чехословакии даже при отсутствии поддержки Франции660 и др.
Западные же государства (прежде всего Англия и Франция) проводили политику «умиротворения», фактического содействия агрессии, которая проявлялась в экономической поддержке, непротивлении ревизии послевоенного статус-кво в Европе, участии в антисоветских союзах (пакт четырех)661. Основной причиной «умиротворения» советские историки считали стремление направить (в некоторых работах звучит термин «канализировать») гитлеровскую военную мощь на Восток, против Советского Союза . Однако в литературе не был поставлен вопрос о вине советского руководства, хотя сталинские репрессии против военного и политического руководства страны серьезно подорвали ее обо-роноспособность . В Англии и Франции «перестали видеть в лице СССР надежного и сильного в военном отношении союзника» 4.
Признавая вклад советских историков в разработку проблемы международных отношений 1930-х гг., следует отметить, что советско-германским отношениям уделено незначительное внимание665. За весь третий период вышла только одна специальная монография И.Ф. Максимычева - «Дипломатия мира против дипломатии войны» 66. Хотя автор не выходит за рамки официальной концепции, в работе имеются оригинальные высказывания. Так, отмечается, что в первый год после установления нацистского режима его представители сохраняли видимость «духа Рапалло», что являлось «прикрытием для сговора с Западом» . При этом Гитлер пошел на подписание соглашения по финансовым и экономическим вопросам, ратификацию протокола о продлении Берлинского договора, провозгласил «борьбу с коммунизмом» только внутренним де лом Германии . Советский Союз, согласно мнению историка, был заинтересован в «подлинной нормализации советско-германских отношений»669. Но стремление наладить отношения с гитлеровским режимом свидетельствует о его неверной оценке.
И.Ф. Максимычев отметил факт дипломатических контактов СССР и Германии в середине 1930-х гг. Их основой справедливо названа заинтересованность в развитии торговых отношений670. Примечательно, что автор говорит о предпринятом зондаже позиции гитлеровского режима со стороны советских дипломатов671. Констатируется принципиальное расхождение: германские представители считали, что оживление экономических отношений может способствовать политическому сближению; советские, напротив, заявляли о необ-ходимости политических предпосылок для развития торговли . Однако исто рик не рассмотрел вопросы о ходе переговоров, их уровне, результатах .
В отличие от других советских исследователей, И.Ф. Максимычев не оценивает политику Западных государств всецело отрицательно. Автор находит позитивные моменты, связанные с именем министра иностранных дел Франции Л. Барту. Его деятельность по созданию системы коллективной безопасности расценивается как «выход политики Франции из английского влияния» . Однако убийство Л. Барту стало «похоронным звоном по самостоятельной поли тике» .
И.Ф. Максимычев попытался объективно подойти к анализу советско-германских экономических отношений. В частности, автор отметил взаимную заинтересованность сторон . Германия нуждалась в сырьевых поставках, Советский Союз — в промышленной продукции, часть которой составляла оборон-ная техника . Кроме того, только Германия соглашалась предоставлять кредиты, необходимые СССР, а также платить за поставки в три-четыре раза выше уровня мировых цен . Нельзя согласиться с исследователем в том, что торговля являлась индикатором внешнеполитических планов рейха: «Пока СССР получает из Германии оборонную технику, не было лишено основания предположение об относительной маловероятности непосредственно предстоящего на-падения нацизма на Советский Союз» . По экономическим соглашениям 1939-1941 гг. наша страна получала немецкие военные материалы вплоть до начала Великой Отечественной войны680.
Современные оценки советско-германских отношений 1939-1941 гг
В современной отечественной историографии, пожалуй, нет темы более популярной, чем отношения Советского Союза и Германии в 1939-1941 гг. Интерес вызван не только тем, что она долгое время довольно тенденциозно освещалась советскими историками, оперирующими незначительным объемом источников. Проблема имеет политическую окраску. Та или иная интерпретация активно использовалась и используется в идеологической борьбе, начало которой в конце 1980-х гг. положил II Съезд народных депутатов.
Крайне политизировано антикоммунистическое направление, которое базируется в основном на заимствованиях из части западной литературы мифов времен «холодной войны». В «концепции» о «Гитлере - Ледоколе революции» советско-германским отношениям 1939-1941 гг. отводится особое место. Так, пакт Риббентропа-Молотова - «вершина усилий» Сталина по развязыванию мировой войны976. Он, с одной стороны, подтолкнул Германию на Запад977, с другой - создал общую с СССР границу для последующей советской агрес-сии . В течение последующего периода, согласно В. Резуну, советское руководство активно содействовало гитлеровской агрессии в Европе сырьевыми поставками, причем тезис доведен до абсурда. Германия якобы испытывала «жуткую нехватку сырья», которое можно было купить «только у Сталина»979. Последний имел возможность прекратить поставки, и «война в Европе быстро бы затухла» . Таким образом, Советский Союз - агрессор, а нацизм только упре дил его выступление . Новейшая интерпретация тезиса о «превентивной войне Германии против СССР» была воспринята рядом российских и зарубежных ав-торов . В то же время большая группа историков подвергла его критике .
Дискуссия продолжается до настоящего времени, привлекает внимание не только историков, но филологов, философов, литераторов, журналистов, политиков, физиков, химиков... Выходят в свет историографические работы984. На наш взгляд, оппоненты В. Резуна и его сторонников смогли доказать научную несостоятельность опусов. Справедливо подчеркивается попытка реанимации гитлеровской версии начала Великой Отечественной войны, склонность ее приверженцев к извращению документов, умолчанию фактов985. Верно замечено, что «под благородной «антисталинской» маской он (В. Резун - СМ.) и люди, стоящие за его спиной, реабилитируют гитлеризм и его союзников, противопоставляют реальной их агрессии предполагаемые, ло не доказанные намерения Ста-лина» . Нельзя не согласиться с мнением А.Н. Мерцалова и Л.А. Мерцаловой 157 о том, что книги антимарксистов «несут не только антисталинский, антикоммунистическии, но и антироссиискии, антирусский заряд» .
Антикоммунистическая конъюнктура в сочетании с эмоциональным восприятием сталинизма приводит некоторых серьезных исследователей к субъективным оценкам. Нельзя согласиться с версией о пакте Риббентропа-Молотова как о причине второй мировой войны988. Эта точка зрения давно опровергнута в зарубежной и отечественной историографии989. Нет оснований, подобно М.И. Семиряге, квалифицировать советско-германское соглашение 23 августа 1939 года как «договор о взаимопомощи», говорить о «союзе» Сталина и Гитлера990. Не выдерживает критики попытка некоторых исследователей оправдать Мюнхенский сговор, преуменьшить значение тактики затягивания англо-франко-советских переговоров со стороны западных стран991. При этом следует учитывать не только недальновидность руководства Англии и Франции, но и влияние политики «умиротворения» на Сталина. По справедливому замечанию А.С. Орлова, после Мюнхена он испытал шок, от которого не мог долго оправиться, стремился «воспрепятствовать возможному, как полагали в Москве, сговору западных держав»992. Нельзя не согласиться с Н.В. Загладиным в том, что «роковая ошибка, открывшая дорогу второй мировой войне, была совершена именно в Мюнхене»993. М.И. Семиряга и ряд других историков необоснованно обходят вниманием факт медлительности, которую проявили делегаты Англии и Франции, добираясь в Москву на переговоры военных миссий, забывает низкий уро вень парламентариев, отсутствие полномочий994. Ыа этом фоне участие в советско-германских контактах министра иностранных дел, затем личное обращение Гитлера, несомненно, импонировали советскому руководителю995. Мы не согласны с мнением Л.И. Гинцберга и С.З. Случа о советской инициативе в начале переговоров по заключению пакта 23 августа 1939 года. Авторы ссылаются на беседу германского посла Шуленбурга с Молотовым 20 мая 1939 года, в ходе которой последний заявил: «Мы пришли к выводу, что для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база. Без такой политической базы, как показал опыт переговоров с Германией, нельзя разрешить экономические вопросы» 9б. Однако история советско-германских отношений, начиная с Рапалло, показывает, что стремление создать политическую основу для торгового сотрудничества являлось непременным для дипломатии СССР. Так, в 1930-е годы советские представители постоянно применяли эту формулу997, что не воспринималось как инициатива их немецкими коллегами. Последние, напротив, полагали, что для улучшения политических отношений необходимы экономические предпосылки998. В конкретно исторических условиях конца 1938 года (после Мюнхена) именно со стороны Германии поступило предложение предоставить 200 млн. кредит999. Не случайно в советской историографии генезис советско-германских отношений накануне пакта Риб-бентропа-Молотова выводили с 1938 года1000. В этой связи представляются надуманным «открытие» Л.А. Безыменским «комплекса экономических и политических компонентов», в котором вызревало «решение о пакте»1001. После начала экономических переговоров последовала сложная дипломатическая игра, в ко-торой следует учитывать внимание Гитлера к советскому послу А. Мерекалову (12 января 1939 года) на новогоднем приеме, отсутствие антисоветских выпадов во время его выступления в рейхстаге (30 января 1939 года), выступление Сталина на XVIII съезде ВКП(б) (10 марта 1939 года) и соответствующая кампания против «мюнхенцев» в советской печати1002 и т.д. На наш взгляд, решающим моментом стало заявление Риббентропа 2 августа 1939 года в беседе с Г.А. Астаховым: «Мы считаем, что противоречий между нашими странами нет на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского. По всем вопросам можно договориться, если Советское правительство разделяет эти предпосылки, то можно обменяться мнениями более конкретным порядком»1003.
В литературе распространена другая крайняя позиция, свойственная консервативным историкам. Пакт объявляется «вынужденным» и «единственно верным» решением советского руководства. При этом, на наш взгляд, преувеличивается вероятность единого капиталистического фронта с участием Германии и ее союзников, а также Англии и Франции, возможность гитлеровской агрессии против СССР в 1939 году1004. Для Н.А. Нарочницкой, И.Ф. Максимычева главное, что договор «является крупнейшим провалом английской стратегии за весь XX век»1005. «Выдающийся успех» дипломатии Сталина заключается в том, что ему удалось, пусть даже временно, «поменять местами приоритеты Гитлера»1006 (т.е. направить его на Запад). Слабая сторона такой позиции заключается в том, что ее сторонники характеризуют политическую ситуацию в западных государствах с точки зрения сталинизма. Нельзя не учитывать влияния общественного мнения, оппозиционных партий (в том числе, коммунистов) и полити-ческих деятелей (У. Черчилль, Д. Ллойд Джордж и др.), с чем нужно было счи таться руководству Англии и Франции хотя бы для победы на следующих выборах. Симпатии западного общества были всецело на стороне Советского Союза за его политику коллективной безопасности с лозунгом — «мир неделим» , чего не скажешь о периоде после заключения пакта 23 августа 1939 года1 Маловероятна гитлеровская агрессия против СССР сразу после разгрома Польши. По замечанию М.И. Семиряги, к такой войне Германия не была готова - отсутствовал оперативный план, не хватало материального обеспечения1009. Консервативные историки оценивают пакт Риббентропа-Молотова в основном в духе постановления II Съезда народных депутатов. Прослеживается попытка разделить сам договор и секретные приложения: «Договор о ненападении с Германией ни в момент его подписания, ни сейчас не может вызывать сколько-нибудь серьезных правовых и политических нареканий... Другое дело протокол»1010. Однако текст соглашения свидетельствует о том, что приложения являлись не только составной, но основной содержательной частью пакта1011. Необоснованно, на наш взгляд, утверждение о возможности продолжения англо-франко-советских переговоров после 23 августа 1939 года1012. Формулировки советско-германского пакта предполагали безусловный нейтралитет СССР1013. Раздел «сфер влияния» оценивается большинством историков негативно1
Похожие диссертации на Историки СССР - России о советско-германских отношениях в 1917-1941 гг.
