Идеология российского государственного национализма второй половины XIX - начала XX вв. : историографический аспект Санькова Светлана Михайловна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Михаил Никифорович Катков 41

1. 1. Общая характеристика историографии Каткова 41

1. 2. Определение политической и идеологической принадлежности взглядов М. Н. Каткова в историографии .48

1.2.1. Соотношение консерватизма и либерализма во взглядах М. Н. Каткова .50 1.2.2.Национализм М. Н. Каткова 85

1.2.3. Государственная составляющая идеологии М. Н. Каткова .105

1.2.4. Степень самостоятельности идей, проводимых изданиями М. Н. Каткова 114

1.2.5. Лозунг «Православие, самодержавие, народность» в интерпретации М. Н. Каткова 127

1.3. Историографическое осмысление позиции М. Н. Каткова по проблемам Русской Православной церкви 132

1.4. Отражение представлений М. Н. Каткова о государственной власти в исследовательской литературе .142

1.4.1. Осмысление М. Н. Катковым проблем самодержавия 145

1.4.2. Эволюция взглядов М. Н. Каткова на институт представительства .153

1.5. Историографический анализ темы Польского восстания и его влияния на мировоззрение М. Н. Каткова .160

1.5.1. 1863 год как поворотный момент во взглядах М. Н. Каткова .162

1.5.2. Причины восстания .167

1.5.3. Реакция на польское восстание российского общества .170

1.5.4. Давление Европы .175

1.5.5. Был ли М. Н. Катков последователен в польском вопросе? 180

1.5.6. Была ли заслуга М. Н. Каткова в разрешении польского кризиса?...187

1.6. Эволюция взглядов М. Н. Каткова на общественное развитие в пореформенной России в представлении отечественных и зарубежных исследователей .193

1.6.1. Идея народности в трактовке М. Н. Каткова 196

1.6.2. Эволюция отношения М. Н. Каткова к дворянству .202

1.6.3. Трансформация взглядов М. Н. Каткова на земскую реформу .210

1.6.4. М. Н. Катков и А. И. Герцен .217

1.6.5. Борьба М. Н. Каткова с нигилизмом 222

1.6.6. Критика М. Н. Катковым интеллигенции .228

1.6.7. Роль М. Н. Каткова в проведении контрреформ в области образования .234

1.6.8. Разочарование в реформах царствования Александра II .245

ГЛАВА II. Алексей Сергеевич Суворин .271

2.1. Общая характеристика личности А. С. Суворина в свете историографии...271

2.2. Определение политической позиции А. С. Суворина в отечественной и зарубежной историографии 289

2.3. Историографическая оценка общественного влияния Суворина, сопоставление его с М. Н. Катковым 314

2.4. Историографическая характеристика охранительных взглядов А. С. Суворина .332

2.4.1. Теория официальной народности в интерпретации А. С. Суворина..333

2.4.2. Отношение к либеральным политическим институтам до событий 1905 г .341

2.4.3. Отношение к революции 1905 г. и Государственной Думе 344

2.5. Историографические представления о А. С. Суворине как идеологе империализма и национализма .347

ГЛАВА III. Михаил Осипович Меньшиков .367

3.1. Образ М. О. Меньшикова-публициста в отечественной историографии .367

3.2. Общая характеристика мировоззрения М.О. Меньшикова и его трансформации в свете историографии .385

3.3. Историография позиции М. О. Меньшикова по основным вопросам социально-политической жизни России 405

3.3.1. Государственность и самодержавие 406

3.3.2. Противоречивость Меньшикова в оценках первого русского Парламента .409

3.3.3. Отношение к дворянству. Теория элиты .413

3.3.4. Отношение к народу .415

3.3.5. Отношение к церкви .417

3.4. Историографические представления о М. О. Меньшикове как идеологе партии русских националистов и теоретике государственного национализма .419

3.4.1. М. О. Меньшиков как один из идеологов Всероссийского национального союза 419

3.4.2. Специфика националистических взглядов Меньшикова 423

3.4.3. Еврейский вопрос в публицистике Меньшиков .431

Заключение .437

Библиография 444

• Определение политической и идеологической принадлежности взглядов М. Н. Каткова в историографии
• Историографическое осмысление позиции М. Н. Каткова по проблемам Русской Православной церкви
• Определение политической позиции А. С. Суворина в отечественной и зарубежной историографии
• Противоречивость Меньшикова в оценках первого русского Парламента

Введение к работе

В свете событий, происходящих в России в последние десятилетия, а также на фоне популяризации в нашей стране политологических и социологических наук интерес к российской истории концентрируется в немалой степени на событиях полуторавековой давности, представлявших собой попытку очередной европеизации государства. Сопровождаясь значительными структурными изменениями во всех сферах жизни страны, либеральные реформы 60-х гг. XIX в. с неизбежностью приводили к необходимости изменения общественного сознания – процесса всегда весьма болезненного и чреватого появлением новых как позитивных, так и негативных явлений в обществе. Изучение и обсуждение политических процессов (как прошлых, так и современных) предполагает в первую очередь четкое определение основных понятий, в которых они описываются. В современных условиях исторические представления большей части общества формируются через средства массовой информации, где большая часть дискуссий проходит в рамках расплывчатого понимания ключевых политических понятий, что вносит колоссальную путаницу в сознание людей. При этом такие термины, как «либерализм», «национализм», «консерватизм», «социализм», представляются публике как нечто давно определенное, неизменное и общеизвестное. Между тем, как точно сформулировали Л. К. Журавлева и В. В. Журавлев в своем исследовании общественно-политических движений в России, «историческая практика заставляет отказываться от многих укоренившихся на публицистическом уровне клише»¹.

В годы перестройки основное внимание историков было направлено на разработку либеральной составляющей политического спектра общественной жизни России XIX - начала XX вв. как наиболее отвечающей духу и целям проводившихся в стране преобразований, что породило определенную идеологическую моду. Последовавший затем государственно-политический кризис заставил по-иному взглянуть на личности и идеи представителей российского

Журавлева Л. К., Журавлев В. В. Общественно-политические движения в России: конфликт истории и современности // Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001. С. 97 - 98. консерватизма. В 1990-е годы о своей приверженности к различным идеологическим константам русского консерватизма заявляли самые различные политические деятели². В 2008 г. в выступлении на Х съезде «Единой России» Б. В. Грызлов прямо обозначил, что «идеология «Единой России» - российский консерватизм»³. Отечественные исследователи и политтехнологи уже давно обсуждают реальность «консервативного проекта», его востребованность в современной России и политические перспективы⁴.

О повышении интереса к данной проблематике свидетельствует и ряд диссертаций, защищенных только в последние несколько лет в области истории, философии, социологии и политологии⁵. О степени востребованности в настоящее время истории отечественного консерватизма свидетельствует и появление историографических исследований, посвященных этому вопросу⁶. В настоящее время можно уже говорить о «моде» на консерватизм. Однако, разработка данной темы ведется преимущественно по пути количественных накоплений⁷.

Историографический анализ разработки темы консерватизма в отечественной исторической науке, проведенный К. Сулимовым, показывает, что до на-

См.: Репников А.В. Парадоксы русского консерватизма // Россия XXI. 2003. № 1. С. 173-175.

Центр социально-консервативной политики. М., 2009. Вып. 9 (Российский консерватизм – идеология партии «Единая Россия»). С. 78-80. См. также посвященный российскому и европейскому консерватизму трехтомник: Библиотека Единой России. Кн. 1. Идеи; Кн. 2. Люди; Кн. 3. Действия. М., 2003

См., например: Токтамысов С. Ж. Консерваторы в США и России на рубеже XX – XXI веков (Сравнительный анализ структуры представителей и внешнеполитических подходов). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 2007; «Консервативный проект» для России. «Круглый стол» журнала «Москва» // Москва. 2007. № 5.

Монастырских Г. П. Социология русского консерватизма. Дис. ... доктора социол. наук. Северодвинск, 2003; Машенцев Д. А. Демократия в интеллектуальной традиции российского консерватизма и перспективы неоконсерватизма в политических процессах современной России. Дис. … канд. полит. наук. Ростов н/Д., 2004; Белов А. В. Органицистская концепция культуры в философии русского консерватизма. Дис. ... доктора филос. наук. Ростов н/Д., 2004; Лебедев С. В. Система ценностей философии русского консерватизма второй половины XIX в. Дис. … доктора филос. наук. СПб, 2004; Начапкин Н. М. Эволюция российской государственности (XIX -нач. XX в.) и ее отражение в консерватизме. Дис. … канд. филос. наук. Екатеринбург, 2004; Архипов С. Н. Социально-философский анализ консерватизма. Дис. … канд. филос. наук. Саранск, 2004; Честнейшин Н. В. Проблема человека в социальной философии русского консерватизма. Дис. ... канд. филос. наук. Архангельск, 2004; Тронина Е. Г. Идейно-политическая эволюция консерватизма и его роль в политической жизни современной России. Дис. … канд. полит. наук. М., 2004; Корендясева А. Н. История эволюции российского консерватизма в первой половине XIX в. Дис. ... канд. ист. наук. Воронеж, 2005; Быховец М. В. Мифологические основания русского консерватизма. Дис. … канд. филос. наук. Новосибирск, 2006; Репников А. В. Консервативные концепции переустройства России в контексте исторического процесса конца XIX - начала ХХ вв. Дис. … доктора ист. наук. М., 2006.

Репников А. В. Особенности современной историографии российского консерватизма // Общественная мысль и общественное движение в России пореформенного времени: сборник статей к 90-летию со дня рождения М.Г. Седова. Воронеж, 2005. С. 37 - 60; Он же. Российский консерватизм в зеркале отечественной историографии (1992-2002 гг.) // Армагеддон: Актуальные проблемы истории, философии, культурологии. М., 2003. Кн. 13 (октябрь-март). С.7 - 27; Шелохаев В. В. Состояние современного историографического поля российского либерализма и консерватизма // Консерватизм в России и мире: В 3 ч. Воронеж, 2004. С. 50 - 61.

Подробный анализ отечественной историографии консерватизма за период 1990-х - начала 2000 гг., подтверждающий данное утверждение, см.: Сулимов К. Тема консерватизма в научно-исторических представлениях // Исторические исследования в России-II. Семь лет спустя. М., 2003. С. 315 – 340. стоящего времени остается открытым вопрос о критериях определения данного понятия. «Порой вообще возникает сомнение в том, - указывает исследователь, - что есть единая для всех носителей русского языка семантическая матрица слова «консерватизм» или что ее можно четко зафиксировать, - настолько велика смысловая дифференциация этого понятия в процессе его конкретизации»⁸.

Активная разработка вопросов российского консерватизма с неизбежностью вызвала потребность в дифференциации этого представлявшегося советским историкам довольно единым направления. Первым важным шагом на этом пути стало выделение в левой умеренной части консерватизма так называемого «либерального консерватизма»⁹.

Как отмечала еще в 1995 г. Т. А. Филиппова в работе, посвященной анализу либерально-консервативного синтеза в российском реформаторстве, в российской практике второй половины XIX – начала XX вв. «задачи консервативной стабилизации лучше достигались либеральными методами реформирования, а либеральные пути обновления и модернизации надежнее осуществлялись, будучи снабжены "предохранительными механизмами" консерватизма»¹⁰.

Суть явления либерального консерватизма кратко можно охарактеризовать следующими тезисами. Проведение реформ, поддерживаемое в первую очередь либералами, невозможно без стабильности в обществе и жесткой законности на всех его уровнях (ибо если не исполняются законы уже существующие, то не будут исполняться и вновь принятые, и в этом случае теряется всякий смысл реформ). Общественная стабильность, в свою очередь, выступает главным камнем преткновения консерваторов, и ради ее сохранения они готовы принять некоторые реформы. То есть, с одной стороны, можно выдвинуть лозунг «Ста-⁸ Сулимов К. тема консерватизма в научно-исторических представлениях // Исторические исследования в России-II. Семь лет спустя. М., 2003. С. 320. ⁹ Филиппова Т. А. Российское реформаторство второй половины XIX века: проблема либерально-консервативного синтеза // Преподавание истории в школе. 1995. № 1. С. 2 - 6; Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. М., 2001; Бердин А. Т. Социально-философская концепция либерального консерватизма и ее роль в духовном возрождении России. Дис. … канд. философ. наук. Уфа, 2004; Иваноцова О. К. Философия либерального консерватизма: П. Б. Струве: (опыт исто-рико-философского анализа). Дис. … канд. философ. наук. М., 2003; Пономарева М. А. П. Б. Струве в эмиграции. (Развитие концепции либерального консерватизма). Дис. ... канд. ист. наук. Ростов н/Д., 2004; Федорова М. С. Либерально-консервативное направление общественно-политической мысли русского зарубежья 20 -40-х гг. XX в. Дис. … канд. ист. наук. М., 2003. ¹⁰ Филиппова Т. А. Указ. соч. С. 2.

7 бильность для реформ», а с другой – «Реформы для стабильности». Эти две взаимообусловленные формулы и являются основанием для взаимодействия либерализма и консерватизма и появления на этой почве «либерального консерватизма». Сочетание в нем – в той или иной пропорции – двух вышеприведенных формул и диктует кажущееся метание представителей этого сотканного из полутонов направления справа налево и наоборот.

Когда ситуация в стране угрожает выйти из-под контроля, либеральный консерватор согласен на реформы, причем степень последних полностью диктуется их способностью в перспективе вернуть государство к нормальной деятельности. В то же время, когда деятельность государства восстанавливается, он требует «притормозить реформы» для того, чтобы, образно говоря, провести тщательный осмотр всего государственного механизма с целью выявления внутренних неполадок, которые, по его мнению, во-первых, и были причиной предшествовавшего реформам «кризиса», а во-вторых, не позволят эффективно провести те реформы, на которые данный «кризис» подвиг государство.

Анализ либерально-консервативной парадигмы применительно к теме диссертационного исследования имеет особую значимость. Ввиду отсутствия в современной отечественной исторической науке единого понимания ее сущности, следует обратить внимание на специфику терминов «либеральный консерватизм» и «консервативный либерализм», которая заключается в том, что понятие, несущее основную смысловую нагрузку, стоит на втором месте, а термин, определяющий лишь оттенок исповедуемых взглядов – выступает на первый план, невольно обращая на себя внимание. Мы предлагаем различать эти два понятия как описывающие достаточно отстоящие друг от друга мировоззренческие и социально-политические позиции. Отсутствие подобного разграничения приводит к настораживающей широте использования в настоящее время термина «либеральный консерватизм» в контексте политической и культурной жизни России начала XX века. В современной отечественной историографии элементы либерального консерватизма находят в деятельности почти всех по- литических течений - от кадетов слева до русских националистов справа. Такое широкое использование данного термина размывает и девальвирует его.

В контексте данного дискурса автор предлагает в качестве одного из течений российского либерального консерватизма выделить «государственный национализм». Разработка данного понятия представляется актуальной ввиду того, что именно «национальная составляющая» отечественного консерватизма оказалась «на периферии исследования» российской исторической науки¹¹.

Исходные понятия

Понятие «национализм» в настоящее время становится одним из наиболее часто употребляемых в различных общественно-политических дискуссиях. При этом оно имеет весьма широкий спектр толкований, доходящий до диаметральных противоположностей. Несомненно, у национализма как общественно-политического явления есть множество оттенков и нюансов, каждый из которых нуждается в определении в собственных терминах. Как отмечают отечественные политологи, «в России и за ее пределами произошло много событий, совершенно по-новому поставивших вопросы о «национальном интересе» нашей страны и о концептуализации «национального» и «государственного» интересов как таковых»¹². К сожалению, разработке вопросов русского национализма в дореволюционной общественно-политической мысли отечественными историками уделяется меньше внимания, хотя в смежных гуманитарных областях данная проблематика уже находит своих исследователей¹³.

В настоящее время в мире наблюдается двойственное отношение к национализму как явлению. С одной стороны мы видим тенденцию к глобализации, к экономическому, политическому, культурному объединению. К примеру, если еще в прошлом веке понятие «Западная Европа» имело только этно-культурное значение, то теперь оно обрело и конкретное политическое звучание в лице Евросоюза ¹¹ Сулимов К. Тема консерватизма в научно-исторических представлениях // Исторические исследования в Рос сии-II. Семь лет спустя. М., 2003. С. 332. ¹² Национальный и государственный интерес в современной мировой политике // Полис. 2000. № 1. С. 7. ¹³ Мухаметшиина Н. С. Трансформация национализма и «символьная элита»: российский опыт. Дис. … доктора полит. наук. Саратов, 2004; Дьяченко А. Н. Русский национализм как идеология и социально-политическая практика: социально-философский анализ. Дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Д., 2004; Круглый стол «На ционализм в имперской России: идеологические модели и дискурсивные практики» (Москва, Российский госу дарственный гуманитарный университет, 24 июня 2002 г.) // Новое литературное обозрение. 2002. № 5; Малино ва О. Ю. Либеральный национализм (середина XIX начало XX века). М., 2000; Янов А. Л. Патриотизм и на ционализм в России. 1825 - 1921. М., 2002. с единой валютой, границами и формирующимся правовым полем. Схожие тенденции наблюдаются в ряде стран Ближнего Востока и Латинской Америки.

В то же самое время национальный вопрос не отступает перед тенденциями глобализации, но, напротив, обостряется, хотя и в новых формах, становится все более актуальным. Это проявляется не только в создании «молодых» государств и «параде суверенитетов» на постсоциалистическом пространстве. Даже в таких государствах Евросоюза как Англия, Германия, Франция, Испания с, казалось бы, давно устоявшимися межнациональными отношениями, именно национальные (этнические) интересы становятся часто непреодолимым препятствием при решении тех или иных государственных и даже общемировых проблем. События последних десятилетий дали повод говорить об «этническом ренессансе», или «этническом парадоксе» современности, так как «почти все сформированные в прошлом доктрины и идеологии (и либеральные и радикальные) дышали уверенностью, что межнациональная рознь, тем более в варварских ее формах, постепенно должна уходить в прошлое под напором интернационализации экономики и культуры»¹⁴.

Необходимо трезво осознать, что национализм в настоящее время является реальным препятствием на пути распространения по всему миру политической системы «свободной демократии», как в свое время он был препятствием к экспорту «русского коммунизма». Ведь так называемые «общечеловеческие ценности», по сути, являются стереотипом поведения, выработанным в конкретных странах в конкретный период их исторического развития, а не «средним арифметическим» суммы всех подлинно мировых нравственных, социальных и политических установок. Именно поэтому «общечеловеческие ценности» справедливо воспринимаются теми народами, которым они навязываются в виде базовой модели общественной жизни, не как цель, а как средство осуществления национальных интересов тех стран, которые эту модель экспортируют.

В настоящее время данные проблемы разрабатываются преимущественно в политологии. В силу того, что это отрасль философии, исследование данного

Политология: Учебник для вузов / Под ред. В. Н. Лавриненко. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. С. 344. вопроса здесь проводится зачастую в оторванности от конкретно-исторической почвы. Хотя лучшие из исследований как раз апеллируют именно к истории.¹⁵

Вслед за политологами интерес к данной теме стали проявлять и историки. Важным этапом в данной связи является коллективная монография «Россия: государственные приоритеты и национальные интересы», в которой впервые в отечественной историографии государственная стратегия России и СССР середины XIX в. - начала 80-х гг. XX в. анализируется с позиций национального интереса. Хотя, как отмечали О. В. Волобуев и В. В. Шелохаев во введении к данной работе, понятие «национальные интересы» применительно к императорской России довольно условно¹⁶, подобный подход является весьма продуктивным для понимания процессов, происходивших в нашей стране в последние столетия. Слабость самодержавия и государства в целом в предреволюционный период, как нам представляется, во многом обусловливалась именно отсутствием четкой модели развития страны в рамках осуществления общенациональных интересов. По сути, и либеральное и революционное движение в России представляло собой поиск этой модели вовне, в тех государствах, где она была четко оформлена и осуществлялась на практике. Именно калькирование зарубежных моделей и либералы и революционеры считали отвечающим интересам российского государства, видя в нем подлинный национализм и патриотизм. Поиск модели, отвечающей национальным интересам, внутри страны представлялся им бесполезным и трактовался как пагубный консерватизм, тождественный реакции. Для правых политических сил, в свою очередь, предлагавшиеся либералами модели представлялись столь гибельными для России, что борьба с либеральной идеологией уже сама по себе являлась для них основным национальным интересом. Очевидно, что наиболее продуктивной в данной ситуации становилась центристская позиция либерального консерватизма.

К сожалению, в современной исторической справочной литературе все еще встречается односторонний негативный взгляд на национализм как общественно-политическое явление. Так, составленный В. С. Симаковым словарь истори-¹⁵ Смит Э. Д. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. М.,

2004. ¹⁶ Россия: государственные приоритеты и национальные интересы. М., 2000. С. 3. ческих терминов, вышедший под редакцией доктора исторических наук проф. А. П. Крюковских, определяет национализм как «политику и идеологию в области отношений между нациями, связанную с пропагандой исключительных прав так называемого коренного населения данного государства или местности в ущерб интересам и правам представителям других национальностей, проживающих на той же территории, либо пропаганду национальной исключительности отдельной национальности и создание для нее льгот и преимуществ в расширении гражданских и политических прав»¹⁷.

Мы полагаем, что национализму нельзя дать либо исключительно положительную, либо негативную оценку, но это понятие можно использовать как инструмент, без которого историку никак не обойтись при изучении этого феномена. На наш взгляд, в первую очередь необходимо разделить национализм народов, входящих в состав государств с полиэтническим населением и стремящихся в той или иной степени к самоопределению, и национализм как самосознание нации в рамках единого государства. «Одним из коренных отличий этих двух видов национализма является то, что в первом случае национализм выступает как сила, стремящаяся к разрушению государства, в котором она существует (хотя при этом и предполагается создание нового образования), то есть как сила в первую очередь деструктивная, а во втором случае национализм стремится всеми силами сохранить существующее государственное образование»¹⁸. Национализм во втором его значении можно, на наш взгляд, классифицировать как «государственный национализм».

Несколько иную, но принципиально схожую с заявленной нами классификацией предлагает М. Ю. Чернавский, который в монографии, посвященной анализу религиозно-философских основ консерватизма в России, выделяет «этнический национализм», ставящий своей целью «политически объединить людей одной национальности в рамках единого государства». Он является естественным и благоприятным для моноэтнических государств, но выступает как ¹⁷ Национализм // Словарь исторических терминов. Составитель В. С. Симаков. Под общей редакцией доктора исторических наук проф. А. П. Крюковских. – СПб.: «Лита», 1998. С. 183 – 184. ¹⁸ Санькова С. М. Век русского национализма. (Трансформация идей государственного национализма в России с начала XIX - начала XX вв.) // Россия в условиях трансформаций. Историко-политологический семинар. М., 2003. С. 34. разрушительная сила в многонациональном государстве, приходя в «столкновение с принципом наднациональной государственности». В противоположность этническому национализму «государственнический национализм постулирует, - считает исследователь, - чувство общности не внутри каждой национальной группы, но между членами одной нации как объединения людей, связанных не общностью крови, религии и культуры, но единым пространством, единой историей, государственным языком, единым гражданством и едиными экономическими связями»¹⁹.

В современной отечественной политологии наряду с часто имеющими место односторонними определениями национализма как однозначно негативного явления²⁰ встречаются подробно разработанные системы классификации национализма, в которых в качестве положительного направления выделяется «государственный (или гражданский) национализм»²¹. Как правило, такие классификации опираются на зарубежный опыт, что не случайно, так как степень разработанности темы национализма в Западной Европе и Америке на настоящий момент довольно высокая²².

В силу вышеуказанной причины термин «государственный национализм» в историческую науку был введен так же зарубежными исследователями. В современной зарубежной историографии история России XIX в. рассматривается в первую очередь как история империи. При этом, как отмечает один из историографов М. фон Хаген, данный процесс происходит на фоне «переосмысления идей «национального государства» и национализма»²³. Рассмотрение государственности России в первую очередь в этой плоскости привело к появлению в зарубежной исторической науке терминов «имперский национализм»²⁴ и «государственный национализм»²⁵. ¹⁹ Чернавский М. Ю. Религииозно-философские основы консерватизма в России: научная монография. М., 2004. С. 118 - 119. ²⁰ Политология: Энциклопедический словарь / Общ. Ред и сост.: Ю. И.Аверьянов. – М.: Изд-во Московского ком мерческого ун-та, 1993. – С. 195 – 197; Алексеева В. А. Национализм // Социальная философия. Словарь. М., 2003. С. 263 – 264; Козлов В. И. Национализм // Российская социологическая энциклопедия. М., 1998. С. 313. ²¹ Тишков В. А. Национализм // Новая философская энциклопедия. Т. 3. М., 2001. С. 39 – 41; Он же. Национа лизм // Политическая энциклопедия. Т. 2. М., 1999. С. 27 – 29. ²² Подробнее см. об этом: Смит Э. Д. Указ. соч. ²³ Хаген М. История России как история империи: перспективы федералистского подхода // Российская импе рия в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. С. 19. ²⁴ Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552-1917) / Пер. с англ. С. Н. Самуйлова. Смоленск, 2000. С. 322.

Наиболее разработанным последнее понятие является у Э. Хабсбаума, который пришел к выводу о том, что идеи единства нации использовались российским правительством как новый способ поддержания государственной стабильности в конце XIX в. «Идея "нации", - отмечал он, - стала новой религией государства».²⁶ Под понятием «государственный национализм», исследователь подразумевал государственную политику, направленную на укрепление национального патриотизма и формирование «однородной массы граждан, гомогенизированной… в лингвистическом и административном отношении»²⁷.

К сожалению, в отечественной исторической науке термин «государственный национализм» пока практически не используется, хотя сочетания таких характеристик как «государственник» и «националист» применительно к отдельным историческим личностям встречается довольно часто. Нам представляется, что перенесение термина «государственный национализм» на конкретно-историческую почву позволит наполнить его определенным историческим содержанием и тем самым будет способствовать его конкретизации. В то же время, использование данного термина в истории будет содействовать более точному выделению определенных граней общественно-политической жизни России, как в прошлом, так и в настоящем, что в целом приведет к более глубокому пониманию процессов, происходящих в духовной и идеологической сферах российской действительности.

На наш взгляд, с исторической точки зрения основную характеристику государственного национализма можно определить как отстаивание приоритетов государствообразующей нации не столько ради нее самой, сколько ради общегосударственных интересов в целом. Данная нация рассматривается приверженцами идей государственного национализма в виде основной цементирующей силы государства как единой территориальной, общественной и политической целостности. При таком подходе дополнительные права, которые они требуют для данной нации, являются своеобразной компенсацией за до-²⁵ Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. II. От Александра II до отречения Николая II. М., 2004. С. 498. ²⁶ Хобсбаум Э. Век империи. 1875-1914. Ростон н/Дону: Издательство Феникс, 1999. С. 219. ²⁷ Там же. С. 221.

14 полнительные обязанности, исторически принятые ею на себя в ходе строительства российской империи. Принципиально важным моментом является то обстоятельство, что отстаивание интересов титульной нации, по мнению государственных националистов, должно проходить исключительно на уровне верховной власти посредством принятия соответствующих законов и слежения за их неукоснительным соблюдением. Подобные действия правительства призваны были решить проблему стихийных межэтнических столкновений, создавая условия для того, чтобы межнациональные противоречия разрешались исключительно на юридическом уровне. Само же отстаивание интересов русского народа в рамках государственного национализма велось не по пути требований для него особых привилегий, а в русле борьбы с такими привилегиями для других народов, входящих в состав Российской империи.

Политическую оформленность идеи русского национализма получили с возникновением в 1909 г. партии русских националистов – Всероссийского национального союза. Однако в качестве их идеологических предшественников выступали М. Н. Катков, А. С. Суворин, М. О. Меньшиков. Исследованию анализа их общественно-политических воззрений в свете сформировавшейся к настоящему моменту историографической парадигмы посвящается данная работа.

Объектом исследования является отечественная и зарубежная историография общественно-политической жизни России второй пол. XIX – нач. XX вв.

Предметом исследования избраны характеристики идеологических позиций М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова и их взглядов на основные аспекты российской действительности.

Хронологические рамки исследования охватывают период с середины XIX в., когда в ходе журнальной полемики стали появляться первые критические статьи о М. Н. Каткове и А. С. Суворине, вплоть до настоящего времени.

В рассмотрении заявленной в диссертационном исследовании темы можно выделить следующие основные этапы:

I. Дореволюционный этап представлен преимущественно публицистическими работами и оценками, данными в мемуарах и дневниках.

II. Советский этап в отечественной историографии, относительно которого мы исходим из представлений о преемственности историографического процесса и полагаем правомерным рассматривать его не как особый феномен «советской историографии», а как один из этапов общего развития отечественной исторической науки с присущими ему (как и любому другому периоду) достоинствами и недостатками. Анализ историографических источников этого периода позволяет выделить в нем несколько периодов.

1) 20-е – начало 50-х гг. в отечественной историографии применительно к нашей теме могут рассматриваться единым блоком, так как никаких принципиальных различий между оценками исследуемых персоналий в эти десятилетия не наблюдается. Следует отметить, что речь в данном случае идет лишь о М. Н. Каткове и А. С. Суворине, так как имя М. О. Меньшикова в работах данного периода не фигурирует. Взгляды Каткова и Суворина упоминаются лишь вскользь, чаще применительно к их литературно-редакторской деятельности, и характеризуются, как правило, с использованием цитат В. И. Ленина из статьи «Карьера». Однако важно отметить то обстоятельство, что даже в этот период не все историки оценивали личность Каткова однозначно негативно. Показательной в этом плане является дискуссия, развернувшаяся в 1944 г. на совещании по вопросам истории СССР, проводившемся в ЦК ВКП(б) в 1944 г. На нем философ и литератор Х. Г. Аджемян выступил с тезисом, получившим свое развитие только в последние десятилетия: «Единый монистический взгляд на историю заставил нас, наконец, признать, что понятие народа не противостоит понятию государства, а наоборот, чаще всего является более или менее осознанной целью его, как и реальным его базисом»²⁸. Разделяя данную позицию, другой участник совещанияё историк русской дипломатии С. К. Бушуев настаивал на недопустимости однозначно негативной трактовки взглядов Каткова на польское восстание. М. В. Нечкина, выступавшая на этом совещании с критикой Аджемяна и Бушуева, приводила высказывания последнего на заседании по поводу подготовки второго издания II тома учебника по Истории СССР

Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК ВКП(б) в 1944 г. // Вопросы истории. 1996. № 2. С. 62.

16 (Россия в XIX в.): «В учебнике раздут польский вопрос, недооценен Катков, точки зрения которого иногда и правильны. Я бы на Польшу сейчас 10 Катковых выпустил»²⁹. К сожалению, подобные взгляды не могли быть опубликованы в тот период, но их появление является весьма симптоматичным. Нам представляется не случайным, что подобный взгляд на Каткова появился на почве изучения России в контексте международных отношений. В этой связи становится понятным появление спустя всего 13 лет монографии В. Г. Ревуненкова «Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия», в которой автор, воспользовавшись ситуацией «оттепели», сумел опубликовать идеи, схожие с теми, что высказывались Аджемяном и Бушуевым устно.

Период «оттепели», данные анализа исторических работ которого по избранной теме подтверждают представления большинства историографов о нем как о переломном в отечественной историографии и позволяют опровергнуть утверждение современного исследователя А. П. Логунова о том, что данный период, ничего принципиально не меняя в основных идеологических установках, «был способен породить лишь обилие новой комментаторской литературы к ленинским текстам»³⁰. Подобные утверждения порождаются общим поверхностным взглядом на отечественную историографию, без углубления в конкретные направления исторических исследований. Изученный нами материал дает основание выделить в истории отечественной исторической науки период середины 50-х – конца 60-х гг. в отдельный. Применительно к изучению нашей темы он характеризуется более развернутым анализом взглядов и деятельности Каткова, в меньшей степени Суворина. Принципиально новым является появление трудов, содержащих анализ позиции Каткова и Суворина в контексте конкретно-исторических ситуаций³¹.

Период отечественной истории 70-х – первой половины 80-х гг., получивший название «эпохи застоя», применительно к развитию исторической науки советского времени является наиболее продуктивным в количественном

Там же. С. 78.

Логунов А. П. Отечественная историческая культура: современное состояние и тенденции трансформации // Образы историографии. М., 2001. 352 с. С. 33.

Особо в этой связи следует отметить работу: Ревуненков В. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия. Л., 1957. 356 с.

17 и качественном отношении. Именно в этот период появляются работы, посвященные непосредственно деятельности Каткова³² и Суворина³³.

III. В постсоветское время применительно к нашей теме можно выделить два основных периода развития отечественной исторической науки.

1) Вторая половина 80-х – 90-е гг. Период «Перестройки» применительно к исследуемой теме не дал практически никакого приращения научного знания. Активное обращение к исследуемой нами теме начинается лишь с началом 90-х гг. Именно в это время появляются первые работы, посвященные непосредственно личности и взглядам М. О. Меньшикова, включая монографические исследования³⁴. Обращается более пристальное внимание на националистическую сторону взглядов всех трех исследуемых персоналий. Последнее вполне объяснимо общим повышением интереса к русскому национализму. Как отмечал В. И. Козлов, «Русский вопрос» стал подниматься в первую очередь в связи с развалом СССР³⁵. К этому периоду относятся первые попытки разностороннего и непредвзятого анализа взглядов Каткова³⁶ и Суворина³⁷. К личности послед-

Это в первую очередь монографии: Китаев В. А. От фронды к охранительству. (Из истории русской либеральной мысли 50-60-х г.г. XIX века). М., 1972; Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., 1978.

Особо важно отметить работу: Динерштейн Е. А. Издательская деятельность А. С. Суворина // Книга. Исследования и материалы. Сб. 48. М., 1984. С. 82-118. Эта статья положила начало серии исследований данного автора, увенчавшихся монографической работой, посвященной Суворину. Вторая важная работа появилась в сфере литературоведения, которое в этот период начинает более активно разрабатывать различные аспекты деятельности Суворина применительно к своей сфере: Соловьева И. Н., Шитова В. В. А. С. Суворин: портрет на фоне газеты // Вопросы литературы. 1977. № 2. С. 162 – 199.

Рейтблат А. «Котел фельетонных объедков». Случай с М. О. Меньшиковым // Неприкосновенный запас. 1999. № 2(4). С. 4 – 8; Репников А. В. М.О. Меньшиков - возвращенное имя // Международный сборник научных трудов 1999. – Москва-Смоленск-Луганск, 1999. С. 149 – 152; Шлемин П. И. Меньшиков: мысли о России. Монография. М., 1997; Он же. Права человека в современном мире. Национальные отношения и права человека в России (диалоги с М.О. Меньшиковым, 1906-1908). М., 1993.

Козлов В. И. Национализм, национал-сепаратизм и русский вопрос // Отечественная история. М. 1993. № 2 С. 44 - 64.

Маркелов Е. В. Пути исканий русской интеллигенции: оформление охранительной концепции М. Н. Каткова // Обозреватель – Observer. 1996. № 10-12 (81-83) С. 99-105; Егоров А. Д. Лицеи России. (Опыт исторической хронологии). Кн. 4. Лицей в память цесаревича Николая (Катковский лицей). В 2-х ч. Ч. 1. Иваново, 1995; Изместьева Г. П. Михаил Никифорович Катков // Педагогика. 1997. № 1.С. 94 – 99; Китаев В. А. К характеристике политической программы М. Н. Каткова в первой половине 60-х годов XIX в. // История России: на перекрестке мнений. Волгоград., 1997. С. 34 – 40; Поляков А. Д. М. Н. Катков как политический мыслитель // Тезисы докладов Российской научно-практической конференции «Политические процессы в России: история и современность». СПб., 1993. С. 78 – 79; Попов А. А. М. Н. Катков: к вопросу о его социально-политических взглядах // Социально-политический журнал. 1992. № 9. С. 74 – 81; Шмигельская М. А. М. Н. Катков – редактор-издатель «Русского вестника» (50-60-е г.г. XIX в.) // Проблемы философии, истории, культуры. Саратов, 1996. С. 36 – 41; Чиркова Н. А. Социальные и политические аспекты философии русского консерватизма в публицистике М. Н. Каткова // Перспективы практической философии на рубеже тысячелетий. Материалы теоретического семинара. СПб., 1999. С. 149 – 151.

Солоусов С. А. А. С. Сувориин и «Новое время» в Петербурге // Клио. 1998. № 2(5). С. 270 – 275; Подольская И. В. Алексей Сергеевич Суворин // Литературное обозрение. 1999. № 4. С. 42 – 50; Соломонова Т. А. А. С. него возрос интерес и в связи с переизданием его дневника³⁸. Накопленный за это десятилетие материал позволил перейти к попыткам историографического анализа личности Суворина³⁹.

2) 2000-е годы ознаменовались развитием тех тенденций и идей, которые были заложены в предшествующее десятилетие. В количественном плане объем работ, созданных в последнее десятилетие по интересующей нас тематике, значительно превышает все, что было создано в отечественной историографии за семьдесят лет советского периода. Данный этап ознаменовался переизданием работ Каткова, Суворина и Меньшикова, публикацией различных документов, связанных с данными личностями⁴⁰. Накопленный новый исторический материал позволил проанализировать жизнь и деятельность Каткова, Суворина и Меньшикова на новом уровне. Детализируются и анализируются отдельные аспекты деятельности и общественно-политических взглядов данных персоналий. Помимо собственно исторических работ анализ взглядов Каткова в настоящее время переносится на философскую почву⁴¹. Обращение к исследуемым персоналиям активизируется и в области литературоведения, здесь преимущественный интерес представляет личность Суворина.

К сожалению, количественный рост не всегда сопровождается адекватным качеством. В целом для постперестроечного периода характерно наряду с более

Суворин и студенческая забастовка 1899 г. // Проблемы политологии и политической истории. В. 3. Саратов, 1994. С. 20 – 34; Динерштейн Е. А. А. С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. М., 1998. Рейфилд Д., Макарова О. Дневник Алексея Сергеевича Суворина. – London-Москва, 1999. – С. V – XXXII; Трофимов Р. Перечитывая «Дневник» Суворина… // Новый мир. – 1994. – № 1. – С. 242 – 246; Гитович И. Е. Петербургский король Лир. Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 1999. Рец. // Чеховский вестник. № 5. – М., 1999. – С. 11 – 19.

Шишкина Т. А. А. С. Суворин в общественной жизни России кон. XIX – нач. XX в. (историография проблемы) // Историографический сборник: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 18. Саратов, 1999. С. 130 – 145; Махонина С. Я. А. С. Суворин – портрет на фоне новых книг о нем // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика: Научный журнал. 2001. № 2. С. 108 – 126.

М. Н. Катков: Имперское слово. – М.: Москва, 2002; Дневник Алексея Сергеевича Суворина. London-Москва, 1999; Суворин А. С. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904 – 1908). М., 2005; Суворин А. С. В ожидании века XX. Маленькие письма (1889 – 1903). М., 2005; Телохранитель России: А. С. Суворин в воспоминаниях современников. Воронеж:, 2001; Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 2000; Он же. Вечное воскресение. (Сборник статей о Церкви и вере). М., 2003; Он же. Национальная империя. М., 2004; Он же. Как воскреснет Россия? Избранные статьи. СПб., 2007.

Брутян А. Л. М. Н. Катков: социально-политические взгляды. М., 2001; Кантор В. К. О судьбе имперского либерализма в России (М. Н. Катков) // Философские науки: Научный образовательный просветительский журнал. М., 2007. № 2. С. 66 – 91; Тяпин, И. Н. М. Н. Катков и его философия истории. // Социально-гуманитарные знания. 2005. № 2. С. 256 – 271.

19 глубокой и активной разработкой исследуемых персоналий появление исторических и литературоведческих работ, в которых представлен не научный, а публицистический взгляд, а это, в свою очередь, обусловлено желанием в процессе преодоления негативных оценок советского периода подчеркнуть положительные стороны описываемых личностей, что зачастую приводит к искажению исторической действительности⁴².

Представить периодизацию зарубежных исследований по рассматриваемой проблеме не представляется возможным ввиду достаточно фрагментарного обращения зарубежных ученых к исследуемым нами персоналиям.

Целью исследования является обоснование на основе анализа отечественной и зарубежной историографии правомерности выделения в общественно-политической мысли России второй пол. XIX – нач. XX вв. особого направления – государственного национализма – и определения в качестве его основных идеологов М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова.

Для достижения данной цели в ходе исследования предполагается решить следующие задачи: выделить различные точки зрения отечественных и зарубежных исследователей на основные аспекты общественно-политических взглядов М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова и конкретно-исторические условия их формирования; проследить трансформацию мировоззрений исследуемых персоналий и эволюцию оценок этих трансформаций в отечественной и зарубежной историографии; проанализировать объективные условия развития отечественной исторической науки и проследить их влияние на изменение акцентов и оценок в исследуемой нами проблематике. - выявить методологические доминанты анализа общественно- политических взглядов исследуемых персоналий в отечественной и зарубежной ⁴² Примерами таких работ являются: Макашина Л. П. Вокруг Суворина: Опыт литературно-политической биографии. Екатеринбург, 1999; Изместьева Г. П. Михаил Никифорович Катков // Вопросы истории. – 2004. - № 4. – С. 71-92; Сохряков Ю. И. Работа совести. (Национальная идея в публицистике М. О. Меньшикова) // Со-хряков Ю. И. Национальная идея в отечественной публицистике XIX – начала XX вв. М., 2000. С. 170 – 178.

20 историографии на различных этапах ее развития и их зависимость от политико-идеологических установок различных периодов; - выявить в характеристиках общественно-политических взглядов исследуемых персоналий признаки идеологии государственного национализма.

Данные задачи будут реализовываться применительно к каждому из изучаемых деятелей отдельно, что определяет тематику глав диссертационного исследования. В рамках каждой главы материал излагается проблемно-хронологически. Выделяется ряд основных аспектов в общественно-политических взглядах каждой персоналии и по каждому прослеживается эволюция оценок в историографии.

Методологическая база диссертационного исследования основывается в первую очередь на принципе историзма, предполагающем рассмотрение историографических явлений (историографических направлений, позиций историков), равно как и взглядов исследуемых персоналий, в развитии и в связи с обусловившими их факторами. Мы так же полагали необходимым учитывать существовавший долгое время в отечественной историографии принцип партийности. В первую очередь это делалось нами при анализе отечественной историографии советского периода с целью учета объективных возможностей для научного творчества исследователей. В то же время мы исходили из положения о том, что в любое время в любой стране историк не может быть полностью свободен от своей общественно-политической позиции, которая оказывает влияние на его оценки и трактовки тех или иных исторических явлений и взглядов общественных деятелей.

Другим важным принципом, на котором базировалось наше исследование, является принцип целостности, который ориентирует исследователя на необходимость подходить к изучению каждого периода или направления исторической науки как к системе взаимосвязанных элементов исторического знания и причин, определяющих их изменения. Следуя этому принципу, мы стремились анализировать оценки исследуемых персоналий с учетом общей концепции исследователя, проблематики его трудов, состояния источниковой базы и прочих факторов. В

21 рамках целостного подхода мы стремились выделить те идеи и положения, которые сохранили свою актуальность для современной исторической науки.

В своей работе мы опирались так же на принцип объективности, рассматривая и исторические персоналии, и их историографические оценки с учетом объективных закономерностей, которые определяли процессы государственного и общественно-политического развития на исследуемых исторических этапах. Каждое событие, отношение к которому со стороны М. Н. Каткова, А. С. Суворина или М. О. Меньшикова анализировалось с историографической точки зрения, мы стремились рассматривать в его многогранности и противоречивости. Объективность научного подхода к историческим фактам достигалась такой организацией исследовательского процесса, которая предполагала всесторонний охват изучаемого явления, опору на достигнутый уровень научного знания по проблеме и применением всей совокупности различных прикладных методов для получения из источников максимально разнообразной и обширной информации.

Методологическая позиция диссертанта так же базируется на общенаучном принципе аксиологического подхода. При анализе содержания исследуемых источников учитывались представленные в них ценностные ориентиры и стереотипы как описываемых персоналий, так и самих авторов текстов.

В ходе исследования нами применялся ряд специально-исторических и историографических методов: - Историко-генетический метод позволил показать причинно-следственные связи и закономерности эволюции как общественно-политических взглядов исследуемых персоналий, так и историографических парадигм и соответствующих оценок представленных личностей. При использовании данного метода мы стремились сочетать показ изменений с фиксированием пределов качественной устойчивости изучаемой реальности. Чтобы при особом внимании к конкретности и детальности не прийти к выпячиванию индивидуального и неповторимого и затушевыванию общего и закономерного мы стремились при применении этого метода органически включать характеристику единичного, особенного и

22 общего. При этом мы опирались на теоретические разработки И. Д. Ковальчен-ко, обращавшего внимание на то обстоятельство, что «характеристика той или иной личности едва ли может исчерпываться традиционным набором биографических характеристик (происхождение и окружение, воспитание и образование, служебная деятельность и т.п.) и раскрытием общественно-социальной позиции», так как «при этом ускользает тот важнейший факт, что сама общественно-социальная позиция, ее выбор и проведение определялись именно лич-ностно-индивидуальными чертами человека». С целью понимания индивидуальных мотивов позиции личности, по мнению ученого, «недостаточно традиционных характеристик» и «требуется выявление специфики мышления и нравственно-психологического облика человека, обусловливавших восприятие действительности и определявших воззрения и деятельность личности»⁴³.

Сравнительно-исторический метод способствовал выявлению общего и особенного в многообразии историографических оценок исследуемых персоналий. При этом мы стремились изучать историографические факты как в тесной связи с историческими условиями, в которых они создавались, так и в качественном изменении на различных этапах развития. Данный метод способствовал выяснению причин и обстоятельств повторяемости историографических фактов (в первую очередь в виде исторических оценок) в различные периоды. Руководствуясь данным методом, мы применяли конкретный анализ на основе «взаимопересечения» изучения теоретического и фактического материала, так как история и теория рассматриваемых вопросов являются взаимообусловленными.

Историко-типологический метод применялся нами при анализе, как исследуемых персоналий, так и их историографических оценок. В первом случае с помощью данного метода мы стремились определить место государственного национализма среди устоявшихся типов общественно-политической мысли России второй половины XIX – начала XX вв. Во втором – на основании данного метода в рамках отдельных историографических периодов среди всей сово-

Ковальченко И. Д. Сущность и особенности общественно-исторического развития (заметки о необходимости обновленных подходов) // Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. Изд. 2-е. М.: Наука, 2003. С. 469.

23 купности историографических исследований мы проводили определенную ти-пологизацию на основании оценок, даваемых исследователями основным составляющим общественно-политических взглядов М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова.

Проблемно-хронологический метод позволил нам расчленить исследуемую тему на ряд более узких проблем, каждая из которых рассматривалась нами в хронологической последовательности как с точки зрения эволюции взглядов исследуемых персоналий, так и изменений, происходивших с течением времени в их историографических оценках.

Метод периодизации дал нам возможность выделить отдельные этапы эволюции процесса изучения взглядов М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова в отечественной историографии с целью выявления доминирующих оценок и характеристик на каждом отрезке «историографического времени», определения моментов появления нового качества исторического анализа освещаемых проблем. В качестве основного критерия периодизации выступали качественные изменения в развитии исторической науки, трансформация методов и характера исторического творчества, происходивших под влиянием трансформации общественно-экономических и социально-политических отношений.

Метод ретроспективного анализа позволил проверить выводы прежних исследователей данными сегодняшнего дня. Применяя этот метод, мы использовали достижения историографического источниковедения для анализа источнико-вой основы работ по историографии, созданных в предыдущее время. Изучение причинно-следственных связей современной историографии позволило нам провести более полный анализ аналогичных явлений в прошлом ее развитии.

Посредством метода перспективного анализа мы стремились выявить те аспекты исследуемой темы, которые в будущем могут быть наиболее актуальными и востребованными.

Степень разработанности темы

24 В силу хронологических рамок изучаемой темы об историографических исследованиях можно говорить лишь начиная с советского периода. В общих работах по истории исторической науки в СССР интересующим нас вопросам внимания не уделялось, так как в силу своей специфики они не являлись центральными темами отечественной историографии⁴⁴. При этом практика показывает, что при общем взгляде на историю отечественной исторической науки в ее широкой ретроспективе без углубления в отдельные сферы и направления, исследователи приходят к неверным или искаженным выводам. Одним из примеров наиболее радикальных оценок является утверждение Г. Д. Алексеевой, полагавшей, что в 60-е – 80-е гг. в условиях советской идеологии и методологии историки не могли в большинстве своем создать ничего стоящего. «Историческая наука России, как и все российское общество, – по замечанию Алексеевой, – была превращена в закрытую, замкнутую систему, постепенно терявшую свои потенциальные возможности для развития, для обновления и реформирования»⁴⁵. Принципиально схожую позицию занимает Ю. Н. Афанасьев, утверждавший, что «советская историография» не может рассматриваться как чисто историографическое явление, а является особым «научно-политическим феноменом, гармонично вписанным в систему тоталитарного государства и приспособленным к обслуживанию его идейно-политических потребностей»⁴⁶. Пытаясь воссоздать общую картину развития отечественной историографии советского периода, А. П. Логунов, не признававший, как мы отмечали выше, за периодом «оттепели» принципиальных изменений в развитии отечественной исторической науки, так же малопродуктивным считает и последующее десятилетие, на которое, по его мнению, «существенное воздействие» оказала концепция «развитого социализма». Автор утверждал, что следствием этой ситуации стала концентрация сил историков преимущественно «на разработке про-

Историческая наука в России в ХХ веке / Отв. Ред. Г. Д. Алексеева. М., 1997; Цимбаев Н. И. Кафедра истории СССР периода капитализма // Историческая наука в Московском университете. 1934 – 1984. М., 1984. С. 79 – 93. Алексеева Г. Д. Предисловие // Историческая наука в России в ХХ веке. С.11. Афанасьев Ю. Н. Феномен советской историографии // Советская историография. М., 1996. С. 37.

25 блем современности», отмечая еще более усиливавшийся, по сравнению с 60-ми годами, комментаторский характер исторических сочинений»⁴⁷.

Между тем историографический анализ материалов по избранной нами теме показал необоснованность подобных утверждений. Мы солидаризируемся с такими учеными как С. П. Карпов и В. И. Кузищин, признающими реальный и весомый вклад отечественных историков советского периода в мировую историческую науку⁴⁸. Более того, нам представляется, что именно к 1970-м гг. отечественная историческая наука применительно к рассматриваемой нами теме достигла своего расцвета. Это явствует из высокого научного уровня исторических исследований этого периода, что и будет показано нами в дальнейшем. И именно в этот период в области истории общественно-политической жизни России XIX – начала ХХ вв. были созданы такие фундаментальные исследования, которые до сих пор не утратили своего значения и являются базовыми для всех современных историков, обращающихся к данной проблематике.

Первые историографические обзоры, посвященные исследуемым нами персоналиям, относятся к 1970-м гг. Это в первую очередь связано с появлением монографических исследований В. А. Китаева и В. А. Твардовской, посвященных деятельности Каткова.

В предваряющем монографию историографическом обзоре⁴⁹ В. А. Китаев из дореволюционных авторов останавливается на работах Н. А. Любимова, Р. И. Сементковского и А. А. Корнилова, в которых, в наибольшей степени был отражен исследуемый автором период деятельности М. Н. Каткова – 50 – 60-е гг. XIX в. Критикуя «значительную часть оценок» Каткова, представленных в книге Н. А. Любимова «М. Н. Катков и его историческая заслуга. По документам и личным воспоминаниям», Китаев отдает должное содержательно-информационной стороне данной работы. Применительно к работе Р. И. Сементковского «Михаил Катков» Китаев отмечает неоднозначность ха-⁴⁷ Логунов А. П. Указ. соч. С. 46 – 47. ⁴⁸ Ответы декана исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова академика РАЭН С. П. Карпова на вопросы журнала «Новая и новейшая история» // Новая и новейшая исто рия. 1996. № 2. С. 66; Кузищин В. И. Кризис исторической науки: Что это такое? / Актуальные проблемы теории истории: Материалы «круглого стола» (12 января 1994 г.) // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 81. ⁴⁹ Китаев В. А. От фронды к охранительству. С. 4 – 22.

26 рактеристик, даваемых деятельности Каткова исследуемого периода, одни из них разделяя, другие оспаривая. Особо Китаев выделяет работы А. А. Корнилова «Михаил Никифорович Катков» и «Исторический очерк эпохи 60-х годов», написанные им для «Истории русской литературы XIX в.», и монографию «Общественное движение при Александре II», как единственные в дореволюционный период, где довольно подробно «характеризовались идейная позиция «Русского вестника» и политические убеждения его редактора». При этом Китаев критикует попытки Корнилова наделить «Русский вестник» «чертами политического демократизма» в контексте общего стремления дореволюционных либералов «растворить демократию в либеральном движении». В то же время Китаев указывает на ряд верных замечаний Корнилова.

Обращение к оценкам деятельности Каткова в работах В. И. Ленина выглядит достаточно дежурным и сводится к распространенной цитате из статьи «Карьера» о типичности перехода «русской либеральной буржуазии от демократии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму»⁵⁰.

Одной из первых работ советского периода Китаев рассматривает статью 1926 г. В. Переверзева «Нигилизм Писарева в историческом освещении», отмечая недостаточное внимание автора к идейной эволюции «Русского вестника», что привело к необоснованному определению этого издания как «западнической фракции дворянского реформизма».

Обращаясь к статье В. Я. Кирпотина «Катков накануне польского восстания» и разделяя основной тезис автора о том, что консерватизм Каткова стал проявляться задолго до 1863 г., Китаев обращает при этом внимание на недостаточную разработанность понятий «либерализм», «охранительство», «консерватизм» применительно к общественной жизни России 60-х гг. XIX в.

Важный аспект анализа русского западничества отметил, по мнению Китае-ва, Г. В. Плеханов в статье «М. П. Погодин и борьба классов», первым указав на присутствие в идеологиях западничества и славянофильства ряда схожих положений. Это положение о «закономерности сближения либерального западничест-

Ленин В. И. Карьера // Ленин В. И. ПСС. Изд. 5. Т. 22. М., 1976. С. 44.

27 ва» со славянофилами «перед лицом начавшегося в конце 50-х годов роста революционной демократии» развивалось, как отмечал Китаев, в работах Н. Мещерякова, С. С. Дмитриева, Н. Л. Рубинштейна. Отмечая важность этого аспекта в истории либерального движения 50 – 60-х гг. XIX в., Китаев с сожалением отмечает, что разработка этого вопроса не получила развития в последующие периоды.

Отдельным блоком Китаев рассматривает группу авторов статей, сопровождавших публикации новых источников в исторической периодике 1920 – 30-х гг., особо он выделяет предисловия А. Е. Преснякова и Ю. Г. Оксмана к изданию мемуаров «одного из единомышленников Каткова» Е. М. Феоктистова в 1929 г., в которых отмечается стремление своеобразного русского «торизма» к консолидации консервативных сил, обладающих определенной степенью независимости взглядов и способных влиять на корректировку правящего курса.

В 1930 – 40-е гг. Китаев отмечает отсутствие новых серьезных работ, затрагивающих личность Каткова, так как основные исследования были посвящены революционной демократии, а либеральное и консервативное направления обрисовывались бегло и схематично.

Среди работ 1950 – 60-х гг. Китаев выделяет статьи В. Н. Розенталь, воссоздающие «в основных чертах начальный период истории либерализма в 50 – 60-е гг., и монографию «Очерки истории общественной мысли в России в конце 50-х – начале 60-х годов XIX в.» Н. Г. Сладкевича. Китаев солидаризировался с мнением последнего о том, что русский либерализм с самого начала нес в себе охранительные черты.

Большой интерес, по мнению Китаева, представляли историко-литературные исследования о ведущих русских писателях, чье творчество тесно соприкасалось с общественной жизнью 50 – 60-х гг. XIX в., принадлежавшие Р. В. Иванову-разумнику, Б. Эйхенбауму, В. Кирпотину, В. Базанову, П. Г. Пустовойту. В этих работах в процессе освещения взаимоотношений М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенева, А. Ф. Писемского с редакцией «Русского вестника» характеризовались различные стороны общественно-политической позиции Каткова.

Рассматривая современную буржуазную историографию, проявляющую внимание к общественной жизни пореформенной России, Китаев обращает внимание на политическую подоплеку этого интереса. Обращаясь к работе М. Каца «Михаил Н. Катков. Политическая биография», Китаев отмечает, что Катков интересует зарубежного исследователя как политический мыслитель, делающий выбор между «традиционализмом» и «модернизацией» по европейскому образцу. Стремление Каца рассматривать все проблемы преимущественно в русле европейской идеологической традиции, приводит его, по мнению Китаева, к упрощенному противопоставлению гегельянцев-«государственников» и «либеральных» западников Чичерина и Кавелина шелленгианцу и «консервативному» западнику Каткову.

Особое внимание Китаева обратил на себя доклад Р. Пайпса на XIII международном конгрессе исторических наук. Отказывая предложенной Пайпсом схеме развития консерватизма в России в историзме, Китаев отмечает «недвусмысленный в политическом отношении» тезис докладчика о доминирующем в политическом мышлении и практике России духа консерватизма. «Картина идейной жизни» пореформенной России, по мнению Китаева, выглядела в докладе «весьма произвольной и далекой от действительности».

В историографическом обзоре В. А. Твардовской⁵¹ дореволюционные авторы делятся на три группы. К первой автор относит апологетов Каткова. Разделяя мнение самого Каткова о том, что его имя стало «равносильно политической программе», она отводит авторам данной группы роль пропагандистов этой программы. Ко второй группе Твардовская причисляет либерально-буржуазных историков. Их взгляду на Каткова, по мнению исследовательницы, присуща определенная ревность. Высоко оценивая раннего Каткова, они не могли простить ему, достигшему определенных высот, «измены» идеалам молодости. Трансформацию взглядов Каткова они пытались объяснить не реалиями общественной жизни пореформенной России, а особенностями его характера. Именно такой подход, по мнению Твардовской, приводил к подчас прямо противоположным

Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия.

29 утверждениям. Катков то превращался в злого гения самодержавия, контролирующего каждый его шаг (А. А. Корнилов), то в продажного приспособленца, не имеющего самостоятельной позиции (Р. И. Сементковский). К третьей группе дореволюционных авторов Твардовская относит демократическую публицистику, но не останавливается подробно на ее характеристике.

Обращаясь к наследию В. И. Ленина, Твардовская в первую очередь отмечает его внимание не столько к самой личности Каткова, сколько к охранительной печати вообще, тон которой задавался, даже после смерти, редактором «Московских ведомостей». Ленинские высказывания об охранителях в целом она считала возможным применять непосредственно к личности Каткова.

Анализ историографии советского периода Твардовская начинала с периода 60 – 70-х гг. Она отмечала, что вопрос «охранительной идеологии» Каткова частично освещался в работах, посвященных земской, судебной, образовательной реформам, контрреформам и другим событиям внутриполитической и общественной жизни России второй половины XIX в. Среди работ этого периода автор особо выделяла монографию Ю. Б. Соловьева «Самодержавие и дворянство в конце XIX в.», в которой, по ее мнению, убедительно показано, как, служа самодержавию, Катков все время оказывался в своеобразной оппозиции в силу несовместимости защищаемого им режима с какими бы то ни было инициативами, даже если они носили проправительственный характер. К сожалению, характеризовавшаяся нами выше монография Китаева, одной из центральных фигур которой являлся Катков, выпала из поля зрения исследовательницы.

Дополнительное обоснование важности и «в определенном смысле политической актуальности» обращения к теме идеологии пореформенного самодержавия Твардовская усматривала в появлении в 1960-е гг. целого ряда работ зарубежных авторов, касавшихся данного вопроса. Она трактовала работы Р. Пайпса, Э. Тадена, М. Каца как попытку англо-американской русистики ответить на вопрос, могло ли самодержавие в России при определенных условиях избежать Октябрьской революции и встать на «столбовую дорогу» капиталистического развития. Слабым местом разбираемых работ Твардовская считала недостаточное внимание к экономическим реалиям изучаемого времени, особенно к аграрному вопросу. В качестве центральной темы зарубежных работ Твардовская выделяла проблемы соотношения «традиционализма и модернизма», национализма и рационализма, то есть проблемы модернизации страны по западному образцу. Интерес западных историков к личности Каткова был обусловлен, по мнению исследовательницы, «надклассовостью» его попытки консолидировать общество вокруг национальных идеалов. Отказ от анализа «классовой природы русского абсолютизма» заставляет, по мнению Твардовской, придавать «огромное» значение личностям его идеологов.

Работа Твардовской вызвала целый ряд положительных рецензий⁵², предлагавших зачастую важные инструменты для понимания не только позиции автора, но и исследуемой ею персоналии. В частности, В. К. Кантор одним из первых выдвинул очень важную, на наш взгляд, идею о том, что для Каткова государство в России «есть всемогущая сила и не оно должно искать поддержки общества, а наоборот»⁵³.

В монографии А. Л. Брутян, посвященной исследованию социально-политических взглядов М. Н. Каткова, автор представила крайне сжатый историографический обзор, исходя из предваряющего его тезиса о том, что «изучение социально-политических взглядов М. Н. Каткова находится пока в зародышевой фазе»⁵⁴. В дореволюционной историографии исследователь выделила «прижизненные отклики», работы «памяти Каткова», биографические работы, написанные современниками Каткова, работы либеральных историков, работы представителей радикального направления. Однако эти группы источников практически не анализируются, их специфика не выявлена.

Обращаясь к советскому периоду отечественной исторической науки, Бру-тян пришла к необоснованному, на наш взгляд, выводу о том, что «исследова-⁵² Зайончковский П. А. В. А. Твардовская. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания) // Вопросы истории. 1979. № 6. С. 123 125; Кантор В. К. В. А. Твардовская. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., «Наука». 1978, 280 стр. // Вопросы философии 1979. № 8. С. 173 – 176; Широкова В. В. Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., 1978. 278 с., тир. 2400 // История СССР. 1980. № 2. С. 196 – 198; Оскоцкий В. Портрет без ретуши //Дружба народов. 1980. № 1. С. 262; Хорос В. Кормчий на тонущем корабле // Литературная Грузия. 1979. № 12. С. 114 – 122. ⁵³ Кантор В. К. Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия. С. 175. ⁵⁴ Брутян А. Л. Указ. соч. С. 9.

31 ния деятельности М. Н. Каткова в советской исторической литературе немногочисленны»⁵⁵. Она не приняла во внимание то обстоятельство, что советскими историками было осуществлено порядка сорока исследований, в которых затрагиваются различные аспекты деятельности и социально-политических взглядов Каткова, включая несколько монографий, не утративших своего значения по настоящее время, что будет показано нами при характеристике источниковой базы диссертационного исследования. Из поля зрения Брутян выпал большой пласт трудов советских литературоведов, также представляющий несомненную ценность для исторической науки. Работы советского периода до 70-х гг. автором практически не анализировались. Брутян ограничилась перечислением нескольких статей и монографий с коротким общим комментарием.

Обращаясь к работам историков 70-х гг., исследователь акцентировала внимание на их недостатках, основной из которых она усматривала в том, что «задачи, поставленные авторами,… не позволили им систематически и детально проанализировать социально-политическую доктрину» Каткова. «Определенные позитивные сдвиги в советской исследовательской литературе» Брутян связывала с монографией В. А. Твардовской, которая, по мнению автора, «наиболее полно, детально реконструировала весь творческий путь мыслителя, объективно оценила его заслуги». Основной недостаток данной работы Брутян усматривала в том, что «история Каткова и его изданий исследовалась в отрыве от консерватизма как цельного общественно-политического и идейного направления, а его социально-политические взгляды отождествлялись с идеологией пореформенного самодержавия». Между тем анализ современной литературы по истории российского консерватизма показывает, что большинство ученых не считает возможным рассматривать консерватизм в дореволюционной России как «цельное» направление. В то же время нет оснований полагать неправомерным отождествление взглядов Каткова с идеологической позицией самодержавной власти, во всяком случае, в период правления Александра III.

Там же. С. 11.

Среди работ постсоветского периода Брутян обращает внимание всего на несколько авторов, приводя данные в них оценки взглядов Каткова, но вновь не давая характеристики самим исследованиям. Следует отметить, что из поля зрения Брутян выпало порядка тридцати работ отечественных историков, опубликованных в 1990-е гг., в которых уделялось непосредственное внимание личности и взглядам Каткова.

Наибольшей похвалы Брутян удостоилась работа зарубежного автора Мартина Каца, который, по ее мнению, «очень интенсивно и плодотворно поработал, тщательно проанализировав многие конкретные стороны деятельности мыслителя»⁵⁶. Помимо Каца, из зарубежных исслдователей Брутян упоминает только работы Ричарда Пайпса и Эдварда Тадена.

Общий вывод, к которому приходит Брутян в ходе анализа историографии Каткова – его «личность вызывала множество споров среди историков, множество различных точек зрения» – не выявляет общих тенденций развития исторической науки по рассматриваемому вопросу.

Применительно к личности А. С. Суворина следует отметить, что до настоящего времени появилось всего лишь две статьи, содержащие историографический анализ определенных сторон его деятельности. Первая представляет собой историографический обзор работ, посвященных истории книжного дела в России на рубеже XIX – XX вв⁵⁷. Касаясь историографии издательской деятельности Суворина, С. В. Белов пришел к выводу о том, что к моменту написания его статьи – 1983 г. – «уже давно назрела необходимость в создании объективной работы» о деятельности Суворина, проанализировав «весь богатейший репертуар» его книжных изданий.

Попытка показать место и роль Суворина в общественной жизни России конца XIX – начала XX века через призму историографии проблемы была предпринята в статье Т. А. Шишкиной⁵⁸. Констатируя сложившееся в советский период «идеологизированное партийное наследие в историко-биографической ⁵⁶ Брутян А. Л. Указ. соч. С. 14. ⁵⁷ Белов С. В. Книжное дело в России в конце XIX – начале XX вв. (Историографический обзор) // Историогра фические и исторические проблемы русской культуры. Сб. ст. М., 1983. С. 131-149. ⁵⁸ Шишкина Т. А. А. С. Суворин в общественной жизни России кон. XIX – нач. XX в. С. 130 – 145.

33 литературе», автор призывает избегать «однобокого взгляда» на Суворина, сформировавшегося под влиянием ленинской характеристики, данной в статье «Карьера». Дав беглый обзор характеристикам Суворина в дореволюционной, советской, постсоветской и зарубежной литературе, автор пришла к заключению о том, что до сих пор в историографии не сложилось «единого мнения» о месте Суворина в общественной жизни России. Однако автор никак не объясняла данного феномена и не пыталась раскрыть причины, побуждавшие того или иного автора давать позитивную или негативную оценку исследуемой персоналии. Подводя итог своего историографического обзора, Шишкина выдвигает недопустимо обобщенный и необоснованный, на наш взгляд, тезис о «недостаточной документированности», «приблизительности и противоречивости» суждений о Суворине в отечественной и зарубежной исторической литературе.

Личность М. О. Меньшикова в силу того, что активное обращение к ней началось только в последние два десятилетия, еще не получила историографического освещения ни в отечественной, ни в зарубежной науке.

Таким образом, до настоящего времени комплексный историографический анализ исследований, посвященных общественно-политической деятельности Каткова, Суворина и Меньшикова ни в отечественной, ни в зарубежной исторической науке не предпринимался, а их взгляды не рассматривались во взаимосвязи и в контексте идеологии государственного национализма.

Источниковая база диссертационного исследования. Важнейшей составляющей источниковой базы диссертации стали труды отечественных и зарубежных историков в форме монографий, статей, заметок, выступлений, тезисов, диссертаций, предисловий и комментариев к публикациям различных документов, рецензий, историографических обзоров, в которых нашла отражение заявленная проблематика. В целях более объективного и точного выявления взглядов (а зачастую и их эволюции) того или иного ученого на исследуемые персоналии мы стремились охватить весь комплекс работ конкретного исследователя, который не выходил за круг темы диссертационного исследования.

34 Это в первую очередь исторические диссертационные и монографические исследования и сопутствующие им работы непосредственно о М. Н. Каткове В.А. Твардовской, В. А. Китаева, М. Каца; о А. С. Суворине - Е. А. Динер-штейна, Е. К. Амблер; о М. О. Меньшикове - П. И. Шлемина, П. Б. Стукалова.

Помимо работ историков, мы исследовали философские и литературоведческие труды, в которых затрагивались взгляды М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова в интересующем нас аспекте. Как показал историографический анализ, данная группа источников представлена значительным количеством работ и вносит большой вклад в разработку исследуемой темы. Примечательно, что из трех исследуемых нами персоналий, внимание философов привлекает исключительно личность Каткова. Начало процесса осмысления философами идейного наследия Каткова положил В. К. Кантор, являвшийся первым и единственным советским философом, обратившимся к взглядам этого мыслителя и публициста⁵⁹. Несмотря на крайне критические оценки в духе советского времени, эта работа Кантора внесла значительный вклад в изучение становления мировоззрения Каткова и ряд ее положений не утратил актуальность по настоящее время, что и будет показано нами в дальнейшем. В целом негативное восприятие идеологии Каткова было не столько обусловлено требованиями советского времени, сколько личными внутренними установками автора, которые не претерпели значительных изменений до настоящего времени, что явствует из его работ последних лет⁶⁰. Важным этапом на пути непредвзятого подхода к взглядам и личности Каткова стала работа А. А. Попова, во многом задавшая вектор не только для философских, но и для исторических исследований⁶¹.

Благодаря философским исследованиям последнего десятилетия Катков стал восприниматься не только как публицист и общественный деятель, но и как мыслитель, чьи взгляды на различные аспекты российской жизни не поте-

Кантор В. К. М. Н. Катков и крушение эстетики либерализма // Вопросы литературы. 1973. № 5. С. 37 – 48. Кантор В. К. Русское православие в имперском контексте: конфликты и противоречия // Вопросы философии. 2003. № 7. С. 3 – 22; Он же. О судьбе имперского либерализма в России (М. Н. Катков) // Философские науки: Научный образовательный просветительский журнал. М.: Гуманитарий, 2007. № 2. С. 66 – 91; Он же. Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса. К проблеме имперского сознания в России. М., 2008. Попов А. А. Указ. соч. С. 74 – 81. ряли своей актуальности⁶². Закономерным итогом философского интереса к личности Каткова в последнее десятилетие стали диссертация и монография А. Л. Брутян. К сожалению, автор рассматривал взгляды Каткова в недостаточной связи с историческим контекстом, что не позволило более глубоко проследить онтологические истоки их эволюции. Воззрения Каткова при таком подходе зачастую выглядели как цельная стройная концепция, что не совсем соответствует действительности. В отличие от вышеуказанных философов, исследователь не учла того, что, даже рассуждая об абстрактных понятиях, Катков почти всегда имел в виду конкретную историческую ситуацию, что вытекало из специфики его публицистической деятельности.

В отличие от философов, литературоведы не обошли вниманием все три исследуемые нами персоналии. Это было обусловлено интересом к дружеским и деловым связям, существовавшим между Катковым, Сувориным, Меньшиковым и российским писателями. Пытаясь понять истоки дружбы «прогрессивных» писателей с «реакционными» публицистами, исследователи невольно обращались к анализу мировоззрения последних. До 60-х гг. приоритет вновь отдавался Каткову. Особо обращает на себя внимание ряд публикаций, посвященных истории понятия «нигилизм» и причастности к нему Каткова⁶³. В 70-е – первую половину 80-х гг. ситуация в корне меняется, и в поле зрения филологов попадает Суворин (преимущественно раннего либерального периода) и его взаимоотношения с Никитиным, Некрасовым, Л. Н. Толстым. Закономерным итогом этого процесса стала уже отмечавшаяся нами работа литературоведа И. Н. Соловьевой и крити-

Тяпин И. Н. Указ. соч. С. 256 – 271; Поночевный М. А. Имперское сознание и образ Польши в мифологемах М. Н. Каткова // Современные гуманитарные исследования. 2008. № 1. С. 21; Пешков А. И. Православие и проблема веротерпимости в консерватизме М. Н. Каткова // Российская массовая культура конца ХХ века. СПб., 2001. – С. 29 – 36; Бенедиктова Н. Е. Проблемы образования в творческом наследии М. Н. Каткова // Проблемы взаимодействия духовного и светского образования. История и современность. Н. Новгород, 2004. С. 288-297; U:'Лебедева,+Г.Н.'Лебедева Г. Н. Социально-философская концепция русского консерватизма в творчестве М Н. Каткова: Автореф. дис. ... канд. филос. Наук. СПб., 1996.

Алексеев М. К истории слова «нигилизм» // Статьи по славянской филологии и словесности. Л.: Изд-во АН СССР, 1928. С. 413-417; К а м е н е в Л . Нигилисты // Литературная энциклопедия: В 11 т. Т. 8. М., 1934. Стб. 40 – 46; Архипов В. К творческой истории романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» // Русская литература. 1958. № 1. С. 132 – 162; Батюто А. И. К вопросу о происхождении слова «нигилизм» в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. XII. Вып. 6. М.-Л., 1953. С. 520-525; Козьмин Б. П. Два слова о слове «нигилизм» // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. X. Выпуск 4. М.-Л., 1951. С. 378 – 385; Он же. Еще о слове «нигилизм» (По поводу статьи А. И. Батюто) // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. Т. XII. Вып. 6. М.-Л., 1953. С. 526 – 528; Пустовойт П. Г. Роман Тургенева «Отцы и дети» и идейная борьба 60-х г.г. XIX века. М., 1965. ка В. В. Шитовой, во многом заложившая основы современного понимания Суворина как идеолога «среднего класса». Преимущественный интерес филологов к личности Суворина сохранился и в 90-е гг., концентрируясь, в основном, на его связях с Чеховым⁶⁴. В последнее десятилетие, наряду с сохранением тенденции изучения литературных связей Суворина и Каткова, появился интерес и к взаимоотношениям Чехова и Меньшикова. При изучении их переписки всплывают характеристики нововременского публициста, дающие очень характерные и значимые штрихи к его мировоззренческому портрету⁶⁵.

Третью группу источников составили публицистические работы дореволюционного периода, дневники и мемуары. В советской историографии при обращении к личностям М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова было принято использовать исключительно критические оценки этих деятелей со стороны их политических противников, причем в весьма незначительном объеме, что оставляло вне поля зрения исследователей зачастую существенные характеристики и замечания современников, дающие дополнительные ключи к раскрытию взглядов данных персоналий. Работы, в которых давались положительные характеристики исследуемых нами деятелей вообще не принимались в расчет в силу их «панегирического характера». Между тем часто, в силу близких личных отношений авторов и описываемых личностей, в данных работах присутствуют малоизвестные детали, дающие новые дополнительные штрихи к их портретам, что в целом способствует более полному воссозданию их образов. Зачастую в дореволюционных публицистических работах встречаются оценки и характеристики, сохраняющие актуальность по настоящее время, и дающие, благодаря своей образности, дополнительные ключи к более глубокому пониманию мировоззренческих установок исследуемых персоналий. Особо, в этой связи, следует отметить статьи и воспоминания о Каткове К. П. Петрова,

Ганичева М. «Дорогой друг Алексей Сергеевич…» // Бежин луг. 1994. № 2. С. 151 – 175; Мироманов Т. Г. «Милостивый государь, Алексей Сергеевич…» // Вестник Сахалинского музея. 1995. № 1. С. 168 – 173; Смирнов Ю. А. П. Чехов и А. С. Суворин в Максатике. // Тверская старина. 1994. № 4. С. 83 – 85; Турков А. М. А. П. Чехов и его время. 2-е изд. М., 1987.

Бычкова Е. «Вы интересный человек» // Мелихово. Альманах. Чехов, 2003. С. 90 – 110; Мелкова А. С. Чехов в зеркале критических очерков Меньшикова // Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков: переписка, дневники, воспоминания, статьи. М., 2005.

Н. П. Мещерского, К. Н. Леонтьева⁶⁶, о Суворине Н. Языкова и А. В. Амфитеатрова⁶⁷, о Меньшикове М. А. Протопопова, М. Неведомского, П. П. Перцова⁶⁸.

Четвертая немногочисленная группа источников – современная публицистика. Наибольшее внимание в ней уделяется личности Меньшикова, что во многом обусловлено его трагической гибелью. Данные работы, как правило, носят панегирический характер, что не лишает их историографической ценности. Акценты, которые стремятся расставить авторы этих работ с целью создания наиболее положительного образа описываемой личности, отражают взгляды и настроения определенной части современного общества, которые, в конечном счете, оказывают влияние и на заметную часть историков, обращающихся к данной теме.

Пятую группу источников составляют работы зарубежных исследователей. Обращение иностранных ученых к рассматриваемым нами вопросам до настоящего времени являлось фрагментарным. При этом наибольшее внимание уделялось М. Н. Каткову, а М. О. Меньшиков практически выпал из поля зрения зарубежных историков.

Наиболее значимой для рассмотрения Каткова как государственного националиста являются работы американских историков Э.Тадена и Р. С. Уортмана, рассматривающие деятельность Каткова в первую очередь как попытку создания национальной идеологии, способной сплотить общество в пореформенных условиях⁶⁹. Одной из значительных зарубежных попыток интерпретации возникновения национализма в России как явления являются работы А. Реннера. Применяя сочетание модернизационно-теоретического и культурологического подходов и развивая во многом концепцию Уортмана, он исходит из представления о национализме как «изобретающем воспоминании» и «системе интерпретаций»

Петров К. П. Публицист-государственник // Исторический вестник. 1901. Т. 11 (ноябрь). С. 558 – 581; Мещерский Н. П. Воспоминания о Михаиле Никифоровиче Каткове. Письма в Тверитино // Воспоминания о М. Н. Каткове. Б. м. и г. С. 5 – 49; Леонтьев К. Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. М., 1996. С. 451 – 458.

Языков Н. (Шелгунов Н.) Теперешний интеллигент // Дело. 1875. № 10. С. 70 – 101; Амфитеатров А. В. Десятилетняя годовщина // Телохранитель России: А. С. Суворин в воспоминаниях современников. Воронеж, 2001. С. 237 – 257.

П р о т о п о п о в М. А. Критика критиков // Русская мысль. 1900. № 8. С. 200 - 215; О н ж е . Публицист-идиллик // Русская мысль. 1898. № 11. С. 147 - 174; О н ж е . По поводу одной сердитой книжки // Русская мысль. 1899. № 2. С. 150 - 162; Н е в е д о м с к и й М. О «мудрости кротких» (По поводу «Писем к ближнему» и других писаний г. Меньшикова) // Мир божий. 1903. № 12. Отдел 2. С. 97 - 115; Перцов П. П. Литературные воспоминания. 1890-1902 гг. М., 2002. Thaden Edward C. Conservative Nationalism in Nineteenth Century Russia. Seattle University of Washington Press, 1964; Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. II. прошлого и настоящего того или иного народа или государства. Основной вклад Каткова в формирование национализма видится автору в том, что он не просто возродил понятие «народность», но включил это понятие в «политическую программу, которая носила как имперский, так и реформаторский характер»⁷⁰. При этом автор неоднократно подчеркивает, что имперский национализм Каткова предполагал не подавлять другие народности, а «интегрировать», «имея в виду не более чем правовую унификацию на государственном уровне»⁷¹.

В зарубежной историографии личность Суворина не удостоилась столь широкого внимания, как Каткова, что само по себе является красноречивым свидетельством неравнозначной степени общественного влияния этих двух издателей и публицистов. Имя Суворина, как правило, если и упоминается в работах зарубежных исследователей, то в связи с цитированием его статей или дневника в качестве наглядных иллюстраций, призванных подтвердить те или иные положения авторов. Примером такого обращения к Суворину может служить работа Уортмана. В то же время первая монография, посвященная исследованию творчества и взглядов Суворина, появилась не в России, а за рубежом и принадлежала перу американской исследовательницы Э. К. Амблер⁷². Несколькими годами ранее ею была защищена диссертация «А. С. Суворин: от нигилиста до мракобеса, 1861 – 1881». Название диссертации и вышедшей затем монографии – «Русская журналистика и политика. Карьера А. С. Суворина» – явно указывали на близость оценок американским историком русского публициста позициям отечественной историографии советского периода, заложенным статьей Ленина «Карьера». Подтверждение этому можно найти и на страницах самой книги Амблер. Сосредоточившись на двух первых десятилетиях публицистической деятельности Суворина, Амблер рассматривала его взгляды в контексте как общей направленности изданий, в которых он сотрудничал, так и журнальной полемики исследуемого периода, включая все существовавшие на тот момент в России общественно-политические направления. ⁷⁰ Реннер А. Изобретающее воспоминание: Русский этнос в российской национальной памяти // Российская им перия в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005. С. 459 – 460. ⁷¹ Там же. С. 460. ⁷² Ambler E. К. Russland journalism and politics. The career of A. S. Suvorin. 1861-1881. Detroit. 1972.

В целом преимущество зарубежной историографии состоит в менее предвзятом отношении к общественно-политическим взглядам М. Н. Каткова и А. С. Суворина, основывающемся на исторически сложившемся более лояльном отношении к консерватизму. Основные недостатки зарубежных работ вытекают из специфики их написания. Работая в период противостояния двух систем и высокой степени закрытости СССР, зарубежные авторы зачастую не располагали достаточно детальной информацией по исследуемой проблематике, поэтому их работы грешат отсутствием конкретики и не всегда оправданной высокой степенью обобщений.

На всем протяжении развития отечественной и зарубежной историографии в определенных нами хронологических рамках наблюдается устойчивая диспропорция в степени интереса к отдельным из исследуемых нами личностей. Наибольшее количество исследователей неизменно привлекает к себе личность Каткова, в меньшей степени удостоились внимания Суворин и Меньшиков, что и обусловило значительную диспропорцию между объемом главы, посвященной Каткову, и главами, освещающими историографию Суворина и Меньшикова. ( В связи с вышеописанной ситуацией наиболее разительным выглядит контраст всего двух сборников переизданных работ Каткова на фоне переиздания «Дневника» и «Маленьких писем» Суворина, опубликованных им с 1889 по 1908 гг., и семи сборников «Писем к ближнему» Меньшикова).

Подводя итог обзору источниковой базы исследования, следует отметить справедливость, на наш взгляд, положения А. П. Логунова, выдвинутого им в ходе обзора современного состояния отечественной историографии. «Тот факт, – указывает он, – что марксизм в советской историографической культуре играл роль системообразующего начала…, привел в условиях его критики к потере ориентиров определенной частью историков»⁷³. Как показывает анализ историографии по нашей теме, этот процесс вызвал, с одной стороны, тенденцию расширения фактологической базы, с другой – поляризацию историографических взглядов на те или иные явления или позиции.

Научная новизна

Логунов А. П. Отечественная историческая культура: современное состояние и тенденции трансформации // Образы историографии. М.: РГГУ, 2001. 352 с. С. 28.

Впервые представлен комплексный историографический анализ взглядов М. Н. Каткова, А. С. Суворина и М. О. Меньшикова, как выразителей идеологии государственного национализма. (Историографических работ, посвященных Меньшикову, до настоящего времени не существовало).

Предложена авторская классификация монархизма применительно к российской действительности второй половины XIX в.

Дано рабочее определение государственного национализма как одного из направлений общественно-политической мысли России второй половины XIX – начала XX вв. и его характеристика.

Анализируется ряд мемуарных и публицистических источников, ранее не использовавшихся для характеристики исследуемых персоналий.

Впервые детально проанализирован ряд работ иностранных авторов, практически не затронутых отечественной историографией. В частности, монография Р. С. Уортмана и статьи А. Реннера, освещающие отдельные аспекты деятельности Каткова, а так же монография Е. Амблер, посвященная исследованию жизненного пути А. С. Суворина.

Практическое значение работы заключается в возможности использования ее результатов в исследованиях, посвященных историографии общественно-политической мысли России второй половины XIX – начала XX вв., истории русского консерватизма и национализма и ее представителям, в курсах лекций по историографии и русской истории и спецкурсах, учебной и учебно-методической литературе. Материалы работы могут быть использованы представителями других гуманитарных дисциплин – литературоведами, философами, политологами. Помимо этого диссертационное исследование может представлять интерес для действующих политиков, способствуя пониманию особенностей проведения и восприятия реформационных процессов в России, давая материал для поиска и формулировки стратегических национальных интересов России.

Апробация исследования

Общий объем публикаций по теме диссертационного исследования составляет 72 п.л. Ключевые положения диссертационной работы нашли свое отражение в трех индивидуальных и трех коллективных монографиях.

Имеются восемь публикаций по теме исследования в научных изданиях из списка, рекомендованного ВАК для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук и тридцать публикаций в научных сборниках, журналах, энциклопедиях.

Основные положения и результаты исследования были изложены в 1999 – 2008 гг. в докладах и сообщениях на одиннадцати международных, всероссийских и региональных научных конференциях.

Определение политической и идеологической принадлежности взглядов М. Н. Каткова в историографии

Значительность роли, которую играл Катков в общественной жизни России пореформенного периода, никогда не вызывала сомнения как у современников, так и у историков, вне зависимости от их отношения к его общественно-политическим взглядам. Но, несмотря на единодушие в признании роли Каткова, его место в идейном спектре российского общества до сих пор не вполне определено. Н. А. Чиркова, обратившаяся в 1999 г. к исследованию социально-политических аспектов философии русского консерватизма на примере публицистики Каткова, вынуждена была констатировать, что Катков «как мыслитель» является «фигурой довольно сложной для научного исследования» ввиду того, что «его взгляды не образуют неизменной системы, а постоянно эволюционируют»91. Данная ситуация дала основания современному исследователю социально-политических взглядов Каткова А. Л. Брутян прийти в своей монографии к преувеличенному, на наш взгляд, выводу: «До сих пор ученые не могут понять, к какому направлению можно отнести Каткова»92.

Эта неопределенность, в частности, привела к тому, что эмигрант первой волны французский биограф Анри Труайя, анализируя общественные настроения по поводу внешнеполитического курса России, представляет Каткова «предводителем славянофилов»93. Более того, американский профессор А. Л. Янов (эмигрировавший в США из СССР) в очерках по истории русского национализма 1825-1921 гг., опирающихся преимущественно на зарубежные оценки, оперирует понятиями «славянофильство», «патриотизм», «национализм», «национальное самосознание» как тождественными94. Данный подход нам представляется не только непродуктивным, но и приводящим к явным искажениям при определении политической принадлежности того или иного общественно-политического деятеля.

Анализ русского консерватизма второй половины XIX в. с философских позиций позволил отечественному исследователю М. М. Леонову также обратить внимание на проблему ошибочного объединения славянофилов и консерваторов в единое общественно-политическое направление. Причину этого он усматривает в специфике формирования отечественного консерватизма и либерализма, границы которых были достаточно размыты, а в самом консерватизме существовало столько оттенков, что при первом рассмотрении он кажется не единым направлением, а конгломератом идей отдельных личностей95. Но, несмотря на разногласия при определении политической принадлежности Каткова, он неизменно определяется в отечественной и зарубежной историографии как одна из ключевых фигур пореформенной общественно-политической жизни России.

Мы не ставили своей задачей определить взгляды Каткова в строгих рамках единственного политического направления, а попытались через призму историографии выделить и проследить основные проблемы в определении его общественно-политических позиций. Нам видится, что в историографии для этого накоплен достаточно продуктивный опыт.

При определении политической направленности взглядов Каткова многие дореволюционные и современные исследователи обращались к его программной статье «К какой принадлежим мы партии» 1862 г. В ней Катков определял свою позицию именно в духе либерального консерватизма. Современники Каткова, являвшиеся приверженцами его взглядов, неизменно ставили ему в заслугу эту своеобразную «надпартийность». Преподаватель греческого языка в лицее цесаревича Николая, ставший ближайшим сотрудником «Московских ведомостей» после смерти Каткова, В. А. Грингмут характеризовал политическое кредо Каткова именно в этом духе: «Не будучи ни формальным консерватором, ни формальным прогрессистом, быть и тем и другим вместе, при известных условиях и в известном смысле»96. Популярный драматург и публицист, печатавшийся преимущественно в «Русском вестнике», Д. В. Аверкиев в статье «О значении Каткова», написанной сразу же после его смерти, отмечал, что Катков «во всю свою деятельность всемерно открещивался от всяких партий, как консервативных, так и либеральных», полагая что «еще нелепее видеть в Каткове воплощенную оппозицию, хотя бы и лояльную, на английский манер именуемую оппозицией его (или ея) величества… Если ему приходилось противоборствовать сильным мира и обличать в них стремления, вредные для русской государственности, то он делал это не из чувства оппозиции, а просто и прямо, исполняя верноподданнический долг»97. Таким образом, нежелание Каткова олицетворять себя с той или иной «партией», под которыми он понимал и политические группировки при дворе, и общественно-литературные течения, и приверженность абстрактным политическим понятиям, трактовалось его сторонниками как некое срединное положение между консерватизмом и либерализмом.

На наш взгляд, сочетание либеральных и консервативных черт во взглядах Каткова не случайно. Любая попытка отстаивать государственные интересы размывает «партийные» границы. Государственный национализм может сотрудничать с любыми группировками, за исключением радикальных (как справа, так и слева), поэтому Катков воспринимался личным врагом именно революционными и реакционными кругами. «Одни возмущались его мнимой косностью… - вспоминал попечитель Московского учебного округа князь Н. П. Мещерский, - а другие обвиняли его в изменчивости во взглядах… Царедворцы считали его якобинцем (в том числе и Великий князь Константин Павлович…), якобинцы петербургские и московские - царедворцем»98. В любой группе, избирающей своим знаменем то или иное политическое направление, групповые и идеологические интересы начинают довлеть над государственными, поэтому государственный национализм невозможен в рамках какой-либо одной партии. И Катков это ясно ощущал, когда писал: «Когда разыгрывается жизнь и различные общественные интересы между собою сталкиваются, не-97 Аверкиев Д. В. О значении М. Н. Каткова // Памяти М. Н. Каткова. Русский вестник. 1887. № 7. С. 139. 98 Мещерский Н. П. Указ. соч. С. 36, 44. пременно возникают противоположные направления… Органы противоположных направлений, и по влечению, и по долгу, прежде всего заботятся о том, чему служат… Им более или менее чужд интерес всесторонней оценки, главный интерес разумения и знания. Но целое общество не может быть равнодушно к этому последнему интересу; человеческая жизнь не может без него обходиться. Между множеством разнородных интересов, разделяющих общественную деятельность, должен действовать и этот интерес, как особая сила. Люди, призванные служить ему, не могут быть органами партий, которые между собою борются, оспаривая друг у друга успех, влияние и власть»99.

Подобная постановка вопроса, когда и консервативные, и либеральные начала ставятся в зависимость от насущных государственных потребностей, является типичной для приверженцев идей государственного национализма. Следствием подобного сочетания консерватизма и либерализма зачастую становится изображение сторонников государственного национализма «неустойчивыми», «мечущимися из стороны в сторону». Не избежал этой участи и Катков, что неоднократно отмечалось его биографами.

Публицист и беллетрист князь В. П. Мещерский, первое произведение которого «Россия под пером замечательного человека», появилось в «Русском вестнике» конца 60-х гг., полагал, что вначале Катков был искренним либералом, но ход общественно-политического развития России сделал его консерватором100. Схожих взгдлядов придерживался известный историк Д. И. Иловайский, считавший Каткова либералом, из которого польский мятеж сделал консерватора101, в популяризаторской биографической серии, отмечая «изумительную неустойчивость» воззрений Каткова.

Историографическое осмысление позиции М. Н. Каткова по проблемам Русской Православной церкви

Факты свидетельствуют, что идеи государственного национализма начинают, как правило, озвучиваться тогда, когда они не проводятся на деле и когда и государство, и нация переживают идейно-политический кризис, который и заставляет соединять эти два понятия в единое целое. Если выделить основные составляющие государственности, то это в первую очередь идеология, власть и нация как основа существования и материал государства. К началу XIX века все эти три компонента переживали несомненный кризис, воспринимавшийся вначале на интуитивном уровне, что привело к появлению известной формулы: «Православие, самодержавие, народность». Но в своем официозе эта формула как бы накладывала «табу» на анализ самих проблем. Не случайным в этой связи представляется предложение современного исследователя М. М. Шевченко рассматривать лозунг «Православие, самодержавие, народность» не как определенную законченную идеологию, а как «факт внутренней политики самодержавия эпохи Николая I»339. Несмотря на неоднозначность оценок в историографии этой триады, что прекрасно показано в исследовании Шевченко340, с уверенностью можно сказать, что эта формула не изжила себя с окончанием николаевской эпохи, а получила дальнейшее развитие в концепциях консервативных мыслителей.

На связь идеологии Каткова с трактовкой знаменитой триады указывал Н. П. Мещерский, раскрывая понимание Катковым интересов России следующим образом: «Вся тайна ее блага в ней самой, в твердой вере в Бога, Царя, в себя и свое призвание…»341. Аверкиев первым прямо отмечал, что основой убеждений Каткова были православие, самодержавие, народность342. Схожие мысли высказывает и В. А. Грингмут343. При этом все эти авторы единодушны во мнении, что Катков вдохнул жизнь в знаменитую триаду, которая до него хотя и популяризировалась, но реально не обсуждалась и не осмысливалась.

Но уже до революции среди сторонников консервативного направления высказывалось и иное мнение. Одним из первых на соотношение во взглядах Каткова государственного и церковного интересов обратил внимание К. Н. Леонтьев. «Феофан Прокопович… – вот кто в нем жил…, – писал он. – Государство – прежде; Церковь – после»344. Этот тезис целиком разделял и обосновывал применительно ко всей триаде К. П. Петров. Он утверждает, что Катков «не озарил полным светом» той «гармонии начал», которая содержалась в лозунге «Православие, самодержавие народность». Автор отмечает, что среди наследия Каткова можно найти не много страниц, где публицист говорит о православии, еще меньше – о народности345. В данном случае допускается важная ошибка: Катков-публицист рассматривается в отрыве от Каткова-редактора, причем редактора-диктатора, формировавшего единолично облик своих изданий. Известно, что многие статьи и даже крупные литературные произведения не только писались по его заказу, но и правились Катковым, порой без ведома и даже против воли авторов. Таким образом, все издаваемое Катковым следует учитывать при характеристике его личного мировоззрения. В данном контексте тезис Петрова не выдерживает критики. Достаточно вспомнить, что образ русского человека и особенности русской души до сих пор во всем мире ассоциируются с произведениями, впервые увидевшими свет на страницах «Русского вестника». Логичной представляется позиция Каткова, лично разрабатывавшего государственные вопросы в своих передовицах, но предоставлявшего талантливейшим российским литераторам возможность не просто рассуждать о религиозности и народности, но создавать их художественные образы, так как художественный язык более уместен и коммуникативен для осмысления данных тем.

В советский период триада «православие, самодержавие, народность», по всей видимости, столь прочно закрепилась за ее создателем Уваровым, что вплоть до 70-х гг. Катков в этой связи не рассматривался.

Одним из первых отечественных советских историков к данной проблеме обратился П. А. Зайончковский. Он полагал, что «утверждение теории православия, самодержавия и народности как единственного направления общественной мысли» на деле превращалось у Каткова в стремление «к установлению в России реакционного единомыслия». Автор отмечает неслучайность в этой связи последних слов, записанных дочерью Каткова перед его смертью: «Прошу единомыслия»346. Характеризуя Каткова 80-х гг., Зайончковский резюмировал, что его заветной мечтой было именно установление в обществе «политического единомыслия», при этом свои взгляды публицист полагал «истиной в последней инстанции»347. Таким образом, впервые в советской историографии был поднят вопрос о причастности Каткова к пропаганде идеи «православия, самодержавия, народности» и к ее трактованию на основе своих собственных убеждений. Однако последовавшие политические события заставили историков переключить внимание на иную проблематику, в результате на протяжении 80-х – первой половины 90-х гг. XX в. вопрос об отношении Каткова к идеям православия, самодержавия и народности не рассматривался.

Интерес к триаде «православие, самодержавие, народность» начинает проявляться по мере стабилизации социально-политической ситуации в России. Ведется поиск аналогов данных понятий применительно к современности. Так, в философском исследовании Г. Н. Лебедевой предлагается следующая трактовка данной триады: «духовность, государственность и национальность». Развитие этих начал, по мнению исследователя, «может обеспечить России процветание и безопасность»348.

Определение политической позиции А. С. Суворина в отечественной и зарубежной историографии

С легкой руки М. Е. Салтыкова-Щедрина, с начала 80-х годов XIX в. за «Новым временем» закрепилось определение «Чего изволите?», а за самим Сувориным прозвище «флюгер»801. Стремясь подчеркнуть услужливость издания Суворина, публицист и критик радикального направления В. А. Зайцев наградил его «титулом»: «журналиссимус граф Суворин-надпольный», который он несомненно должен получить, по мнению автора, за травлю подпольных изданий. «Если он побед ни при каких Рымниках не одерживал, - рассуждал автор, -то во всяком случае давал большое к ним поощрение, и хотя никого не повесил, но всегда выражал готовность повесить»802.

Либеральному публицисту К. К. Арсеньеву жизнь Суворина, с которым он сотрудничал в «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Вестнике Европы», представлялась «ломаной линией, перемены в направлении которой могут быть, конечно, оценяемы различно, но, во всяком случае, несовместимы с представлением о чем-то гармоничном и цельном». По мнению автора, публицист на протяжении всего своего творчества «никогда не возвышался над настоящим и часто тяготел к прошедшему, со всеми неприглядными его сторонами»803.

Характеризуя политический облик Суворина в статье, посвященной годовщине его смерти, известный своими демократическими взглядами В. Г. Короленко писал, что он был свободен «от груза каких бы то ни было устойчивых и требовательных убеждений», плывя по течению и угождая «изменчивым взглядам толпы» 804. Это мнение разделял А. Б. Петрищев, полагавший, что и до «Нового времени» Суворин не обладал никакими устойчивыми убеждениями: «Были в действительности не столько убеждения, сколько взгляды, - и взгляды порою противоречивые; нынче одно, завтра другое». Основную причину этой непоследовательности Суворина Петрищев усматривал в том, что он «по преимуществу жил настоящим, злободневным». И это связано с особенностью его натуры, в которой, по мнению автора, «стихийность… преобладала над преднамеренностью». Автор полагал, что публицист не примитивно «подлаживался» под сильных мира сего, он «обладал тем своеобразным "русским" талантом, о котором говорят: "с мужиком – мужик, с барином – барин, с генералом – генерал". Трансформирование не всегда по расчету, а просто не может человек быть самим собою, не может не принять окраску, приятную для той среды, которая ему в данный момент нужна или интересна, - талант, завещанный нам крепостной Россией, воспитанный особыми условиями русской общественности: не даром покойный Суворин – крестьянский внук»805.

Идея рабской народной психологии, воплощением которой стал Суворин присутствует и в статье А. С. Изгоева, в которой отмечается, что «у Суворина не было никаких моральных доблестей. Он был лишен необходимой независимому человеку гордости, сознания собственного достоинства. Все холопские пословицы на тему, что от поклона де голова не отвалится, он усвоил твердо и ими руководился во второй период жизни… Рабская психология наложила неизгладимую печать и на самого Суворина, и на все им созданное. Чтящие покойника могут утешаться, что это было в большей степени несчастьем Суворина, чем его виной. Но и вина тоже была – этого нельзя забывать»806.

Показательно, что в воспоминаниях журналиста и театрального критика А. Р. Кугеля личность Суворина раскрывается так же через его происхождение: «Самое замечательное в великорусском типе – необычайный дар обольщения. Ту черту – обольщение – я встречал у множества людей, вышедших из народа. И Суворин был такой же обольститель, а он почти что из мужиков…»807. Позиционируя себя как стороннего наблюдателя, не принимающего ни чью сторону, граф Г. А. Де-Воллан в своем дневнике за 1882 г., неоднократно критикуя сотрудников «Нового времени» за травлю либералов, отделял Суворина от его редакции. «Он один искренний, – пишет граф, – но только, как флюгер, не имеет своего направления и поддается силе ветра» 808. Публицист, уделявший много внимания еврейскому вопросу, выпускающий редактор «Биржевых ведомостей» А. Е. Кауфман полагал, что с момента покупки «Нового времени» «из либерала Суворин превратился в гонителя всяческого либерализма и непримиримого врага русских либералов», опошлив при этом само понятие «либерал», сделав его «синонимом «изменника» русским началам и «предателя». В то же время Кауфман отмечал, что при этом Меньшиков объявил суворинскую газету «национал-либеральным» органом 809. По его мнению, Суворин «в своей газете сам и перьями своих сотрудников… охаивал все реформы шестидесятых годов…»810. Автору литературных фельетонов в «Новом времени» в первые месяцы после его покупки Сувориным и В. И. Лихачевым, а позднее редактору народнического журнала «Устои» С. А. Венгерову в статье, написанной для энциклопедии Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, Суворин периода сотрудничества с «Санкт-Петербургскими ведомостями» представлялся как «умеренно-либеральный западник, исходивший из принципов широкой политической свободы, терпимости и протеста против узкого национализма». Переход Суворина на иные позиции автор связывает с тем обстоятельством, что «Новое время», «став наиболее яркой выразительницей симпатий к восставшим славянам», стало иметь большой успех «не только среди прежних поклонников таланта Суворина, но и в публике совсем иного сорта», на которую газета и переориентировалась, изменив «духовный облик» ее издателя «до неузнаваемости» 811. Последняя мысль повторяется в статье, посвященной непосредственно «Новому времени», где замечается, что характер газеты постепенно становился «все в более и более острые отношения к прогрессивной журналистике». Хотя автор, пожелавший остаться неизвестным, отмечал, что с начала 90-х гг. «эта вражда отчасти ослабела», и он к моменту написания статьи «направление газеты» определял как «националистически-консервативное, но без тех крайностей, которыми отличаются, например, "Московские Ведомости"» 812.

Редактор «Петербургского листка», характеризовавшегося Ф. М. Достоевским как «газетка без всякого особого направления», А. А. Соколов объяснял перемены в позиции Суворина с момента единоличного владения газетой с прагматических редакторских позиций: «Приходилось выбирать: или значительно поступиться своими прогрессивными идеями, или сохранить издание. "Новое время" выбрало путь более практический: оно понизило свое отношение к прогрессу»813.

Ряд авторов усматривал предпосылки к изменениям в позиции Суворина еще в периоде его работы фельетонистом под псевдонимом «незнакомец». В частности, земляк Суворина публицист-народник В. А. Слепцов уже в 1867 г. замечал иронично: «Я вспоминаю одну собаку. Это была во время своей молодости хорошая, честная и полезная собака. Но она отъелась, зажирнела и обратилась в комнатного жирного пуделя, пользовавшегося лаской барина… Чудеса делаются с незнакомцем, и я непременно тут же бы разрыдался над его распекающим тоном (напоминающим тон либерального советника палаты), если бы только мне не пришел на память старый пудель, поступивший в акциз…»814.

Противоречивость Меньшикова в оценках первого русского Парламента

Тема оценок Меньшиковым российского парламентаризма в дореволюционный период практически не освещалась или сводилась к политической дискуссии, в которой уже не могло идти речи об объективности оценок. Да и любые оценки только что созданного политического института не могли быть в строгом смысле объективными ввиду «аберрации близости». Реагируя в силу публицистической специфики на постоянно изменяющиеся события, Меньшиков не мог избежать противоречивости в оценках этих событий. Помимо этого, Меньшиков часто пользовался чисто художественными приемами как в оценках конкретных исторических явлений, так и при описывании оптимальных с его точки зрения моделей новых социально-политических институтов, что вносит дополнительную сложность в определении его политической позиции. Показательными в этом плане являются мемуары С. Е. Крыжановского, опубликованные им в эмиграции. Касаясь периода октября 1905 г., он вспоминал: «Красноречивые статьи Меньшикова увлекали многих, а он хотел видеть в Думе какой-то ареопаг мудрецов, в котором непременно заседали бы Лев Толстой, Короленко и т.п.»1205.

В советский период тема отношения Меньшикова к манифесту 1905 г. и двум первым Государственным думам практически не освещалась на фоне отсутствия общего интереса к личности Меньшикова как незначительной фигуре. Оценка Меньшиковым III Государственной думы в наибольшей степени нашла отражение в работах В. С. Дякина, посвященных истории России в период третьеиюньской монархии. По мнению исследователя, III Государственная дума не совсем удовлетворяла Меньшикова, который в октябре 1909 г. призывал к новому изменению избирательного закона. Дякин особо акцентировал внимание на том, что выступление Меньшикова совпало по времени с начатой крайне-правыми кампанией по пересмотру Основных законов «в сторону дальнейшего ограничения прав Думы»1206. Таким образом, автор отводил нововремен-скому публицисту роль выразителя идей «легитимистской реакции», относя это определение не только к 1909, но и к марту 1910 г., когда Меньшиков, сразу же после доклада Бобринского на съезде объединенного дворянства, в которм вновь в завуалированной форме содержались призывы к новому «3 июня», выступил со статьей «Кто у власти», которая «недвусмысленно намекала» на необходимость «изменения состава и правительства, и Думы»1207.

После того как Совет объединенного дворянства решил «воздержаться от прямой атаки на Основные законы» и смягчил «тональность» доклада Бобрин-ского, Меньшиков стал призывать своих товарищей по партии отказаться от поддержки октябристов. Затем в статье «Общая неудача» он высказал мысли, прямо перекликающиеся с первоначальным вариантом доклада Бобринского, констатировав «неудачу с парламентом». Дякин, сообщая об этих фактах, выдвигает предположение о «неслучайности» подобной «переклички». Автор полагал, что Меньшиков, предлагавший не ликвидировать Думу, но устранить из нее «всех инакомыслящих», выражал позицию большинства крайне-правых, осознавших, что Дума при условии, что они в ней займут большинство, «является важным фактором в их борьбе против бонапартистского курса правительства» 1208. В дальнейшем, по мнению Дякина, сотрудничество Меньшикова с правительством продолжилось. Историк отмечал, что в августе 1908 г. «в печать проникли сведения, что влиятельные реакционные круги заказали М. О. Меньшикову статью «Тихая революция», направленную против Думы»1209. Во время министерского кризиса апреля 1909 г. Меньшиков повел атаку на октябристов и принял участие в попытке расколоть их думскую фракцию, что Дякин представляет частью кампании «легитимистской реакции» против Столынипа1210.

Вновь к теме отношения Меньшикова к Государственной думе отечественная историография обращается лишь в постперестроечный период, когда возрастает интерес к истории российского парламентаризма в целом.

Из контекста исследований Шлемина вырисовывается картина весьма противоречивых оценок I и II Государственных дум нововременским публицистом, которые, однако, можно свести к следующему: парламент России нужен, но парламентариев следует тщательно отбирать по интеллектуальным, социальным и национальным признакам. В частности, Меньшиков, в отличие от правительства, полагал необходимым «резко сократить представительство крестьян, одержимых иждивенческими ожиданиями»1211.

Вслед за Дякиным, Шлемин приходит к выводу, что серия статей Меньшикова 1907 г., содержавшая критику парламента, имела своей целью подготовить общественное мнение к идее роспуска Думы и, помимо этого, продемонстрировать свою «осведомленность о планах правительства»1212. Из контекста работы Шлемина вытекает и еще одна цель, которую преследовал Меньшиков – подготовить общественное мнение к тому, что новая Дума станет представительством более узкой части населения России и сокращение будет осуществлено в первую очередь за счет инородцев1213. Но и в отношении великорусского населения Меньшиков считал необходимым уменьшить уровень демократизации представительства. Ратуя за "национальное представительство" в лице Государственной думы, - замечал Шлемин, - Меньшиков имел в виду представительство не всех, а "лучших"»1214. Однако новый избирательный закон, как отмечал Шлемин, не удовлетворил Меньшикова, так как недостаточно урезал «избирательные права нерусского населения империи»1215.

Похожие диссертации на Идеология российского государственного национализма второй половины XIX - начала XX вв. : историографический аспект

Организация художественных выставок в Санкт-Петербурге во второй половине XIX - начале XX вв.Логутова Елена Владимировна

Феномен Брестской греко-католической унии в освещении отечественной историографии второй половины XIX - начала XX вв.Вивчар, Василий Михайлович

Памир в русской историографии второй половины XIX - начала XX вв.Пирумшоев, Мунир Хайдаршоевич

Личность и деятельность Отто фон Бисмарка в оценках российской политической и интеллектуальной элиты во второй половине XIX - начале XX векаИпатов, Алексей Михайлович

Личность и деятельность отто фон бисмарка в оценках российской политической и интеллектуальной элиты во второй половине XIX – начале XX векаИпатов Алексей Михайлович

Проблема отношений христианской церкви и государства в Византии в освещении отечественной византинистики второй половины XIX - начала XX вв.Блиев, Владимир Русланович

Экономическое и социальное развитие России второй половины XIX - начала XX вв. в германоязычной историографии XX в.Дорожкин Андрей Геннадьевич

История России второй половины XIX - начала XX века в современной американской русистикеБичерова Наталья Сергеевна

Источники по истории профессионального образования Тобольской губернии второй половины XIX - начала XX вв.Червякова Елена Михайловна

Переписка Чичериных как источник по истории общественного сознания и культуры России второй половины XIX - начала XX вв. Наумов Евгений Юрьевич