Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формы политической мобилизации населения и поведенческие стратегии уральцев в 1928-1932 гг .
1.1. Механизмы и технологии организации кампаний по формированию легитимного образа власти и массовой политизации городского населения Урала в конце 1920-х-начале 1930-х гг.
1.2. «Призыв во власть»: взаимодействие власти и общества в ходе избирательных и выдвиженческих кампаний первой пятилетки
1.3. Ритуалы «политического послушания»: чистки партийного и советского аппарата на рубеже 1920-х—1930-х гг .
Глава 2. Власть и общество в решении задач промышленного роста в условиях форсированной индустриализации
2.1. Состязательные формы организации труда на заводах Урала на рубеже 1920-х-1930-х гг.
2.2. Кампании по формированию трудовой этики и повышению эффективности труда в промышленности и их восприятие уральцами
2.3. Отношение городского населения Урала к займовым 153
кампаниям периода первой пятилетки
Глава 3. Организация идеологических и военно-политических кампаний в контексте милитаризации общественного сознания городского населения Урала
3.1. Курс на «военизацию» городского населения и его 165
осуществление на рубеже 1920-х-1930-х гг.: стратегии властного и низового дискурса
3.2. «Праздничная политика» как средство идеологической и военно-патриотической мобилизации жителей уральских городов
Заключение 208
Список использованных источников и литературы
- «Призыв во власть»: взаимодействие власти и общества в ходе избирательных и выдвиженческих кампаний первой пятилетки
- Ритуалы «политического послушания»: чистки партийного и советского аппарата на рубеже 1920-х—1930-х гг
- Кампании по формированию трудовой этики и повышению эффективности труда в промышленности и их восприятие уральцами
- «Праздничная политика» как средство идеологической и военно-патриотической мобилизации жителей уральских городов
Введение к работе
з
Актуальность темы. Проблема взаимодействия власти и общества вызывает повышенный интерес отечественных и зарубежных историков, занимает особое место в идейных исканиях общественности, что обусловлено стремлением людей разобраться в природе и механизме властных отношений, во многом определяющих развитие социально-политических процессов прошлого и настоящего
Общество на всем протяжении своего развития сохраняло и сохраняет устойчивые стереотипы в восприятии власти, которые наиболее отчетливо проявляются в современных условиях, когда создается новый «имидж» государства, преодолевается идейный кризис, вызванный сменой идеологических ориентиров, происходит трансформация прежней модели взаимодействия власти и общества Сложившееся в России в определенных социокультурных условиях отношение к властным институтам не только существенно влияет на формирование целостного их восприятия, но и, передаваемое в социальной практике поколений, опосредует социализацию представителей современного общества Это определяет актуальность исследования повседневных настроений, моделей восприятия власти первыми генерациями «строителей социализма», изучения степени влияния официальной идеологии и политики на выбор ими стратегии поведения, обращения к историческому опыту государственного строительства
Длительное время проблема взаимодействия власти и общества
рассматривалась с точки зрения марксисткой методологии — через призму
политико-экономических интересов Сегодня подобный подход не
удовлетворяет исследователей, учитывающих социальные, культурные,
ментальные факторы общественного развития Необходимость изменения
ракурса анализа взаимоотношений власти и общества требует исследования
механизма социального взаимодействия с позиций современных
методологических подходов, предполагающих использование
междисциплинарных методов, расширение источниковой базы
Объект исследования - органы государственной власти, политические, общественные организации и население городов и заводских поселков Урала в конце 1920-х - начале 1930-х гг
Предмет исследования - мобилизационные механизмы и формы взаимодействия властных структур и городского населения Урала в 1928-1932 гг
Хронологические рамки исследования ограничены периодом первой пятилетки Нижняя граница и в советской, и в современной историографии традиционно рассматривается как рубеж в периодизации советской истории и
обосновывается свертыванием нэпа и утверждением у власти сталинской группы, начавшей реализацию варианта форсированного развития страны Верхняя хронологическая граница обусловлена качественной необратимостью произошедших изменений в социально-экономическом и политическом развитии страны, связанных с переходом к модели форсированного развития и вызванных этим трансформаций в системе взаимодействия власти и общества
В отношении данного периода мы считаем правомерным использование понятия «великий перелом», которое применяется, прежде всего, при исследовании политики коллективизации Концепция «великого перелома», представляющая собой в современной историографии теоретическое осмысление перехода к модели форсированного развития, позволяет анализировать динамику общественных и хозяйственных изменений в регионе, объясняет ломку социального уклада и трансформацию сознания населения, что определяет возможность ее применения для рассмотрения модернизационных процессов на Урале
Территориальные рамки исследования соответствуют границам Уральской области, существовавшей с ноября 1923 года по январь 1934 года и изначально включавшей в себя 15 округов и 205 районов1 На рубеже 1920-1930-х гг в области насчитывалось 29769 населенных пунктов с подчинением 3129 сельским советам, 100 рабочих поселков и 41 город
Учитывая специфику развития Урала как индустриального региона, качественные и количественные изменения в социальном составе населения, существенную трансформацию трудовой и общественной этики жителей городов, значительные отличия между сознаїшем и поведением городских и сельских жителей, мы изначально определили социальное поле исследования, ограничив его территориальным пространством городов и заводских поселков Урала, представлявших собой микромодели советского общества
Степень изученности проблемы. В историографии проблемы взаимодействия власти и общества можно выделить три периода, подразделяемые на отдельные этапы, смена которых обусловлена изменением общественно-политической ситуации и общих условий развития исторической науки Первый период историографии проблемы — конец 1920-х гг — середина 1980-х гг - характеризуется господством марксистско-ленинской методологии в ее изучении Второй период охватывает вторую половину 1980-х гг — начало 1990-х гг, когда в ситуации кризиса в общественных науках активизируется обсуждение слабых мест доминирующих познавательных моделей, а констатация «критического поворота» в историографии и необходимости
1 Уральская историческая энциклопедия Екатеринбург, 2000 С 553
радикальной смены исследовательских парадигм превращается в стереотип' Характерные для этого периода процессы деидеологизацпя истории, поиск новых концептуальных подходов к переосмыслению советской эпохи осложнялись «методологическим вакуумом», который образовался в результате отказа от единой марксисткой парадигмы" Третий период разработки проблемы отношений власти и общества составляют опубликованные в середине 1990-х - начале XXI вв труды по различным аспектам взаимодействия власти и общества, отличающиеся плюрализмом научных оценок, ракурсов рассмотрения выявляемых вопросов, использованием новой источнико-методологической базы
Первый период исследования проблемы взаимодействия власти и общества начался непосредственно в годы «великого перелома», когда основная масса литературы выполняла пропагандистско-методические функции, что существенно сказывалось на научной ценности работ3 Первые уральские исследования отличались фактографическим характером и были посвящены актуальным для периода форсированной индустриализации проблемам борьбе с текучестью кадров, укреплению трудовой дисциплины, набору рабочих на новостройки, повышению производительности труда, проблемам трудовой и общественной активности советских людей
Со второй половины 1950-х гт начинается новый этап разработки проблемы в рамках советской историографии Историки пытались переосмыслить механизм диалога власти и общества на основе традиционного круга источников с позиций марксистско-ленинской методологии При этом огромный массив научной литературы был посвящен мотивационной основе состязательных форм организации труда5 В рамках уральской историографии появились сборники статей, в которых рассматривались новые аспекты «вечной» «рабочей» темы вопросы организации массовых кампаний, социалистических соревнований, производственных совещаний 6
Демократизация политической жизни советского общества с середины 1980-х гг обусловила начало нового периода в изучении механизма взаимодействия власти и общества Хотя в конце 1980-х гг советские историки
1 Репина Л П Смена познавательных ориентации метаморфозы социальной истории // Социальная история
Ежегодник 1998-1999 М , 1999 С 13
2 Советское прошлое поиски понимания // Отечественная история 2000 .№5 С 97
1 Лацис МИ Как строился социализм в нашей стране М, 1929, Леонтьев А Основные установки пятилетки М -Л , 1930, Шлихтер А В боях за социализм М , 1930
4 Фрумкина Ф Перестроить массовую работу на предприятиях Урала Свердловск, 1930, Бубекин В , Филиппов
А Ударники (опыт работы ударных бригад Урала) Свердловск, 1929
5 Социалистическое соревнование в промышленности СССР М, 1983, Шкаратан О И Очерки истории
социалистического соревнования Л , 1966, Бейлина Е Э Рабочий класс и новые формы соревнования М , 1970,
Первомайский А И Социалистическое соревнование и воспитание нового человека М , 1968
6 Коммунистическая партия - вдохновитель и организатор всенародного социалистического соревнования М,
1961, Из истории Урала Свердловск, 1960 Социалистическое строительство на Урале Свердловск, 1957
б по-прежнему уделяли приоритетное внимание истории промышленного развития страны и истории рабочего класса, в целом наметилась тенденция к переоценке иерархии исследовательских интересов на основе использования новых источников и методов их обработки1 Так В А Козловым и О В Хлевнюком впервые была предпринята попытка воссоздать социально-психологический портрет человека 1930-х гг, атмосферу «великого перелома», показать как изменения в мировоззрении людей подготовили почву для проявления трудового героизма периода первых пятилеток Особо остро в конце 1980-х гг обсуждался вопрос об исторических предпосылках выбора сталинского варианта модернизации, характере политической системы рубежа 1920-30-х гг3
С середины 1990-х гг в многочисленных дискуссиях и обсуждениях идет интенсивный процесс осмысления природы советской власти, принципов и механизмов взаимодействия властных структур и общества как двух сторон единой системы, практики выработки и принятия политических решений, методах экономической мобилизации населения Спорным являлся вопрос о причинах поддержки населением курса форсированной модернизации страны в период «великого перелома», который активно обсуждался на круглых столах, проведенных в 1990-е - начале 2000-х гг5 В дискуссиях о социальной опоре режима ряд ученых высказывал мнение, что наиболее сильную поддержку власть получала от новой советской элиты, а также «выдвиженцев» - «людей нового поколения», у которых отсутствовали сомнения в правильности выбранного курса А А Слезин, А Ю Рожков, В С Тяжельникова, В П Пашин, Ю П Свиреденко, пытаясь определить социальную базу поддержки правящего режима, пристальное внимание уделяют изучению «носителей
1 Бутснко А П Власть народа посредством самого народа О социалистическом самоуправлении М, 1989,
Козлов В А , Хлсвток О В Первые пятилеті и люди, темпы, свершения М , 1987, Дробижев В 3 , Пивовар
Е И Соколов А К Обработка массовых источников для анализа взаимодействия классов и слоев советского
общества (Опыт формирования комплексной базы данных) // Актуальные проблемы источниковедения «и
специальных исторических дисциптин М, 1983
2 Козлов В А , Хлевнкж О В Начинается с человека Человеческий фактор в социалистическом строительстве
итоги и уроки 30-х гг М , 1988
3 Страницы истории советского общества Факты, проблемы, люди М , 1989 , Историки спорят 13 бесед М,
1988, Россия в XX веке Историки мира спорят М , 1994
4 Хлевнюк О В Политбюро и механизм власти в 30-е гг М, 1996, Павлова И В Сталинизм становление
механизма власти Новосибирск, 1995, Горинов М М Советская Россия 1920-30-х годов от мифов к реальности
//Исторические исследования в России Тенденции последних лет М ,1996, Красовицкая ТЮ Модернизация
России Национально-культурная политика 20-х годов М, 1998, Гимпельсон Е Г НЭП и советская политическая
система в 20-е годы М, 2000 Шевченко Ю Д Власть и политическая культура воздействие политических
институтов на советские и постсоветские культурные ценности // Образы власти в политической культуре
России М , 2000, Шестов Н И Политический миф теперь и прежде М , 2005
5 Голубев А В Феномен сталинизма в контексте мирового исторического процесса Международный семинар в
Новосибирске // Отечественная история 1993 №5 С 215-217, Советское прошлое поиски понимания
(материалы круглого стола) // Отечественная история 2000 №5 С 99, Елисеев А В , Воронин И А Научные
чтения «Власть и общество в прошлом и настоящем» // Отечественная история 2001 №1 С 209, Рабочий
активизм в послереволюционной России (материалы круглого стола) // Отечественная история 2002 №2
С214
социалистического импульса», в качестве которых выступала советская молодежь, партийная номенклатура, политически лояльные группы общества1 Значимым шагом в решении вопроса о доминантных моделях поведения советского человека является монография С В Ярова, в которой автор раскрывает основные этапы становления и важнейшие лаборатории общественного конформизма в Советской России
В настоящее время одной из актуальных тем исследований в рамках рассматриваемой проблематики является социальный и трудовой протест в Советской России Его изучению посвящены монографические работы, включающие переоценку мифологем о «пассивности» советского общества, раскрытие форм антагонизма рабочего класса и правящего режима3
Предметом изучения в современной историографии являются мотивация и стимулирование трудовой активности населения, проблемы трансформации трудовой этики, которым посвящены работы С В Журавлева, А К Соколова, М Ю Мухина, В С Тяжельниковой, А М Маркевича, М ван дер Линдена, В Лукассена, выполненные в рамках международного научного проекта «Мотивация труда в России 1861-2000 вознаграждение, побуждение, принуждение»4
В рамках диссертационной тематики исследовательский интерес представляет монография С Ю Малышевой, в которой анализируется праздничная культура первого советского десятилетия как важная составляющая социального конструирования реальности и процесса ресоциализации в ней жителей российской провинции, рассматриваются проблемы восприятия населением Поволжья новой праздничной системы, формирования праздничного метанарратива, механизмов его трансляции и укоренения в массовом сознании5
1 Слезин А А В борьбе за нового человека Комсомол 1920-х годов как институт политической социализации
Тамбов, 1998, Рожков А Ю В кругу сверстников Жизненный мир молодого человека в советской России 1920
х гг В 2-х т Краснодар, 2002, Тяжельникова В С Механизмы социальной поддержки коммунистической
власти 1917-1927 М , 2004, Свиреденко Ю П , Пашня В П Кадры коммунистической номенклатуры методы
подбора и воспитания М 1998
2 Яров С В Конформизм в Советской России Петроград 1917-1920-х годов СПб , 2006
3 Яров С В Источники по истории политического протеста в Советской России СПб, 2001, Трудовые
конфликты в Советской России 1918-1929 гг М, 1998, Экономические конфликты и социальный протест
Сборник документов СПб , 2000
4 Журавлев С В , Мухин М Ю «Крепость социализма» повседневность и мотивация труда на советском
предприятии, 1928-1938 гт М, 2004 Маркевич AM, Соколов А К «Магнитка близ Садового котьца»
стимулы к работе на Московском заводе «Серп и молот» 1883-2001 гг М, 2005, Ван дер Линден М
Мотивация труда в российской промышленности некоторые предварительные суждения // Социальная
история Ежегодник М , 2000, Соколов А К Советская политика в области мотивации и стимулирования труда
(1917-середина 1930-х годов) // Экономическая история Обозрение Вып 4 М, 2000, Тяжельникова ВС,
Соколов А К Отношение к труду факторы изменения и консервации трудовой этики рабочих в советский
период // Социальная история Ежегодник М , 2004
5 Малышева С Ю Советская праздничная культура в провинции пространство, символы, исторические мифы
(1917-1927) Казань, 2005
В работах современных уральских историков рассматриваются политический, социально-экономический, идеологический механизмы взаимодействия власти и общества в годы «великого перелома»1 Новые теоретико-методологические подходы в исследовании отношения населения Урала к властным институтам и социальной действительности, сознания и поведения людей в условиях форсированных преобразований представлены в работах С П Постникова, М А Фельдмана, С И Быковой, Л Н Бехтеревой, В М Кириллова2
Таким образом, проблема взаимодействия власти и общества является объектом пристального внимания исследователей, изучающих проблемы функционирования властных структур, формирования феномена советской политической культуры, трансформации образов власти в государственной идеологии и общественном сознании Однако перечисленные проблемы разрабатываются, главным образом, в общероссийском контексте и хронологически ограничены либо послереволюционным периодом, либо 1930-ми гг, поэтому проблема взаимодействия власти и общества в годы «великого перелома» требует дополнительного изучения с привлечением регионального, в данном случае уральского материала
Источниковая база исследования представлена опубликованными и неопубликованными документами К опубликованным документам можно отнести материалы, изданные в тематических сборниках, сборниках нормативно-правовых актов и материалов съездов ВКП (б), пленумов ЦК ВКП(б), статистических справочниках, которые дают наиболее полное представление о конкретных механизмах взаимодействия власти и общества, позволяют проследить динамику властных отношений, выявить особенности властного и низового дискурса3
Алексеев В В Россия в контексте модернизаций // Российская модернизация XIX - XX вв институциональные, социальные, экономические перемены Уфа 1997, Постников СП Модернизация социальной структуры на рубеже 20^0-х гг (на примере рабочего класса Урала) // Российская модернизация ХІХ-ХХ вв институциональные, социальные, экономические перемены Уфа, 1997, Опыт российских модернизаций XVHI-XX вв М , 2000
Кириллов В M История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-1950 гг В2ч Нижний Тагил, 1996, Бехтерева ЛН Опыт реконструкции психологии рабочих Ижевских заводов Удмуртии 1920-х гг // Отечественная история 2000 №2, Фельдман МА Рабочие крупной промышленности Урала, 1914-1941 гг (численность, состав, социальный облик) Екатеринбург, 2001, Быкова СИ Политические представления советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региона) Автореферат дис канд ист наук Екатеринбург, 2003, Она же Между прошлым и будущим повседневность 1930-х годов в интерпретации современников // Образы власти в политической культуре России М , 2000, Постников С П, Фельдман М А Социокультурный облик промышленных рабочих Урала (1900-1941 гг) Екатеринбург, 2006 3 История индустриализации Урала Документы и материалы (1926-1932 гг) Свердловск, 1967, Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК Том 4 1927-1931 М , 1970, Сборник документов по истории СССР Эпоха социализма Вып 2 1921-1932 гг М, 1979, Общество и власть Российская провинция 1917-1985 Свердловская область Документы и материалы Том 1 1917-1941 Екатеринбург, 2005, Общество и власть Российская провинция 1917—1985 Челябинская область Документы и материалы Челябинск, 2005
Неопубликованные архивные источники выявлены и отобраны для исследования в 49 фондах 7 федеральных и региональных архивов Государственном архиве Российской Федерации, Российском государственном архиве социально-политической истории, Центре документации общественных организаций Свердловской области, Государственном архиве Свердловской области, Государственном архиве Пермской области, Государственном общественно-политическом архиве Пермской области, Нижнетагильском городском историческом архиве, а также в фондах и экспозициях Пермского областного краеведческого музея, Нижнетагильского музея-заповедника
Все опубликованные и неопубликованные источники можно разделить на несколько групп
Первую группу составляют нормативные документы органов власти (постановления, письма ВЦИК и ЦИК СССР, ЦК ВКП(б)), нормативные подзаконные акты, уставные документы, в которых отражена информация о содержании и характере политики партийно-государственного руководства страны К этой же группе относятся материалы съездов и пленумов ЦК ВКП(б), резолюции и решения всесоюзных партийных конференций, съездов Советов Директивы высших органов государственной власти и правящей партии в большей степени отражали догматизированные представления о реальности, в отличие от сопутствующих им циркуляров, особенно регионального уровня, в которых официальные идеологемы совмещались с реальной оценкой ситуации
Ко второй группе источников относятся статьи, речи, выступления высших партийных и государственных деятелей на съездах ВКП(б), пленумах ЦК ВКП(б), Всесоюзных съездах ударников, партийных конференциях различного уровня, в которых отражены не только приоритеты внутриполитического развития, но и личностная оценка политическими лидерами методов и путей реализации курса развития страны Как отмечает С И Быкова, к этим документам необходимо применять не традиционный ракурс интерпретации, а «дискурсивный», рассматривая тексты как «письмо власти», имеющее конкретного адресата
Третья группа источников представлена делопроизводственной документацией центральных и региональных государственно-административных структур партийных органов, контрольных комиссий ВКП(б), общественных и профсоюзных организаций, фабрично-заводских комитетов, добровольных обществ, материалы которых позволяют рассмотреть особенности системного взаимодействия органов власти и общественных структур, механизм реализации политического курса в регионе
Быкова СИ Почитические представтения советских людей в 1930-е годы (на материалах Уральского региопа) Автореферат дне канд ист наук Екатеринбург, 2003 С 11
Подгруппой делопроизводственной документации являются протоколы и стенограммы совещаний в перечисленных инстанциях, позволяющие выявить отношение регионального руководства к задачам, поставленным центральной властью, изучить механизм адаптации постановлений высших органов власти к местным условиям Тексты речей присутствовавших на форумах представителей властных структур, непосредственные отклики, выступления в прениях, комментарии самих рядовых участников собраний являются важным источником информации, поскольку выявляют преломление политики властей в сознании людей
Следующая подгруппа делопроизводственной документации представлена
информационно-аналитическими материалами органов ОГПУ,
информационных отделов окружных и областных комитетов ВКП(б), РКИ, отчетными и докладными записками общественных и профсоюзных организаций, материалы которых представляют своеобразный мониторинг общественного мнения городского населения Урала, обладающий существенной долей субъективности, что требует применения к их прочтению критического подхода
Следующая подгруппа представлена учетными материалами, в частности, личными карточками и анкетами членов городских советов, анализ которых посредством применения количественных методов и создания источнике— ориентированной базы данных позволил составить социальный портрет людей, выбиравших активные стратегии взаимодействия с властью
Четвертая группа источников - материалы статистики - позволяют охарактеризовать различные аспекты экономического и социального состояния государства, динамику участия населения в мобилизационных кампаниях, исследовать социальный состав работников управленческих структур и лиц, активно взаимодействовавших с властью
Пятой группой источников является периодическая печать центральные издания («Правда», «Рабочая газета»), региональные издания («Уральский рабочий», «Рабочий», «Пролетарская мысль», «Пролетарий», «Звезда», «Красный Курган», «Красное Прикамье»), заводские многотиражные издания («Красный каталь», «Смычка», «Гудок»), в которых содержится информация об общественных настроениях, взглядах, проявлениях массового сознания, поведении различных слоев населения в контексте проводимой властью политики В информационной политике руководство страны и региона учитывало установки массового сознания на восприятие готовых оценок происходящих событий, поэтому в определенном ключе интерпретировало факты внешнеполитической ситуации и события вігутренней жизни, формируя стереотипные представления о них
Особый исследовательский интерес представляет шестая группа источников — документы личного происхождения (автобиографии, воспоминания
и современников событий, письма, жалобы, заявления)' Специфика источников личного происхождения заключается в том, что они не только описывают реальные ситуации, но и содержат авторское восприятие, субъективную оценку событий, которая во многом обусловлена социальным статусом, уровнем образования, культурно-психологическими особенностями автора источника, а также временем публикации источника, влиянием на его содержание политической конъюнктуры, цензуры или отсутствия таковой
Специфическим источником являются письма, ходатайства, жалобы и заявления граждан, направляемые в органы исполнительной власти, адресованные лидерам партии и государства На рубеже 1920-x-l 930-х гг, в условиях отсутствия присущих демократическому обществу форм диалога государства и общества, апелляция «к властям предержащим» при помощи заявлений, петиций, жалоб являлась суррогатным заменителем обратной связи, способом общения с государством и воздействия на власть
Значительный исследовательский интерес представляет комплекс источников устного народного творчества частушки, стихотворения, пословицы, песни, отражавшие индивидуальное и коллективное восприятие уральцами мобилизационных кампаний, а также приоритеты массового сознания и мотивы социального поведения
Отдельный тип источников составляют наглядные материалы, визуализирующие образ эпохи (образцы наглядной агитации (плакаты, листовки, транспаранты), карикатуры, коллекции сюжетных фотографий, портреты ударников труда, почетные грамоты, благодарственные письма), наглядно отражающие приоритеты политики руководства страны, отношение к ней обывателей и лиц, наделенных властными полномочиями Каждый из перечисленных источников представляет собой знаковую кодограмму, осуществляющую роль транслятора социального и политического опыта, раскодирование которой возможно при условии исследования символики источника как текста
Методология исследования. На общефилософском уровне в качестве методологической основы исследования нами был выбран диалектический метод познания явлений природы и общества, применяемый с опорой на принцип историзма, который позволяет исследовать механизм взаимодействия власти и общества в развитии и взаимосвязи с конкретно-исторической ситуацией Условия современного методологического плюрализма создают возможность выбора в качестве методологии конкретно-исторического исследования комплексного междисциплинарного подхода,
1 Завещание Свердловск, 1989, Социальный портрет лишенца (на материалах Vpaia) Сборник документов Екатеринбург, 1996, Скотт Дж За Уралом Американский рабочий в русском городе стали М, 1991, Женщины Урала в революции и труде Свердловск 1963, Слово об Урале Очерк советских писателей и журналистов Челябинск, 1984, Были горы Высокой Свердловск, 1960
позволяющего привлекать теоретические идеи и методики других областей научного познания для исследования исторических процессов
Для изучения многоаспектной темы взаимодействия власти и городского населения Урала в условиях форсированной индустриализации нами преимущественно использовалась модернизационная парадигма, реализуемая через антропологическое измерение, что позволило изучить представления и мотивы человеческого поведения во взаимосвязи со всеми элементами социальной системы и институтами государственного управления, нацеленными на вовлечение все более широких масс населения в мобилизационный процесс
Исследование представлений, реакций, оценок, моделей поведения человека, включенного во властный дискурс в определенных социально-политических условиях, обуславливает необходимость использования данных исторической и социальной психологии, которые позволяют исследовать механизмы возникновения определенных массовых состояний, алгоритмы принятия и распространения внушенных стереотипов и образцов поведения, а также эволюцию общественного сознания, трансформирующегося в политическом коммуникативном пространстве Найти инновационный ракурс в рассмотрении механизма взаимодействия власти и общества позволяет использование теорий социальных представлений С Московичи, конструирования социальной реальности П Бергера и Т Лукмана, «социологии господства» М Вебера1
Конкретная методика работы включает в себя как общенаучные, так и специально-исторические (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный, историко-типологический) и междисциплинарные методы Для реализации поставленных задач нами была создана источнико-ориентированная база данных (ИОБД) «Депутаты», реализованная в СУБД Access 2000, входящей в стандартный набор прикладных программ пакета Microsoft Office Применение количественных методов при анализе личных карточек депутатов, имеющих анкетную форму, позволило составить коллективный портрет личности, являвшейся в советской политической иерархии связующим элементом между «электоратом» и властной элитой
Целью работы является реконструкция механизма и форм взаимодействия властных структур и городского населения Урала в условиях мобилизационных кампаний периода «великого перелома»
В соответствии с этой целью были определены следующие задачи:
1 Выявить способы и средства политико-идеологической легитимизации властных структур и их восприятие городским населением Урала на рубеже 1920-x-l 930-х гг ,
1 Московичи С Век тотп Исторический трактат по психологии масс М, 1996, Бергер П, Лукман T Социальное конструирование реальности М, 1995, Вебер М Избранные произведения М, 1995
Проанализировать причины и формы интенсификации использования властью мобилизационных механизмов в условиях форсированной индустриализации,
Реконструировать основные модели социального поведения населения городов и заводских поселков Урала в условиях политических и военно-патриотических кампаний конца 1920-х-начала 1930-х гг,
Выявить пути и средства мобилизации трудовой активности и стимулирования труда городского населения Урала, занятого в промышленном производстве,
Изучить отношение уральцев к насаждению мобилизационных и состязательных форм организации труда в годы первой пятилетки,
Проанализировать «праздничную политику» властей и особенности ее реализации на Урале в 1928-1932 гг
Научная новизна исследования состоит в постановке проблемы, которая с учетом обозначенных хронологических и территориальных рамок ранее не рассматривалась в исторической науке В диссертационном исследовании впервые предпринята попытка комплексного изучения процесса формирования и трансформации механизма взаимодействия властных структур и городского населения Урала в условиях мобилизационных кампаний периода «великого перелома» На материалах Урала проанализированы пути и формы мобилизации «человеческого ресурса» в условиях форсированной индустриализации Впервые поставлена задача исследования социального поведения уральцев в условиях политических, социально-экономических, военно-идеологических кампаний периода первой пятилетки Изучены региональные особенности реализации политики руководства страны в сфере насаждения новых праздников как способа повышения мобилизационной активности уральцев, изменения нормативно-ценностной системы городского населения Для исследования этих проблем были использованы не только специально-исторические, но и междисциплинарные методы, применяемые для анализа широкого комплекса источников, в том числе впервые вводимых в научный оборот личных карточек депутатов городского совета г Нижний Тагил, информационных материалов региональных органов политического контроля, региональной и заводской прессы, визуальных источников
Результаты диссертацнонної о исследования апробированы автором на 19 международных, всероссийских и региональных научных конференциях Результаты исследования излагаются в 24 публикациях объемом 8,1 п ч
Практическая значимость данной работы заключается в возможности ее использования специалистами для написания разделов, посвященных социальной истории советского общества 1920-х—1930-х гг, в работах по отечественной истории и истории Урала, при разработке учебных пособий по
краеведению, а также при подготовке лекционных, элективных и факультативных курсов по указанным дисциплинам
Структура работы Диссертация состоит из введения, 3 глав, заключения, списка источников и литературы, приложений (37 таблиц, 15 диаграмм, 17 единиц иллюстративного материала)
«Призыв во власть»: взаимодействие власти и общества в ходе избирательных и выдвиженческих кампаний первой пятилетки
Успешность процесса социального моделирования вызывает сомнения части российских историков, отрицающих эффективность советской политики по формированию социального эталона общественного поведения. В работе А. Черных в рамках исторической социологии рассмотрена повседневная жизнь советского общества, показаны механизмы формирования новой идентичности под прессингом социального давления. Автор доказывает, не всегда убедительно, что никакого социалистического строительства по заранее заданным теоретическим моделям не могло быть, поскольку достигаемые в ходе насильственного воздействия на людей результаты были поверхностны, не затрагивали сути повседневной жизни и быстро исчезали после прекращения давления. В этом А. Черных видит априорную обреченность всех попыток формирования «нового» человека, начиная с момента превращения его в «tabula rasa"42.
В последнее десятилетие в связи с изменением политической конъюнктуры и рассекречиванием архивных материалов возник вопрос о возможности выбора населением страны альтернативных вариантов общественного поведения, одной из причин возникновения которых часть историков называет особенности сталинской индустриализации, носящей искусственный, несбалансированный характер, что привело к взаимному отчуждению пластов советского общества и нарастанию пассивного сопротивления модернизации, даже при определенных успехах в экономической и, в меньшей степени, социальной сферах43.
В данном контексте одной из наиболее изучаемых тем является социальный и трудовой протест, освещаемый в монографических, коллективных работах, сборниках документов44. Если ранее в советской историографии отрицалось существование любых форм социального или трудового протеста, то современные историки признают закономерность и естественность возникновения протеста как результата противоречий, возникавших при переходе страны в новое состояние. Наиболее дискуссионным остается вопрос о количественных характеристиках протестного движения. Часть историков считает, что ухудшение социально экономических условий жизнеобеспечения населения в результате проведения форсированной индустриализации стало причиной активизации различных форм социального протеста, другие, наоборот, обращают внимание на то, что к концу 1920-х гг. забастовочное движение сошло на нет, частично под влиянием некоторого улучшения положения рабочих, а главное - в результате укрепления командно-административной системы, сделавшей практически невозможным открытый протест населения против «родной» советской власти. Анализ комплекса архивных материалов позволяет согласиться с мнением Д.О. Чуракова, что в протестное движение 1920-х 1930-х гг. было втянуто абсолютное меньшинство рабочих, большинство же на протяжении всего периода оставалось пассивным и именно эту «социальную пассивность» как одну из тактик поведения необходимо изучать как самостоятельный исследовательский феномен45. Данный подход был реализован западными авторами, исследования которых были направлены на переоценку традиционной мифологемы о «пассивности» советского общества сталинского периода46 и антагонизма рабочего класса и правящего режима. Полемика западных историков разгорелась вокруг тезиса о возможности массовых акций протеста против действия власти в советской период. Оспаривая мнение части американских историков, рассматривающих тактику «повседневного сопротивления» (текучесть кадров, прогулы, пьянство) как признаки массового сопротивления сталинизму, часть исследователей придерживается мнения Д.Филтцера о деполитизации рабочего класса, который, будучи озабочен только проблемой личного выживания в условиях потогонной системы ударного труда, физического запугивания, публичного осмеяния бьи способен только на индивидуальные акции протеста47. Интересную концепцию интерпретации механизма взаимодействия власти и общества, неоднозначно воспринимаемую в отечественной историографии, предложил С. Коткин, по мнению которого протестный активизм был одним из правил «идентификационных игр» в социальной практике взаимоотношений власти и общества, когда у населения сохранялась возможность «поторговаться» и заключить сделку с Чураков Д.О. О субъективности источников и объективности интерпретации // Отечественная история. властными структурами, не устанавливая норм взаимоотношений, но осознавая, что они могут изменять эти нормы48.
Серьезные обобщения по проблеме протестного активизма на основе конкретно-исторических методов были сделаны С.В .Яровым, утверждавшим что: 1/в 1920-1930-е гг. в советском обществе существовал «средний слой» -значительная масса индифферентно настроенных рабочих, безучастно относящихся к «социалистическим преобразованиям», невосприимчивая к идеологической риторике и озабоченная только поиском средств выживания; 2/причиной протестных выступлений являлось реальное снижение жизненного уровня населения, поэтому прекращение саботажных акций было возможно только после озвучивания программы властей по улучшению положения рабочих; 3/публичная демонстрация политической лояльности часто не отражала подлинных взглядов населения, будучи обусловлена угрозами репрессий, потребностью в получении материальных льгот, поиском эффективных средств для закрепления собственного социального положения; 4/ чувствуя собственную социальную незащищенность, население стремилось к нахождению компромисса с властями .
Изменение политической конъюнктуры существенно расширило исследовательское поле историков, позволило рассматривать не только формы социального протеста рабочих, но и по-новому интерпретировать меры властей по их предотвращению, в частности кампании по чистке партийного и советского аппарата и другие мероприятия в рамках системы политического и государственного контроля. Часть отечественных историков согласна с определением B.C. Измозика, трактующего политический контроль как регулярную систему сбора и анализа информации о настроениях в обществе, отношении различных слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп различными ветвями партийно-государственного аппарата50.
Ритуалы «политического послушания»: чистки партийного и советского аппарата на рубеже 1920-х—1930-х гг
Анализ читательской активности позволяет не согласиться с мнением Дж. Брукса, определяющего функционал средств массовой информации как «публичный разговор власти с теми, кто ей сочувствовал». Руководители центральных и местных органов власти стремились охватить «информационным колпаком» все, в том числе оппозиционно-настроенное, население региона. Если на южноуральских заводах по данным на январь 1929 г. количество подписчиков газет колебалось от 64 до 86%129, то в целом по Уральской области, согласно данным переписи рабочих промышленности, проведенной в апреле - мае 1929 г., процент читающих прессу был ниже . (Таблица 1). Особенно высоким был показатель чтения газет среди рабочих-металлургов, среди которых в 1929 г. 76,1% постоянно читали газеты, в том числе в возрасте до 22 лет - 83,7%, у беспартийных этот показатель составлял 70,5%, среди рабочих-коммунистов - 94,7%, у рабочих-комсомольцев - 94,6%131. СП. Постников и М.А. Фельдман, констатируя незначительное количество рабочих, регулярно читающих книжную продукцию , акцентируют внимание на том обстоятельстве, что именно через газеты шел основной поток информации политического характера, формируя в сознании населения наиболее идеологизированные 3 представления .
Более эффективной реализации агитационного потенциала газет препятствовала слабая заинтересованность населения в чтении именно идеологической литературы. Согласно сводкам Пермского окружного Совета рабочих и крестьянских депутатов, «читаемость» политической периодики в период «великого перелома» достигала лишь 1,4%, интерес к газетным статьям руководящего характера составлял 8,55%, вопросами социалистического строительства интересовались 23% граждан, отсутствие интереса к местной газете проявляли 100% населения округа134. Последний показатель не является типичным для населения Уральской области, которое традиционно проявляло значительный интерес к материалам местной печати, освещавшей как международные, всесоюзные события, так и факты из жизни регионов. Шкала интереса к материалам прессы была представлена в круге чтения рабочих преобладанием местных периодических изданий над
Местные издания и заводские многотиражки, пользующиеся повышенным интересом, отличались большей степенью идеологизированности и выполняли не только роль информатора, но и, как отмечается в аналитической записке о работе «Уральского рабочего», роль политического «воспитателя» населения135. Адекватно оценивая общий уровень политической культуры и грамотности населения, существенно влившей на процесс формирования лояльного общественного мнения, власть была вынуждена не только информировать читателей об изменениях международной ситуации, но и давать целостную оценку внутриполитическому курсу. Идеологическая интерпретация происходивших социально-экономических преобразований, как отмечает М.А. Соболев, была наиболее важна, поскольку с готовым мнением согласиться было гораздо проще, тогда как для выработки собственной точки зрения необходимо было обладать подготовкой и интеллектуальными способностями136.
Легитимизируя собственные властные полномочия на рубеже 1920-х-1930-х гг., власть активно использовала фактор революционной преемственности, артикулируемый в ходе агитационно-массовой работы в связи с годовщинами революционных событий. При проведении торжеств, посвященных 25-летию со дня начала Первой русской революции, все члены низовых ячеек ВКП(б) должны были активно «прорабатывать» в кружках политграмоты историю революционного движения 1905 г., в обязательном порядке посещая музеи революции . Партийные органы, понимая важность политической социализации молодежи, для формирования у нового поколения позитивного отношения к власти активно использовали воспоминания участников революционных событий. Одной из особенностей трактовки устных свидетельств в качестве агитационного средства являлось постепенное изменение их содержательной стороны. Из воспоминаний исчезали компрометирующие большевиков факты, «высвечивался» ореол геройства и верность идеалам, что обуславливало особую ценность «революционной» власти, мифологизируемой в сознании молодежи.
В ходе кампаний по легитимизации власти ее участники апеллировали к авторитету живых и умерших революционных лидеров, в планах работы культмассовых секторов предприятий и организаций значились ежегодные
Критически отзываясь о В.И. Ленине, характеризуя его сопричастность к созданию сложившейся кризисной ситуации, городские жители, сами того не замечая, наделяли «Ильича» сверхчеловеческими качествами. Например, сразу в нескольких информационных записках окружного и областного комитетов ВКП(б) приводятся типичные по содержанию высказывания такого рода: «Это все Ленин смутил и на тот свет ушел, а все мутит. Даже погода не может восстановиться, то дожди, то засуха» .
Определенным авторитетом среди населения пользовались партийные и советские вожди, образы которых целенаправленно мифологизировались властями. Среди части населения популярностью пользовались и оппозиционеры. Их идеологическое сопротивление воспринималось несогласным с официальным курсом меньшинством общества как одна из форм протеста, направленная на изменение проводимой политики. Дударев, рабочий Чусовского завода во время разговоров в обеденный перерыв рассуждал: «Почему Бухарин и Зиновьев вышли из партии. По-моему, они видят, что партия пошла неправильно, не по ленинскому пути, а в настоящее время не выполняется ни одного завета... все видные работники пошли в сторону, один Сталин остался, но и он скоро присоединится к ним, а потом и Ворошилов»139. Истомин, член ячейки Шпагинских мастерских г. Перми комментировал действия правой оппозиции: «Быть может правильно Бухарин против полного темпа индустриализации, быть может его заставляет то, что у нас всего не хватает. Бухарин и Томский люди все же большие. Может быть, мы настроим много заводов, а сырья не хватает и поэтому не надо строить»140.
Кампании по формированию трудовой этики и повышению эффективности труда в промышленности и их восприятие уральцами
Если по образовательному и партийному составу депутаты 10 созыва были неоднородны, то национальный состав отличался превалированием одной группы - депутатов русских по национальности (95,5%) (таблица 16). Остальные народности, проживавшие на территории Нижнего Тагила, были представлены в Совете следующим образом: белорусы - 1,4%, зыряне -0,9%, татары, чехи, немцы, поляки по 0,46%, что не соответствовало пропорциям этнического состава населения г. Нижнего Тагила (Таблица 17).
В оценке соотношения национального состава Совета и города необходимо учитывать, что до 1935 г. среди населения Н.Тагила не учитывался спецконтингент, состоявший в основном из спецпоселенцев, но поскольку они были лишены права избирать и быть избранными, то это не влияло на национальную дифференциацию состава депутатов горсовета.
Следующая группа параметров относится к вторичным признакам социального облика депутата и включает в себя: самоидентификацию членов Совета как ударников коммунистического труда, выбор ими секции для работы, количество раз избраний в Совет, прохождение воинской службы.
Стремление квалифицировать себя как ударников коммунистического труда, имея производственный стаж от 1 года до 3 лет, характеризует 63% членов Совета, но, преимущественно, рабочих (80,2%) При анализе данной черты прослеживается тенденция: чем меньше возраст, а, следовательно, стаж, тем большее количество рабочих считали себя ударниками.
Большинство депутатов, считавших себя ударниками коммунистического труда, первый раз избирались в городской Совет. (Таблица 18). Данная тенденция прослеживается и на материалах других городов Урала, где в первый раз избирались в Совет в 1929 г. 76,8% депутатов . Неблагоприятные условия работы депутатского корпуса, рассмотренные нами выше, обосновывали нежелание депутатов вновь переизбираться в члены Совета (Диаграмма 11).
Выбор секции для работы в городском Совете являлся еще одной составляющей социального портрета депутата, который отражает наиболее существенные проблемы жизнедеятельности города и проживания в нем человека (Таблица 19, диаграмма 12). С начала 1920-х гг. по - прежнему оставалось актуальным решение вопросов снабжения города, распределения продовольственных и промышленных товаров, проблем здравоохранения и. образования, коммунально-бытового обслуживания, административно-правового и административно-хозяйственного управления. Значимость этих вопросов подтверждает проблематика прений и предложений на заседаниях секции, где перечисленным темам отводилось приоритетное внимание .
На выбор секции существенно влияла и половая принадлежность депутата. Из общего числа женщин-депутатов 29% предпочитали работать в секции здравоохранения, что составляло 66,6% всех желающих осуществлять работу в рамках этой проблематики. Для сравнения в секции образования изъявили желание работать 16% женщин, в кооперативной - 20,2%. Предпочтения мужчин-депутатов имели иную направленность. Изъявили желание работать в кооперативной секции 13,7%, в коммунально-бытовой -11,6%, промышленности, здравоохранении, образовании - по 6,8%, финансово-налоговой и административно-хозяйственной -по 5,5% депутатов.
На основании обработки личных карточек депутатов, с привлечением документов, отражающих результаты деятельности местных Советов, а также материалов периодической печати, можно представить социальный облик той части населения, которая рассматривала работу в городском Совете как форму активного сотрудничества с властью.
Основу активного типа граждан составляли рабочие как квазипривилегированная группа, которая рассматривалась в качестве авангарда строителей социализма. Социальной базой данной категории были представители молодого поколения, с начальным уровнем образования, преимущественно занятые на производстве и утратившие связь с крестьянским хозяйством. В большинстве своем они избирались первый раз, причем как по собственной инициативе, так и при выдвижении их рабочими коллективами. В силу особенностей этнического состава Нижнего Тагила, 95,5% из них были русские, хотя выдвиженцы от национальных меньшинств при избрании в Совет активно поддерживались местной властью. Членство в партии было не обязательным условием для работы в городском Совете, но поскольку большинство депутатов Совета составляли рабочие, имеющие льготы при вступлении в ряды Коммунистической партии, то «партийность» депутата постепенно становилась распространенной характеристикой социального облика члена Совета.
Вторым вариантом включения населения в активное политическое пространство являлись выдвиженческие кампании, поскольку кадровый кризис рубежа 1920-х-1930-х гг. был одной из наиболее актуальных проблем при реализации курса формированной индустриализации. Отсутствие
218 НТГИА. Ф.Р-70. Оп.2. Д.107. Л.230-238. достаточного количества квалифицированных управленческих кадров, неэффективность практики назначения, обусловили активное распространение «выдвиженчества», которое с 1924 г. стало неотъемлемой частью советской кадровой политики.
Рабочие и крестьяне воспринимали новые должности как возможность попасть в число «управляющих государством», что являлось, по их мнению, выражением социальной справедливости и достижением революционной законности. Власть, активно поддерживая это представление, рассчитывала на содействие и благонадежность «новых управленцев», у которых отсутствовали сомнения в правильности реализуемого курса. Партийно-государственное руководство в формировании института «выдвиженцев» ставило акцент на использование практического потенциала последних: «необходимо снимать с постов нарушителей решений партии и правительства и выдвигать на их место новых людей - людей дела, способных обеспечить конкретное руководство порученной работой и укрепить партийно-советскую дисциплину» .
В условиях кадрового кризиса местные власти, осознавая, что административных работников из центра ждать нельзя, активно использовали возможности «выдвиженчества». Подбирая кандидатуры, они определяли в качестве кадрового резерва «рабочих от станка», что соответствовало курсу правительства на пролетаризацию управленческого аппарата220. Законодательную основу кадровой политики составили постановление ЦК ВКП(б) «О задачах партии в деле выдвиженчества рабочих и крестьян в государственный аппарат» и Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О мероприятиях по созданию лучших условий для работы выдвиженцев» , которые определили гарантии и льготы для лиц, выдвинутых на ответственную работу в государственные, кооперативные учреждения и предприятия. В этих же документах был определен статус новых ставленников режима , хотя длительное время в протоколах прении совещаний по выдвижению кандидатур на советскую, кооперативную, хозяйственную работу сохранялась дискуссия о том, «кого надо считать выдвиженцем»223. В уральском регионе вопрос «выдвижения рабочих от
Согласно циркулярам ЦК ВКП(б) выдвиженцами являлись рабочие и крестьяне, рекомендованные на постоянную практическую руководящую, исполнительную или техническую работу. Выборные члены государственных организаций, не выполнявшие постоянной работы, считались кадровым резервом. 223 ГАПО. Ф.Р-122. Оп.1. Д.1252. Л.100. станка» в органы государственного управления обсуждался на январском (1929 г.) и июньском (1930 г.) пленумах Уралобкома ВКП(б), решения которых способствовали увеличению динамики «выдвиженческого» процесса. Если в 1928 г. по Уральской области официальный статус «выдвиженца» получили только 251 человек, то в 1930 г. этот показатель составил 4420 человек224, среди которых, согласно инструкции Уральской областной КК-РКИ, преобладали рабочие (78,2%), из которых 88,7% составляли мужчины225. Основным резервом для выдвиженцев во все звенья партийных, советских, кооперативных, профсоюзных структур становился партийный актив, а именно представители нового поколения коммунистов, принятые в ряды Коммунистической партии, начиная с «ленинского приема». Основными условиями для поддержки и продвижения новых кандидатур со стороны партийных органов, помимо наличия партийного билета, считалась «социальная принадлежность к пролетариату и верность провозглашенному политическому курсу». По мнению руководителей местных органов власти, отсутствие опыта руководящей работы должно было компенсироваться административным рвением, позитивным восприятием большевистской власти и верой в перспективность социалистических преобразований. Именно от «выдвиженцев» - «людей нового поколения», у которых отсутствовали сомнения в правильности выбранного курса, власть должна была получить наиболее сильную поддержку. На деле же у кампании по «выдвиженчеству» положительные сдвиги были соизмеримы с негативными последствиями. Характеризуя социальную группу «выдвиженцев», сосредоточивших в своих руках всю полноту власти на местах, А.К. Соколов, И.Б. Орлов, А.Я. Ливший негативно оценивают результативность их деятельности, что было следствием слабой профессионально-управленческой подготовки и отсутствия хозяйственно-практического опыта226. Молодость «выдвиженцев», вчерашних выходцев из крестьян, средний возраст которых составлял 20-35 лет, помноженная на полуграмотность и всевластие, часто приводила к беззаконию, нарушению элементарных нравственных норм», что являлось одной из основных причин управленческого кризиса в стране227 и вызывало «глухое раздражение населения»228
«Праздничная политика» как средство идеологической и военно-патриотической мобилизации жителей уральских городов
Исходя из решений июльско - августовского пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 1927 г., признавшего неизбежность войны капиталистических стран с СССР и ее вероятность в ближайшем будущем, особый упор в программе военизации населения был сделан на подготовку молодежи. Согласно рассылаемым инструктивным письмам в ближайшее время предполагалось завершить программу общей физической подготовки в допризывном возрасте, программу психофизической подготовки; массово организовать военные уголки в школах, военно-технические кружки во втузах, военные кружки в клубах; «популяризовывать» историю гражданской войны, Красной армии, общие военные знания539. В качестве основной формы военизации молодых людей превалировала организация военных кружков (стрелкового, авиамодельного, санитарного), в которые советское и партийное руководство стремилось вовлечь все молодое поколение страны.
Для популяризации лозунга повышения обороноспособности страны использовались новые молодежные праздники, в частности «Международный юношеский день» (МЮД), отмечаемый в стране 2 сентября и проходивший, как указано в информационных отчетах окружного комитета ВЛКСМ за сентябрь 1928 г., «на фоне обнаженной подготовки к войне против СССР»540. Целенаправленно в атмосферу всеобщего праздника включались «печальные ноты», выражения озабоченности судьбой своей страны и дружественных народов. Обязательным элементом речей ораторов на митингах и демонстрациях было обращение к проблеме несправедливых войн: «в то время как мы празднуем свой праздник - тысячи людей гибнут».
Формой выражения поддержки общесоюзных лозунгов должна была стать «примерка» молодыми людьми новой социальной роли - «солдата пролетарской революции», который должен был уметь владеть винтовкой и проявлять готовность «защищать завоевания пролетариата»541. Репетиции новых социальных ролей проходили во время традиционных военных сборов. Наиболее точно атмосферу сборов, которые, по воспоминаниям современников, напоминали плохо отрепетированные спектакли, передают заметки рабкоров, присланные в корреспондентские отделы газет. Рабкор
«Вест» без лишней эмоциональности описывал первый сбор рабочих тагильского завода, в котором участвовало 1100 человек: «Под звуки марша выходит молодежь из клуба на морозный воздух. Среди молодых мелькают кое-где бородатые головы командиров - ветеранов еще «николаевской солдатчины» и юные лица девушек. Раздается команда. Неорганизованная масса вдруг перестраивается в длинную колонну. «Налево, марш!» - и первый отряд, колыхнувшись, с песнями отправляется вдоль по улице и, выбрав площадку, начинает учение»542. Корреспондент тагильского «Рабочего» С. М-в. в рубрике «Декада обороны» с воодушевлением рассказывал о военных маневрах, неоднозначно воспринимаемых населением: «В тихом вечернем воздухе идут колонны. Сначала неловко, неуклюже, подбирают ногу, а потом крепче и крепче, четким гулом отдается дружный шаг. «Вперед заре навстречу, товарищи в борьбе штыками и картечью..» - запевает кто-то несмело. Бодрые голоса подхватывают и песня ширится. Растет, эхом отдается на соседних улицах. Навстречу идет рота железнодорожников, их человек 150. Рота образцово построена, загорелые лица настроены по-праздничному, на их лицах широкие улыбки. Вечер, уже часов 9. По улице, вздымая пыль, идет первый батальон, рота, а за ней пулеметный взвод в одиночку. Дальше следующие роты и конец батальона замыкает рота женщин. Они идут твердым шагом под песню «коробейники». Удивленно смотрят обыватели на это невиданное зрелище. Вот одна старушка спрашивает: «Че, милый, али опять война, о господи, хоть бы не было». - «Нет, бабушка, это рабочие военизируются». - «И бабы тоже?» -«Да и работницы тоже!»543.
В целях патриотического воспитания молодежи партийно-государственное руководство страны рекомендовало использовать годовщины крупных военно-революционных событий544, мобилизационный эффект которых анализируется нами в следующем параграфе.
Аналогичные меры военной социализации применялись и по отношению к взрослому населению.
Таким образом, на рубеже 1920-x-l 930-х гг. в стране постепенно осуществлялась массовая военизация всех социальных категорий населения. Партийно-государственным руководством была искусственно создана ситуация при которой нельзя было быть свободным в выборе стратегии общественного поведения. Человек, живший в советском обществе, не мог не пройти все этапы систематически осуществляемой «военной социализации».
Принудительный и массовый характер военизации городского населения в период первой пятилетки был обусловлен, прежде всего, реакцией властей на существующую внешнеполитическую ситуацию. Актуальным для партийно-государственного руководства оставался вопрос поиска новых стратегий взаимодействия с гражданами, определения наиболее эффективных механизмов получения общественной поддержки реализуемого курса. В условиях «военной опасности» в политическом дискурсе в качестве основных стратегий формирования необходимого политического продукта использовались: нагнетание атмосферы опасности и возможного военного вторжения, мобилизация ресурсов и военного потенциала, милитаризация общественного сознания в контексте всеобщей «военной социализации».
Факт существования военной опасности, трактуемый историками либо как действительный политический факт, либо пропагандистский механизм манипуляции обществом, определил дальнейший контекст адаптации населения к новым условиям. Атмосфера капиталистического окружения, нагнетание военной угрозы, жизнь в ожидании постоянной опасности и необратимости войны обуславливала мобилизационную готовность населения, что являлось этапной целью руководства страны.
На рубеже 1920-х-1930-х гг. одним из наиболее эффективных агитационных механизмов, позволявших партийно-государственному руководству страны обеспечивать необходимый уровень участия граждан в политических и социально-экономических кампаниях, являлось формирование новой советской праздничной культуры. Именно праздники, по мнению СЮ. Малышевой, служили способом ассимиляции новой исторической мифологии в общественном сознании, легитимизируя новый режим, новую власть, новую систему социальных норм и ценностей545.
