Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление региональных структур органов юстиции и общественной безопасности в постимперский период 12
1.1. Местные органы судопроизводства и правопорядка после свержения монархии и в период Гражданской войны .12
1.2. Создание региональной системы советской юстиции 30
1.2.1. Система юстиции в исполнительной власти 30
1.2.2.Судебные органы 34
1.2.3. Прокуратура .49
1.2.4. Следственный аппарат .56
1.3. Формирование структур внутренних дел 62
Глава 2. Политический сыск в деятельности органов государственной безопасности 77
2.1. Становление региональных спецслужб .77
2.2. Силовые структуры в борьбе с оппозицией .96
2.3. Репрессивная роль структур госбезопасности 113
Заключение .134
Список сокращений .167
Источники и библиография .
- Система юстиции в исполнительной власти
- Следственный аппарат
- Силовые структуры в борьбе с оппозицией
- Репрессивная роль структур госбезопасности
Введение к работе
Актуальность рассматриваемой проблемы обусловлена некоторыми, весьма значимыми факторами. В первую очередь мы исходим из необходимости практического учета опыта государственного строительства на Юге России, который имеет более чем двухвековую историю (с конца XVIII в.). Кроме того, имеются основания полагать, что чем ближе к нам такой опыт по времени, тем он актуальней. В нашем случае речь идет об использовании наработок первой половины ХХ века по современному политико-правовому обустройству Северного Кавказа. О необходимости инноваций в таком обустройстве свидетельствует сам факт создания в 2010 году Северо-Кавказского федерального округа, который отражает многосложность проблем этой части нашей страны. Если конкретизировать актуальную направленность работы, то речь идет о роли, значении силовых структур (в широком смысле – органов юстиции, внутренних дел и безопасности, вооруженных сил) в процессе государственного строительства на Северном Кавказе.
Сегодня мы видим, что северокавказские республики по-прежнему сохраняют ярко выраженную специфику, составляя в Российской Федерации наиболее подвижную часть в тектонике политических и социальных процессов. Логично полагать, что в 1920-1930-е гг. общероссийские и региональные власти учитывали специфику мусульманского Юга, особенности культурного и ментального уклада горского населения, корректировали правоприменительную практику.
Ввиду этого, можно выразить уверенность, что опыт политико-правового обустройства Северного Кавказа первой половины ХХ века в той или иной степени востребован нынешними реалиями.
Основной научной целью нашего исследования выступает всестороннее изучение (на примере рассматриваемого региона) процесса зарождения и становления постимперской региональной системы юстиции и правоохранительных структур на Юге России.
Обозначенная цель может быть достигнута, как представляется, при решении следующих задач:
- рассмотреть место, значение и роль сферы правовой регуляции в развитии Юга нашей страны;
- выявить совокупность основных факторов, детерминирующих эволюцию правового строя, а также направленность такой эволюции (правового генезиса);
- осветить содержание и тренд политико-правовых процессов северокавказских регионов в изучаемый период; ход формирования регионального уровня отрасли советской юстиции и правоохранительной системы;
- проанализировать особенности правового уклада в регионах на этапе становления советской правовой культуры;
- показать характер функционирования правоприменительных структур в существовавшей тогда политической системе страны (в условиях приоритета идеологии в правовом строительстве, доминирования партийного чиновничества над юридическими органами и т.п.).
Перечисленные задачи, в общем-то, определяют объект исследования в лице региональной системы органов юстиции, внутренних дел и государственной безопасности рассматриваемого периода.
Предметом изучения выступает весь процесс генезиса указанной системы, включая переход от буржуазно-демократического политико-правового строя к советскому, становление последнего, его характерные черты и особенности.
Географические рамки диссертации охватывают территорию Верхней Кубани, которая, согласно современной историографии включает в себя бассейн верховий этой реки и её верхних притоков – рек Джегута, Кардоник, Большой и Малый Зеленчук, Уруп, Большая и Малая Лаба. В административном плане это территория современной Карачаево-Черкесской республики, а также прилегающих к ней части районов Ставропольского и Краснодарского краев, которые до 1920 г. составляли территорию Баталпашинского отдела.
Хронологические рамки исследования ограничены 25-летним периодом от момента свержения монархии (1917 г.) до освобождения территории современной Карачаево-Черкесии от немецко-фашистских оккупантов и восстановления органов юстиции, внутренних дел и госбезопасности (1943). Верхняя дата выбрана нами в связи с тем, что в конце 1943 г. наступает качественно новый этап истории данного региона (упразднение Карачаевской АО, депортация карачаевского населения, раздел территории автономии между Грузинской ССР и РСФСР, а внутри РСФСР – между Ставропольским и Краснодарским краями).
Методологическую основу представленной диссертационной работы составляют общенаучные методы – анализ и синтез, систематизация и обобщение исследуемого материала; системность в подходе к предмету изучения; обозначение параметров статики (структура) и динамики (генезиса) явления. Помимо этого, в работе, естественно, используются и специальные методы – учет фактора исторических закономерностей и детерминирующей основы (экономические, политические, социальные, культурные, природные причины и условия) явления, процесса, события; сравнительно-сопоставительные, типологические, функциональные (исходит из установки «функция порождает явление») и хронологические (синхронные и диахронные способы изложения исследуемого материала).
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые:
- в комплексном плане исследуется история всех основных органов юстиции Карачаево-Черкесии в 1917-1943 гг., включая суды, прокуратуру, структуры внутренних дел и госбезопасности и др.;
- освещается организующая роль региональных политических (партийных) органов Верхней Кубани по созданию и функционированию советских органов госбезопасности, внутренних дел и суда;
- прослеживается ход борьбы посредством силовых структур с региональной политической оппозицией в межвоенный период советской истории Карачаево-Черкесии;
- специально рассматривается репрессивная деятельность правоохранительных органов.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что в ней даётся исследовательский образец современной комплексной разработки одной из тем политической истории (в данном случае – истории силовых структур регионального уровня) с акцентированием внимания на узловых задачах исторического исследования.
Практическая значимость работы заключается в том, что она восполняет исследовательскую лакуну в освещении раннего этапа новейшей истории рассматриваемого региона. Поэтому она может использоваться в написании сводных работ по истории не только Карачаево-Черкесии, но и Юга России – в региональном аспекте, а также в написании работ по истории органов правопорядка и юстиции страны – в аспекте отраслевом. Некоторые положения исследования могут быть отражены в процессе подготовки учебных пособий по истории края, справочных, в т.ч. и энциклопедических работ. Кроме того, содержание диссертации может привлечь научный интерес у специалистов смежных научных дисциплин – у исследователей истории государства и права, обществоведения, политологии и др.
Положения, выносимые на защиту. Исследование темы позволяет определить следующие положения и выводы, которые диссертант выносит на защиту:
1. Процесс возникновения и развития регионального уровня органов юстиции, внутренних дел и госбезопасности был теснейшим образом сопряжен со всем ходом государственного строительства в России. Дважды страна получала возможность выбора альтернативы создания цивилизованной правовой культуры: один раз – сразу же после свержения монархии, а второй – в нэповские годы. С февраля 1917 года появилась перспектива (путем строительства «снизу», с регионов) создания сильного, полиэтничного и поликонфессионального федеративного государства на демократических началах. В свою очередь при в годы нэпа возникала альтернатива создания (при доминировании коммунистической партии) правового социального государства с сильными компонентами гражданского общества и рыночной экономики. Здесь неоценимой являлась роль регионального уровня как полигона социально-экономических экспериментов и реформ. Обе альтернативы создания единого многонационального государства без жесткого административного прессинга, силового давления по социальным («классовым»), политическим, этническим, религиозным признакам были утеряны. Тоталитарный режим обусловил предельно жесткую унификацию правовых норм и вертикаль обеспечивающих их действие органов юстиции и правопорядка.
2. В «демократический период» (весна 1917 – весна 1918 гг.) происходит разрушение регионального уровня царской системы юстиции и правоохранительных органов, а на историческую выходят важнейшие компоненты гражданского общества, включая выборность региональных и местных органов государственной власти и самоуправления. Проявились зачатки правового «единства во многообразии», когда в национальных окраинах страны коренное население получало возможность использовать собственный исторический опыт правовой регуляции внутренней жизни, принципиально не противоречащий общегосударственным принципам и нормам юстиции. Именно эти выборные органы получают определенные полномочия полицейского характера и другие правоприменительные функции. Однако буржуазно-демократическая система на региональном уровне так и не была окончательно установлена, преобразования не успели обрести завершенного вида.
3. В период Гражданской войны (1918-1920) объективно невозможно было реальное государственно-правовое строительство на региональном уровне, где, с одной стороны, действовали нормы военного времени (экстраординарная юстиция), а с другой – внеправовая практика, произвол милитаристских структур (как частей регулярных армий, так и партизанско-повстанческих отрядов). Судебная, полицейская, надзорная функции были неотделимы от административной, которая сосредотачивалась в руках военного командования. Определенные полицейские полномочия, как и при царе, возлагались на аульных старшин. Правоохранительная система в самостоятельном виде в нагорной части региона (в Карачае) не существовала.
4. Функционировавшие в дореволюционный период специфические для районов с мусульманским населением институты юстиции (органы шариатского судопроизводства) допускались белогвардейским командованием по политическим соображениям. По тем же мотивам (опасение отторгнуть коренное население) они были легализованы в начале 1920-х гг. и советской властью, но в обоих случаях обеспечивалось верховенство общегосударственного права.
5. В годы «военного коммунизма» в Верхней Кубани впервые создаются структуры внутренних дел и госбезопасности в виде отделов управления и чрезвычайных комиссий (ЧК) соответственно. Тогда же возникают самостоятельные структуры уголовного розыска, а также институт народных следователей. В силовых структурах региона проходят службу и представители коренных горских народов, причем их удельный вес ежегодно увеличивается. Отмечается относительная престижность службы в этих структурах, что объясняется определенной социальной гарантированностью в плане жизнеобеспечения (зарплата, обмундирование, продовольственные пайки) в условиях голода и послевоенной разрухи. В первой национально-территориальной автономии карачаевского народа – Карачаевском округе (1920-1922) – во главе местной ЧК стояли и представители коренного населения, но в последующие годы региональную структуру госбезопасности всегда возглавляли лица, направлявшиеся сюда вышестоящими органами.
6. Нэповские годы характеризуются кризисом в функционировании и комплектовании региональных органов внутренних дел и госбезопасности (деморализация, коррупция, уход со службы). Это связывается с материальной непривлекательностью такой службы на фоне социально-имущественного роста частнопредпринимательского сектора.
7. 1930-е – начало 1940-х гг. являют собой этап резкого нарастания и апогея репрессивных функций органов внутренних дел и госбезопасности, отражающий переход к политике «коренного перелома» и последующего ужесточения политического режима. Востребованность в карательных силах обуславливает их численный рост, а престижность службы в таких структурах позволяет делать их представителям карьеру в советско-партийных структурах.
8. Если в нэповские годы во главе регионального отдела (управления) внутренних дел мог стоять местный уроженец, то в этот период этот пост занимали исключительно пришлые функционеры. В то же время, региональную (областную) судебную систему Карачаевской АО в 1920-1930-е гг. возглавляли карачаевцы, из числа которых – и большинство областных прокуроров того времени (лишь с конца 1930-х гг. данную должность занимали русские). Как представляется, сам факт того, что две ключевые отрасли (госбезопасность, внутренние дела) доверяли командируемым из-за пределов региона лицам, а две других (суд и прокуратура) – местным, косвенно свидетельствует об особенностях кадровой политики в силовых структурах. Иначе говоря, в расстановке руководящих кадров проводился принцип сбалансированности.
9. В 1930-е гг. деятельность региональных органов юстиции, внутренних дел, госбезопасности была подчинена не только собственным, отраслевым инстанциям в Центре, но и местной партийной бюрократии, без рекомендаций которой невозможно было реализовать стремление к служебному и профессиональному росту.
Степень научной разработанности проблемы. История органов внутренних дел и ЧК, а также суда и юстиции Карачаево-Черкесии не являлась в 1950-1970-е гг. предметом написания каких-либо отдельных работ. Отдельные аспекты истории их формирования освещались в работах, связанных с освещением советского периода истории региона Верхней Кубани рассматриваемого времени. Это, в первую очередь, второй том коллективной монографии «Очерки истории Карачаево-Черкесии» (1972), а также дважды издававшаяся монография К.Т. Лайпанова «Октябрь в Карачаево-Черкесии».
В 1970-е гг. издавались работы, посвященные истории органов внутренних дел Кубани, которые помогают ориентироваться в процессах и событиях изучаемой поры. Но, с другой стороны, в них большей частью освещены органы правопорядка на территории Краснодарского края и Адыгеи.
В 1980-е гг. издаётся и переиздается единственная по сей день книга, посвященная истории становления структур госбезопасности на Ставрополье и в Верхней Кубани. Её авторы А. Попутько и Ю. Христинин, опираясь на доступные им архивные материалы, пытаются воссоздать события 1920-х – начала 1940-х гг., приводят доселе неизвестные исторические данные, а также сведения о деятельности организаторов чекистских органов. Основные недостатки работы для использования в историческом исследовании – элементы художественного вымысла, публицистический характер (соответственно, отсутствие ссылочного аппарата и т.п.), некритичный подход к используемым источникам, крайняя идеологизированность. Работа существенно проигрывает на фоне сугубо научных исследований и публикаций по истории органов госбезопасности других регионов Северного Кавказа.
Из работ того же времени можно обратить внимание на диссертационную работу Г.А. Чекалова, посвященную деятельности политического руководство по создании и управлению органами советской милиции на Юге России, включая и Кубань, в первые постреволюционные годы.
С 1990-х гг. издаётся (в т.ч. и в регионах) немало свободных от идеологических стереотипов работ, посвященных истории органов внутренних дел госбезопасности (Ф.Х. Ахмадеев, Н.А. Катаев, А.Г. Хабибулин, Р.С. Мулукаев, Н.Н. Карташов, М.М. Ильинский, В. Некрасов и др.), прокуратуры (А.Я. Сухарев), суда (В.П. Портнов, М.М. Славин, А.В. Буков, П. Соломон) нашей страны.
Они в целом позволяют иметь представление о ходе государственного строительства в сфере органов юстиции, внутренних дел и госбезопасности в масштабах всей страны.
Применительно к Югу России обращают на себя внимание сборники очерков и документов по истории органов госбезопасности регионов Северного Кавказа, изданные в последние годы.
Первая и пока единственная книга, связанная с освещением некоторых страниц истории органов внутренних дел – «Часовые правопорядка. О милиции Карачаево-Черкесии» (1997) принадлежит ветерану этих структур Г.В. Маркову (1997). Но их жанр, определенный автором как «документально-художественные рассказы», делает использование работы в строго историографических целях весьма ограниченным.
Тему функционирования досоветских аульных судов в Кубанской области освещают в своих публикациях П.И. Магаяева, М.Н. Урусова и др.
Издаются работы, посвященные истории других несоветских органов, выполнявших правоприменительные (включая и правоохранительные) функции. Например, статус аульных старшин – института, который функционировал в Верхней Кубани до весны 1917 года и в 1918-1920 гг. включительно, специально освещается в статье Ш.М. Батчаева. Правда, автор обходит интересующий нас вопрос о судебных и полицейских функциях данного должностного лица.
Следует отметь, что основную часть современных работ, посвященных изучению тех или иных проблем, смежных с нашим исследованием, составляют диссертационные разработки. Так, в кандидатской диссертации В.В. Нечепуренко, посвященной истории милиции Кубани в 1920-е гг., затронуты отдельные вопросы общего характера по интересующей нас теме, однако из поля внимания диссертанта практически выпадает территория Карачаево-Черкесии, а внимание автора сосредотачивается на Краснодарском крае и Адыгее. Вместе с тем, следует учесть немаловажный вывод исследователя о том, что для службы в милиции и отрядах милиционного типа в указанные годы властями использовались, в основном, методы принудительной мобилизации населения.
Определенную роль в освещении одной из тем, поднятых в нашей работе, играет кандидатская диссертация А.С. Минасова, которая посвящена истории милиции и уголовного розыска Карачаево-Черкесии времен «военного коммунизма» и НЭПа. Автор, используя данные местных архивов, старается проследить начальных лет генезиса органов милиции, делает сравнительно выверенные и аргументированные выводы.
Территория Верхней Кубани была частично затронута в ряде недавних работ С.А. Федорова, который затрагивает проблемы формирования и трансформации органов внутренних дел Северного Кавказа в годы гражданской войны (1917-1920 гг.) и нэпа. В них освещены вопросы борьбы с уголовной преступностью и обеспечения общественного порядка, изменения криминогенной ситуации в нэповских условиях, темы революционного правосознания и другие аспекты. В то же время, поскольку данные публикации осуществлялись в рамках реализации задач диссертации на ученую степень кандидата юридических наук, в них, естественно, не ставились ориентиры собственно исторического исследования.
Источниковую базу работы составляет совокупность материалов (как изданных, так и неопубликованных), которые отражают ход исторического процесса генезиса (зарождения и становления) качественно новой системы органов юстиции, внутренних дел и госбезопасности в Верхней Кубани. Данные материалы можно условно сгруппировать в пять частей.
Первая – нормативные акты органов государственной власти, регулирующие деятельность силовых структур и являющие собой юридическую базу их функционирования (включая конституции РСФСР 1918 и 1925 гг., конституцию СССР 1924 и 1936 гг., законы Советской России и СССР, ведомственные акты соответствующих структур и т.д.).
Вторая – материалы архивных хранилищ, содержащие решения региональных органов власти и партийного руководства по текущим вопросам деятельности учреждений юстиции, внутренних дел и госбезопасности, циркуляры, резолюции, инструкции.
Наибольшее количество используемых материалов данного рода – из Центра документации общественных движений и партий (ЦДОДП) Карачаево-Черкесской республики (бывшего областного партийного архива). Это фонды Ф.1 («Карачаево-Черкесский обком КПСС»), Ф.п-45 («Карачаевский обком партии», дела 1, 8, 10, 11, 16, 18, 20, 25, 26, 27, 31, 32, 42, 43, 49, 53, 65, 67, 73, 77, 81, 84). Ф. 364 («Контрольная комиссия Карачаевского обкома ВКПб», Д. 178).
Привлечены также материалы из Государственного архива Карачаево-Черкесской республики (ГА КЧР), в т.ч. из фондов: Ф. р-40 «Учкуланский аульный революционный комитет», Ф. р-306. («Государственный архив КАО, 1939-1943 гг.»).
Из корпоративных архивохранилищ использованы материалы архива Карачаевского НИИ, включая фонды Ф.2 («Документы времен гражданской войны», Д.2), Ф.3. («Материалы по Карачаевской автономии 1920-1943», Д.3), Ф.11 («Персоналии общественной, политической, хозяйственной, культурной и научной жизни»), Ф.19 («Организации науки и образования»).
В ходе исследования нами были использованы также материалы архива Карачаево-Черкесского историко-культурного и природного музея-заповедника (КЧМЗ), в т.ч. фонда Ф.1.
Третья группа материалов включает материалы региональной периодической печати советского времени (газеты «Горская Жизнь», «Советский Юг», «Красный Карачай» и др.).
К четвертой группе источников мы относим справочные и статистические сборники.
Пятая группа представляет собой совокупность опубликованных сборников документов, в том числе – «Декреты Советской власти» (тт.1-2, 1957, 1959), «Советская прокуратура» (1981), «Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии» (1985) и др.
Апробация итогов настоящего исследования осуществлялась в различных формах. Результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры истории России Карачаево-Черкесского государственного университета им. У.Д. Алиева. Основные положения и выводы автора изложены в 9 научных публикациях, в том числе в трех статьях, изданных в журналах, рецензируемых ВАК РФ. Результаты исследования также представлялись в форме докладов и сообщений на научных конференциях различного уровня в г. Карачаевске, г. Барнауле, г. Новосибирске.
Структура работы включает в себя вводную часть, две главы по три параграфа каждая, заключительную часть, перечень использованных источников и литературы.
Система юстиции в исполнительной власти
Первый орган советской юстиции в системе исполнительной власти, на-родный комиссариат юстиции (Наркомюст) РСФСР был создан на следующий же день после Октябрьского переворота, 8 ноября 1917 г. и был наделен довольно обширными правами, компетенцией. Основной задачей это органа была подго-товка нормативной базы нового политического режима, создание судебной сис-темы. В условиях, когда прокуратура была упразднена, Наркомюст рассматривал жалобы на незаконность арестов, обысков и других следственных действий, на приговоры революционных трибуналов, руководил местами заключения, оказы-вал активное влияние на организацию защиты и поддержания обвинения в судах по уголовным делам, надзирал за законностью действий местных органов власти, осуществлял расследование некоторых категорий уголовных дел и даже наблюдал за правильным несением конвойной службы94.
Центр требовал предельно активной деятельности учреждений юстиции страны. В 1922 г., касаясь работы наркомата юстиции РСФСР, В.И.Ленин требо-вал: «Каждого члена коллегии НКЮста, каждого деятеля этого ведомства надо бы оценивать по послужному списку, после справки: сколько коммунистов ты зака-тал в тюрьму втрое строже, чем беспартийных за те же поступки? Сколько бюро-кратов ты закатал в тюрьму за бюрократизм и волокиту? Сколько купцов за зло-употребление нэпом (новой экономической политики, - авт.) ты подвел под рас-стрел или под другое, не игрушечное… наказание»95.
Как видим, органы юстиции были призваны самым активным образом пре-секать проявления внутренних угроз государству – от бюрократии до хозяйст-венных преступлений. Аналогичные функции «справедливости через насилие» возлагались и на другие структуры силового блока системы большевистского управления.
Местные органы юстиции с момента восстановления советской власти в Верхней Кубани имели двойное подчинение – как перед региональным револю-ционным комитетом (ревкомом), так и перед вышестоящей структурой наркомата юстиции. Высший орган власти советского Карачая – ревком Карачаевского окру-га во главе с У.Д.Алиевым был сформирован в ноябре 1920 г. и размещался в г.Кисловодске96 за неимением на территории округа какого-либо города. Ревкомы создавались путем назначения вышестоящими ревкомами, в т.ч. и в населенных пунктах, наделяясь весьма широкими полномочиями, включая и функции право-охранительных органов. Например, волостной (сельский, аульный) ревком имел право на арест, но обязывался передать дела арестованных «в надлежащее судеб-ное учреждение»97. В числе подразделений Карачаевского окружного ревкома был создан отдел юстиции, который возглавил и организовал Наны Хасанович Токов (1866-1926), который еще летом 1920 г. упоминается в архивных материалах как народный судья 1-го участка98. В его ведение были переданы функции личного подбора кадров на должно-сти судей и следователей99. По вертикали отдел юстиции Карачая подчинялся наркомату юстиции Гор-ской АССР, который был создан 17 июня 1921 г. и имел в своем составе отделы: судоустройства и судебного контроля, общеконсультационных и законодатель-ных предложений, шариатский, карательный, финансово-хозяйственный100. Из структуры наркомата видно, что он осуществлял руководство как совет-скими народными судами, так и шариатскими (о них чуть ниже). Наркомат наде-лялся правом вносить кассационные и надзорные протесты в Совет шариатских судов на предмет отмены неправосудных приговоров и решений101. На окружной отдел юстиции Карачая возлагалась функция профилактики уголовных преступлений и уголовной статистики, в т.ч. и составление списков лиц, виновных в ограблениях с человеческими жертвами, а также подозреваемых в таких преступлениях102. 25 августа 1921 года ВЦИК принял Декрет «Об усилении деятельности ме-стных органов юстиции», который стимулировал их развитие на региональном уровне, указывая, что «твердое установление советского строя на всем простран-стве РСФСР и переход к мирному строительству настойчиво требуют, чтобы дея-тельность всех органов Советской власти и должностных лиц была строго согла-сована с действующими законоположениями»103. При органах юстиции Карачаевского округа организовывалась служба су-дебной экспертизы, документы которой заверялись доктором (судмедэкспертом) и секретарем участкового народного суда104. Весной 1921 г. же года в округе был осуществлен переход от чрезвычайных органов власти (ревкомов) к выборным – советам депутатов, которые избирали свои исполнительные комитеты (исполкомы). В соответствии с решением окруж-ного съезда Советов депутатов, 3 мая 1921 г. был издан приказ №1 только что сформированного Карачаевского окружного исполкома, согласно которому на-значались заведующие отделами: управления – Магомет Батчаев, юстиции – На-ны Токов, здравоохранения – Магомет Кочкаров, финансовым – Хасанбий Хуби-ев, земельным – Шахым Алиев, народного образования – Тохтар Биджиев, соци-ального обеспечения – Алий Хасанов; бюро народной связи – Айтек Батчаев, бю-ро статистики – Михаил Сивоконь, руководителем Рабоче-крестьянской инспек-ции стал Курман Курджиев, продовольственным комиссаром – Рамазан Куатов, председателем совнархоза – Али-Солтан Герюгов105.
Как видим, в новом органе власти остались как отдел юстиции, так и его за-ведующий. В условиях, когда в национальных окраинах велась политика «военного коммунизма» власти округа проводили решительные мероприятия по переделу собственности. Правда, решения об этом должны были легитимизироваться ре-шениями государственных органов. На указанном окружном съезде Советов де-путатов было принято постановление о национализации частных промышленных предприятий, включая кожевенный завод Узденова близ Кисловодска, лесопиль-ный завод Крымшамхаловых в Теберде и др.106 Реализация данного акта возлагалась на соответствующие отделы окружно-го исполкома – юстиции и внутреннего управления, а также окружную милицию. Добавим, что денежное и натуральное довольствие работников юстиции Карачаевского округа поступали из вышестоящих структур, причем, по данным Наркомюста Горской АССР, денежная часть оплаты труда поступала по линии наркомата финансов, а натуральная – наркомата продовольствия107. В ходе нэповской судебно-правовой реформы были упразднены региональ-ные отделы юстиции (1922 г.). Но за самим наркоматом юстиции были закрепле-ны значительные функции, которые позволяли воздействовать на положение дел в регионах через воздействие на правоприменительные органы государственной власти. Согласно Положения о Наркомюсте РСФСР от 1 февраля 1923 г. (утвер-жден декретом ВЦИК), данный наркомат наделялся правами «по руководству прокуратурой, нотариатом и судебными исполнителями», надзором за деятельно-стью органов дознания и следствия, ГПУ, за «правильным функционированием мест лишения свободы и исправительно-трудовых учреждений, земельных ко-миссий, арбитражных комиссий, примирительных камер, третейских судов», дру-гих учреждений, наделенных судебными функциями, а также «по наблюдению за деятельностью коллегий, адвокатов и организации юридической помощи населе-нию». Более того, «наркомату вменялось в обязанность и ведение следствия по некоторым категориям уголовных дел», а также подбор и расстановка прокурор-ских кадров (народный комиссар юстиции РСФСР одновременно являлся проку-рором РСФСР, поэтому выступал и главой высшего надзорного органа страны). Наркомату поручались участие в разработке программ по подготовке кадров юри-стов и организация краткосрочных курсов судебных работников108.
Следственный аппарат
Большевистский режим ликвидировал институт следователей сразу же с приходом к власти. Декретом о суде (№1) от 22 ноября (5 декабря) 1917 г. уп-разднялись «доныне существовавшие институты судебных следователей, проку-рорского надзора, а равно и институты присяжной и частной адвокатуры», а до формирования новой системы судопроизводства предварительное следствие по уголовным делам возлагалось «на местных судей единолично, причем постанов-ления их о личном задержании и о предании суду должны быть подтверждены постановлением всего местного суда» (ст.3)195. Следственные функции в регионах выполняли разные органы – следствен-ные комиссии местных военно-революционных комитетов (ВРК), штабы Красной гвардии и др. Вскоре был веден принцип коллективного порядка предварительно-го следствия. Инструкция Наркомюста РСФСР № 1 о революционном трибунале от 19 декабря 1917 года предусматривала в своем пункте 2, что для производства предварительного расследования по делам, подсудным ревтрибуналу при нем уч-реждается следственная комиссия (СК) в составе 6-ти лиц, избираемых Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Она должна была рассмотреть в течение 48 часов поступившие сообщения или жалобы, приняв решение о пре-кращении дела либо направлении дела по подсудности, либо назначении к слу-шанию в ревтрибунале. СК могла принять решения об арестах, обысках, выемках и освобождении арестованных только в полном составе. Меру пресечения «в случаях, не терпящих отлагательства», мог принять единолично и один член СК, но такое решение в течение 12 часов должна была утверждаться всей СК. Распо-ряжение комиссии приводились в исполнение силовыми структурами (красной гвардией, милицией, войсками) и исполнительными органами. СК наделялось правом истребовать от всех юридических, должностных лиц «доставления необ-ходимых сведений и документов». Жалобы на решения СК рассматривались на заседании ревтрибунала196.
Согласно декретам о суде от 07.03.1918 г. (№2) и от 20 июля 1918 г. (№3), предварительное следствие по уголовным делам, превышающим подсудность местного суда, возлагалось на СК из 3-х членов, избираемых Советами депута-тов. Допускалось, что «в целях расследования дела» СК может обратиться за со-действием «как к Красной гвардии или народной милиции, так и ко всем част-ным и должностным лицам, равно и государственным и общественным учрежде-ниям» (ст. 21). СК могла ограничивать участие защиты в стадии предваритель-ного следствия «если того требуют интересы раскрытия истины», но такое ре-шение могло быть обжаловано в окружном народном суде197. Инструкцией «Об организации рабоче-крестьянской милиции» (октябрь 1918 г.) вводились должности следователей уголовного розыска и ВЧК; к функ-циям милиции и уголовного розыска было отнесено следствие по делам, передан-ным им следственными комиссиями или народным судом198.
К концу гражданской войны предварительное следствие было возложено исключительно на ЧК и особые отделы, что было закреплено Положением о рево-люционных трибуналах от 18 марта 1920 г., которое упразднило следственные комиссии. Устанавливалось, что все заявления в ревтрибунал от граждан или со-общения должностных лиц, административных мест, военных и гражданских су-дебных властей направляются ревтрибуналом «для расследования» в ЧК. Правда, согласно примечанию к ст.1 «Положения», даже «если дознанием не установлено достаточных данных для направления дел о них в порядке уголовного преследо-вания», за органами ЧК сохранялось право заключения в лагерь принудительных работ на срок до 5-ти лет нарушителей трудовой дисциплины, паразитических элементов в целях «сохранения революционного порядка»199. Положение о народном суде, принятое декретом ВЦИК от 21 октября 1920 г., упразднило коллегиальный порядок ведения следствия и ввело институт на-родных следователей (в ведении Советов народных судей), избиравшихся и от-зывавшихся решением губернскими исполкомов Советов депутатов. Было опре-делено, что народные следователи действуют в пределах своего участка. Помимо этого в краях, областях, губерниях вводился институт особых следователей по важнейшим делам при отделах юстиции, которые их назначали с последующим утверждением наркомюстом РСФСР (ст. 30).
Ст.31 Положения опередила требования к народным следователям и следо-вателям по важнейшим делам, согласно которым они должны были обладать ак-тивным и пассивным избирательным правом, иметь теоретическую или практиче-скую подготовку. Положение определяло, что производство предварительного следствия по тяжким уголовным делам (о посягательствах на человеческую жизнь, причинении тяжелых ран или увечья, изнасиловании, разбое, поджоге и подделке денежных знаков и документов) ведется народными следователями, а по остальным делам суд мог ограничиться дознанием милиции (ст.28).
К полномочиям следователя относились следующие действия: -возбуждение следствия; избрание меры пресечения и представление суду своего заключение о смягчении принятой в отношении обвиняемого меры пресе-чения; -постановление о завершении следствия и о предании суду или о прекраще-нии дела (ст.35). Следственные участки на территории уезда /района/ создавались решением уездного исполкома с утверждением наркоматом юстиции РСФСР по представле-нию губернских, областных исполкомов (ст.29). При этом народному суду предоставлялось право надзора за производством дознания органами милиции», решение вопроса о прекращении дознаний или о предании суду по маловажным делам, поступающим от милиции и органов над-зор» (ст.6). Устанавливалось, что производство предварительного следствия народным следователем ведется 1) по заявлениям граждан, 2) по сообщению милиции, должностных лиц и учреждений, 3) по постановлению народного суда, 4) по сво-ему усмотрению (с.32). В ходе следственных действий мог требовать содействия милиции, уголов-ного розыска и других учреждений и лиц (ст.33), выносить постановления об аресте, обыске и выемке, причем его требования были обязательны «как для ми-лиции, так и для советских учреждений, должностных и частных лиц» (ст.34)200. Постановления следствия могли быть обжалованы в 2-недельный срок в на-родном суде, который принимал окончательное решение по жалобам (ст.38). Суд мог признать недостаточно обоснованным заключительное постановление след-ствия и вернуть дело к доследованию (ст.36), принимал окончательное решение о прекращении дела или предании суду (ст.37). Согласно Положению о прокурорском надзоре от 28 мая 1922 г., на Кара-чаево-Черкесскую областную прокуратуру возлагались функции надзора за про-изводством дознания и предварительного следствия, а также разрешение вопроса о предании суду и прекращении дел, поступающих к нему от органов дознания. Заключения следователей по всем делам, по которым производилось предвари-тельное следствие, составление обвинительного акта и постановление о прекра-щении дела должны были утверждаться прокуратурой. При несогласии последней с заключением следователя, материалы для окончательного утверждения направ-лялись «в распорядительное заседание суда»201; В УПК РСФСР от 15 февраля 1923 г. упоминаются народные следователи; старшие следователи, состоящие при региональных (областных, краевых, губерн-ских) судах; следователи по важнейшим делам при Наркомюсте и Верховном су-де; следователи военных и военно-транспортных трибуналов202.
Силовые структуры в борьбе с оппозицией
Окончание гражданской войны, формальным показателем которого счита-ется утверждение органов советской власти на всем пространстве данной терри-тории, вовсе не означало завершение вооруженной борьбы как таковой. В особен-ности – в нагорной части Северного Кавказа, где сам ландшафт объективно по-зволял выживать различным группам антисоветского сопротивления, которые предпочли эмиграции продолжение борьбы. Кроме природных условий имелись и другие факторы живучести этих лиц, включая слабость влияния советских функционеров, негласная поддержка со стороны части местного населения и др. В силу этих причин деятельность органов госбезопасности и внутренних дел по подавлению военного крыла политической оппозиции велась еще более десяти лет после окончания гражданской войны. В труднодоступных местах Верхней Кубани базировались десятки вооруженных (повстанческих) групп анти-советской направленности, которые нередко совмещали противостояние совет-ской власти с грабежами местного населения. Восстановление Советской власти (март 1920 г.) было непрочным, оно ог-раничилось созданием аульных ревкомов, которые не имели на местах реальной силовой опоры (в частности структур внутренних дел). Кроме того, имел место и недостаточность красноармейских войсковых частей на территории Баталпашин-ского отдела. Слабость проявилась уже летом того же года, когда многие районы Верхней Кубани оказались под контролем антисоветских вооруженных группиро-вок.
Оппозиционный настрой значительной части верхнекубанского казачества обусловил то, что у некоторых функционеров начальствующего состава частей Красной Армии возникла идея коллективного наказания казачьих населенных пунктов. Характерный пример – совместный приказ особоуполномоченного 9-й Красной Армии Черемухина и Баталпашинского отдельского ревкома от 9 авгу-ста, где прямо говорилось: «Станицу Кардоникскую, как пособницу белогвардей-цам, враждебную советской власти, высказавшую эту враждебность в активном содействии белогвардейцам в их борьбе против советской власти, – уничтожить». Приказ предусматривал переселения просоветской части кардоникских казаков на земли «бывших частновладельческих экономий и советских хозяйств». Особое внимание обращает на себя лексика: «всем населенным пунктам Баталпашинско-го отдела и его района, под страхом строгой ответственности, не давать приюта «каинам» советской власти – кардоничанам, а последним со всем имуществом немедленно явиться с повинной головой к советской власти». Далее говорилось, что «в противном случае они будут беспощадно уничтожаться, где бы они ни бы-ли застигнуты войсками».
Были высказаны свирепые угрозы и в адрес жителей села Георгиевско-Осетинского, которым предписывалось «выдать и доставить в Баталпашинск» в трехдневный срок «всех белогвардейцев, и явных, и скрытых врагов советской власти», а также «все огнестрельное и холодное оружие и военное имущество, могущее быть использованным бандитами против советской власти». Невыпол-нение приказа грозило «населению Георгиевско-Осетинского селения еще худ-шими последствиями, чем Кардоникской»361.
Взрыв народного недовольства произошел тогда, когда тот же Черемухин попытался наказать казачью станицу и осетинское село руками карачаевцев. По-следние уничтожили отряд Черемухина и 1 сентября 1920 г. подняли восстание, в ходе которого советская власть в Карачае была свергнута362. Одновременно вос-стание поддержали и казачьи станицы, которым на помощь пришли белогвардей-ские части во главе с генералом П.П.Фостиковым (Хвостиковым), которым 4 сен-тября удалось захватить и станицу Баталпашинскую – центр одноименного отде-ла363. Всё это позволило создать «Армию освобождения России», численностью до 15 тыс. штыков и сабель364. Быстрым ударом ей удалось установить контроль над основной частью территории Верхней Кубани, включая и ст.Баталпашинскую365. Не ограничиваясь изгнанием советских функционеров, ка-рачаевцы создали своё повстанческое правительство – Верховный совет обороны Карачая366 во главе с Токал Хаджи Каракетовым. В его состав входили представи-тели аульных обществ – Хурзука (Абул-Керим Хасанов, Хызыр Байрамуков), Уч-кулана (Мусса Акбаев, Хаджи Бостанов), Картджурта (Джамбулат Узденов, Хам-зат Боташев, Хасан Хубиев), Джазлыка (Магомет Акбаев), Мары (Исмаил Нанаев, Шогай Блимготов), Верхней Теберды (Алимджашар Батдыев), Нижней Теберды (Зекерья Джаубаев), Джегуты (Умар Джазаев) и др.367
Повстанцы организовали ополчение, разбитое на подразделения, которыми командовали Байрамуковы Джатдай, Хаджи-Туган и Халит, Крымшамхаловы Мырзакул, Сеитбий и Хаджи-Мурат, Узденовы Даут и Кёккёз, Салпагаровы Ма-гомет-Али и Солтан, а также Якуб Алботов, Магомет Байкулов, Юсуф Байчоров, Исмаил Болатов, Нанак Джатдоев, Барисбий Дудов, Батал Каитов, Хаджи-Туган Каппушев, Калмук Коджаков, Крым Кубаев, Магомет Сарыев, Осман Хасанов, Хусеин Чотчаев. Во главе повстанческого военного штаба стоял полковник Мыр-закул Крымшамхалов368. Повстанческое ополчение формально подчинялось гене-рал-майору князю Султану Клыч-Гирею, объявленному командующим «Северо-Кавказского фронта»369. Командованию Красной Армии удалось переломить ситуацию в свою поль-зу за довольно короткий срок. Уже в начале 20-х чисел сентября подразделения регулярных частей заняли выходы из Кубанского ущелья. Карательных экспеди-ций вглубь Карачая удалось избежать благодаря переговорам, проведенным в станице Красногорской 27 октября 1920 г. между представителями повстанческо-го правительства Карачая и командования. По их итогам было заключено согла-шение, согласно которому провозглашалось «прекращение военных действий ме-жду красными войсками и карачаевским народом на основе полного забвения всех прошлых недоразумений».
Карачаевцы обязывались «аккуратно выполнить все законные требования Советской власти, предъявляемые местной власти в Карачае», а также от имени Верховного совета обороны и «высшего духовного лица» издать «категорический приказ о немедленном прекращении военных действий против Советской власти» под угрозой объявления вне закона и религии, как враги трудового Карачаевского народа».
Кроме того они брали на себя и невыполнимое обязательство в недельный срок «очистись свою территорию от всех находящихся в ней банд», членов кото-рых передать властям. Было оговорено, что по истечении этого семидневного срока, «вооруженные силы Карачая немедленно демобилизуются», а вместо них «для поддержания спо-койствия и законного порядка на Карачае восстанавливается, впредь до измене-ния на общем основании милиции в 150 человек, лояльных к Советской власти». Примечательно, что полная неприкосновенность представителям советской власти, прибывающим в Карачай, гарантировалась «круговой порукой». Поскольку карачаевские территории располагались как в Кубанской, так и в Терской областях, то Карачаю предоставлялось право иметь своих представите-лей и в Баталпашинском отдельском и Терском областном ревкомах. По окончании переговоров командование Терской группы войск 9-й Кубан-ской Армии издало приказ от 30 октября того же года, согласно которому «Кара-чаевцы через Верховный Совет Высшего Мусульманского Совета немедленно прекращают военные действия», «все вооруженные силы распускаются». Генерал С.Клыч-Гирей и полковник М. Крымшамхалов объявлялись вне закона, карача-евцы прекращали «всякие сношения с Грузией»370, а прибывающих в Карачай грузинских представителей обязались передавать советским органам371.
Репрессивная роль структур госбезопасности
По-видимому, следует разделить мнение, что перманентные репрессии бы-ли неизбежным порождением большевистского, или раннесоветского режима (так мы позволим себе обозначить период с момента захвата власти большевиками до конца правления И.В.Сталина, который почти совпал с устранением определения «большевистская» из официального наименования коммунистической партии). Безусловно, было бы глубокой ошибкой сводить масштабы силовых методов правления партийно-советской бюрократии к злой воле И.В.Сталина и его окру-жения. Органы внутренних дел и госбезопасности советской России выполняли карательную роль и при В.И. Ленине – в годы гражданской войны, в период «красного террора» и «военного коммунизма». Но – и это следует подчеркнуть – не сами эти органы являлись инициатора-ми расправ по социальному признаку. Объектами репрессий в те годы станови-лись целые социальные группы, которые были «помечены» большевистскими во-ждями. Так, один из них, Н.И.Бухарин, перечисляя «слои, классы и группы», ко-торые «активную борьбу против пролетариата», назвал: «1) Паразитические слои (бывшие помещики, рантье всех видов, буржуа - предприниматели...), 2) торговых капиталистов, спекулянтов, биржевиков, банкиров... 3) крупных бюрократов капиталистического государства (генералы, архие-реи и пр.) 4) буржуазных предпринимателей - организаторов и директоров (организа-торы трестов и синдикатов «деляги» промышленного мира, крупнейшие инжене-ры, связанные непосредственно с капиталистическим миром, изобретатели и пр.); 5) квалифицированную бюрократию - штатскую, военную и духовную; 6) техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще (инженеры, тех-ники, агрономы, зоотехники, врачи, профессора, адвокаты, журналисты, учитель-ство в своем большинстве и т.д.); 7) офицерство; 8) крупное зажиточное крестьянство; 9) среднюю, а отчасти и мелкую городскую буржуазию, духовенство, даже неквалифицированное».
Обозначая указанные группы, составлявшие, по сути, национальную элиту России, партийный идеолог полагал, что нейтрализовать их может «только "кон-центрированное насилие”»425. (Уместно добавить, что жертвой такого насилия стал и сам автор идеи его «концентрированного» применения, который был рас-стрелян в итоге процессов 1930-х гг., а в годы горбачевской «перестройки» был объявлен невинной жертвой сталинизма).
В то же время, для невиданной в истории страны мощи карательных орга-нов были, разумеется, и объективные условия. Видимо, нельзя не согласиться с тем, что «история предвоенного десятилетия с неуклонным нарастанием военной опасности снова и снова возвращала общество в чрезвычайную обстановку»426.
Действительно, возрастала внешняя угроза и на западе (гитлеровская Гер-мания), и на востоке (милитаристская Япония), – это требовало централизации власти. Действительно, стране следовало за короткий срок совершить индустри-альный рывок, позволявший не только противостоять потенциальным агрессорам, но и конкурировать с передовыми европейскими экономиками, а стало быть, и подтвердить жизнеспособность социалистического строя. Это тоже требовало централизации власти. В данных условиях требовалось сведение к минимуму сро-ков исполнения принятых центром решений по всей вертикали политического и хозяйственного управления. Очевидно, что самой эффективной опорой админист-ративной системы выступали силовые структуры, в первую очередь – органы внутренних дел и безопасности. «Впечатление такое, - отмечают исследователи, - что силовые методы как средство лечения всех и всяческих болезней были запро-граммированы в структуре органов с самого начала»427. Заданность таких методов отражала природу правящего режима, его стремление к насильственному реше-нию значительной части проблем практически во всех сферах жизни – политиче-ской, экономической, социальной, культурной и др.
В не меньшей степени сталинский режим осознавал опасность со стороны внутренних врагов, к числу которых были отнесены не только реальные недруги из среды «недобитых» активистов антисоветской оппозиции, национал-сепаратистских движений и т.п., но и любые инакомыслящие. Этот «внутренний» вектор деятельности ОГПУ/НКВД был не меньшим по значимости и привлечен-ным ресурсам, чем противодействие внешним угрозам. Видимо, нам следует иметь в виду тот факт, что советское право изначально было крайне идеологизи-ровано. Оно отражало партийную установку на решительную борьбу с «враждеб-ными классами», которые должны быть ликвидированы в ходе социалистического строительства. Ликвидация таких социальных групп должна была происходить не только и даже не столько в процессе формирования нового общественно-политического строя (и, как следствие, естественного отмирания эксплуататорских классов), сколько в ходе последовательных административных мероприятий. Последние включали в себя создание целой системы правовых санкций в отношении выход-цев из «враждебных классов», а также властного, государственного инструмента-рия реализации таких санкций. Естественно, неотъемлемой частью такого инструментария выступали орга-ны советской юстиции, внутренних дел, госбезопасности, прокуратуры, отчасти и вооруженных сил, которые официально наделялись соответствующими полномо-чиями. Но всесилие репрессивных органов было кажущимся, поскольку их огра-ничивал партийный контроль, а точнее аппарат партийных организаций, прежде всего, вышестоящих. «Если, скажем, НКВД арестовывало членов райкома партии, то обком знал об этом. Следовательно, аппарат репрессий был орудием партии». Это и отличало сталинский режим от типичного полицейского государства, где предполагается «полная свобода репрессивного аппарата в своих действиях»428. Образно выражаясь, репрессивный каток режима особо проявил себя со второй половины предвоенного десятилетия. По имеющимся данным, в 1930-1934 гг. ни к одному из осужденных «тройками» Карачаевской и Черкесской автоном-ных областей не был применен расстрел. Пик репрессий приходится на 1937 год (из 299 осужденных «тройками» 218 расстреляны), «а самым бесчеловечным и жестоким по применяемым мерам стал 1938 год» (из 155 осужденных расстреляно 144)429. В стране же, по данным книги Вадима Кожинова "Россия, век XX", в 1937-1938 гг. ежедневно выносилось в среднем 1000 смертных приговоров (рас-чет исходит из общего количества смертных приговоров в СССР за указанные два года – 681692)430.
За этими, как и другими, более полными данными, стоят конкретные фигу-ры исполнителей, некоторые из которых остались в памяти местного населения своей жестокостью, если не сказать лютостью. К их числу относился и Владимир Павлович Удов. Он происходил из Украины, точнее – Черниговской губернии, где родился в 1898 г. Согласно официальной биографии он принадлежал к среде крестьян-бедняков и с 12-ти летнего возраста вынужден был зарабатывать на жизнь. Вначале трудился на спичечной фабрике на белорусской станции Злынка, откуда перебрался на Донбасс, в Аннинский антрацитный руднике. Поддержал Октябрьский переворот 1917 г., вскоре пошел на службу в ряды Красной Армии. По окончании гражданской войны поступил на службу в органы ВЧК (1921 г.), причем уже в первые месяцы своего чекистского поприща попал на Северный Кавказ. Любопытно, что в большевистскую партию вступил только в 1932 г. В следующем году его направляют в Карачаевский областной отдел ОГПУ, где он участвует в разработке ряда операций. Получил несколько ведомственных наград: именное оружие (трижды), значок «Почетный чекист» (1936 г.). Был назначен зам. начальника управления НКВД по КАО. В 1937 г. был избран депутатом Вер-ховного Совета СССР431. В самом начале пика репрессий в Карачаевской АО во главе областного управления НКВД стоял Зотик Андреевич Волохов, руководивший этим органов с января по ноябрь 1937 г., 1896 года рождения. Он был выходцем из семьи, при-надлежавшей при царе к среднему классу (отец работал кассиром, впоследствии приемщиком хлопка). Но это никак не отразилось на его образовании, которое ог-раничилось 4-классным обучением в городской школе. Хотя он в партию боль-шевиков вступил в ноябре 1917 г., но старался держаться вдали от районов бое-вых действий: все годы гражданской войны он пробыл в системе образование, ра-ботая учителем, затем перейдя в чиновники – инструктор, заведующий городско-го отдела народного образования. В органы ВЧК перешел когда стихли бои и окончательно утвердилась советская власть432.
Его сменил П.И.Дрозд, который пробыл на данном посту больше всех чеки-стских руководителей предвоенного десятилетия (ноябрь 1937 – август 1939 гг.). Большая роль в выполнении плановых заданий по репрессиям в Карачае и Черкесии принадлежала избранному депутатом от этих автономных областей в Верховный Совет СССР Петру Федоровичу Булаху, который занимал в 1937-1938 гг. пост начальника Орджоникидзевского (Ставропольского) краевого управления НКВД. Он родился в 1898 г. в пригороде Харькова в семье портного. Короткое время служил на флоте, позднее – в Красной Армии. В органы ВЧК также пришел после войны – в 1921 г., в последующие годы заслужил почетное боевое оружие, знак почетного чекиста. На Северный Кавказа его направили в 1933 году, прини-мал непосредственное участие во многих боевых операциях «по ликвидации ан-тисоветских кулацких вылазок и бандитизма» и в Верхней Кубани, был удостоен ордена Красной Звезды (1937)433.
