Содержание к диссертации
Введение
Глава I. ГЛАВА I. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КАК ОБЪЕКТ ИСТОРИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
1. Сущностные черты российской художественной интеллигенции .17-45
2. Проблема политического самопознания российской художественной интеллигенции в отечественной и зарубежной историографии 46-72
3. Источниковедение темы 73-85
Примечания 86-97
Глава И. РОССИЙСКАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ДИСКУССИЯХ О ГОСУДАРСТВЕННОМ И ОБЩЕСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ РОССИИ. 90-Е ГОДЫ XIX В. - 1904 г.
1. «Идеальное» государство в консервативно-либеральной транскрипции В.В. Розанова и российская действительность рубежа XIX-XX вв 98-129
2. А.П. Чехов: идеал интеллигентской «диктатуры» 130-168
3. Творческие и профессиональные союзы художественной интеллигенции:
кризис тактики политического «дрейфа» 169-198
Примечания 199-214
Глава III. ЛОКАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ИДЕАЛОВ В 1905-1907 ГГ. И ПОИСК РОССИЙСКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
1. Художественная интеллигенция: модель политического «внеприсутствия» 215-253
2. Политический ангажемент либеральных партий: мотивы и просчеты 254-300
3. Концепты думской монархии и «соборной» партии в сознании художественной интеллигенции 301-343
4. Художественная интеллигенция и Церковь: попытка сближения вокруг
идеи общественно-религиозного обновления 344-366
Примечания 367-3 82
Глава IV. ЛИБЕРАЛЬНОЕ ПОЧВЕННИЧЕСТВО КАК ДОМИНАНТА
ПОЛИТИЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В КОНТЕКСТЕ ПОСТРЕВОЛЮЦИОННЫХ ДИСКУССИЙ 1908-1909 гг.
1. Роль художественной интеллигенции в формировании идеологии «верховства» 383-411
2. Чествование художника как форма общественного самопознания и фактор идейной полемики 412-451
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 452-464
Примечания 465-471
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 472-489
- Сущностные черты российской художественной интеллигенции
- «Идеальное» государство в консервативно-либеральной транскрипции В.В. Розанова и российская действительность рубежа XIX-XX вв
- Художественная интеллигенция: модель политического «внеприсутствия»
Введение к работе
Для постсоветской историографии характерен все возрастающий интерес к российской художественной интеллигенции: к ее истории, духовно-корпоративным чертам и политической субкультуре, к тем модусам общественного, государственного, религиозного развития страны, которые в разное время вызревали в художническом сознании. За десятилетие (с 1995 по 2005 г.) были защищены 2 докторские и 9 кандидатских диссертаций, в которых художественная интеллигенция заявлена как самостоятельный объект исследования. Нельзя сказать, что прежде деятель литературы и искусства был недооценен в качестве исторического и политического мыслителя. Авторы рубежа XIX-XX вв. констатировали, что сама российская историософия, в сущности, произрастает из художнических наблюдений и обобщений. Традиция Серебряного века признает за историческими, политическими, государственными и даже религиозными концепциями, рожденными художниками, качества духовной и если угодно идеологической доминанты. Примером такого подхода могут служить уже ставшие хрестоматийными трактаты «Русские мыслители и Европа» В.В. Зеньковского (1922), «Пути русского богословия» Г.В. Флоровского (1937) или «Русская идея» Н.А. Бердяева (1946).
Художник всегда был интересен как сила, генерирующая идеи и синтезирующая национально-исторические ценности, однако поиск взаимосвязи между художническим импульсом и его «юридической» легализацией оказался делом чрезвычайно трудным, соблазняющим крайностями. Одна из них заставляет возлагать на крупнейших русских художников прямую ответственность за происходящее в стране. Характерно суждение позднего В.В. Розанова: «Собственно, никакого сомнения, что Россию убила литература. Из слагающихся "разложителей" России ни одного нет нелитературного происхождения»1. По мысли писателя, вся
посткарамзинская словесность так или иначе участвовала в закладке мрачного здания большевизма.
Куда благодушней В.В. Розанова смотрел на миссию русского художника М.А. Рейснер, писавший в 1909 г.: «И когда юрист, политик, практический деятель или ученый начинают работу над буквами и обрывками кодексов, конституций, законов и норм, они не подозревают о божественном прошлом разлагаемого ими трупа, о трагедии, разыгравшейся в мире художественных образов и священных иллюзий»2.
О том же в июле 1903 г. вел речь обозреватель консервативного «Всемирного вестника» И.М. Иванов: «Не политики и администраторы, а художники, философы и публицисты становятся главнейшими регуляторами в социальной жизни. Разные идейные "веяния" восполняют открывшиеся пробелы в законодательстве» . В январе 1899 г. адвокат В.А. Белинский связывал упадок деревенской жизни ни больше ни меньше как с отсутствием указующего художнического перста: «До тех же пор, пока гений поэта не осветил нам своим вдохновенным словом истинного ее (борьбы идей вокруг русской деревни, А.З.) смысла, мы будем только путаться в наблюдаемых явлениях, стараясь разобраться в них одной логикой нашего ума...» . При всей категоричности приведенных суждений они позволяют понять, какая мера ответственности, какие серьезные государственно-политические, исторические задачи возлагались обществом на художника в конце XIX -начале XX в.
В советский период редкий историософский дискурс обходился без обильного цитирования А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, А. Белого и А.А. Блока. Однако эти ссылки носили большей частью иллюстративный, вспомогательный характер. XX столетие, провозгласившее приоритет политики над культурой, порождало недоверие к художнической проповеди политического индифферентизма и эскапизма,
заставляло едва ли не противопоставлять художнические «утопии» «реальной» политике.
Оказавшаяся на очередном историческом перепутье посткоммунистическая Россия, успевшая вкусить горечь псевдолиберальных реформ и межэтнических конфликтов, а на рубеже тысячелетий озадаченная развязанной против нее террористической войной, возвращается к идеям и опыту крупнейших российских умов, прежде причисленных к безнадежным реакционерам и политическим утопистам. В их числе А.С. Хомяков, Ф.И. Тютчев, А.А. Григорьев, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов, П.А. Флоренский. Возможно, это один из последних рубежей, на котором решаема проблема определения национально-исторического идеала России, выведение ее пресловутой общественной «формулы». Удивительным образом художнические «утопии» приобретают свойства магического кристалла, в котором мы силимся разглядеть свое прошлое, настоящее, будущее.
Актуальность работы.
Тема «Политическое самопознание российской художественной интеллигенции» важна не только для понимания мотивов и последствий социально-политических реформ и революционных потрясений начала XX в., но и для выяснения перспектив тех политических концепций, институтов, стратегий, которые определяют лицо нынешней России.
К сожалению, современная историческая наука и публицистика еще не избавилась от социологических клише, согласно которым художническое сознание отличается идейной размытостью и шаткостью. Если в советскую эпоху деятель искусства объявлялся выразителем того или иного класса, то сегодня в художнике охотно видят политического конформиста, а нередко и услужливого исполнителя социальных заказов олигархии и криминалитета. На наш взгляд, сознание подлинного художника в значительной степени автономно от государства, институтов власти и политической конъюнктуры - автономным же от культуры и национального духа оно быть не может.
С.Н. Булгаков одним из основных источников национального самосознания считал тот тип ментальности, который открывается в творениях великих деятелей искусства, принадлежащих к изучаемой народности. Философ рассматривал большого художника как «квинтэссенцию народности» и «апофеоз национальности»5.
Именно поэтому анализ политической ментальности художника помогает обозначить многие пункты отчуждения между официально-государственной идеологией и народным самосознанием, в частности, объяснить, почему ортодоксальная либерально-западническая модель государства так плохо прививается к российской почве, почему «неприкасаемое» в цивилизованном мире понятие «демократия» сегодня в сознании большинства россиян наполнено негативным и даже пародийным смыслом.
История постсоветской России предлагает нам немало примеров санкционированного обществом вхождения художников во власть. Увы, не всегда такой опыт оказывается продуктивным и позитивным. Выявление причин, затрудняющих политическую конвергенцию художнического сознания, остается актуальной проблемой истории, социальной психологии, политологии. Учреждение в конце 2005 г. Общественной палаты, призванной осуществлять общественную экспертизу принимаемых законов, стимулирует интерес исследователей к означенной проблеме, поскольку значительное представительство в новом органе имеют деятели культуры и искусства.
Чрезвычайно актуальным остается поиск взаимосвязи между политическим консерватизмом и консерватизмом как имманентным признаком культуры и качеством художнического самосознания.
Анализ политической ментальности художника помогает понять причины неувядающего обаяния и притягательности для народного самосознания монархической идеи.
Хронологические рамки темы охватывают период с 90-х гг. XIX в. по 1909 г. П.П. Перцов замечал, что переход от XIX к XX веку был «не просто календарной сменой, а чем-то объективно значительным, объективно ощущаемым»6. Многие воспринимали начало века как радикальную смену исторических вех. Не случайно 26 февраля 1900 г. в Петербурге, в зале городской Думы, B.C. Соловьев читал публичный доклад на тему «О конце всемирной истории». Такое ощущение объясняется многими факторами, в том числе усиливающимся противоборством, отчуждением консервативной и радикальной концепций развития страны. Его апогеем стала первая российская революция 1905-1907 гг.
Рубеж XIX-XX вв. стал временем умственного брожения, религиозных, эстетических поисков, пробуждения острого интереса различных групп общества к политическим и социальным рецептам обновления жизни. Г.Г. Белостоцкий писал в 1903 г.: «Подобно тому как в давно прошедшие времена все стремления сводились к исканию и достижению общего религиозного идеала, так теперь человечество обуреваемо помыслами и исканиями идеала общественной жизни. Все наше время находится в полной зависимости от социальных идей...». «Кажется, в новой истории не было эпохи, -вспоминал Ф.А. Степун, - в которой дух времени с такой безапелляционною силою побеждал бы все субъективные наклонности людей, как то имело место в русской интеллигентской среде в конце 19-го и в начале 20-го веков»8.
Конец XIX в. - время мировоззренческого «обвала» для многих деятелей русской культуры: П.А. Флоренского, М.М. Пришвина, С.Н. Булгакова. Ими подвергаются радикальному переосмыслению представления об истории и прогрессе, политике и религии, Западе и Востоке. Именно в эти годы начинается движение целого поколения мыслителей «от марксизма к идеализму». Это было время смены поколений на философском и художественном Олимпе России: завершалась эпоха Д.В. Григоровича и Я.П.
Полонского - начинался взлет М. Горького, Л. Андреева, В.В. Розанова, символистов. Любопытно, что в те же годы среди западной художественной элиты рождается увлечение русофильством. Именно на самом излете XIX в. на всю жизнь «заболевает» Россией великий поэт Австрии P.M. Рильке.
Из последнего десятилетия XIX в. особо выделим 1899 г. - одну из самых насыщенных событиями дат российской истории. Факты эти разноипостасны, разномасштабны, но одинаково важны для воссоздания атмосферы эпохи. Наряду с Пушкинскими торжествами выделим такие события 1899-го года, как созыв по инициативе Николая II мирной конференции в Гааге и введение конвертируемого золотого рубля, лишение особых прав Финляндского великого княжества и начало второй волны эсеровского террора, выход журнала «Мир искусства» и появление русского перевода знаменитого трактата Ф. Ницше «Так говорил Заратустра», переход В.В. Розанова на работу в «Новое время» и ослабление цензурного гнета, студенческие волнения в университетских центрах России и объявление наследником престола великого князя Михаила Александровича, эмиграция в Канаду нескольких тысяч русских духоборов при финансовом содействии Л.Н. Толстого и знаменитое дело А. Дрейфуса, вызвавшее сотни откликов среди российской интеллигенции. С.С. Ольденбург совершенно оправданно назвал 1899-й «знаменательным годом»9.
1909 г. обозначил закат народнических, леволиберальных и революционных идей, подвел неутешительный итог многолетним антигосударственным, тираноборческим усилиям интеллигенции. Убедительным свидетельством тому стало появление знаменитого сборника «Вехи», базирующегося на идеологии либерального консерватизма. Если Пушкинские торжества 1899 г. обозначили национальное единение вокруг идей общественного обновления, стали предзнаменованием общественной «весны», то Гоголевские торжества 1909 г. превратились в апофеоз почвеннических идей, памятник писателю, торжественно открытый в апреле
1909 г., неожиданно стал и надгробной стелой политическому радикализму. 1909 г. стал временем наиболее трезвого, сбалансированного представления о существе русского мессианизма, если крайними его проявлениями мыслить атмосферу, сопутствующую русско-японской войне и началу первой мировой войны.
Предметом исследования является политическое самопознание и политическая самоидентификация российской художественной интеллигенции в контексте событий 90-х гг. XIX в. - 1909 гг. Под политическим самопознанием автор понимает способ проблематизации и актуализации отношений между человеком и политическими институтами, государством, политическими партиями и т.д., под политической самоидентификацией - сознательную ориентацию субъекта на определенный тип политических идей. Как смысловой эквивалент названного понятия в тексте используются словосочетания «политическое самосознание» и «политическая ментальность».
Категориальный аппарат.
Художественная интеллигенция есть субъект творческой деятельности по созданию художественных ценностей и трансляции культурно-исторического опыта. К художественной интеллигенции относятся писатели, драматурги и поэты, актеры, режиссеры, танцоры и хореографы, композиторы, дирижеры и музыканты, скульпторы, художники и архитекторы.
Также в диссертации используется понятие «художественная элита», подразумевающее наиболее значительных и влиятельных художников, определявших лицо российского искусства.
Художественный образ - синкретичный сплав сложных человеческих качеств и мотивов, обладающий могучей проникающей и ассимилирующей силой. «Литература по существу своему поглощает в себе великие энергии, которые ее вздымают», - писал В.В. Розанов в августе 1908 г. «Религия,
философия, поэзия? - спрашивал себя писатель, пытаясь определить существо трактата П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины» и отвечал. - Нельзя различить. <...>. Благородство целого - в замысле и исполнении» . Поэтому, на наш взгляд, совершенно оправданно рассматривать таких мыслителей, как В.В. Розанов и П.А. Флоренский, в качестве носителей как религиозного, так и художнического сознания.
В исследовании преимущественное внимание уделено представителям литературной «профессии», учитывая литературоцентричную суть русской культуры и то, что основным средством ментального самопознания русской интеллигенции является слово. В центре исследовательского фокуса -представители писательского «цеха», наиболее последовательно и ярко выразившие почвеннический, либерально-консервативный идеал. В первую очередь, это литераторы «нововременского» круга: В.В. Розанов, А.С. Суворин, Н.А. Энгельгардт и др. Выбор объекта исследования определяется и профессиональным опытом соискателя, являющегося членом правления Костромского отделения Союза писателей России.
Методологическую основу работы составляет диалектическое понимание исторического развития. Трактуя научный метод как «диалог между гипотезой и попыткой ее опровергнуть»11, автор полагает принципами исследования историзм и теоретический плюрализм, пользуется инструментарием историко-генетического, историко-системного, историко-сравнительного, историко-типологического методов. Однако любая типология будет заведомо несовершенной. Подлинный художник - это всегда яркая индивидуальность, потому применение дифференцированного подхода к такому объекту, как художественная интеллигенция, будет продуктивным только тогда, когда последним звеном цепи мыслится художническая персоналия.
Сегодня необходим отход от канонов нарративной истории, построенной только на воссоздании событий. Наиболее продуктивным при
исследовании феномена художественной интеллигенции является полидисциплинарный подход: историческая методология и фактура неизбежно должны подкрепляться когнитивным опытом смежных гуманитарных наук: философии, социологии, политологии, культурологии, филологии, искусствознания.
Региональные рамки исследования охватывают европейскую Россию,
1 *?
Санкт-Петербург, Москву и другие культурные центры .
Цель исследования: на примере событий 90-х гг. XIX в. - 1909 гг. обосновать, что родовым качеством и доминантой политического сознания российской художественной интеллигенции является либеральное почвенничество как органичное соединение внутренних стимулов к общественному обновлению и консервативного отношения к национальным, культурным ценностям.
Задачи исследования:
- очертить круг историографических, источниковедческих,
методологических проблем, возникающих при изучении феномена
художественной интеллигенции как особой духовной и творческой
корпорации;
структурировать качества политической ментальности художественной интеллигенции;
соотнести художнические представления о «праведном» государстве с российской действительностью рубежа XIX-XX вв.;
выявить роль профессиональных и творческих союзов художественной интеллигенции в общественно-политических событиях начала XX в.;
- объяснить мотивы политического «внеприсутствия» художественной
интеллигенции как особой поведенческой стратегии;
- проанализировать причины самоустранения художественной
интеллигенции от политического ангажемента либеральных партий в годы
первой российской революции;
выявить отношение художественной интеллигенции к политическим концептам «соборная партия», «самодержавие», «думская монархия»;
раскрыть взаимосвязь политического и религиозного самопознания художественной интеллигенции;
проанализировать роль художественной интеллигенции в духовном оформлении «веховства»;
раскрыть роль юбилейных чествований художника как особой формы общественного самопознания и идейной полемики начала XX в.
Научная новизна диссертации заключается в исследовании политической ментальносте российской художественной интеллигенции в связи с событиями рубежа ХІХ-ХХ вв. Впервые в рамках исторической работы выявляется отношение художественной интеллигенции к ряду ключевых политических концептов эпохи, анализируется модель «внеприсутствия» художественной интеллигенции как вполне конструктивный, дееспособный вариант политического позиционирования. В диссертации предложен взгляд на деятельность ряда художнических корпораций начала XX в. (в частности Союза взаимопомощи русских писателей и ученых) как на вариант прикрытия для формирующейся новой политической элиты в лице партийных идеологов либерального толка. Впервые анализируется такая «неканоническая» форма общественного самопознания, как юбилейное чествование крупного деятеля искусства.
В работе предложена авторская дефиниция понятия «художественная интеллигенция».
Введена в научный оборот группа новых документов.
Выводы диссертации помогают преодолеть как излишне высокомерный, так и чересчур прекраснодушный взгляд на политическую культуру художника, скорректировать представление о социально-политических, религиозных и культурных процессах, определявших исторический облик России на рубеже ХІХ-ХХ вв.
Практическая значимость.
Результаты проведенного исследования нашли применение в практике преподавания истории в университетах, гуманитарных и технических вузах, в работе Межрегионального научного центра по сохранению и изучению творческого наследия В. Розанова и П. Флоренского (Кострома), Межвузовского Центра гуманитарного образования РФ по политологии, политической культуре и мировой политике, Научно-исследовательского института интеллигентоведения (Иваново).
Результаты исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов по истории политических партий и общественных движений, истории российской интеллигенции и общественной мысли, русской культуры рубежа XIX-XX вв.
Основная часть материалов исследования была положена в основу научных докладов и сообщений, сделанных на научно-теоретических конференциях в Институте философии Российской академии наук (г. Москва), Библиотеке русской философии и культуры («Дом А.Ф. Лосева», г. Москва), Ивановском государственном университете, Уральском государственном университете, Костромском государственном университете им. Н.А. Некрасова. Выводы и положения диссертации нашли отражение в многочисленных публикациях.
Статьи в печатных изданиях, входящих в перечень ВАК:
П.А. Флоренский: модель политического «внеприсутствия» // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: Серия «Культурология»: Энтелехия. Кострома, 2003. №6 (0,3 п. л.);
П.А. Флоренский и «Вехи» // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: Серия «Культурология»: Энтелехия. Кострома, 2004. №8 (0,4 п. л.);
Большой писатель с органическим достоинством // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: Серия «Культурология»: Энтелехия. Кострома, 2004. №9 (0,5 п. л.);
А.П. Чехов и А.С. Суворин // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: периодический научно-методический журнал. Кострома. 2005. №4 (0,4 п. л.);
Что такое художественная интеллигенция // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: периодический научно-методический журнал. Кострома. 2005. №5 (0,3 п. л.).
В.В. Розанов о метафизике пьянства // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова: Серия «Культурология»: Энтелехия. Кострома, 2005. №11 (0,5 п. л.);
7. Обер-гофмейстер Алексей Федорович Львов // Музыка и время. 2006. №1
(0,4 п. л.).
Монографии:
1. «Ясновидцы революции»: российская художественная интеллигенция в
политических баталиях начала XX века. Кострома: Изд-во КГТУ, 2002 (6
п.л.);
2. Политическое мировосприятие художника (В.В. Розанов, А.П. Чехов, П.А.
Флоренский). Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова; Изд-во КГТУ, 2005 (8,2
П.Л.).
Прочие статьи и доклады:
Русская художественная интеллигенция: к вопросу о содержании термина // Интеллигенция России в конце XX века: система духовных ценностей в исторической динамике: Доклады Всероссийской научной конференции, 18-19 февраля 1998 г. Екатеринбург, 1998 (0,2 п. л.);
В. Розанов и «Новое время» // Василий Розанов в контексте культуры. Кострома: Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова, 1999. (0,5 п. л.);
3. Л.Н. Толстой о российском парламентаризме // Интеллигенция и
проблемы формирования гражданского общества в России: Доклады
Всероссийской научной конференции 14-15 апреля 2000 г. Екатеринбург:
УрГУ, 2000. (0,2 п. л.);
4. Правило из исключений: взгляд на историософию А.С. Пушкина с рубежа
XIX-XX вв. // Аспекты культуры. Коллективная монография. Кострома:
Изд-во КГУ им. Н.А. Некрасова, 2001. (0,8 п. л.);
Чаадаев - Гоголь: историософский арбитраж поэта // Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы: Доклады XIII международной научно-теоретической конференции 26-28 сентября 2002 г. Иваново, 2002. (0,2 п. л.);
Гоголь - Блок: к вопросу о преемственности историософских идей // Вестник Костромского государственного технологического университета. Кострома: КГТУ, 2002. №6 (0,4 п. л.);
«Педагогические» годы российской интеллигенции // Материалы XIV международной научно-теоретической конференции 25-27 сентября 2003 г. Иваново, 2003. (0,2 п. л.);
«Антизападный» западник: размышляя над историософией А.И. Герцена // Вестник Костромского государственного технологического университета. Кострома: КГТУ, 2003. №8 (0,4 п. л.);
Евроцентризм российской интеллигенции: эдипов комплекс или базедова болезнь? // Интеллигенция России и Запада в XX-XXI вв.: поиск, выбор и реализация путей общественного развития: материалы научной конференции 28-30 мая 2004 г. Екатеринбург: Изд-во Урал. Ун-та, 2004. (0,2 п. л.);
10. Российская интеллигенция и Церковь на рубеже XIX-XX вв.: союзники
или враги? // Интеллигенция и Церковь: прошлое, настоящее, будущее:
Материалы XV международной научно-теоретической конференции 23-25
сентября 2004 г. Иваново, ИвГУ. 2004. (0,2 п. л.);
«Идеальное» государство в консервативно-либеральной транскрипции В.В. Розанова // Интеллигенция и мир: Российский междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. Иваново, 2004. №1-2 (1 п. л.);
Российская интеллигенция - критик ортодоксального западничества // Вестник Костромского государственного технологического университета. Кострома: КГТУ, 2004. №10 (0,4 п. л.);
Художественная интеллигенция как объект исторического дискурса // Интеллигенция и мир: Российский междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. Иваново, 2004. №3-4 (0,5 п. л.);
Становление религии люциферианства в русской культуре Серебряного века // Проблема гуманизма в культуре Серебряного века: Коллективная монография. Кострома, 2005. (1,5 п. л.);
К дискуссии о содержании понятия «художественная интеллигенция» // Интеллигенция и мир: Российский междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. Иваново, 2005. №1-2 (0,3 п. л.);
В.В. Розанов о кризисе консервативной идеи на рубеже XIX-XX вв. // Общечеловеческие императивы и этнонациональные ценности: Материалы XVI Международной научно-теоретической конференции 22-24 сентября 2004 г. Иваново, ИвГУ. 2005. (0,2 п. л.);
17. В.В. Розанов о судьбах русского славянофильства // Вестник
Костромского государственного технологического университета. Кострома:
КГТУ, 2005. №12 (0,4 п. л.).
18. Корпорации художественной интеллигенции на рубеже XIX-XX вв.:
кризис тактики политического «дрейфа» // Интеллигенция и мир: Российский
междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. Иваново, 2005.
№3-4 (1,5 п. л.).
Сущностные черты российской художественной интеллигенции
Сегодня спор о том, обладает ли художник особой психологией и особым миросозерцанием, может подвигнуть на контраргументы лишь обитателя самых темных идейных закоулков. Бесспорно, субкультура (в том числе политическая) художественной интеллигенции весьма специфична. Это косвенно подтверждается даже тем, сколь трудно однозначно идентифицировать эту корпорацию, предложить такую дефиницию, в объеме которой уместились бы и редактор крупного литературного журнала, и малопубликуемый провинциальный поэт в мундире чиновника, драматический актер и носящий сутану автор великолепных лирических мемуаров.
Проблема усугубляется сохраняющимися по сей день разночтениями в расшифровке понятия «интеллигенция». Суть методологических трудностей, неизбежно возникающих на этом пути, прекрасно сформулировал В.П. Раков: «Главная причина... состоит в "нечаянной" редукции духовного контекста национального бытия, взятого во всей его глубине и бесчисленных тонкостях, вплоть до таинственных и неизъяснимых. Существование интеллигента развертывается не только в системе рационализированных "концептов", но и в пространстве того, что можно назвать интуициями, которые подчас ярко и глубоко переживаются, но не всегда столь же интенсивно и прямо осознаются»1. В.В. Розанов в 1898 г. замечал, что, например, толстовскую, тургеневскую, тютчевскую глубину и сложность никак нельзя покрыть «оголенным» и «одичалым» термином «интеллигенция»2. В 1903 г. поэт Н.М. Соколов писал, что смысловое наполнение понятия «интеллигенция» все более редуцируется: она уже включает в себя «не все образованное общество, а только людей определенных отрицаний и ожиданий»3. Л.Е. Оболенский считал, что интеллигенция развивается на почве «потребности в возбуждении нервов»4. Деля всех членов общества на «деятелей», «участников» и «присутствующих», Л.Е. Оболенский относил к первым художников, ко вторым - интеллигенцию, видовой признак которой - «наслаждение развитием».
«Идеальное» государство в консервативно-либеральной транскрипции В.В. Розанова и российская действительность рубежа XIX-XX вв
Для российской художественной элиты девятнадцатое столетие было эпохой создания различных историософских и государственно-политических моделей, теоретизирования и прогнозирования, накопления интеллектуального багажа. Рубеж XIX-XX вв. с его эстетическим, умственным, религиозным плюрализмом, с его социальными ожиданиями и предчувствиями, стал временем соотнесения этих моделей с российской действительностью: умозрительная конструкция наполнялась живой исторической фактурой. Сколь радикально должно быть обновлено существующее государственное устройство? Как соблюсти баланс «устоев» и новаций? Какие сферы российской жизни нуждаются в пристрастном внимании государства и общества? Самобытный взгляд на эти проблемы предлагает В.В. Розанов, один из ярчайших русских мыслителей и художников.
В.В. Розанов понимает под историей не описание деяний, а «изображение, понимание и оценку генезиса духа в его творчестве»1. Соответственно, метод исторического познания определен мыслителем как «психологический»: каждое явление жизни предполагает работу идеи, чувства, стремления и не может быть понято вне этих единичных форм духа. Значит, в истории нет особых законов, отличных от повседневной жизни, однако законы эти отличаются от тех, что определяют существование предметов физического мира. Так, в основе государства, по В.В. Розанову, лежит не народ и территория, не семья и хозяйство, не научные и ремесленные навыки, не учреждения и постановления власти, а «элементарные и чрезвычайно общие представления о существующем, о должном и о позволительном, которыми бессознательно живет каждый политический народ и в нем каждый отдельный человек, которые вырабатываются в трудном процессе истории и только веками изменяются в нем» . Природа государства надиндивидуальна, оно базируется, во-первых, на идеях, не личных по происхождению, цели и форме. К таковым, говоря о русском государстве, В.В. Розанов относит представления о русской земле и народе, о государе и подданных, о долге и послушании. Во-вторых, государство образуют не личные по происхождению, цели и форме чувства, к каковым относятся тревога сильнейших за слабейших, ощущение родства с соплеменниками, чувство личной слабости и коллективной силы, любовь к своей земле и уважение к памяти предков. И, наконец, государство несостоятельно без стремлений не личного свойства, главные из которых -повиновение безличной силе государственных отношений и деятельность, направленная на общее благо . За вычетом этих бессознательных установок государство превращается в арифметическую сумму отдельных человекоединиц и исчезает.
Художественная интеллигенция: модель политического «внеприсутствия»
1905 - 1907 гг. наметили принципиально новый этап в истории российской государственности. Связано это, прежде всего, с активным (особенно начиная с октября 1905 г.) формированием новой политической элиты: в России появились первые легальные политические партии и выборный законодательный орган Государственная Дума (с апреля 1906 г.) Если деятелей, подобных СЮ. Витте, П.Д. Святополк-Мирскому, П.А. Столыпину можно считать традиционными для российской политической авансцены, то фигуры П.Н. Милюкова, Е.Н. Трубецкого, А.И. Гучкова, П. А. Гейдена свидетельствовали о выходе российской политики на качественно иной уровень: их присутствие на политическом Олимпе страны было санкционировано не властью, а общественным мнением. В стране формировался новый тип политической ментальности, связанный с процессом, который можно назвать «разведением» элит.
Какие выгоды сулило это русской культуре? Прежде всего, в образованном обществе укреплялось осознание того, что политика, как специфическое, сложное и ответственное поле деятельности, есть дело политика, - соответственно, литература, искусство есть прерогатива писателя, художника: совмещение двух ипостасей в одном лице признавалось многими отжившей, архаичной формой общественного служения. В этом смысле годы первой российской революции стали кульминационным этапом высвобождения литературы и искусства из «крепостной зависимости направлений», о наличии которой еще в 1869 г. писал Н.С. Лесков1.
Сложение с искусства не свойственных ему социальных и морализаторских обязанностей воспринималось многими как важная составляющая общественного, культурного оздоровления. Появление на рубеже XIX-XX вв. такой крупной «внеидеологичной» фигуры, как А.П. Чехов было предзнаменованием грядущего перераспределения ролей.
Однако «разведение» элит проходило болезненно. С одной стороны, набиравшие мощь политические партии были заинтересованы в демонстрации своей идейной самодостаточности, идущей гораздо дальше «литературных» упований предшествующей эпохи. Теперь можно было отказаться от различных вариантов «прикрытия»: литература сыграла свою роль идеологического «кокона», из которого должна была появиться на свет энергичная политическая сила прогрессивного европофильского склада. С другой стороны, партийные идеологи понимали литературоцентричную суть интеллигентского сознания: традиция, складывавшаяся в России десятилетиями, обеспечивала слову художника особую весомость. Кроме того, цензурной свободы, отмеренной манифестом 17 октября, оказалось не так много, как хотелось бы политическим публицистам. Молодые партии оказались в двусмысленной и непростой ситуации: им приходилось преодолевать и опровергать свою аморфно-литературную природу и одновременно искать поддержку у влиятельных деятелей искусства - в первую очередь, у известных писателей.
