Содержание к диссертации
Введение
РАЗДЕЛ 1. Обострение этнонациональной конфликтности на Северном Кавказе в 1990-е гг. и региональное «исламское возрождение» 29-80
РАЗДЕЛ 2. Развитие деструктивной исламско-политической активности и распространение ваххабизма на Северном Кавказе в 1990-е гг 81-132
РАЗДЕЛ 3. Особенности борьбы с этнорелигиозным экстремизмом на Северном Кавказе в условиях политической стабилизации 2000-2007 гг 133-185
Заключение 186-192
Список источников и литературы 193-214
- Обострение этнонациональной конфликтности на Северном Кавказе в 1990-е гг. и региональное «исламское возрождение»
- Развитие деструктивной исламско-политической активности и распространение ваххабизма на Северном Кавказе в 1990-е гг
- Особенности борьбы с этнорелигиозным экстремизмом на Северном Кавказе в условиях политической стабилизации 2000-2007 гг
Обострение этнонациональной конфликтности на Северном Кавказе в 1990-е гг. и региональное «исламское возрождение»
Под воздействием процессов общей демократизации, разнообразные неформальные группы, объединения, движения на Северном Кавказе, первоначально провозглашавшие своей целью участие в решении проблем культурологического порядка (вопросы языка, культуры, народного творчества, экологии, семьи и нравственности и пр.), в самом непродолжительном времени сосредоточились на политической проблематике. Более того, они перешли к реализации планов проникновения во власть. В этот период сформировалась идеология, были разработаны политические программы, отработаны организационные структуры неформальных движений, выделились их признанные лидеры.
Авторитет организаций, построенных в основном по этническому признаку, быстро рос. Уже вскоре эти организации стали оказывать существенное влияние на формирование настроений широких слоев городского и сельского населения региона. В значительной степени рост авторитета неформалов был связан с их радикализмом, решительностью, Вместе с тем, нельзя не видеть, что в основе отмеченных этнических движений лежала идея этнической консолидации в условиях растущей общественной нестабильности. На наш взгляд, их также особенно эффективно питал банальный бытовой национализм, в 1990-1999гг. усиленный взаимными территориальными претензиями.
На данном фоне весьма примечательной представляется крайне безликая позиция Кремля. В частности, политика центрального руководства в практических вопросах борьбы с экстремизмом оказалось предельно двусмысленной. По свидетельству возглавившего в 1990 г. Управление ВВ МВД СССР по Северному Кавказу и Закавказью А. Куликова, здесь «можно заснуть с титулом миротворца, а проснуться с репутацией военного преступника»/
В обстановке растущей слабости центра, а также в силу понятного стремления защитить свои интересы, широкие слои населения Северного Кавказа все в большей степени проникались националистическими настроениями.
В целом, на Кавказе фундамент сепаратизма и сопутствующих ему экстремистских проявлений в начале 1990-х годов был заложен в полной мере. Прежде всего, здесь громко заявили о себе организованные общественные движения с ярко выраженным национальным оттенком (балкарские «Ныгьыш», «Бирлик»; кабардинские «Ашамаз», «Адыпз Хасэ», кумыкское «Тенглик», лезгинское «Садвал» и др.). По подсчетам Л.Л. Хоперской в республиках Северного Кавказа на рубеже 80-90-х годов их насчитывалось около 90.7 Сегодня вполне ясно, что возникновение многих из этих движений не только финансировались, по и нередко и инициировалось в значительной степени из-за рубежа.
На данной волне шла быстрая самоорганизация национал-радикалов. К примеру, своеобразным итогом этнической консолидации адыгов стал Первый Всемирный черкесский конгресс (19-21.05.1991г.), создавший Всемирную Черкесскую Ассоциацию (ВЧА), призванную координировать работу по проблемам адыгов. В работе конгресса участвовали представители трех северокавказских республик Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи, а также черкесских землячеств Москвы, Ставропольского и Краснодарского краев, делегации черкесских общин различных стран мира.
В данной связи мы далеки от того, чтобы искать «зачинщиков» подобного, в целом, деструктивного развития событий. Это бессмысленно в научном плане и некорректно в плане оценки деятельности тех или иных национальных общественных движений. На наш взгляд, важно акцентировать внимание именно на всеобщности отмеченных процессов этнонациопальной мобилизации. Как национальные элиты региона, так и широкие слои населения северокавказских автономий все более считали условием своего дальнейшего экономического и социального процветания выделение из состава РСФСР.
На волне этнонационализма существенно изменилась картина политической жизни в республиках Северного Кавказа. Ее главной чертой стала этнизация власти посредством использования радикальных, а порой и экстремистских методов.
Под влиянием отмеченных процессов уже в 1991-1992 гг. в полной мере обнажилась проблемность отношений многих северокавказских этносов. Очевидной стала также растущая конфронтация, как между их властными элитами, так и оформившимися национально-культурными движениями, превращавшимися в движения сугубо политические. При этом накал отношений достиг в ряде случаев стадии откровенной конфронтации на грани применения силовых методов.
В частности, обнаружились серьезные противоречия между различными этническими движениями Дагестана. Так, идею суверенизации здесь активно высказывали кумыки, образовавшие «Народное движение «Теиглик», развернувшее против «ущемления прав» кумыков в различных областях, прежде всего, в сфере экономики ТЛ Администрации Краснодарской) края. (землепользование и пр.). Общественное спокойствие начали возмущать активисты лезгинского движения «Садвал». К началу 1992 года противоречия между национальными движениями, которые разворачивались в условиях падения престижа власти и государственных органов набрали колоссальный отрицательный потенциал. Мобилизованная этничность в значительной степени стала диктовать развитие событий в регионе, а от имени проживающих здесь народов стали выступать фактически самозваные, самопровозглашенные «конгрессы», «союзы» и пр. Исследования Центра политико-географических исследований Института географии РАН в марте 1991г. зафиксировали 76 разгоревшихся в СССР территориально-этнических споров. Еще 80 конфликтов находились в латентной стадии. " При этом основная их часть приходилась именно на Северный Кавказ.
Развитие деструктивной исламско-политической активности и распространение ваххабизма на Северном Кавказе в 1990-е гг
Обращаясь к процессам развития этнорелигиозного экстремизма на Северном Кавказе, необходимо в первую очередь подчеркнуть, что одной из принципиальных позиций политики государства в указанном регионе изначально должно было являться соблюдение баланса интересов крупных традиционных конфессий - ислама и православия, обеспечение их эффективного взаимодействия, сотрудничества. Это являлось залогом общественно-политической стабильности на Северном Кавказе. Предваряя анализ связанных с этим перемен, следует подчеркнуть, что, в целом, религиозная ситуация на Северном Кавказе выглядела весьма неоднозначно. Русские, украинцы и белорусы составляли здесь около 69% населения. Их традиционным вероисповеданием являлось Православие. Русская православная церковь на Северном Кавказе имела четыре епархии: Ростовскую (Ростовская область), Краснодарскую (приходы Правобережья Краснодарского края), Майкопскую (приходы республики Адыгея и Левобережья Краснодарского края), Ставропольскую (приходы Ставрополья и республик Северного Кавказа, исключая Адыгею). Епархии объединяли около 700 приходов в основном в Ростовской области, Краснодарском и Ставропольском краях, Адыгеи и Северной Осетии. В других субъектах - национальных республиках количество приходов было значительно меньшим.
Мусульманская конфессия - вторая по численности на Северном Кавказе. Однако она объединяла большинство коренных народов Северного Кавказа, являясь основной религией в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии, Чечне. Большинство мусульман Северного Кавказа - сунниты, принадлежащие к трем школам (мазхабам) теории мусульманского права (фикха): ханафитскому, шафиитскому и в меньшей степени ханбалитскому. Шиитами являются в основном лишь азербайджанцы в Южном Дагестане и часть лезгин.
Нужно признать, что за годы существования советской власти ислам на территории Северного Кавказа не утратил своего духовного потенциала. Несмотря на репрессивные меры со стороны государства, религиозная жизнь здесь сохранялась, и уже с рубежа 1970-1980-х годов прослеживается ее очевидная активизация.
С начала 90-х годов религиозная жизнь в СССР коренным образом изменилась. Стремительный рост религиозного вектора общественного мнения обернулся настоящим религиозным «бумом». В этнокультурном аспекте па Северном Кавказе произошла актуализация исламских ценностей как духовного порядка (исламская мифология и история), так и ментально-поведенческого. Для части населения региона фактически на одно из главных мест вышло следование бытовым традициям ислама, особенно в обрядовой сфере. На уровне коллективного бессознательного этот факт играл роль индикатора этнокультурной индивидуальности этнической группы, ее особенности и отличительности от других групп в этническом и конфессиональном многообразии современного российского общества. В целом, мечеть вместе с общиной стала едва ли не в решающей степени формировать социальный механизм, во многом регулирующий и регенерирующий традиционный образ жизни.184 В обществе стало модно говорить о вере, о религии.
В известном смысле, эти процессы стали следствием растущей потребности людей в том, чтобы компенсировать ту духовную пустоту, которая ощущалась многими гражданами России в новых, непривычных условиях. Констатируя исламский «бум», нельзя не видеть, что он в немалой степени явился следствием того общего духовного кризиса, который заставляет человека искать духовную защиту в условиях нарастания социальных катаклизмов.
В данной связи интересны, в частности, сведения о распространении в регионе, причем среди коренных народов, сектантства. К примеру, в своем выступлении на собрании представителей духовенства Кабардино-Балкарии Раис-имам Урвапского района говорил: «город Нарткала является христианским центром всех направлений по всей Кабардино-Балкарии. Христианские общины имеют свои школы, в которые вербуют местное население, в основном - кабардинцев». Он отметил, что «есть более 50 кабардинских семей, где дети приобщены к Адвентистам 7-ого дня и Свидетелям Иеговы. Какие адыги, мусульмане вырастут из детей, которым внушают, что их древняя религия, религия предков, которая у них в крови, им не нужна, она устарела, ее нужно забыть?».185
Отмечая законопослушие сектантов, тем не менее, исследователи констатируют, что они порождали конфликты уже фактом существования своего. При этом ученые обращают внимание на роль зарубежных центров, указывают, что «что здесь не обошлось без материальной и финансовой помощи из-за рубежа».186 Полагаем, что этот вывод заслуживает особого внимания, причем не только в связи с деятельностью отмеченных сектантских организаций, объективно дестабилизировавших ситуацию в регионе, но и всех экстремистских образований.
Также отметим, что именно традиционные конфессии с устоявшимися традициями в политическом плане благотворно влияли на обстановку в регионе.
Особенности борьбы с этнорелигиозным экстремизмом на Северном Кавказе в условиях политической стабилизации 2000-2007 гг
С этого времени борьба с «ваххабитами» перешла на республиканский и на региональный уровень. В нее были вовлечены, с одной стороны, власти республик Северного Кавказа с федеральными войсками, представители традиционного ислама, а с другой поддержавшие «ваххабитов» чеченские политики, полевые командиры и международные исламские организации «ал-Харамайн», «ал-Игаса ал-Исламийя», «Тайба» и др.
В частности, отметим, что духовные лица в исламе негативно оценивали перспективы углубления исламизации северокавказских республик. Среди них - председатель Совета мусульман России муфтий Равиль Гайнутдин, который подверг, например, критике меры по исламизации чеченского общества. В частности, в своем интервью «Литературной газете он заявил: «...когда в Чечне на высоком уровне заявляют о создании государства на принципах Ислама, это немного настораживает. Будем откровенны, у нас не осталось шариатских судей, так называемых кади, знающих мусульманское право, их нужно воспитывать в течение десятилетий. Тем более народ, живший многие годы в атмосфере атеизма, не готов принять нормы шариата. Создание процветающею мусульманского государства на основе исламского закона - процесс сложнейший, требующий, если хотите, духовного подвига».21"
Дебаты о шариате, широкое обсуждение в современной России других связанных с исламом вопросов, свидетельствовали о том, что исламская проблематика перешла в разряд «горячих» тем. Во многом это было обусловлено событиями десятилетия - войной в Чечне, ростом религиозного экстремизма, но также и усилением влияния в России и в ее северокавказских автономиях религиозно-политических сил, базирующихся на арабском Ближнем Востоке.
Указанные процессы дали новый толчок активизации работы в направлении организации борьбы с экстремизмом. На новом этапе этому, в частности, послужил Указ Президента Российской Федерации от 23 марта 1995 г. № 310 «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и і if» иных форм политического экстремизма в Российской Федерации»." Однако особенно значимым, на наш взгляд, стало то, что в последующем конституционные нормы в отношении деятельности общественных организаций были детализированы в особом Федеральном законе «Об общественных объединениях»." Закон предоставил весьма широкие возможности государственным органам контролировать деятельность организаций экстремистской направленности и сужать поле их деятельности вплоть до полного запрета таких организаций. В частности, статья 3 данного закона («Содержание права граждан на объединение») гарантировала право граждан беспрепятственного вступления или выхода из любой организации. Следовательно, эта статья давала возможность контроля со стороны государства за тем, не предусматривается ли в документах или не осуществляется ли в практической деятельности какой-либо организации месть за выход из нее. Статья 23 закона («Отказ в государственной регистрации общественного объединения и порядок его обжалования») содержала запрет на регистрацию объединений, если название общественного объединения оскорбляет нравственность, национальные и религиозные чувства граждан. По мере развития экстремистских проявлений, нашедших свое выражение в крайней форме терроризма, закономерно выросло внимание и к данному вопросу. При этом особенно большое значение имело принятие закона о борьбе с терроризмом, однозначно трактовавший терроризм как насилие или угрозу его применения, в том числе, «в целях... устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам»." ь Констатируя очевидную активизацию деятельности, направленной на создание адекватной потребностям времени законодательной базы для борьбы с политическим экстремизмом и терроризмом, однако же, отметим, что, на наш взгляд, данные действия уже не вполне отвечали потребностям времени. Дело в том, что с окончанием военной операции в Чечне на передний план в ссверокавказском регионе все более очевидно стала выдвигаться четкая тенденция приоритетного роста этнорелигиозного экстремизма, провоцирующего не только этнокоифессиональные конфликты, но и вооруженные столкновения. При этом этнорелигиозный экстремизм явно сменял собой прежние узко-националистические формы экстремизма. Полагаем, что причиной тому стала, как активность почувствовавших безнаказанность экстремистских элементов в Чечне, так и целенаправленная политика, проводившаяся определенными зарубежными центрами, преследовавшими цель дезинтеграции России, дестабилизации положения на Северном Кавказе. Нужно признать, что отмеченный неуклонный рост значения религиозного фактора существенно изменял ситуацию в регионе, позволяя эффективно объединять этнически разнородные экстремистские группы под флагом борьбы с российской колонизацией.
