Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ОБЛИК Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО 33
1. Становление личности 33
2. Религиозно-философская и историософская концепция Д.С. Мережковского 73
Глава 2. ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИСТОРИИ В ТВОРЧЕСТВЕ Д.С.МЕРЕЖКОВСКОГО 112
1. Специфика работы Д.С.Мережковского с историческим материалом в романах «Александр I» и«14 декабря» 112
2. Особенности исторического мышления Д.С. Мережковского 136
3. Влияние основных методологических традиций конца XIX - начала XX века на творческий процесс Д.С. Мережковского 164
Заключение 182
Список источников и литературы 187
- Становление личности
- Религиозно-философская и историософская концепция Д.С. Мережковского
- Специфика работы Д.С.Мережковского с историческим материалом в романах «Александр I» и«14 декабря»
Введение к работе
Рубеж XIX и XX вв. в русской истории характеризуется сложными и неоднозначными процессами, происходившими во всех без исключения сферах жизни общества, постепенно менявшими его облик, которые обобщенно можно обозначить как модернизационные процессы. И сейчас, столетие спустя, наше общество проходит через подобный период модернизации, столь болезненный для всех его членов. Поэтому неслучаен тот интерес к опыту вековой давности, который проявляет современное российское общество и историческая наука как его часть. В этой связи особый интерес представляет духовный и психологический опыт представителей российского социума рубежа прошлого и позапрошлого веков, как выдающихся, так и рядовых.
Стремление найти объяснение, а возможно, и оправдание реалиям современной российской жизни заставляет обращать внимание именно на период конца XIX - начала XX в. еще и потому, что нынешний модернизационный этап связан с преодолением советского прошлого. Советский период стал отдельной большой (по меркам новейшей истории) главой в истории России. А корни этого длительного этапа развития страны, наследие которого мы столь тяжело преодолеваем теперь, нужно искать именно в модернизационном кризисе вековой давности. Причем интерес вызывают не только политические, экономические, социальные процессы того периода, но и культурные предпосылки, особенности культурной жизни эпохи: спектр наличествовавших идей и взглядов, философских теорий и позиций, психология различных социальных групп, активная или пассивная их позиция, их взгляды на свою роль в социуме в целом и т.д. Весьма интересным, с этой точки зрения представляется изучение такой группы, как интеллектуальная элита, ведь именно она выполняет функцию производства духовных ценностей в любом обществе. Именно в этой среде создаются те концепции, идеи и
4 трактовки, вообще духовные ценности, которые затем воспринимаются всем остальным обществом. Представители интеллектуальной элиты - авторитетные философы, ученые, поэты, писатели и т.д. - формируют в обществе набор парадигм мышления и восприятия, донося до сограждан свои философские концепции или выраженные в художественных (и не только в художественных) произведениях взгляды на устройство мира, общества, должное и сущее, на прошлое своей страны и пути развития ее в будущем, на межличностные взаимоотношения и т.д. Таким образом, интеллектуальная элита опосредованно, через формирование парадигм, которые являются основой любого отношения, любого действия, влияет на генезис и актуализацию многих событий жизни страны, то есть является одной из сил, определяющих ее историческое развитие.
С другой стороны, интеллектуальная элита, как и любая другая часть общества, является также результатом его развития и несет на себе весь груз его культурных традиций. С этой точки зрения, всестороннее изучение взглядов интеллектуальной элиты дает возможность получить представление о специфике национальной культуры, а при соответствующей методике изучения - и о менталитете нации.
Наконец, третий существенный аспект изучения интеллектуальной элиты состоит в том, что она является той частью общества, которая наиболее чутко и наиболее мобильно реагирует на все происходящее в стране, на все изменения в ее жизни. Это немаловажное качество позволяет через всесторонний анализ особенностей мировоззрения, взглядов представителей интеллектуальной среды определенного исторического периода лучше понять все происходившее тогда в рассматриваемом обществе, увидеть специфику этого исторического периода. Данный аспект наиболее интересен применительно к изучению переходных эпох в развитии общества, таких, как рубеж XIX - XX веков в российской истории. Если сравнить Россию середины XIX века с Россией предвоенной, Россией начала 1910-х годов, то мы увидим разительные изменения не только в социально-экономической и политической сферах, но и в
5 сфере психологии, человеческих взаимоотношений, в сфере сознания. Среди всех слоев российского общества сильнее всего эти изменения проявились в такой социальной группе как интеллектуальная элита в силу указанной выше ее особенности. Поэтому изучение интеллектуальной элиты, выявление общих черт сознания ее представителей поможет лучше понять те перемены, которые происходили в российском обществе интересующего нас периода, их характер и направленность.
В свете всего вышесказанного выяснение умонастроений российских интеллектуалов конца XIX - начала XX века представляется весьма интересной и многообещающей исследовательской задачей. При этом мы имеем в виду как взгляды общефилософского характера (например, историософские представления, или представления о свободе и т.д.), так и конкретные социально-политические взгляды (причем не только, и не столько в смысле партийной принадлежности, сколько в смысле традиции отношения к власти, к низам общества, к проблеме так называемой «социальной справедливости» и т.д.), а также, в определенной степени, и социально-психологический аспект, как то: активность или пассивность жизненной позиции группы (если можно выделить общегрупповую позицию по данному параметру), представления о собственной роли в жизни социума и т.д.
Исходя из вышеизложенного, понятны причины, побудившие автора обратить внимание на российское общество конца XIX - начала XX века и такую его часть, как представители интеллектуальной среды, причем с точки зрения определенной проблематики, логичнее всего вписывающейся в исследовательское поле интеллектуальной истории с ее вниманием к изучению культурного пространства, интеллектуальных, коммуникативных и других социокультурных практик, взаимосвязи интеллектуального опыта личности и интеллектуальной среды и, шире, культурного пространства, в которые она включена.
Неслучайно выбран и биографический жанр исследования. В изучении истории, в самом общем виде, можно выделить два основополагающих
подхода: изучение общего, типичного (тенденций развития, «длительных» процессов, социальных групп, целых эпох) и изучение единичного, уникального. Второй подход, представленный сейчас персональной и локальной историей, а также историей повседневности, был долгое время незаслуженно забыт, а точнее, признан менее значимым, и не только в советской исторической науке. Однако очевидно, что для создания полноценной картины прошлого, необходимо сочетание обоих указанных подходов. Ни один из них не может быть признан более или менее ценным, чем другой, поскольку сама жизнь, в том числе и жизнь человеческого общества, состоит из синтеза уникального и типичного, а история как раз та наука, которая нацелена на познание человеческого прошлого в его целом, во всем его многообразии, а не только на выявление закономерностей, как большинство наук. Й если только макроисторический подход позволяет проследить глобальные изменения в развитии человеческого общества, создать общую картину исторической эпохи, увидеть, как одна эпоха сменяет другую, выявить причины и следствия существенных изменений в жизни общества, то микроисторический подход один способен предоставить нам информацию о тех деталях, без которых невозможно представить полную картину прошлого: о повседневной жизни представителей каких-либо социальных групп (история повседневности) или конкретного местечка (локальная история), или психологическом самоощущении, развитии и самореализации личности, механизме личного выбора и оценке окружающей действительности в условиях данного исторического момента (персональная история). Указанный круг проблем не может быть даже поставлен в рамках первого подхода, тогда как ответ на эти вопросы существенно обогащает наше представление о конкретной исторической ситуации. Поэтому неслучайно в последние десятилетия XX века мы видим рост интереса к микроисторическим исследованиям, к микроисторическому подходу в целом. Одним из направлений в рамках данного подхода, возрождающимся на новом методологическом уровне, стала персональная история. «Если до последнего времени историческая
7 антропология оставляла за кадром проблему самоидентификации личности, личного интереса, целеполагания, индивидуального рационального выбора и инициативы, - указывает Л.П.Репина, - то, в конечном счете, ответ на вопрос, каким образом унаследованные культурные традиции, обычаи, представления определяли поведение людей в специфических исторических обстоятельствах (а, тем .самым, и весь ход событий и их последствия) потребовал выхода на уровень анализа индивидуального сознания, индивидуального опыта и индивидуальной деятельности»1. Преимущественное внимание к перечисленным в данном высказывании проблемам и составляет методологическую новизну персональной истории. В отличие от биографистики прошлого, традиционно уделявшей основное, если не все, свое внимание внешней событийной канве жизни героя и анализу его взглядов, основное внимание современных исследователей привлекает внутренняя жизнь героя. Его взгляды и деятельность рассматриваются сквозь призму внутреннего духовного опыта, процесса становления его личности, которые, в свою очередь, не могут быть адекватно поняты в отрыве от той среды, в которой существует и действует личность и в которой происходило ее формирование.
Данная работа создана в рамках этого нового направления -персональной истории. И неслучайно ее героем и объектом исследования стал Дмитрий Сергеевич Мережковский. Писатель, критик, поэт, публицист, драматург, активный участник Санкт-Петербургских Религиозно-философских собраний и Религиозно-философского общества, различных литературных салонов и обществ, Д.С.Мережковский был, безусловно, одной из самых заметных фигур культурного ландшафта российской столицы начала XX века. Здесь нужно отметить, что именно деятели от литературы в тот период привлекали к себе наиболее массовое, широкое внимание, поскольку в отсутствие таких современных средств массовой информации, как радио и телевидение, именно литература, во всех ее многообразных проявлениях,
Репина Л.П. Историческая биография и «новая биографическая история» // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 5: Историческая биография и персональная история. М., 2001. С. 7.
8 являлась властительницей дум образованной части общества. А произведения Д.С.Мережковского, его публицистические статьи, выступления с публичными лекциями вызывали множество неоднозначных, противоречивых, а нередко и полностью противоположных реакций: от безусловного признания его таланта до огульной, не стесняющейся в выражениях критики.
Уже одно то, что идеи и деятельность Мережковского неизменно
привлекали к себе всеобщее внимание, неважно положительное или
отрицательное, делает последнего интересным объектом для изучения в рамках
персональной и интеллектуальной истории. Однако для историка его фигура
привлекательна еще и тем, что он проявлял очень большой интерес к истории.
Подавляющее большинство его крупных работ обращены к историко-
культурным сюжетам2. Естественно, определенный интерес представляют его
трактовки соответствующих исторических эпох, степень их самостоятельности,
а также его историософская концепция, которая не только пронизывает все
упомянутые выше произведения, но и сквозит практически во всех его
публицистических и литературно-критических статьях (исключая наиболее
раннюю критику), а также в его поэзии. Но еще более интересен другой аспект.
Произведения Мережковского представляют собой любопытную творческую
практику, смысл которой заключается в сознательном использовании
преломленных сознанием исследователя-непрофессионала
«исследовательских» методов. Изучение этой практики представляется весьма интересной задачей. Оно дает ценный материал для понимания взаимосвязи науки и культуры, раскрытия богатства этих связей и уяснения не только способов трансляции достижений науки в более широкие слои общества, но и механизмов распространения представлений о научных методах изучения, распространения за пределы исторического научного сообщества узкокор'поративных профессиональных навыков. Все вышеперечисленные
2 Трилогия «Христос и Антихрист» (1895 - 1904); трилогия «Царство Зверя» (1908 - 1918); трилогия: «Тайна Трех. Египет и Вавилон» (1925), «Тайна Запада. Атлантида-Европа» (1930), «Иисус Неизвестный» (1932); дилогия: «Тутанкамон на Крите» (1924) и «Мессия» (1926-27); работы «Наполеон» (1929) и «Данте» (1939), «Лица святых от Иисуса к нам» (1936-1938) и посмертно изданные трилогии «Реформаторы» (1941-42) и «Испанские мистики» (1959 - 1984).
9 соображения обуславливают актуальность и научное значение выбранной темы.
Итак, объектом данного диссертационного исследования является личность и творчество Дмитрия Сергеевича Мережковского, а предметом - его интеллектуальный облик и творческий процесс в контексте восприятия им истории.
Основной целью работы является определение характера исторического мышления и исторических представлений писателя, места последних в его мировоззрении, а также роли исторического знания в его творческой практике.
В связи с поставленной целью были сформулированы следующие задачи:
исследовать процесс становления основных психологических черт личности Д.С.Мережковского, сформировавших его интеллектуальный облик;
подвергнуть анализу его мировоззрение и религиозно-философскую концепцию с целью определения места исторического знания в иерархии ценностей, структуре интересов писателя и системе его взглядов;
изучить исторические романы и историко-философские эссе Мережковского для выявления методики работы писателя с историческим материалом;
определить характер влияния профессионального исторического знания на его творческий процесс;
-. рассмотреть воздействие на Мережковского основных теоретико-методологических направлений в науке конца XIX - начала XX века.
Таким образом, проблемное поле диссертации находится на пересечении исследовательских областей нескольких исторических дисциплин: персональной истории, историографии, интеллектуальной истории и культурной истории, - а также некоторых других гуманитарных наук: психологии, философии, литературоведения. Соответственно, в работе помимо общенаучных методов и принципов научного исследования используются методологические достижения всех этих дисциплин при естественном главенстве принципов и методов собственно исторической науки. Методологической основой диссертации служат взаимосвязанные и
10 взаимодополняющие методологические установки персональной истории и интеллектуальной истории.
Методологическая новизна персональной истории связана с ее вниманием к проблемам самоидентификации и самореализации личности, личностного выбора (к ситуациям выбора и механизмам принятия решений), влияния на эти процессы социокультурной среды, в которой формируется и существует личность: семьи, различных формальных и неформальных сообществ, в которые включена личность, с их корпоративными представлениями и нормами поведения, социальных институтов и властных структур, интеллектуальной среды и культурного пространства в целом. Подход, ориентированный на решение указанных исследовательских проблем, позволяет выявить важнейшие факторы, оказавшие влияние на становление личности Д.С.Мережковского, и, насколько это возможно на основе имеющегося комплекса источников, раскрыть механизм формирования основных психологических черт его личности. Он позволяет рассмотреть мировоззренческий пласт личности писателя во взаимосвязи с остальными ее характеристиками и проанализировать процесс эволюции его религиозно-философских представлений с учетом влияния различных факторов, как интеллектуального, так и эмоционально-психологического, социального, политического порядка.
В свою очередь, интеллектуальная история активно разрабатывает проблематику культурного пространства, интеллектуальных, коммуникативных и других социокультурных практик. При этом она нацелена на изучение не только форм и результатов любой творческой деятельности, но и ее условий, влияния ее результатов на реципиентов и механизма «обратной связи». Интересы персональной и интеллектуальной истории пересекаются в разработке проблематики творческой деятельности личности. Использование данных методологических установок дает возможность проникнуть в «творческую лабораторию» Д.С.Мережковского, в том числе формулировать и решать проблему выявления характерных для писателя методов работы с
историческим материалом, позволяет рассмотреть его творческий процесс по созданию произведений, написанных на историческом материале, как особую интеллектуальную практику и сравнить ее с исследовательской практикой профессиональных историков.
Методический аппарат исследования помимо принципов указанных выше исторических субдисциплин составляют также: методы историографического анализа, позволяющие выявить особенности методики работы Мережковского с историческим материалом и оценить степень самостоятельности его конкретно-исторических трактовок; методы логического анализа, нацеленные на выявление способов аргументации, логических ошибок и противоречий в отдельных его суждениях, а также на оценку логической основы его религиозно-философской концепции; сравнительно-текстологический метод анализа, позволяющий сопоставить тексты произведений Д.С.Мережковского с текстами исторических источников и сочинений историков.
Необходимо отметить, что при решении задач, связанных с определением влияния исторической науки на творческую практику Д.С.Мережковского, в данной работе используется такой концепт, как «профессиональный историк». Под этим понятием мы подразумеваем авторов исторических трудов, получивших историческое образование и сделавших изучение истории своей профессией. Исключение сделано только для Н.К.Шильдера, который, не будучи историком по образованию, был, тем не менее, признан таковым в научном сообществе. Его трактовки личностей российских императоров, а отчасти и периодов их царствования, вошли в арсенал исторической науки тех лет, несмотря на известные недостатки его трудов, которые отмечались еще современными ему историками. В соответствии с данным критерием Д.С.Мережковский, получивший филологическое образование и избравший своим профессиональным поприщем литературную деятельность, определяется нами как непрофессиональный исследователь истории. При этом никакой негативной оценочной нагрузки в данное определение не вкладывается.
Следует также очертить критерии профессионализма исторического
исследования, с которыми сравнивается творческий процесс Мережковского по созданию произведений исторической тематики. Здесь нужно назвать установку на выявление и интерпретацию исторических источников, опосредованную критическим подходом к их содержанию; подкрепляемость суждений теоретического порядка фактическими данными; интерпретацию этих данных при помощи выработанных наукой соответствующего периода объяснительных моделей (интерпретационных механизмов); представление результатов исследования в определенной форме: применительно к российской исторической науке конца XIX - начала XX века - в форме доказательного, логически непротиворечивого, снабженного справочным аппаратом, библиографией, историографическим и источниковедческим анализом нарратива, отличающегося, кроме того, разделением авторского и источникового текста и культурой использования трудов предшественников.
В виду междисциплинарного характера исследования литературу по выбранной проблеме можно разделить на две группы. К первой относятся работы историков, представляющие собой методологические разработки в направлении выбранной темы. Здесь нужно отметить, что проблема преломления достижений исторической науки в культурном пространстве, в том числе взаимодействия литературы и истории, остается мало разработанной в отечественной историографии, а такой аспект, как восприятие другими сферами культуры представлений о научных методах постижения истории, вообще не рассматривался.
Среди работ указанной группы следует выделить, прежде всего, работы, принадлежащие Л.П.Репиной3. В своих статьях, а отчасти и в указанной монографии, она формулирует основные методологические принципы таких
3 Репина Л.П. Что такое интеллектуальная история? // Диалог со временем. Вып. 1. М., 1999. С. 5 - 12; Она же. Историческая биография и «новая биографическая история» // Диалог со временем. Вып. 5. С. 5 - 12; Она же. Персональная история и интеллектуальная биография // Диалог со временем. Вып. 8: Персональная история и интеллектуальная биография. М., 2002. С. 5 - 10; Она же. «Второе рождение» и новый образ интеллектуальной истории // Историческая наука на рубеже веков. М., 2001. С. 175 - 192; Она же. «Персональная история»: биография как средство исторического познания // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. Вып. 2. М., 1999. С. 76 - 100; Она же. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998; Она же. Смена познавательных ориентации и метаморфозы социальной истории // Социальная история: Ежегодник. 1997. М., 1998. С. 11-52; Социальная история: Ежегодник. 1998. М., 1999. С. 7-38.
13 новых для отечественной исторической науки направлений, как новая интеллектуальная история и персональная история. Так, в указанной монографии она отмечает, что персональная история базируется на комбинации двух познавательных стратегий. Первая выражает внимание к принуждению индивида культурой, к сложному способу конструирования смыслов и организации культурных практик, к риторическим лингвистическим средствам, тем понятиям, посредством которых люди представляют и постигают свой мир. При таком понимании персональная история смыкается не только с интеллектуальной, но и с культурной историей. Вторая стратегия нацелена на выявление активной роли индивида, способов, посредством которых он в заданных культурой и не полностью контролируемых им обстоятельствах целенаправленно использует наличествующие инструменты культуры. Этот же аспект необходимости комплексного анализа субъективных и объективных факторов, формирующих жизненный путь личности, раскрытия взаимовлияния личности и социума Л.П.Репина подчеркивает и в своих статьях, посвященных персональной истории. При этом отмечается повышенное внимание к внутреннему миру, «истории души» героя, естественное при указанной постановке задач, и особая ценность, которую в связи с этим приобретают источники личного происхождения.
Л.П.Репина также обращает внимание на существование двух различных парадигм персональной истории в современной отечественной исторической науке, условно обозначая их как «социальную» и «экзистенциальную». Различаются они целевыми установками исследования и предполагаемым уровнем обобщения результатов. В первом случае «история одной жизни» во всей ее уникальности и полноте рассматривается и как главная цель познания, и как средство изучения включавшего их социума. Очевидно, что сама Л.П.Репина разделяет именно эту платформу.
«Экзистенциальная» же версия персональной истории сосредотачивается только на изучении психологических характеристик личности, которое выступает как самоценное. Выразитель данной позиции Д.М.Володихин
14 специально подчеркивает автономию и самоценность микроисторического подхода и необязательность включения результатов биографического исследования в макроисторический контекст, а полученную в результате историческую реконструкцию рассматривает как средство диалога автора с современниками4.
Относительно предмета и методологии современной интеллектуальной истории в работах Л.П.Репиной, а также Г.И.Зверевой5 отмечается нацеленность данной исторической субдисциплины на изучение всех видов творческой деятельности, их условий, форм и результатов. При этом выдвигается требование учета взаимодействия между развитием идей и их «исторической средой обитания» - культурным, социальным, религиозным, политическим и другими контекстами, что, в свою очередь, порождает интерес к «мыслительному инструментарию», формам взаимодействия интеллектуалов между собой и с «внешним миром культуры». На этой основе выделяются и следующие актуальные проблемы историографии как части интеллектуальной истории: творческая лаборатория историка, исследовательская психология, изменения в исследовательском сознании историков, эволюция исторических представлений и исторического сознания вообще, изменение способов производства, сохранения и передачи исторической информации, роль исторической науки в процессе формирования национальной идентичности. Естественно, что современная интеллектуальная история, учитывая требования «постмодернистского переворота» в науке, уделяет повышенное внимание тексту источника, правилам и способам прочтения исторического текста аудиторией, которой он предназначался.
Следует отметить также коллективную работу «Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до
См.: Володихин Д.М. Две ветви микроисторической платформы в отечественной историографии // Диалог со временем. Вып. 8. С. 445 - 447; Он же. Нарратив побеждает // Диалог со временем. Вып. 5. С. 385 - 389; Персональная история / Сост.: Д.М.Володихин. М., 1999; Персональная история. Исповедь судьбы / Сост.: Д.М.Володихин. М., 2001.
5 Зверева Г.И. Понятие новизны в «новой интеллектуальной истории» // Диалог со временем. Вып. 4: Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории. М., 2001. С. 45 - 54.
15 начала нового времени»6 под редакцией Ю.Л.Бессмертного. Первые две главы ее, написанные именно Ю.Л.Бессмертным, посвящены как раз определению исследуемой проблемы и методу, который предлагается авторским коллективом для ее изучения. В данной работе, второй в серии, посвященной изучению частной жизни человека прошлого, авторы сфокусировали свое внимание на роли человеческой субъективности в частной сфере: на мире человеческих эмоций, взаимодействии внутреннего мира индивида и «домашнего микроклимата» - в реальном социальном опыте конкретных людей, нестандартных проявлениях - казусах, «странных людях». При этом позицию авторов характеризует признание равной значимости и ценности макро- и микроисторического подходов к анализу прошлого, что более всего импонирует нам в данной работе. Поэтому, изначально подчеркивая свою сосредоточенность на анализе индивидуального, а не на выявлении общего, типичного в сфере частной жизни в рамках данной работы и признавая самоценность результатов микроисторического исследования, авторы все же стремятся включить полученные результаты в представления более общего характера. Для соединения результатов микро- и макроанализа в некое целостное видение, полноценную картину прошлого предлагается «познавательный подход, который можно условно назвать построенным по принципу дополнительности, ибо предусматривается соединение микро- и макропроекций прошлого вне их механического слияния, при сохранении каждой из них своей автономности»7. Применительно к анализу частной жизни такой подход предполагает не только всесторонний анализ индивидуальных проявлений человека в рассматриваемой ситуации, но и выявление принятых в соответствующей социальной группе стереотипов поведения и отношения. Сопоставление же того и другого может позволить сделать определенные выводы.
6 Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала
нового времени. М., 2000.
7 Человек в мире чувств. С. 22. Здесь и далее курсив автора - Т.П.
Необходимо отметить также статью Ю.Л.Бессмертного8, в которой, основываясь на анализе тенденций современной западной медиевистики, он приходит к выводу о трансформации представлений о задачах исторического исследования. Последние видятся многим современным исследователям не в изучении преемственности и эволюционных изменений в явлениях прошлого, а в выявлении их неповторимой инакости. Обусловлены эти изменения иным пониманием исторического процесса, который мыслится представителями данной исследовательской парадигмы как дискретный. В связи с указанными тенденциями в современной исторической науке возрастает роль микроанализа. Отталкиваясь от осмысления указанных методологических изменений Ю.Л.Бессмертный формулирует одну из важных, на наш взгляд, методологических установок микроисторического подхода: «Казусный анализ отдельных феноменов рассчитан как раз на их углубленную проработку и на осмысление реальной многозначности каждого из них. «Единственность» истолкования априорно оказывается в таком случае под вопросом, несмотря на то, что множественность смыслов ничуть не угрожает здесь «исторической правде». Ей угрожает, наоборот, утверждение безусловности одного единственного истолкования»9.
Вторую часть литературы, использованной при подготовке данного
исследования, составляют работы, посвященные собственно
Д.С.Мережковскому. В подавляющем большинстве это работы литературоведческого характера. Если попытаться дать общую характеристику всей литературе, написанной о Мережковском, то можно назвать только такую ее черту как неоднозначность. При оценке одних и тех же особенностей его творчества в различных работах встречаются не просто различные, но абсолютно противоположные суждения. Это, конечно, обусловлено специфическим характером творчества, а, в конечном итоге, особенностями личности Д.С.Мережковского. Однако, справедливости ради, нужно отметить,
8 Бессмертный Ю.Л. Это странное, странное прошлое // Диалог со временем. Вып. 3. М., 2000. С. 34 - 46.
9 Бессмертный Ю.Л. Это странное, странное прошлое. С. 46.
17 что критических оценок в адрес писателя высказывалось и высказывается больше, чем положительных.
Указанный обширный блок работ целесообразно разделить по хронологическому принципу на две группы. В первую группу войдут мнения современников, в том числе и младших современников, о творчестве Д.С.Мережковского, а во вторую - современная исследовательская литература о Мережковском. Особенностью первой группы работ является то, что они могут выступать как в качестве источников, так и в качестве литературы по изучаемой проблеме. В этом последнем качестве они важны тем, какие особенности творчества Д.С.Мережковского в них обсуждаются. А тот факт, что практически все темы, являющиеся объектом пристального внимания современных исследователей, обращающихся к творчеству Мережковского, были намечены еще в работах современников писателя, и дает нам право рассматривать их в качестве отдельной группы литературы по проблеме. Хотя, в целом, указанная группа работ, конечно, отличается большей субъективностью в сравнении с современной исследовательской литературой. Причиной тому и то, что многие авторы лично знали Дмитрия Сергеевича, и увлеченность других полемикой с ним, и просто отсутствие достаточной временной дистанции.
В числе основных тем выделенной группы литературы можно назвать следующие: критику творчества Д.С.Мережковского с эстетической точки зрения; проблему тенденциозности в произведениях Мережковского; своеобразие формы изложения Мережковским своих мыслей (обсуждались и логическая форма построения мысли, и стилистика); критику существа идей Д.С.Мережковского, осуществлявшуюся большей частью философами (Н.А.Бердяев, С.Л.Франк, Л.Шестов, В.В.Зеньковский, П.Б.Струве, В.А.Базаров10), со стороны литераторов можно говорить только об оценке его
10 Бердяев Н.А. О новом религиозном сознании // Вопросы жизни. 1905. № 9. С. 147 - 188; Он же. Новое христианство (Д.С.Мережковский) // Д.С.Мережковский: pro et contra. СПб., 2001. С. 331 - 353; Франк С.Л. О так называемом «новом религиозном сознании» // Там же. С. 307 - 312; Шестов Л. Власть идей (Д.Мережковский. Л.Толстой и Достоевский. Т. II) // Там же. С. 109 - 134; Зеньковский В.В. История русской философии. М., 2001.; Струве П.Б. Борьба за веру и борьба за догмат (несколько слов о Д.С.Мережковском) //
18 идей: как интересных (Чуковский ') или по сути не отличающихся от исторического христианства (Минский ), - а не о развернутой, аргументированной критике. В рамках этих тем обсуждались слабость стихов Мережковского (А.Л.Волынский, В.П.Буренин ), или наоборот, их красота и образность (С.Андреевский14); относительно романов - подчиненность схеме, неумение изображать душу человека (В.П.Буренин, К.И.Чуковский, А.Белый, П.Берлйн15), вдохновленность не жизнью, а литературой (Н.Абрамович16), и наоборот, правдивость и живость изображения (Г.Брандес о романе «Юлиан Отступник»17). Тенденциозность как характерная черта творчества Мережковского отмечалась на разных уровнях: в художественном творчестве, когда романы, например, выступают лишь как фон для идей автора (В.П.Буренин, К.И.Чуковский, А.Белый, П.Берлин18); в критике Мережковского, применительно к которой обсуждалась предвзятость в интерпретации творчества писателей и их жизни (М.О.Меньшиков, А.Г.Горнфельд, Н.М.Минский, Б.Никольский, А.Рождествин19); наконец, выявлялась тенденциозность и схематичность его мысли вообще (Б.М.Зйхенбаум"). С точки зрения анализа формы изложения, в текстах Мережковского подчеркивалось обилие цитат, и даже стремление писателя
Русская мысль. 1909. Кн. I. С. 208 - 210; Он же. Спор с Д.С.Мережковским // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 158 - 170; Базаров В.А. Христиане Третьего Завета и строители Башни Вавилонской // Там же. С. 197 - 241.
11 Чуковский К.И. Д.С.Мережковский (Тайновидец вещи) // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 140 - 150.
12 Минский Н.М. Абсолютная реакция. Леонид Андреев и Мережковский // Д.С.Мережковский: pro et contra. С.
171-196.
ь Волынский А.Л. Символы (песни и поэмы) // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 29 - 34; Буренин В.П. Критические очерки // Там же. С. 35 -41; Он же. Литературные эпигоны // Там же. С. 42 - 52.
14 Андреевский С. Вырождение рифмы (Заметки о современной поэзии) // Мир искусства. 1901. № 5. С. 211 -
236.
15 Буренин В.П. Литературные эпигоны; Чуковский К.И. Д.С.Мережковский (Тайновидец вещи); Белый А.
Мережковский II Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 257 - 266; Берлин П. Александр I и декабристы в
искажении Д.Мережковского // Новый журнал для всех. 1913. № 4. Стлб. 169 - 172.
16 Абрамович Н. Последний роман Мережковского // Новая жизнь. 1912. № 3. Стлб. 145 - 164.
17 Брандес Г. Мережковский // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 313 - 321.
18 Буренин В.П. Литературные эпигоны; Чуковский К.И. Д.С.Мережковский (Тайновидец вещи); Белый А.
Мережковский; Берлин П. Александр I и декабристы в искажении Д.Мережковского.
19 Меньшиков М.О. Клевета обожания (А.С.Пушкин) // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 53 — 81; Горнфельд
А.Г. Г-н Мережковский и черт // Там же. С. 151 - 157; Минский Н.М. Абсолютная реакция. Леонид Андреев и
Мережковский; Никольский Б. «Вечные спутники» г. Мережковского // Исторический вестник. 1897, ноябрь. С.
593 -601; Рождествин А. Лев Толстой в критической оценке Мережковского. Казань, 1902.
20 Эйхенбаум Б.М. Д.С.Мережковский-критик//Северные записки. 1915, апрель. С. 130- 138.
19 передать собственные мысли при помощи цитат (Н.М.Минский, Л.Троцкий , последний назвал Мережковского «чертом в цитатах»); относительно логической формы отмечались бездоказательность, фактически, постулирование суждений (А.Г.Горнфельд"), преподнесение их в форме озарения, то есть в беспредпосылочном виде, нарушение логических законов в его рассуждениях (Б.М.Эйхенбаум ). При этом выделяется точка зрения В.В.Розанова, который, выделяя в качестве основной черты творчества Мережковского недосказанность мысли, считал ее обусловленной существом
~24
предмета, о котором говорил последний .
Особняком в этой группе стоит статья А.Белого" , который, на наш взгляд, наиболее точно оценил уникальность феномена Мережковского. Белый, безусловно, признает за Мережковским наличие таланта, отмечая при этом, что он талантлив во всех сферах деятельности, за которые берется. Однако талант его, по мнению Белого, везде недовоплощен. Причину поэт видит в том, что человечество еще не придумало жанра, сферы творчества, в которой мог бы адекватно выразить себя и свое знание Мережковский. Поэтому он вынужден использовать наличные формы творчества, а это неизбежно обедняет его талант и то, что он стремится передать. В этой образной трактовке, на наш взгляд, есть доля истины. Как будет показано ниже, в каждом жанре творчества, к которому обращался Мережковский, он стремился только к одному - выразить и наиболее эффективно донести до общества существо волновавших его идей. При этом все прочие соображения, в том числе и эстетического порядка, отходили на второй план и могли быть принесены в жертву.
Применительно к нашей теме в данной группе литературы нужно выделить небольшую статью критика и философа Н.М.Бахтина «Мережковский и история»26. Последний отмечает, что для бесстрастных исследователей
"' Минский Н.М. Абсолютная реакция. Леонид Андреев и Мережковский; Троцкий Л. Мережковский // Кодры.
1990. № 12. С. 163-169.
" Горнфельд А.Г. Г-н Мережковский и черт.
23 Эйхенбаум Б.М. Д.С.Мережковский - критик.
24 Розанов В.В. Среди иноязычных (Д.С.Мережковский) // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 82 - 103.
25 Белый А. Мережковский.
26 Бахтин Н.М. Мережковский и история // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 362 - 364.
20 прошлого исторические романы Мережковского и его историко-философские эссе полны необоснованных, произвольных догадок и неточностей. Однако автор статьи не порицает Мережковского за эту черту, поскольку судит не как историк, а как философ. С его точки зрения, всякое осознание былого неадекватно, и потому символично, условно по своей природе. Именно через символ осуществляется реальное прикосновение к живой плоти былого. В связи с этим Бахтин считает подход Мережковского к историческому материалу имеющим право на существование.
Современную исследовательскую литературу о Д.С.Мережковском и его творчестве можно разделить на литературоведческую и носящую характер философского анализа его идей. Последняя категория представлена только одной 'крупной работой Я.В.Сарычева27. Автор приходит к выводу, что Д.С.Мережковский создал новую «религию», а точнее, ересь, однако она оказалась несостоятельна в жизни и осталась только «фактом интеллигентского сознания». Вырождение ее в литературный, мыслительный факт, по мнению Я.В.Сарычева, было предопределено, поскольку она явилась продуктом преодоления декаданса, который сам же Мережковский определял как тягу к мистике вне религии.
Обширный комплекс литературоведческих работ, посвященных Д.С.Мережковскому, естественно, весьма разнороден. Однако, ориентируясь на специфику обсуждаемых тем, можно разделить работы, составляющие его, на две категории. К первой категории мы относим статьи, посвященные каким-либо частным вопросам творческой деятельности или биографии Мережковского. Частный характер обсуждаемых в них проблем не делает их менее ценными как для изучения феномена Мережковского вообще, так и для нашего конкретного исследования. Иногда в них раскрываются через описываемые факты интересные особенности личности писателя (как,
" Сарычев Я.В. Религия Дмитрия Мережковского: «Неохристианская» доктрина и ее художественное воплощение. Липецк, 2001.
21 например, в статье И.Винокуровой ) или важные особенности его творчества, как в статье Е.А.Андрущенко, посвященной всего лишь одной пьесе Мережковского29, где он обосновывает вывод, что драматургия Дмитрия Сергеевича аккумулировала все его идеи и служила их наглядному воплощению, или статье Е.М.Юхименко о старообрядческих источниках в романе «Петр и Алексей» , о которой еще будет сказано ниже. Можно назвать и целый ряд других статей подобного плана, в той или иной степени использованных при подготовке данного диссертационного исследования3 .
Вторую категорию составляют работы, посвященные определенной
проблеме или анализу крупных творческих пластов наследия писателя, как то:
анализу поэзии Мережковского (объемная статья или его
художественной прозы (статьи Л.А.Колобаевой ), эмигрантскому периоду жизни Мережковского (статьи О.А.Коростелева,. О.В.Кулешовой34),
" Винокурова И. Мережковский и Муссолини: к истории взаимоотношений // Вопросы литературы. 2001. № 2. С. 274-287.
29 Андрущенко Е.А. Пьеса «Будет радость» в творчестве Д.С.Мережковского // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. Т. 51. 1992. № б. С. 25 - 36.
j0 Юхименко Е.М. Старообрядческие источники романа Д.С.Мережковского «Петр и Алексей» // De visu. 1994. № 3/4. С. 47 - 59.
jl Воронцова T.B. К проблеме изменения заглавия первого романа трилогии Мережковского «Христос и Антихрист» // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 18 - 26; Коростелев О.А. Главная трилогия Д.С.Мережковского // Мережковский Д. Собрание сочинений. Тайна Трех. М., 1999. С. 603 - 606; Николюкин А.Н. Два биографических романа Д.С.Мережковского // Мережковский Д.С. Собрание сочинений. Данте. Наполеон. М., 2000. С. 3 - 10; Ваховская A.M. Исторический роман Д.Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей»: субъективное толкование или прозрение? // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5/6. С. 90 - 104; Тиме Г.А. Две «Атлантиды» (Г.Гауптман и Д.Мережковский: непреднамеренный диалог) // Русская литература. 1999. № 1. С. 111 - 133; Соболев А.Л. Д.С.Мережковский в работе над романом «Смерть богов. Юлиан Отступник» // Д.С.Мережковский. Мысль и слово. М., 1999. С. 31 - 50; Баццарелли Э. Заметки о романе Мережковского «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» // Там же. С. 51 - 55; Белоусова Е.Г. Зеркальность как стилевая примета трилогии Д.Мережковского «Христос и Антихрист» // Вестник Челябинского университета. Серия 2. Филология. 1999. № 2. С. 33 - 40; Марченко Т.В. «В конце концов будем надеяться»: Несостоявшаяся нобелевская премия // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 61 - 99; Приходько И.С. «Вечные спутники» Мережковского (К проблеме мифологизации культуры) // Д.С.Мережковский. Мысль и слово. С. 198 - 206; Успенская А.В. Мережковский и Набоков // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 108 — 123; Пильд Л. Мережковский и Тургенев // Русская литература. 1998. № 1. С. 16 - 34; Поварцов С. «Люди разных мечтаний» (Чехов и Мережковский) // Вопросы литературы. 1988. № 6. С. 153 - 183; Любимова Е. Трилогия «Христос и Антихрист» // Мережковский Д.С. Собрание сочинений в 4-х т. Т.2. М., 1990. С. 760 - 764; Пономарева Г.М. «В Европу прорубить окно...» // Русская речь. 1991. № 4. С. 18 - 19; и др.
32 Кумпан К.А. Д.С. Мережковский-поэт. (У истоков «нового религиозного сознания») // Мережковский Д.С.
Стихотворения и поэмы. СПб., 2000. С. 5 - 114.
33 Колобаева Л.А. Мережковский - романист // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 50. 1991. № 5.
С. 445 - 453; Она же. Тотальное единство художественного мира (Мережковский - романист) //
Д.С.Мережковский. Мысль и слово. С. 5 - 18.
34 Коростелев О.А. Мережковский в эмиграции // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 3 - 17; Он же.
«Россия без свободы для меня невозможна...» (Статьи Мережковского эмигрантского периода) //
Мережковский Д.С. Царство Антихриста: Статьи периода эмиграции. СПб., 2001. С. 560 - 582; Кулешова О.В.
22 журналистике в жизни Мережковского (диссертация Ю.Р.Кричевской5), неомифологизму (диссертация А.В.Чепкасова36) или динамике текстопорождения (диссертация Е.Г.Кабаковой ) в его творчестве и т.д. Очень интересна, например, статья Е.А.Андрущенко о предисловиях Мережковского39, где он определяет их виды, анализирует их роль, а также причины, по которым меняется их содержание и настроение. В целом, о работах данной группы, также как и о некоторых статьях из предыдущей, можно сказать, что они не только поднимают новые проблемы, связанные с изучением творческого наследия Д.С.Мережковского, но и продолжают обсуждение традиционных в данном контексте тем, звучавших еще в работах современников писателя, а именно: подчиненность схеме (О.Михайлов40) и тенденциозность (А.М.Ваховская41) его художественной прозы, склонность к цитированию (Е.М.Юхименко42), мнение о том, что для него открыта не книга жизни, а книга литературы (О.Михайлов43). Однако указанным особенностям современными литературоведами даются уже не только отрицательные оценки. В них. видят «черты жанрово-стилевого новаторства Мережковского-романиста»44, его вклад в достижения русской культуры рубежа XIX - XX
«Живо сердце России» (Мережковский-критик в эмиграции) // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 100
Г 107-
л Кричевская Ю.Р. Д.С.Мережковский и русская журналистика начала XX века. Диссертация ... канд. филол. наук. М., 1996.
3 Чепкасов А.В. Неомифологизм в творчестве Д.С.Мережковского 1890 - 1910-х гг. Диссертация ... канд. филол. наук. Кемерово, 1999.
Кабакова Е.Г. Динамика текстопорождения в критике Д.С.Мережковского. Диссертация ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2001.
38 Михайлов О. Пленник культуры (О Д.С.Мережковском и его романах) // Мережковский Д.С. Собрание сочинений в 4-х т. Т.1. М., 1990. С. 3 - 22; Лавров А.В. История как мистерия. Египетская дилогия Д.С.Мережковского // Мережковский Д.С. Мессия. СПб., 2000. 5 - 27; Андрущенко Е.А. «Безнадежный плач о Боге...» // Мережковский Д.С. Драматургия. Томск, 2000. С. 5 - 63; Задражилова М. Символизированное пространство в исторической прозе Мережковского // Д.С.Мережковский. Мысль и слово. С. 19 - 30; Белоусова Е.Г. «Генерализующая поэтика» Д.Мережковского (Трилогия «Христос и Антихрист»). Диссертация ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1998; Полонский В.В. Биографический жанр в творчестве Д.С.Мережковского 1920 - 1930-х гг. Диссертация ... канд. филол. наук. М., 1998; Каграманов Ю. Божье и Вражье. Вчитываясь в Мережковского // Континент. 1994. № 3. С. 308 - 336; и др.
Андрущенко Е.А. «Все предисловия бесполезны...» (Из наблюдений над предисловиями Мережковского) // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. Т. 55. 1996. № 3. С. 59 — 65.
40 Михайлов О. Указ. соч.
41 Ваховская A.M. Указ. соч.
42 Юхименко Е.М. Указ. соч.
43 Михайлов О. Указ. соч.
44 См.: Дронова Т.И. Особенности историзма трилогии Мережковского «Царство Зверя» //
Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 46 - 60.
веков .
Отдельного внимания заслуживает работа О.В.Дефье «Д.Мережковский: преодоление декаданса (раздумья над романом о Леонардо да Винчи)» как одна из немногочисленных крупных работ, посвященных Д.С.Мережковскому. Подробный литературоведческий анализ сочетается в ней с элементами философского анализа концепции писателя. Мережковский, по мнению автора данного исследования, - продукт своей эпохи, а его концепция - ответ на запросы времени. Вслед за Н.А.Бердяевым О.В.Дефье отмечает, что Мережковского нельзя назвать писателем в полном смысле этого слова, он, прежде всего, мыслитель. Именно поэтому в его романах множество художественных недостатков, по сути дела, они - лишь удобная форма выражения мыслей. В целом, применительно к данной работе также можно отметить, что ее основные выводы относительно оценки специфики творчества Мережковского перекликаются с уже упоминавшейся выше трактовкой, предложенной еще в начале XX века А.Белым, который определил Мережковского как «специалиста без специальности».
Особо следует остановиться на небольшой группе работ, в которых в связи с анализом исторических романов Мережковского (а также драмы «Павел I») затронуты некоторые аспекты работы Мережковского с историческим материалом. Так, Т.И.Дронова в своей статье «Особенности историзма трилогии Мережковского „Царство Зверя"» отмечает, что Д.С.Мережковский в указанных произведениях пытается соединить конкретно-историческое повествование и авторское «прочтение» эпохи. Этот вывод подтверждается и результатами данного диссертационного исследования. Т.И.Дронова также обращает внимание на еще одну важную для контекста нашей работы особенность творческого процесса Мережковского, а именно на то, что он стремится интуитивно постичь содержание исторических источников.
Нужно отметить также диссертацию О.Ю.Круглова46. Автор провел
См.: Дефье О.В. Д.Мережковский: преодоление декаданса (раздумья над романом о Леонардо да Винчи). М., 1999.
24 большую работу по сопоставлению фактической основы романа „Антихрист. Петр и Алексей" и драмы „Павел Первый" Д.С.Мережковского» с данными источников и трудами историков. Результаты этого анализа, на наш взгляд, заслуживают внимания. При этом нужно отметить, что они совпадают с результатами нашего анализа других исторических романов Мережковского, представленными в данной диссертационной работе. О.Ю.Круглов выделяет три группы фактов в анализируемых произведениях:
вымышленные факты и лица;
подлинные факты, лица и документы;
«факты, документы, лица, соответствующие истории, но имеющие
47 тг
определенную авторскую транскрипцию и интерпретацию» . К этой же группе он относит случаи, когда Мережковский использовал достоверный исторический материал, принадлежащий, однако, другой эпохе, или когда подтвержденные высказывания одних исторических лиц, он вкладывал в уста других или даже приписывал их вымышленным персонажам.
Первую группу Круглов отмечает как наиболее малочисленную, третью -наоборот, как самую многочисленную. Кроме того, анализируя текст произведений, Круглов указывает на множество заимствований из текстов исторических источников, которые незначительно отличаются от оригинала, указывает также и на дословные цитаты и выдержки из источников.
В целом, относительно данной диссертации нужно отметить, что автор ставит задачу выявления указанных групп фактов в анализируемых им произведениях Д.С.Мережковского, а также установления их соотношения. Ее он с успехом решает, однако этим и ограничивается, не предлагая никаких выводов и объяснений данным проведенного им анализа. Задачи же нашего исследования иные, и сравнительно-текстологический анализ исторических романов Д.С.Мережковского, осуществленный нами, служит лишь средством для их решения.
',б Круглов О.Ю. Историческая реальность и художественный вымысел в романе «Антихрист. Петр и Алексей» и драме «Павел Первый» Д.С.Мережковского. Диссертация ... канд. филол. наук. М., 1996. 47 Круглов О.Ю. Указ. соч. С. 226.
25 Еще одной работой, на которую следует обратить внимание в связи с рассматриваемой проблемой, является уже упоминавшаяся статья Е.М.Юхименко. Она посвящена выявлению источников старообрядческого происхождения, использовавшихся Мережковским при создании романа «Петр и Алексей». Благодаря сопоставлению в ее тексте цитат из источников и романа, иногда довольно пространных, статья дает возможность установить в том числе и характер использования соответствующих источников, а именно, опять-таки, почти дословное повторение текста источника в романе.
Итак, литература, посвященная Д.С.Мережковскому, весьма обширна, содержит массу фактической информации о жизненном и творческом пути писателя, литературоведческий анализ его произведений, а иногда и анализ его концепции или отдельных ее положений с философской точки зрения. Однако вопросы о роли и месте истории в жизни и творчестве Мережковского, об особенностях его работы с историческим материалом в этих работах не заняли ведущего места. Немногочисленные работы, которые, так или иначе, касаются этой проблемы, ограничиваются рассмотрением какого-либо из ее аспектов, тогда как проблема нуждается в комплексном изучении, позволяющем рассмотреть ее во всей ее целостности. Кроме того, вообще не ставился вопрос о связи методов работы Мережковского с историческим материалом с методологическим и методическим арсеналом современной ему исторической науки.
Указанные пробелы могут быть восполнены в результате исследования, выполненного в рамках исторической науки. Решение отмеченных задач на основе использования современных методологических разработок ряда новых направлений исторической науки в рамках данной диссертации и обуславливает ее научную новизну. Так, в нашем исследовании впервые осуществлена попытка комплексного рассмотрения проблемы повышенного внимания Д.С.Мережковского к истории как отрасли знания, выразившегося в создании большого количества работ с исторической тематикой. Объектом анализа стали такие аспекты проблемы, как причины появления указанного
26 интереса к истории и его место в структуре интересов писателя, место исторического знания в иерархии ценностей и системе его взглядов (на основе анализа определяющих личностных особенностей и религиозно-философской и историософской концепции писателя), выявление методики работы Мережковского с историческим материалом, особенностей интерпретации исторических фактов и явлений, исторического мышления писателя вообще, определение характера воздействия научного исторического знания на его творческий процесс (на основе анализа специфики произведений Мережковского, написанных на историческом материале).
Решение поставленного в данном диссертационном исследовании комплекса задач осуществляется на основе широкого круга источников. Источниковая база работы включает в себя как архивные, так и опубликованные материалы, которые по видовому критерию можно разделить на шесть групп. Первую группу составляют произведения Д.С.Мережковского. Внутри данной группы можно выделить следующую структуру: поэтические
48 г 49
произведения ; публицистические и критические статьи ; крупные прозаические произведения: художественные (сюда же мы относим и драматургию) и историко-философские , а также критическое " эссе. Поэзия
Мережковский Д.С. Стихотворения и поэмы. СПб., 2000.
49 Мережковский Д.С. Акрополь: Избранные литературно-критические статьи. М., 1991; Он же. Больная Россия.
Л., 1991; Он же. Вечные спутники // Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995
С. 353 - 521; Он же. В тихом омуте. М., 1991; Он же. Дон Кихот и Санчо Панса // Северный вестник. 1889. № 8.
С. С. 1 - 19; № 9. С. 21 - 41; Он же. Душа Сахара // Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 24-х т.
М„ 1914. Т. XV. С. 141 - 144; Он же. Елизавета Алексеевна // Там же. С. 122 - 132; Он же. Желтолицые
позитивисты // Там же. Т. XIV. С. 40 - 59; Он же. Иваныч и Глеб // Там же. Т. XV. С. 32 - 59; Он же. К соблазну
малых сих // Там же. С. 84 - 109; Он же. Не мир, но меч. Харьков; М., 2000; Он же. Новый Вавилон // Новый
путь. 1904, март. С. 171 - 180; Он же. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы
// Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский. Вечные спутники. С. 522 - 560; Он же. Пророчество и
провокация // Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 24-х т. М., 1914. Т. XV. С. 133 - 140; Он же.
Семь смиренных // Вехи: pro et contra. СПб., 1998. С. 100 - 110; Он же. Тургенев // Мережковский Д.С. Полное
собрание сочинений: В 17-ти т. СПб., 1911. Т. XII. С. 133 - 143; Он же. Флобер в своих письмах. // Северный
вестник. 1888. № 12. С. 27-48; Он же. Царство Антихриста: Статьи периода эмиграции. СПб., 2001.
50 Мережковский Д.С. Смерть богов (Юлиан Отступник) // Мережковский Д.С. Христос и Антихрист:
Трилогия: В 2-х т. М., 2000. Т. 1. С. 3 - 286; Он же. Воскресшие боги (Леонардо да Винчи) // Там же. Т. 1. С.
287 - 574; Т. 2. С. 3 - 248; Он же. Антихрист (Петр и Алексей) // Там же. Т. 2. С. 249 - 606; Он же. Павел I //
Мережковский Д.С. Драматургия. Томск, 2000. С. 204 - 275; Он же. Александр I // Мережковский Д.С.
Собрание сочинений: В 4-х т. М., 1990. Т. 3. С. 89 - 557; Он же. 14 декабря // Там же. Т. 4. С. 5 - 258; Он же.
Драматургия. Томск, 2000; Он же. Рождение богов. Тутанкамон на Крите // Мережковский Д.С. Мессия. СПб.,
2000. С. 29 - 152; Он же. Мессия // Там же. С. 153-391.
51 Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Харьков; М., 2000; Он же. Лица святых от Иисуса к нам. М.;
Харьков, 2000; Он же. Собрание сочинений. Данте. Наполеон. М., 2000; Он же. Тайна Трех. Египет и Вавилон //
27 Мережковского, в основном, носит рациональный характер, а потому служит прекрасной иллюстрацией религиозно-философской концепции автора. Однако необходимо выделить автобиографическую поэму «Старинные октавы»33, которая является ценным источником для воссоздания атмосферы детских и юношеских лет писателя, в силу чего представляется целесообразным отнести ее к группе источников личного происхождения.
Комплекс публицистических и критических статей Д.С.Мережковского является ценным источником для реконструкции его религиозно-философской и историософской концепции, путей ее формирования и эволюции взглядов писателя, а также выявления особенностей его стиля мышления. В силу того, что данный блок источников охватывает очень большой промежуток времени, начиная с года окончания Д.С.Мережковским университета и до последних лет его жизни, он служит необходимым дополнением источникам третьей подгруппы при изучении указанных вопросов.
Особенностью крупных произведений Мережковского как источников по изучаемой теме, в свою очередь, является то, что именно их Дмитрий Сергеевич считал наиболее важными своими трудами и именно в них стремился наиболее полно выразить существо волновавших его идей.
В целом, источники данной группы позволяют реконструировать комплекс идей Д.С.Мережковского, определить место, которое занимала история в мировоззрении писателя. При этом нужно отметить, что ни одну из выделенных категорий произведений нельзя признать менее ценной для решения указанной задачи, в силу отмеченных выше особенностей. Кроме того, при соответствующей методике изучения данный блок источников способен дать также немало ценной информации для выявления основных личностных характеристик Мережковского.
Отдельно следует отметить, что текст ряда произведений, написанных на
Мережковский Д.С. Собрание сочинений. Тайна Трех. М., 1999. С. 3 - 218; Он же. Тайна Запада. Атлантида-Европа // Там же. С. 219 - 591.
Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский // Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский. Вечные спутники. С. 7-352. J Мережковский Д.С. Старинные октавы // Мережковский Д.С. Стихотворения и поэмы. С. 528 - 582.
28 историческом материале, выступает объектом нашего сравнительно-текстологического и историографического анализа. Применение сравнительно-текстологического метода изучения указанных источников позволяет выявить особенности методики работы писателя с историческим материалом, что в сочетании с методами историографического анализа и логического анализа суждений позволяет определить основные характерные черты исторического мышления Д.С.Мережковского, а также степень влияния основных методологических традиций конца XIX - начала XX века на его творческий процесс.
В отдельную категорию источников следует выделить черновики романа «14 декабря»54, дающие ценный материал, раскрывающий особенности «творческой лаборатории» Д.С.Мережковского и, прежде всего, особенности его работы с историческим материалом.
Третья группа источников представлена стенограммами заседаний Религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге 1901 - 1903 гг. 55 и Санкт-Петербургского религиозно-философского общества, возникшего в 1907 г.56 Данный блок источников раскрывает такую уникальную в истории России интеллектуальную коммуникативную практику, какой являлись Религиозно-философские собрания и, отчасти, религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге. В рамках упомянутых собраний и общества осуществлялся непосредственный диалог, нередко носивший характер острой полемики, между представителями светской культуры и Русской православной церкви. Одним из его наиболее активных участников являлся Д.С.Мережковский, поэтому данная группа источников дает дополнительную информацию для анализа оригинального комплекса идей и представлений писателя, путей его формирования, а также определения характерных черт его личности и особенностей мышления. Стенограммы позволяют оценить роль влияния
54 ОР РГБ. Ф. 218. Оп. 1362. Д. 7.
55 Записки Религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге // Новый путь. 1903. № 1 - 12; 1904. № 1.
Вышли также отдельным изданием в 1906 г.
56 РГАЛИ. Ф. 2176. On. 1. Д. 9, 10, 20, 25, 27; Записки Санкт-Петербургского религиозно-философского
общества. Вып. 1. СПб., 1908; Записки Петроградского религиозно-философского общества. 1914 - 1915. Вып.
VI. Пг., 1916.
29 указанной коммуникативной практики на формирование его религиозно-философской концепции.
К четвертой группе относятся источники личного происхождения. Здесь
можно выделить источники эпистолярного жанра , мемуары , записные книжки Мережковского59, его дневники60, автобиографическую заметку61 и уже упоминавшуюся поэму «Старинные октавы», а также некоторые другие материалы62. Первые две подгруппы источников ценны, прежде всего, тем, что дают представление о разнообразных коммуникативных сетях, в которые был включен Д.С.Мережковский. Естественно, что и для разрешения других поставленных в рамках данной диссертации задач они дают ценный материал, также как и остальные указанные подгруппы. Остается только отметить
5/ ГА РФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 126, 127. ОР РГБ. Ф. 249. М. 3872. Д. 1, 10; М. 4209. Д. 5, 7; Ф. 259. К. 17. Д. 10; Ф. 331. К. 51. Д. 58; Ф. 386. К. 71. Д. 60; К. 94. Д. 44, 45, 47; Ф. 746. К. 37. Д. 31; Р.С. К. 17. Д. 15. РГАЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Д. 421; Ф. 157. Оп. 1. Д. 83; Ф. 240. Оп. 1. Д. 161; Ф. 327. Оп. 1. Д. 16, 19, 20; Оп. 2. Д. 12, 13, 13а; Ф. 385. Оп. 1. Д. 25; Ф. 459. Оп. 1.Д.2630;Ф. 529. Оп. 1. Д. 51; Ф. 582. Оп. 1.Д. 12;Ф.781.0п. 1. Д. 9; Ф. 878. Оп. 1.Д. 1466; Ф. 1796. Оп. 1. Д. 65; 149; 187; 252; 304; ф. 2534. Оп. 1. Д. 41, 43; Ф. 2558. Оп. 1. Д. 265; Ф. 2833. Оп. 1. Д. 531; Записные книжки и письма Д.С.Мережковского // Русская речь. 1993. № 5. С. 25 - 40; Из альбома А.С.Элиасберга. Письма И.А.Бунина, К.Д.Бальмонта, З.Н.Гиппиус // Российский литературоведческий журнал. 1999. № 12. С. 168 - 196; «Как бы мне хотелось с Вами много поговорить». Письма Д.С.Мережковского М.Н.Ермоловой // Театр. 1993. № 7. С. 95 - 96; Д.С.Мережковский и М.Э.Здзеховский. Письма из Парижа в Вильнюс // Вильнюс. 1990. № 1. С. 147 - 156; Мережковский Д.С. Письма к С.Я.Надсону. // Новое литературное обозрение. 1994, № 8. С. 174 - 192; Переписка З.Н.Гиппиус, Д.С. Мережковского, Д.В. Философова с В.Я.Брюсовым (1901 - 1903 гг.) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5/6. С. 276 - 323; Переписка З.Н.Гиппиус, Д.С. Мережковского, Д.В. Философова с В.Я.Брюсовым (1904 - 1906 гг.) // Там же. 1996. № 7.'С. 200-226; Переписка З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковского, Д.В.Философова с В.Я.Брюсовым (1906 -1909 гг.) // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 124 - 347; Письма Д.С.Мережковского А.В. Амфитеатрову // Звезда. 1995. № 7. С. 158 - 169; Письма Д.С.Мережковского к П.П.Перцову // Русская литература. 1991. № 2. С. 156 - 181; Письма Д.С.Мережковского к В.В.Розанову (1899 - 1908) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5/6. С. 234 - 251; Письма Д.С.Мережковского к супругам Пети // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 109 - 117; В.В.Розанов о ближних и дальних (Пометы к письмам корреспондентов) //Литературоведческий журнал. 2000. № 13-14. Ч. 1. С. 74 - 148.
Бахрах А.В. Померкший спутник // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 499 - 503; Белый А. Начало века (отрывки) // Там же. С. 267 - 296; Бенуа A.H. Мережковские // Там же. С. 448 - 459; Берберова Н.Н. Курсив мой (фрагмент) // Там же. С. 490 - 498; Гиппиус 3.H. Мережковский. Он и мы. // Гиппиус З.Н. Воспоминания. М., 2001. С. 208-460; Зайцев Б. Памяти Мережковского. 100 лет// Мережковский Д.С. В тихом омуте. М., 1991. С. 483 -490; Ильин В.Н. Памяти Дмитрия Сергеевича Мережковского (1865 - 1941) // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 478 - 489; Одоевцева И.В. На берегах Сены (фрагмент) //Там же. С. 504 - 538; Перцов П.П. Литературные воспоминания. 1890 - 1902 гг. М., 2002; Терапиано Ю.К. «Воскресенья» у Мережковских и Зеленая лампа // Д.С.Мережковский: pro et contra. С. 432 - 436; Он же. Дмитрий Мережковский: взгляд в прошлое // Там же. С. 437 - 447; Фельзен Ю. У Мережковских по воскресеньям // Даугава. 1989. № 9. С. 104 — 107.
59 Мережковский Д.С. Записная книжка. 1919 - 1920 // Вильнюс. 1990. № 6. С. 130 - 143; Записные книжки и
письма Д.С.Мережковского. // Русская речь. 1993. № 4. С. 30 - 35.
60 Мережковский Д.С. Было и будет. Дневник. 1910 - 1914 // Мережковский Д.С. Было и будет. Дневник. 1910 -
1914. Невоенный дневник. 1914 - 1916. М., 2001. С. 21 -280; Он же. Невоенный дневник. 1914 - 1916 // Там же.
С. 281-458.
61 Мережковский Д.С. Автобиографическая заметка // Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 24-х
т. М., 1914. Т. XXIV. С. 107-116.
62 РГАЛИ. Ф. 327. Оп. 2. Д. 12.
специфику каждой из указанных подгрупп источников.
Так, письма и автобиографическая заметка Мережковского содержат нетипично мало информации личного характера. Причиной тому замкнутый характер Дмитрия Сергеевича, который избегал напрямую открывать свой внутренний мир. Последний, естественно, раскрывается в разнообразных произведениях писателя (кстати, и сам Мережковский считал, что лучшей автобиографией писателя являются его произведения63). Ровно в той же степени, то есть косвенно, он раскрывается и в письмах, которые носят деловой характер или представляют собой обмен все теми же идеями, которые Мережковский озвучивает и публично.
Что касается автобиографии, то она мала по объему и в большей степени освещает внешние вехи жизненного пути писателя, а также процесс его формирования как мыслителя и литератора, причем не вдаваясь в его психологическую подоплеку. Последний аспект появляется в связи с тем, что 48-летнему Мережковскому важно было показать, как он пришел к религиозному пониманию мира вообще и к сформировавшейся на тот момент системе взглядов. Все же остальное, и в особенности эмоциональные оценки, он предпочел опустить, в силу своих психологических особенностей. Поэтому и о людях наиболее близких и дорогих ему в жизни: о матери и жене, - сказано очень скупо, буквально по два предложения. В опубликованный вариант заметки не вошли также наиболее резкие или негативные оценки (например, характеристики отношения к отцу и к процессу обучения в гимназии)64.
В этой связи, нужно отметить поэму «Старинные октавы», которая, по признанию жены Мережковского З.Н.Гиппиус, является его лучшей автобиографией и содержит ценную характеристику детских лет его жизни. На автобиографический характер поэмы и, соответственно, отражение в ней реальных фактов биографии автора указывает в своем исследовании,
Записные книжки и письма Д.С.Мережковского // Русская речь. 1993. № 5. С. 33; Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: В 17 т. СПб., 1911. Т. I. С. I - II. 64 См.: Кумпан К.А. Указ. соч. С. 7, 9.
31 посвященном анализу поэтического наследия Мережковского, К.А.Кумпан D. Поэтому, а также в силу отмеченной выше установки Мережковского на отражение внутреннего мира в своих произведениях, К.А.Кумпан считает корректным использование художественных произведений Дмитрия Сергеевича, в том числе и указанной поэмы, для реконструкции как мировоззрения, так и биографии писателя, «конечно, при учете границы между «жизненным» и «литературным» рядами»66. Основная ценность поэмы как дополнительного источника для освещения проблем становления личности Мережковского состоит в том, что в отличие от официальной автобиографии писателя она отчасти восполняет дефицит эмоциональных оценок и передает атмосферу его детства и юности, хотя и не без некоторых художественных преувеличений. Поэтому в частности, условием работы с этим источником является учет его художественных особенностей и сопоставление его данных с данными, получаемыми в результате анализа других источников.
Записные книжки Мережковского и его дневник носят еще более формализованный характер, чем автобиографическая заметка, и по своему содержанию ближе всего стоят к его произведениям. Они представляют собой те же размышления писателя, только не оформленные ни в какую законченную литературную форму.
Пятый источниковый блок представлен трудами историков и публикациями исторических источников68, доступных Мережковскому ко времени создания исторических романов «Александр I» и «14 декабря».
м См.: Там же. С. 78 - 81, 875 - 881.
66 См.: Там же. С. б.
67 Великий князь Николай Михайлович. Императрица Елисавета Алексеевна, супруга Императора Александра I.
В 3-х т. СПб., 1908 - 1909; Он же. Император Александр I: Опыт исторического исследования. Петроград, 1914;
Кизеветтер А.А. Император Александр 1 и Аракчеев // Кизеветтер А.А. Исторические силуэты. Ростов-на-Дону,
1997. С. 311 - 432; Корф М.А. Восшествие на престол императора Николая I // 14 декабря 1825 года и его
истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М., 1994. С. 207 - 314; Платонов С.Ф. Полный курс
лекций по русской истории. Петрозаводск, 1996; Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Его жизнь и
царствование. В 4-х т. СПб., 1897 - 1898; Он же. Император Павел I. Историко-биографический очерк. СПб.,
1901.
68 Письма Рылеева к Пушкину // Девятнадцатый век. 1872. Кн. 1. С. 376 - 382; Письмо А.Д.Соломки к генералу
Михайловскому-Данилевскому из Таганрога от 4-го декабря 1825 года // Шильдер Н.К. Император Александр
Первый. Его жизнь и царствование. Т. IV. СПб., 1898. С. 579 - 580; Протокол вскрытия тела императора
Александра, 20-го ноября 1825 года // Там же. С. 573 - 574; Собственный журнал генерал-адъютанта князя
Волконского во время болезни в Бозе почивающего покойного государя императора Александра Павловича //
Там же. С. 563 - 567.
32 Сравнение их текстов с текстами указанных романов позволяет решить ряд важных задач данного диссертационного исследования, связанных с анализом методики работы Мережковского с историческим материалом и особенностей исторического мышления писателя. Результаты этого сравнительно-текстологического анализа представлены в виде сравнительных таблиц и помещены в качестве приложения к диссертационной работе.
Наконец, шестой блок источников содержит литературные и публицистические произведения современников Д.С.Мережковского. Прежде всего, это материалы, дающие представление о характере журнала «Новый путь», редактировавшегося П.П.Перцовым совместно с Д.С.Мережковским и З.Н.Гиппиус. Желание создать собственный журнал у Дмитрия Сергеевича и его жены всегда было велико. Однако «Новый путь», просуществовавший под их руководством около двух лет, стал единственной реализованной попыткой подобного рода. Поэтому характер печатавшихся в нем работ и разворачивавшейся в нем полемики представляет существенный интерес с точки зрения реконструкции интеллектуального облика Д.С.Мережковского. В данную группу источников вошли и несколько других работ современников Мережковского, имеющих самостоятельное значение для нашего исследования.
В заключение источниковедческого обзора необходимо отметить, что архивные источники в большей степени содержат информацию, характеризующую особенности личности Мережковского, отчасти его религиозно-философскую и историософскую концепцию, и лишь небольшое число из них может быть привлечено при анализе особенностей работы Мережковского с историческим материалом.
Становление личности
Ключ к пониманию личности человека нужно искать в его детстве и юности. Именно тогда закладываются основы миропонимания, формируются характерные черты личности, склонности и интересы, которые развиваются и корректируются под влиянием различных факторов внутреннего и внешнего порядка. В этом параграфе мы и постараемся выявить те обстоятельства детских и юношеских лет Д.С.Мережковского, которые оказали большое влияние на формирование личности писателя, и, насколько это возможно, проследить пути и механизмы этого влияния.
Что касается детских лет Д.С.Мережковского и попытки воссоздать пути формирования его личности, нужно отметить ограниченность источниковедческой базы данного вопроса. Дело в том, что Дмитрий Сергеевич избегал говорить о себе, и эту его невероятную замкнутость подчеркивали все, лично знавшие писателя. Вот как написала об этой черте его характера жена Мережковского З.Н.Гиппиус: «Он был не то что „скрытен", но как-то естественно закрыт в себе, и даже для меня то, что лежало у него на большой глубине, приоткрывалось лишь в редкие моменты. Его всегда занимало что-нибудь большее, чем он сам, и я не могу представить себе его, говорящего с кем-нибудь „по душам", интимно, - о себе самом. Или даже выслушивающим такие откровенности или жалобы от другого о себе. Это было ему совершенно несвойственно, и как-то чувствовалось, должно быть, и принималось за холодность, безучастие, невнимание или недоверие»1. Другие же знакомые четы Мережковских были более резкими в своих оценках. Так, П.П.Перцов -критик, издатель, поэт, близко их знавший и одно время издававший вместе с ними журнал - в своем кратком мемуарном очерке о Религиозно-философских собраниях 1901 - 1903 гг. в Санкт-Петербурге отмечает, что «при всем своем огромном идейном влиянии, Д митрий С ергеевич совсем не пользовался личными симпатиями - точно „ледяное сердце" этого проповедника религии любви закрывало всякий личный к нему подход» . Данной психологической особенностью Мережковского объясняется и уже упоминавшийся выше характер его писем и дневниковых записей. Вот как сам Мережковский формулирует причины такого положения вещей в одном из писем М.Л.Гофману, написанном в ответ на просьбу последнего прислать автобиографию для сборника «Книга о русских поэтах последнего десятилетия», который Гофман готовил в тот момент: «Говорить о внешнем -скучно, - а внутреннего передать невозможно: тут всегда наталкиваешься на две тайны, которые нельзя раскрыть - пол и религия. Но неодолимый стыд мешает человеку говорить от первого лица о своем поле и о своей религии, - да и зачем говорить, когда вся его жизнь только раскрытие этих двух тайн. Как я любил и как я верил, не могу сказать, а в этом вся жизнь моя. Ваша просьба автобиографии есть просьба или показать мои старые одежды, из которых я вырос и которые суть никому нелюбопытный хлам, или раздеться и выйти нагишом на улицу. Ни того, ни другого я сделать не могу и не хочу»4. Однако Мережковский все-таки написал одну, очень небольшую по объему, автобиографическую заметку в 1913 г.
Религиозно-философская и историософская концепция Д.С. Мережковского
В возрасте примерно двадцати пяти лет Мережковский пережил, согласно его собственному определению, «религиозный переворот». Выше были показаны причины, побудившие Дмитрия Сергеевича к этому выбору, и вообще, механизм внутреннего выбора между двумя альтернативными картинами мира: религиозной и рациональной. В данном параграфе мы попытаемся показать, как этот выбор в сочетании с психологическими особенностями личности Мережковского привел его к созданию своей религиозно-философской и историософской концепции, осветить основные положения этой концепции и проследить некоторую ее эволюцию в течение жизни Дмитрия Сергеевича.
«Религиозный переворот» - это только принципиальный выбор в пользу религиозной картины мира, и поскольку пока многое в традиционном христианстве для Мережковского неприемлемо, его больше привлекают другие религиозно-философские трактовки, нежели традиционно христианская. Так, например, в статье «Дон Кихот и Санчо Панса» («Сервантес») (1889) проявляются элементы пантеистической трактовки божественного начала, которые, судя по употребляемым автором формулировкам, он разделяет1.
Находясь в подобном состоянии религиозных поисков, в самом конце 1889 г. , Д.С.Мережковский и пишет критическую статью о творчестве Достоевского, точнее, об одном из произведений Достоевского3. Это была первая работа Д.С.Мережковского, посвященная творчеству великого писателя, и именно ее, вероятно, можно считать первой более или менее определенной вехой на пути становления религиозно-философской концепции Мережковского. Треть статьи посвящена религиозно-нравственному аспекту романа, и вот какие выводы Мережковского особенно выделяются, с точки зрения избранной нами проблемы, в этой части статьи. Завершая анализ образа Раскольникова, он отмечает, что развитие этого образа в романе заканчивается «переходом к другому миросозерцанию», а именно к религиозному видению мира. Более того, в результате осмысления романа в целом он приходит к следующему выводу: «Оправдание божественного инстинкта сердца, который отрицается гордым и помраченным рассудком, а не истинным знанием - вот одна из великих идей романа»4. Не дал ли, таким образом, анализ этого произведения самому Мережковскому ответ на столь мучительный для него вопрос о вере, о религии? Ведь в его собственном случае также рассудок, разум, полученные им научные знания вступали в конфликт с религиозным чувством, с горячим желанием верить.
Показательно также и рассуждение, которое Мережковский приводит в конце статьи, вывод, к которому он приходит, читая Достоевского: «Дуня, Раскольников, Соня, Мармеладов, Свидригайлов - как решить, кто они: добрые или злые?5 Что следует из этого рокового закона жизни, из необходимого смешения добра и зла! ... Нельзя любить людей за то, что они праведны, потому что никто не праведен, кроме Бога... Нельзя ненавидеть людей за то, что они порочны, потому что нет такого падения, в котором душа человеческая не сохранила бы отблеска божественной красоты. Не «мера за меру», не справедливость - основа нашей жизни, а любовь к Богу и милосердие»6. Мы намеренно приводим здесь достаточно пространную цитату, так как в ней отчетливо выражено то, что именно размышление над текстом Достоевского впервые привело Мережковского к столь явному обозначению своей религиозной позиции, как в последнем предложении данного отрывка.
Специфика работы Д.С.Мережковского с историческим материалом в романах «Александр I» и«14 декабря»
Исторические романы Д.С.Мережковского, в частности, романы «Александр I»1 и «14 декабря»2, отличаются существенным своеобразием, связанным, прежде всего, со спецификой работы их автора с историческим материалом. Выявлению своеобразных «исследовательских» приемов Мережковского, нашедших отражение в текстах указанных романов, и посвящен настоящий параграф.
Сравнение текста романа Д.С.Мережковского «Александр I», а отчасти и романа «14 декабря», с текстами исторических источников и сочинений историков позволило нам охарактеризовать методику работы писателя с историческим материалом, а, в конечном итоге, и его исследовательскую парадигму. Результаты указанного сравнительно-текстологического анализа представлены в сравнительных таблицах (см. Приложения 1—3). Как видно из этих таблиц, в некоторых случаях (пункты 1.2, 3, 5, 6 приложения № 1 и 1, 4, 11, 14, 17.1, 18, 20, 21 приложения № 2) Мережковский переносит в текст романа факты, детали, приведенные в исторических источниках, то есть использует документы как источник фактов. В других случаях (пункты 1.1, 2.1, 4, 7 - 9 приложения № 1 и 2 - 9, 12, 13, 15, 16, 17, 19, 22, 23, 24, 25 приложения № 2) он практически цитирует текст источника, то есть переносит формулировку источника в роман почти дословно. Причем это не обязательно может быть чья-либо речь, но и, например, формулировка, использованная в источнике при изложении того или иного события, описании того или иного факта. Так, в эпизоде, где рассказывается о том, как император узнал о смерти Софьи Нарышкиной, Мережковский цитирует «Воспоминания моей жизни» Д.К.Тарасова (пункт 4 приложения № 2), почти дословно воспроизводя не только чьи-либо высказывания, но и описывая события теми же словами, что и Тарасов. Причем в одном случае слова Тарасова приводятся в виде цитаты, в двух же других - они являются частью авторского текста писателя. Так, в «Воспоминаниях» мы читаем, что, выйдя после страшного известия в приемный зал, «он (Александр - Т.П.) обычно был ко всем приветлив, некоторым делал вопросы, пояснял ответы...»3. И в романе мы видим очень похожий оборот: «...Он предлагал вопросы и пояснял ответы с обычною любезностью»4. И далее в «Воспоминаниях»: «По окончании ученья государь, возвратясь во дворец и переодевшись наскоро, сел в коляску, запряженную четвернею по загородному, и поскакал во весь карьер на дачу Нарышкиной»5. В романе этот эпизод описан следующим образом: «Когда маневры кончились, вернулся во дворец, отказался от полдника, переоделся наскоро, сел в коляску, запряженную четверней по-загородному, и поскакал на дачу Нарышкиных»6. Писатель употребляет даже слово «четверней», как и Тарасов, а не «четверкой».
Другим примером может служить употребление Мережковским в романе выражения «меры к открытию заговора», заимствованного им из «Исповеди Шервуда-Верного» (см. п. 16.1 приложения № 2). Данное словосочетание также является весьма характерным и легко узнаваемым и, так же как и в приведенном выше случае, включено писателем в повествование от лица автора. Подобные факты могут быть объяснены только стремлением Д.С.Мережковского придерживаться «буквы» источника.