Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Система органов партийно-государственной агитации и пропаганды .41
1.1. Формирование и развитие агитационно-пропагандистских учреждений 41
1.2. Кадровый состав агитаторов и пропагандистов 66
ГЛАВА 2 . Восприятие крестьянством партийно-государственной агитации и пропаганды 92
2.1. Актуальность для сельского общества агитационно-пропагандистских мероприятий. 92
2.2. Поддержка крестьянством агитации и пропаганды .116
2.3. Критика крестьянами агитации и пропаганды 138
ГЛАВА 3. Восприятие крестьянством неофициальной политической информации 160
3.1. Неофициальная агитация в северной деревне 160
3.2. Слухи в сельском обществе Русского Севера 187
Заключение 205
Список источников и литературы
- Кадровый состав агитаторов и пропагандистов
- Поддержка крестьянством агитации и пропаганды
- Критика крестьянами агитации и пропаганды
- Слухи в сельском обществе Русского Севера
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Первые десятилетия XXI века отмечены усилением влияния на членов
мирового сообщества процесса глобализации и интенсификации
коммуникационных связей между людьми. Поэтому в данный момент
распространение политической агитации и пропаганды приобретает особое
значение для государства и общества. В научной и общественной мысли
изучение данного вопроса традиционно занимает важное место.
Политические идеологии оцениваются как фактор, ослабляющий
социальную напряженность в обществе, а также являются формой выражения групповых интересов людей. При этом в современной политологии агитация и пропаганда воспринимаются исследователями в качестве способов информационного контроля над людьми1.
Проблема развития российского общества на крупнейшем
историческом «разломе» – в годы революции и Гражданской войны традиционно привлекает ученых. Исследовательские вопросы, посвященные оценке влияния политической агитации и пропаганды на современников, е восприятию обществом по-прежнему малоизучены, но в последнее десятилетие они становятся все более востребованными. В этой связи изучение сущности восприятия крестьянством политической агитации и пропаганды позволяет оценить характер взаимоотношений власти и общества в годы Гражданской войны, а также проанализировать степень влияния на российское село партийно-государственной и неофициальной агитации и пропаганды.
Степень изученности проблемы.
Целесообразно рассмотреть историографию изучаемого вопроса не в хронологическом, а в проблемном ключе. Выделим в отдельную группу ряд работ, посвященных изучению организационных основ большевистской агитации и пропаганды, а также деятельности пропагандистских органов в октябре 1917–1922 гг.
Осмысление данных вопросов началось в 1920-е гг. Большевистские и советские лидеры оценивали политическую пропаганду как форму миссионерской деятельности, направленную на «непросвещенные» слои общества2. Труды В.И. Ленина во многом определяли выводы всей советской
1 См., например: Смелзер Н. Социология. М., 1994. С. 55—57; Соловьев А. И. Политология: Политическая
теория, политические технологии. М., 2003. С. 363.
2 См.: Калинин М. И. Избранные произведения. Т.1. М., 1960; Крупская Н.К. О пропаганде и агитации. М.,
1927; Ленин В. И. О революционной фразе. 21 февраля 1918 г. // Полное собрание сочинений. Издание
пятое. Т. 35. М., 1974. С. 343—353; Он же. Речь на III Всероссийском совещании заведующих
внешкольными подотделами губернских отделов народного образования 25 февраля 1920 г. // Там же. Т. 40.
М., 1974. С. 160—165; Он же. Речь на Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных
отделов народного образования 3 ноября 1920 г. // Там же. Т. 41. М., 1981. С. 398—408; Луначарский А. В. О
воспитании и образовании. М, 1976; и др.
историографии о значении большевистской агитации и пропаганды в деле государственного и культурного строительства в РСФСР.
Историко-партийные труды 1930-х – середины 1950-х гг. имели прикладной характер и были посвящены изучению наследия партийных «вождей» в деле организации пропаганды1. Работы по истории агитационно-пропагандистской деятельности партии второй половины 1950–1960-х гг. расширили спектр вопросов, изучавшихся в рамках данной темы. При этом научные труды тех лет были крайне идеологизированы2. В этот период появляются исследования данной темы на материалах Русского Севера3.
Следующим этапом в изучении вопросов агитации стал период 1970–
1980-х гг. В эти годы кроме трудов, основанных на региональном материале,
появились работы обобщающего уровня. Выводы данных исследований не
выходили за рамки канона, характерного для советской исторической науки,
признававшего эффективность большевистской пропаганды и «успешное»
разоблачение партией «внутренней контрреволюции»4. Период
«перестройки» не принес существенных изменений в тематику историко-партийных работ, которые до начала 1990-х гг. оставались крайне идеологизированы5.
В 1990–2000-х гг. в рамках диссертационных исследований
А.С. Бочкаревой, Е.В. Ермоленко, Е.В. Киселевой, И.В. Самойловой и
М.Г. Шульман на основе современных подходов изучены
институциональные, методические и кадровые основы большевистской агитации и пропаганды6.
В самостоятельную группу исследований стоит объединить научные работы, посвященные проблеме взаимоотношений власти и общества в
1 См.: Гребенкин Н. Девять лет без Ленина по ленинскому пути // Пропагандист. 1933. № 1—2. С. 1—5;
Калошин Ф. Чему нас учит Ленин в военное время // Спутник пропагандиста. 1943. № 1. С. 11—14; и др.
2 См.: Акснов С. В. Борьба КПСС за идейно-политическое воспитание рабочего класса в первые годы нэпа
(1921–1923 гг.) // Ученые записки Московского педагогического института, Т. 135. Вып. 5. Вопросы истории
КПСС. 1959. С. 59—93; Дыков И. Г., Соболев П. Н. Первые советские агитаторы и эмиссары в 1917 г. //
История СССР. 1957. № 5. С. 141—151; и др.
3 См.: Степанов А. М. Работа партии по коммунистическому воспитанию крестьянства в период
иностранной военной интервенции и Гражданской войны. Вологда, 1958; и др.
4 См.: Быков Б. Б. Массово-политическая деятельность коммунистической партии в период иностранной
военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920 гг.) (на материалах Вологодской, Северо-Двинской
и Череповецкой губернских партийных организаций): дис. ... канд. ист. наук. Л., 1974; История крестьянства
СССР. История советского крестьянства. Крестьянство в первое десятилетие Советской власти. 1917–1927
гг. Т. 1. М., 1986; Очерки истории идеологической деятельности КПСС. Октябрь 1917–1937 гг. М., 1985; и
др.
5 См.: Лушин А. И. Большевистская пропаганда и агитация среди многонационального крестьянства
среднего Поволжья в первые годы Советской власти (окт. 1917–1920 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук.
Горький, 1987; и др.
6 Бочкарева А. С. Политическая пропаганда и агитация партийно-советских органов власти на Кубани в 20-е
гг. XX в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 2007; Ермоленко Е. В. Агитационно-пропагандистская
работа РКП(б) в условиях Гражданской войны : 1917–1920 гг.: дис. ... канд. ист. наук. М., 2006; Киселева
Е. В. Формирование образа советской власти средствами агитации и пропаганды: октябрь 1917–1920 гг. (на
материалах Орловской и Брянской губерний): дис. ... канд. ист. наук. Брянск, 2011; Самойлова И. В.
Идеологическое воздействие на крестьян в 1921–1925 гг.: формы и средства (по материалам Новгородской
губернии): дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2008; Шульман М. Г. Партийно-государственная агитация и
пропаганда первых лет Советской власти: октябрь 1917-1920 гг. (По материалам Калужской и Тульской
губерний): дис. ... канд. ист. наук. Калуга, 2004.
послереволюционные годы. Советскими историками протестные настроения деревни объяснялись последствиями антибольшевистской пропаганды и «кулацкого саботажа»1. Аргументами в подтверждение поддержки деревней Советской власти исследователями признавались решения VIII и X съездов РКП(б), обеспечивших «союз» беднейшего и среднего крестьянства с большевиками. В этой связи стоит отметить работы О.Г. Буховца, в которых был опровергнут традиционный для советской науки тезис об эффективности политической пропаганды как фактора «прямого действия», влиявшего на умы современников2.
Часть историков оценивает политическую агитацию в качестве
инструмента политического контроля над населением3. Ученые отмечают
негативное отношение деревни к пропагандистам, которое было связано с
репрессиями, применявшимися в отношении крестьян, а также
некомпетентностью агитаторов и местных властей4. Историки оценивают природу протестных настроений деревни как вынужденную форму защиты крестьянской общиной своих традиций5.
В современной исторической науке «антисоветская» агитация и критика власти крестьянством рассматриваются как активные формы протеста, не имевшие идеологических основ6. Отдельно в отечественной историографии поставлен вопрос о причинах притягательности в период революции социалистической пропаганды для различных слоев российского общества7.
Значительный вклад в дело изучения политических настроений российской деревни внесли историки, изучающие Европейский Север России. В сфере интересов ученых лежат вопросы, связанные со взаимоотношением власти и общества, а также социального протеста
1 См: Лебедев К. М. Вологодские большевики в борьбе за советскую власть (1917–1920 гг.). Вологда, 1957; и
др.
2 См.: Буховец О. Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской Империи начала XX
века. Новые материалы, методы, результаты. М., 1996. С. 304—327.; и др.
3 Дианов С. А. Политический контроль в Пермском крае в 1919–1929 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук.
Пермь, 2007; Балашов Е. М. Настроения крестьян в годы гражданской войны и нэпа по докладам партийных
агитаторов 1919–1925 годы // Нестор. 2001. № 1. С. 9—26.
4 Андреев В. М. Агитационно-массовая работа в деревне в годы «военного коммунизма» // Научные труды
Московского педагогического государственного университета. Серия: Социально-исторические науки.
Сборник статей. М., 2005. С. 174—179; Погодаев С. П. Взаимоотношения населения и власти в период нэпа
(на материалах Саратовской губернии): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 2010.
5 Еремина Е. В. К характеристике политических настроений крестьянства северной деревни в 20-е гг. XX в.
(на материалах Европейского Севера России) // Крестьянство и власть на Европейском Севере России:
Материалы научной конференции (г. Вологда, 6–7 февраля 2003 г.). Вологда, 2003. С. 118—128;
Посадский А. В. Восприятие власти и механизмы самозащиты саратовского крестьянства в годы
Гражданской войны // Российский исторический журнал. 2000. № 2. С. 30—38; Устинкин С. В. Власть и
общество в условиях Гражданской войны // Отечественная история. 1998. № 3. С. 90—96.
6 Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Осипова Т. В.
Российское крестьянство в революции и Гражданской войне. М., 2001; Яров С. В. Крестьянин как политик.
Крестьянство северо-запада Советской России 1918–1919 гг.: политическое мышление и массовый протест.
СПб, 1999.
7 Колоницкий Б. И. Антибуржуазная пропаганда и «антибуржуйское» сознание // Отечественная история.
1994. № 1. С. 17—27; Марченя П. П. Партийные идеологемы в массовом сознании «демократической»
России: власть и массы от Февраля к Октябрю 1917 г. // Вестник Поморского ун-та. Сер. «Гуманитарные и
социальные науки». 2009. №3. С. 11—17.
крестьянства1. Исследователь В.А. Саблин доказал оторванность Советов от населения села на Европейском Севере, что привело к активным и пассивным формам протеста, затронувшего все слои деревни2.
Проблемам социальной истории Европейского Севера России первой четверти XX в. посвящены исследования Т.И. Трошиной. По е мнению усиление внутриобщинной и межобщинной конкуренции в революционную эпоху стало итогом социально-экономических и политических изменений в регионе3. Г.Ф. Доброноженко исследовала роль официальной идеологии в процессе формирования социальных конструктов в деревне Русского Севера в 1920-х гг.4 Иной подход к анализу проблемы взаимоотношений северного крестьянства и власти представлен Н.Г. Кедровым. Характеризуя сущность политического сознании деревни конца 1920-1930-х гг., автор отмечает активное участие крестьян в выстраивании диалога с властью, использование ими положений официальной политической пропаганды в личных целях5.
Таким образом, в науке сложилась определенная традиция в изучении социального протеста крестьянства, а также политической коммуникации власти и северного села. Тем не менее, необходимо признать недостаточную изученность проблемы распространения неофициальной агитации в губерниях Русского Севера, а также особенностей восприятия крестьянством официальной идеологии в ранний советский период.
Зарубежные ученые солидарны с выводами отечественных историков об аполитичности крестьянского протеста в годы Гражданской войны6. Диалог между Советской властью и обществом через каналы партийно-государственной агитации и пропаганды понимается Д. Байрау как закрытый процесс коммуникации и монолог режима7.
1 См.: Голдин В. И., Журавлев П. С., Соколова Ф. Х. Русский Север в историческом пространстве
Российской Гражданской войны. Архангельск, 2005; Кукушкин В. Л. Социальный протест крестьянства
Европейского севера России в 1918–1920 гг.: На материалах Архангельской, Вологодской, Северо-Двинской
губерний: дис. ... канд. ист. наук. Вологда, 2002; Ластунов И. И. Крестьянство и власть на Европейском
Северо-Востоке России в годы Гражданской войны (1917–1921 гг.) // Крестьянство и власть на Европейском
Севере России. Материалы научной конференции (г. Вологда, 6–7 февраля 2003 г.). Вологда, 2003. С. 96—
101; и др.
2 См.: Саблин В. А. Крестьянство Европейского Севера в гражданской войне. Характер политических
настроений // Гражданская война в России и на Русском Севере: Проблемы истории и историографии.
Архангельск, 1999. С. 92—93; Он же. Политические настроения крестьянства Севера Европейской России в
годы Гражданской войны // Постигая прошлое и настоящее: Межвуз. сборник науч. тр. Саратов, 1994. Вып.
3. С. 64—82; и др.
3 См.: Трошина Т. И. Население Европейского Севера России в первой четверти ХХ века: динамика и
направленность социальных процессов): автореф. дис. ... докт. истор. наук. Архангельск, 2012. С. 33—40; и
др.
4 См.: Доброноженко Г. Ф. «Кулаки» в социальной политике государства в конце 1920-х – первой половине
1930-х гг. (на материалах Северного края): автореф. дис. ... докт. истор. наук. Архангельск, 2010; и др.
5 Кедров Н. Г. Лапти сталинизма. Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е годы. М.,
2013. С. 248-256.
6 См.: Мутье А. Крестьянские восстания в Гражданской войне в России // Гражданская война как феномен
мировой истории. Материалы научной конференции 26 апреля 2008 г. Екатеринбург, 2008. С. 88—89; Пайпс
Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 207—209.
7 Байрау Д. Пропаганда как механизм самомобилизации // Отечественная история. 2008. № 1. С. 91—99.
Классикой советологии является монография П. Кенеза о создании системы агитпропа в СССР и борьбе большевиков за влияние на настроения крестьянства с помощью агитации, пропаганды и системы образования1.
В зарубежной историографии ревизионистского направления
разработана тема взаимовлияния государства и общества, формирования у
современников советских идентичностей и образов «передового» и
«отсталого» (работы С. Коткина, Д. Дж. Рейли, И. Халфина, Ш. Фицпатрик и др.)2.
Отдельную группу исследований представляют работы, связанные с оценкой значения феномена слухов в новейшей политической истории. Одними из первых вопросы народного «толкования» элементов светской и христианской культуры были подняты в рамках исследований школы «Анналов»3. Однако проблема, связанная с анализом значения слухов в истории России начала привлекать отечественных исследователей только в последние десятилетия4.
В современной историографии изучаются причины появления слухов (военные и гуманитарные кризисы, кризисы власти), среда их бытования, различаются светские и религиозные нарративы5. Слухи оцениваются в качестве инструмента властных санкций, массовых мобилизаций, а также коммуникационного канала, содержащего сведения о современности и окружающем мире в форме «неофициальной, народной версии» истории страны6. Многие историки подчеркивают роль слухов, становившихся как мобилизационным фактором, так и заключавших в себе компенсаторную функцию7. Так, объектом исследований Б.И. Колоницкого является влияние феномена слухов на изменение «персонифицированных образов власти» в российском обществе8. Тем не менее, до сих пор тематика и восприятие
1 Kenez P. The birth of the propaganda state Soviet methods of mass mobilization, 1917–1929. Cambridge etc.
Cambridge univ. press. 1985.
2 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня / Пер. с
англ. Л. Ю. Пантиной. М., 2001; Халфин И. Из тьмы к свету: коммунистическая автобиография 1920-х гг. //
Нестор. № 11. Смена парадигм: современная русистика. Источники, исследования, историография. СПб.,
2007. С. 216—247; Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization, University of California Press, 1995;
Raleigh D.J. Experiencing Russia’s Civil War: Politics, Society, and Revolutionary Culture in Saratov, 1917–1922.
Princeton University Press, 2002; и др.
3 См.: Блок М. Апология истории или ремесло историка. Изд. второе, доп. М., 1986; Ле Гофф Ж.
Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр. М., 2001; Февр Л. Гигантский лживый слух: Великий страх
июля 1789 г. // Февр Л. Бои за историю. М, 1991. С. 414—421; и др.
4 Осетрова, Е. В. Слухи в современной социокультурной среде: историографический обзор [Электронный
ресурс] // Антропологический форум Online. 2011. № 15. С. 55—82. – Режим доступа:
5 См. подробно: Слухи в России XIX–XX вв. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты»
российской истории: сб. ст. Челябинск, 2011.
6 См.: Голубев А. В. «Если мир обрушится на нашу Республику...»: Советское общество и внешняя угроза в
1920–1940-е гг. М., 2008; Орлов И. Б. Устная история: генезис и перспективы развития. Слухи как источник
устной истории // Отечественная история. 2006. № 2. С. 136—148; и др.
7 Бокарев Ю. П. Бунт и смирение (крестьянский менталитет и его роль в крестьянских движениях) //
Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.). М., 1996. С. 167—172; Кондрашин В. В.
Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М., 2009. С. 261—266; и др.
8 См.: Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой
войны. М., 2010.
слухов, распространявшихся в северной деревне в первые годы Советской власти, достаточно не исследованы.
Таким образом, тема, выбранная для диссертационного исследования, до сих пор не становилась объектом самостоятельного изучения. В советской историографии проблема политической агитации и пропаганды изучалась в конъюнктурном ключе: выводы ученых сводились к освещению вопросов прогрессивности коммунистической идеологии. В 1990–2000-е гг. в исторической науке были поставлены вопросы, связанные с изучением политической агитации и пропаганды в советском обществе как метода установления контроля государства над населением, предприняты попытки оценить исторический облик агитаторов. В контексте изучения агитации и пропаганды учеными исследуется характер взаимоотношений власти и общества, образы власти и сущность политической культуры населения страны. Однако до сих пор анализ восприятия широкими массами как официальной агитации и пропаганды, так и неофициальной политической информации представляет собой очевидную лакуну в историографии.
Объектом данного исследования является идеологическое
воздействие на население России в годы Гражданской войны.
Предметом исследования является восприятие крестьянством
Русского Севера политической агитации и пропаганды,
распространявшейся в годы Гражданской войны по официальным (партийно-государственным) и неофициальным каналам идеологического воздействия.
Принимая во внимание актуальность и недостаточную изученность
темы диссертации, целью данного исследования является анализ
особенностей восприятия северным крестьянством официальной
(партийно-государственной) агитации и пропаганды и неофициальных форм идеологического воздействия в годы Гражданской войны.
В соответствии с объектом, предметом и целью исследования в диссертации предполагается решить несколько задач:
-
проанализировать процесс формирования и развития органов партийно-государственной агитации и пропаганды на общероссийском и региональном уровне;
-
исследовать уровень профессиональной подготовки и социокультурный облик агитаторов и пропагандистов;
-
изучить особенности восприятия жителями северного села партийно-государственной агитации и пропаганды. В этой связи проанализировать актуальность для крестьянства официальных агитационных и пропагандистских мероприятий, а также выяснить причины их поддержки и критики со стороны сельского общества;
-
исследовать особенности восприятия крестьянством неофициальных форм распространения политической информации в северной деревне.
Хронологические рамки исследования.
Для изучения выбран период с октября 1917 по 1922 гг., ставший временем Гражданской войны в России. Нижняя хронологическая граница исследования связана с событиями октября 1917 г., в результате которых было свергнуто Временное правительство и сформирована новая власть в лице Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИКа) и Совета народных комиссаров (СНК). Выбор верхней хронологической границы исследования обусловлен окончанием событий Гражданской войны в России, а также подчинением государственных органов агитации и пропаганды в 1922 г. партийным структурам (пропагандистские полномочия Главполитпросвета были переданы Агитационно-пропагандистскому отделу (далее – Агитпропу, АПО) ЦК РКП(б)). Тем самым к концу изучаемого периода завершился процесс становления Советской власти, а РКП(б) приобрела идеологическую монополию в сфере политической агитации и пропаганды.
Территориальные рамки исследования.
Исследование основано на материалах Вологодской, СевероДвинской и Череповецкой губерний - губерний Европейского Севера и Северо-Запада России, объединенных в 1937 г. в рамках Вологодской области1. Данные территории представляли единое политическое, социально-экономическое и культурное пространство: крестьянские тыловые губернии в годы Гражданской войны. Выбранные для исследования территории будет правомерным характеризовать как губернии Русского Севера.
Методология исследования.
Следование общенаучным принципам объективности и системности
обязало провести фундированное исследование различных видов
источников, строить выводы работы в соответствии с контекстом
внешнеполитической и внутриполитической обстановки, сложившейся в
РСФСР в период с октября 1917 по 1922 гг. Применение историко-
системного метода обусловило возможность изучить процесс создания и
эволюции всей горизонтали партийно-государственных учреждений и
органов, занимавшихся агитацией и пропагандой в их взаимосвязи и
отношениях субординации, а также исследовать сущность неофициальных
форм распространения политической информации в северном селе.
Сравнительно-исторический метод позволил сопоставить факты,
полученные из разных источников, выявить особенности исследуемых явлений во всем их историческом многообразии. Также в исследовании использован историко-типологический метод, с помощью которого произведена классификация особенностей восприятия крестьянством форм официального и неофициального идеологического воздействия.
1 Справка об изменении в административно-территориальном устройстве Вологодской области // Вологодская область: административно-территориальное устройство на 1 января 2000 г.: официальный справочник. Вологда, 2001. С. 292—293.
Использование перечисленных методов позволило реализовать поставленные в диссертации задачи.
Источниковая база исследования.
Источниковая база диссертационного исследования состоит из шести групп источников. Первая группа источников представлена программными, уставными и директивными документами коммунистической партии: решениями и резолюциями ЦК РКП(б), партийных съездов и конференций. Данные документы позволяют выявить эволюцию решений на высшем уровне, связанных с организацией пропаганды и агитации в РСФСР1.
Вторая группа источников включает в себя нормативно-правовые акты, (декреты Советской власти, а также резолюции и постановления ВЦИК и СНК)2. Данные документы позволили реконструировать государственную политику в отношении распространения идеологии в РСФСР в октябре 1917–1922 гг., а так же проследить картину создания органов государственной пропаганды (Главполитпросвета и политпросветов на местах).
В третью, наиболее многочисленную группу источников, включены делопроизводственные документы государственных учреждений и партийных организаций. В массиве организационной и организационно-распорядит ельной делопроизводственной документации был изучен ряд положений, регламентировавших организационную форму и компетентность агитационно-пропагандистских отделов при ячейках партии3.
Значительный пласт делопроизводственных материалов собран в ходе
работы в Вологодском областном архиве новейшей политической истории
(далее - ВОАНПИ)4 и Государственном архиве Вологодской области (далее -
ГАВО)5. В ходе работы над диссертацией были проанализированы
протоколы заседаний и пленумов губкомов, агитпропколлегий, совещаний
пропагандистов, журналы заседаний секций пропагандистов, выписки из
протоколов заседаний исполкомов, посвященных вопросам агитации и
пропаганды, циркуляры губкома местным ячейкам и партийным бюро.
Данные документы содержат сведения о работе АПО на местах, курировании
партией деятельности политпросветов, разъяснений, предназначавшихся для
агитпропработников, а также раскрывают масштабы мобилизации членов
низовых ячеек партии на агитработу.
1 Пропаганда и агитация в решениях и документах ВКП(б). М., 1947.
2 Декреты Советской власти. ТТ. 1–3, 11, 15. М., 1957–1999; Собрание узаконений и распоряжений
правительства за 1917–1918 гг. М., 1942.
3 Памятка партийного работника. (Сборник положений и инструкций организационно-инструкторского
отдела Вологодского Губкома Р.К.П.). Вологда, 1921.
4 В ходе работы в ВОАНПИ были изучены следующие архивные фонды: фонд № 2 (Северо-Двинский
губернский комитет РКП(б)); фонд № 259 (Тотемский уездный комитет РКП(б); фонд № 1853 (Вологодский
губернский комитет РКП(б)); фонд № 1930 (Череповецкий губернский комитет РКП(б).
5 В ходе работы в ГАВО был изучены фонды Вологодского губернского отдела управления (фонд № 53),
Вологодского губернского исполнительного комитета (фонд № Р – 585), а так же Вологодского Губернского
отдела образования (фонд № 111).
Среди материалов делопроизводства была изучена опубликованная1 и
отложившаяся в архивных фондах рабочая переписка партийных и
советских учреждений. В ней содержится информация о финансировании и
кадровом обеспечении агитационной деятельности, военных и партийных
мобилизациях, производившихся среди работников агитпропов и
политпросветов, отчетности АПО о результатах их работы на местах. Кроме
того, в ходе работы в фондах Российского государственного архива
социально-политической истории (далее – РГАСПИ) выявлены материалы
переписки бюро Секретариата и Секретного отдела ЦК с местными
партийными органами, письма секретарей губкомов, «обзоры-
характеристики» по вопросам политической и экономической ситуации в губерниях, состоянии дел в организациях РКП(б), составлявшиеся Информационным подотделом и Орготделом ЦК2. Данный комплекс документальных материалов содержит ценные данные о влиянии власти на настроения жителей северной деревни в изучаемый период.
В эту же группу следует отнести плановую и учетную документацию агитационно-пропагандистских отделов разных уровней3. Данный комплекс документов содержит сведения по вопросам, связанным с обеспеченностью органов агитации и пропаганды кадрами, а также материальным положением последних. Не менее важным источником, представляющим собой отдельный вид учетной документации, стали анкет ы штатных и внештатных агитаторов, лекторов и пропагандистов, работавших в агитационно-пропагандистских отделах при губернских и уездных ячейках РКП(б). Эти документы содержат информацию о половозрастном, социальном, образовательном и культурном облике пропагандистов.
Важное значение имеют сведения, полученные в ходе анализа отчетной документации государственных и партийных организаций разного уровня, прежде всего, годовых отчетов Вологодского губкома и губисполкома4, месячных отчетов губернских и уездных комитетов РКП(б) о проделанной работе и о «политическом положении», отчетов АПО и политпросветов, «анкет» губернских комитетов партии, содержащих сведения об агитпропработе в уездных и волостных ячейках РКП(б), а также «анкет» уездов. Комплекс отчетной документации содержит конкретные сведения о работе среди крестьянства, агиткампаниях, настроениях населения региона.
1 Переписка секретариата ЦК РКП(б) с местными партийными организациями (август-октябрь 1918 г.).
Сборник документов. М., 1969; Переписка секретариата ЦК РКП(б) с местными партийными организациями
(апрель-май 1919 г.). Сборник документов. М., 1972; Переписка секретариата ЦК РСДРП(б) с местными
партийными организациями (март-октябрь 1917 г.). Сборник документов. М., 1957.
2 В РГАСПИ были изучены следующие фонды: в описи № 33 фонда № 17 (фонд ЦК КПСС) отложились
документы Секретного отдела ЦК РКП(б). Кроме того, во время работы в РГАСПИ были изучены дела из
описи № 60 фонда № 17, в котором отложились документы отдела Агитации и пропаганды при ЦК КПСС, а
так же фонда № 67, в котором содержатся документы Северного областного комитета РКП(б).
3 К данному виду источников необходимо отнести сметы АПО, требовательные ведомости на
обмундирование и выдачу жалования, счета, именные списки агитаторов, лекторов и докладчиков.
4 За три года. Отчет о деятельности Вологодского губисполкома и его отделов – к VII Губернскому съезду
советов 20 июня 1921 г. Книга 2. Вологда, 1921; Отчет о деятельности Вологодского губернского комитета
РКП (б) за время с 8 сентября по 20 февраля 1921 г. Вологда, 1921.
Другой вид отчетной документации представляют собой «показания», доклады и отчеты совработников, коммунистов и красноармейцев, отчеты ячеек о проделанной работе. Данный вид источников содержит сведения о форме и интенсивности агитационно-пропагандистской работы на местах, настроениях в волостях и уездах, восприятии партийно-государственной агитации и пропаганды сельским обществом. Источниковедческий анализ этой категории документов сделан в работах Т.И. Трошиной и С.В. Ярова, отметивших необходимость анализа риторических и идеологических наслоений при анализе данных текстов1.
Четвертая группа источников состоит из ряда опубликованных ведомственных актовых материалов2. В этой связи отметим ряд документальных публикаций В.А. Саблина и С.В. Ярова3. В работе были проанализированы закрытые информационные сводки и обзоры, аналитические доклады, составлявшиеся в органах ВЧК-ОГПУ и политотделах Красной армии. Данный вид документов содержит сведения о политических настроениях и формах социального протеста населения Русского Севера.
Пятую группу источников составили материалы периодической
печати. В советских газетах и журналах содержится как официальная
информация (постановления губкомов и исполкомов, отчеты и протоколы
партийных и советских органов, сообщения с мест и аналитические статьи),
так и непосредственно пропагандистские материалы (фельетоны, репортажи,
воззвания советских, партийных и военных органов)4. При этом в
специальных периодических изданиях, опубликованных силами губернских
комитетов партии, нашли свое отражение аналитические материалы,
распорядительная документация органов РКП(б), методические
рекомендации в сфере агитпропработы5.
1 Трошина Т. И. Крестьянские настроения периода «военного коммунизма» // Вопросы истории. 2011. № 2.
С. 100; Яров С. В. Источники для изучения общественных настроений и культуры России XX века. СПб.,
2009. С. 8—32.
2 ВЧК–ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства 1921–1927 гг. (По материалам
информационных сводок ВЧК–ОГПУ) / Сост. Г. Ф. Доброноженко. Сыктывкар, 1995; Советская деревня
глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 1. 1918–1922 гг. / Под ред.
А. Береловича, В. Данилова. М., 2000.
3 Документы для изучения психологии российского общества XX в. // Яров С. В. Источники для изучения
общественных настроений... С. 174—233; Документы о крестьянском движении на Северо-западе Советской
России в 1918 г. (составление, подготовка текста и комментарии С. В. Ярова) // Яров С. В. Крестьянин как
политик… С. 95—168.; Саблин В. А. Крестьянство Северо-Двинской губернии в 1918–1920 годах (Характер
политических настроений) // Великий Устюг. Краеведческий альманах. Вып. 4. Вологда, 2007 С. 343—377;
Он же. Хроника отчаяния и борьбы (Вологодская деревня в годы Гражданской войны) // Вологда: Историко-
краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда, 1994. С. 180—194.
4 Изучены следующие периодические издания: «Известия Вологодского губернского исполнительного
комитета советов рабочих и крестьянских депутатов», 1917–1919 гг.; «Известия Северо-Двинского
губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов», 1921
г.; «Коммунист», 1922 г.; «Красный Север», 1919–1922 гг.; «На грани», 1921 г.; «Северная коммуна», 1918–
1919 гг.; «Советская мысль», 1919 г.
5 Изучены следующие периодические издания: «Бюллетень Северо-Двинского губкома РКП(б)», 1921 г.,
«Вестник Вологодского губернского комитета РКП(б), 1921 г., «Вестник Северо-Двинского губернского
комитета РКП(б)», 1922 гг., «Северная беднота», 1918–1919 гг.; «Северная звезда», 1923 г.
В шестую группу выделим источники личного происхождения, к которым относятся воспоминания очевидцев и участников событий Гражданской войны1. Специфика этой категории источников заключается в том, что авторы подобных свидетельств являлись непосредственными участниками знаковых исторических событий, в связи с чем излагали исторический материал крайне субъективно. Тем не менее, данные свидетельства являются ценным источником сведений о настроениях населения региона в годы Гражданской войны, в частности в период Шекснинского (1918 г.) и Вельского (1921 г.) крестьянских восстаний.
В диссертации проанализированы крестьянские письма «во власть»2.
Подобный вид исторических свидетельств содержит сведения о
политических взглядах и иерархии крестьянских интересов, а также представляет собой один из каналов взаимоотношения власти и общества в Советской России. Также в диссертации проанализирован такой вид источников личного происхождения, как крестьянские дневники. Ярким примером подобных источников являются дневники крестьян И.Г. Глотова (Вельский уезд Вологодской губ., вел дневник с 1906 по 1931 гг.) и А.А. Замараева (Тотемский уезд Вологодской губ., вел дневник с 1906 по 1922 гг.)3. Исчерпывающая характеристика последнему была дана в работах Н.И. Решетникова и В.А. Саблина4.
Тем самым, источниковая база диссертации достаточно обширна.
Подобранный комплекс источников обеспечил необходимый массив
разносторонней информации, с помощью которой были решены задачи
исследования. Большинство документов, проанализированных в
диссертации, были впервые введены в научный оборот.
Положения, выносимые на защиту:
1) Особенностью функционирования системы органов партийно-
государственной агитации и пропаганды в губерниях Русского Севера в годы Гражданской войны была неравномерная организация сети
1 См.: Авантюра эсеров в Северном крае в 1921 г. Воспоминания М. М. Ушакова / Публикация В. А.
Саблина // Важский край: источниковедение, история, культура: Исследования и материалы. Вып. 2. Вельск,
2004. С. 253—264; Ветошкин М. К. Революция и гражданская война на Севере: Очерки по истории борьбы
за власть и организации советской власти и коммунистической партии на Севере. Вологда, 1927;
Гражданская война на Севере (Воспоминания П.П. Сахарова и А.Н. Суворова о шекснинском восстании
1918 года ) / Публикация Г.Н. Пахний // Череповец: Краеведческий альманах. Выпуск 2. Вологда, 1999. С.
176—223; Кедров М. С. За советский север. Личные воспоминания и материалы о первых этапах
гражданской войны // Этапы большого пути. М., 1963. С. 273—293; Павловцев П. Л. Полвека назад.
Воспоминания участника революционных событий. Вологда, 1968.
2 Письма во власть. 1917–1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и
большевистским вождям. Сост. А. Я. Лившин, И. Б. Орлов. М., 1998; Письма трудящихся Севера к
Владимиру Ильичу Ленину / Публикация Г. И. Соколова // Вологодский край. Вып. 2. Вологда, 1960. С.
244—276.
3 Дневник тотемского крестьянина А. А. Замараева (1906–1922 годы) // Тотьма: Краеведческий альманах.
Вып. 2. Вологда, 1997. С. 245—518; На разломе жизни. Дневник Ивана Глотова, пежемского крестьянина
Вельского района Архангельской области. 1915–1931 годы. М., 1997.
4 Решетников Н. И. Искусство крестьянского бытописания // Послужить Северу…: Историко-
художественный и краеведческий сборник. Вологда, 1995. С. 144—151; Саблин В. А. Первая мировая и
Гражданская война в восприятии крестьян Европейского Севера // Вологодская область в годы Великой
Отечественной войны: уроки прошлого и опыт настоящего: Сборник материалов научно-практического
семинара. 21 июня 2002 г. Вологда, 2002. С. 59—62.
учреждений, занимавшихся агитацией и пропагандой, а также параллелизм и противоречия в деятельности партийных и советских агитпропов;
-
Профессиональная общность агитаторов и пропагандистов в северных губерниях в первые годы Советской власти не сложилась. Кадровый состав агитаторов был представлен немногочисленной группой служивших в армии и не порвавших связи с деревней партийных и советских работников, уровень грамотности которых превосходил образовательный уровень крестьян. При этом недостаточная теоретическая подготовка пропагандистов и отсутствие у них мотивации к работе сказывались на качестве проводившейся в деревне агитации и пропаганды;
-
Причины популярности и востребованности партийно-государственных агитационно-пропагандистских мероприятий, проводившихся в северной деревне, необходимо искать на микроуровне, при этом обращая внимание на социально-экономическую обстановку, сложившуюся в конкретной волости, а также на сущность взаимодействия крестьянства с местными Советами и коммунистами;
-
Поддержка крестьянством официальной агитации и пропаганды в годы Гражданской войны имела во многом внеидеологические причины, так как она была основана на стремлении сельского общества к установлению диалога с властью для решения конкретных кратковременных задач деревни;
-
В критике идеологии власти отразился протест деревни против политики Советов, направленной на слом традиционного уклада жизни крестьянства. Отрицание деревней партийно-государственной агитации и пропаганды было связано с критикой местной власти, с которой сельское общество ассоциировало государственную власть в целом;
-
В деревне Русского Севера в период октября 1917–1922 гг. отсутствовала организованная идеологическая альтернатива большевистской агитации и пропаганде. Неофициальные формы распространения политической информации среди крестьянства не содержали четкой идеологии и являлись формой интерпретации деревней политики государственной власти;
-
Критика и одобрение крестьянством партийной идеологии, тематика слухов и содержание неофициальной агитации свидетельствуют о противоречиях, активизировавшихся внутри сельского сообщества. В аргументации внутренних конфликтов деревня использовала положения официальной агитации и пропаганды, что также подрывало общинное единство. Данную тенденцию следует связывать с непоследовательной политикой Советов в деревне.
Научная новизна. Впервые в отечественной историографии сделана
попытка в рамках изучения вопросов политической агитации первых лет
Советской власти проследить не только организацию официальной агитации
и пропаганды, но и е восприятие и интерпретацию населением.
Исследование темы распространения неофициальной политической
информации в северном селе дополняет картину идеологического воздействия на крестьянство в период октября 1917–1922 гг.
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Данное исследование основано на анализе массива опубликованных и архивных источников. Результаты исследования могут быть использованы историками, политологами, антропологами и этнографами для последующего изучения вопросов взаимоотношения власти и общества в Советской России, а также политической культуры крестьянства в послереволюционную эпоху. Содержание диссертации может стать основой для подготовки элективных курсов, связанных с изучением истории политической агитации и пропаганды.
Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования. Работа состоит из введения, основной части, включающей три главы, заключения, а также списка источников и литературы.
Кадровый состав агитаторов и пропагандистов
Таким образом, можно говорить о завершении процесса формирования системы органов агитации и пропаганды в РСФСР к началу 1920-х гг. В е структуре необходимо выделить как большевистские партийные организации (от Агитпропотдела ЦК РКП(б) до низовых ячеек), так и государственные156, и общественные органы (культурно-просветительные общества, профсоюзы, РКСМ)157.
Проанализировав процессы создания и развития центральных агитационно-пропагандистских органов в РСФСР с 1917 по 1922 гг., обратимся к изучению структуры органов агитации и пропаганды, организованных в губерниях Русского Севера. На местах агитационно-пропагандистские органы коммунистов начали формироваться еще до октября 1917 г. Большевистские ячейки и руководимые ими землячества северян (Петроградское, Кронштадское, Гельсинфорское, Ревельское) в 1917 г. распространяли печатную продукцию, создавали в селах библиотеки и читальни. Члены партии, а также коммунистически настроенные солдаты и матросы занимались агитацией среди населения158. Создание 24 сентября 1917 г. Череповецкой ячейки РСДРП(б), в которую на тот момент входило 70 членов, способствовало открытию при данной организации агитационно-просветительской комиссии. Целью создания подобного органа
Первоначальные шаги Советской власти по организации пропагандистских органов на Русском Севере носили чрезвычайный характер. В конце июня 1918 г. череповецкие городские ячейки РКП(б) начали выделять агитаторов для работы в деревне, в том числе с целью проведения мобилизации в армию и учета урожая160. 13 августа 1918 г. в Вологде был издан приказ № 5 командующего Северным фронтом М.С. Кедрова «О мобилизации агитаторов»161. Агитационный отдел при Вологодском губисполкоме, созданный 15 августа 1918 г. на средства политотдела VI Армии162, совместно с местными комитетами РКП(б) обязан был организовать во всех уездах губернии агитационные районы. В каждом из них предполагалось создание агитационного центра при уездном исполкоме. Губисполком передавал уездным исполкомам полномочия по осуществлению мобилизации агитационных сил на местах163.
В период с августа по октябрь 1918 г. Вологодский губернский АПО ограничивал свою деятельность раздачей населению бесплатной литературы, а также организацией краткосрочных командировок агитаторов в уезды. Начиная с октября 1918 г. агитаторы губернского АПО начали выезжать в районы со специальными заданиями, проводили групповые и индивидуальные агитационные мероприятия, создавали культурно-просветительские и партийные ячейки, осуществляли контроль над деятельностью местных исполкомов, собирали сведения о настроениях населения региона166.
Революционный импульс, спровоцировавший разрастание бюро кратического аппарата и установление многовластия в 1917–1922 гг. на территории бывшей Российской империи, проявился в ряде местечковых импровизаций, а именно реорганизации ряда партийных и государственных органов167. В период с декабря 1918 г. по март 1919 г. на уровне Вологодского губернского комитета партии и губернского исполкома неоднократно поднимались вопросы о слиянии губернского АПО с агитационно-просветительским отделом губвоенкома, а также информационно-инструкторским подотделом губернского отдела управления168. Данные инициативы объяснялись заведующей Вологодским губернским АПО Л.М. Быстровой «невозможностью иначе получить кредиты из центра»169. В реализации данных инициатив губернскому агитпропу было отказано президиумом губисполкома и агитационно-просветительским отделом Всероссийского бюро военных комиссаров РВСР170. Отметим при этом, что инициативы с мест (на уровне уездов) по организации «слияний» агитационных органов также наталкивались на запреты со стороны
Параллельно со складыванием агитпропов при партийных комитетах создавались специализированные партийные органы, также выполнявшие агитационно-пропагандистские функции. Так, образование комиссий по агитации и пропаганде среди женщин происходило в период подготовки к первому съезду работниц и крестьянок Северной области, состоявшемуся в январе 1919 г. Под руководством губкомов и укомов в конце 1918 г. стали возникать комиссии, союзы и бюро женщин-работниц и крестьянок, которые должны были проводить агитационно-пропагандистскую работу172. В конце ноября 1919 г. был создан губженотдел при Северо-Двинском губкоме, а весной 1920 г. губженотделы при Вологодском и Череповецком губкомах РКП(б)173.
Поддержка крестьянством агитации и пропаганды
Подчеркнем, что соотношение коммунистов и общего числа жителей на изучаемых территориях не было однородным. К примеру, в 1920 г. в менее населенных Архангельской и Олонецкой губерниях численность коммунистов была вполне сопоставима (от 2000 до 3200 коммунистов в одной губернии) с численностью более заселенных территорий Русского Севера256. Исходя из этого среднее количество коммунистов на тысячу жителей в Вологодской, СевероДвинской и Череповецкой губерний было значительно ниже, чем в целом на Европейском Севере.
В соответствии с имеющимися данными о динамике партийного строительства в северных губерниях РСФСР, проанализируем количество пропагандистских сил при парткомах Вологодской, Северо-Двинской и Череповецкой губерний в период 1918–1922 гг. Анкета Вологодского губернского комитета РКП(б) (1919 г.) содержит сведения о численности кадров агитаторов и пропагандистов, занимавшихся агитпропработой на уровне своей волости или ячейки. Из упомянутых в источнике 71 волостных (96 пропагандистов) и 28 городских и иных местных ячеек партии (45 пропагандистов), на 1 января 1919 г. в Вологодской губернии имелось порядка 141 агитатора, мобилизованного для работы непосредственно в месте своего проживания (кроме агитаторских сил Вологодского губкома и горкома). Необходимо отметить, что исходя из имеющихся данных, собственных агитационных сил не было в 33 волостных ячейках партии257. Тем самым, практически в каждой второй (46,8 %) волостной партийной ячейке, не нашлось ни одного члена партии, кандидата или
К примеру, в 1920 г. население Архангельской губернии составляло 343 195 чел., Вологодской – 863 708 чел., Олонецкой – 149 909 чел., Северо-Двинской – 813 349 чел., Череповецкой – 700 000 чел. Данные по: Николаев В.И. Указ. соч. С. 151; Саблин В. А. Аграрная революция на Европейском Севере… С. 228. комсомольца, который бы взял на себя обязанность заниматься агитацией и пропагандой в своей округе. Общее же число сосредоточенных в Вологде агитационных сил к 1919 г. составляло не менее 122 агитаторов и пропагандистов258. Тем самым, в первой половине 1919 г. число граждан, систематически занимающихся агитацией в Вологодской губернии составляло не менее 263 человек. Из них агитаторами в партийных АПО были 198 человек. Данное количество пропагандистов мы получаем, объединив численность пропагандистов, служивших в волостных, городских и иных местных ячейках партии (141 чел.), а также агитаторов партийных учреждений г. Вологды и Вологодского губкома (57 чел.). 65 пропагандистов были служащими губисполкома и различных советских учреждений в г. Вологде.
Учтем, что к марту 1919 г. в Вологодской губернии насчитывалось 2403 коммуниста259. Если данный показатель численности членов партии взять за 100 %, имея сведения о 198 штатных пропагандистах, работавших при партийных ячейках, мы получаем следующий результат: в первой половине 1919 г. 8,2 % коммунистов в Вологодской губернии являлись агитаторами при партячейках. Число агитаторов по сметам агитационных отделов при волостных ячейках РКП(б) могло варьироваться от 2 до 4 человек, а при уездных достигало 8–12 пропагандистов на соответствующий отдел260.
По сметам АПО при Вологодском губкоме в 1920 г. значилось 105 штатных должностей агитаторов и пропагандистов261. При этом очевидно, что не все вакантные должности в агитпропах были замещены. По подсчетам Б.Б. Быкова, в Северо-Двинской губернии в уездах в середине 1920 г. работало 76 лекторов и агитаторов. При этом исследователем упоминались ещ 202 «ответственных «для городской работы», 30 агитаторов при губкоме, 5 агитаторов-организаторов, 30 уездных агитаторов «с окладом», 35 районных агитаторов. Источник: ВОАНПИ. Ф. 1853. Оп. 3. Д. 46. Л. 145. организатора» и 57 инструкторов-организаторов в уездах262. В Вологодской губернии также не во всех уездных комитетах партии удалось заместить вакантные места штатных агитаторов и пропагандистов. К примеру, в Вельском уезде в 1921 г. на партийной работе ни одного агитатора не числилось263.
Характеризуя сведения о штате работников агитационного отдела при Вологодском губкоме, можно говорить о том, что численность пропагандистов в этой организации с 1918 по 1921 гг. оставалась относительно неизменной. Так, если к осени 1918 г. при губкоме значилось всего 16 агитаторов, то к весне 1921 г. их было по-прежнему столько же: 15 агитаторов и 1 лектор264. Данные цифры подтверждают и сведения Вологодского губернского комитета партии о количестве агитационно-пропагандистских сил в регионе на июнь 1922 г. Без учета агитационных кадров, состоявших при губкоме, количество агитаторов и пропагандистов в губернии составляло 87 человек265.
Критика крестьянами агитации и пропаганды
Вершиной откровенно показного, сконструированного в большевистских документах крестьянского одобрения партийно-государственной идеологии, безусловно, можно назвать факты так называемых «покаянных» речей и писем от военнопленных. Данные свидетельства представляют очевидный исследовательский интерес, так как в них сохранена логика лояльных крестьянских рассуждений о Советской власти в период Гражданской войны. Так, в докладе агитационному отделу Вологодского губисполкома о работе среди военнопленных агитатора П.А. Лялитко (1919 г.) читаем: «От военнопленных выступали два товарища, которые призывали забыть все те лишения, которые причиняли им отдельные личности, а не вся Советская власть, как они высказывались, [которая – Ю.С.] есть защитник рабочих и крестьян»427. Более того, активисты-пленные публично обещали вернуться на фронт, чтобы там агитировать за большевиков, так как, по их выражению, «Советская власть нам насилий не делала», «Советская власть нас отпустила». В этой связи пленные заявляли: «А если и призовут428, то всячески не пойдем против Советской власти»429.
Обратим внимание, что данные лица были агитаторами явно поневоле и эксплуатировали в своих речах одну и ту же мысль, повсеместно используя образ противоборства «гуманной» Советской власти с е агрессивными противниками. Этот тезис не нашел у агитаторов творческого развития, отчего митинг, который им пришлось провести и свелся к возданию благодарностей Советам. Единственное, что прозвучало внятно, так это желание вернуться домой, т.е. за линию фронта, и заверения в том, что если бы их повторно подвергли призыву на оккупированной территории, они, конечно, этому бы сопротивлялись.
Можно предположить, что в понимании пленных, ставших пропагандистами по воле судьбы, вообще отсутствовали различия между противоборствующими в Гражданской войне сторонами. В этом и необходимо искать причины их утверждений о «зверствах» одной из сторон. Отметим, что пленные агитаторы ни разу не упомянули об иностранном вторжении в губернии Русского Севера, а также не предлагали лозунгов о национальном освобождении. Советская власть у пленных солдат явно не ассоциировалась с партией большевиков. В речи данных агитаторов упоминаний о коммунистах мы не находим. Тем не менее, некоторые пленные белогвардейцы открыто заявляли, что в случае их освобождения из плена на родину, они могли бы взять на себя обязанность агитировать «белых» за Советы 430.
Продолжим анализ документов, содержащих сведения о восприятии большевистской агитации и пропаганды военнопленными. В сентябре 1920 г. силами агитпункта при железнодорожной станции Вологда был проведен митинг для пленных белогвардейцев. Важно отметить, что в митинге принял участие и один из этапируемых пленных: с приветственной речью к «вождям революции» и Красной армии выступил крестьянин Т. Попов. На чем был сделан акцент данным оратором? Во-первых, пленные белогвардейцы позиционировали себя в качестве жертв, силой удержанных врагом от посильного участия в революции («Попов глубоко сожалел о том, что они были лишены всякой возможности участвовать и помогать»). Во-вторых, оратор подчеркивал их прежнюю дезинформированность и обман «врагом», использовавшим «ложные слухи». Т. Попов говорит о своем «освобождении» от «угнетения» после его пленения большевиками. Произнесение речи пропагандистом, бывшего ранее белогвардейцем, легитимировало его нахождение в стане большевиков в силу принятия большевистских систем аргументации и демонстрации лояльности Советам431.
Источники позволяют судить о стремлении сельского общества к сотрудничеству с Советами. Так, наиболее показательно выступление крестьянина Кубенской волости (Вологодский уезд), записанное в декабре 1918 г. агитатором А.С. Бирилло: «Я готов идти к царству социализма, но желал бы узнать, хватит ли у меня достаточно материальных продуктов?»432. Данный факт публичного проявления политической лояльности деревенским жителем можно расценивать двояко. С одной стороны, оперирование аспектами политического мифа о построении социализма отвечало исконным мечтам крестьянина о царстве справедливости и равенства, но, с другой стороны, воспринималось им, скорее, формально и исключительно для решения конкретной цели.
Особый интерес представляет свидетельство, оставленное агитаторами Северо-Двинского губисполкома Шабалиным и Каратным, проводившими агитационную работу в Нюксенской волости (май 1919 г.)433. Приведем небольшую выдержку из данного документа: «Было собрание на разработке лесных материалов у товарищей мобилизованных, которые остались на работе, и прочих рабочих товарищей настроение советское, ну только, что недовольное, что им не дают хлеба, а особенно табаку, объясняют, что мы будем успешнее работать, если бы нам дали табаку. Мы бы вместо 8 часов стали работать 12 часов в сутки»434.
По итогам проведенного собрания пропагандисты отмечали, что население волости лояльно относилось к Советской власти и не сомневалось в е легитимности. Крестьяне во время общения с агитаторами выдвинули власти свои предложения (выдача хлеба и табака), взамен приняв на себя обязательства по увеличению продолжительности трудового дня. Тем самым, собрание крестьян, недовольных трудовой мобилизацией, не выдвигало радикальных требований, а используя демонстративную лояльность, пыталось обратить на себя внимание представителей власти. Предложение крестьян об увеличении трудового дня за предоставление пайков, явилось не более чем предлогом деревне заявить о своих насущных проблемах.
Слухи в сельском обществе Русского Севера
В данном случае конфликтная ситуация, произошедшая между представителями власти и местным крестьянством, была локализована благодаря применению вооруженной силы. Любые собрания, которые были организованы «самовольно» и «без разрешения волости», оценивались И. Исаковым как противоправные действия, так как агитация со стороны крестьян о неявке на призывные пункты в понимании агитатора являлась «мятежом». Тем не менее, крестьяне проявили солидарность по отношению к действиям власти в сфере военных мобилизаций.
Подобную консолидацию сельского общества в отношении пропаганды, связанной с мобилизационной политикой власти, мы отмечаем в донесении, оставленном агитатором Н. Беловым, работавшим в Богоявленской волости (Велико-Устюгский уезд Северо-Двинской губ., документ составлен между 8 сентября и 25 декабря 1918 г.). Для создания отчета Н. Белов собирал информацию «со слов» в местных советских органах, на основе чего и сделал ряд заключений о политических настроениях волости. В его руки попали протоколы заседаний волостных Советов, на одном из которых после пропаганды, проведенной агитаторами из г. Великий Устюг, в волости был организован военный комиссариат525. Тем не менее, на общем собрании волости данное решение было пересмотрено, и согласно новой резолюции, принятой сходом, военный комиссариат был закрыт526. Таким образом, информация о том, что «кулаки» «грозили» расправой и избивали советских служащих и коммунистов,
Другой пример консолидированной оценки крестьянским миром военных мобилизаций мы отмечаем в «отчетности» агитатора К.Ф. Хилинского, побывавшего 25 мая 1919 г. в Норобовской волости Вологодского уезда. В своем донесении агитатор извещал губком о ряде подлогов, совершенных местными коммунистами, вставшими на учет в Вологде на бирже труда во избежание мобилизации в армию. К.Ф. Хилинский, рассуждая о подобных фактах, видел в них дурной пример для населения волости. Так, он подчеркивал: «Следует обратить внимание на таких коммунистов, ибо крестьяне говорят, когда коммунисты пойдут, то и мы пойдем»527.
Таким образом, негативная реакция крестьян на услышанную ими агитацию, проявлявшаяся в форме использования бранных выражений, угроз, нанесения побоев агитаторам и коммунистам, а также критика пропагандировавшихся ими постановлений встречалась гораздо чаще, чем организованные ответы сельского общества (выражавшиеся, к примеру, в вынесении самостоятельных резолюций), тем более, что резолюции сходов не расценивались властью, как документы, заслуживающие внимания.
Факты крестьянской критики партийно-государственной идеологии были формой непосредственной реакции сельского мира на агитацию и пропаганду, не предполагавшую его активного участия в обсуждении проблем деревни. Среди критиковавшихся крестьянством проблем, по которым в северном селе проводилась агитация и пропаганда, выделялся продовольственный вопрос (проблемы голода, проблемы доставки продовольствия, хлебной монополии, продовольственной диктатуры, реквизиций). Также деревня не принимала агитацию за создание сельскохозяйственных коммун и введение продналога, критиковала действия продотрядов и комитетов бедноты. Серьезной критике со стороны крестьянства подвергались проблемы промтоварного голода и военных мобилизаций.
Неприятие крестьянством идеологии и политики власти Советов демонстрировало массу противоречий, обострившихся в крестьянской среде в период «военного коммунизма» и начального периода нэпа. Так, зажиточная часть деревни отказывалась принимать принцип землепользования «по едокам». В свою очередь беднячество и середняки, опираясь на антикулацкую пропаганду, критиковали уравнительную раскладку налогов среди членов общины. Другим противоречием внутри деревни необходимо назвать критику основной массы крестьян политики помощи власти беднячеству. При этом пропагандировавшийся с весны 1919 г. курс власти на «союз» с середняком также подвергался крестьянской критике. Ранее было показано, что первые шаги продналоговой политики Советов вызывали недовольство всех слоев деревни, в том числе и беднячества, которое также было обложено налогом. Как видим, противоречия в сельском обществе, обострившиеся в изучаемый период, свидетельствуют о противоречивости политики Советов по отношению к деревне. Тем не менее, подчеркнем, что установившийся Советский строй не подвергался сомнению. Данный вывод подтверждается тем, что неприятие официальной агитации во многом было основано на наблюдениях крестьян за неправовыми действиями местной власти, с которой сельский мир ассоциировал Советскую власть в целом.
