Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Теоретические подходы к проблеме региональной безопасности 15
1.1. Современные глобальные трансформации в региональном преломлении 15
1.2. Регион и региональные процессы взаимодействия (регионализация, регионализм) в системе региональной безопасности 37
1.3. Безопасность региональных подсистем МО: системный подход к основным понятиям и структурным составляющим 48
1.4. Деструктивные комплексы в анализе безопасности региональных подсистем МО 92
ГЛАВА II История становления и особенности современной системы региональной безопасности в центральной азии 104
2.1. История становления и формирования Центрально-азиатской региональной подсистемы МО и параметров ее безопасности 104
2.2. Современная (постсоветская) система региональной безопасности в Центральной Азии: особенности состояния и параметры содержания 113
2.2.1. Национальный и межгосударственный срезы внутреннего измерения системы региональной безопасности Центральной Азии 120
a. Национальный срез системы региональной безопасности Центральной Азии: военно-политический, социально-экономический, духовно-культурный, информационный и экологический аспекты безопасности в странах региона 120
b. Региональный уровень системы безопасности в Центральной Азии: постсоветские межгосударственн ые отношения стран региона 181
2.2.2. Внерегиоиальное измерение системы безопасности Центральной Азии 197
a. Уровень двусторонних отношений государств региона (макрорегиональный уровень взаимодействия - РФ, КНР, Афганистан, Пакистан, Индия, Иран,Турция; глобальный и континентальный уровни взаимодействия - США, ЕС) 198
b. Институциональный уровень взаимодействия стран Центральной Азии (СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС, ОБСЕ, СВМДА, программы НАТО (Партнерстворади мира), Еврокомиссии (СПЕКА, ТАСИС, ТРАСЕКА, БОМКА), АБР (ЦАРЕС), США (ПБЦА) 235
Заключение 252
Приложения 257
Библиография 266
- Регион и региональные процессы взаимодействия (регионализация, регионализм) в системе региональной безопасности
- Деструктивные комплексы в анализе безопасности региональных подсистем МО
- Национальный и межгосударственный срезы внутреннего измерения системы региональной безопасности Центральной Азии
- Региональный уровень системы безопасности в Центральной Азии: постсоветские межгосударственн ые отношения стран региона
Введение к работе
Постановка проблемы. Настоящее исследование посвящено изучению становящейся структуры региональной безопасности Центральной Азии в контексте трансформации современной системы международных отношений. Известно, что ослабление и последующий распад биполярной международной системы обусловили быструю актуализацию проблемы региональной безопасности, сопровождающейся параллельным усложнением ее природы в контексте тех трансформаций, которые активизировались в глобальной системе, начиная со втор. пол. ХХ-го в. Общеизвестно, что эти трансформации в международной системе стали обретать комплексный характер и проявляться в социально-экономической, военно-политической, духовно-культурной, информационной и других сферах. Проблема региональной безопасности стала усложняться с активизацией т.н. стихийных и неуправляемых структурных трансформаций в более или менее устоявшихся и еще только формирующихся региональных подсистемах. Принято считать, что к числу таких новообразовавшихся региональных подсистем относится Центральная Азия - регион, испытывающий на данном этапе своего развития большую внутреннюю и внешнюю нагрузку. Вопрос об определении статуса «регионности» Центральной Азии дает четкие ориентиры, касающиеся исследования ее безопасности. С другой стороны он позволяет выделить регион как более или менее устоявшуюся и условно самодостаточную подсистему на международной арене. В усложняющейся в плане структурированности Центральной Азии механизмы обеспечения региональной безопасности приобретают все более сложный характер. Необходимость изучения подобных механизмов и обусловливающих их факторов международной системы, а также антисистемных (деструктивных) комплексов, несомненно, дает четкое представление для понимания происходящих событий в регионе. Предсказуемая и стабильно развивающаяся Центральная Азия создает благоприятную почву для сотрудничества в рамках не только обществ и государств региона, но и других субъектов мирового сообщества. Деструктивная же Центральная Азия - опасная для многих субъектов международных отношений региональная подсистема, вполне способная дестабилизировать и раздробить оставшиеся нормально функционирующими и целостными государства Евразии.
Актуальность темы определяется необходимостью переосмысления теории и практики региональной безопасности Центральной Азии на фоне ее самоутверждения
в мировой политике и глобальной безопасности. Как известно, образовавшийся на территории СССР регион Центральная Азия в составе Казахстана. Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана в целом не смог сохранить прежнего уровня благосостояния, и вследствие этого стал постепенно поляризоваться на более или менее нестабильный южный и стабильный северный субрегионы. Падение уровня жизни и коллапс государственной идеологии в регионе привели к ретради-ционализации обществ, возникновению различных преступных группировок - международных террористов, религиозных экстремистов, наркосиндикатов и т.д. Благоприятная почва для такого рода деструктивных элементов в регионе стала негативно влиять на национальную безопасность РФ, КНР, кавказских, европейских и др. государств. События 11 сентября 2001 г. в США и последовавшие за ними геополитические процессы в Центральной Азии1 вновь подтвердили транснациональный характер деструктивных факторов, исходящих от региона и тем самым констатировали гло-бальнзто значимость этой региональной подсистемы МО.
Объектом диссертационного исследования является система региональной безопасности.
Предметом данного исследования являются механизмы, в соответствии с которыми формируется система региональной безопасности Центральной Азии в новых трансформационных условиях. В данном конкретном случае в Центральной Азии она включает три измерения: внутристрановое, внутрирегионально-межгосударственное (отношения между странами Центральной Азии), метарегиоиальное (отношения между странами Центральной Азии и внерегиональными акторами).
Основной целью исследования является выявление механизмов формирования структуры региональной безопасности Центральной Азии в контексте трансформации современной системы МО.
Для осуществления данной цели поставлены следующие концептуально-методологические и практические задачи:
изучить ключевые параметры трансформации современной глобальной международной системы, влияющие на региональные подсистемы;
Как известно, в географическом и отчасти в геополитическом плане Афганистан относится к Центральной Азии (ЦА).
рассмотреть с системной точки зрения понятие регион, его безопасность и процессы (регионализация, регионализм), происходящие в нем;
изучить антисистемные (деструктивные) комплексы, негативно влияющие на функционирование региональных подсистем;
проанализировать внутристрановую ситуацию в государствах Центральной Азии в военно-политической, социально-экономической, духовно-культурной и информационной сферах;
исследовать внутренние межгосударственные отношения Центральной Азии;
провести анализ взаимодействия Центральной Азии с основными акторами в ее системе региональной безопасности (РФ, КНР, Афганистан, Пакистан, Индия, Иран, Турция, США, ЕС);
провести краткий анализ взаимодействия Центральной Азии с международными механизмами обеспечения региональной безопасности (СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС, ОБСЕ, СВМДА и др. программы и институты).
В методологическом плане диссертант придерживается традиционного подхода к международным отношениям [99] и выделяет уровень международной системы и национальных государств. В работе акцентируется внимание на влиянии глобальной международной системы на региональную подсистему (Центральную Азию), испытывающую на этом фоне определенные трансформации, являющиеся следствием воздействия внешних и внутренних факторов. Эта модель взаимодействия позволяет рассмотреть региональную подсистему в более широком диапазоне. Методология работы в целом опирается на системный анализ2 [235]. При подготовке диссертационной работы использовались методы контент-анализа (международно-правовых документов, текстов концепций национальной безопасности и т.д.), логико-интуитивного и сравнительного анализа, а также методы анализа статистических данных и исторический спектральный анализ [98; 190; 306].
Теоретическую и методологическую базу данного исследования составили работы зарубежных и российских исследователей. Как известно, до 1970-80-х гг. исследователи - в первую очередь представители нео- реалистической школы [423; 407; 179.220-35; 448; 449], под безопасностью понимали ее военно-политическое измере-
2 В 1970-е гг. вышла книга А.Н.Аверьянова по системной теории, которая не потеряла свою актуальность и сегодня. См.: Аверьянов А.Н. Система: философская категория или реальность / А.Н.Аверьянов. - М. 1976.
ниє. Однако, энергетический кризис 1970-х гг. и последовавшие за ним структурные изменения в мировой политике и экономике актуализировали вопросы,- касающиеся невоенных аспектов безопасности. Уже в первой пол. 1980-х гг. известные эксперты безопасности Р.Ульман [764] и Б.Бузан [377] расширили исследовательское поле понятия «безопасность» и выделили его невоенное измерение. Параллельно новым фактором в русле этих исследований стало усиление глобализационных процессов. Попытки внести ясность в происходящие события предприняли в разное время также американские и европейские исследователи Д.Гольдблагг, Э.Макгрю, Дж.Перратон, Дж. Розенау, Д.Хелд, П.Хью и др. [758.77-27, 434, 330]. Свои коррективы в сферу изучения безопасности внесло расформирование биполярной системы международных отношений [758.77-27]. В связи с этим многие западные исследователи, стали активнее высказывать идею о переосмыслении понятия безопасности и практики ее обеспечения [197; 295.185-207; 366.27-64; 142.5-26; 154.226-55]. В российской академической науке исследователи (Ы.Н.Рыбалкин, С.А.Панарин и др.) стали акцентировать внимание на проблему т.н. постижения сущности понятия безопасности3.
Теоретические и методологические проблемы безопасности (как в «военном», так и «невоенном» аспектах) рассматривают и российские исследователи. В русле международно-политологической мысли расширяют представление о безопасности такие исследователи, как Т.А.Алексеева [467.16-28], Д.Г.Балуев [75; 76], А.Д.Бога-туров [86; 88; 257-92; 89.772-25; 90.335-55; 91.129-44; 93; 487.30-40; 490; 492.76-33], А.Д.Воскресенский [117; 118.737-44; 120; Ш.494-500; 122], К.А.Ефремова [154], Д.А.Жирнов [156], С.А.Паиарин [254], Н.АІСосолапов [563.5-79], В.М.Кулагин [205], В.ЕЛетровский [256; 643.75-25], М.И.Рыхтик [269.59-775; 270.706-9], А.А.Сергунин [278; 279.229-54], П.А.Цыганков [716,725-39; 717.53-65]. Другие российские авторы (А.В.Возжеников [112], К.С.Гаджиев [125], М.И.Дзлиев [148], В.Л.Иноземцев [173], А.А.Прохожев [262], А.А.Стрельцов [291], А.Д.Урсул [148], и др.) рассматривают общие проблемы безопасности и анализируют ее национальную компоненту. Особое
" Так, по мнению одного из теоретиков проблемы безопасности И.Н.Рыбалкина. различие в понимании безопасности предопределяет формирование качественно отличающихся систем обеспечения безопасности (См. Параграф 1.3. настоящей работы). Поэтому, под безопасностью понимается и «состояние защищенности» чего-либо; то есть когда обеспечение безопасности строится вокруг угроз, от которых необходимо защищаться. Если же безопасность отождествляется с отсутствием угроз или опасностей, то обеспечение безопасности приобретает характер нейтрализации (устранении) источников (носителей) опасностей. См. Рыбалкгт H.R. Природа безопасности / Н.Н.Рыбсинам I! Вестник Моск-го Ун-та. Сер. 7. Философия. - 2003. - №5. - С.36-52.
место в исследовании безопасности занимают работы Н.Ахтырской [473], А.А.Горшковой [137.139-42], М.Гацко [515], А.В.Данько [144.79-94], И.Д.Звягельской, В.В.Наумкина [163.429-50], А.А.Кокошина [191], А.А.Коновалова [194.269-37(5], В.Н.Кузиецова [203], В.Л.Манилова [606.Р-/7; 607.29-40; 609.7-77], А.И.Никитина [629], исследовавших антисистемные (деструктивные) факторы - факторы разбалаисирующие искомое состояние объекта безопасности (региона, государства, общества и т.д.).
Источники, используемые для раскрытия данной темы молено подразделить на два блока; 1) документы, имеющие метанациональный характер (программные документы региональных международных организаций (ОДКБ, ШОС, СНГ, ОБСЕ, НАТО), межгосударственные соглашения и договора (между центрально-азиатскими государствами и внерегиональными акторами) и 2) национальный характер (концепции национальной безопасности и внешней политики республик региона и других государств, послания глав государств и т.д.).
Историография проблемы охватывает несколько сот разнохарактерных статей и монографий зарубежных и «постсоветских» исследователей. Среди аналитических работ по безопасности региона, следует отметить работы таких зарубежных экспертов, как Ш.Акииер [365], Дж.Андесон [369], А.Л.Бойер [747.97-/77], Р.Даннройтер [3903-48\ 391], А.Е.Джоунс [755], Л.Джонсон [406], М.Б.Олкотг [249; 250; 635.52-72; 425.17-46; 426.227-47], Е.Румер [659], А.Г.Франк [398], Г.Е.Фуллер [399], Р. Хенкса [403] и др. Особое место в исследованиях зарубежных авторов занимает коллективный сборник под ред. Р.Эллисона и Л.Джонсона . Изучению зарубежных исследований по Центральной Азии периода с 2000 г. по 2005 г. посвящена работа российского автора А. А.Улуняна .
Различным политологическим и другим аспектам безопасности Центральной Азии посвящены работы «постсоветских» исследователей. Среди исследуемых экспертами вопросов выделяются два крупных тематических блока. К первому блоку, отражающему внутрирегиональный и национальный аспекты безопасности, относятся
4 Данная работа рассматривает в частности региональную безопасность ЦА в русле теории Б.Бузана о регио
нальных комплексах безопасности. См.: Centra* Asian Security: The New International Context / R.Allison,
LJonson (eds). L.: The Royal Institute of International Affairs; Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2001.
5 А.А.Улуиян предпринимает попытку серьезно систематизировать оценки и прогнозы зарубежного экспертно-
аналитического сообщества. См. подробнее: Упунян А.А. Центразия 2000/2005: упущенный шанс? Оценки и
прогнозы зарубежного экспертно-аналитического сообщества / А.А. Улунян. ИВИ РАН. - М., 2006.
работы таких ученых, как К.П.Боришполец [95.184-210; 91.82-102], В.М.Кулагин [571.775-24], С.ИЛунев [212.374-92; 213], Д.Б.Малышева [603.85-95; 604], Н.М.Омаров [251], Г.В.Мирославский [619.5-75], Д.Фурмап [705.74-24], М.А.Хрусталев [334.35-54], М.А.Чешков [719], в которых рассматриваются политическое и социально-экономическое развитие в государствах региона. К этому блоку работ примыкают исследования более широкого характера О.Васильевой [106], Н.А.Галуша, А.И.Диикевича [150], А.Джекшенкулова [147], С.Б.Жукова, О.Б.Резниковой [157], В.И.Кузьмина, А.НЛрового [204]. В.Г.Швыдко [150] и др. К третьей группе этого блока относятся работы И.Д.Звягельской [161.549-76; 162; 163.429-50; 164.103-27; 533.91-3; 534], А.В.Малашенко [221.254-45; 600.59-66; 601.29-36], В.В.Наумкина [161.549-76; 163.429-50; 242.767-4], С.ПЛолякова [646.79-54], Д.А.Трофимова [312], в которых акцентируется внимание на нетрадиционных факторах развития и безопасности Центральной Азии. Четвертая группа экспертов первого тематического блока - О.В.Зотов [537; 538.277-27], С.А.Панарин [638], А.И.Фурсов [707] подробно изучают исторический контекст развития в регионе и предпринимают попытки экстраполировать исторические данные на современные реалии в Центральной Азии в сфере безопасности.
Ко второму тематическому блоку работ, посвященному взаимодействию региональных и виерегиональных акторов, относятся исследования С.М.Акимбекова [68], М.Р.Арунова [71.77-27], В.Я.Белокреницкого [338; 476.35-47; 478.36-47; 479.93-9], АДБогатурова [488. 489.90-4; 491; 493.7/5-29; 494.102-18; 495], Р.Бурнашева [502.74-25; 376.774-765], А.Д.Воскресенского [119.307-35; 511.95-704], У.Т.Касенова [180], А.А.Киязева [188], В.Г.Коргуна [1%.ІІ8-І4І], М.Т.Лаумулина [415; 578; 579], С.Г.Лузянина [119.307-35; 511.95-704; 587; 588: 589; 590], Р.М.Мукимджановой [236.57-77; 237], В.Юрьевой [360.357-66].
В целом среди освещаемых зарубежными и постсоветскими авторами вопросов выделяются проблемы социальной и экономической деградации в республиках Центральной Азии, демографического роста, миграции и ретрадициоиализации, этнической нетерпимости, радикализации общественного настроения, экстремизма и исламизма, активизации новой «большой игры» великих держав в регионе (И.Д.Звягельская). С конца 1990-х гг. в исследовании Центральной Азии (В.М.Кулагин, С.И.Лунев, М.Б.Олкотт, Д.Фурман) стали актуализироваться такие вопросы, как
устбйчйв'йсї$-пблйтических режимов и систем cfран рёгибна, поддержание;етабйя« ко'ст-^Ь'респубкШШ-.'ресурсвиРі менеджмент &'Шружающая среда региона. К этим исслеДйваІШііЖйм' проблемам примыкает -вопрос о стейещ) -'«petfйонйосй1н>>'' Цен-тралМбй^'Азйй-ХР^Даннройтер, М.Б.Олкотг); вытекающий4Й попыток активного* ШФ* шательства во внутренние дела государств региона.
Литературный обзор и исследовательская мысль по Центральной Азии показывают определенную трансформацию актуальных проблем и приоритетов региональной безопасности в ней. В начале 1990-х гг. регион в большей степени рассматривали с точки зрения этнической, социальной и религиозной напряженности (Р.В.Барилский), опасности ретрадиционализации и «афганизации» обстановки в нем (С.МАкимбеков). В других исследованиях (М.Б.Олкотт) наряду с этим рассматривалась проблема вмешательства РФ во внутренние дела стран Центральной Азии, не дававшая возможности региону самостоятельно выбирать свой путь развития. Отчасти по этой причине на протяжении целого десятилетия вопросами региона исследователи занимались через призму взглядов на РФ.
Российские ученые (ВЛ.Белокреиицкий, В.Н.Москаленко, А.Д.Богатуров, И.Д.Звягельская, А.В.Малашенко, Г.В.Мирославский, СЛЛоляков и часть политического истеблишмента (Е.М.Примаков) в 1990-е гг. разделяли мнение своих центрально-азиатских коллег (С.М.Акимбеков, У.Т.Касенов и др.) и указывали на дест-руктивизацию региона после распада СССР и на чрезмерно нестабильную обстановку в Афганистане как на краеугольный камень системы региональной безопасности Центральной Азии, реально влияющий на государства региона. Приход к власти моджахедов и последующие распри в Кабуле нисколько не изменили ситуацию в этом государстве (В.Г.Коргун); подключение движения Талибан к внутриполитической борьбе за власть в Афганистане еще больше нагнетало ситуацию в постсоветской Центральной Азии, где шла межтаджикская война и деструктивизировалась обстановка в Узбекистане. Еще в 1992 г. после неожиданного распада СССР оказалось, что бывшие советские республики не имели ни одного военно-оборонительного соглашения, и поэтому, эксперты (В.Д.Николаенко [244]) отмечают, что в мае того же года в Ташкенте был подписан Договор о коллективной безопасности.
По признанию исследователей (А.Л.Бойер, А.Д.Богатуров) ситуация в регионе в несколько изменилась с приходом НАТО (фактически США) в Афганистан и страны
Центральной Азии. Так накануне вторжения антитеррористической коалиции во главе с США в 2001 г., талибские военизированные группировки контролировали более 90% территории страны, и находились на расстоянии 17 км от границы южных республик СНГ, что стремительно накаляло обстановку в Центральной Азии (В.Г.Коргун, МР.Арунова). С устранением непризнанного талибского режима общая обстановка в регионе несколько изменилась в лучшую сторону. Хотя транспортировка наркотиков из Афганистана не уменьшилась, а, как отмечают исследователи (И.И.Хохлов6, А.А.Князев и др.), наоборот увеличилась, мирная обстановка позволила странам региона направить свои расходы и опасения, связанные с Афганистаном, в другие гражданские сферы.
Уменьшение значения «жесткого» аспекта безопасности в регионе повысило внимание исследователей (С.Б.Жуков, О.Б.Резникова [157], Н.М.Омаров [251], М.Ф.Видясова, Л.А.Фридман [703.3-39]) к «мягкому» аспекту, и поэтому актуальными проблемами стали социально-экономические и другие невоенные вопросы. Некоторые известные американские исследователи по Центральной Азии (А.Л. Бойер, Е.Румер, М.Б.Олкотг, Ф.Старр и др.) выступили за пересмотр подхода США в отношении региона и ожесточение позиции. Так, по мнению американского эксперта М.Б.Олкотг первый шанс развития и процветания в регионе был упущен в ходе первого десятилетия и мягкая позиция США способствовала этому.
Хотя стабилизация обстановки в Афганистане обозначила некоторую черту стабильности в Центральной Азии, новой фиксированной тенденцией по мнению исследователей (А.Л.Бойер) стала активизация части общества, выступающей против правящих политических режимов. В частности, неудачная попытка государственного переворота в Туркменистане в ноябре 2002 г., смена власти в Кыргызстане в марте 2005 г. и народный бунт в Узбекистане в мае 2005 г. стали процессами одной линии развития ситуации в Центральной Азии и новой вехой в исследовании региона.
Более или менее широкий подход к безопасности Центральной Азии, включающий социально-экономическую, военно-политическую и другие сферы, предприняли российские исследователи под руководством А.М.Васильева. Однако рамки дескриптивного метода, используемого авторами, не позволили системно и адекватно описать
6 Серьезные статистические данные приведены в работе И.И.Хохлова. См.: Хохлов И.И. Развитие наркобизнеса в условиях контртеррористической операции в Афганистане I И.И.Хохлов I МЭиМО. 2006. - №6. - С.58-69.
состояние и динамику региональной безопасности Центральной Азии. В целом, стоит отметить, что региональная безопасность Центральной Азии в русле трансформации международной системы, деструктивных комплексов и системного подхода пока еще слабо исследована не только «постсоветскими», но и зарубежными политологами. Исключение составляет труд Б.Бузана и О.Вивера [379], которые рассматривают безопасность Центральной Азии в рамках сформулированной Б.Бузаиом теории «комплексов региональной безопасности». Однако их фундаментальный труд затрагивает Центральную Азию в контексте безопасности других региональных подсистем и рассматривает ее как часть постсоветского комплекса региональной безопасности. Несмотря на это, исследователи (Р.Р.Бурнашев и др.) предпринимают попытки отдельно исследовать региональную безопасность Центральной Азии в русле вышеназванной теории, которые, тем не менее, ограничиваются лишь описанием и анализом некоторых составляющих деструктивных комплексов (терроризм и т.д.). Теорию Б.Бузана для объяснения ситуации в Центральной Азии используют также Р.Аллисон и Л.Джонсон, предпринявшие попытку исследовать региональную безопасность с учетом внешних и внутренних факторов . С формальной точки зрения трудно определить Центральную Азию как классический пример бузановского комплекса региональной безопасности, т.е., как «группу государств, чьи первоочередные интересы в сфере безопасности настолько близки, что ни одно из них не может рассматривать свою национальную безопасность в отрыве от национальной безопасности своих соседей» [377]. Так, например, Туркменистан, не разделял озабоченность соседей в 2001 г., когда вооруженные силы талибов находились в нескольких десятках км. от их государственной границы. Такой подход характерен и другим странам Центральной Азии.
Теоретическая значимость диссертационного исследования обусловлена тем, что в нем делается попытка рассмотреть систему региональной безопасности в контексте воздействия внешних трансформационных импульсов и деструктивных комплексов. Тематика диссертации соответствует Проблеме 2.5. «Межазиатские отношения и проблема азиатской безопасности», Проблеме 2.9. «Актуальные проблемы внешней политики отдельных стран», Проблеме 5.9. «Участники международного
7 См. подробнее данную работу в коллективном сборнике; Jonson L Central Asian Security: Internal and External Dynamics I LJomon, R Allison II Central Asian Security: The New International Context I R.AIiison, L.Jonson (eds). L.: The Royal Institute oflnternational Affairs; Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2001. - Pp. 1-23.
взаимодействия» и Проблеме ЮЛ «Региональные подсистемы международных отношений и закономерности их функционирования» Основных направлений научной работы МГИМО (У) МИД России по специальности «Международные отношения».
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в возможности применения разработанной диссертантом модели региональной безопасности, учитывающей в первую очередь эволюцию деструктивных комплексов, к анализу аналогичных региональных подсистем. Основные выводы и положения диссертации могут найти применение в деятельности министерств иностранных дел республик Центральной Азии, аналитических служб, а также при подготовке учебных курсов по центрально-азиатской проблематике.
Апробация исследования. Результаты исследования нашли отражение в ряде публикаций в профессиональных и научных изданиях. Основные положения работы были обсуждены на семинарских занятиях Научно-образовательного форума по международным отношениям (г. Таруса, июнь-июль 2004 г.), лекциях в Антитеррористическом центре СНГ (г. Бишкек, Кыргызстан, август 2003), в выступлениях на научных конференциях МГИМО по проблемам Центральной Азии (июнь, 2005).
На защиту выносятся следующие положения диссертации:
Дезорганизация СССР привела к интенсивному воздействию различных внешних трансформационных импульсов на образовавшийся на его месте Центрально-азиатский регион. Ухудшающаяся внутренняя социально-экономическая обстановка усиливала влияние внешних негативных трансформационных импульсов (эскалация конфликта в Афганистане, активизация сепаратизма в СУ АР КНР, разрыв торгово-экономических и коммуникационных связей с внешними экономическими субъектами) на Центрально-азиатский регион. В большей степени усиленное воздействие внешних (негативных) трансформационных импульсов на Центральную Азию было обусловлено начальным этапом развития региона как новой геополитической реальности.
Воздействие подобных импульсов на региональные подсистемы происходит по-разному, и, в первую очередь, зависит от способствующих состоянию организованности в них региональных процессов (регионализация и регионализм); чем организованнее региональная подсистема, тем она устойчивее к негативным трансформационным импульсам и деструктивным комплексам. Слабая организация в одних
региональных подсистемах дестабилизирует обстановку в других, как правило, более стабильных. Историческая ретроспектива Центральной Азии констатирует факт взаимосвязи степени «регионности» и региональной безопасности. Регионализация, навязываемая крупными центрально-азиатскими державами, устраняла различные барьеры и способствовала развитию региона, формировала тесные системные отношения между его провинциями, консолидировав социальное пространство. Их упадок сопровождался внешними экспансиями и фрагментацией пространства в регионе.
С системной точки зрения ключевым механизмом обеспечения безопасности региональной подсистемы является региональный гомеостат (гомеостатический механизм), функционирование которого зависит от внутренних и внешних факторов. Внутренние факторы отражают политическое, социально-экономическое и другое состояние безопасности государств региона. Слабая неорганизованная структура этого звена ослабляет процессы регионализации Центральной Азии в общем и регионализма ее частей в частности с одной стороны, и дезориентирует взаимодействие региональных и внерегиональных акторов с другой.
Внешние факторы характеризуют взаимодействие региональных и внерегиональных акторов в сфере безопасности, которое предполагает закономерное развитие оптимально функционирующей модели «осмысления и формулирования концепции безопасности, разработки и согласования режимов безопасности, создания и реформирования международных институтов по обеспечению безопасности». При этом характер и тип концепции, режима и структуры безопасности зависит от сложившихся обстоятельств в сфере безопасности и стадии развития в тех или иных региональных подсистемах. Практика показывает, что прерывание цепи развития данной модели приводит к деструктуризации сложившейся системы обеспечения региональной безопасности. Противоречие в подходах формулирования концепции, согласовании режимов безопасности не позволило странам СНГ создать дееспособную организацию по обеспечению безопасности.
На фоне воздействия различных факторов на региональном уровне (Центральной Азии) все динамичнее свое преломление находят деструктивные комплексы - антисистемные явления, сильно зависящие от функционирования регионального гомеостата. Комплексность подобных явлений заключается в сложности их конструкции, возникшей в военно-политической, социально-экономической, духовно-
культурной и информационных сферах жизни государства и общества. Их особое свойство заключается в способности к быстрой деструктивизации (эскалации). Их де-структивоемкость отражают понятия «риск», «опасность» н «угроза».
Структура и содержание диссертации обусловлены целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, основной части, заключения, библиографии и приложений. В соответствии с общим замыслом работы, основная часть структурно и содержательно подразделена на две главы, которые в свою очередь разбиваются на параграфы, пункты и подпункты. Первая глава «Теоретические подходы к проблеме региональной безопасности» посвящена рассмотрению теоретико-методологических основ настоящего исследования. Вторая глава «История становления и особенности современной системы региональной безопасности в Центральной Азии» посвящена практическим проблемам безопасности региона. В ней рассматривается краткая история становления системы региональной безопасности в Центральной Азии. Излагаются основные особенности и внутренние/внешние параметры содержания безопасности региона. Последние отражают общее состояние системы региональной безопасности Центральной Азии. В доказательстве этого утверждения заключается суть настоящего исследовательского замысла.
Регион и региональные процессы взаимодействия (регионализация, регионализм) в системе региональной безопасности
Как уже было отмечено, окончание холодной войны и связанный с ней комплекс перемен обусловили возрастание роли и места региональных подсистем МО в мировой политике. В порядке необходимости на повестке дня встали вопросы теоретического переосмысления и практической реализации безопасности международно-политических регионов на короткий и длительный сроки. Однако, как представляется, изучение безопасности той или иной региональной подсистемы не может считаться основательным и полноценным, в первую очередь, без раскрытия сущности понятия «регион» и конкретизации его понятийно-категориального инструментария42.
Как известно, тривиальный на первый взгляд термин «регион» (как и регионализация и регионализм [437]) на самом деле - сложное и многоаспектное понятие, исследование которого требует междисциплинарного подхода. Понятие «регион» действительно трудно определить a priori [217.7]. Большинство исследователей убеждены в том, что определение региона зависит от той узкой специализации, исследованием которой занимаются эксперты. Они признают, что единого определения региона н касающихся его процессов не существует [231.594]. Регион - один из самых трудноуловимых и труднопонимаемых понятий в современных регионоведческих и других международных исследованиях [459.41-56].
В политическом словаре термин «регион» появился недавно, ему предшествовало понятие «провинции» - собирательное имя для территориальных сообществ [231.592]43. Общепризнанно, что регион - определенная территория страны или нескольких стран с более или менее однородными природными и социально-политическими условиями [36.331-2; 231.592]. Иными словами регион - это внегосу-дарственная категория и одновременно категория субгосударственная и разграничение в данном вопросе зависит от ракурса, выбранного самим субъектом. Именно поэтому эксперты отмечают, что научная проблема определяет «иерархию» регионов [216].
Таким образом, при определении понятия «регион» диапазон исследовательских подходов чрезвычайно широкий и одновременно скудный для адекватного охвата по сравнению с другими аналогичными международно-политическими категориями. Отчасти этому способствовало обыденное восприятие и понимание региона как такового в прошлом, и только активизация региональных интеграционных процессов в XX в. вынудила экспертов вновь обратиться к его тщательному изучению.
В свое время известный западный специалист К.Дойч дал свое определение региону, считая, что он представляет собой группу стран, которые по многим параметрам больше взаимосвязаны между собой, чем с иными странами [394.2-5]. Находит свое выражение другой подход - европейской исследовательницы Э.Маркузен, определявшая регион как исторически эволюционирующее, территориально компактное сообщество, которое содержит в себе физическое окружение, социально-экономическую, политическую и культурную среду, а также пространственную структуру, отличную от иных регионов и территориальных единиц, таких как город или нация [420А 7]. Американский исследователь М.Рассет добавляет к определениям региона общее внешнеполитическое измерение [435.11], которое хотя и сложилось, однако не сформировалось как функционирующая система, например, у государств ЦА44.
В политологических науках актуализируется понятие «международно-политический регион», под которым в настоящей работе понимается формирующаяся Центрально-азиатская подсистема45. Проф. МГИМО А.Д.Воскресенский считает, что международно-политический регион - это привязанная к территориально-экономическому и национально-культурному комплексу (основывающемуся на однородности географических, природных, экономических, социально-исторических, национально-культурных условий, мотивирующих его выделение) региональная совокупность явлений международной жизни, объединенных общей структурой и логикой таким образом, что эта последняя и историко-географические координаты ее существования взаимообусловлены [121.498]. Б.Бузан считает главным критерием выделения конкрегиых международных регионов осознаваемую сопредельными государствами высокую степень взаимозависимости в сфере безопасности. Подобные государства, как отдельная региональная подсистема, обозначены Б.Бузаном как «комплексы безопасности». Под последними он понимает группу государств, чьи первоочередные интересы в сфере безопасности настолько близки, что ни одно из них не может рассматривать свою национальную безопасность в отрыве от национальной безопасности своих соседей [378.755-95]. Позже Б.Бузан и его коллега О.Вивер выделяют три пути эволюции или развития конфигурации т.н. комплекса региональной безопасности на любом взятом временном промежутке:
1. поддержание статуса кео, которое означает, что значительных изменений в основной структуре комплексов не наблюдается;
2. внутренняя трансформация, означающая, некоторые изменения в основной структуре комплекса, в контексте его существующих внешних границ. Это означает, например, трансформацию в структуре комплекса (ввиду региональной интеграции), в характере полярности, сложившемся в нем (ввиду дезинтеграции, слияния, завоевания, дифференцированных темпов роста и т.п.), в преобладающей в нем модели «при-язнь»/«вражда» (ввиду идеологических изменений, военного истощения, изменения лидерства и т.д.);
3. внешняя трансформация которая означает расширение или сужение внешних границ комплекса посредством изменения членства в нем, что, наиболее вероятно, изменяет его основную структуру [379.53]46.
Исследователи обращают внимание на то, что международно-политическое значение термина «регион» и в других случаях достаточно гибко и не содержит концептуальной строгости. Так, часто понятие «регион» заменяется «субрегионом», или оба термина могут употребляться параллельно [216] . В.М.Кулагин верно отмечает, что география регионов с точки зрения безопасности совпадает с географией устоявшихся международно-политических регионов. Последние составляют совокупности политического и экономического взаимодействия, объединенные общей структурой и логикой поведения входящих в них государств и негосударственных акторов [205.76]. Однако в отличие от географических регионов, международно-политические регионы не являются константами. Формально международно-политические регионы в зависимости от фактора времени могут (не-) соответствовать своим географическим субстратам [223.214].
Деструктивные комплексы в анализе безопасности региональных подсистем МО
Третьим фундаментальным пластом факторов, масштабно влияющих на состояние системы безопасности региональных подсистем, являются ДК. Если региональная безопасность - это частично состояние защищенности от ДК и меры по поддержанию этого состояния, то выглядит логичным отдельное рассмотрение ДК, являющихся зависимыми не только от собственных однотипных элементов, но и от состояния внутри и вовне региональной подсистемы. В большинстве работ по безопасности эти разнохарактерные элементы, факторы и т.д. рассматриваются в абстрактном и фрагмент-ном виде. До определенного периода характер подобных явлений в большей степени имел военную окраску, а с 1970-80-х гг. сюда прибавился невоенный (гражданский) сектор. Стоит отметить, что и сегодня, после событий 11/09 в США, фундаментальные теоретические наработки в этой сфере вновь зарождаются в военном секторе. К настоящему времени ДК в гражданском секторе остаются вне поля изучения многими исследователями, несмотря на их новое качество, представленное Р.Ульманом, Б.Бузаном и другими экспертами. Масштабный и всепроникающий характер подобных явлений указывает, в первую очередь, на их комплексную деструктивную природу. Отсюда напрашивается рассмотрение таких явлений как комплексных. Это весь комплекс элементов, факторов, условий и т.д., потенциально или реально способных оказать деструктивное воздействие на состояние и функционирование региональной безопасности. Изучение ДК является неотъемлемой частью исследования региональной и национальной безопасности.
Общепризнанно, что ДК чрезвычайно сложны по своей природе. Им присущи специфичные рост и развитие, и их следовало бы рассматривать не в статике, а в динамике, с учетом воздействия всех возможных факторов и условий. Они могут быть до конца недоработанным решением властей, военным противником, неправильным пониманием интереса субъектами, дисфункционализацией связей в системе, негативным внешним и внутренним влиянием антисистемных сил и механизмов и т.д. Деструктивными в отношении системы выступают внутренние, потерявшие свои свойства, механизмы и связи. Для иллюстрации можно предположить, что отчасти под воз действием подобных механизмов самоликвидировался СССР. Деструктивным являются и организованная или стихийная преступность, терроризм, экстремизм и др.
Эксперты с разных точек зрения подходят к объяснению природы и классификации ДК. В русском языке обычно используются следующие понятия, определяющие их: «угроза», «опасность» и «вызов». Но иная, невыраженная часть ДК (риск) - это факторы и условия, служащие катализатором и в перспективе приводящие к активизации тех же угроз и опасностей. Так, непрофессионализм субъектов, принимающих важные государственные решения, потенциально относится к ряду невыраженных ДК, могущих в долгосрочной перспективе имплицитно и отрицательно повлиять на развитие государства. В большинстве случает они рассматриваются вне контекста невыраженных ДК. В научно-популярной литературе ДК порою используются в разных пониманиях вне зависимости от контекста, места и характера. Политологи видят ДК в социально-экономических и политико-военных проблемах; экологи - в экологических проблемах; правоохранительные органы - в преступности; экономисты - в комплексе экономических проблем и т.д. и т.п. Подобные разношерстные комплексы связывает то, что все они обычно тесно взаимосвязаны и находятся в одном фланге, противоположном конструктивным началам системы (см.: Приложение 1). Ни один из них не является автономным, изолированным от других. На национальном уровне обычно формируется план действий по созданию устойчивого механизма для противостояния подобным комплексам.
Существует т.н. проблема адекватного применения понятий ДК. Российский эксперт В.Гацко приводит пример угрозы и отмечает, что этот термин употребляется различными авторами в словосочетаниях «угрозы безопасности», «угрозы интересам безопасности», «угрозы национальной безопасности», «угрозы интересам национальной безопасности», «угрозы жизненно важным интересам», «угрозы национальным интересам» и т.д. [515]. Это в равной мере относится и к понятиям «опасность», «вызов» и «риск». Соответственно, это не способствует должному и адекватному освещению безопасности в целом.
Для более конкретного раскрытия сущности и природы данных комплексов рассмотрим некоторые исследовательские подходы к ним. Начиная с 1970-х гг. исследователи заговорили о разграничении актуализированных ДК на старые (традиционные) и новые (нетрадиционные) [см.: 377; 161,429-50; 539.36-47; 202.410; 205.57]. Ком плекс новых и нетрадиционных «опасностей», «угроз», «рисков» и «вызовов» с этого периода возрос в несколько сотен раз. В этом отношении частота появления новых ДК зависит от динамики развития социальных отношений. Так, вышеназванная Группа пришла к выводу, что в настоящее время более, чем когда-либо ранее, угрозы взаимосвязаны и угроза для одного является угрозой для всех. Взаимная уязвимость слабых и сильных никогда не была столь очевидной. Для конкретизации вопроса, в докладе были приведены оценки Всемирного Банка, которые указывали на то, что только нападения, совершенные 11/09, увеличили число нищих во всем мире на 10 млн. человек, а общий ущерб для мировой экономики превысил 80 млрд. долл. США. Эти цифры будут гораздо больше в случае какого-либо инцидента, связанного с ядерным терроризмом. Было своевременно отмечено, что безопасность даже самого богатого государства точно так же может зависеть от способности самого бедного государства сдержать распространение появившейся болезни. Любое событие или процессы, которые ведут к массовой гибели людей или уменьшению шансов на выживание и ослабляют государства как базовые элементы МС, представляют собой угрозу международной безопасности. Существует несколько блоков угроз, которыми человечество должно заниматься сегодня и в предстоящие десятилетия [28].
Национальный и межгосударственный срезы внутреннего измерения системы региональной безопасности Центральной Азии
Структурный анализ системы региональной безопасности, который был подробно изложен в теоретической части128, в ЦА предполагает ее расчленение на внутренние составляющие, т.е. на государства ЦА и на их международные производные (не- и институционализированные международные структуры). Внутреннее состояние в странах региона, как уже было отмечено в теоретической части (Параграф 1.3.) настоящей работы, обусловливает состояние безопасности региональной подсистемы.
Структурно-системное видение системы региональной безопасности129, включающей национальную компоненту, дает относительно полное и ясное представление по данному вопросу. Национальный уровень, состоящей из безопасности государства, общества, личности и иерархично характеризующий функциональные сферы, собственно генерирует, обусловливает (мотивирует) действия государства и его составляющих в сфере безопасности на региональном уровне [подробнее см.: 438]. Общепризнанно, что осознанный или даже неосознанный интерес обеспечения безопасности государством, прежде всего, порождается внутренней необходимостью, рефлек-тированной далее вовне - на международный уровень130. Это касается вопросов торговли, сотрудничества в культурно-гуманитарной сфере, военно-политического взаимодействия и т.д. Усиление взаимозависимости обусловливает практически равное возрастание значений функциональных кластеров (политических и военных, социально-экономических, духовно-культурных (в т.ч. этнических) и информационных сфер) системы региональной безопасности, и постепенно выталкивает их за рамки национальной безопасности в сторону региональной безопасности [см.: 383; 284; 285; 439]13 .
Как уже было отмечено в 1.1. и 1.3. параграфах теоретической части настоящей работы, состояние национальной безопасности стран ЦА в военной, политической, социально-экономической, духовно-культурной (этнической) и информационной сферах характеризует внутренний контекст и гомеостатический механизм системы региональной безопасности132. Это, собственно, служит главной опорой выявления сути и степени заинтересованности (или ее отсутствия) государств в региональном сотрудничестве в сфере безопасности.
Военно-политический аспект внутригосударственного измерения региональной безопасности Центральной Азии Фундаментальным пластом национальной и региональной безопасности в целом является ее военно-политическая составляющая133, которая была и остается «сконцентрированным выражением экономики» и других сфер жизни и деятельности общества и государства. Краткий постсоветский промежуток истории региона показывает главенствующую роль военно-политического фактора безопасности в системе национальных приоритетов государств ЦА. Военно-политический блок национальной и соответственно региональной безопасности, неоднороден и далеко не един по своей природе. Военная сфера связана в большей степени с внешней политикой, т.е. международной сферой. Однако эта закономерность существенно меняет свои акценты. Как показывает послевоенная история и военная статистика, общее количество гражданских войн превышает количество войн межгосударственных, и поэтому оборонительная компонента (министерство обороны) приобретает большое значение во внутренней политике. Несмотря на сложную политическую конъюнктуру, сложившуюся после распада СССР в ЦА, в ней не было зафиксировано открытых межгосударственных войн, что нельзя сказать о конфликте властей и части общества в ней.
Политический фактор в системе национальных интересов и приоритетов государств ЦА является краеугольным камнем активного взаимодействия их внутренней и внешней политики. Некоторые авторы, эксперты исходят их того, что именно политика должна предопределять самоощущение общества, его культуру и отношение к политическому режиму134. Их оппоненты считают, как было отмечено выше (Глава I, Параграф 1.1.), что необходимо изменить эту практику и передать управление государством обществу135; прекращение тоталитарных методов приглушения общества могло бы способствовать улучшению обстановки в них. Потому политика западных стран в отношении бывших постсоциалистических государств логично основывалась на посыле, что в одночасье образующиеся новые независимые субъекты МО не могут становиться демократическими. Поэтому демократия и демократизация общественных отношений должны постепенно, но последовательно, находить свою практическую реализацию в странах ЦА [подробнее см.: 249.А.5; 472.13-24]. С этим соглашаются и официальные лица в регионе136. Однако они считают, что форсирование этого процесса, как показывает опыт 1990-х гг. в СССР (постсоветских государствах) и бывшей Югославии, - путь к дестабилизации137. Западные страны при этом продолжают оказывать давление для форсирования изменений сложившейся обстановки138. Противоположный подход поставил большинство постсоциалистических стран перед определенной дилеммой: или западная финансовая поддержка и инвестиции, или уменьшение государственного вмешательства в общественное развитие, и, значит, способствование дестабилизации внутренней ситуации [см. подробнее: 428; 429]. Государственные деятели, некоторые авторы в регионе исходят их того, что именно стабильность и укрепление государственности способны в дальнейшем зародить гражданское общество и сформировать демократическое государство [461.6-12; 54; 55; 20; 21; 62], а потому приоритет должен отдаваться, прежде всего, становлению сильного государства и политического режима [659]. Именно противопоставление дихотомии «стабильность - открытость» в обществе стало, возможно, главной чертой противостояния бывшей коммунистической элиты ЦА с западными государствами.
Во внешней политике особенностью новых государств ЦА стало заявление о себе1 и своих внутренних и международных проблемах посредством утверждения через международные институты различных внешнеполитических инициатив140, а также декларирование миоговекторности и сбалансированности своей международной политики с учетом особых отношений с РФ (за исключением Туркменистана [см.: 526; 527; 528] и Узбекистана до 2005 г. [683]).
Региональный уровень системы безопасности в Центральной Азии: постсоветские межгосударственн ые отношения стран региона
После распада СССР государства региона вплотную подошли к пониманию большой взаимозависимости внутренней обстановки. Осознавая пагубность резкой дезинтеграции, южные республики СНГ сразу предприняли шаги по сохранению существующей интеграции в рамках региона. Утверждение беловежских соглашений Верховным Советом еще РСФСР уже не оставило сомнений в бесповоротном распаде единого государства, после которого главы государств южных республик спешно встретились в Ашхабаде в начале 1993 г. для согласования позиций и консультаций209. Было принято решение вести параллельные работы по углублению сугубо центрально-азиатской интеграции. В связи с этим В.Я.Белокреницкий уместно указывает, что ашхабадская встреча стала фактом осознания и моментом формирования региональной общности [478.37]. В целом, 1993 г. показал тесную близость и глубокие противоречия между государствами ЦА. Именно с этого периода страны окончательно определились со своим стратегическим выбором: Туркменистан в первую очередь взял курс на обособление; Узбекистан осознал возможности независимого курса и регионального лидерства; оставшиеся три государства все же сохраняли надежду на реинтеграцию с Россией и другими постсоветскими республиками.
Принимая во внимание опыт европейских государств и других регионов [30.25-7], более или менее равновесные по экономической мощи страны решили сблизить свои экономики. 11 января 1994 г. Казахстан и Узбекистан подписали Протокол о создании Единого экономического пространства. В феврале того же года к ним присоединился Кыргызстан [663.79-59], и 30 апреля 1994 г. все три страны подписали
Договор о создании единого экономического пространства, который собственно и положил начало Центрально-азиатскому экономическому сообществу (ЦАЭС). Его подписание означало открытие таможен для свободного перемещения товаров, услуг и капитала между тремя государствами, предполагалась координация бюджетной, кредитной, налоговой, ценовой, таможенной политики [663.79-89].
8 июля 1994 г. на саммите в Алматы главы Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана приняли решение создать политический орган - Межгосударственный Совет. Созданный и постоянно действующий рабочий орган - Исполнительный комитет с координационно-консультативными, прогнозно-аналитическими и информационными функциями. На следующем саммите в Бишкеке 5 августа 1994 г. был основан Центрально-азиатский банк сотрудничества и развития. Его учредителями стали правительства республик-участниц, первоначальный капитал - 9 млн. долл. США внесли учредители [663.79-89].
В первые годы в рамках ЦАЭС постоянно проходили встречи различных делегаций в составе экспертов, готовящих решения на предстоящие саммиты. Были обсуждены и приняты решения по вопросам рационального водопользования (проблемы между Узбекистаном и Кыргызстаном, проблемы Кзыл-ординской области Казахстана), условиям и взаиморасчетам поставки газа между соседними республиками, соглашения по строительству и эксплуатации газопроводов. Была согласована политика в области транспорта и коммуникаций, а также обсужден комплекс вопросов по межгосударственной аренде земель на 1996-2000 гг. и по сотрудничеству в сфере борьбы с наркобизнесом. Постоянной темой для обсуждения являлась ситуация в Таджикистане и вопросы материально-технического обеспечения миротворческого батальона трех республик [663.79-89].
Важной стороной взаимодействия стран ЦА являлось тесное сотрудничество в области обеспечения взаимной военной безопасности. 8 июля 1994 г. было подписано Соглашение о военно-техническом сотрудничестве и создан Совет министров обороны Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана. В декабре 1995 г. было утверждено положение о Совете министров обороны и уже в январе 1997 г. в Алматы состоялось совещание начальников главных штабов Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана. Главной целью совещания было создание рабочего органа Совета - Комитета начальников главных штабов. В интересах обеспечения общей безопасности на совещании была заявлена необходимость совместного планирования оперативной и боевой подготовки вооруженных сил трех государств.
Долгое время Таджикистан оставался в стороне от интеграционных процессов в рамках региона [478.41]. Поначалу Республика Таджикистан имела статус наблюдателя в ЦАЭС, и в отличие от Туркменистана, реально стремилась к получению статуса полноправного участника. Однако напряженные таджикско-узбекские отношения, несмотря на согласие Казахстана и Кыргызстана, не позволили республике войти в организацию как полноправный участник. Лишь в январе 1998 г. в ходе визита Э.Ш.Рахмонова в Ташкент была пересмотрена позиция Узбекистана. По итогам переговоров было принято решение о вхождении Таджикистана в Межгосударственный Совет трех государств [663.79-89].
26 марта 1998 г. в Ташкенте состоялась встреча президентов Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана, в ходе которой таджикская сторона подписала Договор о создании Единого экономического пространства и присоединилась к организации как ее полноправный участник [663.79-89].
Уже в ходе создания и дальнейшего функционирования ЦАЭС между странами обнаружились глубокие противоречия, возникшие на почве объективных и субъективных факторов, и поэтому к концу 1990-х гг. многие решения в рамках сообщества зашли в тупик по причине невозможности согласования ключевых вопросов. Одной из главных причин, не позволявших организации стать функционирующим региональным субъектом международных отношений, была ее финансовая недостаточность.
