Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Трактовка феноменов власти и подчинения в гуманитарных науках
1.1. Философские воззрения на власть и подчинение 14
1.2. Социологическая и политологическая трактовка власти и подчинения 19
1.3. Понимание власти и подчинения в психологии 26
1.4. Исследование власти и подчинения в лингвистике 34
ВЫВОДЫ ПО ПЕРВОЙ ГЛАВЕ 49
ГЛАВА II. Стратегии власти и подчинения как реализация интерактивной компетенции говорящих
2.1. Когнитивные основания атрибуции разговорного дискурса к дискурсу власти и подчинения 51
2.2. Концепты, актуализируемые человеком властвующим 62
2.3. Концепты, актуализируемые человеком подчиняющимся 67
2.4. Стратегии власти и подчинения как дискурсивное воплощение концептов человека властвующего и человека подчиняющегося 69
2.5. Метаиллокуции «Authority» - «Submission» 72
2.6. Метаиллокуции «Ownership» - «Submission» 76
2.7. Метаиллокуции «Strength» - «Submission» 81
2.8. Метаиллокуции «Competence» - «Submission» 87
2.9. Прототипическая беседа между человеком властвующим и человеком подчиняющимся 91
2.10. Интенсификация применения стратегий власти и подчинения в прототипической беседе как личный выбор говорящих 103
2.11. Непрототипическая беседа: дискурсивная борьба за власть и против власти 116
2.12. Когнитивный сценарий разговорного дискурса, развертывающегося в условиях реализации стратегий власти и подчинения 134
2.13. Обобщенная характеристика человека властвующего и человека подчиняющегося как дискурсивных личностей: вербальный аспект 145
2.14. Обобщенная характеристика человека властвующего и человека подчиняющегося как дискурсивных личностей: невербальный аспект 158
Выводы по второй главе 173
Заключение 176
Список использованной литературы 181
Список принятых сокращений и цитированных источников 199
Список принятых сокращений и использованных словарей 202
- Философские воззрения на власть и подчинение
- Социологическая и политологическая трактовка власти и подчинения
- Когнитивные основания атрибуции разговорного дискурса к дискурсу власти и подчинения
- Концепты, актуализируемые человеком властвующим
Введение к работе
Продолжающаяся интеграция лингвистики с другими гуманитарными науками обусловливает необходимость решения ряда проблем междисциплинарного характера, связанных в числе прочего с выяснением роли языка в выражении и фиксации социальных отношений. Одной из таких проблем является проблема власти, активно разрабатываемая в последние годы в философии, социологии, политологии, психологии и лингвистике.
В разное время значительный вклад в понимание феномена власти в различных ее аспектах внесли Платон, Аристотель, Г. Гегель, Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, М. Хайдеггер, С.Н. Трубецкой, М. Вебер, П. Рикер, 3. Фрейд, А. Адлер, Э. Фромм, К. Хорни, Э. Гоффман, Э. Тоффлер, Ф. Фукуяма, П. Вацлавик, Э. Канетти, К. Штайнер и другие ученые. В их работах отношения власти и подчинения трактуются как асимметричные, то есть как отношения неравенства. Данная форма человеческих отношений определяется в философии, социологии и психологии как неизбежная, природно или социально обусловленная, имеющая разумные основания. Власть и подчинение противопоставляются в этих науках отношениям равенства, или эгалитарности, которые, в свою очередь, ассоциируются с симметрией социально-ролевых статусов коммуникантов.
В лингвистике исследования власти восходят к трудам М. Фуко, впервые указавшим на ее многочисленные формы, имеющие особую дискурсивную реализацию: «При слове «власть» в голову людям сразу же приходят армия, полиция, правосудие <...>, тогда как отношения власти существуют <...> и проходят через множество других вещей. Ведь отношения власти существуют между мужчиной и женщиной, между тем, кто знает, и тем, кто не знает, между родителями и детьми, внутри семьи. В обществе имеются тысячи и тысячи различных властных отношений» (Фуко 2002: 43). Анализ теоретической литературы позволяет выделить два основных направления изучения власти в лингвистике: во-первых, власть изучается в социолингвистическом аспекте, а во-вторых, в
рамках теории конверсационного анализа. В рамках первого направления анализу подвергается язык социального статуса, исследуются дискурсы определенных людей, находящихся у власти (политиков, государственных деятелей, владельцев крупных компаний и т.д.), изучаются ритуальные формы общения, речевой этикет, коммуникативное лидерство, манипулятивное общение и т.п. (Формановская 1982; Блакар 1987; Богданов 1990; Сентенберг 1993; Серио 1993; Дергачева 1998; Шаховский 1998; Проскуряков 1999; Карасик 2000; 2002; Сухих 2000; Попова 2001; Стернин 2001; Григорьева 2004; Шейгал 2004; Базы-лев 2005; Кара-Мурза 2005; Чернявская 2006; Чудинов 2006; Brown 1960; Goff-man 1967; Daudi 1986; Fairclough 1989; Watts 1991; James 1992; Pschaid 1993; Bergvall 1995; Jones 1995; Diamond 1996; Hudson 1996; Sheldon 1997; Ainsworth-Vaughn 1998; Conley 1998; Thomborrow 2002; Harris 2003; Holmes 2003 и др.). Разработки в области второго направления посвящены изучению особенностей выражения статусно-ролевых отношений в разговорном дискурсе (Иссерс 1992; Иванова 1998; Плотникова 1998; Еремеев 2000; Черватюк 2006; Sinclair 1982; Short 1989; 1996; Bradac 1989; Nash 1989; Toolan 1989; Linell 1990; Berghe 1994; Hosman 1994; Thimm 1995 и др.). В имеющихся работах описываются, в основном, характеристики одного только властвующего человека и отдельные закономерности употребления им языковых средств, без учета его связи с человеком подчиняющимся в процессе развертывания беседы.
Данная диссертация выполнена в русле теории конверсационного анализа. Ее целью является исследование отношений власти и подчинения в разговорном дискурсе - анализ этих феноменов как дискурсивных стратегий, одновременно реализуемых в беседе человеком властвующим и человеком подчиняющимся.
Актуальность работы обусловлена важностью дальнейшего исследования сущностных характеристик коммуникативного процесса и выявления особенностей стратегического взаимодействия говорящих, совместно создающих цельную структуру беседы, в том числе и в условиях реализации ими зависи-
мых друг от друга коммуникативных поведений человека властвующего и человека подчиняющегося.
Теоретической базой настоящего исследования является общая теория дискурса, теория конверсационного анализа и теория стратегичности разговорного дискурса.
В современной лингвистике существует большое количество различных толкований термина «дискурс» и разных подходов к его изучению. В лингвистическом аспекте этот термин был впервые упомянут 3. Харрисом, назвавшим дискурсом единую по содержанию речевую ситуацию, в которой функционируют те или иные языковые единицы (Harris 1952). С момента своего появления термин «дискурс» приобретает все больше определений, уточняется и разъясняется в различных концепциях. Согласно одному из наиболее общепринятых подходов, дискурс понимается как «текст в событийном аспекте», «речь, погруженная в жизнь» (Арутюнова 1990: 137); «функционирование языка в живом общении», «язык, присвоенный говорящим» (Бенвенист 1974: 296). Термин «дискурс» рассматривается шире, чем «текст»: учитываются сами говорящие и слушающие, время, место и обстоятельства, в которых протекает беседа, ее продолжительность и многие другие условия общения. Таким образом, дискурс определяется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными и другими факторами.
Дискурсами называются не только тексты, но и выражение особой ментальносте, особой идеологии (Степанов 1995: 38-39). Дискурс как выражение особой ментальносте изучается в лингвистике как дискурс личности, сконцентрированный вокруг актуализируемого этой личностью опорного концепта и когнитивного сценария (Демьянков 1995; Воркачев 1997; 1998; Красных 1998; Макаров 1998; Карасик 2002; Шейгал 2004; Йокояма 2005; Плотникова 2006; Schank 1977 и др.). В данной работе с такой позиции будут исследоваться дискурсы человека властвующего и человека подчиняющегося.
Одним из основоположников конверсационного анализа является П. Грайс; предложенный им Кооперативный Принцип включает в себя максимы,
следование которым делает беседу разумной и эффективной (Grice 1975). Э. Гоффман (Goffman 1967) ввел понятие связной беседы, а также доказал, что любой разговор имеет определенную структуру. X. Сакс (Sacks 1987) и его последователи развили идеи Гоффмана. Изучая магнитофонные записи живого общения, они пришли к выводу о согласованности реплик в разговоре и о принципе очередности подачи реплик. Было установлено, как организована «правильная», образцовая беседа - она должна начинаться с фатического общения, развертываться на основе чередования «смежных пар» (adjacency pairs), в беседе должны содержаться высказывания, указывающие на завершение разговора (Schegloff 1981; Sacks 1987; Simpson 1989; Tannen 1989; Clark 1996 и др.). Дж. Серль, в свою очередь, уточняет понятие «смежной пары», определяя реплики как речевые акты, благодаря чему беседа предстает как последовательное чередование речевых актов. Он также ставит проблему исследования когнитивной структуры беседы как «совместной деятельности» (joint activity), обусловленной местом и условиями ее протекания и другими факторами (Searle 1997: 249). Сложность выявления когнитивной структуры беседы состоит в том, что она носит хотя и целенаправленный, но незапланированный характер, поскольку реализации сценария одного из собеседников препятствует непредсказуемое поведение другого собеседника: «Беседы выглядят запланированными и целенаправленными только в ретроспективе. В реальности они создаются оппортунистически, шаг за шагом, в то время как участники беседы обсуждают совместные цели и затем реализуют их» (Conversations look planned and goal-oriented only in retrospect. In reality, they are created opportunistically piece by piece as the participants negotiate joint purposes and then fulfill them) (Clark 1996: 319). Анализ отклонений от прототипических, «правильно организованных» бесед обусловливает появление различных направлений в конверсационном анализе: разрабатываются частные и более детальные принципы правильного ведения разговора; исследуются беседы, в которых эти принципы нарушаются; анализируются ситуации коммуникативных неудач и т.д. (Винокур 1993; Бобырева 1996; Йокояма 1998; Утюжникова 1998; Ekman 1985; Grimshaw 1990 и др.).
Перечисленные положения теории конверсационного анализа принимаются нами в качестве теоретического базиса диссертации.
Одним из современных направлений конверсационного анализа является теория стратегичности разговорного дискурса. Впервые понятие стратегии было введено Э. Гоффманом, который ввел также понятия стратегического взаимодействия (strategic interaction) и интерактивной компетенции (interactional competence) (Goffman 1967). Интерактивная компетенция состоит в выборе таких стратегий, которые приведут к достижению целей обоих собеседников (Gofrman 1972). При наличии компетенции речь становится «умелой работой» (skilled work), требующей знания типа 'know-how', которое зависит от ума человека и от его дискурсивной натренированности (Hudson 1996: 112). Обладание компетенцией рассматривается не только как необходимое условие осуществления коммуникативных и дискурсивных стратегий и достижения целей общения, но и самой целью этого общения: «Одна из целей [говорящего] - быть компетентным, желанным партнером по общению» (One goal is to be a competent, desirable communication partner) (Heath 2000: 259). Качественное изучение стратегий взаимодействия (The qualitative studies of interactional strategies) подразумевает рассмотрение четырех важных измерений - времени, места взаимодействия, людей, задействованных в общении и возможное техническое оснащение, используемое при общении. Стратегическими ситуациями являются встречи собеседников (encounters), которые обычно включают только двух людей в их непосредственном кратковременном контакте (Lofland 1976: 1). Внимание авторов, исследующих стратегичность дискурса, обращено также к проблемам классификации стратегий (Плотникова 1998; Иссерс 2003; Berger 1994 и др.), планирования стратегий (Danesi 1993; Daly 1994; Berger 1997 и др.), способам их реализации в институциональном общении (Lofland 1976; Drew 1990; Kellermann 1992; Greenwood 1996; Slobin 1.996; Manke 1997; Savinitch 2005 и др.), коммуникативных умений как части интерактивной компетенции говорящих (Тарасова 1992; Mulholland 1991; Schwarz 1996; Held 1999; Gruber 2001; Eslami-Rasekh 2004 и др.).
В данной работе принимается подход к стратегии, предложенный С.Н. Плотниковой, согласно которому стратегия представляет собой макро- или ме-таиллокуцию, то есть «смысл говорящего/пишущего, выводимый из иллокутивных смыслов отдельных речевых актов, входящих в состав его дискурса» (Плотникова 2006: 94). Развивая данную теорию, мы направляем свое внимание на выявление иллокутивных смыслов, лежащих в основе речевых актов, производимых человеком властвующим и человеком подчиняющимся.
В основе нашего исследования лежит следующая гипотеза: несмотря на свой универсальный характер, феномен стратегичности дискурсов имеет в разных языках (в том числе и в английском) определенную специфику. Выявление закономерностей реализации стратегий власти и подчинения в разговорном дискурсе на примере конкретного (английского) языка позволит, на наш взгляд, более глубоко осмыслить их сущность.
Для выполнения поставленной цели и доказательства выдвинутой гипотезы в диссертации ставятся следующие задачи:
охарактеризовать воззрения на феномены власти и подчинения в гуманитарных науках;
выработать критерии атрибуции разговорного дискурса к дискурсивным стратегиям власти и подчинения;
выявить структуру прототипической беседы между человеком властвующим и человеком подчиняющимся и виды отклонений от нее;
определить когнитивный сценарий разговорного дискурса, развертывающегося в условиях реализации дискурсивных стратегий власти и подчинения;
дать обобщенную характеристику дискурса человека властвующего и человека подчиняющегося как дискурсивных личностей.
Объектом исследования является корпус бесед, собранных на основе сплошной выборки из произведений современной англоязычной художественной литературы. Положение о возможности использования художественной литературы для получения выводов о естественном разговорном дискурсе хорошо
обосновано и доказано в науке. Многие ученые придерживаются мнения, что речь персонажей является подобием речи реальных людей (Бахтин 1979; Караулов 1989; Земская 1987; Сапожникова 2001; Плотникова 2006 и др.). Общий объем проанализированного материала составляет более 2000 примеров.
Предметом исследования служат когнитивные и структурно-функциональные параметры беседы между человеком властвующим и человеком подчиняющимся.
В работе используются следующие методы исследования: метод концептуального анализа, метод пропозиционального анализа, методика моделирования когнитивных сценариев, методика исчисления речевых актов, интерпрета-тивный метод, описательно-сопоставительный анализ.
Новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые проведен комплексный лингвистический анализ беседы, развертывающейся в условиях реализации социальных отношений власти и подчинения. Установлено, что власть и подчинение являются взаимосвязанными дискурсивными стратегиями говорящих, реализуемыми ими на основе совместного коммуникативного выбора. Разработаны когнитивные критерии атрибуции разговорного дискурса к дискурсивным стратегиям власти и подчинения, определен его когнитивный сценарий. Выявлены структурные характеристики беседы, формируемой посредством чередования комплементарных по отношению друг к другу речевых актов человека властвующего и человека подчиняющегося.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Разговорный дискурс является пространством интерактивного взаимодействия говорящих, в котором, наряду с прочими, реализуются асимметричные социальные отношения власти и подчинения. Поскольку говорящие придерживаются данных социальных отношений (на основе своего собственного выбора или по необходимости), их реализация носит стратегический (длительный) характер: в течение беседы или серии бесед один собеседник осуществляет дискурсивную стратегию власти, другой собеседник - дискурсивную стратегию подчинения.
Когнитивным основанием разделения говорящих на говорящего властвующего и говорящего подчиняющегося служит анализ концептуальной структуры беседы. В английском разговорном дискурсе отношения власти и подчинения порождаются внутри объединенной по принципу антиномии кон-цептосферы «Power» - «Submission». Опорными концептами дискурса человека властвующего являются концепты, входящие в концептосферу «Power», одновременно с этим опорными концептами дискурса человека подчиняющегося становятся концепты, входящие в концептосферу «Submission».
В прототипической беседе между человеком властвующим и человеком подчиняющимся асимметричное стратегическое взаимодействие выбирается говорящими по взаимному согласию, что находит отражение в структуре беседы. На начальной фазе прототипической беседы один из говорящих демонстрирует собеседнику свое стратегическое намерение властвовать, а другой -подчиняться; основная фаза беседы характеризуется сохранением и поддержанием ролевых статусов «человек властвующий» versus «человек подчиняющийся»; в заключительной фазе беседы при помощи соответствующих языковых средств отношения власти и подчинения закрепляются и проецируются на будущее. В непрототипической беседе отношения власти и подчинения оспариваются: говорящие ведут дискурсивную борьбу за власть либо против власти, за симметричное взаимодействие равных.
Особенностью когнитивного сценария разговорного дискурса, развертывающегося в условиях реализации стратегий власти и подчинения, является то, что коммуникативная цель человека властвующего ассимилирует коммуникативную цель человека подчиняющегося, полностью поглощая ее собой. Данная особенность влияет на общую речеактовую структуру беседы: с самого ее начала речевые акты человека властвующего становятся основными, а речевые акты человека подчиняющегося - комплементарными. Понятие комплементар-ности является когнитивным аналогом понятия социальной асимметрии. В плане языкового выражения комплементарность проявляется в том, что властвующий контролирует не только свой вклад в беседу, но и вклад подчиняющегося,
который, согласно данному когнитивному сценарию, призван производить необходимый властвующему «дополнительный» дискурс (соглашаться с властвующим, развивать предложенные им темы, ясно и четко отвечать на его вопросы и т.п.).
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она вносит определенный віслад в теорию разговорного дискурса с учетом фактора стратегичности такого дискурса и интерактивной компетенции говорящих. Создана теоретическая модель разговорного дискурса, развертывающегося в условиях реализации дискурсивных стратегий власти и подчинения, что расширяет представление о сущностных характеристиках коммуникативного процесса.
Практическая значимость работы состоит в возможности применения ее основных положений в преподавании вузовских курсов дискурсивного анализа, теории коммуникации, теории межкультурной коммуникации, когнитивной лингвистики, стилистики, интерпретации текста, межкультурной коммуникации. Результаты и материалы исследования могут быть использованы при создании учебных пособий по теории и практике английского языка, при руководстве курсовыми и дипломными работами.
Апробация работы. Результаты исследования были представлены на заседаниях кафедры английской филологии Иркутского государственного лингвистического университета (2005-2008 гг.). По теме диссертации сделаны доклады на региональных и межвузовских конференциях молодых ученых в Иркутском государственном лингвистическом университете (2006-2007 гг.). Результаты, полученные в процессе исследования, отражены в тезисах доклада на международной научной конференции «Прагмалингвистика и практика речевого общения» в Педагогическом институте Южного федерального университета Ростова-на-Дону (ноябрь 2007 г.). Основные результаты исследования отражены в 6 публикациях, в том числе в двух публикациях в ведущих рецензируемых научных изданиях. Общий объем публикаций составляет 1,8 печатных листа.
По структуре работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, списка использованных словарей. Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, формулируются цели и задачи работы, приводятся основные методы анализа, описывается теоретическая база диссертации и излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Трактовка феноменов власти и подчинения в гуманитарных науках» характеризуются различные подходы к пониманию феноменов власти и подчинения в гуманитарных науках, определяются понятия власти и подчинения, раскрывается их специфика в лингвистическом аспекте.
Во второй главе «Стратегии власти и подчинения как реализация интерактивной компетенции говорящих» власть и подчинение рассматриваются как дискурсивные стратегии, разрабатывается методика атрибуции разговорного дискурса к этим стратегиям, формулируется когнитивный сценарий асимметричного взаимодействия, обобщаются характеристики человека властвующего и человека подчиняющегося как дискурсивных личностей.
В заключении формулируются результаты проведенного исследования и вытекающие из него основные выводы.
Философские воззрения на власть и подчинение
Философские воззрения на власть и подчинение Первые воззрения на власть в философии мы находим у Платона, который рассматривает власть и подчинение как неотъемлемую и неизбежную сторону человеческих отношений. По его мнению, «всякий, кто нуждается в подчинении, должен обратиться к тому, кто способен править» (Платон 2004: 230). В качестве примера рассматривается власть кормчего над моряками, врача над больными и другие проявления власти, которые можно наблюдать повсюду. С точки зрения Платона, имеющий власть правитель не просто обладает ею, но и должен, не роняя своего достоинства и авторитета, постоянно удерживать ее. В противном случае он не способен распоряжаться властью: «Не дело правителя просить, чтобы подданные ему подчинялись, если только он действительно на что-нибудь годится» (Платон 2004: 230). По мысли Платона, у идеального правителя власть соединяется «с разумением и рассудительностью» (ВЭФ-1: 556).
Аристотель пишет о насилии и принуждении, считая их проявлениями власти, как о воздействии на человека со стороны вопреки его воле. «Когда причина действия, совершаемого наперекор природе или наперекор желанию, лежит вовне, все делаемое так мы назовем делающимся насильно» (Аристотель 2002: 298). Принуждению Аристотель противопоставляет свободный выбор и все то, что происходит естественно, без воздействия извне: «где причина внутри, в самих вещах, там нет насилия» (Аристотель 2002: 298). Продолжая мысль о свободном выборе, Аристотель подчеркивает, что «выбор направлен не на саму цель, а на то, что ведет к цели» (Аристотель 2002: 299). Не имеющий выбора не имеет свободы и, следовательно, власти. Таким образом, у Аристотеля власть имеет две стороны - во-первых, это принуждение других, и, во-вторых, это свободный выбор для себя, выражающийся в «решимости действовать, как избрали» (Аристотель 2002: 300) и в тех ситуациях, «когда делать что-либо или не делать зависит от нас» (Аристотель 2002: 319). Кроме понятия власти у Аристотеля мы находим и понятие равенства: «равенство — это некая середина между избытком и недостатком ... Я называю серединой вещи то, что равно удалено от обоих краев» (Аристотель 2002: 71). В этой идее Аристотеля заложено понятие симметричности отношений, присущих равенству и асимметричности отношений, присущих власти.
Наряду с концепциями власти как особыми отношениями между людьми, многие философы обращались к понятию лидерства в контексте отношений власти. Под лидерством понимается «продолжительное осуществление власти, сопряженное с личностными характеристиками субъекта-лидера» (ВЭФ-1: 556).
Философы нового времени развивают выкристаллизовавшиеся в течение веков философские воззрения на власть применительно к современному взгляду на мир. При анализе власти принято рассматривать в качестве ее видов политическую, экономическую, государственную, семейную власть, учитывать различные ее формы (господство, руководство, управление, организация, контроль) и методы (авторитет, право, насилие) (ВЭФ-2: 145).
Власть у Г. Гегеля понимается как отношения господина и раба как представление о превосходстве, признание одним превосходства другого (Гегель 2000). А. Шопенгауэр также определяет власть как разумное признание нижестоящим превосходства вышестоящего и, как следствие, подчинение ему: «У всякого все-таки есть настолько собственного верного суждения, насколько его необходимо, чтобы признать превосходство непосредственно выше его стоящего и подчиниться этому авторитету. Вследствие этого в конце концов большинство подчиняется авторитету меньшинства» (Шопенгауэр 2006: 131).
Особенно большой вклад в развитие философии власти внес Ф. Ницше, провозгласивший, что в основе существования лежит безличная сила воли к власти. Жизнь и воля к власти, по Ницше, неразделимы: «Только там, где есть жизнь, есть и воля. Но это не воля к жизни, но — так учу я тебя — воля к власти!» (Ницше 2006: 383). Воля к власти не основана на инстинкте самосохранения: «Прежде всего нечто живое хочет проявлять свою силу — сама жизнь есть воля к власти: самосохранение есть только одно из косвенных и многочисленных следствий этого» (Ницше 2006: 573). Отношения власти и подчинения, согласно Ницше, можно наблюдать повсеместно: «Но где бы ни находил я живое, везде слышал я и речь о послушании. Все живое есть нечто повинующееся» (Ницше 2006: 383). Отношения властвования, согласно Ницше, представляют собой соотношение неравных сил: из двух соотнесенных друг с другом сил одна властвующая, а другая - подвластная. Отсюда следует, что если силы равны, то можно говорить об отношениях равенства - эгалитарности.
По Ницше, власть может быть безнравственной. Помехой естественному стремлению к лидерству является мораль, которая есть «оружие слабых», а истинный лидер вправе ее третировать. Подчинение Ницше трактует как естественное поведение слабого по отношению к более сильному: «Тому повелевают, кто не может повиноваться самому себе. Таково свойство всего живого» (Ницше 2006: 383).
М. Хайдеггер, трактующий и разъясняющий теорию Ницше и имеющий свой взгляд на эту проблему, определяет власть через понятия приказывания, ценности и цели. Он подчеркивает, что власть характеризуется стремлением властвующего к ее усилению и требует постоянного утверждения:-«Сущность власти в том, чтобы быть господином над уже достигнутой ступенью власти. Власть остается властью лишь до тех пор, пока она остается постоянным возрастанием власти, пока она предписывает себе - «больше власти!» Уже сколько-нибудь задержаться в таком возрастании власти, остановиться на известной ступени власти означает начать терять власть. В сущность власти входит властвование над самой собой. Такое властвование над собой неотделимо от власти и берет свой исток в ней самой — постольку, поскольку власть - это приказыва-ние и поскольку власть, будучи приказыванием, уполномочивает сама себя на властвование над очередной ступенью власти.
Социологическая и политологическая трактовка власти и подчинения
Понимание власти и подчинения в психологии В психологии власть рассматривается с различных точек зрения. В основном психологи исследуют отношения власти между людьми как отдельными индивидуумами, личностями. Существует трактовка власти как результата межличностных взаимоотношений, при которых один человек признает другого как высшего по отношению к себе. На основе этой трактовки выделяются и исследуются такие проблемы, как проблема источников власти, ее мотивация и эффективность, а также анализируются личностные характеристики властвующего человека.
3. Фрейд рассматривает власть как объект стремлений человека, а подчинение — как его естественную потребность. Описывая стремление к власти и лидерству, Фрейд утверждает, что человеческие массы нуждаются в лидере, аналогичном авторитарному отцу в семействе, «в отцеподобии». Одним из возможных побуждающих факторов стремления к власти Фрейд считает сублимированное «вытесненное». С другой стороны, Фрейд исследует проблему власти более глубоко - прежде всего как проблему господства бессознательного над человеческим сознанием и поведением, а также многочисленных способов борьбы и примирения с этой властью (Фрейд 2005).
Согласно А. Адлеру, стремление к лидерству - это компенсация «чувства неполноценности» личности: «Стремление к личной власти представляет собой форму конкретизации стремления к совершенству» (Адлер 1999: 234). По его мнению, власть часто отождествляется с насилием, когда «совершенство одного достигается путем жестокого торжества над более слабым» (Адлер 1999: 234). Отношения власти могут быть обнаружены прежде всего внутри семьи: «Яд главенства проникает даже в родительскую любовь и под именами авторитета и заботы о детях ведет к утверждению видимости превосходства и непогрешимости» (Адлер 1999: 235).
Исследуя проблему стремления к власти и лидерству, К. Хорни выделяет «нормальное» и невротическое стремление (Хорни 1999; 1999а). По ее мнению, «ощущение власти может возникать у нормального человека в результате реализации его превосходящей силы, будь то физическая сила или способность, или умственные способности, или зрелость и мудрость. ... Однако невротическое стремление к власти рождается из тревожности, ненависти и чувства собственной неполноценности. Иначе говоря, нормальное стремление к власти рождается из силы, невротическое из слабости» (Хорни 1999а: 352-353). Согласно Хорни, господство может быть продиктовано, во-первых, нарциссист-ским решением, жаждой «власти над жизнью»; во-вторых, стремление к господству могут демонстрировать перфекционисты; в-третьих, надменно-мстительные люди.
Отношения власти определяются психологами как действия, направленные наперекор остальным людям, как отношения борьбы и враждебности. Власть предстает как преимущество, контроль и координация действий людей: «Мотив власти направлен на приобретение и сохранение ее источников либо ради связанного с ними престижа и ощущения власти, либо ради влияния (оно может быть как основной, так и дополнительной целью мотива власти) на поведение и переживания других людей, которые, будучи предоставлены сами себе, не поступили бы желательным для субъекта образом» (Хекхаузен 1999).
Э. Фромм определяет отношения власти и подчинения как «экзистенцио-нальную дихотомию, внутренне присущую человеческой ситуации» (Фромм 2004: 336). По его мнению, у людей существует «экзистенциональная потребность в установлении связей (подчинение, власть, любовь). Чтобы достичь единства с миром, человек подчиняется другому, группе, социальному институту» (Фромм 2004: 465). Имеющий власть и подчиняющийся ей, по Фромму, находятся в некоем союзе. Союз покорного и властного рассматриваются как союзные отношения, основанные на бессознательном чувстве враждебности. Власть Фромм трактует как врожденную страсть. По его мнению, специфически человеческим потребностям отвечают произрастающие из их характера страсти (потребность в любви, нежности, свободе, разрушении, садизм, мазохизм, жажда собственности и власти). Фромм также подчеркивает социальный характер отношений власти и подчинения, основываясь на той идее, что каждый член общества (властвующий или подчиняющийся) занимает именно то место, которое необходимо, и на котором он выполняет то, что требуется для блага общества: «Социальная группа стремится так сформировать структуру характера ее членов, чтобы они хотели делать то, что от них требуется при существующих условиях» (Фромм 2004: 337)..
По мнению С. Московичи, власть лежит в основе человеческих отношений; все люди должны подчиняться каким-либо другим людям: «Власть - вот действительный и неизбежный источник отношений между людьми» (Московичи 1999: 169). Согласно Московичи, власть характеризуется двумя аспектами: «извне - принципом порядка, который отделяет правителей от управляемых и указывает каким образом большинство должно подчиняться командующему меньшинству. Если институт строго следует ему, он подавляет у первых искушение командовать, а у вторых столь сильное искушение подчиняться кому-либо. Изнутри власть — это принцип действия, на которое рассчитывает общество. Она задает его членам цель и диктует им поведение, которого они должны придерживаться, чтобы достичь ее» (Московичи 1999: 169).
Когнитивные основания атрибуции разговорного дискурса к дискурсу власти и подчинения
Несмотря на то что феномен власти определяется и описывается в многочисленных трудах в гуманитарных науках, в которых существование отношений власти и подчинения постулировано и доказано, имеющихся теоретических положений оказывается недостаточно для выделения критериев отнесения того или иного конкретного фрагмента разговорного дискурса к дискурсу человека властвующего или подчиняющегося. Если в политическом дискурсе власть априорно выступает в качестве дискурсообразующего фактора (Шейгал 2004), то в обычном разговорном дискурсе присутствие отношений власти и подчинения требует обоснования.
В предыдущей главе были представлены результаты лингвистических исследований, постулирующих, что власть реализуется посредством осуществления контроля одного собеседника над другим и что это дискурсивно выражается с помощью соответствующих языковых средств. Однако анализ эмпирического материала показывает, что обозначенные лингвистами маркеры асимметричных отношений между собеседниками (такие как перебивания, невежливая/очень вежливая речь, длинные/короткие реплики, особые формы обращений и т.п.) не позволяют однозначно утверждать о наличии либо отсутствии отношений власти и подчинения в дискурсе. Рассмотрим следующий пример, представляющий собой беседу в суде между свидетелем обвинения и окружным прокурором.
Camillo Stela was on the witness stand. ... The District Attorney walked over to the witness box where Camillo Stela had been sworn in. "Mr. Stela, I want this jury to be aware that you are a reluctant witness and that in order to persuade you to testify, the State has agreed to allow you to plead to the lesser charge of involuntary manslaughter in the murder you are charged with. Is that true?" "Yes, sir." His left arm was twitching. "Mr. Stela, are you acquainted with the defendant, Michael Moretti?" "Yes, sir." He kept his eyes away from the defendant s table where Michael Moretti was sitting. "What was the nature of your relationship?" "I worked for Mike." "How long have you known Michael Moretti?" "About ten years." His voice was almost inaudible. "Would you speak up, please?" "About ten years." His neck was twitching now. .. . "What other business was Michael Moretti involved in besides loan-sharking?" "Jesus! You name it." "I would like you to name it, Mr. Stela." "Yeah. Well, like on the waterfront, Mike got a pretty good fix in with the union. Likewise the garment industry. Mike s into gamblin , juke boxes, garbage col-lectin , linen supplies. Like that." "Mr. Stela, Michael Moretti is on trial for the murders of Eddie and Albert Ramos. Did you know them?" "Oh, sure." "Were you present when they were killed?" "Yeah." His whole body seemed to twitch. "Who did actual killing?" "Mike." For a second, his eyes caught Michael Moretti s eyes and Stela quickly looked away. "Michael Moretti?" "That s right." ... "Mr. Stela, I know that it took a great deal of courage for you to come into this courtroom and testify. On behalf of the people of this state, I want to thank you." Di Silva turned to Thomas Colfax. "Your witness for cross." (Sheldon-4, pp. 21-24).
В данной беседе четко прослеживается асимметрия социальных отношений между говорящими - прокурором и свидетелем. С точки зрения традиционного анализа можно выявить, что у прокурора более длинные реплики в форме директивов — вопросов, в том числе с эмфазой личного местоимения, например: I would like you to name it, Mr. Stela, и просьб, например: Would you speak up, please? Подчинение, в свою очередь, можно усмотреть в форме кратких ответов, вежливых обращений типа: Yes, sir. Однако наличие данных маркеров нельзя считать безусловным подтверждением отношений власти и подчинения: в других ситуациях просьбы и четкие указания могут выражать подчинение, а краткие ответы, наоборот, власть: нежелание отвечать не заслуживающему внимания собеседнику. Кроме того, в этом примере можно выделить языковые средства, которые, согласно имеющимся разработкам по конверсаци-онному анализу, указывают на подчинение, в то время как в данном примере они используются в речи властвующим собеседником (вежливое обращение с называнием титула Mr. Stela, выражение благодарности On behalf of the people of this state, I want to thank you). В связи с тем что традиционный подход не позволяет безусловно атрибутировать разговорный дискурс к стратегиям власти и подчинения, мы предлагаем собственную методику такой атрибуции на основе использования метода концептуального анализа.
Концепты в современной лингвистике понимаются как смыслы, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «квантов» знания, выражаемых на языковом уровне посредством номинативных единиц (КСКТ).
В современной лингвистической концептологии концепт определяется, во-первых, как нейроструктура мозга (Lakoff 1999), во-вторых, как некое состояние сознания (Кубрякова 1991; Карасик 2002 и др.), и, в третьих, как репрезентация человеческого опыта (Залевская 2001; Попова 2001 и др.). Концепты находятся в сознании в определенной связи с другими концептами, и эта связь определяется лингвистами как концептосфера (Лихачев 1993), концептуальный домен (Langacker 1987), концептуальная система (Lakoff 1999), концептуальная сеть (Гивон 2004).
Таким образом, в настоящее время теория концептов развивается по двум направлениям: во-первых, исследуется внутренняя структура концепта, представленная на языковом уровне той или иной конкретной лексемой; во-вторых, изучаются концептосферы (концептуальные домены/системы/сети), то есть внешние связи концепта.
Концепты, актуализируемые человеком властвующим
Это необходимо выяснить, потому что, как было установлено Дж. Ла-коффом и М. Джонсоном, концепты внедряются в мозг не по отдельности, а в связи с другими концептами: «То, что делает концепты концептами, - это их способность быть связанными друг с другом отношениями логического вывода» (What makes concepts concepts is their inferential capacity, their ability to be bound together in ways that yield inferences) (Lakoff 1999: 20). Лакофф также подчеркивает, что концепты структурированы как внутренне, так и по отношению друг с другом (Our concepts are structured, both internally and relative to one another) (Lakoff 1987: 267). Это положение служит подтверждением правомерности двух избранных нами перспектив концептуального анализа.
Дж. Фодор, в свою очередь, указывает, что концепты находятся друг с другом в причинно-следственных отношениях: «Концепты - это ментальные образования; точнее, они отвечают тем онтологическим условиям, которым должны соответствовать сущности, функционирующие как ментальные причины и следствия» (Concepts are mental particulars; specifically, they satisfy whatever ontological conditions have to be met by things that function as mental causes and effects) (Fodor 1998: 1).
P. Джекендофф подчеркивает, что существуют континуумы совокупностей концептов (continuity between the ranges of concepts) (Jackendoff 1989: 324). Среди концептов выделяются концепты высокого уровня абстракции (high-order abstract concepts), под которыми ученый понимает метаконцепты (meta-concepts) или «концепты о концептах» (concepts about concepts) (Jackendoff 1989: 324-325).
Для того чтобы выявить континуум концептов, объединяемых метакон-цептом "Power", необходимо обратиться к данным тезаурусов. В одном из самых крупных и современных тезаурусов (RNMT) предлагается исчерпывающая информация о концепте, имя которого задается исследователем. Выясняется, что концепт "Power" является очень объемным и включает в свою концепто-сферу большое количество других концептов, репрезентированных лексемами, сгруппированными в 151 рубрике, каждая из которых состоит из примерно 50 синонимичных слов и словосочетаний.
Мы строим модель концептосферы "Power" по принципу выявления концептов-гиперонимов и концептов-гипонимов, предложенному С.Н. Плотниковой (Плотникова 2003: 146).
Концепты-гиперонимы выявляются путем абстрагирования, заключающегося в обобщении и возведении концептов нижнего уровня к концептам все более высокого уровня. Так, исследуемый нами концепт "Power" является наиболее общим в ряду дающихся с ним в едином тезаурусном списке концептов "Authority", "Control", "Influence" и т.п., поскольку своим внутренним содержаниєм (описанным в предыдущем разделе) он вбирает их в себя. Менее объемные концепты мы будем считать концептами-гипонимами, находящимися с их гиперонимами в отношении «часть-целое».
Результат проведенного нами анализа представлен в схеме (см. следующую страницу).
При первом обобщении мы выделили четыре концепта-гиперонима: "Authority", "Competence", "Ownership" и "Strength". Данные концепты каузируют нижележащие концепты. Например, концепт "Authority" каузирует такие концепты, как "Authorization", "Dictatorship", "Government", "Hegemony", "Im-perium", "Jurisdiction", "Kingdom", "Law" и др.; к концепту "Competence" восходят такие нижележащие концепты, как "Effectiveness", "Expertness", "Genius", "Intelligence", "Know-How", "Understanding", "Qualification", и др.; концепт "Ownership" каузирует концепты "Birthright", "Wealth", "Property", и др.; концепт "Strength" каузирует концепты "Beef, "Bridle", "Energy", "Force", "Violence" и др.
Вместе с тем выясняется, что многие концепты самого нижнего уровня каузируются сразу несколькими гиперонимами. Так, концепты "Ability", "Aptitude", "Adroitness", "Discipline" и др. объединяются сразу двумя гиперонимами - "Authority" и "Competence". Некоторые концепты, например, "Superiority", "Function", "Supervision", "Leadership" и др. возводятся одновременно ко всем четырем гиперонимам первого уровня абстрагирования.
Еще более бедными по концептуальному содержанию являются концепты второго уровня абстрагирования, которые каузируют и гиперонимы "Authority", "Competence", "Ownership" и "Strength", и их нижележащие гипонимы. К таким концептам относятся гиперонимы "Control", "Influence" и "Domination".
