Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические аспекты исследования политического медиа-дискурса 10
1.1. Истоки лингвистического подхода к исследованию дискурса 10
1.1.1. Социальное и идеологическое измерения дискурса . 13
1.1.2. Субъект дискурса в структурной лингвистике . 15
1.1.3. Субъект дискурса с позиций отечественного когнитивно-дискурсивного подхода . 18
1.2. Политический медиа-дискурс: комбинированная форма дискурсивной практики 24
1.2.1. Политический дискурс в системе дискурсивных практик 26
1.2.2. Структура медийного дискурса 30
1.2.3. Динамика политического медиа-дискурса 33
1.2.4. Электронный дискурс как особой вид интерактивного взаимодействия . 36
Выводы по главе 1 . 41
Глава 2. Стратегическая организация политического медиа-дискурса в электронных СМИ ФРГ 43
2.1. Интеракционная модель коммуникации 43
2.2. Понятие «стратегия» в современной науке о языке 49
2.3. Классификация стратегий общения в политическом медиа-дискурсе ФРГ 54
2.4. Ситуационные модели в дискурсивных практиках 59
2.5. Субъектная перспектива и ее функции в политическом медиа-дискурсе 64
Выводы по главе 2 70
Глава 3. Интерактивные стратегии политического медиа-дискурса в электронной среде ФРГ 72
3.1. Контактные стратегии электронных статей в политическом медиа-дискурсе ФРГ . 72
3.1.1. Функции субъектной перспективы при реализации контактных стратегий в электронных статьях 78
3.1.2. Способы переключения ситуационных моделей в электронных статьях 83
3.1.3. Контактные стратегии электронных комментариев в политическом медиа-дискурсе 91
3.1.4. Функции субъектной перспективы в электронных комментариях 98
3.1.5. Способы переключения ситуационных моделей в электронных комментариях 101
3.2. Стратегии объективно-субъективного информирования в электронных статьях политического медиа-дискурса 106
3.2.1. Функции субъектной перспективы при реализации стратегий
объективно-субъективного информирования в электронных статьях 124
3.2.2. Способы актуализации и переключения ситуационных моделей
при реализации стратегий объективно-субъективного информирования... 129
3.2.3. Стратегии объективно-субъективного информирования в электронных комментариях 138
3.2.4. Функции субъектной перспективы в электронных комментариях 145
3.2.5. Способы актуализации и переключения ситуационных моделей в электронных комментариях . 148
Выводы по главе 3 . 153
Заключение . 157
Библиографический список 162
Приложения 181
Приложение 1. Контактные стратегии и средства их реализации . 181
Приложение 2. Стратегии объективно-субъективного информирования и средства их реализации 184
- Социальное и идеологическое измерения дискурса
- Политический дискурс в системе дискурсивных практик
- Классификация стратегий общения в политическом медиа-дискурсе ФРГ
- Способы переключения ситуационных моделей в электронных статьях
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования определяется необходимостью изучения закономерностей и правил, свойственных процессу вербализации коммуникативного намерения в СМИ, что позволит прогнозировать
успешность общения. Специфика исследовательской программы определяется использованием актуальной интеракционной модели коммуникации, позволяющей детально изучить условия, при которых отправитель информации и реципиент активно взаимодействуют в процессе интерпретации сообщения. В процессе коммуникации адресант при реализации совместно установленной стратегической программы организует языковой план сообщения таким образом, чтобы он был адекватно понят адресатом, чье «присутствие» можно проследить в ходе анализа языкового плана текстов СМИ с политической тематикой.
Объектом данного исследования является стратегическая организация политического медиа-дискурса Федеративной Республики Германии.
В качестве предмета исследования выступают вербальные репрезентации стратегий политического медиа-дискурса, организующих коммуникативное пространство и содержательный план сообщений в текстах электронных СМИ ФРГ с политической тематикой.
Цель исследования – выявить условия и способы функционирования средств современного немецкого языка, определяющие закономерности протекания процессов интерференции и гибридизации в электронных СМИ ФРГ и служащих реализации коммуникативного сотрудничества.
Поставленная цель исследования определила необходимость решения следующих конкретных задач:
-
проанализировать феномен дискурса в рамках лингвистического подхода с точки зрения его многогранности и системности;
-
обосновать необходимость рассмотрения политического медиа-дискурса как комбинированной формы дискурсивной практики, образовавшейся в процессах интерференции и гибридизации дискурсов, исследовать ее свойства и особенности;
-
раскрыть сущность, содержание и специфику стратегической деятельности субъектов политического медиа-дискурса в терминах интеракционной модели, выявить типы стратегий, характерные для выбранного вида дискурса;
-
выделить доминантные интерактивные стратегии, организующие содержательный план сообщения в политическом медиа-дискурсе;
-
выявить и систематизировать репрезентативные вербальные структуры, реализующие стратегии интеракции в данном виде дискурсивной практики.
Для решения указанных задач и достижения цели исследования использовались следующие методы: общенаучные (наблюдение, сравнение, анализ, синтез, индукция, дедукция) и частные лингвистические методы (структурно-семантический, стилистический, контекстуально-интерпретационный анализ, элементы статистической обработки языковых данных). В основу исследования положен системно-дискурсивный подход, в соответствии с которым рассматриваемый объект определяется как системное, многоаспектное явление.
Материалом исследования послужили тексты электронных статей (30 единиц) и тексты-комментарии к ним (2846 единиц) политической тематики, выступающие в качестве интерактивных парных комплексов. Материал представлен электронными статьями и комментариями из ведущих в ФРГ немецкоязычных га-4
зет и журналов: Frankfurter Allgemeine Zeitung, Sddeutsche Zeitung, ZEIT ONLINE; FOCUS Online, SPIEGEL ONLINE, stern.de – за 2008–2013 гг.
Методологическую и теоретическую базу настоящего исследования составили работы отечественных и зарубежных лингвистов, представленные следующими научными направлениями:
-
теория дискурса (М. М. Бахтин, Н. К. Данилова, Т. А. ван Дейк, В. З. Демьянков, О. С. Иссерс, В. И. Карасик, М. Л. Макаров, Е. В. Сидоров и др.);
-
теория коммуникации (В. Г. Борботько, Т. Г. Винокур, С. А. Дацюк, В. В. Красных, Е. С. Кубрякова, М. Л. Макаров, М. Ю. Олешков, Г. Г. Почепцов, G. Meggle, V. Wenzel и др.);
-
лингвопрагматика, теория речевых актов и теория речевой деятельности (Н. Д. Арутюнова, Г. П. Грайс, В. З. Демьянков, В. В. Красных, А. А. Леонтьев, Дж. Остин, Дж. Серль, И. П. Сусов и др.);
-
социо- и психолингвистика (Т. Г. Винокур, В. З. Демьянков, В. И. Карасик, А. А. Леонтьев, Ю. Хабермас и др.);
-
медиалингвистика (Т. Г. Добросклонская, Ю. А. Сорокин, А. А. Стри-женко, Н. Фэркло, U. Hasebrink и др.).
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем уточнено и дополнено понятийное содержание термина «стратегия» в когнитивной модели описания, понимания и порождения текста; выявлены принципы организации стратегической программы коммуникантов и обоснованы различия в типах стратегий политического медиа-дискурса; доказана взаимосвязь между реализацией видов стратегий и видами анализируемых текстов электронных СМИ ФРГ; описаны вербальные и невербальные маркеры установления контакта и реализации стратегий информирования на материале современного немецкого языка.
Теоретическая значимость результатов диссертации заключается в том, что они углубляют и развивают проблематику дискурсивных практик, имеют непосредственное отношение к методологии моделирования коммуникативных процессов и могут оказаться полезными для таких направлений современного языкознания, как когнитивная лингвистика, теория языковой личности, медиа-лингвистика, политическая лингвистика, теория жанровой стратификации текстов электронных СМИ.
Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что результаты и методы исследования могут быть использованы для изучения других дискурсивных практик, в лекционных курсах и семинарских занятиях по лингвистике и стилистике текста, в спецкурсах по когнитивной лингвистике, дискурсивному анализу, прагматике, при написании курсовых, выпускных квалификационных работ и диссертационных исследований по смежной тематике, на материале как немецкого, так и других языков.
Положения, выносимые на защиту:
1. Политический медиа-дискурс представляет собой комбинированную форму существования дискурсивной практики, образовавшуюся в процессе интерференции политического и медийного дискурсов и в ходе гибридизации социально-коммуникативных признаков, свойственных, кроме названных исходных дискурсивных практик, электронной коммуникативной среде.
-
Понимание пространства политического медиа-дискурса как интеракции отправляющей и получающей стороны позволяет выделить присущие коммуникативной практике ФРГ вербальные способы реализации контактных дискурсивных стратегий, имеющих целью организацию коммуникативного сотрудничества.
-
В ходе вербализации стратегической программы адресант использует субъектную перспективу высказывания для актуализации или переключения ситуационных моделей в когнитивной системе реципиента с целью достичь взаимопонимания участников интеракции, реализуя стратегии объективно-субъективного информирования.
-
Стратегическая деятельность коммуникантов в политическом медиа-дискурсе ФРГ реализуется в ходе использования функциональных языковых комплексов, созданных комбинацией языковых единиц различных уровней (стилистико-синтаксического, лексико-грамматического), и визуальных, в том числе, графических средств.
Апробация результатов исследования. Основные результаты и выводы исследования излагались в докладах на ежегодных научных конференциях преподавателей и аспирантов Самарского государственного университета (2012; 2013; 2014 гг.), на всероссийских конференциях: «Германистика сегодня: контексты современности и перспективы развития» (Казань, 2012 г.), «Языковая и понятийная картины мира: динамика, прагматика, дискурс» (Самара, 2012 г.), а также на международных конференциях: «Наука. Образование. Молодежь» (Майкоп, 2011 г.), «Актуальные проблемы науки, экономики и образования XXI века» (Самара, 2012 г.), «Гетерогенность и гибридность как предмет изучения в германистике» (X съезд РСГ, Москва, 2012 г.), «XI Международная научно-практическая конференция, посвященная проблемам общественных наук» (Москва, 2013 г.), «Эволюция и трансформация дискурсов: языковые, филологические и социокультурные аспекты» (Самара, 2014 г.).
Основные положения диссертационного исследования нашли отражение в 10 публикациях общим объемом 2,9 печ. л., в том числе три статьи опубликованы в научных изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ.
Объем и структура исследования соответствуют логике исследования. Диссертация включает в себя введение, три главы, заключение, библиографический список, два приложения.
Социальное и идеологическое измерения дискурса
Французская школа дискурс-анализа внесла значительный вклад в разработку структурно-лингвистического подхода к изучению дискурса. Среди прочих исследователей хотелось бы особо выделить М. Пеше, получившего известность благодаря таким фундаментальным трудам, как «Автоматический анализ дискурса» (1969), «Прописные истины» (1975), «Дискурс – структура или событие?» (1988) и др. [96].
Важным интеллектуальным источником трактовки дискурса М. Пеше стала концепция идеологии как социокультурной структуры, определяющей место человека в обществе. Особенностью понимания дискурса М. Пеше является соединение лингвистического и идеологического подходов в дискурс-анализе конкретных текстов в рамках структурной лингвистики.
Дискурс, считает М. Пеше, – это точка, где встречаются язык и идеология, а дискурсивный анализ – это анализ идеологических аспектов использования языка и реализации идеологии в языке. Дискурсивный процесс рассматривается им как часть идеологических классовых отношений [96, с. 265]. В лингвистических терминах дискурсивный процесс понимается им как система отношений между изложениями (пересказами), синонимией и метонимией с идеологическими символами [96, с. 266].
Французская школа уделяет большое внимание акту высказывания, а именно, проявлениям субъекта в языке [103, с. 15]. Французские лингвисты разграничивают высказывание как процесс и как результат. Это отличает данную теорию от прагматического подхода, в рамках которого изучается отправитель речи в его отношении к реципиенту и ситуации. Существенное отличие социологических исследований от лингвистической прагматики заключается в исключительном внимании к коллективному и преимущественно идеологическому субъекту, в деятельности которого вырабатываются референтные формулы, маркирующие идеологический дискурс. П. Шародо понимал отношения текста и дискурса как результативную и процессуальную сторону речевой деятельности соответственно. По его мнению, текст представляет собой иллюстрацию речи, результат процесса, который в свою очередь зависит от говорящего, а также от условий производства речи. Заслуживает внимания утверждение автора о том, что текст пересекается с множеством дискурсов, каждый из которых принадлежит какому-то конкретному жанру и соотносится с какой-то единичной ситуацией. В целом, П. Шародо представляет дискурс как сумму двух слагаемых: высказывания и коммуникативной ситуации [126, с. 40].
Интерес для французских исследователей представляет сам процесс производства речи, т. е. то, каким образом субъект проявляет себя в том, что он произносит. Данный тезис представляет собой развитие мысли Э. Бенвениста о показателях дейксиса, которые притягивают высказывание к определенному месту, времени, обстоятельствам [19, с. 293]. Таким образом, субъект высказывания, в отличие от говорящего субъекта, существует только тогда, когда он говорит, не существуя вне акта высказывания и до него. Говорящий субъект, выступая как обобщенное представление всех субъектов речи, существует, согласно Э. Бен-венисту, за пределами высказывания. Разграничение субъекта высказывания и говорящего субъекта, предложенное французской дискурсивной школой, получит наиболее полное воплощение в работах структуралистов, как будет показано нами в дальнейшем. М. Пеше разработал модель автоматического анализа дискурса, в основу которой легла идея о несомненном влиянии места, времени и социокультурного контекста на условия порождения дискурса. Автор имеет в виду формирующую дискурс социально-историческую обусловленность, его социокультурную заданность, т. е. не субъект как таковой является автором производимого им дискурса, а некая внесубъектная «матрица смыслов», которая автоматически управляет дискурсом субъекта, определяет способы возникновения дискурса. Данную матрицу М. Пеше обозначает термином «идеологическая формация». Идеологические формации, как отмечает ученый, определяют то, что может и должно быть сказано (в форме наставления, проповеди, памфлета, доклада, программы и т.д.) в соответствии с определенной позицией и при определенных обстоятельствах [7, с. 150]. Именно поэтому процесс чтения текста не есть пассивное и невинное занятие, это скорее активная работа при постижении динамики смысла. Творчество М. Пеше и П. Шародо оказало серьезное влияние на последующих представителей французской школы дискурс-анализа, среди которых следует отметить труды Ж.-Ж. Куртин, Д. Мальдидье, Э. П. Орланди, П. Серио [103, с. 12–54, 95–105, 124–137, 197–225]. В своей вступительной статье к сборнику работ «Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса», опубликованной в русском переводе в 1999 г., П. Серио выделяет восемь значений понятия «дискурс», которые фигурируют в дальнейших исследованиях [103, с. 26]. Термин «дискурс», как отмечает ученый, получает множество смыслов. Он может пониматься как конкретное высказывание, близкое понятию «речь» в понимании Ф. де Соссюра [110, с. 17]. Кроме того, дискурс может означать последовательность высказываний, представляя собой превосходящую фразу единицу. Ряд ученых понимает под дискурсом воздействующий потенциал высказывания и его включенность в ситуацию, где обязательным условием является наличие субъекта высказывания, получателя, времени и места произнесения этого высказывания. Есть также мнение, что дискурс включает в себя систему ограничений, которые призваны упорядочить все многообразие высказываний с целью выражения определенной идеологической позиции [52, с. 453–454; 103, с. 26].
Политический дискурс в системе дискурсивных практик
Политические дискурсы являются сегодня мощным властным ресурсом, посредством которого государственные и общественные институты осуществляют самопрезентацию, конструируют и продвигают в выгодном для них свете те или иные образы реальности. Более того, политический дискурс, как отмечает Е. Р. Левенкова, приобретает сегодня самостоятельное значение, становится некой реальностью, в которой действуют свои правила [73, с. 36]. Внутреннее содержание и структура данного вида дискурса является не столько отражением представлений конкретных людей о мире, сколько некой символической реаль-ност ью с принятыми в ней нормами поведения.
Находящийся в поле нашего внимания политический медиа-дискурс представляет собой многоаспектное и многоплановое явление. Исследованием его составного компонента, политического дискурса, занимались и продолжают заниматься зарубежные и отечественные ученые совершенно разных научных школ. В лингвистике существует широкое и узкое понимание феномена политического дискурса. В качестве традиционного можно привести определение А. Н. Баранова и Е. Г. Казакевич: политический дискурс – «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освещенных традицией и проверенных опытом…» [16, с. 6]. Подобной точки зрения придерживаются и зарубежные авторы: представители критического дискурс-анализа Р. Водак [26] и Т. А. ван Дейк [40]. Политический дискурс входит в класс институциональных дискурсов. Институциональные дискурсы динамичны, для их адекватного понимания следует учитывать интертекстуальные связи того или иного типа дискурса с другими дискурсами [147, S. 17]. Как отмечает Р. Водак, институциональный дискурс не сводится только к одному типу дискурса, но представляет собой сложную совокупность различных взаимосвязанных конфликтующих между собой дискурсов в рамках заданной обстановки [157, p. 12].
Нельзя не согласиться в этой связи с мнением Е. Р. Левенковой, которая характеризует обозначенные подходы как узкие, поскольку в расчет берутся лишь институциональные формы общения, а такая форма как «массово-информационный политический дискурс», или политический медиа-дискурс, остается вне поля зрения [73, с. 51].
Широкое понимание политического дискурса как использования языка в публичной сфере учитывает растущую власть СМИ, а также развитие новых информационных технологий. Этой сфере общения свойственны четыре уровня коммуникации. Первый уровень, по мнению А. П. Чудинова, представлен аппаратной политической коммуникацией. Примером коммуникации второго уровня может служить предвыборная агитация, парламентские дебаты, а также официальные выступления руководителей государства и его структур, рассчитанные на массовую аудиторию [124, с. 36–37].
Интерес для нашего исследования представляют третий и четвертый уровни коммуникации в указанной классификации. Третий уровень составляет политическая коммуникация, осуществляемая журналистами и при посредстве журналистов. Данный вид рассчитан на массовую аудиторию. Журналисты привлекают внимание аудитории к проблеме, предлагают пути ее решения, сообщают об отношении к ней политических организаций и их лидеров, помогают политикам в осуществлении их целей, т. е. это посредническая деятельность, отличающаяся своей медиативностью [88]. Чертвертый уровень составляет политическая речевая деятельность «рядовых» граждан (непрофессионалов в области политической коммуникации) [124, с. 36–37].
Широкого понимания политического дискурса придерживается также Е. И. Шейгал, причисляя к данному феномену любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики [131, с. 23]. Вслед за ней мы будем рассматривать понятия «политический дискурс» и «политическая коммуникация» как равнозначные, поскольку нас интересует сам процесс общения субъектов речи, процесс порождения высказывания и его дальнейшее восприятие. Анализируя дискурс политики, автор выявляет его области интерференции с другими видами дискурсов: например, научным, медиа-дискурсом, рекламным и множеством других дискурсов. В качестве основных структурных характеристик политического дискурса Е. И. Шейгал выделяет институциональ-ность, информативность, смысловую неопределенность, фантомность, фиде-истичность, эзотеричность, дистанцированность и др. [131, с. 44-52].
Некоторые исследователи предлагают рассматривать фатическую составляющую политического дискурса в качестве основополагающей функции, поскольку такая его цель, как информирование подчинена контактному импульсу [12, с. 6–8]. Так, отправитель сообщения, чтобы быть понятым массовой аудиторией, апеллирует к коллективным знаниям и представлениям воображаемого реципиента.
Одним из ведущих функциональных признаков политического дискурса некоторые ученые считают воздействие на реципиента, или манипуляцию реципиентом [5, с. 57]. Для описания коммуникативного аспекта политического дискурса в качестве базовой модели может быть выбрана модель В. И. Карасика, включающая участников политической коммуникации, к которым относятся политические субъекты (агенты) и институты (организации); сферу общения; мотивы, цели и стратегии коммуникации; а также содержательно-тематическую общ-ност ь многих текстов, образующих данный дискурс [57, с. 288–290].
Кроме всех выше перечисленных компонентов к полю политической коммуникации некоторые исследователи причисляют также традиции, ритуалы и методы политической деятельности, политическую культуру и даже идеологию, по словам Е. Р. Левенковой [73, с. 53]. В любом случае все составляющие поля политики напрямую связаны с дискурсом, потому что они либо составляют его референци-альный аспект, т. е. являются самим предметом общения, либо выступают в качестве элементов прагматического контекста, как считает Е. И. Шейгал [133].
Политика как специфическая сфера человеческой деятельности по своей природе является совокупностью речевых действий, отмечает Е. И. Шейгал [132, с. 22–28]. Как и любой другой, политический дискурс имеет свое поле, в центре которого находятся жанры, которые в большей степени соответствуют основному назначению политической коммуникации – борьбе за власть [133]. Следовательно, еще одной важной чертой данного вида дискурса является агональ-ност ь, находящая свое выражение в разного рода оппозициях: «свой – чужой», «друг (союзник, сторонник) – враг (оппонент, вредитель, предатель)», «угнетатель (обидчик, разбойник, грабитель, виновник плачевного положения дел) – угнетенный (обиженный, обездоленный, изгой)» [133].
Итак, политический дискурс не монолитен и существует множество жанров внутри данного вида дискурса, которые объединяют, в первую очередь, общность тематики, целей и установок отправителя сообщения. Характерными признаками политического дискурса являются институциональность, информативность, смысловая неопределенность, идеологичность, дистанцированность, манипуляция реципиентом, агональность и др.
Классификация стратегий общения в политическом медиа-дискурсе ФРГ
Современная лингвистическая наука предлагает исследования разноплановых стратегий (коммуникативных, дискурсивных, когнитивных, семантических и т.д.), к реализации которых прибегает адресант в соответствии со своими целями, мотивами, интенциями, а также с учетом жанра дискурса. Обратимся к анализу существующих классификаций стратегий и выделим те стратегии, которые репрезентируют политический медиа-дискурс электронных СМИ ФРГ.
Всеобщие стратегии идеологических дискурсов, представляющие интерес для нашего исследования, систематизированы Т. А. ван Дейком [141, p. 42–44]. Классификация содержит, прежде всего, стратегию позитивной самопрезентации и стратегию негативной презентации другого. В. З. Демьянков называет последнюю стратегией «уничтожение «боевой мощи» противника» [43, с. 130]. Другое определение этой стратегии – «стратегия дискредитации» [54, с. 93–96]. Е. И. Шейгал выделяет в рамках исследования политического дискурса страт егию эвфемизации и стратегию дисфемизации, очень близкие по своей сути предыдущим понятиям [131, с. 310].
Многие исследователи сходятся во мнении, что именно следующие коммуникационные стратегии являются основными и концептуально описывают главные социальные процессы, порождающие коммуникационные действия: презентационные, манипуляционные (манипулятивные [24, с. 179]) и конвенциональные стратегии [39]. А. Ю. Киселев предлагает исследование коммуникативных авторских стратегий на примере немецкого научно-популярного дискурса [60, с. 6]. Среди основных авторских стратегий исследователем выделяются следующие: страт егии аттракции и стратегии модализации. Исследованием авторских стратегий на примере англоязычного политического дискурса занимается Н. Л. Ноблок, выделяющая следующие основные виды: стратегия смысловых замен, стратегия переноса оценочного фона, стратегия детализации, стратегия смыслового «окна» [90, с. 7–8]. Для устного политического дискурса, по определению О. Н. Паршиной, характерными являются следующие коммуникативные стратегии: стратегии самопрезентации, дискредитации, нападения, самозащиты, формирования эмоционального настроя адресата, а также информационно-интерпретационная, аргументативная, агитационная и манипулятивная стратегии [95]. В системе аргументации Г. Г. Хазагеров различает доводы «к вещи» и доводы «к человеку», что может послужить поводом выделить внутри аргументатив-ной стратегии стратегии объективного характера, содержащие логические доводы, и стратегии субъективного характера, апеллирующие к чувству [123, с. 32].
Опираясь на классификацию О. С. Иссерс, в качестве вспомогательных стратегий, реализующих стратегию неявного управления в межжанровом пространстве нарративного интервью на материале немецкого языка, А. Ю. Лапшина выделяет стратегию обеспечения понимания, стратегию контроля над темой и эмоционально-настраивающую страт егию [72, с. 9]. А. Ю. Миронина выделяет в рамках англоязычного политического дискурса стратегию уклонения от истины, как один из основных видов коммуникативных стратегий [84, с. 5]. О. О. Сподарец в новостном политическом медиа-дискурсе исследует две группы стратегий на примере английского языка: стратегии объективного информирования и стратегии субъективизации [111, с. 6–7]. Исследованию семантических стратегий предвыборной коммуникации в ФРГ посвящена работа Е. В. Горбачева, анализирующего «тексты сообщений для прессы», опубликованные в сети интернет [33, с. 3]. В диссертационном исследовании Ю. В. Вознесенской представлена классификация стратегий политической коммуникации ФРГ, которая делит стратегии на кооперативные (в других терминах – конвенциональные, или гармонизирующие) и конфликтные (конфронтационные, или дисгармонизирующие) [27, с. 8]. Вслед за Ч. Ларсон некоторые ученые выделяют характерные для политического дискурса стратегию «преуменьшения» и стратегию интенсификации [13]. В терминах О. Л. Михалевой эти стратегии носят название «стратегия на понижение» и «стратегия на повышение» [85, с. 54–83]. А. А. Филинский выделяет в качестве одной из ведущих манипулятивных стратегий стратегию героизации представителей своей партии, очень близкую перечисленным выше стратегиям [119, с. 68–81]. Ю. В. Кунина, занимающаяся исследованием прагматических стратегий англоязычных сетевых политических текстов, полагает, что стратегия играет роль своего рода моста между целью и средствами ее достижения [70, с. 47]. По мнению исследователя, в процессе коммуникации отправитель сообщения, реализуя в речи свою прагматическую задачу, опираясь на выбранную им стратегию, выбирает средства языка и организует их таким образом, чтобы они обеспечили адекватное понимание данного высказывания со стороны реципиента. На основе этого в своем диссертационном исследовании Ю. В. Кунина выделяет стратегию логического убеждения, стратегию оценки, стратегию апеллирования к чувствам и стратегию оптимизации языковых средств. Разнообразие классификаций не дает возможности выделить общие виды стратегий и требует выработки собственных критериев для систематизации видов вербальной деятельности, свойственных исследуемой нами дискурсивной практике. Обобщив полученные наблюдения, мы предлагаем собственную рабочую классификацию стратегий, характерных для исследуемого нами политического медиа-дискурса электронных СМИ ФРГ. В рамках выбранного для анализа вида дискурса стратегии представлены двумя обширными группами: – контактные стратегии, организующие внешнее пространство высказывания, т. е. внешнюю, реальную среду процесса коммуникации, в который включен текст; – стратегии объективно-субъективного информирования, организующие внутреннее пространство высказывания, смысловое пространство текста, как характеризует его Г. П. Щедровицкий [134, с. 540].
Первая группа стратегий характеризуется вектором, направленным во внешнее коммуникативное пространство. Речь идет об организации интерактивного взаимодействия с реципиентом, установлении контакта с внешней средой высказывания. Поскольку целью взаимодействия участников, по утверждению Ю. Хабермаса, является координация действий, установка на кооперацию [122, с. 198], то мы разделяем речевые стратегии на два основных типа: кооперативные и конфронт ацион-ные, упорядочивая их по шкале «кооперации-конфронтации»: – стратегия позитивной (само)презентации, ориентированная на освещение (собственных) положительных характеристик и на отказ от отрицательных оценок членов своей группы. Она преследует цель подчеркнуть положительные моменты о себе и/или о членах группы, избегая отрицательных; – стратегия «преуменьшения». Суть ее заключается в том, что свои недостатки затушевываются, равно как и чужие достоинства; – конвенциональная стратегия, целью которой является установление коммуникации по принципу договора между ее участниками; – стратегия псевдо-конвенции. Суть ее состоит не в установлении договора между участниками коммуникации, на что направлена конвенция, а лишь в создании видимости доверительных отношений; – стратегия интенсификации, благодаря которой ярко описываются свои достоинства и чужие недостатки; – стратегия дискредитации, которая достигается путем дискредитации личности оппонента благодаря приведенным мнениям и аргументам. Она ориентирована на негативную презентацию другого. Ее суть в освещении отрицательных характеристик другого и избегании положительных упоминаний членов противостоящей группы. Ведущие принципы данной стратегии: подчеркнуть отрицательные моменты о другом, избегая моментов положительных. Уничтожения можно достичь, высмеивая противника, внося коррективы в его поведение.
Способы переключения ситуационных моделей в электронных статьях
Роль выбранной отправителем сообщения субъектной перспективы неоспорима при актуализации или переключении той или иной ситуационной модели. При реализации стратегической программы создателя сообщения происходит, как правило, переключение с одной ситуационной модели на другую. Мы выделяем следующие основные способы, полученные в ходе исследования комплексов «электронные статьи + комментарии к ним» и действующие в процессе переключения ситуационных моделей с помощью субъектных перспектив: – переключение с общей модели на частную; – переключение с частной модели на типовую коллективную; – переключение с общей модели на типовую коллективную; – переключение с одной типовой коллективной модели на другую типовую коллективную модель. Выясним, какие средства немецкого языка участвуют в реализации того или иного способа переключения ситуационных моделей. Начнем с примера пере -ключения с общей модели на частную: Begleitet von vielen Kameras verlie am Donnerstagmorgen um 1 Uhr 30 die letzte Kampfbrigade den Irak ber die Grenze nach Kuwait. … War es am Ende also richtig, den Krieg gefhrt zu haben? Heiligt das Ergebnis die Mittel? ... das Ergebnis wird nicht besser: Die Invasion des Irak war falsch, ungerecht und schdlich [189].
В приведенном примере события описываются так, словно реципиент является их очевидцем. Заголовок этой части статьи «Wer kann einer Region Frieden bringen, der schon in einem Land scheitert?» представляет собой риторический вопрос, с помощью которого автору удается установить контакт со своей аудиторией. В этом случае проявляется такая черта политического медиа-дискурса, как открытая социальная оценочность, возникающая в процессе гибридизации компонентов различных дискурсов. Воздействующим потенциалом в приведенном примере обладают лексический повтор (das Ergebnis), риторические вопросы, ряд однородных членов (составного именного сказуемого), представленных лексическими единицами с оценочным значением. Отправитель сообщения использует также взаимодействие «сильных позиций» текста [6, с. 24], раскрывая суть заявленной в заголовке мысли в последнем абзаце. Вывод сформулирован достаточно четко, чтобы было понятно широкой читательской аудитории (признак публичности). Автор апеллирует к образам, имеющимся в памяти любого рядового читателя, актуализируя частную модель ситуации: Am schwersten aber wiegt die moralische Niederlage, die Amerika aus dem Irak ber die Grenze nach Kuwait nach Hause trgt…Das ist der bleibende Nachlass dieses Krieges [189]. Приведем еще один яркий пример переключения с общей модели на частную. Отправитель сообщения в данном случае апеллирует к индивидуальному опыту личности путем прямого обращения к реципиенту, используя форму 2 лица ед. числа личного местоимения. Но стоит заметить, что подается эта апелляция опосредованно, через цитацию, привлечению внимания реципиента в которой способствует инверсия: Es knnte den Bergbauminister treffen, Korruption gehrt zum System, «Ohne Geld bekommst du kein Projekt» [180].
Для выделенных нами контактных стратегий характерно обратное пере -ключение – с типовой коллективной модели на частную с помощью перемещенной субъектной перспективы, когда отправитель сообщения позволяет себе в одной из статей вести речь от лица иранского президента, о чем свидетельствует употребление личного местоимения wir в сочетании с императивом: Betrachten wir die Sache aus Ahmadineschads Perspektive… [185]. Переключение с общей модели на типовую коллективную модель становится возможным, как показывает исследование, благодаря выбору имплицитной субъектной перспективы, освобождающей отправителя сообщения от ответственности за сказанное. Заключительная часть статьи «Rabbi-Ausbildung: «Kein besse-res Land fr Juden» [184], в которой находят свое логическое завершение все предыдущие части статьи, представляет собой вербализацию стратегии псевдоконвенции и сформулирована в виде вопроса. Риторический вопрос адресован читателю статьи и намечает «плавный» переход от нейтральной подачи темы к идеологически (антисемитизм) выраженной оценке описываемого явления (именное приложение [169, S. 84], характерное для устной речи; антитеза, построенная на повторе одноморфемных единиц): Sind sie sichtbar, die neuen Juden? Ist es besser fr sie, unsichtbar zu bleiben? [184].
В другом примере переключение с общей на типовую коллективную модель происходит благодаря смене субъектной перспективы: при этом перемещенную субъектную перспективу сменяет имплицитная. Для иллюстрации позиций противостоящих сторон приводятся мнения обеих стран. В пользу грузинской стороны свидетельствуют высказывания репортера (nach Angaben eines Reporters der Nachrichtenagentur AFP) и неизвестного представителя (Laut einem Sprecher), в которых реализуется общая модель ситуации. В данном случае не обозначены конкретные лица, на которых можно было бы сослаться. В случае с российской стороной все иначе: информация подается со слов влиятельных политиков России: президента и министра иностранных дел (предложения повторяют друг друга в лексическом и синтаксическом плане, образуя смысловое и структурное единство): 1) Russlands Staatschef Dmitri Medwedew sicherte…; 2) Auch der russische Auenminister Sergej Lawrow sicherte… [182]. Переключение с одной типовой коллективной модели на другую типовую коллективную можно проследить на примере, в котором часть статьи посвящена описанию агрессивных действий Ирана (идеология диктатуры), что вынуждает Запад принять серьезные меры (идеология гуманизма, имеющая целью сохранение социального порядка). Реализуя ст ратегию интенсификации, отправитель сообщения использует описание недостатков противника. Неподобающее поведение иранской стороны находит отражение в выборе лексических единиц одного семантического поля, получающих в данном контексте оценочное значение, а также в употреблении модального глагола wollen, семантика которого свидетельствует о намерении совершить некоторое действие: Jetzt provoziert Prsident Mahmud Ahmadinedschad mit einer ber-raschenden Atom-Offensive: Offenbar will er nun die Anreicherung im eigenen Land forcieren [176]. Благодаря смене субъектной перспективы (включение новых действующих лиц) происходит переключение с одной типовой коллективной модели на другую типовую коллективную, чему служат языковые средства, реализующие ст рате гию позитивной (само)презентации: синонимы (vorwerfen, warnen, beschuldigen), инфинитивные обороты в роли дополнения, метафоризация (unter dem Deckmantel): Die USA warfen Iran vor, seine internationalen Verpflichtungen zu mis-sachten … Das Weie Haus warnte Teheran, das Land isoliere sich immer mehr. Die Bundesregierung bewertete die jngsten Atomplne nach eigenen Angaben «mit groer Sorge» … Die USA und ihre Verbndeten, insbesondere Israel, beschuldigen Iran, unter dem Deckmantel der zivilen Nutzung der Kern-kraft an der Entwicklung von Atomwaffen zu arbeiten [176].
Примеры переключения с одной типовой коллективной модели на другую типовую коллективную модель характерны для выбранного для анализа вида дискурса, поскольку он отличается ярко выраженной агональностью. Приведем еще несколько примеров такого переключения моделей.
