Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Понятие сложного предложения и его использование в отношении синтаксических единиц разговорной речи
1.1. Признаки и статус сложного предложения 13
1.2. Разговорная речь и основные условия ее конституирования 47
1.3. Проблема членения разговорного текста и предложение 54
1.4. Сложное предложение как единица разговорного синтаксиса и его специфика 70
Выводы 89
Глава 2. Система сложного предложения в немецкой разговорной речи
2.1. Исходные позиции и проблема терминологии 94
2.2. Гипотаксис и паратаксис - основные сферы сложного предложения, связанные друг с другом зоной переходов
2.2.1.О разграничении гипотаксиса и паратаксиса.. 105
2.2.2. Гипотаксисные конструкции 117
2.2.3. Паратаксисные конструкции 139
2.2.4. Транзитивные конструкции 154
2.3. Сложносопряженные асиндетические конструкции 187
2.4. Интеральные сентенсоиды 192
2.5. Многокомпонентные структуры сложного предложения 234
Выводы 254
Глава 3. Особенности топологии сложного предложения в немецкой разговорной речи
3.1. Нетерминальная схема построения предикативных единиц с традиционно подчинительными союзами 261
3.2. Переход от терминальной схемы построения к центральной в полипредикатных и однородных придаточных ... 287
3.3. Использование формы прямого вопроса в гипотаксисе.. 310
3.4. Топологическая неинтегрированность препозитивных, придаточных 322
3.5. Топологическая дезинтеграция в гипотаксисе 347
3.6. Препозиция финитного глагола в паратаксисных и транзитивных структурах сложного предложения... 371
3.7. Двойное замещение предфинитной позиции в паратаксисе 405
3.8. Топологический параллелизм... 418
Выводы 435
Заключение 439
Библиография
- Разговорная речь и основные условия ее конституирования
- Гипотаксисные конструкции
- Переход от терминальной схемы построения к центральной в полипредикатных и однородных придаточных
- Топологическая дезинтеграция в гипотаксисе
Разговорная речь и основные условия ее конституирования
Сложное предложение представляет собой по сравнению с простым предложением синтаксическую единицу более высокого порядка. Вместе с тем понятие сложного предложения предполагает наличие «...системы простого предложения со свойственными ей закономерностями, оно строится над этой системой и на ее основе» [Белошапкова 1969: 208". Термин «предложение» используется чаще всего для обозначения того, что должно называться простым предложением. Однако посредством данного термина обозначается также и общее понятие, включающее в себя в качестве видовых понятий простое предложение и сложное предложение [Романова 1980]. Понятие «предложение» является, таким образом, многозначным и используется для называния, по крайней мере, двух объектов. С одной стороны, оно обозначает простое предложение. С другой стороны, с помощью термина «предложение» называется «предложение вообще», охватывающее как простое, так и сложное предложение.
В языкознании существует огромное количество определений предложения, которые выводятся с учетом различных аспектов (логического, формально-грамматического, фонетического, графического, функционального, прагматического) и их всевозможных комбинаций. Для того, чтобы дать дефиницию предложения, необходимо прежде всего уточнить, какой статус отводится определяемым синтаксическим единицам: являются они единицами языковой системы или речи? В зависимости от статуса данных единиц в дихотомии «язык - речь» и должно формулироваться определение. Мнения филологов здесь расходятся. Одни проводят терминологическое разграничение между синтаксическими единицами языка и речи, используя соответственно понятия предложения и высказывания [Арутюнова 1976; Чахоян 1979; Гак 1986; Mnnink 1993; Eichler, Bnthing 1996]. Другие используют термин «предложение» в отношении как системных, так и речевых единиц, имея при этом особые обозначения для тех и других и намекая тем самым на необходимость уточнения статуса синтаксических единиц: схема предложения и форма предложения [Шведова 1967]; модель предложения и форма предложения [Москаль-ская 1983: 214, 219]; предложение -языковая модель и предложение-высказывание [Худяков 2000: 215]. Многие лингвисты используют понятие предложения в отношении и языка, и речи [Адмони 1955: 38; Харитонова 1976: 14; Формановская 1978: 8; Сиротинина 1980: 95]. В данной работе обозначение «предложение» употребляется в отношении конкретных синтаксических речевых образований (ср. подобный подход: [Грамматика русского языка 1954: 89; Абрамов 1975; Jung 1980: 28]). Совершенно справедливой в связи с этим представляется точка зрения Ю.М.Малиновича, говоряш;его о предложении как о цельнооформленной объемной единице лишь на уровне его конкретной реализации: «Только на уровне поверхностного синтаксиса предложение предстает как центр пересечения целого ряда денотативных, сигнификативных, семантико-синтаксических, коммуникативно-грамматических и структурных значений, но также и целого ряда коммуникативно-прагматических смыслов» [Малинович 1 9 8 9 : 76]. Для соответствую1цих а б единиц языковой системы целесообразно закрепить термин «модель предложения». Оставляя понятие «предложение» лишь для наименования единиц сообщения в речевой цепи, не будем отрицать того, что предложение диалектически принадлежит как языку, так и речи.
Мы солидарны с М.Я.Блохом в том, что «будучи единицей конкретного сообщения (речи), предложение входит в систему языка как обобщенная конструкция - типическая структ)фно-функциональная модель, выражающая целый комплекс коммуникативных значений» [Блох 2000 б: 47]. Под предложениями в работе будут пониматься соотносящиеся с определенной структурной схемой (моделью) речевые образования, выполняющие номинативно-коммуникативную функцию. Коммуникативная функция предложения неоспорима, поскольку оно несет информационное сообщение лицу, вопринимающему речь, и является основной единицей речи. Исходя из того, что нельзя сообщить что-то о чем-либо, не называя то и другое, в качестве определяющей функциональной характеристики предложения наряду с коммуникативностью следует рассматривать и но-минативность. Поэтому часто предложение определяется в лингвистике как минимальная коммуникативно-номинативная синтаксическая единица, обладающая предикативностью [Прибыток 1994: 6]. Некоторые языковеды считают, что предложение в отличие от слова не выполняет номинативной функции, ему приписывается лишь коммуникативная функция [Крылова, Максимов, Ширяев 1997: 22; Крылова 2000: 7]. Более правильной представляется позиция, согласно которой предложение рассматривается как сложный знак по отношению к простым знакам - словам, как номинация особого рода, денотатом которой является не предмет, а целая ситуация, факт [Москальская 1974: 9]. Говоря о двуаспектно-сти функции предложения (номинативно-предикативной функции), М.Я.Блох подчеркивает, что «номинативный аспект предложения реализует препозитивную номинацию, т.е. именование и денотацию соответствующей событийной ситуации» [Блох 2000 а: 60]. Следует согласиться с тем, что номинативная функция предложения заключается прежде всего в обозначении определенной ситуации, отрезка действительности, охватывающего предметы, их признаки и проявления, отношения между ними
Гипотаксисные конструкции
Для обозначения асиндетических конструкций гипотаксиса в немецком языкознании используются термины «das fgewortlose Gefge» [Baumgrtner 1959: 103], «das asyndetische Satzgefge» [Bohusch 1972: 196], «das subjunktionslose Gefge» [Hermodsson 1978: 95]. Чаще всего бессоюзие в сфере гипотаксиса определяется как структурная характеристика придаточных предложений. Поэтому речь в связи с этим идет о бессоюзных [Erben 1965: 261; Metzler Lexikon. Sprache 1993: 613] или асиндетических [Wackemagel-Jolies 1971: 203] придаточных; придаточных без вводящего их элемента [Jung 1980: 282; Schmidt 1983: 311; Heibig 1983; Eisenberg 1986: 337; Duden-Grammatik 1995: 727]; включаемых предложениях без вводящего элемента [Duden-Gramatik 1973: 580-581]; зависимых предложениях с порядком слов, характерным для «главного предложения» [Sandig 1973], или «несамостоятельных структурах с финитным глаголом не на последнем месте» [Oppenrieder 1991: 179-180].
Исследуя асиндетические построения гипотаксиса, нетрудно убедиться в том, что в них имеются определенные признаки, указывающие на гипотаксис. Немецкие лингвисты У.Эльмауер и Р.Мюллер считают, что одного единственного признака для идентификации отношений зависимости явно недостаточно. По их мнению, для этого необходимо наличие сразу нескольких сигналов синтаксической зависимости, таких, например, как заполнение открываемой облигаторной позиции посредством второго «предложения», входящего в структуру; особый порядок слов; использование определенного артикля в «подчиняющем предложении»; интонация; референциальные частицы, указывающие на следующее «предложение» [Elmauer, Mller 1974: 107-108]. К.-Х.Йегер, занимаясь исследованиями немецкой устной речи, учитывает такие критерии для установления отношений зависимости (а значит, и гипотаксиса), как: 1) возможность замены так называемого «зависимого главного предложения» придаточным с da; 2) инверсия в двух следующих друг за другом предложениях при возможности субституции первого придаточным с wenn; 3) наличие вопросительного местоимения или наречия при отсутствии фини-тума в конечной позиции; 4) возможность замены «зависимого главного предложения» придаточным с союзами ob и als ob [Jger 1976: 95]. Следует, видимо, согласиться с тем, что идентификация гипотаксиса реальна при положительном результате теста по замене асиндетических структур на синдетические гипотаксисные без возможности субституции посредством синдетических паратаксисных конструкций. Однако наличие гипотаксиса в разговорных бессоюзных конструкциях сложного предложения можно иногда установить и при отсутствии возможности подстановки субъюнктора и связанного с ней топологического преобразования: (1) Komm ich nach Hause, is die ganze Familie in Aufruhr, die Weiber, mein ich (Mller 1 9 8 5 : 225).
Асиндетическую структуру (1) нельзя трансформировать в синдетиче-скую без изменения темпоральных характеристик глаголов обоих субъ-юнктов. Подчинительный союз als, как известно, требует наличия глагольных форм прошедшего времени.
Субституцию и перефразирование можно, конечно, использовать в качестве методов для идентификации гипотаксиса. Однако нельзя выводить бессоюзные структуры из союзных и считать первые элиминированными формами вторых [Glinz 1962: 130; Heibig 1983: 160; Voyles 1983: 36; Маныч 1983: 129; Гордеева 1986; Беляева 1987: 41]. Следует, безусловно, согласиться с О.А.Лаптевой, которая справедливо замечает: «...пытаться установить определенную однозначную эквивалентность тем или иным союзным конструкциям для каждой бессоюзной конструкции ... было бы равносильно непониманию самой природы бессоюзия как явления очень емкого, позволяющего без точной дифференциации охватить самые разные и общие отношения» [Лаптева 1966: 58 .
Актуализация моделей бессоюзных конструкций в немецкой разговорной речи демонстрирует широкий спектр варьирования в репрезентации инварианта гипотаксиса. Присоединяясь к мнению тех лингвистов.
которые считают возможным рассиотрение согозных и бессоюзных кон струкций гипотаксиса как равноправных вариаигтов [Монахов 1965- 128-Зуене 1983: 10], подчеркнем, что структурно-семантическая общность и однотипность между асиндетическими и соотвехствующими синдетиче-скими гипотаксисными построениями, с одной стороны, и формальное отличие, с другой стороны, в разговорной речи часто сопровождаются расхождениями коммуникативно-прагматического плана. Кроме того нельзя забывать, что в разговорном синтаксисе м о ж н о наблюдать функционирование бессоюзных гипотаксисных построений, не имеющих соответствий среди синдетических.
Механизм подчинительной связи при бессоюзил должен выявляться не на основе нахождения синдетических гипотаксисных аналогов. Следует, видимо, согласиться с Н.А.Князевой в том, что установление гипотаксиса возможно на различных уровнях сложного предложения: синтагматическом (по сигналам, заключенным в конструктивном минимуме предикативной единицы, предопределяющим синтагматигческое развертывание сложного предложения); лексико-синтаксическом (по степени участия видовых, временных, модальных форм в реализации синтаксических отношений); семантическом (учитывается онтологическая основа сложного предложения и характер ее репрезентации в пропозициях семантической структуры); контекстуальном (определяется роль контекста в выявлении информативной избыточности, достаточности предикативных единиц и их смысловой обусловленности). [Князева 1982: 3-4]. Перечисленный выше список должен быть дополнен, на наш взгляд, интонационным и топологическим уровнями, по-крайней мере, по отношению к немецкому я з ы к у .
Рассматривая бессоюзные построения гипотаксиса, будем исходить из того, что подчинение может выражаться в них следующими параметрами в различной их комбинации или отдельно: 1) интонацией; 2) особым порядком слов (глагол в инициальной позиции в бессоюзных конструкциях с условными, временными и уступительными отношениями); 3) фиксированным порядком следования частей; 4) наличием коррелята в одной из предикативных частей; 5) морфологическими средствами (соотнесением модально-временных планов; использованием определенного артикля с существительным-антецедентом в составе первого субъюнкта; 6) лексико-семантическими средствами.
Работа с информантами убедительно показала, что определение типа синтаксической связи в асиндетических построениях в огромной степени зависит от их интонационного контура. На то, что в асиндетических конструкциях сложного предложения реализация определенного типа синтаксических отношений происходит в речи через интонацию, указывают многие лингвисты. Согласно мнению Г.Хельбига, семантико-синтаксическая зависимость придаточных в бессоюзных конструкциях гипотаксиса сигнализируется прогредиентной мелодией [Heibig 1983: 159]. Прогредиентный характер интонации в конце первого субъюнкта асиндетической гипотаксисной структуры обусловлен, видимо, тем, что он, как правило, указывает на более тесную грамматическую спаянность элементов.
Переход от терминальной схемы построения к центральной в полипредикатных и однородных придаточных
Черты сходства и различия между сложным предложением и комплексом предложений перечисляются А.Ф.Кулагиным. Признавая, что непосредственно составляющими сложного предложения (СП) и комплекса предложений являются предикативные единицы или сочетания предикативных единиц, лингвист видит различие между рассматриваемыми объектами в том, что «...части СП не являются отдельными коммуникативными единицами», а в «...комплексе предложений непосредственно составляющие функционируют как предложения, как относительно самостоятельные коммуникативные единицы» [Кулагин 1972: 15]. Данный различительный критерий не представляется убедительным, поскольку чаще всего коммуникативная самостоятельность предложений в рамках комплексов ввиду их тесной смысловой и тематической связи весьма относительна. Отмечая возможность построения некоторых разновидностей комплекса предложений по образцу сложных предложений, а отдельных структур сложного предложения по типу комплекса предложений, А.Ф.Кулагин, на наш взгляд, обоснованно делает оговорку, согласно которой не все структурные типы комплекса предложений соотносительны со структурными типами сложного предложения и наоборот. Разная степень взаимосвязи компонентов СП и комплексов предложений объясняется тем, что «СП выражает ту или иную мысль как одну сложную логическую единицу, а комплекс предложений - как логическую единицу, расчлененную на несколько самостоятельных логических единиц» [Кулагин 1972: 15]. Среди прочих отличительных признаков в работе А.Ф.Кулагина называются: различная степень задействования средств связи компонентов и выражения смысловых отношений при создании единого целого (союзов, видо-временной соотносительности глаголов-сказуемых, порядка следования компонентов и особых лексических элементов); интонационные критерии, сводящиеся к оппозиции «интонационная замкнутость - обособленность компонентов друг от друга разделительной паузой и произношением»; различные способы актуального членения (концентрированность актуализации коммуникативно значимых элементов в СП и ее расчлененность «...по мере перехода от одной относительно самостоятельной синтаксической единицы к другой» в соответствующих комплексах). Наиболее спорным различительным критерием является, на наш взгляд, постулируемая противопоставленность рассматриваемых синтаксических образований по признаку «однокоммуникатив-ность - разнокоммуникативность». Говорить о том, что для комплекса предложений не характерно единство целеустановочного плана и отрицать активное использование в сложных предложениях разнотипных по цели высказывания компонентов, было бы явным заблуждением. Многочисленные труды лингвистов по исследованию типов СП в целеустано-вочном плане [Валимова 1967; Кулакова 1972; Воднев 1975; Морозов 1977; Бабкина 1980; Левицкий 1983; Сергиевская 1995], а также собственный опыт работы с устными спонтанными текстами показывают, что разнокоммуникативность предикативных частей сложного предложения отнюдь не редкое явление. Не совсем правомерным представляется и утверждение А.Ф.Кулагина о нехарактерности единства целеустановочного плана в рядах семантически связанных между собой предложений. Это можно было бы, вероятно, доказать более подробными отдельными исследованиями грамматически оформленных соединений отдельных предложений, которых по сей день сравнительно мало (ср., например, [Кат-ченкова 1963]).
То, что границы между сложными предложениями и комплексами предложений не могут быть установлены достаточно четко, объяснимо сформулированными А.Ф.Кулагиным выводами: «СП и комплекс предложений диалектически взаимосвязаны между собой. Между ними не существует непроходимой грани, о чем свидетельствуют признаки сходства и наличие переходных конструкций, но и отождествлять их нельзя. Они не только сходны, но и различны, не только взаимно проникают, но и существуют параллельно с характерными для каждого из них особенностями» [Кулагин 1972: 16]. В.А.Белошапкова усматривает большое сходство между сложным предложением и соединением отдельных предложений в характере смысловых отношений и средствах связи компонентов [Бело-шапкова 1967: 20]. Вместе с тем указывается и на существование различий между сложными предложениями и соединениями отдельных предложений, например, в закономерностях употребления скрепляющих анафорических местоимений. Принципиально важным представляется требование В.А.Белошапковой «...различать грамматически оформленные соединения отдельных предложений, имеющие свои специфические схемы построения, не повторяющие схемы построения сложного предложения, с одной стороны, и соединения отдельных предложений, построенные по схеме определенных структур сложного предложения, с другой стороны» [Белошапкова 1967: 20\
Изучение специальной лингвистической литературы в области синтаксиса показывает, что особенно расплывчаты и нечетки границы между рядом семантически тесно связанных между собой предложений и сложносочиненными предложениями [Адмони 1955: 211; Богданова, Ильминская 1975: 50; Гаврилова 1985: 23-29]. Некоторые лингвисты склонны вообще ставить под сомнение существование сложносочиненного предложения [Бархударов, Колшанский 1958; Иофик 1968]. Иногда сложносочиненные предложения трактуются не как грамматические единицы языка, обладающие статусом предложения, а как различного рода смысловые объединения предложений, превышающие своим объемом границы предложения (см. [Ипеева 1977: 40]), так что противопоставление их сочинительным комплексам самостоятельных предложений на основе признака «текстовое объединение» практически снимается.
Топологическая дезинтеграция в гипотаксисе
Возвращаясь к явлению топологического переплетения в гипотаксисе, заметим, что оно наблюдается не только на первом уровне подчинения. Специфику разговорного синтаксиса составляют гипотаксисные конструкции с исследуемым типом топологической дезинтеграции на втором уровне субординации:
Ha возможность переплетения частей немецкого гипотаксиса на втором уровне подчинения, а именно относительной придаточной части первой степени подчинения с изъяснительной зависимой частью второй степени, в свое время указывали многие известные немецкие лингвисты [Blatz 1896: 930; Behaghel 1928: 547; Paul 1968: 321]. Среди современных зарубежных лингвистов в связи с этим вновь следует назвать имена скандинавских ученых С.-Г. Андерссона и З.Квама, которые не только констатировали факты подобного топологического переплетения, но и попытались объяснить его с функциональной стороны. Следует согласиться с тем, что инициальная позиция регрессивно транспонированного элемента из состава придаточной части третьего уровня подчинения мотивируется типом включающей его предикативной конструкции, а именно облита 366
торностью инициального положения относительного местоимения (наречия) или союза в составе вводимой им придаточной части второй степени подчинения. Перемещаемый из изъяснительной придаточной части и относящийся к ней структурно компонент идентифицируется с вводным элементом и совмещает сразу две синтаксические функции. Облигатор-ность кореференции относительного местоимения (наречия) с одним из элементов предшествующей главной части и создаваемая таким образом когерентность на уровне сложного предложения, действительно, объяснима типом гипотаксисной конструкции, обязательно включающей в себя определяемое слово или коррелят. Представляя функциональную структуру гипотаксиса с переплетением частей посредством схемы: «Fokuskonstituente aus einem Satz i + Geltungsangabe ber den Satz i + Rest des Satzes i», С.-Г.Андерссон и З.Квам правильно отмечают фокусный характер элемента, выполняющего двойную синтаксическую функцию. Ввиду структурно объяснимого отсутствия особого акцентирования перемещаемый элемент рассматривается ими как скрытый носитель фокуса [Andersson, Kvam 1984: 41-42]. Коммуникативно-прагматические интенции продуцентов структур с топологическим переплетением частей на втором уровне подчинения включают в себя одну из следующих двух альтернативных возможностей: 1) индикацию дистанцированного сообщения (27)-(28); 2) экспликацию собственного мнения говорящего или идентификацию автора высказывания с источником сообщаемой информации (29). Отсюда использование глаголов говорения, мышления, чувства и волеизъявления, входящих в состав предиката предикативной части, включающей транспонируемый элемент.
Как показывает анализ исследуемых гипотаксисных структур с переплетением частей, топологическая дезинтеграция рассматриваемого типа характерна главным образом для изъяснительных придаточных (первого или второго уровня подчинения). В результате сильной синтаксической зависимости изъяснительных придаточных от глагола в главной части (что объяснимо облигаторной валентностью глагола) в обычных гипотак 367 сисных структурах с изъяснительными отношениями наблюдается четкая линейная организация (фиксированный порядок следования частей и четкое топологическое построение изъяснительной конструкции): сначала размеш;ается независимый (управляюш;ий) элемент, затем зависимый. В исследуемых гипотаксисных структурах с топологическим переплетением частей перемеш;ение компонентов приводит к ослаблению грамматической зависимости, что в свою очередь вызывает особую экспрессию. Выведение в начало зависимого элемента и тем самым его акцентирование придают структуре гипотаксиса экспрессивно-эмоциональную окраску. Линейный аспект в такой его реализации играет, следовательно, немаловажную роль в грамматическом и семантическом структурировании синтаксических конструкций. Он способствует оттеснению главной части на периферийные позиции и превращению ее в средство модального оформления, в своего рода модальную оправу придаточной части. Топологическое переплетение предикативных частей является одним из средств, поддерживающих их слияние в одну предикативную единицу и приближающих рассматриваемые гипотаксисные конструкции к сфере простого предложения.
Как и в структурах гипотаксиса с выносом элементов из препозитивной придаточной части, в построениях с переплетением предикативных частей может наблюдаться нейтрализация топологической дезинтеграции. Здесь имеются в виду пролептические гипотаксисные структуры с переплетением частей:
По своей линейной организации данная структура гипотаксиса отличается тем, что компонент tgliche Zustellung, относящийся синтаксически и по смыслу к придаточной части, выносится в начало гипотаксисно-го построения и включается в топологическую схему главной части. Вынесенный в инициальную позицию компонент в плане актуального членения высказывания представляет собой тему. Необходимо отметить, что тема выражена в данном построении гипотаксиса дважды: в главной час 368 ти ее носителем является вынесенный в начало компонент, а в придаточной - анафорическое местоимение das, дублирующее этот компонент. Двойным выражением темы достигается эффект ее особого акцентирования. Использованием дублирующего местоимения или наречия, занимающих в топологической схеме придаточной части определенное место (освободившееся в результате вынесения в абсолютную препозицию номинальных компонентов), осуществляется нейтрализация топологической дезинтеграции.
В зарубежной лингвистике данные структуры гипотаксиса нашли отражение под названием «Satzverschrnkung nt Kopie» [Andersson, Kvam 1984: 10]. Рассматривая различные виды синтаксических отношений в немецкой разговорной речи, Р.Блюмель указывает на возможность сдвигов в членении высказываний, в результате которых элемент придаточной части может предвосхищаться в главной [Blmel 1914/1915: 295]. Представляя способы соединения частей гипотаксиса в немецком синтаксисе и выделяя в качестве такового переплетение (Verschlingung, Trajektion), О.Бехагель фиксирует наблюдение, согласно которому «...понятие, образующее начало главного предложения, повторно, посредством анафорического местоимения, воплощается в придаточном предложении» [Behaghel 1928: 550]. В.Хаверс объяснял такие структуры стремлением как можно скорее реализовать доминирующий в придаточном предложении элемент и соотносил их с раскованным и импульсивным построением речи [Havers 1931: 158].
