Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Обоснование интралингвистического подхода к английским языковым лакунам 9
1.1 Толкование лакуны в лингвистической литературе 9
1.2. Основания типологизации языковых лакун 23
1.3. Некоторые лакунологически значимые категории онтологии 29
1.4. Статус лакунарной единицы/ формы 35
1.5. Внутриязыковая трактовка лакун 42
1.6. Соотношение лакунарности и безэквивалентности английских языковых единиц и форм 67
Выводы по Главе 1 70
ГЛАВА II. Лакуны на разных уровнях строения английского языка и в англоязычных текстах 73
2.1. Английские фонологические лакуны 73
2.2. Английские графические лакуны 81
2.3. Английские морфологические лакуны 85
2.4. Внутриязыковая трактовка английских лексических лакун 99
2.5. Лакунарность как стадия внедрения слова в язык 107
2.6. Сущность английских фразеологических лакун 118
2.7. Лакуны в английских фразеологических парадигмах 121
2.8. Критерии лакунарности на разных уровнях языка 130
2.9. Английские текстовые лакуны 134
2.10. Лакунология и тенденции языковой эволюции 148
Выводы по Главе II 158
Заключение 162
Список литературы
- Некоторые лакунологически значимые категории онтологии
- Соотношение лакунарности и безэквивалентности английских языковых единиц и форм
- Английские морфологические лакуны
- Критерии лакунарности на разных уровнях языка
Некоторые лакунологически значимые категории онтологии
Текстологи отмечали пробелы в текстах, вызванные механическими причинами (обветшанием старинной рукописи, типографскими дефектами печатного документа и т.п.), а также цензурными купюрами либо недоработками автора в черновике произведения. Языковеды фиксировали пустоты в словообразовательных гнездах и морфологических парадигмах, обусловленные неудобопроизносимостью и громоздкостью виртуальных слов (таких, как dis-establishmentarianism) и словоформ (таких, как will have been being done) .
Причины существования лакун должным порядком устанавливались; кроме того, гипотетически реконструировались недостающие члены языковых парадигм и утраченные фрагменты текстов, и этим в основном ограничивалось дело. В течение длительного времени лакуны считались внутриязыковым явлением и скорее исключением, чем правилом в языке; это явление не вызывало острых вопросов и не привлекало пристального внимания лингвистов.
Но с середины XX века стал возрастать интерес к связи языка и культуры и к культурной специфике этноязыков. На этой почве активизировались изыскания в русле гипотезы лингвистической относительности, сравнительной лин-гвокогнитивистики, этнолингвистики, лингвострановедения, лингвокультуро-логии, теории перевода. Это направило внимание ученых в кросс-культурный и межъязыковой план, стимулировало сопоставительные исследования. В фокусе этого внимания оказались языковые и текстовые лакуны, которые стали осмысливаться в ином ракурсе и на иных теоретических основаниях.
После выхода в свет резонансных работ канадских теоретиков перевода Ж.П.Вине и Ж.Дарбельне [Vinay, Darbelnet 1958] и французского германиста А.Мальблана [Malblanc 1961] в понятие лакуна стали вкладывать новое содержание. Если прежде речь шла о том, что у означаемого нет означающего в своем языке, то позже внимание заострилось на том, что у него нет означаю
В нашей стране этнопсихолингвистические труды Ю.А.Сорокина ([1983]; [1988]; [1998] и др.) положили начало лакунологии, в рамках которой стала разрабатываться проблематика межъязыковой безэквивалентности.
В лакунологических трудах не всегда ясно указывается местоположение лакуны. В подтверждение приведем цитату: «Наряду с термином лакуна существуют и другие термины: безэквивалентная лексика, кулътуроспецифическое слово. Достаточно широко употребляется термин реалия, под которым понимают слова, словосочетания, служащие для обозначения явлений и предметов, специфичных для данной страны ..., не существующих в практическом опыте людей, говорящих на другом языке» [Николаева 2005: 3].
Открытым остается вопрос, синонимичен ли термин лакуна вышеперечисленным терминам и, таким образом, подразумевает наличие этноспецифич-ных единиц в рассматриваемом языке, либо (с учетом того, что слово лакуна буквально значит пробел ), наоборот, предполагает их отсутствие в рассматриваемом языке в противовес их наличию в другом языке. Нет единого мнения по вопросу о том, где расположена лакуна - в том языке, где есть реалия, или в том, где реалии (либо ее эквивалента) нет, или в «практическом опыте людей», т.е. не в языке и не в тексте, а в когнитивном мире субъекта.
Нет единого ответа не только на вопрос «где», но и на вопрос «что». С самого зарождения межъязыковой трактовки лакун в ее рамках возник ряд противоречий и расхождений по поводу того, какое именно явление следует называть лакуной. Тем не менее, в русле этого подхода были достигнуты значительные успехи в области анализа безэквивалентной лексики и фразеологии.
Возник термин межъязыковая лакуна. После этого феномен, ранее называвшийся просто языковой лакуной, стал именоваться внутриязыковой лакуной. До сих пор не сложилось единое мнение: то ли это два разных, причинно не связанных вида лакун ([Стернин, Быкова 1998] и др.), то ли два ракурса рассмотрения одного и того же феномена ([Таргонская 2009] и др.).
В нашей стране лингволакунология сформировалась главным образом как наука об этноспецифике языков. Она получила теоретическое обоснование в работе [Марковина, Сорокин 2008]. Первостепенное внимание в ней уделяется безэквивалентности слов и устойчивых словосочетаний, которые рассматриваются не как единицы своего языка, а как «нулевые» единицы другого языка.
Развивая известный тезис Ф. де Соссюра о том, что язык не является номенклатурой, Д.Чандлер отметил: «Language categories are not simply a consequence of some predefined structure of the world ... They are not natural concepts which are simply reflected in language ... Reality is divided up into arbitrary categories by every language» [Chandler 2007: 27]. Под влиянием этой идеи языковеды стали уделять пристальное внимание неконгруэнтности семантических «сеток», набрасываемых на мир разными языками, этноязыковым расхождениям в категоризации действительности, различиям в языковых картинах мира. Лингвисты начали собирать корпуса безэквивалентных языковых единиц, охватывающих такие участки реальности, которые не фиксирутся единицами других языков.
Хрестоматийным примером служит колоронимика в разных языках. Так, в английской системе цветообозначения есть названия dun, bole, ecru, zaffre, russet, mauve, рисе, не имеющие точных лексических эквивалентов в русском языке, а в соответствующей русской системе - слова сизый, чубарый, смурый, адский, соловый, чермный, у которых нет точных лексических эквивалентов в английском языке. В частности, слово сизый определяется в толковом словаре как темный, черный с просинью, с белесоватым, голубоватым отливом; дикого цвета с синевою, с голубой игрою [ТСД]. В системе английского языка нет слова, охватывающего именно данный участок цветовой палитры4.
Соотношение лакунарности и безэквивалентности английских языковых единиц и форм
Однако, на наш взгляд, не все единицы и формы, когда-то реально существовавшие в языке, ныне могут считаться виртуально присущими ему (т.е. лаку-нарными). Некоторые из них утрачены полностью, вместе с ячейками. Например, у английского существительного исчезла прежняя система падежных форм и была заменена новой. Для прежних падежных форм в парадигме современного английского глагола не сохранилось ячеек 34.
В нашей трактовке для определения понятия языковая лакуна несущественно, что есть, а чего нет в других языках. Так, упомянутые формы 2-го лица ед. числа (thou sayest) ныне отсутствуют и являются лакунарными в английском языке независимо от того факта, что эквивалентные им формы наличествуют и до сих пор являются реальными, скажем, в немецком языке (du sagst).
Лакуна (нехватка элемента) должна устанавливаться исходя из строения данной системы. Это эндосистемный, а не экзосистемный феномен. Мы согласны с утверждением: «Вряд ли можно говорить о межъязыковых лакунах, противопоставляя их внутриязыковым, т.к. лакуны характерны для определенной языковой системы» [Матханова, Трипольская 2009: 7].
Что касается нуль-знаков, в ряде трудов ([Быкова 1999] и др.) они трактуются как вид лакун. Но, по логике вещей, это не лакуны, т.к. лакуна по определению есть отсутствие знака, а нуль-знак по определению есть не отсутствие знака, а знак, чьим планом выражения является нуль, подобно тому, как в математике нуль есть не отсутствие числа, а число (например, 0 С - это не отсутствие температуры, а вполне определенная температура).
Дело не меняется от того, что в другом языке данное значение представлено ненулевым знаком. Например, английской нуль-флексии множественного числа sheep-e эквивалентна русская ненулевая флексия овц-ы, но в обоих языках на данном участке лакуны нет, а есть знак.
Нельзя сказать, что современные падежи английского существительного - общий и притяжательный - это то же, что древнеанглийские именительный и родительный: ведь у современных падежей иная семантика, иная «ценность» в парадигме и иные функции, чем у древнеанглийских. Падежная система кардинально изменилась. Поэтому мы не согласны с утверждением, что лакуна - это «нулевой знак» [Байрамова 2011: 22]. Лакунарный знак если и реализуется в речи, то лишь окказионально, а нуль-знак реализуется в речи нормативно и узуально.
Смешение нуль-знака и лакуны, по-видимому, вызвано неразличением двух видов пробела. Но их следует различать. В одних случаях пробел - это знак, а в других - отсутствие знака. Так, пробел между словами, созданный пишущим для обозначения словораздела, есть нуль-знак (не случайно при подсчете количества печатных знаков такие пробелы засчитываются как знаки), тогда как пробел в рукописи, возникший вследствие того, что часть букв стерлась, есть отсутствие знаков, которое текстологи правомерно называют лакуной.
Межъязыковая трактовка лакуны предполагает, что безэквивалентная единица / форма языка А непременно имеет в языке В лакуну, которая заполнена виртуальной («нулевой») единицей / формой. Так ли это?
Рассмотрим хрестоматийный пример. В чукотском языке есть 22 названия разных видов снега, но нет названия для снега вообще; в английском есть обобщающее название (snow), а для видов снега имеется 5 названий (sleet мокрый снег , flurry падающий снег , blizzard гонимый ветром снег , powder сыпучий CHQr\flrn плотно слежавшийся снег ). В русском языке тоже есть обобщающее название (снег) и 7 названий видов снега (наст, крупа, пороша, пухляк, позёмка, редк. слуд, спец. фирн). Снег в других видах обозначается по-английски и по-русски неустойчивыми (речевыми) словосочетаниями. Согласно межъязыковой трактовке лакун, в английском языке в данном лексическом поле имеется 22 - 5 = 17 лакун, в русском 22-1 = 15 лакун, а в чукотском - одна лакуна (отсутствие обобщающего названия).
В эскимосском языке инупик имеется 18 названий для снега в разных видах и ни одного - для снега вообще. Получается, что в английском языке в данном поле есть то ли 22 - 5 = 17 лакун, то ли 18-5 = 13 лакун, в русском языке - то ли 22 - 7 = 15 лакун, то ли 18-7= 11 лакун, в чукотском - то ли одна, то ли ни одной, а в инупике то ли 22 - 18 = 4, то ли одна лакуна, смотря с каким из языков проводится сравнение. А если провести сравнение еще и с пятым, и с шее 57 тым языками, то число лакун будет меняться соответствующим образом. Так сколько же лакун в этих полях каждого из языков? Да и есть ли они?
Как отмечалось, некоторые ученые, анализируя лакуны, склонны недооценивать принцип системности языка. Между тем, согласно ему, «отдельное слово получает определенность, исходя из численного состава и расположения значений, противостоящих ему в общем поле ... Значение отдельного слова зависит от других членов семантической парадигмы» (И.Трир; цит. по: [Рудик, Тер-Григорян 2013: 519]). Строение поля определяется «ценностью» его членов.
Пустые ячейки тоже формируют структуру поля, подобно дыркам от выпавших кусочков мозаики. Незаполненность ячеек вызвана внутриязыковыми причинами (громоздкостью, какофонией, угрозой омонимического столкновения и др.), но не сравнением с другими языками. Иначе пришлось бы считать, что структура поля - это не ингерентная часть структуры данного языка, определяемая лексическим составом и когнитивным субстратом поля, а нечто внешнее, определяемое сравнением с другими (произвольно взятыми) языками и меняющееся при смене эталона сравнения - одним словом, некий фантом.
Еще одним фантомом нам представляется лексема языка А, «занимающая определенное место в системе [языка В] в статусе нулевой лексемы» [Быкова 1999: 10]. Признав ее существование, пришлось бы далее признать, что, скажем, в языке дикого племени пираха, живущего в джунглях Амазонки, чукотский язык непонятно каким образом создал 22 лакуны определенной конфигурации, влияющие на структуру языка пираха и заполненные нуль-названиями видов снега, о существовании которого, как и о существовании чукчей и чукотского языка, скорее всего, не подозревают дикари племени пираха. Такие «нулевые лексемы» представляются нам иллюзией. Под внимательным взглядом она тает, как снег в джунглях Амазонки.
Если системы А и В не изоморфны, наличие элемента в системе А не значит, что в системе В тоже непременно должен быть такой элемент. Возможно, он системой В не предусмотрен, ей не нужен и для него в ней нет места. Проведем предметную параллель. У швейной машины есть челнок, а в стиральной машине челнок не нужен, ее устройством не предусмотрен, и ввинчивать его там некуда. Аналогичным образом, многие технические понятия и термины западных цивилизаций не вписываются в целостную и по-своему гармоничную мифологическую картину мира и язык племени пираха; их там некуда вставлять. По отношению к лингвокультуре пираха они не лакунарны, а чужеродны (внесистемны), тогда как лакунарные единицы виртуально-системны.
Единица в одном языке и лакуна в другом языке порой сосуществуют, но сосуществование не предполагает непременного наличия причинной связи. Так, отсутствие в русском языке названия для верхней стороны бёдер сидящего человека - это лакуна, но она существует не потому, что, скажем, в английском языке есть такое название (lap), а потому, что в русской понятийной системе имеется это понятие, в русской семантической системе - это значение, а в русской анатомической номенклатуре - соответствующая ячейка.
Английские морфологические лакуны
Окказиональная форма bloods встретилась 4 раза (e.g. Their bloods merged), не считая многократного упоминания телесериала The Blue Bloods . Трижды встретилась форма aluminiums (e.g. aluminiums from bauxite and clay), не считая многочисленных случаев ее включения в названия фирм (e.g. Orient Aluminiums Private Ltd. ). Форма golds не встретилась нам ни разу, но нет уверенности, что она не употребляется никогда. В последнее время всё чаще стала появляться логически противоречивая форма universums: универсум (лат. всеобщее, единое ) по определению един. Форма множ, числа стала осмысленной в рамках современной космологической гипотезы мультиверсума.
В целом проверка подтвердила, что окказиональные формы множ, числа у имен singularia tantum имеются в виртуальном домене языка, т.е. являются лакунарными, а сами эти слова имеют числовые лакуны в своих парадигмах.
На наш взгляд, это объясняется тем, что массовое обыденное сознание основано на житейском здравом смысле, который, в свою очередь, опирается на натуральный ряд чисел, подразумевающий деление мира на отдельные сущности и не подразумевающий непрерывности мира.
Из практических соображений люди склонны мысленно дробить всё окружающее. Им удобно осмысливать мир скорее в дискретных, чем в континуальных категориях. По М.Мамардашвили, мир непрерывен, но человек, именуя его участки словами, в своих представлениях делает мир дискретным [Мамарда-швили 2013: 20]. Континуум цвета (радужного спектра) человек делит на цвета, континуум моря (воды ) - на воды (акватории), континуум земли - на земли (территории), континуум времени - на времена (периоды) и т.д. На этой когнитивной основе имена singularia tantum, обозначающие непрерывность, в своей семантике содержат потенциал дискретной единичности / множественности, а в своей морфологии - лакуны для форм множ, числа.
Мы не ставили задачу описать все английские морфологические лакуны. Мы лишь предложили критерий их выявления: если у части речи есть та или иная грамматическая категория и в ее рамках одно из грамматических значений не обеспечено морфологической формой, то в парадигме имеется лакуна на уровне всего морфологического класса слов (части речи), либо подкласса, либо отдельного слова. Если же у данной части речи нет какой-либо грамматической категории, то нет и соответствующих грамматических семем (граммем). Как не раз отмечалось выше, лакуна - это наличие семемы при отсутствии средства ее выражения. Значит, если в языке нет не только морфологического средства выражения граммемы, но нет и самой граммемы, то нет и лакуны.
Если та или иная часть речи в языке А имеет определенные морфологические формы, а в языке В не имеет, то, согласно нашей концепции, предполагающей внутриязыковой характер лакун, это не значит, что в языке В в парадигме данной части речи существуют соответствующие лакуны. Так, русский глагол (например, идти) в прошедшем времени имеет формы рода: мужского (шел), женского (шла) и среднего (шло), но это не означает, что английский глагол (например, to go) в прошедшем времени (went) имеет соответствующие лакуны. Английский глагол ни в одном времени не имеет категории рода, поэтому в его парадигме нет ни родовых значений, ни родовых форм, ни родовых лакун, и русский (или какой-либо иной) язык здесь ни при чем.
Что касается синтаксических лакун, лингвисты трактуют их в основном в межъязыковом плане - как несуществование в языке В конструкций, существующих в языке А ([Бурякова 1993], [Сорокин, Быкова 2003], [Байрамова 2011] и др.). Например, тот факт, что в английском языке нет безличной конструкции с дативом, имеющейся в русском языке (ср. мне хочется, ему удалось и т.д.)42, трактуется как английская межъязыковая синтаксическая лакуна. Но, во-первых, русский язык не обусловливает несуществование этой конструкции в английском языке, а во-вторых, насколько она органична для английского синтаксиса и должна ли она быть в нем - это вопрос, требующий анализа. Если анализ даст отрицательный ответ, то несуществование этой конструкции в английском языке - не только не межъязыковая, но и вообще не лакуна.
Чтобы ответить на этот и подобные ему вопросы, касающиеся синтаксических лакун в английском языке, нужно теоретически разработать и на практике
Если не считать архаичной парентезы methinks мне сдается, мне кажется , напоминающей эту русскую конструкцию, например: The lady doth protest too much, methinks (W.Shakespeare. Hamlet. Act III. Scene II). построить матрицу, в которую впишутся все английские синтаксические конструкции, и таким путем выявить пустые ячейки в системе английского синтаксиса. Столь масштабная задача требует отдельного большого исследования.
Устоявшийся в отечественной лингвистической литературе термин лексико-фразеологический фонд языка подразумевает, что этот фонд состоит из слов и фразеологизмов. Однако, помимо фразеологизмов, в систему естественного языка входят многочисленные раздельнооформленные единицы нефразеологического характера - фразеоматизмы, составные термины, номенклатурные наименования с буквальным значением, штампы, клише, пословицы, поговорки. При соединении лексического и фразеологического фондов в единый лексико-фразеологический фонд остальные вышеперечисленные виды языковых единиц «остаются за бортом».
В целях нашего исследования необходимо рассмотреть более обширный фонд, включающий все эти виды языковых единиц - как цельно-, так и раздель-нооформленных, как номинативных, так и коммуникативных (предикативных). Требуется выбрать и обосновать название для него.
Критерии лакунарности на разных уровнях языка
Иногда такие наименования создаются всё же не в художественной, а в научной литературе. Например, термин cyborg ( cybernetic organism) возник в статье [Clynes, Kline I960]; в ней описано планируемое расширение возможностей организма в условиях пребывания в космосе. Ныне киборгизация понемногу воплощается в жизнь, а слово cyborg прошло этап виртуальности (лакунарности) и стало реальным словом английского языка.
Будущее «прорастает» в настоящем. В наше время, благодаря жанрам научной фантастики и фэнтези, а также футурологическим прогнозам, люди мысленно настолько освоились с будущим, что многие понятия и термины подобного рода употребляются столь же широко, сколь и названия реальных вещей.
В пространстве фантастики, публицистики, СМИ, Интернета, электронных игр широко и свободно «гуляют» реалии будущего - всяческие антигравитато-ры, гипноизлучатели, кибер-дворники, робо-няни (I.Asimov. «I, Robot») и даже электронные бабушки (R.Bradbury. «I Sing the Body Electric»). В нашу эпоху стремительного возникновения и внедрения научно-технических, социальных и культурных инноваций люди не поспевают отслеживать, какие прогнозы и планы еще не реализованы, а какие уже воплотились в жизнь. «Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его» - писал о будущем Н.Г.Чернышевский [2012: 154]. Люди (особенно поколение next) в какой-то мере уже живут грядущим, тем самым приближая его - ведь по нынешним образцам оно в определенной степени и формируется.
В споре на Патриарших прудах («Кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?») прав был не только Воланд («управляет [не человек, а] кто-то совсем другой»), но отчасти и Иван Бездомный («сам человек и управляет»). Будущее - результат взаимодействия человеческих планов и объективных обстоятельств. В языковых лакунах вырисовываются возможные будущие контуры не только языка, но и цивилизации, и культуры. В них сквозит облик грядущего.
До некоторых прогнозов человечество уже доросло, и их имена стали обозначать реальные вещи и переходить из виртуала в реал языка. Так, в романе Уэллса «The War in the Air» (1907) описан вымышленный немецкий летательный аппарат drachenflieger (англ. dragon-flier). Ныне так по-немецки называются реальные дельтапланы, а по-английски - реальные мини-вертолеты.
Многие вещи, воплотившиеся в действительность, получили названия, в свое время сочиненные фантастами - robot (K.Capek. «R.U.R.»), robotics (А. Asimov. «I, Robot»), smart house (R.Bradbury. «The Veldt») и т.п. Другие фантастические названия ждут своего часа, но, скорее всего, большое их число так и останется нереализованным. Будущее всё же далеко не настолько предсказуемо, чтобы соответствовать всем нынешним прогнозам.
Многие такие названия, став широко известными, изменили первоначальные значения. Например, тоопгакег (I.Fleming. «Moonraker») ныне обозначает не фантастический боевой космолет, а реальный вид скутера; android (A. Villiers de ITsle Adam. «L Eve future») - не вымышленное искусственное разумное существо, а настоящую операционную систему для смартфонов и ноутбуков.
По Э.Стюарт, модель есть шаг на пути к теории [Stewart 1976: Chapter 1]. Далее, теория есть шаг на пути к технологии, а технология - шаг на пути к грядущей реальности. Некоторые лакунарные языковые единицы, составляющие языковое обеспечение моделей, теорий и технологий, вместе со своими денотатами находятся на пути к превращению в реальные единицы. Лингвистическая лакунология имеет лингвопрогностический аспект62.
Лингвопрогностические эксперименты вначале проводились публицистами, философами и фантастами: Дж. Оруэллом с его «новоязом» («1984»), С.Лемом с его «лингвофутурологическим хрономоделированием» («Осмотр на месте»), Стругацкими с их «языком фловеров» («Отягощенные злом») и другими. В частности, Р.Брэдбери сделал прогноз изменений в английской орфографии: Туте Sefari Inc. Sefaris tu any yeer en the past. Yu naim the animall. Wee taek yu thair. Yu shoot itt. R.Bradbury. A Sound of Thunder Антиутопический прогноз в области английского словообразования сделал Дж. Оруэлл, экстраполировав в будущее наблюдавшиеся им в сфере политических неологизмов тенденции к лексикализации словосочетаний, усечению лексических основ, акронимии, телескопии: Newspeak I Oldspeak, sexcrime, crimehought, thinkpol, doubleplusgood, duckspeak, minitrue, miniplenty, miniluv и т.п. Consider, for example, a typical sentence ...: Oldthinkers unbellyfeel Ingsoc. The shortest rendering one could make of this in Oldspeak would be: Those whose ideas were formed before the Revolution cannot have a full emotional understanding of the principles of Eng lish Socialism . But this is not an adequate translation ... Only a person thoroughly grounded in Ingsoc could appreciate the full force of the word belly feel, which implied a blind, enthu siastic, and casual acceptance difficult to imagine today. G.Orwell. 1984. Appendix Сходные идеи изложены в антиутопиях Г.Уэллса («When the Sleeper Wakes»), О.Хаксли («Brave New World»), Э.Берджесса («The Clockwork Orange»).
В наше время лингвопрогностика перешла в область лингвистической теории и поставлена на научную основу (см.: [Гамова 2001]). «На необходимость лингвистической прогностики как научного направления, обращенного к будущему, указывает наличие лингвистической палеонтологии, обращенной к прошлому языка» [Кретов 2006: 4]. «Прогностика - наука о законах и способах разработки прогнозов динамических систем» [Алесинская 2005: 5]. Дальнейшему развитию обоих вышеупомянутых направлений может способствовать лингвистическая лакунология, исследующая «пустоты» в языке и реконструирующая их возможное заполнение. Метод реконструкции виртуальных единиц и форм эффективен при взгляде как в прошлое, так и в будущее.
Можно ли считать все единицы, которые могут быть созданы по моделям данного языка, лакунарными? По нашему мнению, на этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Ведь лакунарные единицы - это такие, «которые должны присутствовать в языке, если исходить из его отражательной функции ... и из лексической системы языка» [Гак 1977: 261], а о потенциально возможных единицах мы не знаем, должны ли они будут когда-нибудь присутствовать в языке или нет. Их (по крайней мере, пока) нет ни в составе нормы и узуса, ни в составе схемы языка, то есть в языке их нет совсем. О том, чего нет совсем, трудно, а то и невозможно утверждать что-либо достоверное и определенное, а «о чем невозможно говорить, о том следует молчать» [Витгенштейн 2010: 7].
Поэтому в нашей работе, анализируя лакуны, мы говорили не о потенциальном, а о виртуальном домене языка. Мы ограничились рассмотрением лишь тех единиц, которые существуют в схеме языка, хотя и отсутствуют в его норме и узусе, то есть анализом не всех потенциальных, а лишь виртуальных единиц. Свидетельством их существования в схеме (виртуальном домене) языка является их окказиональное появление в речи. О таких единицах можно и нужно говорить, а о чем нужно говорить, о том не следует молчать.
И всё же между виртуальным и потенциалльным доменами языка нет четкой границы. Потенциал языка тоже может до определенных пределов рассматриваться с позиций лакунологии. С этих позиций язык предстает как реальность, возникшая из «хаоса бесконечных трансформаций», т.е. из потенциала.
Сущее предстает на фоне возможного, и на этой основе можно ставить вопросы о том, почему в реал перешли именно эти единицы и формы, почему не перешли другие и как этот процесс будет развиваться в дальнейшем; иными словами, можно отслеживать тенденции языковой эволюции и в какой-то мере прогнозировать развитие языка.
