Содержание к диссертации
Введение
Глава I. История издания и изучения «Слова о князьях» 7
1. История издания «Слова о князьях» 7
2. История изучения «Слова о князьях» 15
Глава II. Проблемы текста и литературная форма «Слова о князьях» 57
1. Характеристика рукописей, содержащих «Слова о князьях» и текстов памяти 57
2. Вновь найденный список «Слова о князьях» и соотношение дошедших текстов «Слова о князьях» 67
3. Является ли по форме «Слово о князьях» «каноническим» «похвальным словом»? «Слово о князьях» как дидактическая проповедь. Притча в составе «Слова о князьях» и ее общественное звучание 81
Глава III. Проблема датировки «Слова о князьях» и его идейного смысла в период феодальных войн конца XII - первой трети XIII вв 100
1. Критический анализ гипотезы П. В. Голубовского о времени создания «Слова о князьях» в 1175 г . 100
2. «Слово о князьях» и феодальная война 1195-1196 гг. 134
3. «Слово о князьях» и междоусобицы в Руси 1235 г. 159
4. Вывод о наиболее вероятной дате и политической мотивировке создания «Слова о князьях» 199
Заключение 207
Список цитируемой литературы 214
Приложение:
- История издания «Слова о князьях»
- История изучения «Слова о князьях»
- Характеристика рукописей, содержащих «Слова о князьях» и текстов памяти
- Критический анализ гипотезы П. В. Голубовского о времени создания «Слова о князьях» в 1175 г
Введение к работе
диссертационного совета А.Г. Гурочкина
Проблема смысла и его неоднородности лежит на пересечении многих научных изысканий: под ней, кроме среза философских исследований, важных для понимания человеческого существования, творчества, познания, общения, лежит мощный пласт конкретного содержания, представленный такими науками как логика, лингвистика, психолингвистика, когнитивистика. Проблема смысла является, таким образом, неким нервом современной исследовательской мысли, не распутанным еще до конца узлом, отдельные нити которого тянутся к различным научным направлениям.
Понятие смысла нельзя считать окончательно установившимся в науке, оно исторически развивалось, и эта история, по-видимому, еще не закончилась. Тем более актуальным является настоящее исследование, обосновывающее понимание феномена «смысл» как целостного многокомпонентного образования, в котором каждый отдельный компонент обретает определенность через соотношение со всеми другими, через «место», занимаемое им внутри этого целого «смыслового пространства». Элементы смысла взаимообусловливают друг друга, они сливаются, влияют друг на друга таким образом, что каждый из них с необходимостью предполагает всю систему смыслов в целом («смысловое целое» устроено таким образом, что за какой бы единичный смысл мы не «потянули», мы обязательно «вытянем» всю «сеть» взаимообусловленных смыслов).
Обсуждении смысла в таком контексте представляет собой одну из наиболее сложных проблем современной лингвистики, отличающейся расширением «познавательной перспективы», поиском новых, более широких подходов к изучаемому объекту. Экспансионистские тенденции развития лингвистической исследовательской парадигмы определены настоятельной необходимостью изучения языковых явлений с учетом фактора их обусловленности человеком, «присваивающим» себе язык в разных сферах и видах своей деятельности. Такая «человекомерность» современной лингвистики, ее направленность на интеллект, чувства и волю человека говорящего позволяет по-новому взглянуть на универсальное для языкознания понятие «смысл», процессы его порождения и восприятия, а также на его «обертон» – высказывание, в рамках которого смысл как некая виртуальная мнемоническая сущность превращается в реальность, поддающуюся эмпирическому наблюдению и описанию, в средство эмоционального и интеллектуального воздействия на человека.
За последние десятилетия появился ряд лингвистических научных работ, затрагивающих исследование смысла и его отражения в речи. Так, детально рассмотрен вопрос о разграничении понятий «значение» и «смысл (В. Матезиус, Э. Кошмидер, Э. Косериу, Г. Фреге, К.И. Льюис, М. Даммит, П. Сгалл, Н.А. Слюсарева, В.А. Звегинцев, Г.П. Мельников А.В. Бондарко, Н.Г. Комлев, А.И. Новиков и др.). О проблемах интенциональноcти писали С.Д. Кацнельсон, В.М. Павлов, В.Б. Касевич, Е.С. Кубрякова, В.Г. Адмони, И.М. Кобозева, А.А. Масленникова, и др. Достаточно обстоятельно и подробно исследованы некоторые аспекты эмоционального смысла
(В.И. Телия, В.И. Шаховский, Мягкова Е.Ю. и др. Достаточно много внимания лингвистами уделяется исследованию модального аспекта смысла (С.Н. Туровская, С.Н. Цейтлин и многие другие).
Вместе с тем в лингвистической теории до сих пор четко не ставилась проблема моделирования смысла и систематизации комплекса языковых репрезентаций смысловой маркированности высказывания. Само понятие «смысл» не является, по сути, лингвистическим термином, объединяющим важные для языка в речи формы, способы и уровни отражения различных аспектов интенционального и психического состояний личности.
Таким образом, актуальность исследования обусловливается, с одной стороны, необходимостью заполнения множества лакун в исследовании категории смысл, касающихся, в первую очередь, ее связи с проблемами интеллектуальной, эмоциональной и волевой сфер языковой личности. С другой стороны, актуальность работы определяется выбором в качестве антропоориентированного объекта исследования группы экспрессивных речевых актов, обладающих большим удельным весом в разных формах познавательной и коммуникативной деятельности человека. Предложенное в исследовании описание универсальной модели смысла и языковых средств актуализации ее компонентов в экспрессивах способствует более глубокому пониманию как частных процессов формирования смысла высказываний, реализующих этот тип речевого акта, так и особенностей процесса конфигурации смысла речевых актов иного типа.
Научная новизна настоящего диссертационного исследования состоит в рассмотрении экспрессивных речевых актов – явления прагматического порядка – в рамках ментально-когнитивной парадигмы. Такой аспект исследования позволил создать и описать новый вариант антропоцентрической деятельностной модели смысла в приложении к экспрессивам – модели, учитывающей сложные механизмы смыслопорождения и смысловосприятия речевых сообщений в их проекции на ведущие антропоцентры коммуникации – говорящего и адресата. На примере различных типов экспрессивных речевых актов показано зависящее от прагматических условий коммуникации варьирование эксплицитной представленности универсальных компонентов в смысловом целом, определена динамика изменения его конфигурации. В исследовании впервые систематизирован и наглядно представлен комплекс речевых средств – операторов порождения и модификации элементарных компонентов смысла, облегчающих адекватную интерпретацию слушающим речевых действий и намерений говорящего в высказываниях, реализующих экспрессивные речевые акты.
Предметом изучения является феномен смысла в совокупности его универсальных компонентов, облигаторно представленных в любом высказывании и актуализируемых в речи посредством разнообразных языковых средств, называемыми в работе операторами порождения и модификации смысла.
Объект исследования – языковая репрезентация компонентов смысла в высказываниях, реализующих экспрессивные речевые акты, закономерности их проявления, их роль в конституировании единого смыслового целого, отражение специфики их формирования в условиях диалогического взаимодействия.
Материал исследования и его источники. Основной эмпирической базой исследования является выборка текстовых фрагментов стилизованной разговорной речи, смоделированной авторами художественных произведений – носителями немецкого языка – с учетом закономерностей диалогического общения. Обращение к литературным текстам продиктовано в первую очередь тем, что они дают возможность рассмотреть проявление особенностей предмета исследования в разных коммуникативно-прагматических пространствах: герои художественных произведений играют различные статусные роли, их общение направлено на сотрудничество или конфронтацию, проходит в официальных или неофициальных условиях и т.д. Иначе говоря, каждое художественное произведение представляет собой концентрацию множества «возможных миров» его героев, прототипами которых являются реальные люди. Такой широкий ситуативный охват невозможен при анализе только записей живой спонтанной речи, ограниченных, как правило, несколькими параметрами ситуации, но являющихся, однако, важным средством проверки валидности результатов анализа и привлеченных поэтому в исследование как второй источник языкового материала (записи спонтанных диалогов, сделанные автором исследования при личном общении с носителями немецкого языка). Значительное количество иллюстративного материала позволяет сделать обобщенные лингвистические выводы, хотя и не может быть полностью отражено текстом диссертации в силу ограниченности ее объема.
Целью настоящего исследования является обоснование точки зрения о многокомпонентной сущности феномена «смысл», а также коммуникативно-прагматическое и дискурсивно-когнитивное описание его модели в приложении к классу высказываний, реализующих экспрессивные речевые акты.. Для достижения поставленной цели считаем необходимым представить целостную картину комплексной парадигмы смысла и операторов, порождающих его отдельные компоненты.
Осуществление этой цели предполагает решение следующих основных задач:
-
Сформулировать теоретические принципы подхода к исследованию категории «смысл» и, реализуя их, создать эмпирическую базу исследования;
-
Проанализировать механизмы когнитивно-эмоциональной интерпретации действительности языковой личностью;
-
Реализовать цикл лингвистических наблюдений, интерпретируя их результаты согласно принятым в работе теоретическим подходам;
-
Максимально полно описать содержательные элементы комплексного смысла, которые представляют собой операционные единицы логического анализа в данном диссертационном исследовании;
-
Показать роль компонентов смысла в единстве и ее динамическую зависимость от типа речевого акта и прагматической ситуации;
-
На материале немецкого языка разработать комплекс конкретных методик исследования отдельных элементов целостного смысла высказывания;
-
В приложении теории смысловой многокомпонентности высказывания к экспрессивным речевым актам немецкого языка очертить круг и пути исследования сопряжения смыслопорождающих и модифицирующих средств языка;
-
Определить закономерности проявления и варьирования элементарных смыслов в высказываниях, реализующих различные типы экспрессивных речевых актов;
-
Уточнить приемы, представить образцы и наметить перспективы исследования дискурса функционирования высказываний, реализующих экспрессивные речевые акты.
Основные методы исследования. Исследование построено на индуктивном методе анализа: от конкретных языковых фактов к установлению системных отношений между ними и обобщению, формулировке на этой основе теоретических положений и выводов. Сложность объекта и приоритет интеграции лингвистических дисциплин в процессе исследования диктуют применение комплексной методики когнитивно-прагматического анализа, включающей элементы структурных (дистрибутивный, таксономический анализ), конструктивных (моделирование, трансформационный анализ), а также общефилологических (идентификационный, контекстуальный, интерпретативный анализ) методов. В качестве сопутствующих методик в исследовании применяются сочетаемостный и валентностный анализ, элементы методики частотного и этимологического анализа лексических единиц. Применение комплексной методики обеспечивает многоаспектный контроль полученных результатов.
Теоретическую базу исследования составили:
– труды основоположников и последователей теории речевых актов и прагматики Л. Виттгенштейна, Дж. Остина, Дж. Серля, Д. Вундерлиха,
П. Грайса, Дж. Лича, З. Вендлера, Г.Г. Почепцова, И.П. Сусова и др.;
– работы философов Г. Фреге, Э. Гуссерля, М.М. Бахтина,
Р.И. Павилениса и др., занимавшихся разработкой многих вопросов философии языка, создавших в том числе теоретический фундамент для исследования феномена смысл;
– основополагающие работы зарубежных и отечественных теоретиков языка Ш. Балли, Э. Бенвениста, А. Вежбицкой, В.Г. Адмони, Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, А.В. Бондарко, Е.М. Вольф, В.Г. Гака, Г.В. Колшанского, С.Д. Кацнельсона, Е.С. Кубряковой, В.Н. Телия и др., внесших огромный вклад в разработку кардинальных проблем современной лингвистики, релевантных для целей настоящего исследования;
– труды известных психолингвистов Т.А. Графовой, А.А. Залевской, И.А. Стернина, Н.В. Уфимцевой, А.М. Шахнаровича, В.И. Шаховского и др., занимавшихся разработкой теории психофизиологических состояний и способов их отражения в языке;
– идеи таких психологов, как Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн,
К. Изард, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, В.К. Вилюнас и др., разрабатывавших концепции эмоционального строя личности;
– работы социолингвистов Дж. Лича, П. Браун, С. Левинсона,
С.М. Эрвин-Трипп, Е. Гоффманна, П. Вацлавика, К. Адамчика, Ф. Коулмаса, В.И. Карасика, Н.И. Формановской и др., занимающихся проблемами интеракции, а также разработкой теории вежливости и статусной маркированности общения.
Теоретическое и практическое значение диссертационной работы заключается в том, что она вносит вклад в разработку одной из важнейших теоретических проблем современной лингвистики – проблеме смысла. Основные положения и выводы работы способствуют включению ведущих параметров описания этого феномена в исследовательский арсенал антропоцентрического подхода.
К теоретически значимым достижениям следует также отнести осмысление многокомпонентности смысла как одной из лингвистических категорий. Такое расширение предмета лингвистики обусловлено «человеческим фактором» и новым взглядом на эмпирический материал в дискурсивно-когнитивном и функционально-прагматическом аспектах. Предложенная в исследовании качественно новая ступень форматизации смысла открывает возможность дальнейшего изучения языкового материала как способа вербализации когнитивно-психологического ментального пространства человека. Разработанная процедура аналитического подхода к изучению смысла высказывания может быть применена в исследовании любого фрагмента речевого произведения.
В диссертации решаются теоретические проблемы соотношения интенционального, пропозиционального и эмотивного смыслов, вербализованных с помощью специальных разноуровневых операторов. Разрабатываются способы выявления и идентификации образов мышления, воплощенных в экспрессивных высказываниях. Выводы о структуре смыслового комплекса экспрессивов могут быть полезны в дальнейшей разработке теории речевых актов и речевых жанров.
Результаты исследования могут использоваться в вузовской практике при подготовке лекционных курсов и спецкурсов по лексикологии, стилистике, психолингвистике и культуре речи, по проблемам языковой личности и по другим проблемам в рамках современных направлений исследования языка.
Положения, выносимые на защиту.
-
Модель смысла высказывания представляет собой многослойно-многокомпонентное образование с подвижными универсальными элементами – единичными смыслами, взаимодействующими между собой, меняющими свое положение и, следовательно, значимость в зависимости от актуального языкового и внеязыкового контекста. Конституирование феномена «смысл» детерминируется волей, эмоциями говорящего, его мнением-оценкой соответствующего положения дел, а также его отношениями с партнером.
-
Набор обязательных универсальных, специфически структурированных компонентов целостного смысла любого высказывания, в том числе высказывания, реализующего экспрессивный речевой акт, включает, кроме пропозиции и интенции (смысловой «базис высказывания), также эмоциональный, оценочный и реляционный (отношение говорящего к адресату) компоненты, объединяемые в эмотивный комплекс. Элементы эмотивного смысла, находясь в постоянном движении и взаимодействии друг с другом, «надстраиваются» на пропозиционально-интенциональный базис и создают в своей совокупности когнитивно-прагматическое своеобразие экспрессивов.
-
Взаимосвязь обязательных компонентов смысла высказывания, реализующего экспрессивный речевой акт, носит иерархический характер: под влиянием прагматических условий коммуникации и специальных языковых средств одни компоненты играют доминирующую роль, а другие на их фоне становятся менее значимыми. Но и при варьировании соотношения доминирующих и периферийных компонентов смысла сохраняется основная конфигурация смыслового целого, характерного для экспрессива.
-
Класс экспрессивных речевых актов неоднороден: объединяемые в нем на основе общего перлокутивного эффекта (оказание эмоционального воздействия на партнера) и интенции (выразить чувства говорящего по отношению к адресату) группы социативов и инфлуктивов характеризуются различной степенью социальной «ритуальности», определяющей, в конечном счете, специфические особенности формирования их смысла.
-
Социативы – извинение, поздравление, пожелание – тесно связаны с регламентированными обществом формами взаимодействия – в том числе и речевого, что обусловливает доминирование в структуре их смысла интенционального и реляционного компонентов, для актуализации которых служат перформативные глаголы и обращения. Пропозиция в социативах является лишь поводом для выражения уважительного отношения к адресату, оценка – фоном для реализации интенции, а эмоциональный компонент, как правило, совсем нейтрализован в соответствии со строгими правилами ритуального общения.
-
Модель смысла инфлуктивов – высказываний эмоционально-оценочного отношения и эмоционального воздействия (комплимент, похвала, инвектива, порицание) – трансформируется таким образом, что в ней на равных позициях находятся две доминирующие «вершины» – не эксплицируемый, но всегда подразумеваемый интенциональный комплекс и триединый эмотивный смысл, актуализация которого происходит благодаря комплексу специальных лексических средств, специального порядка слов и синтаксических структур аффективной речи. Пропозиция в инфлуктивах играет вспомогательную роль, являясь лишь средством реализации основной интенции – оказать эмоциональное воздействие.
-
Важным фактором при определении «места» компонента смысла в рамках целого при реализации того или иного типа экспрессива является прагматическая компетенция, «поддерживаемая» широкой системой речи; она включает знание и использование контекстообусловленных сигналов превалирования элементарного смысла, способность к небуквальной интерпретации действительности и коммуникативно-ролевой опыт.
Апробация работы. Основные положения диссертации прошли апробацию в виде докладов, сообщений на межвузовских, региональных, общероссийских и международных конференциях, проведенных вузами гг. Москва (2007, 2008), Санкт-Петербург (2006, 2007, 2008), Пушкин (2006), Смоленск (2006, 2007), Екатеринбург (2008), Иркутск (2006), Ульяновск (2008), Чебоксары (2004, 2007). Результаты исследования отражены в 46 публикациях по теме диссертации общим объемом 48,5 п.л.
Объем и структура работы определяются целью и логикой исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка.
История издания «Слова о князьях»
Текст не известного ранее литературного памятника «Слова о князьях» (далее СК) был найден М. П. Погодиным в составе теперь известного в науке сборника в науке под названием «Златая Матица», который историк выменял у князя Оболенского (Барсуков 1893: 171). Согласно Н. П. Барсукову, автору биографии М. П. Погодина, в письмах М. П. Погодина к И. П. Сахарову (1807-1863) и О. М. Бодянскому (1808-1877) не скрывается «экстаз» историка после удачного приобретения рукописи. «Слушайте, что есть в моем Сборнике, выменянном у князя М. А. Оболенского: «Слышите, князи, противящеся старейшей братьи и рать воздвижуще, и поганыя на свою братью возводяще, ». Слово произнесено в день Бориса и
Глеба, укоризненное князьям за междоусобия и призывание Половцев!» (там же: 173-174), «Боже мой! Боже мой! Нашел слово упрека князьям за междоусобие, два Псалтыря и собрание слов, заключающее почти целый курс нравоучений о князьях, о челяди, о ... и проч.!!!» (там же: 176).
Восхищавшийся своим открытием, М. П. Погодин, через журнал «Москвитянин», издаваемый им же, незамедлил довести это открытие до всеобщего сведения. Он издал отрывки из найденного им литературного памятника в том же 1843 г. в VI-й части журнала, №№ 11-12, на страницах 412-413 в «Материалах для русской истории. Новая историческая находка».
Впрочем, это издание было со значительными купюрами. Историк исключил текст библейского эпизода просьбы израильтян о помощи, обращенной к египетскому фараону перед наступающими халдейскими войсками, были исключены цитаты из текстов апостолов Павла и Иоанна и описание чудес при кончине черниговского князя Давыда Святославича. Кроме этого немалая часть последней похвалы Борису и Глебу тоже была пропущена. Очевидно, при публикации текста большее внимание М. П. Погодин уделяет изложению исторических событий, обнаружив тем самым свой интерес к тексту прежде всего как интерес историка.
После этой публикации М. П. Погодин продолжал упоминать свою находку. В главнейшем своем труде «Исследования, замечания и лекции о русской истории» ученый говорил о том, что в 1843 г. им было найдено «в одном сборнике XV века слово неизвестного сочинителя, произнесенное до Татар в день Св. Бориса и Глеба» (Погодин 1856: 393). В примечании к этому месту он напечатал памятник со своими замечаниями, полностью повторяя изданный отрывок и статью в «Москвитянине» (Погодин 1856: 406-408). Позже историк дважды упомянул о нем в книге «Древняя русская история до монгольского ига», правда, уже без воспроизведения текста.
Итак, список СК впервые был обнаружен и частично опубликован М. П. Погодиным, но тот не нашел возможности напечатать текст целиком. Соответственно, широким кругам исследователей рукопись в полном виде еще не была доступна, что заставляет нас говорить о полноценном издании списков «СК» в последующих изданиях.
К концу XIX в. появилось новое издание «СК» с привлечением еще двух списков, кроме списка, найденного М. П. Погодиным. В 1894 г. X. М. Лопарев издал все известные ему три списка памятника, добавив рассказ о кончине князя Давыда Святославича из «Степенной книги» серии «Памятники Древней Письменности» (Т. 98) под названием «Слово похвальное на перенесение мощей свв. Бориса и Глеба: Неизданный памятник литературы XII века».
В отличие от М. П. Погодина, в порыве радости сообщившего о находке ранее неизвестного памятника, X. М. Лопарев не представил ясного сведения о приобретении «своих» двух списков. Но мы можем предположить вероятный ход событий, предшествующих подготовке данного издания.
В 1892 г. X. М. Лопарев опубликовал первый том описания собрания рукописей Общества Любителей Древней Письменности Императорской Публичной Библиотеки (теперь - РНБ). В ходе данной работы X. М. Лопарев обнаружил еще один список СК и во вступлении к «Описанию» он относил его к ряду нескольких «весьма важных рукописей, заслуживающих особенного внимания» (Лопарев 1892: II). А в самом описании сборника № 179, где читается список СК, он привел выдержку из текста (там же: 365-366). После находки еще одного списка СК тогдашний заведующий отделом рукописей Библиотеки И. А. Бычков, по всей видимости, уже знавший о наличии еще одного списка того же памятника в рукописи собрания Пог. № 833, указал X. М. Лопареву на существование и «третьего» списка (Лопарев 1894: 2, прим.1). Таким образом, X. М. Лопарев располагал тремя списками СК, что дало ему достаточный повод издать все эти списки в 1894 г. X. М. Лопарев снабдил издание списков своей вступительной статьей, где речь шла об истории открытия рукописей и предыдущем издании М. П. Погодина, о специфике и особенностях трех списков, об историческом и литературном характере СК. Но в издании X. М. Лопарева нет достаточных примечаний к текстам.
Список Пог.1024 существенным образом отличается от двух других списков, опубликованных X. М. Лопаревым. Наиболее заметная разница между списками заключается в том, что в Пог.1024 отсутствует «вступительная часть», которая читается в остальных двух списках. Ее содержание - ряд библейских цитат и начальная похвала Борису и Глебу. Пока не углубляясь в эту проблему, отметим, что Пог.1024 лишен «вступления». Также отметим, что X. М. Лопарев взял название памятника от списка ОЛДП: «Месяца майя въ 2-й день. Слово похвалное на пренесение святых страстотерпецъ Бориса и Гліба», которое действительно во многом определяет характер текста.
История изучения «Слова о князьях»
Как уже было отмечено выше, кроме издания найденного им памятника большой научный интерес представляют и комментарии М. П. Погодина к СК. Историк решительно датировал изучаемую проповедь временем до монгольского нашествия (Погодин 18436: 413; 1856: 408). «Оно (СК.- Ч.Ч.), - пишет М. П. Погодин, - без сомнения говорено до Монголов, о коих помину нет, при Половцах, коих и надо разуметь под погаными... Монголов под погаными разуметь нельзя, ибо по ходу и смыслу всего Слова видно, что земля Русская была свободна; притом во время Монголов поздно уже было вспоминать о Давыде Святославиче, умершем в 1123 г. и вышедшем из народной памяти» (там же). М. П. Погодин также полагает, что важную роль при датировке играет упоминание Николы Святоши. «Преподобный Святоша, - пишет М. П. Погодин, - упоминаемый в Слове (СК. - Ч. Ч.), служит указанием времени: он упоминается в последний раз в 1142 году, и причтен к лику Святых, вероятно, не близко своей кончины, как и самые Борис и Глеб; следовательно Слово говорено когда-нибудь в продолжении последней четверти 12 и первой 13 столетия» (Там же). Во-вторых, по словам М. П. Погодина, данный текст является «свидетельством высокого, благородного участия Духовенства в делах князей, которых они торжественно в церкви, по праздникам, учили добру и упрекали во зле, ко благу отечества» (Там же). Наконец, в-третьих, существенным является замечание М. П. Погодина о том, что наличие в СК притчи о Давыде Святославиче является свидетельством историчности «Степенной книги»: «Степенная книга составлялась, кроме эпохи основания государства, из документов Исторических, древних подлинных, а не выдумывалась» (Там же). СК привлекало внимание исследователей и до издания X. М. Лопарева, например, оно интересовало Е. Е. Голубинского. В первом же издании «Истории русской церкви» в разделе «Безыменных проповедей» Е. Е. Голубинский затронул один из важнейших аспектов изучения памятника -его жанровые особенности. Историк церкви полагал, что «оно (СК - Ч.Ч.) написано для чтения, а не было говорено, хотя оно написано так, что как будто говорено было в церкви... Слово обращается к самим обличаемым князьям..., но обличать князей в лицо и с бесцеремонной резкостью едва ли решился какой проповедник» (Голубинский 1880: 678). Кроме того, местом написания проповеди ученый считал Чернигов: «Что слово написано в Чернигове или Черниговской области, следует заключать из того, что берутся примеры из истории Черниговского княжества»; а временем написания считал «вторую половину XII века» (Там же). Теперь перейдем к рассмотрению статьи X. М. Лопарева. Он начал свое введение с высокой оценки изучаемого памятника. По его мнению, «в истории литературы он (СК -Ч.Ч.) должен занять довольно видное место как по чисто литературным приемам его автора, по руководящей его идее, так и по ценности 1 о исторического его содержания» (Лопарев 1894: 1). Вкратце упомянув Погодинское издание памятника в отрывках, X. М. Лопарев обратил внимание, в первую очередь, на проблему текста и списков памятника. Обратившись к вопросу об отсутствии вступления к тексту памятника в Пог.1024, главнейшем его отличии от других списков, X. М. Лопарев предположил, что «в Пог.1024 начало проповеди опущено, а не наоборот, что в Пог.833 и ОЛДП прибавлено позже вступление» (там же: 3-4). Кроме данной внешней особенности текста, по мнению X. М. Лопарева, Пог.1024 лучше всего сохранил внутреннюю «чистоту подлинника». Доказательством этого служит прямое обращение к князьям в самом тексте списка: «Слово произнесено перед князьями, в нем удержано обращение к ним» (там же: 4). Он полагает, что и Пог.833 и ОЛДП можно относить к более позднему времени по сравнению с Пог.1024.
Характеристика рукописей, содержащих «Слова о князьях» и текстов памяти
В русской рукописной традиции СК весьма редкий текст. До настоящего времени были известны лишь три его списка XV-XVII вв., все они входят в состав больших рукописных кодексов устойчивого состава - в составе Сииоксаря и минейного торжественника или в знаменитый сборник рубежа XV и XVI вв. «индивидуального содержания» (Черторицкая 1994: 51; Бобров, Черторицкая 1990: 352) - «Златую Матицу» из Погодинского «Древлехранилища». Кроме того, в составе Степенной книги XVI в. существует переделка большого фрагмента из СК о черниговском князе Давыда Святосалвиче. Охарактеризуем эти рукописи, содержащие СК. 1. РНБ, собрание М.П.Погодина № 1024. «Златая Матица», конец XV -начало XVI в., полуустав разных почерков, 1 (30x20 cm), 409 лл. В научной литературе рукопись Пог.1024, приобретенная М. П. Погодиным, называется «Златой Матицей», поскольку это название обозначено на 1-м листе рукопись озаглавлена так: «Сия книга именуется Женчуг и матица златая, сказание о книжній вещи. Слово святаго Иоанна Златаустаго о почитании книгъ, в пенедельник сыропустыя. Господи, благослови, отче». Рукопись написана полууставом XV века разных почерков. Она имеет формат в лист. В рукописи на 409 л., в два столбца. Один из первых исследователей «Златой Матицы», В. М. Истрин датировал данную рукопись концом XV в. (Истрин 1898: 491), а современные исследователи - «рубежом XV-XVI вв., вероятнее всего, началом XVI в.» (Бобров, Черторицкая 1990: 342). Мнение современных исследователей подтверждает филигрань. В рукописи обнаруживается такие филиграни: 1) Голова быка, 3 варианта, а) типа Пикар «Бык» XII № 837 (1500, 1501 гг.), б) типа Пикар «Бык» XIV № 238 (1491-1492 гг.), в) типа Лихачева № 1346, 1351 (1507 г.); 2) Корона, 3 варианта а) типа Брике № 4899 (1501-1503 гг.), б) типа Лихачев № 1353 (1498-1499 гг.), в) типа Лихачев №№ 1404, 1406 (1512 гг.), 3) Гора, типа Лихачев № 1225 (1488-1489 гг.), 4) Ковчег, типа Брике № 13220 (1499-1500 гг.). На л. 263-264, где читается СК, обнаруживаются голова быка, типа Лихачев № 1346 (1507 г.) и корона, типа Брике № 4899 (1501-1503 гг.). Рукопись содержит 241 статью. По характеристике Т. В. Черторицкой, эти сочинения, «которые по календарю, распределяются следующим образом: 154 соч. - триод.: с пн. СП до нед. 22 по Нед. Вс. Св. (лл. 1-297) и 86 соч. приуроченных к праздникам Рождества Христова и Богоявления и Собору Иоанна Предтечи (лл. 297-409 об.)» (Черторицкая 1994: 605). За основу в организации материала составитель Пог.1024 взял структурный принцип триодных четьих сборников (Бобров 1994: 50). Как известно, древнерусская литература не знает о существовании еще другой рукописи кроме Пог.1024 под названием «Златой Матицы». В XX в. стала известна еще одна рукопись под тем же названием: «Златая Матица», РНБ, Новое собрание рукописной книги (НСРК), 1946, № 36/2 F. Как показали современные исследователи, впрочем, она, по сути дела, совершенно другая рукопись (Бобров, Черторицкая 1990: 341-353). Рассматривая «Златую Матицу» как один из источников Толковой Палеи, В. М. Истрин охарактеризовал изучаемую рукопись так: «Единственный ее (Златой Матицы - Ч.Ч.) список (Пог.1024, конца XV в.) представляет собой обширный сборник чтений нравоучительного и повествовательного характера, расположенных на весь год, начиная с недели сыропустной» (Истрин 1898: 491). Вслед за ним, современный исследователь древнерусских сборников Т. В. Черторицкая относит «Златую Матицу» к сборникам преимущественно религиозно-учительной тематики, гомилетико-агиографическим по жанру, смешанной календарно-некалендарной структуры (Черторицкая 1985: 22). Разбираемый нами список читается на об. л. 263 - л. 265 с названием: «неделя 18-я, по всех святых, слово о [к]нязьях . Данному списку СК в сборнике предшествуют тексты сочинений, связанные с темой: на л. 257 - л. 259 «неделя 17-я, по всех святых, слово новосвятою мученикоу князя Михаила черниговьскаго, и Феодора боярина его», на л. 260 - л. 263 «В то же день слово о Николе Святоши сыне Давиде». СК, содержащее притчу о черниговском князе Давыда Святославича, входит, таким образом, в особый блок произведений черниговской тематики. 2. РНБ, собрание М. П. Погодина № 833. Сборник житий и слов, конец (90-е гг.) XV века, полуустав разных почерков, 4 (21x15.5 cm), 419 лл. Рукописная книга написана полууставом половины XV века, и она имеет формат четверку. В рукописи 419 л., с утратою первого листа. По инвентарной описи РНБ Пог.833 представляет собой сборник житий и слов. Датируется концом XV века. В рукописи обнаруживаются следующие филиграни: 1) Корона, типа Брике № 4914 (1481-1485 гг.), 2) Голова быка, 4 варианта, а) типа Пикар «Бык» XV № 211 (1479-1480 гг., б) типа Пикар «Бык» XV № 342 (1480-1482 гг.), в) типа Пикар «Бык» XI № 403 (1480-1482 гг.) г) типа Пикар «Бык» X № 206 (1497 г.). Последняя филигрань, начиная ел. 391, обнаруживается и на л. 412-418, где было написано СК. Таким образом, 390 лл. сборника датируется 80-гг. XV в. а начиная с л. 391 - филиграни указывают на 90-е гг. XV в.
Критический анализ гипотезы П. В. Голубовского о времени создания «Слова о князьях» в 1175 г
По поводу времени создания анализируемого памятника, как мы видели выше, до начала XX века ученые и исследователи разделяли мнение, что СК было создано до татаро-монгольского ига. Напомним, что думали первые исследователи об этой проблеме. М. П. Погодин относил данную проповедь к последней четверти XII века или первой четверти XIII века (Погодин 1856: 406). Е. Е. Голубинский считал, что данный памятник был написан во второй половине XII века (Голубинский 1880 1-1: 678), а X. М. Лопарев полагал, что это произведение создавалось в период до монгольского ига, но после смерти сыновей Давида Святославича (Лопарев 1894: 7).
В 1899 г. П. В. Голубовский написал обширную статью, посвященную СК, где была изложена его точка зрения на датировку и историю текста. Ранее этой статьи он написал монографию об истории черниговской земли до середины XIV века, и с понятным интересом историка П. В. Голубовский обратил повышенное внимание на вопрос о времени написания СК. В отличие от предыдущих и современных ему исследователей, он приурочил данный текст к самой конкретной по сей день дате, т. е. ко второму мая 1175 года (Голубовский 1899:502).
Свою версию датировки П. В. Голубовский обосновал тремя основными пунктами, основанными на анализе текста. Согласно историку, во-первых, «эта проповедь была произнесена в момент какого-то междоусобия, когда младший князь поднялся против старшего» (Голубовский 1899:( 493). Это видно из текста: «слышите, князи, противощеся старейшей братьи и рать въздвижуще, поганыя на свою братию возводяще» (Лопарев 1894: 15) и постоянного указания автора на святых князей-братьев Бориса и Глеба, основною добродетелью которых являются их абсолютная покорность и повиновение старшим. Во-вторых, автор СК говорит, по мнению П. В. Голубовского, что в данном случае вражда происходит по «злопомнінию», т. е. речь идет о какой-то старой вражде, которую автор называет «обидой» (Голубовский 1899: 493). Этому соответствуют в тексте слова: «А вы до слова братоу стерпіти не можете и за малоу обидоу враждоу смертоносную въздвижете, помощь приемлете оть поганыхъ на свою братию» (Лопарев 1894: 16). Значит, по логике исследователя, прежняя обида вызвала «злопомнъние» у младшего брата, и из-за этого он не мог удержать себя и поднял войну (Глолубовский 1899: 493). И последний, третий пункт. П. В. Голубовский обращает внимание на то, что «когда проповедник произносит свое резкое слово, борьба в этот момент еще продолжалась, ибо проповедник обещает награду от Бога тому, кто первый пойдет на мир» (Там же). Мы считаем выделение из содержания СК таких датирующих факторов основательным.
Разработав ключевые критерии для датировки, автор статьи останавливается на историческом, сообщаемом проповедником в притче факте смерти Давыда Святославича. В отличие от мнения X. М. Лопарева, полагавшего, что в СК чувствуется определенная отдаленность от времен черниговского князя, умершего в 1123 г. (Лопарев 1894: 9-11), " П. В. Голубовский высказал противоположную этому точку зрения. Он считает, что в СК присутствует «характеристика живая, которая могла быть сделана лишь современником князя (Давыда Святославича. - Ч.Ч.), или же при жизни тех лиц, которые знали князя лично» (Голубовский 1899: 494). Историк объяснял, что в проповеди оратор говорит, что у черниговского князя было три сына вопреки исторической реальности (у него было 5 или 6 сыновей), при этом упомянуто имя лишь Николы «Святоши», одного сына. В связи с этим, отмечая позднейшее прибавление имени Изяслава и Владимира в списке ОЛДП («и ина два сына б і и Изяслав, и Владимир» (Абрамович 1916: 131, прим. 131), П. В. Голубовский утверждает, что надо игнорировать это недоразумение, что проповедник никак не мог держать в памяти каких-либо сведений об остальных сыновьях Давыда Святославича. Исследователь считает, очевидно, что «переделывалась проповедь тогда, когда в обществе более или менее забылся Давид Святославич и тем более его дети, и надо было навести справку, а для нашего проповедника это было не нужно: в его время всякий знал, кто эти сыновья» (Голубовский 1899: 495). Таким образом, он полагает, что «проповедь была произнесена не в очень позднем времени, когда в Чернигове помнили Давида и прекрасно знали его детей» (Там же). Итак, П. В. Голубовский не видит большого расстояния во времени между СК и эпохой Давыда Святославича, умершего в 1123 г.
После предварительного определения времени создания памятника историк приступает к установлению верхней и нижней границ СК. Начнем с нижней границы, по терминологии П. В. Голубовского, «terminus post quem». Здесь играет важную роль предыдущий эпизод о сыновьях Давыда.
