Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Речевой акт «вызов» в свете современных лингвистических теорий 10
1.1. Теории, актуальные для исследования речевого акта «вызов» 10
1.1.1. Речевой акт «вызов» в свете теории вежливости 12
1.1.2. Речевой акт «вызов» в свете теории невежливости и конфликтологии 14
1.2. Социолингвистические подходы к изучению речевого акта «вызов» 24
1.2.1. Социолингвистические разновидности вызова 26
1.2.2. Стратегии совершения и реакция на вызов 37
Выводы по главе 1 46
ГЛАВА II. Семантико-прагматические характеристики глаголов, выражающих речевой акт «вызов» 48
2.1. Объем и содержание понятия «вызов» в английском языке 48
2.1.1. Семантические характеристики глаголов, выражающих речевой акт «вызов» в английском языке 48
2.1.2. Синонимические отношения глаголов, выражающих речевой акт «вызов» в английском языке 60
2.2. Прагматические характеристики глаголов, выражающих речевой акт «вызов» в английском языке 73
2.3. Типы вызова и способы их вариативной вербализации 81
Выводы по главе II 85
ГЛАВА III. Дискурсивные характеристики комплекса речевых актов «вызов» 88
3.1. Вызовы в рамках модели противоборства 88
3.1.1. Вызов «приглашение сразиться» 89
3.1.2. Вызов «убеждение сделать что-либо опасное /трудное» 95
3.1.3. Вызов «настоятельная просьба сделать что-либо невозможное»... 108
3.1.4. Вызов «нанесение обиды» 110
3.1.5. Вызов «дерзкое противостояние» 121
3.2. Вызовы в рамках информационной модели 127
3.2.1. Вызов «оспаривание /выражение сомнения» 127
3.3. Вызовы в рамках модели воздействия 135
3.3.1. Вызов «стимулирование /проверка способностей 135
3.3.2. Вызов «жесткое предложение /требование сделать что-либо нежелательное» 140
Выводы по главе III 144
Заключение 147
- Теории, актуальные для исследования речевого акта «вызов»
- Социолингвистические разновидности вызова
- Семантические характеристики глаголов, выражающих речевой акт «вызов» в английском языке
- Вызов «убеждение сделать что-либо опасное /трудное»
Введение к работе
Диссертация посвящена исследованию семантических характеристик и особенностей функционирования провокативного речевого акта (РА) «вызов» в различных коммуникативных условиях.
На выбор темы оказало влияние теоретическое положение работ социолингвистов В. Лабова и Д. Фэншела о том, что решающими действиями в установлении связи последовательности ходов в разговоре являются не такие речевые акты, как просьбы и утверждения, а скорее вызовы (наряду с защитой и отступлением), которые вынужденно связаны со статусом участников разговора и их изменяющимися стастусно-ролевыми отношениями [Labov, Fanshel, 1977: 58-59].
Объектом данного исследования служит РА «вызов», а также глаголы, которые называют и выражают данный РА в английском языке.
Предметом исследования являются семантико-прагматические и дискурсивные характеристики РА «вызов».
Актуальность исследования обусловлена тем, что речевой акт вызова, являясь одной из основных составляющих вербального взаимодействия, привлекал исследователей лишь опосредованно в рамках изучения различных типов дискурса - терапевтического [Labov, Fanshel, 1977], аргументативного [Schiffrin, 1985; Ревенко, 1999], стратегического [Harris, 1995], институционального [Schrodt, 2003; Culpeper et al., 2003]; a также в рамках изучения общетеоретических вопросов статуса, власти [Diamond, 1996], социальных ролей и кодовых переключений [Williams, 2005], доминирования [Itakura, 2001], вежливости [Leech, 1983], самовежливости [Chen, 2001] и несогласия [Muntigl, Turnbull, 1998; Rees-Miller, 2000; Gruber, 2001]. При этом следует констатировать, что авторы данных исследований не касались семантико-прагматических особенностей РА «вызов».
С этой точки зрения РА «вызов» безотносительно к его функционированию в дискурсе упоминался в основных классификациях
5 речевых актов [Austin, 1962; Мс Cawley, 1974; Searle, 1975; Katz, 1977; Wunderlich, 1980; Агапова, 2003 и др.]. Тот факт, что авторы относили РА «вызов» к разным классам (экспрессивам, директивам, комиссивам, вокативам, реквистивам /провокативам), требует, как мы считаем, более глубокого исследования. В соответствии с чем, нами выдвигается гипотеза о том, что речевой акт, называемый в английском языке глаголами challenge, dare, defy представляет собой вариативный комплекс речевых актов (КРА) «вызов». РА «вызов» упоминался также в классификации речевых актов Т. Бальмера и В. Бренненштуль [Ballmer, Brennenstuhl, 1981], которые предлагали дискурсивные ориентиры для изучения речи без акцента на семантико-прагматические особенности глаголов, называющих речевые акты. В этой связи возникла необходимость в совмещении различных подходов, рассматривающих лексико-семантические, прагматические и дискурсивные характеристики. Подобный комплексный подход представляется необходимым для создания типологии, выявления закономерностей функционирования КРА «вызов» в различных коммуникативных условиях, а также для изучения механизма развития /избегания конфликта в коммуникации, содержащей исследуемый РА.
Цель данной работы заключается в выявлении способов вариативной вербализации основных типов вызова и создании дискурсивной классификации КРА «вызов» на основе изучения закономерностей их функционирования.
В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:
определить сводный список глаголов со значением «бросать вызов», выделить из него речеактовые глаголы вызова (РГВ) с целью построения классификации глаголов, называющих различные типы вызова;
классифицировать глаголы, репрезентирующие различные оттенки комплекса РА «вызов», по принципу их семантической общности;
проанализировать особенности функционирования разновидностей
вызова в дискурсе, принимая во внимание их семантико-прагматическии потенциал и социо факторы;
установить наиболее рекуррентные типы вызова в КРА «вызов» и описать случаи передачи вызова другими РА, определяя при этом способы их языковой реализации;
выявить модели коммуникации, релевантные для каждого из типов вызова, для конкретизации ситуаций его реализации в целях создания дискурсивной классификации КРА «вызов».
Поставленные задачи обусловили выбор следующих методов анализа:
структурно-семантического, метода компонентного анализа, дополненного
процедурой лексических трансформаций, пресуппозитивно-
контекстуального, социопрагматического, интеракционального,
количественного.
Теоретической базой исследования послужили положения работ ряда ученых о коммуникативном поведении (Е. Goffman, В.З. Демьянков, П. Грайс, Г.Г. Почепцов, И.П. Сусов, и др.), о дискурсе (Н.Д. Арутюнова, Т.А. ван Дейк, М.Л. Макаров, В.Н. Степанов), о речевых актах (J.L. Austin, Т. Ballmer, W. Brennenstuhl, JJ. Katz, J.D. Mc Cawley, J.R. Searle, D. Vanderveken, D. Wunderlich, В.И. Карабан), а также лингвистические труды, посвященные изучению и описанию феномена вежливости (P. Austin, P. Brown, S. Levinson, В. Fraser, R. Lakoff, G. Leech, Л.А. Азнабаева, В.И. Карасик, Е.В. Карпова, В.П. Козьмина), невежливости І конфликтных иллокуций (J. Culpeper, J. Diamond, A.D. Grimshaw, S. Harris, W. Labov, D. Fanshel, A. Williams, В.И. Жельвис, O.C. Иссерс, О.П. Королева, B.C. Третьякова и др.).
Материалом исследования послужили драматургические произведения английских и американских авторов, так как в них наиболее точно воспроизводится разговорная речь в её устном варианте. Совокупный объем рассмотренного материала составляет более 6000 страниц; 890 дискурсивных отрезков; более 1800 примеров КРА «вызов».
7 На защиту выносятся следующие положения:
Речевой акт, называемый в английском языке глаголами challenge, dare, defy, представляет собой вариативный комплекс речевых актов «вызов».
Вызов — это провокативный речевой акт, которым говорящий прямо или косвенно вызывает отрицательную либо положительную реакцию собеседника, намереваясь оказать воздействие на адресата с целью: в вызове (—) экспрессивного вида — унизить, дискредитировать адресата; в вызове (-) директивного вида - побудить сделать что-либо нежелательное /неприятное /трудное /рискованное /невозможное; в вызове (+) и вызове (-/+) директивного вида — стимулировать /побудить собеседника на предпочтительное, но трудное для него действие.
Вызовы могут быть прямыми — с пропозициональным содержанием вызова, в том числе выраженными посредством перформатива, косвенными — с компонентом вызова в пропозиции, имплицитными — с компонентом вызова в пресуппозиции.
На выбор речеактовых и языковых средств выражения РА «вызов» оказывают влияние социопрагматические факторы, а именно, статусно-ролевые отношения коммуникантов, фактор адресата, контекстуальная обусловленность и коммуникативная ситуация, задающая тон общения.
Функционируя в разных моделях коммуникации (модели противоборства, информационной модели и модели воздействия), основные типы вызова представляют собой разновидность конфликтного взаимодействия, но обладают при этом различной степенью ликоущемляющего потенциала.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
впервые проведен комплексный лексико-семантический анализ глаголов, называющих РА «вызов» в английском языке, который позволил создать классификацию РГВ;
определено, что речевой акт, называемый в английском языке
8 глаголами challenge, dare, defy, представляет собой КРА «вызов», который в свою очередь имеет две основные семантические разновидности (с многообразием составляющих в каждой из них): вызов (-) и вызов (+), а также слияние этих разновидностей — вызов (—/+), и во всех случаях ВА являются провокативными;
3) разработана речеактовая типология КРА «вызов»;
4) выявлено речеактовое и языковое воплощение коммуникативной
интенции, и ряд срциопрагматических факторов, влияющих на это;
5) разработана дискурсивная классификация вызова, в которой
определен набор моделей коммуникации и входящих в них
коммуникативных ситуаций, релевантных для каждого конкретного типа
вызова.
Теоретическая значимость данной работы сострит в дальнейшем развитии теории речевых актов и теории речевого взаимодействия, конкретизации прагматических теорий вежливости /невежливости, в уточнении вопросов влияния статусно-ролевых отношений коммуникантов на выбор стратегий и тактик речевого поведения в конфликтных ситуациях.
Практическая ценность представленного исследования заключается в том, что изложенные выводы, а также фактический материал могут быть использованы в вузовском преподавании курсов «Семиотика», «Социолингвистика», элективных курсов по лингвистике; а также в практике межличностного общения и разработке рекомендаций по выбору стратегий в условиях конфликтного речевого взаимодействия.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры английского языка ПГЛУ (2004-2008). По теме диссертации сделаны доклады на IV и V международных конгрессах «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, 2004, 2007), на научнотметодических чтениях ПГЛУ «Университетские чтения» (Пятигорск, 2004 - 2007), на межвузовских конференциях молодых ученых в ПГЛУ «Молодая наука» (Пятигорск, 2006 - 2008).
Основные положения нашли свое отражение в шестнадцати публикациях.
Структура и объем работы определяется последовательностью поставленных задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, включающей 224 наименования, в том числе 89 на иностранном языке, списка словарей (26), источников примеров (27) и приложения. Общий объем работы составляют 182 страницы печатного текста, не включая раздел Приложение (25 страниц).
Теории, актуальные для исследования речевого акта «вызов»
Отправной точкой в трактовке вежливости является понимание под ней таких способов поведения, которые направлены на предотвращение и устранение конфликтов. Вежливость трактуется как рациональное стратегическое поведение [Lakoff, 1979; Leech, 1980, 1983; Brown and Levinson, 1987; Kasper, 1990, Fraser, 1990; Diamond, 1996], как отведение собеседнику соответствующей его социальным признакам роли [Формановская, 1989: 50], как оценка статуса человека [Карасик, 2002: 82].
Значительный вклад в изучение феномена вежливости внесла Р. Лакофф, которая развивает ПС П. Грайса [Grice, 1975] и предлагает два требования прагматической компетенции: 1) выражаться четко, ясно, кратко, недвусмысленно "Be clear" и 2) быть вежливым "Be polite" [Lakoff, 1979: 64].
Дж. Лич рассматривает ПВ в виде дополнительного к ПС свода правил поведения коммуникантов. Наибольший интерес для нас представляет классификация речевых актов Дж. Лича, которую он формирует по принципу соотношения иллокутивных функций РА с социальной целью вежливости. В данной классификации вызов, наряду с угрозой, обвинением, проклятием, выговором и др., относится к конфликтивам (conflictive). Иллокутивные цели данной группы речевых актов приходят в столкновение с социальной целью [Leech, 1983: 104].
Т.А. Давыдова вслед за Дж. Личем отмечает, что вежливость как лингвистическая категория (в отличие от категории социальной) включает в свою сферу конфликтные иллокуции и представляет собой систему стратегий речевого поведения, которая направлена на предотвращение и избежание конфликтов в общении [Давыдова, 2003: 53].
Коммуникативный аспект речевого поведения адресата как субъекта вербального взаимодействия также суммируется в принципе экспликации отношения. Этот принцип выделен Л.А. Азнабаевой на основе анализа конвенциональных реагирующих высказываний адресата в англоязычном диалоге. Под конвенциональным общением понимаются вежливые, социально приемлемые формы речевого поведения, основными стратегиями которого являются некатегоричность и имплицитно сть. Нарушение максим данного принцапа ведет к развитию конфликта [Азнабаева, 2002: 40-42].
Теория вежливости П. Браун и С. Левинсона строится на предпосылках наличия у каждого индивида двух разнонаправленных групп потребностей, которые в их терминологии получают определение позитивного и негативного лица (positive face /negative face): «позитивное лицо - желание быть одобряемым как личность (...); негативное лицо - желание каждого взрослого индивида обладать автономностью и неприкосновенностью свободы своих действий». При этом авторы говорят о социальном требовании относиться к окружающим с должным уважением и воспринимать эту необходимость как ценностную норму [Brown and Levinson, 1987: 62].
Понятие лица заимствовано П. Браун и С. Левинсоном из социопсихологической теории американского исследователя Э. Гофмана, по определению которого «лицо - это позитивный общественный облик (positive public self-image), которым стремится обладать каждая личность» [Goffinan, 1967: 5]. Помимо теории вежливости П. Браун и С. Левинсона существуют также и другие подходы к проблеме эффективного вербального взаимодействия, в частности так называемый «нормативный» подход (the norm approach). Ярким примером такого подхода является модель «распознавания» (model of Discernment), в которой под распознаванием понимается, что говорящий пассивно/подсознательно подчиняется требованиям системы, т.е. при определенных условиях выбор надлежащих лингвистических форм и /или надлежащего поведения происходит автоматически [Hill et al., 1986: 348].
Еще одним примером такого подхода можно считать модель «разговорного контракта» Б. Фрейзера (model of Conversational Contract), согласно которой коммуниканты придерживаются «разговорного контракта», который детерминирован обоюдно принимаемыми социальными ценностями. Быть вежливым означает оперировать установленными в «разговорном контракте» понятиями и условиями [Fraser, 1990: 233].
Представители когнитивного подхода, в частности В. Искандель-Видал, утверждают, что восприятие слушателем вежливых высказываний ничем не отличается от восприятия любого другого высказывания, т.е. все, что нужно слушателю для интерпретации намерений говорящего — это определенный набор культурологических представлений, так называемых фреймов [Escandell-Vidal, 1996: 630].
В дополнение к теории вежливости П. Браун и С. Левинсона Р. Чен рассматривает вопрос о самовежливости, т.е. вежливости по отношению к себе (self-politeness). В виду того, что говорящему нужно совершать различные речевые акты в социальной жизни, некоторые из них (с компенсацией ущерба другому лицу) могут угрожать его собственному лицу. В результате, для уменьшения степени угрозы данных ликоущемляющих актов говорящий прибегает к различным стратегиям, а именно, он может действовать: 1) прямолинейно; 2) с компенсацией ущерба; 3) косвенно; 4) не прибегая к ликоущемляющему акту своего лица [Chen, 2001: 97-103].
В свою очередь В.И. Карасик отмечает, что соотношения статусных оценок применительно к самоуважению участников общения варьируются от вежливых до предельно невежливых, т.е. от заботы только о репутации собеседника до заботы только о своем собственном лице [Карасик, 2002: 82].
Социолингвистические разновидности вызова
В. Лабов и Д. Фэншел считают вызов неким негативным отношением (reference) к ситуации (посредством прямого утверждения или непрямой референции), которое, будучи таковым, понизило бы статус собеседника. Промежуточным шагом в формировании вызова является постановка под сомнение (doubt) пропозиции высказывания слушающего. Для обозначения данного действия В. Лабов и Д. Фэншел используют термин question (или question the Tightness), также термин question используется ими по отношению к вопросительным высказываниям и запросам информации. Все эти три действия (doubt, interrogation, request for information) могут быть интерпретированы более абстрактно как просьбы /запросы (requests) [Labov, Fanshel, 1977: 64].
Одной из разновидностей просьб /запросов являются вызовы. При этом вызовы - это просьбы /запросы, которые звучат как критика. Если на просьбу /запрос не следует (предполагаемого) ответа, оба (говорящий и слушающий) знают, что повторение данной просьбы /запроса сопряжено с определенными социальными последствиями. Таким образом, просьбы /запросы могут влиять на относительный социальный статус собеседников, а неудача в представлении просьбы /запроса или ответа надлежащим образом может служить доказательством несоответствия определенной социальной роли. В этой связи необходимо принимать во внимание правила этикета, где речь идет об определенных общественных обязанностях социального взаимодействия, невыполнение которых обязательно влечет критику /неодобрение и признание чьего-либо несоответствия определенной роли. Например, невозможно подвергнуть сомнению утверждение полицейского, что некто превысил скорость или загородил движение и т.д. (которое подкреплено его властью), не бросая вызов его статусу и власти [Labov, Fanshel, 1977: 93-98]. Конвенционально любой вызов власти определяется как несоответствующее поведение и является нарушением нормы [Harris, 1995: 131].
Упоминания о вызове как нарушении норм есть и в работах других авторов [Rees-Miller, 2000; Williams, 2005], которые детально изучали другие явления в рамках различных типов дискурса: семейного, аргументативного, институционального, в том числе судебного.
Так, изучая акт несогласия, Дж. Рис-Миллер касается вопроса вызова в контексте нарушения норм общения между преподавателем и студентом. Говорящий не соглашается, когда он /она считает неправильной некую пропозицию, высказанную или подразумевавшуюся адресатом и реагирует высказыванием, пропозициональное содержание или импликатура которого является не пропозицией высказывания адресата. В силу большего багажа знаний и мастерства профессор имеет прописанное /установленное законом право не соглашаться со студентами именно тогда, когда они ошибаются из-за недостатка знаний и мастерства [Norrick, 1991: 72-75]. И наоборот, студенты не имеют такого права в силу того, что они не обладают такими же знаниями, как профессор. Несогласие студента с профессором потенциально является ликоущемляющим актом, который бросает вызов знаниям профессора [Rees-Miller, 2000: 1088, 1095].
В свою очередь П. Шродт, исследуя вербальное поведение преподавателей в рамках институционального дискурса, упоминает вызов как преднамеренный педагогический прием, который заключается в том, чтобы подвергнуть сомнению мнение студента для достижения более полного понимания предмета. Несмотря на позитивную цель подобного приема, часто студенты воспринимают такой вызов как агрессивный способ коммуникации [Schrodt, 2003: 111].
По мнению Дж. Рис-Миллер, нарушение норм может также иметь форму вызова этническому определению собеседника как представителю определенного этноса посредством усиленного несогласия с его позицией [Rees-Miller, 2000: 1100]. С. Харрис в своей работе касается вопроса вызова как нарушения норм в рамках стратегического дискурса, в котором участники разговора преследуют противоречивые цели. В противоположность с коммуникативным действием, которое нацелено на достижение понимания, стратегическое действие направлено на достижение успеха, в основном оно инструментально, ориентировано на власть и часто институционально [Harris51995: 121].
Исследуя судебный дискурс, С. Харрис отмечает, что моделью для речевых актов, используемых в суде, является последовательность: вопрос — ответ. Такое асимметричное распределение речевых актов как способ стратегической коммуникации служит для того, чтобы никто кроме представителей закона (в данном случае) не мог выдвигать требования и бросать вызов, т.е. оспаривать требования справедливости (validity claims). Вопросы в суде служат для представителей закона (судей, юристов) средством контроля, что вызывает у подсудимых /свидетелей затруднения в выдвижении собственных пропозиций. Подсудимому или свидетелю, чья роль сведена до роли ответчика /респондента, трудно предъявлять или бросать вызов /оспаривать требования справедливости. Обвинения, которые подсудимый хотел бы открыто /эксплицитно оспорить /бросить вызов на основе требования правды (truth claim), формулируются как вопросы [Harris, 1995: 121-123].
В случае, когда подсудимый бросает вызов /оспаривает не право представителя закона вынести ему наказание (например, наложить на него штраф), а правильность самого действия, подчеркивая его несправедливость, подсудимый ставит под сомнение валидность утверждений представителя закона не на основе нормативной правильности, которая зависит от определенных законом межличностных отношений, а на основе вопроса справедливости. Это может служить примером того, что подсудимый открыто «морализует» мир институционально определенных отношений, пытаясь привлечь моральную аргументацию с позиции неравенства в вопросе власти.
Семантические характеристики глаголов, выражающих речевой акт «вызов» в английском языке
Согласно теории вежливости П. Браун и С. Левинсона, говорящий выбирает стратегию, соответствующую степени угрозы лицу, которую несет данный акт. В этой связи, Дж. Рис-Миллер различает следующие стратегии несогласия: смягченное несогласие (softened disagreement), которое разделено на позитивную и негативную вежливость; несогласие ни смягченное, ни усиленное; усиленное несогласие (aggravated disagreement). Несогласие является ликоущемляющим актом, который бросает вызов компетентности собеседника [Rees-Miller, 2000: 1094].
Говоря о факторах, влияющих на выбор стратегии, Дж. Рис-Миллер упоминает следующее: власть, степень серьезности несогласия, контекст и цель (в частности педагогические), а также пол и этническую принадлежность. Предыдущие исследования власти в рамках институционального дискурса показывают, что участники, наделенные большей властью, используют более прямые формы несогласия, включая манипулятивные и провокационные (loaded) вопросы. В то время как участники, наделенные меньшей властью, прибегают к использованию дискурсных ограничителей (hedges) и смягчению (mitigation). В исследованном Дж. Рис-Миллер материале говорящий прибегал к усиленному несогласию в тех ситуациях, когда его взглядам или личностному определению был бы брошен вызов (что для него не приемлемо). Фактически это происходит именно из-за того, что пропозиция адресата воспринимается как вызов личному или профессиональному определению (взглядам, мнению, опыту, ценностям) или достоинству говорящего, так что говорящий вынужден форсированно не соглашаться, чтобы защитить свое лицо, не зависимо от нанесения возможной обиды /оскорбления (offense) адресату [Rees-Miller, 2000: 1095, 1098-1099, 1101].
В свою очередь Д. Шиффрин отмечает, что вызов может быть представлен в смягченной форме. Иногда говорящий смягчает собственную атаку, начиная свою последующую реплику с маркера согласия или уступки (all right). Готовность признать точку зрения другого перед атакой на нее в споре настолько мала, что она сводится лишь к минимальному проявлению ритуализированного согласия, в котором сотрудничество говорящим практически не подразумевается. Иногда вызов говорящего напрямую зависит от сотрудничества с собеседником. Сначала говорящему необходимо, чтобы его точку зрения не только выслушали, но и приняли или согласились с ней. Так, в доказательство своей позиции говорящий приводит ряд доводов, которые составляют личные доказательства, подтверждающие более общий взгляд на предмет спора [Schiffrin, 1985: 41-42].
В ситуации вызова, по мнению Д. Щиффрин, сотрудничество заключается в том, что оппонент не бросает . контр-вызов позиции говорящего. Подобный контр-вызов ставил бы под угрозу положение и компетентность говорящего. Только потому, что говорящий может рассчитывать на то, что оппонент не будет бросать такой грубый контрвызов, говорящий может ожидать от оппонента некого ухода от его собственной позиции, вынуждая его сделать выбор между представлением его позиции как противоречивой и публичным унижением говорящего. Признавая позицию говорящего валидной, оппонент жертвует своей начальной позицией. Вызов говорящего непосредственно зависит от готовности оппонента не прибегать к открытому оскорблению, так как подобные оскорбления несут угрозу таким понятиям как личные интересы (self) и мораль (или другими словами - являются ликоущемляющими) [Schiffrin, 1985: 43-45].
В. Лабов и Д. Фэншел также говорят о различных стратегиях совершения вызова. Так, они выделяют прямые и косвенные вызовы. Косвенность связана с необходимой защитой, направленной против прямой конфронтации между говорящими неравного статуса и разных оспариваемых взглядов. Так, одним из способов смягчения действий является использование косвенных /непрямых средств, например, маскировка одних речевых действий другими, в частности вызов роли может быть представлен упреком [Labov, Fanshel, 1977: 125-127].
Дж. Даймонд также касается вопроса стратегии совершения речевого акта вызова. Она отмечает, что опровержение высказывания собеседника — это прямой вызов собеседнику [Diamond, 1996; 124]. Говорящий, который бросает собеседнику вызов, может также прибегнуть к .стратегии почтительного отношения (deference) для того, чтобы сохранить негативное лицо адресата; он сводит до минимума степень навязывания своих желаний, выдавая их за желания адресата. Стратегия почтительного отношения может быть двух видов: говорящий может принижать себя или может превозносить другого. Когда говорящий посредством вызова оспаривает (challenge) существующий выбор темы и предлагает новый вариант, он бросает вызов /оспаривает власть временного лидера, и одновременно превозносит роль собеседника, расширяя его полномочия. Все же этот ликоущемляющий акт, несмотря на компенсирующие угрозу стратегии, - это вызов, ставящий под сомнение тему собеседника [Diamond, 1996: 48-57].
Вызов «убеждение сделать что-либо опасное /трудное»
Таким образом, основными РСВ вызова «нанесение обиды» являются насмешки, колкости, язвительные замечания, неприятная для собеседника информация, обвинения, оскорбления, издевки и др., которые преимущественно конструируются в сложные РА вызова (примеры №18, 19, 20, 21, 22, 23, 25, 26). Стратегия совершения такого типа вызова может быть как прямой (примеры №18, 19, 20, 21, 23, 25), так и косвенной (примеры №22, 24, 26).
Категориальными компонентами вызова «нанесение обиды» являются компоненты «rude», «unpleasant», «disrespect». Для вызова «дерзость» (в рамках вызова «нанесение обиды») существенным является направленность РА к собеседнику более высокого статуса. Вызов «нанесение обиды», являясь РА с большим ликоущемляющим потенциалом, часто вызывает контр-атаку и ведет к эскалации конфликта.
Модель противоборства и взаимодействия (Struggle Model: Competition and Cooperation), подкласс: победа /поражение /готовность к сотрудничеству (Victory /Defeat /Willingness to Cooperate), поражение (Defeat), рубрика: отказ признавать поражение (Refusing to Admit Defeat).
В данном случае вербальное противоборство вышеуказанной модели проявляется на уровне отказа признавать поражение в форме вызова (defy), который, в свою очередь, также регистрируется в институциональной модели (Institutional Model /Norm Model) - подклассе: нарушение нормы (Violating a Norm). Напомним, что институциональная модель имеет установочную функцию в отношении форм поведения в различных социальных институтах, принятие норм, их соблюдение или наказание в случае их нарушения.
Учитывая лексико-семантические характеристики глагола defy (ЛСВ1) мы выделяем вызов «дерзкое противостояние»: ЛСВ 1 defy - "to show no fear of nor respect for; openly disobey; refuse to obey" - открыто не повиноваться; отказываться подчиняться, игнорировать, пренебрегать, т.е. брать на себя обязательство в неподчинении, пренебрежении.
Категориальными компонентами данного типа вызова являются «disobey», «no respect /disrespect», «по fear», «act against». Несмотря на то, что данный тип вызова имеет общий компонент с вызовом «нанесение обиды» -«no respect /disrespect» (неуважение), определяющим фактором вызова «дерзкое противостояние» является элемент противодействия как отказ признавать поражение. Причем под поражением можно понимать ущерб как позитивному лицу (понижение локального статуса в результате нанесенной обиды), так и негативному лицу (ограничение свободы действий).
Экспрессивно-комиссивный вызов «дерзкое противостояние», вызов (—), функционирует в таких макро КС как «ссора», либо «спор, переходящий в ссору», более точно его можно квалифицировать как КС «отказ подчиниться» и КС «резкий отпор». Данный тип вызова представлен широкой палитрой РСВ: критика, упреки, унижения, оскорбления, насмешки, отпор и т.д. (РГВ: mock, scoff, taunt, insult, disobey, oppose, rebuff, etc.)
Необходимо заметить, что некоторые РСВ вызова, характерные для вызова «нанесение обиды» (насмешки, оскорбления, язвительные замечания) приобретают оттенок вызова «дерзкое противостояние», если они являются 1) реакцией-противодействием с элементом неповиновения (контр-атакой) на другой вызов; и чаще всего 2) направлены в адрес собеседника более высокого статуса, что свидетельствует о нарушении субординации. Перлокутивная цель такого вызова как реактивного акта заключается в том, чтобы любыми средствами, в том числе и посредством унижения /принижения позиции собеседника, оказав противодействие, отстоять свою позицию, свой статус и даже повысить его. В этом смысле вызов «дерзкое противостояние» является ярким примером вызова роли собеседника, который в свою очередь несет угрозу позитивному лицу собеседника и также представляет собой случай намеренного нарушения общего ПС. А с точки зрения моральных и этических норм, вызов роли в рамках вызова «дерзкое противостояние» является ярким примером нарушения норм.
Эксплицитным вызовом такого типа является перформатив "I defy you". В отличие от эксплицитного директивного вызова "I defy you to do sth...", т.е. «Я бросаю тебе вызов сделать что-либо невозможное», данный тип вызова имеет значение «Я бросаю тебе вызов = я открыто не повинуюсь тебе /пренебрежительно отношусь к тебе». Вызов «дерзкое противостояние» может быть представлен посредством эксплицитного отказа подчиниться или заявления о противоборстве, в том числе посредством перформативного употребления глагола "I defy you...".
