Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ранние этапы становления и эволюции этнополитической организации у туркмен 32
1. Факторы становления племенной организации. Происхождение этнонима «туркмен» 32
2. Смена типов хозяйства как фактор эволюции племенной организации
3. Формы племенной организации и их эволюция 45
4. Традиции и стереотипы этносоциальной стратификации в племенном обществе 53
Глава 2. Этнополитическое состояние и трансформация туркменского общества накануне и после вхождения в состав России . 61
1. Межплеменные отношения накануне присоединения туркмен к России 61
2. Традиционные институты власти и новое административное деление Закаспийской области 71
3. Трансформация традиционной этнополитической организации 77
4. Формирование славянской диаспоры и первых групп евротуркмен 83
Глава 3. Трансформация этнополитической организации в советский период 90
1. Этнополитический контекст борьбы в Закаспии в 1917-1919 гг. Позиция Махтумкули-хана 92
2. Басмачество в контексте племенной организации туркмен. Оппозиция
Джунейд-хана 99
3. Этнополитические особенности и значение административно-территориального переустройства Туркменистана 111
Глава 4. Евротуркмены: происхождение, место и роль в этнополитической организации в советский период 123
1. Советские евротуркмены - новый этносоциальный слой 125
2. Этнокультурная среда формирования евротуркменской элиты 135
3. Племенные землячества и урбанизация 146
4. Роль традиционной семьи в воспроизводстве клановых структур 152
Глава 5. Развитие племенного гегемонизма в советском Туркмени стане 160
1. Возникновение условий для племенной гегемонии ахалтеке 160
2. Внешний контроль как средство нейтрализации гегемонизма столичного землячества 164
3. Новый вариант внешнего контроля и развитие земляческих и клановых противоречий в высшем эшелоне власти в период 1947-1985 гг. 177
Глава 6. Современное состояние и перспективы эволюции этнополитической организации у туркмен 200
1. Славянская диаспора и земляческо-племенной гегемонизм 201
2. Культурная практика племенного гегемонизма 208
3. Преемственность и новации в структуре этнополитической организации у туркмен в постсоветский период 219
4. Земляческо-племенная ротация кадров и политические кланы 227
Заключение 240
Источники и использованная научная литература 248
Приложения
- Факторы становления племенной организации. Происхождение этнонима «туркмен»
- Межплеменные отношения накануне присоединения туркмен к России
- Этнополитический контекст борьбы в Закаспии в 1917-1919 гг. Позиция Махтумкули-хана
- Советские евротуркмены - новый этносоциальный слой
Введение к работе
Национально-политическая суверенизация постсоветских республик Центральной Азии идет в тесной связи с усилением роли этнического фактора: эт- нических и субэтнических форм социальной дифференциации и интеграции, формирования политических элит, распределения экономических и политических ресурсов и легитимизации власти национальных лидеров, обеспечения их власти, собственности и привилегий. Изучение роли этнического фактора в этих процессах приобретает особую актуальность в связи с необходимостью применения дифференцированного подхода к изучению социальных, полити т" ческих и культурных процессов, происходящих в государствах региона. Одной из важнейших исторических черт и структурных особенностей обществ региона остается разнообразие этнокультурных ареалов и хозяйственно-культурных типов в связи с особенностями природно-климатических условий, устойчивостью локальных традиций и обычаев, прочностью связей семейно-кланового, родоплеменного, регионально-общинного типа. В условиях быстрых социаль-ных и культурных изменений от понимания этносоциальных, этнополитиче-ских и этнокультурных реалии локального и регионального уровней зависит и адекватная интерпретация более общих социально-политических и социально-культурных процессов, включения новых государств Центральной Азии в глобализирующийся мир.
В советский период социальному и политическому значению этнического фактора, его влиянию на реальный характер социально-политических систем центральноазиатских республик уделялось недостаточное внимание по причи нам прежде всего идеологического порядка. Непререкаемой идеологической нормой стало утверждение, что фактическое неравенство между союзными республиками ликвидировано, и каждая из них в состоянии активно участвовать в строительстве социализма и коммунизма. На рубеже 1980-1990-х гг. недооценка этносоциальной и этнополитической специфики азиатских обществ в составе СССР привела к тяжелым последствиям. Столкновения в Ферганской
долине (1989 г.), Ошской области Киргизии (1990 г.), Душанбе (1990 г.), антиармянские погромы в Ашхабаде (1989 г.) имели этническую окраску. В целом именно межэтнические отношения в национальных республиках бывшего СССР оказались одним из наиболее слабых звеньев в социально-политической структуре этих республик и в контексте общего кризиса СССР стали фактором разжигания локальных политических конфликтов. Миллионы жителей бывшего СССР стали беженцами и вынужденными переселенцами. Десятки тысяч людей погибли в результате локальных войн и межэтнических конфликтов. При этом показательно, что за исключением отдельных случаев конфликты и войны на пространстве бывшего СССР не носили антирусской направленно сти.
После роспуска СССР актуализация роли этнического фактора в бывших среднеазиатских республиках СССР вызвана утверждением здесь этнополити-ческих структур власти и этнократических режимов. Эти режимы используют авторитарные методы управления, стремясь избежать, с одной стороны, распада своих стран по этническому признаку, а с другой - обеспечить домини-рующее положение в новых государствах титульных этносов. Это создает сложные условия жизни для этнических меньшинств и прежде всего русского и русскоязычного населения, обусловливая его отток в Россию и другие страны. Так, численность русского населения в Туркменистане с 1989 г. по 2003 г. с 334 тыс. человек до 100 тыс. человек, второй по численности после русских этнической группы - узбеков - более чем в три раза: с 410 тыс. человек в 1995 г. до 123 тыс. человек в 2003 г. (32; 597).
д. Особенности и перспективы общественного развития современного Турк менистана невозможно понять без учета и всестороннего анализа роли этнического фактора, исторических процессов политогенеза у туркмен, становления и эволюции племенного строя. Присоединение туркменских племен к Российской империи и в особенности включение Туркменистана в состав Союза ССР ускорили модернизацию туркменского общества и заложили основы совре менной туркменской государственности. Однако этническая неоднородность туркмен продолжает определять внутреннюю среду модернизационных процессов в туркменском обществе, влияет на структуру политической элиты и баланс этнорегиональных интересов внутри страны. Вне исторического, этнокультурного и этносоциального контекста нельзя понять ни природу современной туркменской государственности, ни особенности правящего режима С. Ниязова. Как справедливо отмечает A.M. Васильев «политические элиты в постсоветской Центральной Азии несут родовые черты советской номенклатуры, но их корни - повторяем и подчеркиваем - были и есть в местных кланах» (325, с. 7).
Объектом данного диссертационного исследования является историческая трансформация туркменского этнокультурного ареала, который рассматривается как целостная сложная этнополитическая система, прошедшая длительный путь социальной эволюции и обладающая рядом существенных исторических особенностей. На разных этапах своего развития и в разных геополитических контекстах эта система представляла собой определенную структурную иерархию родовых и территориально-политических единиц. Иерархия включала в себя линиджные родовые объединения, территориально-родовые группировки (объединения родственников и неродственников), территориально-племенные общности разного таксономического уровня, не имеющие общего политического центра, но связанные легендами об общем происхождении, самоназванием и культурными особенностями (язык, одежда, материальная, духовная и бытовая культура).
Предметом диссертационного исследования является становление и эволюция этнополитической организации туркмен как сложной системы, т.е. процесс политогенеза в этнологическом (политико-антропологическом) значении этого слова. При этом основное внимание уделено этапам политогенеза у туркмен, его факторам и структурным особенностям в разные периоды этнической истории. Это, прежде всего, становление и эволюция племенной организации: племенных землячеств, племенных союзов, племенных конфедера ций, являющихся, в контексте этнической истории туркмен, наиболее значимой формой сложной надлокальной политической организации.
Цель диссертационного исследования состоит в выявлении особенностей эт-нополитической организации туркмен в исторической динамике и с учетом внешних геополитических и геокультурных факторов социально-политической эволюции туркменского общества. В соответствии с этой целью определены основные задачи диссертации:
1. Проанализировать ранние этапы политогенеза у туркмен, его факторы и особенности в этнокультурном и историческом контекстах.
2. Исследовать условия и характер этнополитической трансформации туркменского общества в составе Российской империи.
3. Выявить основные факторы, формы и результаты трансформации этнополитической организации туркмен в советское время.
4. Раскрыть причины и формы возрождения племенного гегемонизма в этнополитической практике и в политической культуре постсоветского Туркменистана.
Степень научной разработанности и новизна исследования определяется тем, что в научной литературе советского и постсоветского периодов нет специальных конкретных исследований процесса политогенеза у туркмен в единстве его исторических этапов и в динамике этнокультурных форм. Исследования политической организации туркмен и ее этнических особенностей сводились в контексте досоветской истории к отношениям доминирования одного класса над другим, применительно к советской эпохе - к развитию туркмен и страны в целом «под руководством КПСС». Методология такого подхода основывалась на представлении о традиционном обществе как статичном образовании, лишенном собственной внутренней логики и динамики эволюции, способном развиваться лишь под внешним влиянием, на основе привносимых со стороны инноваций.
Внешнее воздействие на племенное туркменское общество, бесспорно, играло и играет важную, порой решающую роль в его истории и социокультур ной трансформации. Однако при этом нельзя упускать из виду, что это воздействие способно быть результативным только в том случае, если оно учитывает и использует внутренние механизмы политического развития племенного об- м щества и собственную логику его исторических трансформаций. Архаический субстрат властно-управленческих отношений сохраняет значение и может обнаруживать тенденцию к эволюционным изменениям в различных общественных и политических системах, в том числе и в системах современного типа. В диссертации впервые делается попытка показать на историко-этнографическом материале единство эволюции племенной организации и эт & нической истории туркмен, противоречивое взаимодействие процессов этни ческой дезинтеграции и консолидации.
Теоретико-методологическим основанием исследования служат концепция этноса как целостного этносоциального организма, неразрывно связанного с социально-экономическими факторами (322, с. 48-54), а также концепции сложной, нелинейной природы социокультурной эволюции и политогенеза. Среди последних первостепенное значение имели концепции племени как особой формы социально-политической организации сложных непервобытных обществ (356, с. 265-291), вторичных государств, складывающихся под внешним влиянием первичных центров цивилизации (623; 624) и синполитейных обществ, т.е. синхронных государственным и эволюционирующим под их влиянием (289), многолинейной эволюции сложных обществ и альтернативных государству форм политогенеза (работы Л.Е. Куббеля (276; 277), П.И. Кушнера (362), Д.М. Бондаренко (246), А.В. Коротаева (351-357), Н.Н. Кради на (275). В контексте задач данного исследования большой интерес представ ляют разработанные в рамках так называемой потестарно-политической этнографии (277) концепции традиционного субстрата в политических системах колониального и постколониального африканских обществ (379; 380; 265). Учтены также концепции генезиса древних цивилизаций на Востоке СП. Толсто-ва (302-304) и В.М. Массона (282).
4)
В центре внимания настоящего исследования находится этнополитическая организация общества племенного типа, включая родоплеменные, территориально-племенные, синполитейные образования. В этой связи в диссертации сделана попытка ввести в научный оборот понятие «этническое общество»
(ЭО). Этнические общества состоят из племен вторичного типа - субэтносов. Субэтнические группы столетиями живут компактно, в ареалах пространственно изолированных друг от друга. Внутри ареалов племенное смешение задерживается на стадии инкорпорации. Родоплеменная сплоченность конкурирует с территориальной. Эндогамии и этно-расовые предубеждения использу » ются в качестве инструментов строительства социальной структуры. Общеэт ническая самоиндентификация сочетается с племенным самосознанием. Старые легенды об иерархии племен тенденциозно редактируются в соответствии с новыми реалиями.
Термины «этнос» и «этническая общность» утвердились в отечественной этнографии достаточно давно. Этому немало способствовала подготовка многотомной серии «Народы мира», содержание которой настоятельно потребова- ло учета тесной взаимосвязи этнических и социальных факторов и типологи зации этнических процессов (349; 383, с. 27-34). Тем не менее, понятие ЭО в отечественной этнологии еще не получило широкого применения. Вместе с тем, налицо факт широкого применения предиката «этнический» в сочетании с существительными: общность, стратификация, фактор, неприязнь, политика, государство, идеология, самосознание, баланс интересов, федерализм, предубеждения и т.д.
Понятие ЭО, с нашей точки зрения, позволяет сконцентрировать внимание на главной характеристике, которое объединяет разнообразные виды и уровни этнополитической организации, а именно, на этнических и межэтнических отношениях как особой форме социальных и политических отношений. В этой связи представляется важным показать различия между такими внешне сходными понятиями как «этническая общность» и «этническое общество».
4) Под первым понимается совокупность людей, обладающая относительной культурной общностью с присущей ей антитезой «мы — они» (249, с. 31). Рассматривая этническую общность как «этническое общество», мы изучаем характеристики не только и не столько сближающие составные данной этнической общности, сколько разъединяющие и противопоставляющие их друг другу (антропологически, территориально, генеалогически и т.п.). ЭО, как и этнической общности, присуща антитеза «мы - они», но она направлена не вовне, а внутрь этноса. Поэтому для членов ЭО характерно дуальное (биэтническое) самосознание (племенное и общеэтническое), в котором родственные генеалогические отношения или легенды о них являются системообразующей связью и идеологической базой для политической самостоятельности и доминирования одних суб-этнических групп (в нашем случае - племен) над другими - родственными и неродственными племенами. Введение в научный оборот понятия ЭО, на наш взгляд, позволяет снять проблемы, возникающие в научной литературе в связи с очевидной двузначностью понятия «племя» как собственно родовой (линиджной) организации, основанной на реальных родственных отношениях, и как организации так называемого «вторичного» или «позднего племени», в котором родственные связи лишь вуалируют, «облагораживают» социальные противоречия.
В этническом обществе «человек, у которого нет «собственных» родственников, - это человек антисоциального поведения» (318, с. 31). Родственные и родоплеменные связи функционируют в качестве собственно социальных отношений в силу неразвитости классовой стратификации, либо для того, чтобы «облагородить», смягчить существование социального неравенства. Социально-профессиональная структура в ЭО не имеет самостоятельного, самоценного значения, поэтому этнические связи и отношения, земляческая солидарность сохраняются независимо от тенденций социально-экономического развития. Так, в современных условиях, имея дело с двумя политиками демократической ориентации туркмен больше поверит соплеменнику и земляку. Это правило жизни в этническом обществе, где решающее значение в борьбе за власть играет фактор внутриплеменной (земляческой) сплоченности.
В рамках ЭО может достигаться известный уровень формирования и консолидации государственности на базе исторической, культурной, языковой, генеалогической и прочих форм близости субэтнических (племенных) структур. Эта способность племени к консолидации, в том числе и к трансформаци-ии в политические образования, особенно ярко проявляется в периоды внешней опасности и под властью чужеземного сильного государства. Вместе с тем, ЭО имманентно присуща тенденция к этническому разделению на внут-риэтнические (племенные) группировки, вступающие в борьбу за власть в условиях ослабления внешней угрозы и усиления внешних стимулов политического развития.
Другим ключевым для данной работы понятием является один из базовых терминов политантропологии и потестарно-политической этнографии — поли-тогенез. Целям и задачам данного исследования больше соответствует эмпирическое, конкретно-историческое значение этого понятия - становление и эволюция сложной (надлокальной, в нашем случае - позднеплеменной и над-племенной) политической организации. Тенденции политогенеза в этнических обществах (сообществах) изначально базируются на организации управления по принципу племенных ханств и аморфных конфедераций, а культурная антитеза «мы или они», в отличие от обществ-наций, направлена преимущественно вовнутрь этноса. Политогенез у туркмен представлен в диссертации как развитие двух (горизонтального и вертикального) типов этнополитических связей. Их взаимодействие образует, как мы полагаем, основной вектор политического развития страны. Развитие горизонтального типа связей выражается в постоянной сегментации семейных кланов. Этот процесс ведет всякий раз к образованию новой родовой (линиджной) группы, обладающей отдельной самостоятельной структурой управления и определенной хозяйственной самостоятельностью. Данный процесс ведет также к созданию союзов родов и племен. Развитие вертикального типа связей выражается в стремлении прежде всего чис ленно доминирующих родовых групп к политической надлокальной гегемонии, которую в научной литературе принято называть трайбализмом.
Эволюцию этнополитической организации туркмен нельзя рассматривать в отрыве от внешнего исторического, культурного и геополитического окружения. Поэтому в диссертации уделено важное место теоретической проблеме соотношения и взаимодействия эндогенных форм и факторов политогенеза, с одной стороны, а с другой - форм государственности, привнесенных или сложившихся под влиянием внешнего политического и цивилизационного окружения. К характеристике политогенеза у туркмен (в прошлом преимущественно скотоводов-кочевников и полукочевников) вполне применимы оценки Н.Н. Крадина об обществах номадов, в которых сложная иерархическая организация власти в форме «кочевых империй» и подобных им политических образований развивались только в тех случаях, когда они были вынуждены иметь длительные и активные контакты с более высокоорганизованными земледельческо-городскими обществами...» (274, с. 149). В этом контексте особо важны концептуальные вопросы места и роли России в трансформации традиционных этнополитических структур после присоединения туркменских племен к Российской империи и, особенно, в условиях строительства советской государственности, проблемы возрождения роли этнополитического (племенного) фактора в постсоветском Туркменистане.
Особо важное место в диссертации занимает понятие и концепция синпо-литейного общества, которая в отечественной социальной антропологии истолковывается как интерпретация развития «первобытных обществ под воздействием уже сложившихся цивилизаций» (274, с. 212). По нашему мнению, принцип синполитейности применим не только к первобытнообщинному, но и к любому догосударственному обществу, которое, в силу исторических обстоятельств, оказалось под доминирующим влиянием развитого государства или цивилизации. Синполитейная фаза этнополитического развития характеризуется тем или иным уровнем представительства иноземных политиков в высшем эшелоне власти, иноземцы формируют и контролируют работу мест ной политической администрации. В рамках централизованного государственного образования унитарнрого типа вертикальная (иерархическая) модель по-литогенеза становится безальтернативной. Однако авангардным слоем этого генерального процесса в рамках этой модели является не племенное землячество, а новый этносоциальный слой - «модернизаторов», формируемый из различных племенных землячеств. В контексте этнополитического развития туркмен такая форма гегемонии противостоит земляческо-племенному гегемонизму и возникающему на его основе национализму.
Используемое в работе понятие этническая (племенная, земляческо-племенная) гегемония является важнейшим инструментом для понимания по-литогенеза туркменского общества, особенно в постсинполитейный период. В условиях традиционного трайбализма эпохи кочевого и полукочевого скотоводства наиболее типичной формой гегемонизма был племенной гегемонизм -образование союзов племен под лидерством крупного племени: языров, эрса-ри, салоров и др. В процессе перехода основной массы туркмен к оседлости получает развитие территориально-племенной гегемонизм, т.е. признание политического доминирования племени в рамках определенного ареала проживания над малочисленными неродственными племенами. В синполитейный период возникают предпосылки для развития надлокальных форм гегемонизма путем захвата стратегических позиций в государстве земляческим кланом.
В работе использованы традиционные и нетрадиционные методы этнографического и полит-антропологического исследования. К традиционным методам относятся:
- извлечение информации из письменных литературных, а также архивных источников из фондов Российского государственного архива социально-политической истории, Государственного архива Российской Федерации, фондов Центрального государственного архива Туркменистана и Центрального государственного архива политической документации Туркменистана;
- экспертно-пилотажные этносоциологические опросы населения г. Ашхабада1.
- наблюдения автора в рамках этнографической экспедиции в Марыйской . области ТССР ; анкетирование туркменского населения (город и село) по вопросам их отношения к модели многодетной семьи3;
- включенное наблюдение: беседы и интервью с непосредственными очевидцами и участниками общественно-политических событий в советском и постсоветском Туркменистане (438).
Нетрадиционные методы исследования включают в себя: Ф - метод определения превалирующего в средневековую эпоху типа соци ально-экономической организации туркменского общества. Метод основан на разработанной под руководством покойного туркменского этнографа М. Дур-дыева формуле гипотетического максимума скотоводческого населения в Туркменистане (ГМС);
- метод анализа эволюции стереотипов племенного этнополитического самосознания в советское время;
- индексирование уровней синполитеинои гегемонии в советское время, основанное на показателях иноэтнического (иноземного) демографического и политического доминирования.
Практическая значимость работы определяется тесной связью процессов политогенеза у туркмен и той конкретной ситуацией, в которой складывается государственность независимого Туркменистана. Вне контекста этих процессов, связанных с эволюцией племенной организации, трудно понять причины возрождения трайбализма в республике в форме племенного гегемонизма, спе- цифическую авторитарную природу правящего режима, факты проводимой им политики ретрадиционализации общества. Материалы диссертации могут использоваться в сравнительных этнополитических и исторических исследованиях, учебно-лекционных курсах по истории и этнологии Центральной Азии.
Хронологические рамки исследования охватывают этнополитическую историю туркмен, начиная с эпохи завершения их этногенеза (X век) и до на- стоящего времени. Эволюция этнополитической организации туркмен притом подразделяется на пять крупных исторических этапов:
1. Этап догосударственного развития племенной этнополитической системы у туркмен (X-XVI вв.).
2. Этап догосударственного развития, характеризующийся переходом от племенных к территориально-племенным образованиям (XVII-XIX вв.).
3. Этап изменений и трансформации этнополитической организации туркмен после их вхождения в состав Российской империи (1881-1917 гг.).
4. Период строительства в Туркменистане государственности советского типа на базе политики качественного изменения состава местных элит, утверждения новых форм балансирования их интересов в структуре центральной республиканской власти (1917-1991 гг.).
5. Постсоветский период строительства в Туркменистане этнократической государственности на базе гегемонизма столичного племенного землячества (1991-2001 гг.).
Источи иковая база исследования сформирована на основе работы автора в библиотеках и архивах Туркменистана (1977, 1991-1993 гг.), в Российском государственном архиве социально-политической истории в Москве (1993-1996, 2002-2004 гг.), в библиотеках России, Западной Европы и США (1996-2003 гг.). Помимо архивных материалов, источниковая база включает в себя:
1 Официальные материалы, прежде всего выступления Президента Туркменистана С. Ниязова;
2. Материалы средств массовой информации (официально выходящие в Туркменистане газеты, журналы и туркменский оппозиционный «самиздат»). Среди газет следует особо выделить материалы «Туркменской искры» за 1920-1930-е гг. (в 1990-е гг. - «Нейтральный Туркменистан»), интернет-сайты: журнала «Туркменистан» (www.turkmenistan.ru); органа печати Объединенной демократической оппозиции Туркменистана «Свободный Туркменистана» (www.erkin.net, редактор А. Кулиев); органа печати Временного народно-демократического движения Туркменистана «Гундогар» (www.gundogar.com, редакторы Б.Шихмурадов); органа печати «Республиканской партии (в изгнании)» Ханамова - Ыклымова (www.dogryel.com); органа печати Оппозиционного Движения «Возрождение» (www.vatan.com).
3. Экспертно-пилотажные социологические исследования, проведенные автором или при его участии:
3.1. Среди русских г. Ашхабада по проблеме их отношения к выезду из Туркменистана (1994 г.). Анкета для этого опроса (стандартизированного ин-тервиьюирования) разработана автором при содействии Всероссийского Центра изучения общественного мнения (консультант - Л. Гудков). Опрос охватил 88 респондентов: служащих и студентов (все русские). Мужчины и женщины составляли почти равные части респондентов. Около 15% респондентов состояли в межнациональных браках, а 38,6% происходили из таких семей. Это были в основном русско-украинские (свыше 20%), русско-туркменские (9%), русско-татарские и русско-мордовские (по 4,5%), а также русско-узбекские семьи. На территории Туркменистана родились 58% опрошенных; 22,6% - на территории России; 20,4% - на территории других республики бывшего СССР. С момента рождения постоянно жили в Туркменистане 55,7% респондентов,
32,9% - прожили в Туркменистане 16 и более лет.
3.2 Изучение современной туркменской семьи на базе анкетного интервьюирования 130 женщин-туркменок - экспертов в вопросах традиционного репродуктивного поведения женщин, проживавших в сельских поселениях (поселок «Гёокча» и колхоз «Совет Туркменистаны»), расположенных близ Ашхабада (439).
3.3. Экспертное этносоциологическое обследование, проведенное на промышленных предприятиях Ашхабада в 1981 г. (опрошено около 200 туркменок) (635, с. 49-55) на предмет изучения их отношения к многодетной семье. Респонденты состояли в браке, имели не менее трех детей, возраст женщин не превышал 35 лет. В создании анкеты и программы пилотажного обследования участвовали также зав. сектором Института социологических исследований АН СССР, д. ф. н. А.И. Антонов, старший научный сотрудник сектора конкретно-социологических исследований Института этнографии АН СССР И.А. Гришаев, старшие научные сотрудники Центра по изучению проблем народонаселения МГУ им. Ломоносова В.М. Медков, Н.В. Зверева и автор данной работы.
4. В работе использованы также материалы личного архива автора -фрагменты дневниковых и аудиозаписей бесед с экспертами по вопросам эт-нополитического развития Туркменистана в советское и постсоветское время: первым министром иностранных дел независимого Туркменистана А.О. Кулиевым, бывшем заместителем министра сельского хозяйства Туркменистана СБ. Ыклымовым, бывшим сотрудником Пресс-службы Президента Туркменистана Ё.А. Аннакурбаном, корреспондентом туркменской студии радио «Свобода» М. Сахатовым, поэтом-диссидентом Ш. Нурмурадовым, бывшим вице-премьером правительства С. Ниязова Н.Т. Союновым, бывшим вторым секретарем ЦК Компартии Туркменистана В.Н. Рыковым, редактором журнала «Центральная Азия и Кавказ» политологом X. Эсеновым, активистом народного движения «Агзыбирлик» А.-Д. Велсапаром, журналистом X. Юсупом, этнографом М. Бердыевым, журналистом А. Гоша, бывшим депутатом Верховного
Совета ТССР - Туркменистана X. Союновым;
5. При подготовке диссертации изучены и учтены литературные источники периода до и после вхождения края в состав России. Это сочинения Абульга- зи-хана (395; 450), арабских и персидских хронистов, опубликованные в сбор- ф, нике «Материалы по истории туркмен и Туркмении» (137), сведения путеше ственников, посетивших Туркмению до ее присоединения к России (А. Джен- кинсона (333), Н. Н. Муравьева (457), Н. Ханыкова (308), Г.С. Карелина (547), Г.И. Даниловского (523), М.Н. Галкина (133). А. Бориса (131), К. Боде (411), А. Вамбери (132), описания М. Алиханова (396), П.М. Лессара (452; 453), А. Ломакина (451), Ф.А. Михайлова (565), К.М. Федорова (474), В.В. Русинова (469) •( и др.
Научная литература по теме диссертации. Концептуальная разработка проблемы племенного гегемонизма, традиционных структур власти и их трансформации на туркменском материале невозможна без использования большого накопленного теоретического и методологического опыта в области этнологических и сравнительно-исторических исследований. Обобщение этого опыта содержится в работах: - российских и подготовленных под их руководством туркменских
а) антропологов: А.И. Ярхо (600, с. 70-119), М.Г. Левина (560), Л.В. Ошанина (576-579), В.В. Гинсбург и Т.А. Трофимовой (259), Н.А. Дубовой (335- 337);
б) этнографов: Г.И. Карпова (548-555), Ю.Э. Брегеля (413), Г.Е. Маркова (367-368), К.П. Калиновской (346), СП. Полякова (466-467), Я.Р. Винникова (418), Т.А. Жданко (341-343), Г.П. Васильевой (508-515), А.О. Оразова (464 0t 465), А.Д. Джикиева (426-429), К.Н. Нурмухамедова (462-463), Ч. Язлыева (484), О. А. Амантыева (397-398).
в) историков: Н.И. Веселовского (518), В.В. Бартольда (408, 496, 498, 499), Н.А. Кононова (450), А.Ю. Якубовского и А. Каррыева (449), СП. Толстова (304), М.Н. Тихомирова (472), СГ. Агаджанова (486, с. 32-39), М.А. Аннане- песова (490-492), Х.Ю. Юсупова (482).
Интересный дополнительный материал о коренном реформировании традиционной структуры туркменского общества в советский период содержится в книге А.С. Сапарова (470). В работах Т. Дурдыева показаны особенности процес А са формирования национальной интеллигенции («евротуркмен») русского и со ветского Туркменистана (432-433). Материалы об уровне развития общеэтнического самосознания у туркмен в позднесоветское время представлен в докторской диссертации туркменского социолога О. Мухамметбердиева (459). Обобщенные сведения о родоплеменной структуре у туркмен опубликованы в работах филолога СА. Атаниязова (405). В самые последние годы усиливается внима ние к проблемам строительства национальной государственности в Средней
Азии среди российских исследователей. В работе К.Е. Размахова исследуется процесс становления государственности в Туркменистане, «вовлечения коренного туркменского населения в советское строительство», «преодоления родоплеменной вражды» в период 1917-1925 гг. (667).
В целом, указанные исследования имеют большое значение для понимания этноисторического, культурно-хозяйственного, социокультурного контекста политогенеза у туркмен: роли антропологических признаков в социальной стратификации местного общества, границ культурного ареала расселения туркмен, эволюции культурного типа традиционного хозяйства туркмен, воздействия России на этнополитическое развитие туркмен.
Следует подчеркнуть, что прошлое туркмен вообще и с позиции этнологии в особенности, изучено пока весьма отрывочно и зачастую под влиянием политической конъюнктуры. За исключением отдельных научных статей и со 01 общений, посвященных вопросам становлению государственной организации
у туркмен в средневековый период (588), в российской и мировой историографии нет исследований, посвященных специально этнополитическому аспекту развития Туркменистана в конце XIX и XX в. Центральная для понимания политогенеза у туркмен тема - трайбализм, особенно, его проявление в форме племенного (земляческого) гегемонизма - находилась под запретом в советском Туркменистане. В этой связи так и остались не опубликованными многие рукописи, в частности, рукопись монографии Г.И. Карпова и СП. Толстова «Социально-экономические основы родоплеменной организации у туркмен» (1933 г., 10 п.л.), А. Бернштама «Туркменский род и колхозы» и мн. др.
Ф) Вторая среднеазиатская этнографическая конференция в апреле 1944 г. в
Ташкенте впервые заявила о кризисе в советской этнографии. В резолюции этой конференции записано: «Почти повсеместно (имеется в виду Среднеазиатские республики - Ш.К.) наблюдается недооценка научного значения этнографии как исторической дисциплины (...). Эта недооценка значения этнографии повела к ликвидации этнографических отделов в некоторых филиалах Академии наук (Туркмения), вообще отсутствию их (Таджикистан, Киргизия, Казахстан). При наличии довольно многочисленной этнографической литературы в 20-х и отчасти в 30-х годах, в результате той же недооценки значения этнографии в настоящий период (еще до войны) наблюдается почти полное прекращение изданий этнографических работ по Средней Азии и сокращения этнографической тематики в планах научно-исследовательских учреждений республик» (553, с. 36-38).
Вместе с тем, исследования племенного состава туркмен были очень важны для проведения национально-государственного размежевания Средней Азии и повседневной управленческой практики. В этой связи, например, в 1925 г. при демографической переписи ЦСУ ТССР в Ташаузском, Чарджоуском и Кер-кинском округах (ранее входившим в состав Бухарской и Хорезмской народных советских республик) фиксировалась не только принадлежность населения к большим этническим группам (узбекам, туркменам, таджикам), но и по
Ф племенам, коленам и подкол єнам. Это материал был разработан особой ко миссией ЦСУ в составе К.М. Роецского, Р.П. Юрханяна, Н.В. Брюловой-Шаскольской и О.Э. Визеля (183, С. 3).
Главное место среди работ советского периода занимают книги, статьи, специальные исследования (включая рукописные материалы) советского слу • жащего - этнографа-энтуазиста Г.И. Карпова4. Его вклад в изучение племенного состава туркмен сравним с тем, который в свое время сделали выдающиеся ученые Востока, изучавшие туркмен: Махмуд Кашгарский, Рашид-аддин, Абульгази-хан. Г.И. Карповым разрабатывались и претворялись в жизнь рекомендации по национально-государственному размежеванию Туркестана и эт-но-административному строительству молодого туркменского государства, в том числе направленные на пропорциональное представительство родовых групп на селе в органах власти (661).
После смерти И.В. Сталина усилился интерес официальной советской историографии к вопросам племенного состава туркмен. В изданном в 1957 г. первом томе «Истории Туркменской ССР» впервые в туркменской историографии появилась карта расселения туркменских племен (435). В этом же издании целый раздел посвящен родоплеменному составу туркменского этноса и родоплеменнои организации, дана характеристика крупных племенных группировок. Меньше места в этой книге уделено политическим взаимоотношениям племен. О доминировании одних племен над другими говориться поверхностно (435, с. 7-20).
Новая фаза исследований племенной организации относится к 60-80-м гг. XX столетия. Этот период характеризуется ростом национального самосознания, снижением роли русских в политической жизни Туркменистана, с одной стороны, а с другой - усилением позиций в политическом руководстве рес публики представителей регионов. В это время появляются многочисленные работы этнографов по этнической истории, родоплеменному составу населения различных частей Туркменистана. Параллельно усилилась тенденция к ак- Ф центированию и культивированию проявлений общетуркменской общности языка, культуры и территории. Ученые-этнографы, собирая и публикуя многочисленные легенды, фактически пропагандировали возрождение племенных традиций, напоминая о происхождении и иерархии племен в структуре туркменского этноса (работы: Дж. Овезова, Г.И. Карпова, А. Оразова, Ч. Язлыева и ДР-)- В период руководства ЦК КПСС Л.И. Брежневым и построения в СССР «общенародного государства» была сформирована и закреплена система регионального представительства в структуре центральной республиканской власти Туркменской ССР. Полностью восстановлена региональная администрация. В это время правоведы и историки проводят исследования в области административного-территориального устройства Туркменской ССР - работы правоведа В. Кадырова и историка О. Кулиева (436). В работах туркменских социологов второй половины 1980-х гг. появились первые эмпирические сведения о противоречивом развитии туркменского этноса в унитарном государстве, о сохранении внутри него и сегодня регионально-племенных различий. В конце 1980-х - начала 1990-х годов в туркменской социологии усилились поиски истоков этнического самосознания туркмен, предпринимаются попытки дать оценку зрелости этого феномена. При поддержке академика АН ТССР А.А. Рослякова были проведены первые социологические опросы для изуче- ф ния национального «феномена духовной жизни», организованы исследования национального самосознания «в региональном варианте», отмечена «абсолютизация классового подхода», начались поиски «национального самосознания» и пр. (459).
Вместе с тем, важно заметить, что исследования Г.И. Карпова и туркменских этнографов послевоенной поры, хотя и описывали внутриплеменные раз личия туркмен, однако не выходили за рамки вопросов, актуальных для поли тической практики. Работы правоведов констатировали процесс формальной эволюции административно-территориального устройства Туркменской ССР. Но их авторы глубоко не вдавались в причины того, почему на отдельных этапах областное деление в республике упразднялось, а затем возникало вновь. Почти все этнографические исследования в советском Туркменистане, несмотря на факт их роста, были обращены к дореволюционному прошлому. В разработках социологов был сделан важный шаг в сторону признания сохранения внутриплеменных противоречий, но, вместе с тем, ни одна из этих работ не касалась проблемы собственно племенного гегемонизма. Все авторы признавали, что племенные различия сохранялись, но исключительно на низовом, бытовом уровне. Категорически запрещалось говорить о том, что такие различия играют важную роль в политике, в формировании и расстановке высшего руководства республики. Как отмечали туркменские историки накануне роспуска СССР, «у некоторой части населения (к сожалению, особенно интеллигенции) бытует неправильное понимание и толкование нашей истории, они придают подлинной истории негативный оттенок. Сохранение местных и ро-доплеменных особенностей используется некоторыми людьми для сколачивания в коллективах местнических группировок по родственным признакам, что порождает целую категорию вредных явлений, мешает единству нации» (426, с. 5-6). Следует подчеркнуть, что в постсоветский период этнографические исследования в Туркменистане практически прекратились. В 1997 г. была ликвидирована Академия наук, Институт истории переподчинен кабинету министров Туркменистана, возникло учреждение под громким названием Институт культурного наследия народов Туркменистана, Центральной Азии и Востока, где работает один из этнографов-туркмен А.Джикиев, а контакты туркменских этнографов с научными центрами Москвы, Ленинграда и республик бывшего СССР прервались (416а, с. 4).
С конца 1980-х гг. в туркменской исторической науке возникают симптомы дифференциации в подходах к оценке и трактовке явлений прошлого в зависимости от земляческой принадлежности авторов исторических сочинений.
Так, в исследованиях этнографов-туркмен сделаны попытки не только исследование исторических корней консолидации туркмен-теке, но и обратить внимание на их господство (доминирование) в Южном Туркменистане и в столичной (Ахалской) зоне (426, с. 330).
Этнограф-теке, академик А. Джикиев отметил, что накануне присоединения Туркменистана к России весь Южный Туркменистан был текинским, что текинцы консолидировали и ассимилировали все мелкие группы, жившие на этой территории до прихода туда туркмен-теке (на самом деле, по численности вдвое превосходивших туркмен-теке!). По мнению А. Джикиева, к этому времени туркмены-теке представляли собой уже не уруг (род, племя), а иль, халк, т.е. локальную территориально-племенную общность (племенное землячество) - «самостоятельный народ» (426, с. 507, 511, 512).
Выводы о превращении туркмен-теке в «самостоятельный народ» вписываются в позицию туркменских этнографов кануна роспуска СССР о том, что до присоединения Туркменистана к России туркмены были «беременны» национальной государственностью под господством туркмен-теке и только российское завоевание нарушило этот процесс. Подобные оценки и выводы некорректны с научной точки зрения. Даже если представить себе возможность образования в XIX веке туркменского политического образования государственного типа, оно вряд ли вышло бы за рамки локального ханства или конфедерации ханств. Как показывает история постсоветского Туркменистана, подобные исторические реконструкции имеют прежде всего идеологическое назначение. Тем не менее, тезис о разрушении русскими якобы существовавшей туркменской государственной организации во второй половине XIX в. ныне является одним из главных в официальной идеологии. Более того, в речах Туркмен-баши говориться уже не о разрешении зачатков национальной государственности, а о собственно государстве. Выступая на заседании Народного совета 19 октября 2002 г., посвященном презентации книги «Рух-наме», Президент Туркменистана особо подчеркнул: «Гёоктепинская война 1879-1881 гг. нанесла непоправимый урон политической и экономической жизни туркменской нации, вследствие этого произошло крушение тогдашнего туркменского государства. Россия вела себя на туркменской земле как завоеватель, насаждая свои нравы, культуру и религию» (29).
Задолго до появления этих исследований крупные ученые из племени-теке попытались представить туркмен-теке «первооткрывателями» Ахала (Южный Туркменистан). По-видимому, - считает историк М. Аннанепесов, - возникновение названия Ахал связано с приходом сюда текинцев, так как до этого в источниках фигурируют названия лишь конкретных населенных пунктов: Дурун, Ниса, Абиверд, Бами, Бахарден, Геок-Тепе, Мехин, Гозган и т. д. (401, с. 52). По мнению другого ученого (туркмена-ахалтеке), слово «Ахал» происходит от имени проповедника ислама среди текинцев Ак-хал-ишана (662, с. 15).
С этим не согласны исследователи-туркмены из нетекинского лагеря. Историк О. Чоммадов отмечает, что субэтноним туркменского племени алиили (исторически враждовавшего с туркменами-теке за первенство в Ахале) был причиной возникновения топонима Ахал (595). В течение всего советского периода толкование названия этого племени сводилось к тому, что алла - «пестрый», «пестрый народ» (661, с. 88-89). Начиная с 1980-х гг., этимология ала-эли возводится к названию ахал-эли, т.е. «ахалский народ» или, другим словами, коренные жители Ахала - столичной зоны страны, те, кто имеет исторически право на проживание в этом политически важном регионе.
Историк и писатель Туркменистана из Западного Туркменистана Р. Эсенов в своей книге об оппозиции в Туркменистане в годы Советской власти пытается представить вождя туркмен-ахалтеке Махтумкули-хана как «предателя интересов нации», хотя и с определеными оговорками. «Соглашатели типа Махтумкули-хана, - подчеркивает Р. Эсенов, - тормозили развитие национального движения» (481, с. 46). Вместе с тем, Р. Эсенов (не без основания) пишет о «замечательной фигуре» туркменской духовной оппозиции царскому режиму и большевикам хане Н.Н. Иомудском (своем земляке), а также о других своих выдающихся земляках.
Туркменское общество кануна присоединения к Российской империи являло собой классический образец господства трайбализма. В этой связи нельзя не отметить монографию М.Н. Тихомирова, посвященную присоединению Южного Туркменистана к России (472, с. 239). На основе архивных документов автор показал сложный и неоднозначный процесс присоединения к России различных ханств, племенных группировок, локальных территорий туркмен (Мерва, Теджена, Иолотана, Серахса, Ленде). М.Н. Тихомиров выявил противоречия между политическими группировками туркмен. В специальном разделе он рассмотрел структуру местной и царской администрации, институт ханства и аксакалов у туркмен и др.
На материалах М.Н. Тихомирова в данной работе показано, что существование в туркменском обществе накануне присоединения к России территориально-политических структур конфедеративного типа позволяет считать научно некорректным вопрос о том характере присоединение Туркменистана к России исключительно в рамках дилеммы: захват или добровольное вхождение. Такая постановка вопроса вне исторична, т. к. базируется на ошибочном тезисе о якобы существовавшем у туркмен централизованном государстве у туркмен и монолитном этносе.
Стремление представить туркмен накануне присоединения к России зрелым, сплоченным государственным этносом прослеживаются в туркменской историографии начала 1990-х гг. - в работах академиков М. Аннанепесова и А. Джикиева. Правда, сами авторы скорее осознают слабость своей аргументации. Они отмечают, что «представители почти всех туркменских племен, по обычному праву, считались равными по кости, т. е. по происхождению. Однако, историко-этнографические материалы свидетельствуют о том, что даже внутри союзов не все племена и роды пользовались одинаковыми правами и обязанностями» (491, с. 114).
В некоторых зарубежных исследованиях также имеет место попытка игнорировать если не само по себе родоплеменное деление туркмен, то наличие внутритуркменских межплеменных противоречий. Происходит это в силу стремления подчеркнуть «зрелость туркменской нации», ее готовность к самостоятельному государственному развитию, без поддержки со стороны России. Среди подобных работ следует отметить исследования турецкого исследователя М. Сарая (642, с. 151-154).
Попытки поставить историю на службу идеологическому воспитанию всех граждан нового Туркменистана нашли свое отражение в изданной в сентябре 2001 года книге «Рух-наме», авторство которой принадлежит Президенту страны С. Ниязову.
Еще до издания книги, ее автор признавался, что «Рух-наме не будет исторической или экономической книгой. Она выразит душу, сердце, мораль туркмен. В таком и только в таком качестве она нужна обществу (...). В Рухнаме мы навеки вечные осудим вражду, землячество, национализм» (23, с. 1-2). Состоит из пяти глав различных по своей тематике, жанру, назначению. Так, вначале автор излагает материалы автобиографии и воспоминания о своем отце. Значительное место под обложкой книги занимают Конституционный закон Туркменистана о независимости и основах государственного устройства Туркменистана от 26 октября 1991 г., Соглашение между Туркменистаном и Российской Федерацией от урегулировании вопросов правопреемства в отношении внешнего государственного долга и активов бывшего Союза ССР, 31 июля 1992 г.). В другом разделе представлен пересказ важнейших положений Конституции Туркменистана (1992 г.). Тут же можно ознакомиться с докладом об основных направлениях социально-экономического развития Туркменистана до 2010 г. Новейшие документы сочетаются в книге с документами средневекового времени (например, о назначении на должности правителей). В исторической части Президент ведет наставительный рассказ о личных качествах туркмена, о «пути туркмен», о туркменской нации, о туркменской государственности, о становлении независимого Туркменистана и его культуре, включая такие вопросы, как умеренность в еде, внешняя привлекательность граждан Туркмении, важность образования и пр. Не имея научного аппарата, книга содержит много фактов из средневековой истории туркмен. Отдельные разделы работы представляют собой оформленные без ссылок компиляции из справочника К.Э. Босворта (504, с. 161-162, 169, 173, 178-179, 181, 221, 223, 237 и др.). История российско-туркменских отношений показана в мрачном свете колониальной тирании (473, с. 36).
Выход книги «Рух-наме» не свидетельствует о прекращении развития современной туркменской исторической и этнологической науки. Недавно издана в Москве уже упомянутая выше серьезная и основанная на фактах книга писателя-историка Р. Эсенова о духовной оппозиции в советском Туркменистане в первые десятилетия советской власти. Д. Аннаоразовым готовится диссертационное исследование «Антисоветское движение в Туркменистане (1918-1935 гг.)». Издана в Москве, при поддержке журнала «Вестник Евразии», книга СМ. Демидова «Постсоветский Туркменистан» (425).
Особо следует сказать о двух зарубежных диссертационных исследованиях последнего времени, осуществленных зарубежными политологами. Первое -диссертация американской исследовательницы А. Эдгар, посвященная становлению Туркменской ССР в 1920-1930-е гг. (670). Второе - исследование норвежского историка А. Хаугена, разрабатывающее основательно изученную в советской историографии тему - политической реорганизации этнополитиче-ских систем российской Центральной Азии большевиками в 1920-х гг. (671). А. Хауген размышляет о том, почему принципиальные, как выражается автор, антинационалисты-большевики сделали этнонациональную идентичность главным принципом территориально-государственного размежевания в Средней Азии. Это интересные работы, однако и в них мы не находим постановки вопроса о племенном гегемонизме как факторе политического развития в Туркменистане XX века. В работе А. Эдгар недостаточное внимание уделено институту дуумвирата первого и второго секретарей ЦК Компартии Туркменистана. Между тем, этот вопрос имеет большое значение для понимания эволюции эт-нополитической организации туркмен в советское время, особенностях формирования новых элит и их этнического состава.
Анализируя конфликты Ашхабада с периферией в 1927 г. («чарджоуское дело») и в 1932 г. («конфликт в Кизил-Арвате»), при котором Москва брала сторону Ашхабада, А. Эдгар трактует эту тактику как попытку Москвы опереться на туркмен-теке. Внешне оно так и выглядело. Но в действительности речь шла не о поощрении туркмен-теке, а о поддержке Москвой «столичного племени» как сторонников централизованной власти и наказании туркмен из периферийных регионов, требовавших большей самостоятельности.
А. Хауген во многом солидарен с выводами А. Эдгар. Он останавливается на истории восстания 1916 г. в Туркменистане, отмечая, что одной из главных его движущих сил были туркмены-йомуды. При этом автор опускает тот факт, что широкое участие в восстании йомудов было следствием внутриэтнической конкуренции йомудов с текинцами, которые, в отличие от йомудов, не получили права воевать в составе действующей российской армии: это недоверие было воспринято элитой туркмен-йомудов как унижение туркмена туркменом и стало важным стимулом к восстанию.
Завершая историографический обзор, отметим, что в последнее время появился ряд интересных работ о субэтнической конкуренции правящих групп в соседних с Туркменистаном государствах постсоветской Центральной Азии. Это исследования Э. Шатца (643), Н. Масанова (369), А. Асылбекова (319) и др. К этим работам мы вернемся в соответствующих разделах диссертации. В целом же потестарно-политическая этнография и политическая антропология центрально-азиатского региона находится пока в начале своего пути. Особенно это касается Туркменистана. Причиной этого, на наш взгляд, является закрытость Туркменистана для иностранцев и недостаток источников о процессах, происходящих в республике в постсоветское время.
В ряду политологических исследований, близких к проблемам данной диссертации, надо отнести обзорно-аналитические статьи К.П. Дударева, Л.Н. Ка-линиченко и Н.Н. Семеновой, посвященные политическому и экономическому развитию постсоветского Туркменистана (293). Некоторая часть материалов, использованных К.П. Дударевым, публиковалась ранее автор данного диссер тационного исследования в книге-справочнике об изменениях в Туркменистане после роспуска СССР (438).
Большой опыт исследования эволюции разнообразных форм этносоциальной и этнополитической организации накоплен в отечественном востоковедении, в частности в российской африканистике. Наибольший интерес для разработки темы данной диссертации представляет утвердившийся в российской востоковедческой традиции подход, согласно которому архаический субстрат властно-управленческих отношений сохраняет значение и может обнаруживать тенденцию к эволюционным изменениям в различных общественных и политических системах, в том числе и в системах современного типа. В этой связи представляются важными результаты этнологических и исторических исследований тех российских специалистов, которые подчеркивают значение традиционных политических культур в регионах Востока и связанного с этим процесса возрождения и развития в видоизмененной форме традиционных политических институтов. В этом контексте особенно важны для нас исследования российских специалистов по проблемам этноисторического, социокультурного и политического развития в конкретных странах и регионах Ближнего Востока и Тропической Африки: В.В. Бочарова (247), A.M. Васильева (325, с. 7-21), Н.М. Гиренко (328), Ю.Н. Зотовой (265), И.Т. Катагорщиной (270), Н.Д. Косухина (273), Н.Б. Кочаковой (358), Ю.М. Кобищанова, В.В. Крылова, Л.Е. Куббеля (361), В.А. Попова (292), И.В. Следзевского (380, с. 81-100), В.Э. Ха-нина(389).
Апробация работы. Диссертация выполнена и обсуждена в Центре циви-лизационных и региональных исследований Института Африки РАН. Основные положения и выводы диссертации отражены в публикациях общим объемом 61,9 п.л., в том числе в двух индивидуальных и двух коллективных монографиях. Концепуальные положения диссертации нашли отражение в докладах автора на следующих конференциях и симпозиумах: 18-19 июня 2004 г. на Международном симпозиуме «Workshop on Turkmenistan» в Оксфордском университете (Англия); 27-28 сентября 2003 г. на Международной конференции по политическим проблемам современного в Туркменистана в Праге; 3-5 ноября 2002 г. в Подмосковье, на Международной конференции, организованной фондом Сороса, Лигой защиты прав человека в СНГ, обществом «Мемориал» по актуальным проблемам политического развития в Туркменистане и соседних с ним регионах; 5 декабря 2001 г. на Международном симпозиуме в г. Эдинбурге, организованном Британской академией, Международным отделом Кабинета министров Великобритании и Центром «Восток-Запад» Эдинбургского университета по проблемам безопасности и природных ресурсов Центральной Азии и Каспийского региона; 10 декабря 2000 г. в Болдуин колледж (штат Мэн, США); 13 декабря 2000 г. в Центре Русских исследований Стетсоновского университета (штат Флорида, США, дек. 2001); в Осло (Норвегия), на конференции, посвященной проблемам Туркменистана и Таджикистана, организованной Центром русских исследований Министерства иностранных дел Королевства Норвегии (окт. 1996); в сентябре 1992 г. на конференции «Россия и Восток», организованной Институтом востоковедения РАН и др.
Факторы становления племенной организации. Происхождение этнонима «туркмен»
По Бернштаму, туркмены возникли на базе объединения огузов1 с потомками автохтонного сармато-аланского населения и эфталитами (321, с. 18), при доминировании огузов. Первые сведения об огузах получены учеными из арабских источников первой половины IX в. По известиям, относящимся к IX - началу X в., огузы занимали степи от нижней Сырдарьи и Арала до территории расселения хазар и волжских болгар на западе (486, с. 32-39). По Рашид-ад-дину (1247-1318 гг.), огузы состояли из 24 племен. По М. Кашгарскому, - из 22, т. к. два племени объединились и выделились в народ халадж (450, с. 91-92).
Далеко не всякая совокупность людей, обладающая относительной культурной общностью, является этносом. Этническому самосознанию присуща отчетливо выраженная оппозиция «мы - они». Поэтому этнос - это общность людей, которая осознает себя как таковую, отличая себя от других аналогичных общностей. Это осознание членами этноса своего группового единства находит внешнее выражение в общем самоназвании - этнониме.
Политическая мобилизация части огузских племен под этнонимом «туркмены» является яркой иллюстрацией взаимосвязи протекания политогенеза и этнических процессов.
Народ под именем «туркмены» впервые выделен в средневековых арабских письменных источниках X века. Все версии о происхождении этнонима «туркмен» можно разделить на 5 условных групп: этногенетическая, религиозная, расовая, легендарно-историческая, геополитическая. При этом важно, что: за единичным исключением, все версии указывают на то, что народ получил имя «со стороны», и только после этого туркмены приняли его как само название; 2. большинство версий объясняют происхождение имени методом языковой дешифровки составляющих его слов; 3. все исследователи согласны с толкованием первой части слова (тюрк), как указывающей на признание огузами своей принадлежности к тюркскому кор-ню. Объяснение второй части (мен) является центральным элементом дискуссии. Во всех версиях сделана попытка найти во второй части слова «туркмен» объяснение происхождения этнонима; 4. по сути же, ни одна из версий не противоречит другой, т.к. все они построены либо на фактах, либо на мифах о праве носителей этого имени на гегемонию (среди огузов) и привлекательности этого имени как самоназвания для других племен. Этногенетическая версия. Выдвинута географом Макдиси (вторая полови на X в.). Под туркменами он имел в виду огузов и карлуков (499, с. 5, 6). По А. Борису, «турки и команы, народ смешанный» и отсюда имя «туркмены». У А. Вамбери указано на связь туркмен с команами: тюрк-и-комани - тюркоман — тюркман (132, с. 5; 134, с. 4). Вторая часть слова в названии тюркмон проис ходит от иранского манад, «подобный». Но «туркмены» в то время могли бы быть прямыми потомками древних тюргешей. Вторая часть в слове тюрг-еш синонимична иранскому monad, т. е. «подобный, похожий» (450, с. 98). Расовая версия. В китайских и мусульманских источниках наименование тюркмон появляется с периода противостояния западных тюрков с иранцами в Туркестане, а затем в Персии. В сочинениях А. Вамбери указано, что слово «туркмен» произошло из имени тюрк и суфикса мен, который соответствует английскому ship, dom; оно применяется по отношению к целой расе и, значит, номады называют себя тюрками по преимуществу. Об этом же писал Н.А. Аристов (494, с. 6).
Легендарно-историческая. В «Словаре тюркских наречий» («Диван лугат ат-тюрк») М. Кашгарского наречение именем «туркмен» народа приписывается Александру Македонскому (139, с. 312-313). Эта же этимология (но без упоминания Александра Македонского) приведена Рашид-ад-дином (142, с. 85). Делается попытка удревления этнической истории туркмен, обоснования их старшинства их над другими «молодыми» народами. Этногенетическая легенда, разделяемая самими туркменами, гласит, что имя происходит от имени собственного Туркмен, родоначальника туркменского народа (411, с. 67). Эта версия воспроизводит более раннюю и тоже легендарную гипотезу самих огу-зов о происхождения этнонима огуз от имени легендарного Огуз-хана2.
Религиозная. По словам Бируни (973-1048 гг.) и Марвази (XI или первая пол. XII вв.), туркменами называли огузов (гузов), принявших ислам (599, с. 51-52). Религиозная версия представлена также историком Нешри (ум. в 1520 г.). Он объяснял слово тюркоман через персидское тюрк имон - «верующий тюрок» (637, с. 279-292).
Обобщив все версии, мы приходим к выводу о наибольшей достоверности геополитической версии. Для военного проникновения на Средний Восток кочевникам нужна была идеология консолидации и, конечно, имя, символизирующее эту консолидацию. Популярность имени определялась, с одной стороны, его актуальностью с точки зрения противостояния тюрков иной культурной среде, с другой - признанием достижения тюркским элементом этнополи-тической гегемонии в Центральной Азии. Новое имя помогало этническому взаимодействию, демонстрируя общность культуры кочевников всего Туркестана.
Межплеменные отношения накануне присоединения туркмен к России
Перемещение магистральных путей мировой торговли Азии с Европой в конце XV - начале XVI в. с суши на море и связанное с этим падение значения Великого шёлкового пути1 активизировали отношения среднеазиатских ханств с Россией. В немалой степени этому способствовали захват Россией в 1552 г. Казанского ханства и присоединение в 1557 г. Астрахани. С 1715 по 1720 гг. Петром I были снаряжены шесть восточных экспедиций на Каспий. Туркмены были вовлечены в эти процессы. Через их мангышлакские кочевья проходили торговые и посольские караваны из Бухары и Хивы в Россию и обратно, в частности туркменское племя човдоры в XVIII-XIX вв. «продолжало оставаться хозяевами мангышлакского торгового пути» (435, с. 67).
В итоге победы над Персией (1813 г.) Россия стала хозяйкой на Каспийском море. Но военного интереса к туркменским землям Российская империя не проявляла до тех пор, пока не возникла реальная опасность овладения регионом Великобританией, которая в начале XIX в. уже контролировала Северозападную Индию, Иран и претендовала на Афганистан. Неудачи в Крымской войне (1853-1856 гг.) подтолкнули Россию к завоеванию Туркестана. В 1863-1874 гг. были покорены Ташкент (1865 г.), Бухара, Самарканд (1868 г.), Хива (1873 г.), Коканд (1873-1876 гг.).
Туркмены своего государства не имели, номинально являясь подданными соседних государств. Подчинение Россией Бухары и Хивы не означало автоматического присоединения к России туркменского Прикаракумья. Туркменистан и населявших его туркмен России предстояло покорить. Поскольку туркмены представляли собой суверенные территориально-племенные группировки, процесс присоединения Туркменистана к Российской империи был много- этапным. Чтобы овладеть тем или иным стратегически важным оазисом, надо было или договариваться, или воевать с каждой из племенных группировок.
В советское время оценки общего характера и последствий присоединения туркмен к России колебались в зависимости от политической конъюнктуры. До Второй мировой войны, когда советские идеологи стремились доказать, что с колониальным прошлым царизма покончено, преобладала оценка: «завоевание», в контексте осуждения политики царизма. Любопытно, что такая оценка, впрочем, не расходилась с оценками дореволюционной историографии. Но и эта оценка была идеологизацией процесса присоединения, стремлением укрепить дух империи.
В послевоенное время, когда был усилен акцент на консолидирующей роли русского народа в сообществе советских наций, вновь, по идеологическим соображениям, произошло смещение оценки присоединения туркмен к России: о завоевании стали говорить меньше, а о прогрессивных последствиях присоединения - больше. Высшей точки идеологизации этот процесс в историографии достиг в 1980-х гг., когда появилась версия о добровольном вхождении туркмен в состав России.
В годы гласности и перестройки дискуссия вспыхнула вновь и завершилась компромиссной формулировкой: одни племена вошли в состав Российской империи добровольно, другие - были завоеваны. Таким образом, был сделан принципиально новый шаг в сторону объективного понимания истории туркмен вообще, как истории сегментированного по племенному принципу этноса. В контексте реальной этнополитической разобщенности туркменского этноса, внутриполитического устройства каждого племени по типу федераций и союзов племен - по типу межэтнических конфедераций (Глава 1), разноречивая оценка характера присоединения туркменских племен к России вполне логична. В условиях традиционного конфедеративного устройства каждое племенное землячество было легитимно решать международные вопросы, вопросы войны и мира. Исходя из этого, Россия вступала в союзы с лидерами одних племен для того, чтобы результативнее покорить других.
Мангышлакские и западные туркмены (йомуды) в 1745, 1767, 1798, 1810, 1811, 1813, 1819, 1846 гг. просили Россию о получении подданства. Можно лишь догадываться, в каких формах мыслили политическое покровительство России уже ставшие номинально подданными России туркмены-йомуды. Согласно письму йомудских аксакалов о принятии их в российское подданство в статусе вассального княжества, йомуды просили о покровительстве, объясняя это тем, что тогда они «будут страшны соседям, и тогда к нам пристанут все другие туркменские племена» (518).
В середине XIX в. туркменское население западного (приморского) Турк-менистана находилось под влиянием авторитета Кият-хана , который был обязан своим возвышением личным качествам и сотрудничеству с Россией в борьбе с Ираном. В 1860-х гг. Кият-хану принадлежала уже половина Челеке-на с лучшими нефтеносными землями. О богатстве этого человека можно судить по тому факту, что в 1825 г. он временами платил рабочим 40 руб. серебром ежедневно, тогда как 20 лет спустя дневной заработок составлял лишь 30 коп. Кият-хан был проводником русской политики в Туркменистане. Во время русско-персидской войны (1826-1827 гг.) он, по указанию русского командования, возглавил йомудский отряд, совершавший глубокие военные рейды в Иран, чуть ли не до Тегерана. Во время в одной из таких операций был захвачен табун коней иранского шаха. Западно-йомудский хан прямо просил о «бескорыстном покровительстве России» (447).
Этнополитический контекст борьбы в Закаспии в 1917-1919 гг. Позиция Махтумкули-хана
Революционные события в России были встречены туркменской племенной знатью (прежде всего, в Ахале) сравнительно спокойно, как внутреннее дело русских. Туркмены в большинстве отстаивали традиционный уклад жизни, родовую общину «туркменчилик» (неписанные законы предков). По свидетельству хана Йомудского, с осени 1917 г. «огромная масса туркмен начинает изолироваться по своим аулам, возможно дальше отходя от городов и линии железной дороги... Туркменские массы замыкались в своих аулах» (534, с. 18).
Основная масса туркменского населения оставалась равнодушной к противо стоянию большевиков и меньшевиков, белогвардейцев и красноармейцев (593, 4). «Действительно, - отмечает историк-писатель Р. Эсенов, - большевист ская революция в Туркменистане была привнесена извне, она была непонятна основной массе туркменского дайханства, стоявшего в стороне от революционной борьбы» (481, с. 23).
Туркмен-реформаторов, носивших одежду европейского фасона, в туркменской среде окрестили презрительным словом дарбалак (узкоштанники: 477, с. 69-70). Европейски образованные туркмены (полковник, а затем первый туркменский генерал Ораз-Сердар, подполковник Хаджимурадов (Хаджи Мурат), Какаджан и Беки Бердыевы и мн. др., сформировали «Союз туркменской интеллигенции». Позднее, в 1918 г., эта организация получила политическое название - «Национальный союз». Оба названия, вероятно, происходят от мусульманской революционно-политической организации Туркестана - Улема
джамикати - «Ассоциация ученых» и, возникшего в марте 1917 г. на Конгрессе мусульман Туркестана, - «Национального центра» (Милли Меркез: 309, с. 5 10), в которые входили представители всех территорий русского Туркестана. Сходные организации возникли в это время в Латвии (Латышская народная партия), Литве (партия Христианских демократов), Эстонии (Эстонская демократическая партия), в Грузии (Грузинская национал-демократическая партия), Азербайджане и Армении (311, с. 47-48).
Как и перечисленные организации, «Национальный союз» в Закаспии ставил целью дистанцироваться от Центра, насколько это было возможно. Но ли деры «Союза» не имели собственных политических ресурсов, чтобы закрепиться у власти, а главное, у них не было поддержки среди дайхан. Дайхане привыкли следовать за лидерами традиционной племенной элиты. В свою очередь, эти лидеры (местные ханы и сердары) не искали коалиции с лидерами «Национального союза», считая их сторонниками России. Вожди племен -Эзис Чапык (1884—1919 гг.), Джунейд-хан (1857-1938 гг.) и др. зависели от на строений своих выборщиков и религиозного окружения, а потому следовали локально-племенным интересам. Они были разрозненны, их политическое влияние было невелико. Полагая, что, поскольку Великобритания находится дальше России, ее колониальный гнет будет слабее (Джунейд-хан), крупные баи склонялись к идее сменить власть русских на англичан.
А. Эдгар пишет о том, что туркмены, получившие европейское образование, предлагали перейти к двойному управлению Закаспием: в городах - туркмены и русские, в аулах - туркмены. Она отмечает, что туркмены пытались организовать национальную армию, ядром которой должен был стать конный текинский полк. Таким образом, уже для первого поколения европеизированных туркмен было характерно стремление к определенной форме централизации, к установлению буржуазно-демократической республики. В этом они составляли конкуренцию большевикам, но, как и большевики, они не имели поддержки в широких слоях населения. Поэтому большевики предпочли обратиться за поддержкой к Махтумкули-хану1. Хан заверил большевиков, что не собирается предпринимать против них враждебных действий, не желает никакого двоевластия, что «не упадет ни один волос с головы русских в пределах Закаспийской области» (114, л. 187-188).
У Махтумкули-хана не было проекта реформирования Туркменистана по тому или иному типу. В 1918 г. большевики Закаспия обращались к нему, но лишь за символической санкцией на взятие власти в свои руки. Еще в годы присоединения Туркменистана к России (1882-1884 гг.), особенно в период переговоров о добровольном вхождении Мервского оазиса в Россию, именно высокообразованный Махтумкули-хан.
Советские евротуркмены - новый этносоциальный слой
Как отмечалось в предшествующей главе, в Туркменистане формирование национальной интеллигенции было тесно связано с появлением евротуркменской элиты еще в эпоху Российской империи. Сильнейший удар по первому поколению евротуркмен, воспитанному в царское время и в советский период ангажированному в аппарат власти и культурные учреждения идеей строительства суверенного туркменского государства, был нанесен в 1932 г. и особенно в 1937-1938 гг. Почти все его представители были репрессированы по обвинению в троцкизме, «в буржуазном национализме, как английские, а также японские шпионы» (481, с. 14, 17, 25, 34). В этой связи необходимо вспомнить имена некоторых из них: А. Кульмахамедов, выпускник Стамбульского университета - заместитель редактора сатирического журнала «Токмак» (1924-26 гг.), О. Вафаев - выпускник Стамбульского университета, разночинец М. Тумаилов, ставший первым оппозиционером-троцкистом в компартии Туркменистана, К. Атабаев1 - председатель Совнаркома Туркменской ССР, окончивший Учительскую семинарию в Ташкенте, Н. Айтаков - председатель ЦИК Туркменской ССР, выпускник той же семинарии, Н.Н. Иомудский - выпускник Санкт-Петербургского юридического факультета, подполковник царской армии, Беки Бердыев, окончивший гимназию и юридический факультет и занимавший пост министра в белогвардейском правительстве Закаспия, Сеид-мурад Овезбаев, направленный на учебу в Оренбургский кадетский корпус туркестанским генерал-губернатором А. Куропаткиным, Татьяна Михайловна Текинская - выпускница Елизаветинского института благородных девиц, просветитель-демократ Мухаметкули Атабаев, Кумышали Бориев - выпускник Ташкентской семинарии, министр в первом составе советского правительства и др.
Им на смену пришла молодая большевистская элита туркмен, объединившая выходцев из разных, по сути дела, племенных землячеств. Подготовка нового поколения евротуркмен началась в первые годы после образования Туркменской ССР. В 1924/1925 учебном году, после образования ТССР, было открыто 70 советских школ, в т. ч. начальных - 156, семилетних — 8 и средних— 6 с общим числом учащихся 16,9 тыс. (161, с. 713). На специальных курсах проходило обучение 815 человек (44, л. 132).
В 1926/27 учебном году в городских и аульных школах первой ступени, опытно-показательных школах и школах-интернатах, школах с 7-9-летним обучением училось 18 355 человек, в том числе туркмен 8245. Из этого числа, в школах первой ступени аулов - 6883, школах-интернатах - 1064, в городских школах первой ступени - 171 туркмен. На специальных курсах (по подготовке председателей и секретарей аульных советов и переподготовке учителей) училось 1460 человек, в том числе 844 туркмена (44, л. 132). В 1927/1928 учебном году в республике работало 508 школ (в т.ч. в аулах 422), в которых обучались 31 882 учащихся (в т.ч. в аулах 12 932: 352, с. 713). Если в 1925/26 учебном году удельный вес учащихся коренных национальностей в ТССР составлял 50%, то в 1930 - 75%. Тем не менее, доля туркмен, казахов, узбеков в составе вузов и техникумов была сравнительно невелико - 32% (6, с. 1).
По данным так называемой пятилетки кадров (план которой был составлен в феврале-марте 1930 г.), в Туркменистане уже имелось 800 специалистов высшей квалификации и 4300 - средней квалификации. Были открыты пять хлопковых техникумов, гидротехникум, строительный техникум с отделениями гражданского и дорожного строительства, училища, сеть сельскохозяйственных курсов (185, с. 4).
Для покрытия потребности в технических специалистах по пятилетнему плану предполагалось, в дополнение к существовавшим, открыть еще 12 техникумов и принять в них в 1930-1931 гг. 7050 абитуриентов (184, с. 2).
Анализ результатов переписи специалистов (1930 г.), проведенной Наркоматом труда ТССР, показал, что в 1930 г. среди специалистов «почти совсем» не было представителей местных национальностей. Несмотря на быстрый рост подготовки кадров в 30-е годы, их недостаток в республике оставался нерешенной проблемой (таблица 6). Среди партийцев и комсомольцев (всех национальностей) специалистов со средним и высшим образованием было всего 164 человек (184, с. 2).
Основное ядро молодой советской туркменской интеллигенции состояло из сирот, находившихся все годы учебы в школах и учебных заведениях на полном государственном обеспечении (432, с. 247). Во всех областных городах ТССР, а также крупных районах были открыты интернаты для детей-сирот (нередко потерявших родителей в результате политических репрессий). Факт воспитания молодого человека в советском интернате служил для Москвы показателем приемлемого социального происхождения, политической благонадежности. В 1930 г. в ТССР работало 36 интернатов, включая интернаты для девочек-туркменок. Сиротства и бездетности туркменская традиционная культура не знала. Ребенок, потерявший родителей, по традиции переходил в дом родственников, и чаще всего к тем, у кого детей не было. Поэтому передача детей в интернаты была связана не столько с сиротством, сколько с желанием родственников дать одному из детей советско-русское воспитание, которое обеспечило бы ему в будущем успешную карьеру (440, с. 13-16). Таким образом, характерной особенностью формирования слоя евротуркмен было их сельское происхождение (432, с. 246-247) и сохраняющиеся родственные связи между ними и их земляками в аулах.
Следует упомянуть о специальном интернате по типу средней школы для подготовки поступления туркмен в вузы и техникумы (78, л. 19) под г. Москвой у Серебряного бора, занимавшем 43 гектара (бывшее имение Корзинки-ных, неподалеку от села Троицко-Лыково), учрежденном постановлением ВЦИК от 3 марта в 1924 г. при активном участии Н.Н. Йомудского2. Последний прямо заявлял, что его цель — организовать этот интернат для скотоводов Западного Туркменистана, не имевших достаточного доступа к учебе в Ашхабаде. Кажется, он мечтал сделать свое детище не менее престижным заведением, чем Пажеский корпус в царском Петербурге. В 1925-1927 учебных годах Дом просвещения в Москве принял 240 студентов из Туркменистана (44, л. 121). Затем Дом просвещения был реорганизован в рабфак для подготовки туркменской молодежи к поступлению в высшие учебные заведения России и в этом качестве функционировал до конца 1930 г., оставаясь в ведении Нар-компроса ТССР. В 1930 г. учебное здание сгорело. Учащиеся были переведены в г. Тулу. Земли имения Корзинкиных были возвращены колхозу «Новый путь», который построил в центре бывшего Дома отдыха свинарник, конюшню и коровник.
Учебная подготовка молодежи старше школьного возраста первое время осуществлялась в основном за пределами республики: в Москве и Ленинграде, в Туле и Твери. Немногим более чем через год после образования Туркменской ССР в промышленно-экономических и финансовых вузах СССР обучались 30 студентов из Туркменистана, в сельскохозяйственных - 4, в педагогических - 4, в Московском государственном университете - 9, в Академии художеств - 4, в Академии воздушного флота - 2, на рабфаках и в фабрично-заводских школах - 106, в институте физкультуры - 2, в коммунистических вузах - 24, в совпартшколах - 17 и на различных курсах (финансовых, полиграфических, профсоюзных, партийных функционеров и др.) - 25 чел. Из 227 студентов (вузов и техникумов) из Туркменистана, проходивших обучение в России, 136 (59,9%) были туркменами (176, с. 2).
Другой частью новой туркменской евроэлиты стали так называемые выдвиженцы - отобранные местными партийными, цеховыми ячейками по классовому признаку выходцы из рабочих, батраков (прежде всего, туркменской национальности) для практической подготовки и получения «ответственной хозяйственной, советской административной, кооперативной работы» (180, с. 3). Кампания по отбору «выдвиженцев», начавшаяся в первой половине 1920-х гг., была результатом как острой нехватки «идеологически выдержанных», «от станка» специалистов-туркмен, так и массовых чисток аппарата советской власти, направленных против первого поколения евротуркмен, зачастую, выходцев из обеспеченных слоев туркменского общества, получивших образование до 1917 года.
