Содержание к диссертации
Введение
Гл. І. Журнально - критическая деятельность И.И. Панаева в изданиях А.А. Краевского
1.1. Пересмотр И. И. Панаевым своего отношения к романтической словесности 10-23
1.2. И. И. Панаев - театральный критик на страницах «Литературных прибавлений к "Русскому инвалиду"» 23-28
1.3. Литературно-критический аспект пародий И. И. Панаева под маской Нового поэта 28-37
Гл. II. И. И. Панаев - критик «Современника»
2.1. И. И. Панаев в критико-библиографическом отделе «Современника» 38-55
2.2. Литературно-критический аспект стихотворных пародий И.И. Панаева в «Современнике» 55-115
2.3. Литературная критика И. И. Панаева в фельетонах Нового поэта 116-187
2.4. И. И. Панаев - театральный критик в «Заметках Нового поэта о петербургской жизни» 188-222
Заключение 223-232
Приложение 233-240
Библиография 241-2
- Пересмотр И. И. Панаевым своего отношения к романтической словесности
- И. И. Панаев - театральный критик на страницах «Литературных прибавлений к "Русскому инвалиду"»
- Литературно-критический аспект стихотворных пародий И.И. Панаева в «Современнике»
- И. И. Панаев - театральный критик в «Заметках Нового поэта о петербургской жизни»
Введение к работе
Выдающийся журналист, редактор, писатель И И Панаев являлся личностью, во многом определявшей характер литературно-журнальной жизни первой половины XIX века Его деятельность многогранна, она включает в себя рассказы и очерки, критические статьи и заметки, публицистические отзывы и переводы, лирические стихотворения и стихотворные пародии
И И Панаев (1812-1862) — лидирующий представитель натуральной школы Его литературно-критические статьи и рецензии заостряли внимание читателей не только на каком-то новом произведении, но содержали в себе и оценки современного литературного процесса, размышления о его дальнейших путях Отклики его на поэтические явления 1840-х — 1850-х годов пронизаны призывами к поиску новых тем, предметов изображения, к совершенствованию поэтического языка Наконец, во многом благодаря И И Панаеву «Современник», основанный А С Пушкиным, начал новую жизнь и занял ведущее место на литературно-журнальной арене
Однако, писатель, стоявший в самой гуще литературно-журнальной жизни, оказался вытесненным в научной литературе из череды литературных деятелей, влияние которых общепризнанно В Г Белинского, Н А. Некрасова, И С Тургенева, Н Г Чернышевского, Н А Добролюбова По большей части И И Панаев и упоминается только в связи с ними Даже его деятельность по созданию нового «Современника» сводилась порою чуть ли не к только финансовому участию
В жизненной и творческой судьбе И И. Панаев соединяет несколько эпох русской литературной жизни Он отдал дань романтизму и натуральной школе, жоржзандизму и журналистике, демократическим исканиям и мемуаристике Эти переходы (а порою и сочетания) являются яркой иллюстрацией смены его литературных и общественных пристрастий — и здесь Панаев, на наш взгляд, является одной из выразительных фигур
В советское время И И Панаев издавался мало В основном уделялось внимание некоторым повестям и очеркам, соответствующим концепции физиологического очерка На сегодняшний день известны исследовательские труды В Э Бограда, И Г Ямпольского, М В Отрадина, Б В Мельгунова и др ' В основном в этих работах дается общий очерк жизни и творчества литератора Но если в статье М В Отрадина даны лишь наиболее важные вехи жизненного и творческого пути И И Панаева, то в статье И Г Ямпольского возникают и подробности Однако ни тот, ни другой ученый не ставили задачей рассмотрение критических опытов писателя Б В Мельгунов подробно анализирует историю создания маски Нового поэта, но к критическому аспекту деятельности И И Панаева по сути дела не обращается.
Можно сказать, что журнально-критическое наследие Панаева оказалось, в сущности, не затронутым, хотя оно и представляет собой видное явление русской культуры и поднимает проблемы не только литературного творчества, но и балета, оперы, драматического театра
Между тем, существует потребность в установлении корпуса и границ самого этого творчества (что влечет значительные сложности — учитывая проблемы с атрибуцией И И Панаеву немалого количества неподписанных журнальных выступлений), необходимость осмысления диапазона предмета и тематики критических статей и заметок и их адресации, потребность в уяснении динамики становления и эволюции критических высказываний, наконец, нуждаются в серьезном уточнении существующие представления о принципах критических суждений И И Панаева и формы их текстуального выражения
Перечисленные аспекты позволяют констатировать, что предпринимаемое нами исследование отличается несомненной актуальностью
Специальной работы, посвященной критической деятельности И И Панаева, до сего дня не появилось Научная новизна представленного исследования состоит в том, что оно является первым опытом специального и систематического историко-литературного изучения критического наследия И И Панаева
Не имея возможности охватить в настоящем труде многочисленные не решенные вопросы, основную исследовательскую проблему нашей работы мы видим в определении могущего быть известным на настоящий момент корпуса критического наследия И И Панаева, его аналитическом осмыслении
Эмпирической базой исследования являются тексты из журналов «Отечественные записки», «Современник», «Москвитянин», «Сын отечества»,
'БоградВ Э Журнал «Современник» 1847-1866 указатель содержания М -Л, 1959,Отрадин М В Творчество Ивана Панаева // Панаев И И Сочинения М, 1987 С 3-24, Мельгунов Б В Некрасов-журналирт (малоизученные аспекты проблемы) Л, 1989, Мельгунов Б В Некрасов и Белинский в «Литературной газете» СПб, 1995, Ямпольский И Г Литературная деятельность И И Панаева//Панаев И И Литературные воспоминания М, 1988 С 5-24
«Библиотека для чтения», «Журнал Министерства народного просвещения», «Литературные прибавления к Русскому инвалиду», «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров» и других изданий XIX века, архивные материалы из фондов Отдела рукописей Российской национальной библиотеки и Государственного исторического архива Новгородской области, мемуарная литература
Целью диссертации является научное описание критической деятельности И И Панаева и, таким образом, опыт создания наиболее полной картины журнальной деятельности писателя.
Достижению указанной цели исследования призвано способствовать решение следующих задач
выявить ранние идейно-творческие пристрастия И И Панаева, предопределившие его исходные журнально-критические установки,
определить место и особенности И. И. Панаева как активного полемиста в журнальных баталиях его времени,
проследить своеобразие и динамику критической позиции И И Панаева в оценке явлений иностранной и отечественной словесности,
проанализировать тип и индивидуальные особенности литературно-критических суждений И И Панаева,
показать своеобразие И И Панаева как критика драматических и музыкальных явлений отечественной и иностранной сцены
Методологической основой диссертации стали общие принципы филологии, историко-литературного исследования в его фактографической и процессуальных плоскостях, элементы разыскательско-текстологического, сопоставительского и типологического подходов к анализу литературных текстов
Научно-теоретическое и историко-литературное значение мы усматриваем в расширении и уточнении фактической базы исследований в области отечественного историко-литературного процесса 1830-1860-х годов и критического творчества И И Панаева, а также в возможности применения приемов научного анализа нашей работы в аналогичных исследованиях
Практическая значимость диссертации состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы в ходе совершенствования истории русской журналистики и литературы, при построении курсов по истории русской журналистики XIX века, русской литературы XIX века, литературно-художественной критики, спецкурсов, в комментировании текстов И И Панаева
Основные положения диссертации апробированы в докладах, представленных на научных конференциях преподавателей и студентов в Новгородском государственном университете имени Ярослава Мудрого (2005, 2006), на международной научной конференции «Культурный контекст в профессиональном образовании и межкультурной коммуникации» (2005) в Новгородском государственном университете имени Ярослава Мудрого, на
научной конференции «Прошлое Новгорода и новгородской земли» (2005) в Новгородском государственном университете имени Ярослава Мудрого, на «"Некрасовской пятнице", посвященной 193-й годовщине со дня рождения И И Панаева» в музее Н А Некрасова в Санкт-Петербурге (2005), на Тридцать третьей некрасовской конференции ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом) г Санкт-Петербург (2006), на научной конференции в Государственном литературно-мемориальном музее-заповеднике Н А Некрасова «Караби-ха» «Некрасов в контексте русской культуры» г Ярославль (2006), на 61-й международной научной конференции в Ярославском госпедуниверситете «Чтения Ушинского» 1-2 марта 2007 Отражены в шести научных публикациях, в том числе в статье, опубликованной в рецензируемом научном журнале (Шашкова Е В Дебют И И Панаева как театрального критика//Вестник Костромского государственного университета им Н А Некрасова 2005 № 11
Структура диссертации определяется обозначенными задачами и целями Работа состоит из введения, двух глав (с внутренним членением каждой на параграфы), заключения, приложения и библиографии
Пересмотр И. И. Панаевым своего отношения к романтической словесности
Обзор французской литературы И.И. Панаев продолжает в №№ 4,5, и 9 «Отечественных записок» за тот же год. А летом 1839 года на страницах газеты «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» (в № 25. Т.1. 24 июня и № 3. Т.2. 22 июля) появляются ещё две критические статьи И.И. Панаева под общим названием «Московский театр».
И.И. Панаев о своей работе «Французская литература в 1838 году» сказал следующее: «Здесь представлен только поверхностный взгляд на французскую литературу 1838 г., с указанием на одни главные её явления ... . Мы хотели только намекнуть здесь на ту точку зрения, с которой смотрим и будем смотреть на французскую литературу вообще.» (ОЗ. 1839. № 1. С. ПО). Эти слова автора можно отнести и к последующим его работам, посвященным французской литературе, появившимся в №№ 4, 5 и 9 вышеназванного журнала за 1839 год. Какова же точка зрения И.И.Панаева на французскую литературу в 1839 году, которая к тому же не обещает измениться? И.Г. Ямпольский интерес статьи «Французская литература в 1838 году» находит в том, что «Панаев резко критикует в ней французских романтиков, и в первую очередь своего былого кумира В. Гюго»3, причём впервые.
Напомним, что литературные вкусы и симпатии молодого Панаева, его первые шаги в области поэзии и в области прозы неразлучно связаны с романтизмом. И писатель не скрывает этого в своих мемуарах: «От Вальтер-Скотта я перешёл к французским романтикам и читал их с жадностью. ... Я не задумываясь тотчас же стал под знамёна романтизма»4.
Из-под пера начинающего литератора вышло шесть тетрадей оригинальных и переводных стихотворений в духе А. Ламартина, Г. Гейне, В. Гюго и русских поэтов-романтиков, некоторые из них удостоились чести быть опубликованными («Стансы. Из В. Гюго», «Минувшая юность. Из В. Гюго» - «Библиотека для чтения». 1834. т. 7; 1836, т. 16; «Extase. Из В. Гюго» «Московский наблюдатель». 1835. ч. 3. и некоторые другие), остальные И.И. Панаев предал огню.
Не избегла влияния романтизма и проза И.И. Панаева, примером служат его светские повести («Спальня светской женщины» 1834, «Она будет счастлива» 1836, «Сегодня и завтра» 1837 и др.).
Особенное впечатление произвел на молодого литератора роман В. Гюго «Notre Dame de Paris», экземпляр которого Панаев с трудом достал и после прочтения которого, по собственному признанию, «почти готов был идти на плаху за романтизм»5. Наслаждение, испытанное от прочтения «великого создания В. Гюго»6, именно так охарактеризовал Панаев этот роман, заставило начинающего литератора заняться его переводом, о чём свидетельствуют не только мемуары И.И. Панаева, но и его письмо к Н.А. Полевому от 23 января 1834 года. Перевод Панаева так и сгинул в редакции «Телеграфа», по предположению М.В. Отрадина, в связи с закрытием журнала в начале апреля 1834 года7, но письмо сохранилось, являясь в данном случае для нас ценным документальным источником.
По сути И.И. Панаев впервые выступает именно здесь в роли критика. Наряду с просьбой напечатать свой перевод (последние две главы из «Notre Dame de Paris» ), Панаев просит позволения «ограничиться небольшим замечанием»8 по поводу романа В. Гюго, затрагивая и некоторые его драмы, доказьгаая тем самым, что не безотчётно увлекается «творениями
представителей современной французской литературы»9. По мнению переводчика, одна глава «Notre Dame» («Le petit soulien т. 4, кн. 2.), «заключающая в себе полную, величественную и истинную картину, стоит сотни драм, наводняющих в наше время французские театры»10. Отнеся сюда, не без сожаления, последнюю драму В. Гюго «Мария Тудор», Панаев отмечает и две другие, в которых, по его словам, «В. Гюго ... странно напрягался выразить то же самое, что он смело, могучею рукою очертил в одной главе»11. Имеются в виду драмы В. Гюго «Король забавляется» (1832 г.) и «Лукреция Борджиа» (1833 г.), в коих он подчёркивает утомительное «повторение одной и той же идеи»12.
Давая общую характеристику французской литературы, Панаев в вышеназванной работе останавливается и на своих былых авторитетах и кумирах. В первую очередь внимание критика привлекает В. Гюго. То, что Панаев только наметил в своём письме к Н.А. Полевому, более полно вылилось в его статье о французской литературе на 1838 год.
Как и прежде, положительно оценив нашумевший в своё время роман В. Гюго «Notre Dame de Paris»: «... этот роман всё-таки остался лучшим произведением Гюго»1,4 - Панаев более внимательно посмотрел на драмы того же автора, оставаясь, в принципе, на тех же позициях в отношении к ним. Драму "Мария Тудор" критик назвал произведением «насильственного ума, а не свободное излияние фантазии»15 и поставил её наравне с самыми жалкими мелодрамами, наводняющими французскую сцену. Такого же мнения И.И. Панаев был и о драме В. Гюго «Анжело»: «... в этих драмах только и есть, что напыщенная фразеология да декорационные эффекты, весьма впрочем удачно рассчитанные»16.
Не забывает Панаев и про упомянутые им ещё в письме Н.А. Полевому в 1834 году Лукрецию Борджиа и Трибуле - героев драм В. Гюго «Король забавляется» и «Лукреция Борджиа», говоря при этом, что «это те же Ган Исландец и Квазимодо, только в меньших размерах»17.
Даёт и оценку драме В. Гюго «Марейона Делом», ставя её наряду с «Notre Dame de Paris», отмечая при этом умение поэта «пренебречь мишурными блёстками остроумия» и попытку «представить жизнь, как она есть, сдержав немного свои лирические порывы»18. Обращаясь к поэтическому наследию В. Гюго, в частности к тому его стихотворений, изданному в 1832 году, под названием «Осенних Листов», молодой критик не без сожаления признаёт, что «на этих произведениях Гюго остановился и уже ни на один шаг не продвинулся вперёд»1
И. И. Панаев - театральный критик на страницах «Литературных прибавлений к "Русскому инвалиду"»
Против многочисленных подражаний стихам Г. Гейне направлены, по мнению большинства исследователей , стихотворения Нового поэта -«Reguiem» и «Она стояла у окна...» (С. 1847. № 1). «Гейневская эпоха», «таинственной неопределённости, шутливой грусти, грустной иронии» (С. 1847, № 1, ГУ, 66) охватила русскую поэзию 1840-х годов, «вдохновляя» Нового поэта на литературные подвиги.
Авторство двух вышеупомянутых пародий исследователи единодушно отдают И.И. Панаеву, ополчившемуся на чуждое ему направление в русской литературе.
Название другого стихотворения Нового поэта «Будто из Гейне» («Густолиственных клёнов аллея») (С. 1847. № 4) предопределило пародийный объект - те же подражания стихам Г. Гейне в русской поэзии. Однако, в отличие от своих предшественников, пародий «Reguiem» и «Она стояла у окна...», также посвященных подражательным стихам Г. Гейне, пародия «Будто из Гейне» больше походит на псевдопародию, «в которой, -как отмечает В.А. Кошелев, - указан конкретный адресат, но внутренние признаки текста сопротивляются "случайному" заглавию»53. Возможно, по этой причине, по словам того же исследователя, «Ю.Н. Тынянов, составлявший сборник "Мнимая поэзия" (1931), выделив в этом сборнике пародий раздел "Русский Гейне", панаевского текста в него не включил»54.
К пародиям на гейневские мотивы в русской поэзии относятся, по мнению исследователей, и последующие стихотворения Нового поэта: «Ночь» («Подражание Гейне») (С. 1848. № 9)55, «С цветком в руке, бледна и «Заря горела как пожар...» (С. 1850. № И)58. Как отмечал впоследствии Н.А. Добролюбов, «сущность поэзии Гейне, по понятиям тогдашних стихотворцев наших, состояла в том, чтобы сказать с рифмами какую-нибудь бессвязицу о тоске, любви и ветре»59. В ранних романтических стихотворениях Г. Гейне начинающим русским поэтам 1840 х годов импонировала, по замечанию И.Г. Ямпольского, «неопределён-ность и зыбкость переживаний, неясность сюжетной ситуации, стремление зафиксировать мимолётные чувства, не описывая их, а передавая только намёками»6,0 - всё то, с чем боролся Панаев - Новый поэт в своих пародиях. «Лирика, замкнутая, - по словам того же исследователя, - в кругу субъективных переживаний, погружённая в сферу подсознательного»61, на которую нападает Панаев-пародист, не отвечала позиции журнала «Современник», отстаивавшим реалистическое направление в русской литературе.
В четвёртом номере «Современника» появляется «Ещё несколько стихотворений Нового поэта» (С. 1847, № 4, IV, 155)62, первое из которых «Напрасно говорят, что я гонюсь за славой...» (С. 1847. № 4) представлено как стихотворение, полученное Новым поэтом от одной из своих многочисленных поклонниц. Атрибутируя это поэтическое произведение И.И. Панаеву, исследова 36 Об атрибуции см.: Н.Б. Алдонина. И.И. Панаев - рецензент «Современника» // Некрасовский сборник. СПБ., 2001. Т. ХШ. С. 151 -166.
Обыгрывая, присущее данному стихотворению противопоставление разума и «субъективной мечты, за пределами которой поэтесса, - по словам И.Г. Ямпольского, - ничего не хочет знать», Новый поэт высмеивает тем самым «тематическую и идейную ограниченность» стихотворения поэтессы и её поэзии в целом. Ср.: Е.П. Ростопчина «Она все думает!» Нет, я не думаю! я грежу наяву, Воспоминаньями, догадками живу, О завтра, о вчера в бессменном попеченьи, Пока, волнуяся, душа моя кипит, Пока надежда мне так сладко говорит, Я думать не хочу!.. Зачем мне размышленья?..65 Новый поэт «Напрасно говорят, что я гонюсь за славой...» Нет, что мне умствовать! к чему? вопросы дня И смысла здравого прямое направленье Меня не трогают, не шевелят меня, Когда в движенье ум - мертво воображенье... Не мир действительный - одни мне нужны грезы, Одна поэзия душе моей нужна! (С. 1847. №4.155-156.) И.Г. Ямпольский представляя в своей статье «Литературная деятельность И.И. Панаева» краткий анализ этой пародии, отмечает при этом, что в своём глумлении над «салонным, светским характером поэзии Ростопчиной»66 И.И. Панаев следует за В.Г. Белинским, уже упоминавшем ранее о «светской музе графини Ростопчиной»: «...талант графини Ростопчиной мог бы найти более обширную и более достойную себя сферу, чем салон»67. К «салонной» поэтессе критик обращался и ранее: на страницах «Московского наблюдателя» за 1838, 1839 год; в работе «Утренняя заря, альманах на 1841 год» (ОЗ. 1841. Т. XIV) и чуть позже - в журнале «Отечественные записки» за 1843 и 1845 годы. В последних своих статьях критик ещё более многословен и строг к творчеству Е.П. Ростопчиной, ставя в укор поэтессе замкнутость мыслей и чувств в её последних стихах, скачущих «или около я автора, или в заколдованном кругу светской жизни, не выходя в сферу общечеловеческих интересов, которые, - по мнению критика, - только одни могут быть живым источником истинной поэзии»68.
Более щедрыми на похвалы Е.П. Ростопчиной, по замечанию Б.Н. Романова, оказались отзывы других литераторов того времени-А.В. Никитенко («Сын отечества») и П.А. Плетнёва («Современник»). Первый из них в отношении поэзии Е.П. Ростопчиной отмечает: «Мы думаем, что таких благородных, гармонических, лёгких и живых стихов вообще не много в нашей современной литературе, а в женской - это, решительно, лучшие стихи из всех, какие когда - либо выпархивали на бумагу из-под милых дамских пальчиков»69.
Столь же благосклонно звучит и отзыв П.А. Плетнёва на первую книгу стихотворений графини Е.П. Ростопчиной (1841): «...тут десять лет цветущего возраста женщины, тут история прекраснейшего существа в его прекраснейшую эпоху. Как не сказать, что это явление, какого еще не бывало в нашей литературе...»70. Стоит отметить, что Е.П. Ростопчина, как верно отмечает на страницах своей работы Б.Н. Романов, «была одной из первых русских поэтесс ... в то время, когда ... женщина - литератор была в диковинку» .
Лира Е.П. Ростопчиной, сформировавшаяся в период романтизма, оказалась чуждой последующему периоду критического реализма в литературе. В пятидесятые годы Е.П. Ростопчина, по собственному признанию, «разошлася с новым поколеньем»72, оставаясь на консервативных позициях, не желая примыкать ни к западникам, ни к славянофилам. «Меня прозаики и натуралисты-грязисты только что не каменьями побивают за моё служение поэзии и пристрастие к великим людям... Я одна только за глаза и в глаза смею предпочитать Шиллера Диккенсу и Пушкина новому поэту...»73, - писала графиня-поэтесса 8-го августа 1852 года П. А. Плетнёву. А Новый поэт со своей стороны не остаётся равнодушным, как уже было отмечено выше, к поэтическому творчеству графини Е.П. Ростопчиной. Вслед за его пародией 1847 года «Напрасно говорят, что я гонюсь за славой...» на страницах «Современника» появляются ещё два стихотворе-ния - «Было» (С. 1850. № 8) и «Весеннее чувство»74 (С. 1851. № 7). Первое из них является пародией на стихотворение Е.П. Ростопчиной «Сказка» (1850). Пародийный объект второго стихотворения «Весеннее чувство» («Не сказка то. Нет, в памяти глубоко...»), указан самим автором в фельетоне «Заметки Нового поэта о русской журналистике», в состав которого оно вошло: «В 9 № "Москвитянина" напечатано стихотворение "Весенний гимн", содержание которого и даже некоторые стихи совершенно походят на моё Весеннее чувство, приведённое выше» (С. 1851, № 7, VI, 41).
Литературно-критический аспект стихотворных пародий И.И. Панаева в «Современнике»
Не такой строгой в адрес «Неожиданного случая» А.Н. Островского была критика «Москвитянина». Упрекая автора «в том, за чем он не дал своему произведению более законченной формы», в посредственной «отделке характеров», считая, что автор больше бы выиграл «в общественном мнении, если бы напечатал не этюд, но целое драматическое произведение», рецензент «Москвитянина» - Е. все-таки приходит к выводу, что и «в настоящем случае мы получили несколько хорошаго, за что и благодарим г. Островского»25.
В № 7 «Современника» за 1855 год И.И. Панаев возвращается к творчеству А.Н. Островского, а точнее к статье А.А. Григорьева «О комедиях Островского и их значении в литературе и на сцене» (М. 1855. № 3).
А.А. Григорьев - критик молодой редакции «Москвитянина», заставляет Нового Поэта вновь отметить отсутствие единства, цельности и «определённого колорита» в издании М.П. Погодина в связи с влиянием на него, по словам Нового поэта, «двух редакций: старой и молодой» (С. 1855, №7,V, 105).
Вступая в полемику с А.А. Григорьевым по поводу его рецензии, Новый поэт замечает одну из особенностей молодой редакции «Москвитянина»: оставлять свои критические статьи неоконченными, отсутствие в критике этого издания новизны, за исключением оценки творчества А.Н. Островского, с которой И.И. Панаев не совсем соглашается.
Панаев, признавая, говоря словами И.Г. Ямпольского, «замечательный и самобытный талант» А.Н. Островского, в то же время «настойчиво возражал против превознесения славянофильским лагерем тех пьес Островского ("Не в свои сани не садись" и др.), которые свидетельствовали об известном воздействии на него в это время идей "молодой редакции "Москвитянина" ... , и в этом солидаризировался с Чернышевским, с его рецензией на "Бедность не порок"»26. «Критика (ошибалась она или нет, - решит время) отдавая полную справедливость г. Островскому за оживление нашей сцены, говорила, что его последние произведения слабее первых относительно и формы и содержания, что они не имеют того громадного значения, которое придают им некоторые, полагающие, что эти произведения обнимают всю русскую жизнь, всего русского человека», - читаем мы в «Заметках...» Нового поэта за 1855 год (С. 1855, № 7, V, 112).
Н.Г. Чернышевский в своей рецензии «Бедность не порок» (С. 1854, № 5, III, 14-24) настоятельно советует А.Н. Островскому «не слушать восторженных и безотчетных похвал, ... не увлекаться стихотворными дифирамбами, в которых провозглашают его героем "Искусства и Правды", но ... строго подумать о том, что такое правда в созданиях искусства»27. любовию и знанием дела». Критик ставит в заслугу переводчика его умение уловить «по мере возможности дух подлинника», что, по мнению И.И. Панаева, является «заслугой немаловажной» (С. 1852, № 3, VI, 115).
Ту же заслугу как главное достоинство перевода Д.Е. Мина расценивают и критики издания А.А. Краевского: «Мин старался сделать свой перевод сколько - возможно добросовестнее и ближе к подлиннику. И в этом состоит его главное достоинство» . Недостаток перевода тот же журнал видит в «Ломоносовской конструкции» отдельных стихов перевода, тут же, впрочем, стараясь оправдать автора: «...источником таких тяжелых стихов было, вероятно, желание г. Мина переводить подлинник стих в стих -задача трудная»29.
Тот же недостаток отмечает и критика «Пантеона», обратившая свое внимание на перевод Д.Е. Мина дважды, оставаясь при этом неизменной в своей оценке. На страницах «Пантеона» 1854 года читаем: «г. Мин, желая сохранить везде возвышенный язык, впал в напыщенность»30. В 1855 году рецензент того же издания характеризует перевод Дантова «Ада» как «заслуживающего уважения как труд большой и дельный», отмечая в то же время и его слабость «по исполнению и тяжелому стиху»31. На страницах пятого номера журнала «Современник» за 1852 год И.И. Панаев отмечает «превосходную, - по его словам, - повесть» (С. 1852, № 5, VI, 126) Андрея Печерского (П.И. Мельников-Печерский) «Красильниковы», помещённую в восьмой книжке «Москвитянина». Посвящая немало строк в адрес начинающего литератора, подробно пересказывая содержание его повести (одна из характернейших особенностей критика), Панаев - Новый поэт отмечает простоту, и верность изображения в повести Печерского, отсутствие в ней «всякой искусственности», верность действительности, «тонкую и умную наблюдательность, и при этом большое уменье владеть языком» (С. 1852, № 5, VI, 126).
Столь же благоприятно об этом произведении П.И. Мельникова Печерского звучит отзыв «Отечественных записок», которые относят «Красильниковых» к «самым замечательным литературным произведениям»32 минувшего года. Недостаток повести критика «Отечественных записок» находит в «сбивчивости или неполноте идеи», которая, по их мнению, «как-то странно противоречит в высшей степени выработанному разговорному языку и характеру Красильникова - отца»33. Помещенные в последних номерах «Москвитянина» повести: «Натурщица» Ковалевского, «Сумасшедшая актриса» Архипова, «Николай Васильевич Здешнев» Нетанова, написаны, по словам Нового поэта, «таким языком, какой странно встречать в наше время» (С. 1852, № 8, VI, 310),а стихотворения, появившиеся в № 13 того же издания, не имеют «в себе искры поэзии» (С. 1852, № 8, VI, 312) и больше похожи на вирши, чем на стихи.
Но в тоже время явившиеся в №№ 9, 10 и 11 «Москвитянина» исторические материалы, отнесенные Новым поэтом «к интереснейшим статьям в последних №№ "Москвитянина"» (С. 1852, № 8, VI, 313): «Суд российских письмен перед разумом и обычаем от грамматики представленных» М.В. Ломоносова, «Инструкция, каким образом Кирилу Григорьевичу Разумовскому поступать, будучи в иностранных государствах» и переводная статья «Французские женщины XVIII столетия» лишний раз, по словам Нового поэта, подтверждают его слова о том, что в данном журнале «часто встречаются статьи замечательные и дельные» (С. 1852, № 8, VI, 310).
В 1852 году И.И. Панаев вновь обращается к поэзии Н.Ф. Щербины, которому ещё в 1851 году он вместе с Н.А. Некрасовым под коллективной маской Нового поэта рекомендовал «оставить древний мир, попробовать свой талант в сфере живой деятельности» (С. 1851, № 11, VI, 83), посвящая несколько пародий в адрес поэтического творчества Н.Ф. Щербины («К плохому стихотворцу», «Греческое стихотворение»), «Поэтическое воспроизведение интересов, - по мнению Нового поэта, - горя и радостей, среди которых живём мы, даже в самой ограниченной раме, действует несравненно живее самого роскошного изображения отжившего мира» (С. 1851, № 11, VI, 81-84). Таким образом, по словам И.Г. Ямпольского, «Панаев открыто полемизировал здесь с апологетической оценкой поэзии Щербины, данной за полтора года до этого на страницах "Современника" в статье Дружинина, в частности с его утверждением, что «и этой стороны таланта (то есть "симпатии к древнему миру") довольно для деятельности всей его жизни» , что доказывает разнородность мнений двух критиков на предмет Н.Ф. Щербины.
И. И. Панаев - театральный критик в «Заметках Нового поэта о петербургской жизни»
Не отрицает Панаев-Яовый поэт таланта в А. Дюма и на страницах «Современника». Однако, отношение его к известнейшему романисту стало строже, свидетельством тому служат следующие слова критика: «его (А. Дюма - Е.Ш.) произведения похожи на фантастические, туманные призраки в лунную осеннюю ночь ... Дюма отверг искусство истинное и поклонился золотому тельцу ... ; он, который бы мог сделаться жрецом искусства, сделался поклонником и забавником толпы» (С. 1851, № 10, VI, 17). К этому И.И. Панаев добавляет, что «подражать Александру Дюма, брать его за идеал ... не советовал бы никому: ни дилетантам, ни настоящим писателям» (С. 1851, № 10, VI, 17), намекая при этом на творчество В.А. Вонлярлярского. # Помимо романа В.А. Вонлярлярского внимание И.И. Панаева - критика привлекает превосходная, по его словам, статья И.Е. Забелина «Домашний быт русских царей прежнего времени». Не распространяясь более о самой статье, продолжение коей будет отмечено неоднократно впоследствии , Новый поэт переходит к самому автору, «ученые, добросовестные и талантливые труды» которого критик расценивает как «драгоценное приобретение для русской истории и археологии» и находка для журнала, «потому что оне интересны и доступны для всех читателей» (С. 1851, № 10, VI, 17).
«Живой интерес» и историческую ценность статей И.Е. Забелина «Домашний быт русских царей прежнего времени», замечательных прежде всего тем, что они «большею частью основаны на материалах рукописных»91, находят неоднократно и рецензенты «Отечественных записок». «Г. Забелин ... должен быть помещен теперь во главе всех наших исследователей старинного русского быта. Обширные знания, ясность критического понимания фактов, прекрасное изложение их и какая-то теплая, всюду просвечивающая любовь к своему предмету упрочивают за ним это неоспоримое первенство»92, - таков более поздний отзыв «Отечественных записок» о статьях И.Е. Забелина.
«Домашний быт...» И.Е. Забелина по достоинству оценивается и другими изданиями. Не раз отдавал «должную справедливость этому прекрасному труду»93 «Москвитянин». К «замечательнейшим серьёзным статьям»94 причислял «Домашний быт Русских царей...» и «Пантеон». Заканчивает своё обозрение за 1851 год (№ 12) Новый поэт, помещенной в № 11 «Отечественных записок» статьей «Очерки Вены», заставившей Нового поэта в очередной раз удивиться: «Спрашивается, может ли допускать серьёзный дельный журнал такого рода устарелые и наполненные личными воззрениями и рассуждениями автора статьи? и для какого класса читателей такие статьи могут быть интересны?» (С. 1851, № 12, VI, 158).
Оправдания Нового поэта (С. 1852, № 3, VI, 110) в адрес посредственных произведений, наполняющих порой страницы периодических изданий никак не смягчают критику И.И. Панаева в отношении к ним. Ярким примером тому служит появившийся на страницах «Отечественных записок» роман Д.В. Григоровича «Проселочные дороги», охарактеризованный Новым поэтом как «роман без интриги, без интереса, и, что всего хуже, без всякого литературного такта», все действующие лица которого «не есть воспроизведение живых людей, существующих в действительности; это -карикатуры, недостойные серьезного искусства и приводимые в движение автором посредством ниточки, которую он даже не взял на себя труда скрыть от зрителей» (С. 1852, № 4, VI, 286 - 287).
Причину столь резкого отзыва И.И. Панаева о странном и утомительном, по словам критика, романе Д.В. Григоровича И.Г. Ямпольский видит в том, что И.И. Панаев «исходил из того же основного принципа, который всегда руководил им при оценке художественных произведений» 3 - верности литературы действительности, а также, по признанию самого Панаева, из уважения и веры в талант автора «Антона-Горемыки», «Деревни», «Бобыля» и прочих замечательных произведений.
Впрочем, в своем отрицательном отзыве о романе Д.В. Григоровича Панаев не был одинок. «Москвитянин», восторженно приняв первую часть романа, в отношении остальных его частей остается более хладнокровным, указывая на множество недостатков романа, в том числе на наклонность автора «изображать иногда карикатуры вместо лиц»96, обратившие на себя внимание и Нового поэта.
На желание «многих ... постоянной художественной выработки характеров» указывают рецензенты «Отечественных записок», обсуждая на страницах своего издания роман Д.В. Григоровича «Проселочные дороги» и оправдывая автора тем, что это желание «не представил нам ещё ни один русский роман, задуманный в таких больших размерах»97. Впрочем «Отечественные записки» также не находят в романе той интриги, «без которой так трудно поддержать внимание читателя», считая «самой слабой стороной "Проселочных дорог"- юмор поверхностный и невозможный после Гоголя» . Но в отличие от своих коллег критики «Отечественных записок» находят в каждой главе романа «много правды», «во всех сценах много меткой наблюдательности»99, верности их действительности.
Похожие диссертации на Журнально-критическая деятельность И.И. Панаева
