Содержание к диссертации
Введение
I. ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ 21
А. ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ, МОДЕРНИЗАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ 21
Б. СОСТОЯНИЕ ОСМАНСКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ мысли в ПЕРИОД 37
МОДЕРНИЗАТОРСКИХ РЕФОРМ XIX ВЕКА 37
1. Вестернизация или продолжение традиций 37
2. Государственная идеология и османизм 42
3. Религия и исламизм как идентичность 49
4. Политическая потребность: Тюркизм 56
II. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ 64
А. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ, МОДЕРНИЗАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ 64
Б. СОСТОЯНИЕ РОССИЙСКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ В ПЕРИОД МОДЕРНИЗА-
ционных РЕФОРМ XIX - НАЧАЛА XX в 73
1. Ранний консерватизм или «Кто мы есть такие»? 73
2. Ранний либерализм и декабристы 76
4. Крушение надежд: Европа погибла! 89
5. Панславизм: Россия против Европы 92
6. Другие пути 100
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 109
БИБЛИОГРАФИЯ 120
- Вестернизация или продолжение традиций
- Ранний консерватизм или «Кто мы есть такие»?
- Панславизм: Россия против Европы
Введение к работе
Развитие современных социальных наук в Турции во многом связано с проблемой национальной идентификации общества и отдельных ее членов, как одного из важнейших результатов процесса модернизации страны, начавшегося еще в османскую эпоху и продолжающегося до настоящего времени. Трудности формирования национального самосознания в Турецкой республике, построенной на остатках Османской империи и воспринявшей многие традиции социально-политической и духовной жизни прежних времен, показывают актуальность исследований, направленных на выявление реакции образованной элиты на коренные изменения в жизни страны за два последних столетия. Целью настоящей работы является сопоставительное изучение взглядов представителей османской и российской интеллигенции Х1Х-начала XX в, поскольку в одной диссертации трудно проследить все перемены, происходившие на протяжении 200 лет модернизаторских реформ. Обращение турецких ученых к российскому опыту модернизации вполне оправдано не только тесным переплетением исторических судеб России и Турции, но и определенным сходством последствий реформ как в политической и социальной сферах, так и в экономике.
В историческом развитии Западной Европы модернизация проходила параллельно процессу складывания национальных государств. Поэтому понятия «модернизация» и «нация» в моделях западных социальных наук выступают как неразделимые: второе представляет собой естественное следствие первого. Двухсотлетняя модернизация сделала Турцию страной, ориентированной на Запад не только внешне, но и по направленности образования и образу мыслей. Влияние Запада на турецкое общество достигло такого уровня, что даже в интеллектуальных кругах историческое развитие Европы стало восприниматься как единственная модель. Однако опыт двух названных стран дает нам более сложную картину. Она определяется противоречивым сосуществованием двойственных (традиционных, воспроизводящих многовековый османский опыт, и современных, ориентированных на западные модели) общественных и интеллектуальных структур. Несостоятельность усилий создателей Турецкой респуб-
лики, решивших слепо следовать западным (прежде всего французским) аналогам в решении национальных и иных проблем, вставших перед страной, стала особенно очевидной в 80-х годах XX века, когда курдская тема заняла центральное место в политической и духовной жизни. Она отодвинула на задний план вопрос о немусульманских меньшинствах, поднятый на Лозаннской конференции 1923 г. Значимость курдской проблемы стала особенно остро ощущаться в связи с дебатами по поводу вступления Турции в Европейский союз (ЕС). Как известно, возможность принятия страны в ЕС лидеры этой организации рассматривают в прямой связи с проблемой прав человека в целом и прав этнических и конфессиональных меньшинств в частности.
Ограниченность западных подходов при осмыслении национального вопроса еще более убедительно выступает при рассмотрении реалий российской истории. В силу того, что Россия модернизировалась по собственному пути, тема национальной идентификации не получила здесь значительного развития из-за тенденции к усилению центральной власти, хотя не нужно забывать о существовании таких вопросов, как польский и кавказский. С конца XIX в., когда политическая борьба в российском обществе обрела по преимуществу классовый характер, сюжеты, связанные с проблемой национальной идентификацией, не могли претендовать на первостепенное значение. Более того, выдвинутое в СССР и поддержанное авторитетом КПСС положение о том, что пролетарский интернационализм является высшей формой идентичности, не позволило тем же сюжетам найти поддержку в общественном мнении. Однако распад Советского Союза показал, что права человека и национальных меньшинств оказались слабым звеном советской системы. Впрочем, и Российская Федерация пока не смогла уберечься от сепаратистских выступлений. Поэтому вопрос о «российской» или «русской» идентичности стоит в повестке дня и современной России.
Важно отметить, что сопоставительное исследование проблем идентификации в Османской империи и России принимается впервые. На основе анализа сочинений ведущих историков, литераторов и публицистов того времени предполагается проследить как менялось восприятие понятий «империя» и «нация» просвещенной элитой двух государств. Иными словами, цель работы состоит в
том, чтобы выявить влияние коренных перемен, происходивших в султанской Турции и царской России, на эволюцию общественной мысли, а опосредованно и на судьбы названных государств.
Выбор указанных ключевых терминов неслучаен. Современная политическая ситуация в мире позволяет говорить о начавшемся разрушении модели национального государства в силу процессов глобализации и регионализации, массовых миграций, радикально меняющих состав населения наиболее развитых стран Запада. Исследователи полагают, что завершается трехсотлетний исторический период, когда теории национализма и национального строительства определяли не только действия политиков, но и направленность исторических изысканий. Нынешний интерес к наднациональным образованиям побуждает ученых вновь обратиться к истории возникновения и упадка империй, чтобы «подвергнуть анализу наследие империй, ушедших в прошлое, и поразмышлять о будущих формах государственного устройства» (1).
Историки предложили много определений понятия «империя». В самом общем виде они сводятся к нескольким наиболее важным характеристикам. Прежде всего подчеркивается гетерогенный характер подобных образований, включавших народности и племенные коллективы, различавшиеся по уровню их социально-экономического и культурного развития, этнической и конфессиональной принадлежностью. Далее отмечается их долговечность и жизнестойкость, определяемые, в конечном счете, наличием значительных материальных и человеческих ресурсов, а также особенностями управления подчиненными народами. Наконец, подчеркивается роль имперской культуры, которая обеспечивает легитимность власти правителей и формирование правящей элиты.
В зависимости от времени и условий существования исследователи различают несколько типов или моделей империй. Автор настоящей работы придерживается троичной схемы, которая охватывает: 1. Традиционные политий древности и средневековья (Римская, Византийская, Ханьская); 2. Военно-бюрократические образования позднего средневековья и раннего нового времени (Испанская, Австро-Венгерская, Османская, Российская империи); 3. Коло-
ниальные державы эпохи функционирования мировой экономической системы (Британская и Французская империи).
В диссертации основное внимание будет обращено на Османскую и Российскую империи. Поэтому хотелось бы указать на некоторые их общие особенности, учет которых весьма важен при исследовании сложных проблем национальной идентификации. Прежде всего отметим автократический (самодержавный) характер власти, который зиждется на специфической системе отношений, где лояльность подданных определяется действиями правителя по поддержанию справедливости (т.е. устойчивости существующих порядков). Не менее важно, что структуры управления предполагали сочетание централизатор-ских и децентрализаторских начал, обеспечивавших ту гибкость, которая позволяла приспосабливаться к изменяющимся условиям (2). Общей чертой можно считать также акцент в имперской культуре на преемственность власти, восходившей ко временам Римской империи. Еще одним проявлением сходства двух империй было почти синхронное (в XVIII веке) обращение к модернизаторским реформам.
Хотя концепция «нации» сложилась уже в Новое время, тем не менее, она также имеет разные интерпретации. По мнению Б. Андерсона, все нации выступают лишь как продукты научного теоретизирования (3). Для А.Смита (4) они представляют собой объективную реальность, определяемую сложившимися условиями общественной жизни. Автору диссертации ближе второй подход. Поэтому он полагает, что нации возникают на определенном этапе исторического развития как результат осознания людьми их общей идентичности, которая складывается на основе общности территории, языка, истории, культуры, политических и экономических связей. Подобная самоидентификация лежит в основе их лояльности по отношению к национальному государству.
Представления о нации и национальном государстве легли в основу современной европейской политической системы. Для настоящего исследования особенно важно понимание отношений между этими концептами и европейским имперским прошлым. Несомненно, что западное понятие «нации» появилось как альтернатива понятию «империя», как отрицание имперских традиций. В
этом смысле можно принять утверждения тех ученых, которые считают, что существование наций в Европе стало возможным в результате борьбы за национальный язык и культуру против господства имперской lingua franca - латинского языка. Вместе с тем трудно согласиться с тезисом о том, что обязательным условием складывания наций является процесс секуляризации (создания светского государства). Это положение противоречит не только опыту формирования неевропейских наций, но и истории многих европейских стран.
Равным образом вряд ли можно принять положение, утвердившееся в западных социальных науках о теоретической невозможности сосуществования таких явлений, как нация и имперское наследие в рамках единого политического организма. Реальная действительность в Османской империи и России не подтверждает тезис западных ученых. Здесь имперские подходы и националистические взгляды существовали как взаимодополняющие друг друга, составляя важнейшую особенность османского и российского обществ по сравнению с западной моделью. Представляется, что существование подобных отличий связано с воздействием мировой экономической системы (МЭС), проявлявшемся в форме экономической, политической и идейной экспансии Запада. Данное обстоятельство, хотя и в различных выражениях и с разной степенью интенсивности, продолжает и ныне оказывать свое воздействие на самоидентификацию турок и россиян.
Цель работы состоит в выявлении, на основе сравнительного изучения ситуации в Османской империи и России, типологически общих черт реакции османского и российского обществ на процесс модернизации в Х1Х-начале XX в., что предполагает решение следующих задач:
охарактеризовать исторический фон, на котором разворачивались мо-дернизаторские преобразования в Османской империи и России;
проанализировать характер изменений, вызванных осуществлением реформ в обеих империях на основе западных образцов, обратив особое внимание на изменения в характере мировидения, ценностных ориентациях и поведении представителей османской и российской интеллектуальной элиты;
- определить особенности процессов самосознания (идентичности) в османском и российском обществах на протяжении XIX - начала XX в.;
раскрыть причины и следствия негативного восприятия вестернизатор-ских преобразований j определенной частью османских и российских интеллектуалов;
рассмотреть на основе анализа взглядов представителей османской и российской образованной элиты сложный процесс противоборства и взаимовлияния традиционного (имперского) и современного (национального) самосознания, присущий общественной мысли в обеих империях.
Практическая ценность и научная новизна диссертации определяется прежде всего тем, что на основе применения компаративного подхода удается выявить те факторы, которые обеспечивают сосуществование имперских и националистических принципов идентификации в незападных обществах XIX-XX вв. Вместе с тем в работе раскрываются типологически общие причины, обуславливавшие рост антизападных настроений в османском и российском обществах в ходе модернизаторских преобразований. Последнее обстоятельство позволяет принципиально иначе подойти к осмыслению идейных исканий, характерных для жизни развивающихся стран на протяжении XX в.
Результаты, достигнутые в ходе исследования, могут способствовать дальнейшему развитию столь популярных ныне исторических, философских и социологических изысканий по проблемам национальной и религиозной идентификации. Они могут быть также использованы при разработке курсов по истории Турции и России, подготовке пособий по историографии и истории общественной мысли
Хронологические рамки работы охватывают период с последней четверти XVIII в. и до начала революционных событий 1905 г. для России и почти такой же (последнее десятилетие XVIII в. и до младоурецкой революции 1908 г.) для Османской империи. Именно в это время происходит окончательное включение обеих держав в мировую экономическую систему, что самым непосредственным образом сказывается на процессе модернизации. Он обретает форму вес-тернизации, т.е. прямого заимствования западных институтов и западной систе-
мы ценностей. Вместе с тем воздействие Запада в указанный период еще не обрело столь все охватывающего характера, как на протяжении XX в. Поэтому данный этап модернизации можно назвать «предмодернистским».
В качестве источников исследования османского общественного сознания использовались произведения ведущих османских писателей, ученых и общественных деятелей второй половины XIX - начала XX в. в том числе Ахмеда
1 1 'Х
Джевдет-паши, Ахмеда Мидхат-паши, Мустафы Сами-эфенди, Ахмеда Ве-фик-паши 4, Намыка Кемаля5, Эбуззия Тевфикаб, Шемседдина Сами Фраше-ри 7, Юсуфа Акчуры8, Зии Гёкалпа9. Помимо работ названных авторов диссертант счел необходимым обратиться и к мемуарам султана Абдулхамида II (1876-1909) (5).
Круг произведений русских авторов XIX - начала XX в. оказался не менее широким. Хотя имена некоторых из них, в частности Ф.М.Достоевского и М.А.Бакунина, хорошо известны в современной Турции, но к работам других выдающихся русских писателей и мыслителей того времени до сих пор турецкие исследователи не обращались. Речь идет об исторических трудах Н.М. Карамзина (1766-1826) (6) и Н.Я. Данилевского (1822-1885) (7), публицистике А.И. Герцена (1812-1870) (8) и А.С.Хомякова (1804-1860) (9), литературоведческих работах В.Г.Белинского (1811-1848) (10), И.И.Киреевского (1806-
Ахмед Джевдет-паша (1822-1895) - государственный и общественный деятель, много сделавший для развития системы образования, автор первой османской грамматики и ряда исторических работ, в том числе 12-томной «Истории Джевдета», где излагается история Османской империи в 1774-1852 гг.
2 Ахмед Мидхат-паша (1822-1884) - государственный деятель, видный участник движения «Новых осма
нов», один из авторов османской конституции 1876 г.
3 Сейид Мустафа Сами-эфенди (ум. 1854) - дипломат и литератор, автор «Записки о Европе»(1840), где рас
сказывалось о достижениях европейской цивилизации
4 Ахмед Вефик-паша (1823-1891) - государственный деятель, один из самых образованных людей своего
времени, известен как переводчик, лексикограф и историк.
5 Намык Кемаль (1840-1888) - общественный деятель, один из основателей общества «Новые османы», ак
тивный участник конституционного движения, писатель и публицист, автор первых романов и пьес, а также
работ по османской истории.
6 Эбуззия Тевфик (1848-1913) - видный деятель просвещения, писатель, автор 3-томной «Истории Новых
Османов» и составитель сборника «Образцы османской литературы».
7 Шемседдин Сами Фрашери (1850-1904) - деятель культуры, автор лексикографических и энциклопедиче
ских работ, в том числе по исламской цивилизации.
8 Юсуф Акчура (1878-1935) - писатель, журналист и общественный деятель, известный как в России, так и в
Османской империи, активный сторонник младотурецкой революции и идеолог турецкого национализма.
Зия Гёкалп (1876-1924) - общественный деятель, публицист и ученый - социолог, автор ряда поэтический произведений, активный участник младотурецкого движения, идеолог турецкого национализма.
1856) (11) и В.Н. Майкова (1823-1847) (12), историко-философских сочинениях B.C. Соловьева (1853-1900) (13) и К.Н. Леонтьева (1831-1891) (14).
Литературу по теме исследования также можно разделить на две группы. Первая из них посвящена состоянию общественной мысли в Османской империи, вторая - эволюции взглядов российской интеллигенции в XIX в. Характеризуя работы первой группы, хотелось бы указать на два обстоятельства. Прежде всего, заметно, что в последние десятилетия значительно возросло внимание турецкой общественности к этно-конфессиональным проблемам. Об этом свидетельствует большое количество научных и популярных публикаций, обращенных к теме «тюрк кимлиги» (турецкой идентичности). Вместе с тем новые книги, брошюры и журнальные статьи показывают заметный разброс мнений авторов, отражающий неоднозначное восприятие разными группами населения страны усилий, прилагаемых нынешним руководством Турецкой республики для вступления в ЕС. Раскол в общественном мнении, вызванный дальнейшим сближением Анкары с западным миром, находит свое выражение в стремлении авторов пересмотреть прежнее восприятие процесса модернизации и его последствий.
Сама концепция модернизации в том виде, в каком она была воспринята турецкими учеными в 40-50-х гг. прошлого века, исходила из необходимости преодолеть характерное для работ Тойнби и других европейских ориенталистов 20-30-х гг. XX в. положение о том, что примат духовной жизни, ее «исламский дух» определял поступательное развитие таких традиционных политических образований, как Османская империя. В противовес этой идее был выдвинут тезис о том, что политические убеждения реформаторов, исходивших из необходимости следовать опыту стран Западной Европы, помогли преодолеть застой в османском обществе и обеспечить его дальнейшее развитие. Эта точка зрения в Турции была впервые сформулирована такими историками, как Энвер Зияя Карал (15) и Халил Иналджик (16). Аналогичные взгляды нашли свое выражение в известном труде Г. Гибба и Г. Боуэна (17). В дальнейшем, в силу введения в научный оборот большого объема нового фактического материала сама концепция была существенно усовершенствована. В своем обновленном виде она исходила
из ограниченности прежнего увлечения политической историей империи и позволяла представить развитие османского и иных восточных обществ во всей полноте политических, социальных и экономических аспектов. Ее адепты широко прокламировали отход от европоцентристских установок. В частности, было признано, что османы воспринимали и усваивали западный опыт на основе своих традиционных институтов. Этот этап осмысления процесса модернизации был отмечен появлением ряда работ западных авторов, оказавших большое влияние на последующее развитие османистики. К их числу можно отнести публикации Б.Льюиса (18), Р.Дэвисона (19), К.Карпата (20). Тогда же были опубликованы труды турецких ученых - Шерифа Мардина (21), Ниязи Беркеса (22), Тарика Зафера Тунайя (23), в которых были поставлены вопросы влияния процесса вестернизации на османское общество.
Важным рубежом в общественной жизни Турции стал военный переворот 1960 г. Это событие представляло собой антидемократическое вмешательство военных, но оно открыло дорогу для прогрессивных начинаний, приведших к политизации широких масс и восприятию новых устремлений мировой общественности. В турецкой историографии Османской империи он сказался в ощутимом воздействии школы «Анналов» и марксистской интерпретации исторических процессов. Если ранее усилия ученых были направлены на изучение деятельности государства, то в 60-70-х гг. возрос интерес к социальной и особенно к экономической жизни. Без сомнения, в этом сказалось влияние ученых, пришедших в историческую науку из социологии и других областей гуманитарных наук. Отличительной чертой работ того времени является их «левое» звучание. Однако на самом деле они опирались на различные парадигмы: модернизации, «зависимого развития», мировой экономической системы И. Валлерстайна, марксистские положения о роли производительных сил, как основной движущей силы истории, идеи школы «Анналов» об обращении исторической науки к ее основному объекту - человеку. Для примера можно сослаться на материалы первой международной конференции по социальной и экономической истории Турции, прошедшей в Анкаре в 1977 г. (24) и на публикации Ш. Ханиоглу (25), Д. Эргиля (26), Ч. Кейдера (27), И. Ортайлы (28). В западной османнистике так-
же отмечается появление новых исследователей, плодотворно работающих над вопросами, связанными с пробуждением национального самосознания: Д.Кушнера (29), Р.Чемберса (30), Ф. Жоржона (31) и других.
Значимое изменение в быстро прогрессирующем процессе осмысления османской истории турецкими учеными произошло вместе с радикальным сдвигом в политической жизни страны в начале 80-х гг. Новый подход, формировавшийся еще в 70-х гг. на базе «Очага просвещения», нацеленного против левых устремлений в политике и историографии, получил известность как «турецко-исламский синтез». Главная особенность новой парадигмы, получившей поддержку со стороны государства после военного переворота в сентябре 1980 г., состоит в написании османской истории в форме повествования, воспламеняющего национальные и религиозные чувства. Для ее сторонников нет общей истории человечества, как таковой, существует лишь история отдельных наций. Внешне утверждение концепции «синтеза» выглядит как откат к понятиям, употреблявшимся в первые десятилетия XX в., разве что место «исламского духа» занял «турецко-исламский». Однако на деле утверждение идей «синтеза» означало отказ от прежнего эволюционного восприятия исторического процесса и переход к постмодернистскому релятивизму, отрицающему достоверность любых общих закономерностей.
Для правильного понимания нынешнего состояния турецкой историографии важно подчеркнуть то обстоятельство, что, несмотря на государственную поддержку, теория «турецко-исламского синтеза» не смогла остановить использование тех концепций, о которых речь шла ранее. Иными словами, обращение к этно-конфессиональным проблемам в настоящее время предполагает использование самых разных парадигм, позволяющих рассматривать тему "тюрк ким-лиги» под различными углами зрения. Результатом изменения ситуации можно считать появление значительного числа произведений турецких и западных авторов. Речь идет о новых публикациях Шерифа Мардина (32), и Ильбера Ортай-лы (33), книгах Решада Касаба (34), Танера Тимура (35), Юмида Хасана (36), Б.Гювенча (37), К. Флейшера (38), К. Карпата (39), Ф. Жоржона (40), Хр. Неуманна (41), М. Микера (42).
Отдельно следует отметить давнюю традицию изучения Османской империи в России. Немалое место среди публикаций российских авторов за последние два столетия занимают работы по истории общественной мысли в султанской Турции. Наибольший интерес для автора настоящего исследования представляют книги Ю.А. Петросяна, положившего начало научному изучению идеологии османских реформаторов и политической публицистики XIX - начала XX в. (43) Преобразованиям эпохи танзиматских реформ и их инициаторам посвятили свои изыскания И.Е. Фадеева (Петросян) (44), Н.А. Дулина (45), И.Л.Фадеева (46). Результаты своих изысканий относительно особенностей формирования турецкой нации и складывания национального самосознания турок изложил в своей книге известный российский историк Д.Е. Еремеев (47). Для всех этих работ характерно глубокое знание изучаемых вопросов, основанное на внимательном изучении турецких источников.
Из огромного круга исследований, изданных в России и посвященных идейным исканиям русской интеллигенции XIX в., автору диссертации из-за ограниченности времени пребывания в Москве пришлось ограничиться работами, вышедшими в последнее время. К их числу относятся произведения В.Я.Гросула, И.В.Лукоянова, С.Пивоварова, Е.Л.Рудницкой, В.А.Томсинова, П. Шкуринова. Г.И.Щетининой. Из работ более раннего времени предпочтение было отдано произведениям известных русских философов-эмигрантов -Н.А.Бердяеву (1874-1948) и Г.П.Федотову (1886-1951). Зато в библиотеках Анкары и Стамбула оказалось достаточно большое количество работ зарубежных специалистов по русской истории, в том числе Т.Андерсона, Р.Бирнса, В. Дау-лера, В. Зенковского, Г.Кона, Э. Кэрра, Д.Ливена, Р.Пайпса, Н.Рязановского, Е.Уикса. Совокупность названных исследований позволила получить достаточно полное представление о концептуальном осмыслении тех процессов, которые переживала русская общественная мысль в процессе модернизации российского государства и общества. Можно лишь пожалеть, что эти сюжеты остаются неизвестными турецким ученым. Помимо исследований, посвященных проблемам национальной идентификации, при подготовке диссертации были использованы и общие работы по османской истории турецких, западных и русских авторов.
Среди них следует особо отметить труды современных турецких авторов -Халила Иналджика, Ахмада Фероза, Сина Акшина, Хюсейна Садоглу, Тарика Тунайя, Мете Тунчая, Исмаила Хаккы Узунчаршылы, известных западных специалистов - Б. Брауде, С. Фарохи, X. Гербера, К. Финдлей,Б. Льюиса, Ст. Шоу, Э. Цюрхера, а также работы российских востоковедов Н.А. Иванова, Н.Г. Киреева, М.С. Мейера, С.Ф. Орешковой, Ю.А. Петросяна, И.Л. Фадеевой.
Из обширной литературы, посвященной теоретическому осмыслению взаимоотношений гетерогенных в этническом отношении империй (Римской, Византийской, Османской, Российской) и отдельных наций, входивших в их состав, были использованы публикации Б. Андерсона, Ф. Броделя, Э. Геллнера, Э. Гиббона, Г. Зайдлера, X. Кона, А. Рибера, Э. Смита, Х.П. Хёе, Э. Хобсбаума, А. Каменского, В. Кожинова, А. Миллера, СМ. Сергеева, Е. Троицкого, А.О. Чубарьяна, А.Л. Янова, Суави Айдына, Али Акйылдыза, Кемаля Тахира.
Отдельно следует отметить материалы двух конференций, где история империй давалась на основе сравнительного подхода. Материалы первой из них были опубликованыв США под редакцией К. Беркли и М. Хегена (48), второй -в Москве в серии «Новые границы» под редакцией А.И. Миллера (49).
В диссертации использованы статьи и обзоры, посвященные турецкой истории, в журналах «Беллетен» и «Тарих ве Топлум», «Интернейшн Джорнал оф Миддл Ист Стадиз», «Миддл Истерн Стадиз», «Восток», «Вестник Московского Университета. Серия 13. Востоковедение». Диссертант изучил также работы по истории России, публиковавшиеся в журналах «Вопросы истории», «Вопросы философии», «Аб Империо», «Слэвик Ревью», «Америкэн Слэвик анд Ист Юропиэн Ревью», «Нэйшн анд Нэйшионелизм», «Харвард Слэвик Ревью», «Слэвоник анд Ист Юропиен Ревью».
Для исследования имперского мышления и национализма элит двух империй выбран метод рассмотрения османского и российского материала в отдельных разделах диссертации. В первой главе представлены сведения по Османской империи, во второй - по России. Каждая из глав разделена на две части. В главе, посвященной османским сюжетам, изложение начинается с рассмотрения общей картины состояния империи в период перемен. Здесь основ-
ное внимание уделяется таким сюжетам, как ослабление верховной власти в центре и на местах, характер осуществлявшихся реформ и факторы, определявшие преимущественное внимание к опыту государств Западной Европы, изохронность реформаторских усилий и упадка османской государственной системы. Совокупность подобных явлений открывает, на наш взгляд, возможность увидеть те пути решения вопроса идентификации, которые определялись переплетением традиционных воззрений и новой, в основе своей западной, системы ценностей.
Во второй части главы анализируется состояние общественной мысли в Османской империи. Одной из ее отличительных особенностей традиционно считается заметное влияние взглядов сторонников вестернизации. Однако основное внимание автора сосредоточено на других идейных течениях, в частности на характеристике концепции османизма, как первого конкретного выражения поиска самоопределения в период танзиматских реформ. Наряду с этим вариантом идентификации излагается и другой подход, основанный на постулатах панисламизма. Он, несомненно, противостоит османизму, но вместе с тем имеет с ним и некоторые общие черты. Наконец, подробно излагается идейное содержание тюркизма, составляющего основу современного турецкого национализма. Анализ взглядов его сторонников показывает наличие в самой концепции явно имперских черт, что связывает третий вариант самоидентификации с османиз-мом и панисламизмом.
Вестернизация или продолжение традиций
Понятие социальной трансформации - это явление, отмеченное на Западе в связи с Ренессансом. Оно определяет и сдвиги в общественной мысли. В то время Запад сформулировал эту доктрину для себя, а для остального мира было предложено другое понятие - стагнация. В Европе XVIII века широко распространенной и популярной стала мысль о том, что общества других частей света стали инертными и апатичными. Например, Шарден утверждал: «Азия - это застойность, а Европа - постоянное изменение». «Европа благодаря развитию в сфере мышления и информации, являет собой меняющийся мир, другие регионы бездействуют в застойном состоянии», - вторил ему в 1740 году Муснье (1).
В свою очередь, Османская империя, как в силу своей исключительной географической близости к Европе, так и в силу вынужденного противостояния с ней, стала первым - после России - за пределами Европы государством, обратившимся к практике трансформации сознания. Реформы или изменения в финансовой, административной и социальной сферах должны были восприниматься как неизбежные, как естественный итог развития. Изменения в общественном сознании выступали как необходимое условие проведения военных реформ в государстве, ставшем слабым в военном отношении.
В XVII в. военные реформы впервые стали на повестку дня. Хотя концепция Ибн Халдуна об особенностях существования государства, в том числе и о неизбежности гибели всякого политического образования, были широко известны в среде османской просвещенной элиты, она не поддерживала эту концепцию и выступала с позиций веры в то, что при проведении военных реформ в русле современных тенденций, государство будет существовать бесконечно. Именно поэтому в ляиха (проектах) военных реформ XVII в. нет ссылок на идеи Ибн Халдуна, а у наиболее известных публицистов того времени - Кочибея, Се-ляники, Кятиба Челеби и Мустафы Найма среди необходимых действий на первый план выходит мысль о возможности приведение в порядок дел Османского государства. Интересно также отметить, что практически многое из этих предложений походит на реформы XIX века (2).
Проекты реформ и посольские донесения (сефаретнаме) XVIII века не могут быть оценены в этих категориях. В них нет глубины, свойственной эпохе XVII века, нельзя встретить изысканной манеры изложения. В гораздо большей степени - это практические советы по проведению реформ. Они не основывают ся ни на определенной политической теории или философии, и даже не на про фессиональных знаниях, а лишь на опыте и наблюдениях. В этом отношении XVIII век для османского общества вряд ли может быть назван эпохой перемен, скорее его следует расценивать как некий переходный этап (3). Только со времени правления Селима Ш, модернизация принимает более систематический характер. Важно подчеркнуть, что определенные перемены наблюдаются и в оценках мыслящих людей того периода. Так, Эль-Хадж Али-паша в своем Насихатнаме («Наставлении») 1803 года рассматривал военные реформы в разных странах и проводил их сравнительный анализ. Начиная с XIX столетия, с вхождением модернизации в системную фазу и появлением в ответ на это явлений противоположного свойства, впервые возникает дихотомия: новатор - традиционалист, прогрессивный деятель - реакционер, просвещенный человек - невежественный.
По сути дела, уже в XVIII веке можно было бы говорить о вестернизации, однако это понятие вряд ли могло быть введено. Потому что Запад - явление пока еще незнакомое и неясное. Модернизация продолжается, и эта модернизация, в сущности, является заимствованием западных ценностей, но османские просвещенные круги никак не определяют этого процесса и, возможно, даже его не осознают. В сущности, это неведение - есть следствие равнодушия и незаинтересованности. Яркий пример тому - высокомерные суждения о Французской революции Халет-эфенди, воспринимавшего ее как процесс убийства кяфирами друг друга (4).
Позднее османские интеллектуалы увидят и осознают, что в научно-техническом отношении Запад намного опережает Османскую империю. Пони мание этого возникло как результат первых военных реформ. Примером тому, как менялись взгляды современников, могут быть Франса сефаретнамеси (Посольские донесения из Франции) Йирмисекиз Мехмеда Челеби, Въяна сефаретнамеси (Посольские донесения из Вены) Ахмеда Ресми-эфенди, Немче сефаретнамеси (Посольские донесения из Австрии) Абубекира Ратиба и Русья сефаретнамеси (Посольские донесения из России) Мустафы Расих-паши (5).
Пожалуй, самоё интересное произведение в жанре сефаретнаме - это Ав-рупа рисалеси (Европейское рисале) Мустафы Сами-эфенди. В этом произведении развитие Европы связывается с научно-техническим прогрессом, исследуются современные составляющие европейских достижений, такие, как здравоохранение, образование, промышленность. Автор не просто перечисляет все эти показатели, но выступает с апологией этих явлений, проводит мысль о необходимости придерживаться пути следования за Европой. «Накануне Танзимата эта картина прагматичного и наблюдательного западничества османских бюрократов может считаться первым примером вестернизации» (6).
Однако до эпохи Танзимата среди османской просвещенной элиты еще нельзя встретить мыслителя, который бы ломал голову над проблемой реформ и проводил научные изыскания на уровне политической теории. Это стало возможным только после Танзимата, на новом этапе модернизации.
Одной из главных черт восприятия вестернизации в Османской империи можно считать восприятие этого процесса как некой необходимости, оно отнюдь не предполагает восторженного отношения к вступлению страны на западный путь.Один из самых ярых приверженцев османских традиций Ахмет Джевдет-паша оказался стал одним из тех государственных и общественных деятелей, кто внесли наибольший вклад в осуществлении курса на заимствование западного опыта. В связи с этим необходимо вспомнить главную особенность осуществлявшихся модернизаторских преобразований - в их основе, в сущности, лежало стремление защититься от Запада. Иными словами в основу реформ определял инстинкт самосохранения (7). По этому поводу Юнг и Пик-коли, оценивая весь ход турецкой модернизации писали, что принятая османами модель представляет собой модернизирование, дабы избежать модернизации как таковой (8).
Передовые османские мыслители XIX века хотели установления гораздо более свободного режима. Однако не вполне ясно, насколько это желание можно назвать западничеством. Хотя они хотели перенесения всех основных институтов западного общества на османскую почву, но они были сторонниками того, чтобы этот процесс происходил в рамках нового исламского иджтихада. Все реформы защищались исламской легитимностью. Конституция и парламент интерпретировались знатоками исламского права как разновидность коллегиального совета, с другой стороны, полигамия, по их мнению, противоречит крайне разносторонней сущности ислама. Свободолюбие Намыка Кемаля нельзя понять с точки зрения современного национализма, но его никак нельзя отнести к сторонникам секуляризма. Он даже не использует понятие "гражданский кодекс" Однако именно поэтому требования исламиста Али Суави пошли даже дальше исламской легитимности. Поэтому можно говорить, что в итоге османские просвещенные круги были предусмотрительны и осторожны в отношении Запада. Первое имя, которое надо упомянуть в связи с переломом в восприятии Запада и в качестве примера радикального западничества, это безусловно, Абдуллах Джевдет (1869-1931) (9).
Ранний консерватизм или «Кто мы есть такие»?
Первые консервативные отклики на преобразования, отметившие «дней Александровых прекрасное начало», не заставили себя ждать. В этом смысле первые образцы российской политической мысли XIX века следует охарактеризовать как преимущественно консервативные. Хотя их отличительной чертой была реакция на революционные события в Европе, они показывали, что в российском обществе за столетие после Петра уже сложилась немалая прослойка просвещенных людей, которые ощущали потребность осмысления самих себя, своего места в мировой и отечественной истории, а равно и «будущего зов» для России. Среди них необходимо, прежде всего, отметить Н.М.Карамзина (1766-1826) и князя В.Ф.Одоевского (1803-1869).
Н.М. Карамзин был официальным российским историком во время правления императора Александра I. Он получил признание и как писатель, и как консервативный мыслитель, не принявший идей Французской революции, и как сторонник просвещенного самодержавия. Очень часто в своих размышлениях, отражавших смуту идей той эпохи, Карамзин принимал самодержавие, как исторически естественную форму правления для России. В противоборстве якобинского вольнодумства и приверженцев охранительных идей он был сторонником порядков, представленных царем, дворянством и церковью, но вместе с тем полагал, что «и власть самодержца имее пределы».
Карамзин оказал очень большое влияние на развитие национального сознания. Он был первым, кто понял самобытность русской истории. По его мнению, здоровое состояние российского государства определялось просвещенной монархией и православием. Поэтому его можно считать первым мыслителем, заложившим основы взглядов славянофилов. В то же время его следовало бы причислять к либералам, поскольку он был убежденным сторонником идей эпохи Просвещения и верил в торжество разума и необходимость дальнейших преобразований.
Участие Карамзина в становлении просветительской мысли в России началось с публикации в «Московском журнале» его заметок о поездке в Европу в 1789-1790 гг. под названием «Письма русского путешественника». Почти одновременно он опубликовал свою повесть «Бедная Лиза», принесшую ему большую популярность благодаря той ноте сентиментализма, которую он привнес в русскую литературу. Можно сказать, что он способствовал формированию основ романтизма Жуковского и оказал влияние на творчество Пушкина (1).
Самой важной заслугой Карамзина считается написание им «Истории государства российского» (2). Это произведение равноценно, например, работам Леопольда фон Ранке в Германии и еще позже появившейся «Истории Германии» под редакцией К. Лампрехта (3). Однако произведение Карамзина появилось раньше, поэтому можно говорить о лидерстве России в переходе от написания истории для правителя к истории для общества. Значимость этого труда определяется также тем, что Карамзин стал первым российским автором, кто обратился к написанию национальной истории. Не случайно Пушкин писал, что «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Колумбом».
Будучи консерватором и монархистом, Карамзин одновременно выступал и как реформатор русской словесности. Его проза и поэзия оказали значительное воздействие на развитие русского литературного языка. Карамзин сознательно отказывался от использования церковнославянской лексики и грамматики, приводя язык своих произведений к обиходному языку своей эпохи и используя в качестве образца грамматику и синтаксис французского языка. Им введено в русский язык множество неологизмов («благотворительность», «влюбленность», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответствен-А.С. Шишков при содействии Г.Р. Державина основал в 1811 году общество под названием «Беседа любителей русского языка». Целью участников этого объединения была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковского и их последователей. В ответ спустя три года образовалось литературное общество «Арзамас», члены которого иронизировали над авторами «Беседы» и пародировали их произведения. В деятельности общества участвовали многие поэты, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамаса» над «Беседой» упрочила принятие языковых изменений, которые ввел Карамзин (4).
В этом разделе необходимо упомянуть и о князе В.Ф.Одоевском, который учился в благородном пансионе Московского университета в 1816-1822 гг. Тогда на его квартире собирался кружок, известный как «Общество любомудров». Он был создан под влиянием идей немецкого философа Шеллинга, с которым-знакомили преподававшие в пансионе профессора Московского университета М.Г. Павлов и Д.М. Велланский (5). Среди постоянных членов этого кружка были А.И. Кошелев, Д.В. Веневитинов, И.В. и И.П. Киреевские, В.К. Кюхельбекер. Регулярно посещали занятия А.С. Хомяков, М.П. Погодин и В.Г. Белинский. Расцвет деятельности кружка пришелся на 1823-1825 года и завершился его ликвидацией после восстания декабристов. В те же годы, Одоевский пробует свои силы в литературном поприще: вместе с Кюхельбекером издает альманах «Мнемозина» и пишет роман «Иероним Бруно и Пьетро Аретино», оставшийся незавершенным (6).
На философские взгляды Одоевского оказали большое влияние труды немецких ученых Шеллинга и фон Баадера. Вслед за ними он обратился к поня-тиию «инстинкт» (иначе «внутренние чувства»). Оно составило отправную точку его концепции, которую он изложил в связи со спорами в российском обществе по поводу национальной самобытности. Согласно его мнению, «внутренние чувства», имеющие божественное происхождение, представляют важнейший элемент, способствующий формированию нации. Одоевский утверждал, что римская традиция, определявшая первоначально процесс цивилизационного развития, ослабляет роль инстинкта, но христианство принесло луч надеж-ды.Поскольку рационализм и присущие ему аналитические усилия лишь уродуют «внутренние чувства», путь к их возрождению определен христианской верой. Тем самым Одоевский дал первый в России образец философских идей романтизма, противостоявших идеалам просвещения и рационализма. Поскольку эти мысли в политическом выражении соответствуют консерватизму, то заслугой Одоевского можно считать то обстоятельство, что он показал наличие ряда различий Европы и России. По его мнению, Россия, представляющая собой молодое государство, которое переживает эпоху своей «героической» истории, хранит богатство «внутренних чувств», которые потеряны Европой. Благодаря петровским реформам Россия сумела использовать опыт, накопленный Европой. Тем самым, завершив свой детский период развития, она вступила в пору зрелости. Важно подчеркнуть и то, что Одоевский, осознавая различия между Россией и Европой, не придавал им слишком большого значения, а подчеркивал особую миссию России, которая может спасти Европу (7).
Панславизм: Россия против Европы
Период спора западников и славянофилов, олицетворявший эпоху Герцена, был краток из-за польского восстания. Польский вопрос, являясь новым фактором, стал на политическую повестку дня. Таким образом, речь идет даже не о двусторонней полемике, характерной для 1840-х гг. Стороны, по существу, еще более отдалились. Политика 1840-х гг., имевшая оттенок идейной дискуссии, начиная с 1860-х гг. приняла еще более жесткий характер. После этого периода жесткость изо дня в день увеличивалась, и политическая стабильность установилась лишь к концу второго десятилетия последующего века.
Однако в этот период идеология переживает крайне важный поворот в своей истории с точки зрения нашего исследования — речь идет о возникновении панславизма. Самым видным последователем и пропагандистом этой идеологии, которая использовала замыслы славянофилов, стал не И.С.Аксаков, а Н.Я.Данилевский (1822-1885) со своим сочинением «Россия и Европа» (49). Панславизму, как течению российской общественной жизни, обозначившемуся в 1860-х гг., предшествовали другие подобные явления в славянских обществах вне России.До начала 60-х гг. панславизм имел несколько центров своего распространения в славянских землях, главным из них являлась Прага. Однако Крымская война, объединение Германии и динамизм в развитии российского общества, как следствие реформ 60-х гг., - все это способствовало перенесению центра панславизма в Россию. На почве, подготовленной идеями славянофилов, постепенно взросли и панславянская идеология и политика, достигшая высшей точки в период русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Однако необходимо подчеркнуть тот факт, что панславизм в России сформировался таким образом, что самым важным условием была идея о том, что весь славянский мир должен объединиться под эгидой России. Мысль о равенстве славянских народов, рассматриваемая как один из ранних примеров панславизма, была отвергнута с принятием положения о том, что русские в России видели свое место как primus inter-pares («первый среди равных»). Самое лучшее разъяснение этого положения было сделано на панславистском конгрессе 1867 г. В.И.Ламанским (1833-1914), последователем известного историка-славянофила М. Погодина. Ламан-ский говорил о том, что Россия признает культурные права всех славянских народов, но русский будет официальным языком всех славян. Также он заявил о необходимости влияния высокой русской культуры на другие славянские народы. Ясно, что пример Польши стал фундаментом для таких идей (50).
Ф.М. Достоевский 20 марта 1869 г. написал племяннику о Данилевском, начавшем распространять свои идеи в журнале «Заря» через два года после конгресса: «Этот Данилевский является всеобщим достоянием. Он, как последователь Фурье, стал главным социалистом. Двадцать лет назад он стал принимать участие в наших спорах. Тогда он произвел на меня впечатление важного человека. По возвращении из ссылки он был националистом и настоящим русским. Статья, которую я тебе рекомендую, - первый труд, где он проявил себя». Несколько дней спустя Достоевский написал Страхову: «Данилевский кажется мне очень важным. Эта статья надолго станет основной для чтения в повседневной жизни русских. Его строки точь-в-точь совпадают с моими мыслями. Я, как будто, думал написать так же... Моя радость бесконечна по поводу того, что янашел статью, настолько наполненную наукой и логикой. Жду продолжения с нетерпением» (51).
Данилевский, в отличие от И.САксакова- лидера славянофилов, будучи не столько фанатично настроенным по поводу идей славянофилов, наполнил это идейное течение иным содержанием, политизировав его и став идейным основателем панславизма. В прежние времена Данилевский, будучи членом кружка Петрашевского, никогда не отстаивал идеи классического славянофильства. Несомненным является знакомство классической славянофильской мысли - защитницы романтического природного состояния - с понятием государства, почерпнутого Данилевским в кружке Петрашевского (52). Данилевский считал, что для осуществления «русской идеи» необходимо сильное государство, подобная идея определяла его понимание истории. Реформы Петра І, в рамках этой концепции, по его мнению, должны быть оценены должным образом. Под этим углом зрения он рассматривал любой сложный период российской истории. Данилевский, разработавший культурно-исторические типы, утверждал, что использование его методики позволяет с уверенностью предсказать появление славянского государства под руководством России и со столицей в Стамбуле, а также явления новой «сверхличности». Поскольку, по его убеждению, не существует универсальной системы ценностей, он предлагал, оставив спор о законности такого государства, перейти к проведению Россией активной внешней политики, ради союза славянских народов. Соответственно, в польском вопросе Данилевский предлагал действовать прагматически, с учетом интересов будущего союза славян, и объявлял Польшу «Иудой славянства». Разделяемая им идея превосходства России в противостоянии с Европой и акцент на ее миссии в объединении славян, наряду с прагматичным подходом, четко показывала политическую направленность русского панславизма (54).
Первой теоретической проблемой, с которой столкнулся Данилевский при разработке концеции панславизма на базе идей славянфилов был вопрос о государстве. Как упоминалось выше, тот факт, что славянофилы рассматривали государство как «вынужденное зло» и «трансцедентную реальность», вступал впротиворечие с программой создания сильной с экономической и военной точки зрения федерации во главе с Россией. Данилевский был вынужден искать решение этой дилеммы. Он видел в трагедиях русской истории вынужденные жертвы для того, чтобы Россия смогла осуществить свою миссию. По его мнению, Европа, наделив Россию лишь цивилизаторской миссией по отношению к Азии, пытается отдалить ее от ее истинного предназначения. Между тем, Россия и славянский мир должны были стать основателями новой цивилизации (свех-цивилизации) с присущими им особенностями. Поэтому Данилевский определял миссию России как политическую. Ее значимость, по его мнению, столь велика, что теория панславизма будет рассматриваться славянами как самый высокий идеал, наряду с почитанием Бога. Ибо единение славян определяет позитивное начало сверхцивилизации, которая будет властвовать над миром, без чего нельзя достичь истинной добродетели (55).
Своей теорией сверхцивилизации Данилевский рассчитался со славянофилами. По его мнению, не существует единой славянской цивилизации, их много, и превосходство одних над другими естественно. Он говорил, что ошибка славянофилов заключалась в том, что они абсолютизировали по отдельности достоинства славян и России. Поэтому славянофилы, считавшие эти достоинства общемировыми, попали в ловушку западников и стали ипользовать их терминологию. Данилевский, предпочитавший понятие «всечеловеческого» вместо «общечеловеческого», своей классификацией опередил Шпенглера (56).
