Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Идеологические основы внешней политики независимой Сирии на Ближнем Восток 16-55
1.1. Пространство «естественной Сирии».
1.2. Образование и развитие сирийской нации.
1.3. Понятия арабского мира и арабской нации
Глава 2. Проявления сирийского и арабского национализма в межарабской политике Сирии
2.1. Межарабская политика Сирии во второй половине 40-х и 50-х годах.
2.2. Межарабская политика Сирии с конца 50-х до середины 70-х годов
2.3. Межарабская политика Сирии во второй половине 70-х и 80-х годах.
2.4. Современная политика Сирии в межарабских делах
Глава 3. Внешняя политика Сирии и проблемы мира, безопасности и стабильности на Ближнем Востоке 99-126
3.1 Проблема ближневосточного мирного урегулирования (БВУ) 99-110
3.2. Отношения Сирии с Ираном и Турцией 111-118
3.3. Противодействие Сирии международным «вызовам» современности 118-126
Заключение 127-130
Примечания 131 - 173
Библиография 174-196
Приложения 197-214
- Пространство «естественной Сирии».
- Межарабская политика Сирии во второй половине 40-х и 50-х годах.
- Отношения Сирии с Ираном и Турцией
Введение к работе
Сирийский национализм избрав, Мы всех под ним объединили, Ну а арабский фронт создав, Арабов нации сплотили .
Пространство «естественной Сирии».
Центральным в системе представлений сирийцев об объекте внешнеполитической деятельности современного сирийского государства стало понятие «естественной («природной») Сирии» (по-арабски «Сурия ат-табиыйя»). Впервые его выдвинули сирийские националисты. В своей книге «Происхождение наций» А.Сааде указал: «Земля как главное условие человеческого существования»1 делится на «регионы и среды, являющиеся уникальными и неповторимыми»2. Каждую из них он определил как «отечество» или «родину» (арабск. «аль-ватан») -«единое географическое, сельскохозяйственное, экономическое и стратегическое целое»4. К ним была причислена и «естественная Сирия» или «пространство Сирийской страны»5.
Для удобства предлагаем воспользоваться картографическими изображениями «естественной Сирии», которые помещены в книгах Р.Аль-Каттана «Арабское единство, «Великая Сирия» и палестинская проблема» и А.Сааде «Область Искендерон» (Приложения 1 и 2 к диссертации). Ряд карт, включая отдельные районы «естественной Сирии», приводятся в изданной министерством обороны САР «Географической энциклопедии» (Приложения 3, 4, 7, 9, 11-15), а также в «Большой советской энциклопедии» (Приложения 6, 8, 10).
Известно по меньшей мере две версии происхождения названия «Сирия». Необходимо сразу оговориться, что в дальнейшем слово «Сирия» будет использоваться в тексте для обозначения территории современной Сирийской Арабской Республики (карту САР см. в книге Осипова Д., Медведко С. «Вся Сирия» -Приложение 5). По одной из них у его истоков якобы стояли «сирьяки». Здесь у сирийских ученых нет единства во мнениях. Некоторые считают, что так называли ассирийцев, владевших Сирией6, по мнению других, этим именем в древности называли финикийцев, населявших ливанские земли, а также арамеев7. Причем последние проживали не только в Ливане, но и на территории современной Сирии (жители Маалюли - населенного пункта неподалеку от Дамаска, и сейчас говорят на арамейском языке). По второй версии в основе названия «Сирия» лежит «величайший город древности» Сур, ныне - Тир на юге Ливана8.
Первым границы «естественной Сирии», хотя, разумеется, весьма приблизительно с учетом несовершенства тогдашних географических знаний, определил, вероятно, древнегреческий географ и историк Страбон. В своем трактате «География» (ок. 7 г. до н. э.)9 он написал, что Сирия находится между горным хребтом Аманус (сейчас — южный хребет горной системы Тавр) и Египтом. Страбон поделил ее на «Антиохийскую область» (севернее Алеппо и Селевкии), Центральную Сирию (внутренние районы), Финикию (средиземноморское побережье) и Иудею (Палестину)10. Затем Центральную Сирию разбили на Внутреннюю (Дамаск и сопредельные районы) и Пальмирскую (районы, примыкающие к Пальмире — Тадмору) (Приложение 4).
Завоевав Дамаск в 635 г.11, арабы посчитали, что Сирия располагается между районом Малатья севернее хребта Армянский Восточный Тавр (Приложения 6 и 7) на севере и Эль-Ариш (населенный пункт на Синае - в современном Египте, Приложения 7 и 8) на юге; городом Менбидж12 на востоке (на современных картах САР - населенный пункт Мембидж в губернаторстве Алеппо западнее реки Евфрат, Приложения 4 и 6) и населенным пунктом Тарсус в Западной Киликии на западе13. При Омейядском халифате (660-750 гг.) арабы стали называть Сирию «Биляд Аш-Шам» («Северная страна») или «Шамом», подразумевая «независимое государственное образование к северу от Хиджаза» на Аравийском полуострове14. Кстати, в современном арабском языке глагол «ашама» означает «направляться в Сирию»15.
Сходное определение границ «естественной Сирии» дал живший в эпоху сменившего державу Омейядов Аббасидского халифата (750-1258 гг.) арабский географ и путешественник Аль-Мукаддаси. (Также известен как Аль-Макдиси Шамс ад-Дин Абу Абдаллах Мухаммед). В своей книге «Ахсан ат-такасим фи маарифат аль-акалим» («Лучшее разделение для познания климатов»)16, написанной в 80-х гг. IX века, он отметил: «Область Шам» простирается от Египта до Римской империи, от Римского (Средиземного) моря до Аравийской пустыни, выходя на границы Аравийского полуострова17. В период наступившей при закате Аббасидов раздробленности различными районами «естественной Сирии», сменяя друг друга, управляли местные кланы (наиболее известны Хамданиды - 928-1003 гг.), шиитская династия Фатимидов (контролировала Дамаск и Халеб (Алеппо) в 969-1171 гг.), Айюбидский халифат, турки-сельджуки, крестоносцы (вторая половина XII - середина XIII века) и мамлюкские султаны (начиная с 1250 г.). В 1516 г. вся «естественная Сирия» была включена в Османскую империю18. Ее разделили на три вилайета: Дамаск, Халеб и Триполи, к которым в начале XVII века прибавился четвертый - Сайда19. По состоянию на 1904 г. вилайет Халеб включал в себя лива (области) Халеб, Урфа, Мараш; вилайет Сирия (бывший Дамаск) - лива Шам, Хама, Хауран, Аль-Карак; вилайет Бейрут (бывший Триполи) — лива Бейрут, Акко, Триполи, Латакия, Наблус. Отдельной административной единицей - «мутасаррифийей» являлся Аль-Кудс (Иерусалим), под автономным управлением находилась и «мутасаррифийя Джебель Любнан» (Горный Ливан)20.
Ссылки на «естественную Сирию» как «единый регион от Тавра до Египта с буферным между Сирией и Ираком районом Аль-Джазира» (сейчас Аль-Джазирой или Джезире называют северо-восточные районы Сирии за рекой Евфрат21), встречаются и гораздо позднее. Речь идет, главным образом, о европейских, в том числе французских источниках, принимая во внимание ясно обозначившийся в XIX веке колониальный интерес Парижа к ближневосточным делам. В пример можно привести изданную во Франции в 1848 г. книгу «Сирия древняя и современная» и подготовленный МИД Франции в 1910 г. «План Сирии и Месопотамии»22 (Приложение 7).
Во время первой мировой войны (1914-1918 гг.) «естественная Сирия» как часть неуклонно слабеющей Османской империи стала объектом острого соперничества иностранных держав, в первую очередь, Великобритании и Франции, каждая из которых имела в ближневосточном регионе военно-стратегические и экономические интересы. Осознавая неспособность ни одной из сторон установить полный контроль над Ближним Востоком, Лондон и Париж еще до окончания войны попытались договориться. Плодом предпринятых ими активных дипломатических усилий явилось секретное соглашение «Сайкс-Пико» о дележе входивших в Османскую империю земель23. И эти замыслы были в общем и целом реализованы, невзирая на все протесты арабских националистов, которые на прошедшем в Дамаске 2 июля 1919 г. «Первом общесирийском конгрессе» недвусмысленно высказались за сохранение единства Сирии в «естественных границах»24. Не возымело желаемого эффекта и «заступничество за Сирию» со стороны Соединенных Штатов (в 1919 г. президент Вильсон призвал сохранить «экономическую, географическую и национальную целостность Сирии, присоединив к ней Палестину»25), которое в действительности объяснялось стремлением американцев «открыть» Ближний Восток для собственного экономического проникновения.
При подготовке мандатной системы на Ближнем Востоке, которая началась сразу же вслед за окончанием первой мировой войны, когда на пространстве «естественной Сирии» уже находились британские и французские оккупационные войска, из различных частей бывших Дамасского и Халебского вилайетов Османской империи скомпоновали ряд «стран». Из южной части Дамасского вилайета (лива Аль-Карак) была образована Восточная Иордания, Ливан - из западной части этого же вилайета, в том числе района Баальбек, лива Бейрут и Триполи вилайета Бейрут, «мутасаррифийи Джебель Любнан». К Турции отошла северная часть вилайета Халеб (лива Урфа и Мараш). Евреи начали колонизировать Палестину: лива Акко и Наблус вилайета Бейрут и территорию «мутасаррифийи Аль-Кудс». Остальные районы «естественной Сирии», включая район Дейр аз-Зор и лива Латакия вилайета Бейрут, вошли в состав собственно «Сирии» или «Шама» (Приложение 9). Из соседних Бассорского, Багдадского и Мосульского вилайетов был создан Ирак. На конференции в Сан-Ремо 20 апреля 1920 г. Франция получила мандат на Сирию и Ливан, Великобритания - на Ирак, Восточную Иорданию и Палестину с обязательством реализовать «декларацию Бальфура»27.
Вскоре на подмандатных территориях (кроме Палестины, где мандат сохранялся в «классической форме» формально до принятия Генассамблеей ООН 29 ноября 1947 г. решения об его отмене, а де-факто - до провозглашения 14 мая 1948 г. Государства Израиль) возникли марионеточные «государства». Французские власти 1 сентября 1920 г. провозгласили «государства» Дамаск, Латакия, Джебель Аль-Араб и Халеб (Алеппо), объединив их в июне 1922 г. в федерацию, которая стала называться Сирией . В том же году из состава Сирии были исключены районы Банияс, Джабле, Латакия, Масьяф, Сафита, Тартус, Телль-Калях и Хафера, преобразованные в «независимое» «Государство алавитов», которое «воссоединилось» с Сирией лишь в 1936 г.29. Великобритания 25 мая 1923 г. признала «независимость» Эмирата Восточной Иордании (Трансиордании)30. 26 мая 1926 г. французы «даровали» республиканскую форму правления Ливану31.
Межарабская политика Сирии во второй половине 40-х и 50-х годах
Сирийский и арабский национализм во внешней политике Дамаска наиболее полно проявляется на пространстве арабского мира. Изменения в их соотношении отражают эволюцию концептуальных подходов сирийского руководства на сменявших друг друга этапах становления внешнеполитического курса страны. Конкретные исторические условия определяли круг и характер целей и задач каждого этапа, однако обязательно оставляли за собой «вопросы на перспективу», многие из которых и сейчас не утратили своей актуальности.
Установить четкие временные рубежи между этапами не представляется возможным, поэтому в рамках настоящего исследования они анализируются комплексно - в неразрывной взаимосвязи и с выходом на современность. Поскольку предметом диссертации является внешняя политика Сирии не вообще, а в конкретном ближневосточном регионе, внимание в данной главе будет сосредоточено на ее курсе в межарабских делах - ведь географически зона Ближнего Востока охватывает, в первую очередь, арабские страны1. Термин «межарабской» или «арабской» политики фигурирует во многих партийных и государственных документах САР: «Этапной программе» , материалах региональных съездов ПАСВ, Хартии Прогрессивного национального фронта (ПНФ)3.
Хронологическими рамками первого этапа является, с одной стороны, 1946 год, когда после полной эвакуации иностранных войск Сирия обрела фактическую политическую независимость, а с другой, 1958 - год образования первого в арабском мире межгосударственного образования - Объединенной Арабской Республики в составе Египта и Сирии.
Перед Дамаском в рассматриваемый период стояли следующие приоритеты: обеспечение самостоятельности в межарабских делах, прежде всего, от могущественных арабских держав - Египта и Ирака, укрепление собственного авторитета в арабском мире; борьба за доминирующую роль на пространстве «естественной Сирии»; налаживание механизмов военного, политического и экономического сотрудничества арабских государств за освобождение оккупированных сионистским движением палестинских земель и с тем, чтобы с «арабским фактором» считались на международной арене.
Первым межгосударственным координационным органом арабских стран стала Лига арабских государств (ЛАГ)4. Сирия приняла самое активное участие в переговорах по ее созданию, проходивших с октября 1943 г. по март 1945 г. в Египте, и вошла в состав государств-учредителей Лиги.
Устав ЛАГ был подписан 22 марта 1945 г. в Каире. Его статья 2 относит к целям Лиги укрепление связей между государствами-членами, согласование их политических планов ради достижения независимости и суверенитета, обеспечение сотрудничества в сфере экономики, финансов, социальных дел, здравоохранения, культуры, коммуникаций, гражданства и паспортов5. В соответствии со статьей 8 политические разногласия и споры между государствами-членами должны разрешаться мирным путем, при посредничестве и содействии Совета ЛАГ и невмешательстве государств во внутренние дела друг друга6.
Несмотря на претенциозную фразеологию, Устав является по большому счету декларативным документом, не предоставляющим Лиге реальных властных полномочий, присущих, скажем, Совету Безопасности ООН. Согласно статье 7, лишь решения, утвержденные Советом Лиги единогласно, обязательны для всех ее членов; решения, принятые большинством, имеют обязательную силу только для тех, кто за них голосовал . Исходя из этого, баасисты изначально более чем скептически оценивали возможности ЛАГ. М.Афляк, скажем, назвал ее «завесой, прикрывающей разобщенность и противоречия [между арабскими странами] в угоду империализму»8.
В противоположность баасистам сирийские националисты считали создание ЛАГ стратегически правильным шагом, справедливо полагая, что другого варианта объединения усилий с учетом объективной реальности существования в арабском мире различных государств, ни одно из которых не собиралось отказываться от суверенитета, быть не могло. А.Сааде воспринимал Лигу «прообразом Фронта наций арабского мира»9, призванным «служить преградой на пути колониальных устремлений иностранных держав»10, «инструментом согласования целей наций арабского мира и поиска механизмов сотрудничества между ними»11.
В первые годы функционирования ЛАГ сирийские националисты, сознавая слабость Сирии, только что получившей реальную независимость в международных делах, выступали против любых попыток усилить «наднациональный» характер ЛАГ, поскольку они обязали бы Дамаск выполнять решения, принятые под влиянием тогдашнего безусловного лидера ЛАГ - Египта12. С подобной инициативой выступило сирийское правительство в 1948 г., предложив представлять на утверждение Совету ЛАГ любые договора и соглашения стран-членов с внешним миром. СНСП выдвинула встречный принцип: «В рамках соглашений и союзов следует исходить из принципа национального суверенитета»13. С другой стороны, стремясь ослабить возможности влияния Каира на ЛАГ и усилить сирийские позиции, СНСП призвала учредить «новый режим» ее функционирования, когда «ежегодно менялся бы председатель ЛАГ, а штаб-квартира поочередно переносилась в Ливан, Сирию, Ирак и Египет»14.
Серьезному испытанию внешнеполитический курс Дамаска подвергся в связи с разделом на арабское и еврейское государства Палестины, воспринимавшейся как неотъемлемая часть «естественной Сирии». «Палестинская катастрофа» явилась серьезным ударом по притязаниям «Шама» на роль «объединителя всех сирийских земель». С этого момента «палестинская проблема» заняла одно из первых мест в иерархии приоритетов политики Сирии на Ближнем Востоке15, что неизменно подчеркивалось ее руководителями.
Неудивительно, что в Дамаске крайне болезненно отреагировали не только на образование Государства Израиль вследствие «захвата части палестинских земель сионистами», но не в меньшей степени на попытки внешних сил превратить палестинскую проблему из «сирийской» в международную. А.Сааде в «Обращении к членам СНСП и сирийской нации» от 2 ноября 1947 г. (незадолго до принятия Генассамблеей ООН резолюции 181) заявил: «Никто, будь то Великобритания, Россия, США, Египет или Саудовская Аравия, не может решать судьбу Палестины, равно как и ООН (и ЛАГ16) не вправе навязывать сирийской нации решения, предполагающие утрату ее суверенитета над национальной территорией...»17. Доказывая неправомерность вмешательства других арабских государств в палестинские - «сирийские» дела под лозунгами «защиты Палестины», он провел аналогию с действиями египтян, «активно препятствующих приданию общеарабского характера т.н. «суданской проблеме»...»18. Поражение арабов в войне 1948-49 гг. заставило Дамаск динамичнее заняться поиском внешнеполитических решений по формированию «фронта арабских стран» в противостоянии «израильской угрозе» и чтобы восполнить «потерянные очки» на пространстве «сирийского отечества». К тому же катастрофа 1948 г.» «подарила» Сирии ряд трудностей внутреннего порядка, остро поставив вопрос об обустройстве бежавших туда около 100 тысяч палестинцев19. Укреплять собственные позиции в «естественной Сирии» в Дамаске тогда попытались главным образом путем инициирования двух проектов по «собиранию сирийских земель»: «Великой Сирии» и «Благодатного полумесяца», о чем говорилось в первой главе. Но все они так и остались на бумаге.
Основными задачами создания «общеарабского фронта» должны были стать обеспечение коллективной безопасности арабских государств, под которой понималась их способность эффективно противодействовать «израильской экспансии», а также почвы для создания в последующем мощного «арабского экономического блока» в качестве залога перемещения консолидированного «арабского фактора» с регионального на глобальный внешнеполитический уровень. Второй из названных задач придавалось особое значение: «потеря Палестины», на взгляд Дамаска, явилась прямым следствием вмешательства внешних сил, прежде всего «великих держав». А.Сааде по этому поводу утверждал, что Сирия лишилась Палестины из-за «могущества доллара в руках евреев, силы русского оружия и американской и британской дипломатии на Востоке20.
Чересчур аморфный характер Устава ЛАГ, закрепляющего лишь общие рамки и принципы сотрудничества в оборонной, политической и экономической сферах, требовал конкретизации в форме многосторонних договоров и соглашений (пусть и под «эгидой ЛАГ»), каждое из которых затрагивало бы четко определенную область. В этом ключе Сирия, Ливан, Египет, Саудовская Аравия и Йемен 17 июня 1950 г. подписали Договор о совместной обороне и экономическом сотрудничестве между странами-членами ЛАГ, 2 февраля 1951 г. к нему присоединился Ирак, 16 февраля 1952 г. - Иордания21.
В соответствии с положениями данного Договора (статья 2) стороны признавали «вооруженное нападение на одного или нескольких участников Договора» «агрессией против всех»; для ее отражения могли задействоваться вооруженные силы участников - с уведомлением Совета ЛАГ и Совета Безопасности ООН22. Предусматривалось проведение взаимных консультаций сторон, в том числе в целях экстренного объединения их оборонительных планов в случае возникновения угрозы войны или чрезвычайной международной ситуации (Статья 3); меры по консолидации их вооруженных сил (Статья 4). В качестве рабочих органов по выполнению положений Договора в части, касающейся оборонной сферы (статьи 2, 3, 4 и 5), учреждались: Постоянная военная комиссия из представителей генштабов (Статья 5) со штаб-квартирой в Каире и Совместный совет по обороне в составе министров иностранных дел и обороны либо их представителей, решения которого, принятые большинством в две трети голосов, становились обязательными для всех участников (Статья б)23.
Отношения Сирии с Ираном и Турцией
Заметное место во внешней политике независимой Сирии на Ближнем Востоке традиционно занимают такие крупные региональные державы, как Иран и Турция . Связывающие Дамаск и Тегеран отношения «стратегического партнерства», на которые ссылаются сирийские руководители: президент Б.Асад73, вице-президент А.Х.Хаддам, назвавший Иран «другом, отношения с которым выходят за рамки просто хороших»74, начали формироваться после победы в Иране в 1979 г. «исламской революции». Ранее в Дамаске причисляли ориентировавшуюся на Запад иранскую монархию шаха Пехлеви к «пособникам империализма»75, предоставляя политическое убежище местным оппозиционерам из числа религиозных авторитетов. Например, будущий духовный лидер Ирана Хомейни до эмиграции в Париж рассматривал вариант переезда в Дамаск76.
Чем же можно объяснить сирийско-иранское сближение? Очевидно, что изначально оно было вызвано особенностями геополитической расстановки сил на Ближнем и Среднем Востоке на рубеже 70-х и 80-годов. Интересам Дамаска и Тегерана противоречило дальнейшее усиление Ирака, который быстро превращался в опасного, а главное, учитывая жесткое поведение иракского президента С.Хусейна внутри страны и за рубежом, - в непредсказуемого соперника в региональных делах.
В конечном счете эти мотивы побудили сирийцев поддержать Иран в войне с Ираком в противоположность позиции большинства арабских стран, которые солидаризировались с Багдадом. Стремясь избежать обвинений со стороны ЛАГ и «арабской улицы» в «предательстве арабского дела», руководство САР на первых порах, чтобы создать видимость «равной удаленности Сирии» от обоих участников конфликта, осудило военные действия между Ираном и Ираком. Президент Х.Асад 22 сентября 1980 г. назвал их «неправедными», «отвлекающими силы от священной борьбы за Палестину»77. Однако по мере того, как «чаша весов» в войне склонялась в пользу иранцев, их поддержка Сирией приобретала материальные формы. В 1982 г. Дамаск закрыл границу с Ираком, Иран начал размещать на сирийских предприятиях оборонные заказы78.
Долгоиграющим фактором сирийско-иранского сближения является общность интересов по недопущению создания независимого государства Курдистан, прежде всего в случае нарушения суверенитета и территориальной целостности Ирака. Вероятность такого сценария увеличилась после кувейтского кризиса 1990-91 гг., когда по инициативе и под давлением Соединенных Штатов и Великобритании был реализован принцип «comfort provide». В соответствии с ним осуществлена передача северных районов Ирака под контроль администрации Демократической партии Курдистана (ДПК) и Патриотического союза Курдистана (ПСК), что де-факто означает их полную автономию от центрального правительства. В Дамаске усматривают в этом опасный прецедент, способный привести к тому, что в будущем «особого» статуса для себя могут потребовать и сирийские курды. В качестве превентивной меры спецслужбы САР, регулярно обмениваясь информацией с иранскими коллегами, имеющими сильное влияние на ПСК, пытаются установить плотный контроль над «курдскими сепаратистами», в первую очередь ДПК.
С середины 80-х годов важным полем для сирийско-иранского взаимодействия стал Ливан. Резко возросла степень влияния иранцев на ситуацию в этой стране посредством оказания шиитской группе «Хизбалла» ощутимой военно-технической помощи под лозунгом «экспорта исламской революции». И сейчас сирийцы способны удерживать антиизраильские действия «Хизбаллы» в районе Шебаа в управляемом русле только совместно с Тегераном. В этой связи IX региональный съезд ПАСВ подтвердил важность сотрудничества Сирии с Ираном в плане «оказания помощи
Ливану в контексте арабо-израильского конфликта» .
С 90-х годов в Дамаске пытаются использовать ирано-израильское соперничество за влияние в Центральной Азии и Закавказье, чтобы привлечь Тегеран к совместным шагам на дипломатическом фронте в целях предупреждения излишнего сближения Турции и Израиля, начало которому было положено подписанным ими в феврале 1996 г. соглашением о взаимодействии в области обороны. Президент Сирии Х.Асад в данном контексте назвал Иран «жизненно важным союзником»80.
Кроме того, в нынешней непростой международной ситуации на глобальном уровне Дамаск и Тегеран выступают за «многополярный мир», против одностороннего диктата США.
Неизменной основой позиции сирийцев по развитию «стратегических» отношений с Ираном остается принцип равноправного партнерства. Они стараются деликатно, но твердо отметать любые претензии иранцев на роль «старшего брата». Подобные попытки имеют место в форме финансирования строительства в Сирии шиитских мечетей, подготовки местного шиитского духовенства, принятия специальных правительственных программ помощи «родственным по духу алавитам» и т.п.
Другая отличительная черта сирийских подходов к диалогу с Тегераном — осторожность. В Дамаске стараются как можно меньше раздражать Вашингтон, включающий Иран во «всемирную ось зла», и не прочь на фоне иранского «радикализма» продемонстрировать свой «умеренный и конструктивный настрой», к примеру, в вопросах БВУ. Параллельно сирийцы пытаются набрать внешнеполитические «очки», предлагая посреднические услуги для обеспечения возникшей у Ирана еще с периода войны с Ираком потребности выхода на арабские страны Персидского залива, прежде всего Саудовскую Аравию.
Отношения между Сирией и Турцией всегда складывались очень непросто. Исторически сирийцы привыкли считать Турцию геополитическим соперником и недружественным соседом, представляющим угрозу их национальной безопасности, территориальной целостности и региональным интересам. Обоснованность сирийских опасений в свое время признавали даже французские мандатные власти. Генерал Вейган отмечал, что «наличие сильной Турции препятствует развитию арабского мира»81. Более прямо на этот счет высказался лидер СНСП А.Сааде: «По мере развития современной Турции встал вопрос об экспансии и распространении влияния на экономические области в качестве сферы приложения турецких инвестиций» . И далее: «Речь идет о приобретении турками контроля над нефтяными скважинами Ближнего Востока»83.
Ведущее место среди осложняющих сирийско-турецкие отношения факторов по праву занимает проблема «незаконно отторгнутых турками», на взгляд Дамаска, «северных территорий», прежде всего Искендерона. В обозримой перспективе власти САР не готовы признать суверенитет Турции над данным районом, который до сих пор на сирийских картах причисляется к Сирии, а граница обозначается пунктиром как временная. Выходцами из области Искендерон, где значительную часть населения составляют алавиты, являются многие высшие офицеры сирийской армии и спецслужб, функционеры ПАСВ старшего звена. Поэтому нельзя исключать, что в случае возвращения Сирии Голанских высот на повестку дня в качестве «главного национального приоритета» будет поставлен вопрос именно об Искендероне.Другой элемент напряженности отношений между Сирией и Турцией связан со спором по поводу распределения вод реки Евфрат, берущей начало в Турции и протекающей по территории Сирии и Ирака. По оценке сирийского специалиста по водным ресурсам Ближнего Востока Ю.Аль-Джахмани, доля Турции в бассейне Евфрата составляет 28 %, Сирии - 12 %84. Возникновение сирийско-турецких разногласий по данному вопросу восходит корнями в середину 60-х годов в связи с началом реализации турками проекта по сооружению плотин на Евфрате. Ю.Аль ос
Джахмани приводит конкретную дату - 1965 г. .
Для консультаций по урегулированию спорных моментов вокруг Евфрата в 1980 г. был сформирован специальный комитет в составе экспертов Ирака, Сирии и Турции86. Однако его работа сразу застопорилась из-за глубоких расхождений в подходах между турками, с одной стороны, и сирийцами и иракцами, с другой, к определению режима данной водной артерии. В Анкаре отказались принять выдвинутую Дамаском и Багдадом формулу «Евфрат - международная река», предложив встречный принцип «Вода в обмен на нефть»87. Премьер-министр Турции Т.Чиллер на переговорах с министром иностранных дел Сирии Ф.Шараа в феврале 1994 г. заявила, что «пресная вода [Евфрата] является таким же национальным достоянием турок, как нефть - арабов»88.
Таким образом, налицо настрой Анкары использовать воды Евфрата по собственному усмотрению при игнорировании всех существующих рамочных договоренностей. Речь идет в первую очередь о достигнутом в июле 1987 г. «джентльменском соглашении» с Сирией, согласно которому турки гарантировали минимальную подачу воды в объеме 500 куб. м/сек89. Нередко по техническим причинам, либо прикрываясь ими для оказания политического давления на Дамаск90, турецкая сторона снижала уровень стока вод до 200-300 куб. м/сек. Так, например, было в мае 1995 г. во время мусульманского праздника «Идд Аль-Адха» (мусульмане России и стран СНГ называют данный праздник «курбан-байрам»)91. Наибольшую опасность для функционирования энергетических и ирригационных систем САР представляет «Проект по развитию Юго-Восточной Анатолии» («проект Габ», утвержден правительством Турции в 1989 г.), который предусматривает строительство за период до 2005 г. 21 плотины. Крупнейшая из них - «Ататюрк» вступила в строй в январе 1991 г.92.
Помимо территориального и водного аспектов серьезное беспокойство Дамаска вызывает членство Турции в НАТО и особенно получившие интенсивное развитие в середине 90-х годов контакты Турции и Израиля в сфере военного и военно-технического сотрудничества. В соответствии с положениями заключенного между ними в феврале 1996 г. соглашения самолеты израильских ВВС получили возможность достигать воздушного пространства Северной Сирии, взлетая с авиабаз на турецкой территории93. Сирийское руководство воспринимает формирующийся турецко-израильский военно-политический союз через призму усилий США по упрочению своих позиций на Ближнем Востоке посредством попыток создать «стратегический альянс» Израиля, Турции, Иордании и стран ССАГПЗ, враждебный по отношению к Сирии и некоторым другим арабским странам, например, Ираку.
Туркам, по-видимому, тоже есть, в чем упрекнуть сирийцев. На протяжении многих лет мощным раздражителем для Анкары являлась скрытая поддержка, которую власти САР, по крайней мере, с 1979 г.94, оказывали Рабочей партии Курдистана (РПК). Сирию обвиняют также в намерении создать направленный против Турции союзный «треугольник» Дамаск - Афины - Никосия. При этом ссылаются на подписанное в июне 1995 г. сирийско-греческое соглашение о военном сотрудничестве, которое предусматривает обмен информацией и проведение совместных учений95. Сирийцы постоянно заявляют о поддержке усилий греков-киприотов по ликвидации турецкого военного присутствия на севере острова, необходимости «восстановления единства и национальной независимости Кипра»96.
Как бы то ни было, трения между Сирией и Турцией едва ли перерастут в крупномасштабный вооруженный конфликт. Утверждения западных специалистов по Сирии, в частности, Д.Пайпса о возможном образовании на их основе «крупнейшей горячей точки на планете»97, представляются явно преувеличенными. Такое развитие событий не отвечает национальным интересам обеих сторон. Нынешняя Сирия, учитывая ее реальный экономический и военный потенциал, «не может позволить себе роскошь ввязываться в вооруженные конфликты»98. Не нужна «большая война» и Анкаре, вынашивающей «планы создания под своей эгидой некоего общетюркского образования, в рамках которого она должна обеспечить всем участникам мир, процветание и благоденствие» . Многие в политических кругах Турции убеждены, что на помощь Сирии может прийти Греция, дабы добиться своих целей в бассейне
Эгейского моря, и тогда Турции придется вести боевые действия сразу на двух фронтах100.
Показателем стремления Дамаска не доводить напряженность с Турцией до «точки кипения» в период кризиса в двусторонних отношениях осенью 1998 г., вызванного очередными обвинениями в сирийский адрес в «пособничестве антитурецкой деятельности курдов», стало принятие руководством САР нелегкого решения выдворить из страны лидера РПК А.Оджалана, который длительное время укрывался в Дамаске. В результате назревавший вооруженный конфликт удалось погасить дипломатическим путем. Стороны договорились возобновить координацию по линии правоохранительных ведомств, подписав 20 октября 1998 г. в Адане «Протокол по безопасности»101.
