Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Цвет в бурятской и русской традиционных культурах 17 - 79
1.1. Проблема изучения семантики цвета: теоретико-методологический подход17 - 31
1.2. Семантика цветовых концептов в бурятской традиционной культуре 32-61
1.3. Цветовые концепты в русской традиционной культуре 61 - 79
Глава II. Семантика цветообозначений в бурятском и русском языках: лингвокультурологический аспект 80 -150
2.1. Лингвокультурологические особенности семантики бурятских цветообозначений 80 - 99
2.2. Семантика цветообозначений в русской культуре 99 -135
2.3. Общее и специфическое в картине цвета 136 -150
Заключение 151 -157
Список литературы 158 -175
Приложения 176 -184
- Проблема изучения семантики цвета: теоретико-методологический подход
- Лингвокультурологические особенности семантики бурятских цветообозначений
- Семантика цветообозначений в русской культуре
Введение к работе
В современных научных исследованиях философов, культурологов, психологов, лингвистов отмечается, что задача познания национальных особенностей продолжает оставаться одной из важных для самопознания каждого народа, а также для взаимопонимания народов в процессе их межкультурной коммуникации.
Актуальность темы исследования. В условиях современности, характеризующейся процессами глобализации культур, актуальной является проблема изучения и сохранения основ традиционной культуры: «В наши дни, когда усилилась потребность и, естественно, интерес к национальным многовековым корням традиций и обычаев, составляющих наряду с родным языком главное содержание этнической культуры...очень важно владеть не только знаниями, но и соблюдать в повседневной жизни уникальные традиции своего народа, беречь их и передавать из поколения в поколение. В них, как правило, находится все то мудрое и крайне необходимое нам в сегодняшней жизни...» (Кургузов, 2003, с.220).
Кроме того, в работах по культурологии подчеркивается, что развитие диалога национальных культур в условиях тесных языковых контактов занимает сейчас одно из центральных мест в процессе формирования цивилизованных норм взаимопонимания и сотрудничества народов, связанных давними традициями совместного проживания, взаимодействием в духовной, социальной и экономической сферах, особенно в полиэтническом обществе, в частности российском, в котором неизбежно возникает проблема межкультурной коммуникации. Последняя может рассматриваться в аспекте культурно-языковой - лингвокультурологической - компетенции носителей контактирующих культур.
Применительно к Забайкальскому региону (Республике Бурятия) это выражается, например, в том, что «в наши дни, - пишет СМ. Бабушкин, -
4 русскоязычная часть республики не понимает содержания многих мероприятий национального праздника «Сагаалган»...также она не понимает содержание многих передач республиканского радио и телевидения, спектакли национального драмтеатра и т.д.» (Бабушкин, 2002, с.32).
Для решения подобных проблем исследователи выдвигают задачу разработки категории «язык культуры», определяемой ими как «совокупность всех знаковых способов вербальной и невербальной коммуникации, которые объективируют культуру этноса, выявляют ее этническую специфику и отражают ее взаимодействие с культурами других этносов» (Мыльников, 1989, с.7). Следовательно, с помощью данной категории выявляется этническая специфика знаковых средств вербальной и невербальной коммуникации, знание же подобной специфики может давать хорошую перспективу взаимодействия разных культур.
Итак, основная проблема языка культуры - проблема понимания, эффективности культурного диалога как «по вертикали» - диалога между культурами разных эпох, так и «по горизонтали» - диалога разных культур, существующих между собой одновременно, в частности диалога таких взаимодействующих культур, как бурятская и русская, носители которых связаны между собой давними традициями совместного проживания.
В связи с этим обращение к сопоставительному изучению русской и бурятской традиционных культур (на примере семантики цвета) в аспекте лингвокультурологии - науки, изучающей взаимосвязь культуры и языка, -может способствовать решению проблем межкультурной коммуникации, более успешному диалогу культур.
Идея взаимосвязи языка, культуры, человека выдвигалась еще в начале 19 века в работах немецких ученых - братьев Гримм, в отечественном языкознании она была продолжена и развита Ф.И. Буслаевым, А.Н. Афанасьевым и др. И в современных исследованиях проблема взаимосвязи языка, культуры и человека продолжает оставаться одной из актуальных. Человек в этой триаде рассматривается как носитель языка и культуры. По
5 выражению В.В. Воробьева, «личность живет культурой, и культура осуществляется личностью» (Воробьев, 1996, с. 15).
Но фундаментальные положения данной проблемы были выдвинуты, как известно, немецким ученым Вильгельмом фон Гумбольдтом, рассматривавшим язык как выражение «духа народа», его «энергейи». Язык выступает в трудах этого ученого как деятельность человеческого духа. По Гумбольдту, различные языки являются различными мировидениями: каждый язык характеризуется тем или иным «видением» мира. Именно язык формирует картину мира, причем он не является прямым отражением мира, так как в нем действительность интерпретируется человеком: «Слово образуется из субъективного восприятия и есть отпечаток не самого предмета, а его отражения в душе» (Потебня, 1993, с. 29). Таким образом, закрепившийся намного позже в лингвистике термин «языковая картина мира» (совокупность представлений о мире, отраженная в языке) восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта.
В настоящее время взаимодействие языка, культуры и человека является объектом изучения лингвокультурологии - научной дисциплины, возникшей на стыке лингвистики и культурологии. Однако, по словам В.А. Масловой, «это не временный союз лингвистики и культурологии, а интердисциплинарная отрасль науки, самостоятельная по своим целям, задачам, методам и объекту исследования» (Маслова, 2001, с. 28). Одной из основных задач ученые считают исследование и описание взаимодействия языка и культуры, выявление того, как через язык раскрывается ментальность народа и его культура.
Термин «культура» имеет множество определений, среди которых самым общим, наверное, является следующее: «Совокупность искусственных порядков и объектов, созданных людьми в дополнение к природным» (А.Я. Флиер, 2002, с. 119). Для нас же более приемлемыми являются определения, данные В.Н. Телия: «культура - ... это мировидение и миропонимание, обладающее семиотической природой» (Телия, 1996, с. 222), В.В. Воробьевым:
«культура, как и язык, также является знаковой (семиотической) системой, способной передавать информацию...» (Воробьев, 1994, с. 6), К. Герцем: «Понятие культуры, которого я придерживаюсь, обозначает исторически передаваемую модель значений, воплощенных в символах, систему наследуемых представлений, выраженных в форме символов, при помощи которых люди общаются между собою и на основе которых фиксируются и развиваются их знания о жизни и жизненные установки» (цит. по: А. Вежбицкая, 1999, с. 289). Следовательно, культура есть прежде всего система знаков, которыми пользуется то или иное общество, причем любой естественный язык (также являющийся исторически сложившейся знаковой системой) образует основу культуры того или иного народа — носителя данного языка. По словам Д.С. Лихачева, «язык в потенциальной форме его концептов — воплощение всей культуры народа» (Лихачев, 1997, с.287). Поэтому резонным представляется изучение семантики концептов цвета в аспекте лингвокультурологии.
В психолингвистических работах цвет понимается как своеобразный концепт мировидения, или «этноэйдем» (термин А.И. Белова). В этом смысле этноэйдемами для русской культуры являются красный, белый, черный, голубой (отчасти синий), так как концепты, выражаемые ими, в данной культуре являются наиболее значимыми (Белов, 1988, с. 50). Механизм выявления таких «этноэйдемов» для русской культуры подробно описан в психолингвистической литературе (Белов, 1988; Василевич, 1988; Залевская, 1989 и т.д.).
Что касается бурятских цветообозначений, то, к сожалению, пока нет достаточно полных сведений, результатов различных психолингвистических экспериментов, которые позволили бы выявить подобные этноэйдемы для бурятской культуры. Между тем общепризнанным фактом является то, что национальные особенности той или иной культуры отражаются в языке ее носителей, поэтому в современных исследованиях говорится не только об антропоцентрическом, но и этноцентрическом характере лексических значений.
7 Актуальность исследования семантики цвета на современном этапе обусловлено также и развитием когнитологии: «проблема цвета и цветообозначений не есть вопрос чисто лингвистический, и неудивительно, что возвращение к нему ... становится актуальным на современном этапе, связанном с появлением когнитологии, использующей в целях изучения системы имеющихся у человека знаний данные различных наук» (Жаркынбекова, 2003, с. 110).
Итак, изучение так называемой «традиционной» семантики бурятских и русских цветовых концептов необходимо для более глубокого понимания культурного наследия народов, для решения проблем межкультурной коммуникации, способствующего успешному диалогу разных взаимодействующих культур.
Степень изученности проблемы. Большое значение для разработки проблематики нашего исследования имели фундаментальные труды А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, посвященные общим вопросам теории культуры, М. Хайдеггера, в работах которого поднимаются проблемы истинности бытия, назначения человека и его отношения к миру (понятие картины мира), Дж. Фрезера, интересы которого были направлены на изучение мифологии, религии, обрядовой практики традиционных обществ. Существенную роль в понимании таких проблем, как описание механизмов функционирования этносов, рассмотрение процессов их самоорганизации и адаптации к меняющейся природной и социокультурной среде и т.д., сыграли взгляды известного ученого-этнолога СВ. Лурье.
Однако проблематика данной работы потребовала обращения прежде всего к рассмотрению вопросов традиционной культуры. Изучению проблем традиционной культуры посвящено огромное количество трудов, тем не менее, работы в этом направлении продолжают оставаться актуальными: в условиях глобализации именно традиционная культура, по мнению отечественных ученых, выступает фактором национальной безопасности (М.А. Бирюкова, П.С. Гуревич, А.С. Каргин, Т.А. Кудрина, А.Н. Соловьева, В.Г. Федотова, и другие).
8 Поэтому в научной литературе последних лет пристальное внимание уделяется проблемам традиции вообще и традиционной культуры в частности, причем как на общероссийском уровне (И.В. Кондаков, Э.С. Маркарян, В.М. Межуев, В.Д. Плахов), так и на региональном (Л.Л. Абаева, К.Д. Басаева, М.И. Гомбоева, В.Л. Кургузов, Т.М Михайлов и другие).
Одной из главных задач изучения традиционной культуры исследователи называют выявление внутреннего смысла на символическом и концептуальном уровне. В частности, Л.В. Санжеева отмечает, что реконструкция модели мира, состоящей из многочисленных картин и являющейся основой традиционной культуры, позволит «проследить ее современную роль в развитии общества, культуры и человека в глобальном масштабе...» (Санжеева, 2004, с. 189). Культурологическое осмысление истоков традиционной культуры дается в работах В.Д. Бабуевой, в которых подчеркивается роль знаний о культурном наследии народа в процессе его духовного возрождения. Большое внимание уделяется описанию символики в традиционной культуре, в частности символики цвета.
Монографии, посвященные исследованиям традиционной культуры: русской (А.К. Байбурин, Ф.Ф Болонев, Н.Н. Велецкая, А.А. Потебня, В.Я. Пропп, Б.А. Рыбаков) и бурятской (Л.Л. Викторова, Г.Р. Галданова, Н.Л. Жуковская, Т.Д. Скрынникова и другие) стали ценным источником для проведения концептуального анализа семантики цвета. В первую очередь следует выделить монографию «Категории и символика традиционной культуры монголов» (1988) и статью «Об одном из способов передачи культурной традиции у монголов (цветочисловые категории)» (1989) Н.Л. Жуковской. В них на основании глубокого анализа сделан очень важный для нас вывод о том, что категория цвета, как и категория числа, в монгольской культуре является семантически наиболее нагруженной. Особенно ярко это выражается такими понятиями, как белый — черный, которые в монгольской (а также бурятской) культуре выступают философскими субстанциями, равнозначными понятиям добра и зла.
В диссертационной работе С. Дулама противопоставление белого и черного также является «первоисточником оппозиции символик натуралистических, философских, этических, религиозных и этнических. Она (оппозиция - О.Б.), в своем роде, является «точкой опоры» цветовой символики» (Дулам, 1997, с. 18).
Л.Л. Викторова в монографии «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры» (1980) рассматривает элементы традиционной культуры монголов в системе алтайских языков. Немаловажными для нас стали сведения о классификации пищевых продуктов у монголов, в основе которой лежит цветовая символика, отражающая многовековой опыт народа, вначале освященный шаманскими верованиями, а затем, очевидно, переосмысленный и закрепленный буддийскими канонами.
Работы Т.Д. Скрынниковой содержат для нашего исследования ценные историко-культурологические сведения в плане выявления типологии традиционной культуры монголоязычных народов и изучения этно- и культурогенеза бурят. Исследователем рассматривается существование в традиционной культуре монголоязычных народов двух различных культурных типов: восточно-азиатского и южно-западно-азиатского, что объясняет отсутствие на рубеже 19-20 вв. у бурят универсальной модели культуры. Применительно к нашему исследованию это означает, что цветовая маркировка запада и востока была характерна для предбайкальских бурят, что прослеживается, в частности, в традиционном делении тенгриев, а также шаманов и кузнецов на белых и черных, в то время как для забайкальских бурят существовала бинарная оппозиция неба и земли.
В трудах Г.Р. Галдановой «Доламаистские верования бурят» (1987), «Семантика архаичных элементов свадьбы у тюрко-монголов» (1992), «Традиционные верования бурят в системе буддизма» (1997), «Бурятский шаманизм: прошлое и настоящее» (1998) содержится обширный материал по обрядовой практике бурят. Данные, полученные автором в ходе полевых
10 исследований, вызывают большой интерес с точки зрения существовавшей у бурят цветовой маркировки ритуальных действий.
В плане изучения культуры старообрядцев (семейских) Забайкалья большое значение имеют труды A.M. Селищева - первого ученого, описавшего особенности системы говоров семейских, Ф.Ф. Болонева, В.П. Мотицкого, представляющие историко-этнографические данные по культуре старообрядцев. Исследованиями народного творчества данной локальной группы занимались Г.И. Ильина-Охрименко, А.А. Лебедева, М.Г. Тарусская и другие ученые. В частности, в работах Г.И.Ильиной-Охрименко содержатся интересные сведения о росписях домов, предметов быта, отличающихся богатой палитрой красок, полихромностью.
Среди работ, исследующих природу концепта, следует особо выделить публикации С.А. Аскольдова, Д.С. Лихачева, Ю.С. Степанова. По мнению Д.С. Лихачева, аспекты анализа семантики концепта значительно расширяют сферу историко-культурных исследований. Концепт, представляя собой некое коллективное духовное состояние общества, является тем, «в виде чего культура входит в ментальный мир человека...с другой стороны, концепт - это то, посредством чего человек...сам входит в культуру, а в некоторых случаях влияет на нее» (Степанов, 2001, с.43). Ю.С. Степановым анализируются концепты русской культуры, при этом основным признается метод К.Д. Кавелина, позволяющий выявить глубинное содержание концептов. Данный метод основан на исследовании буквального смысла концепта, другими словами, того, что лингвистика называет внутренней формой слова.
В этой связи известную актуальность для нас приобретают также труды В. фон Гумбольдта, впервые сформулировавшего понятие «внутренняя форма» и А.А. Потебни, конкретизировавшего и развившего учение об этом понятии: данный термин, появившийся в лингвистике, применим теперь к характеристике любых явлений культуры.
В области лингвистических исследований одной из первых в плане исторического экскурса цветообозначений (слов, называющих цвет) является
работа В.И. Шерцля «Названия цветов и символическое значение их» (1884). Автор проводит сравнительно-сопоставительный анализ цветообозначений на материале разных языков мира, рассматривает их в культурологическом аспекте, сравнивая национально-культурную специфику и символику того или иного цвета. В круг исследования вошли номинации «основных» цветов: черный, белый, красный, синий, зеленый, желтый. Данная работа ставила цель привлечь внимание ученых, занимающихся проблемами межъязыкового сопоставления, к изучению и выявлению национальной специфики цветообозначений.
К работам историко-этимологического характера, вызывающим большой интерес, относятся диссертация Л.М. Грановской «Прилагательные, обозначающие цвет, в русском языке XVII - XX вв.» (1964), монография Н.Б. Бахилиной «История цветообозначений в русском языке» (1975 г.).
В большинстве работ, посвященных сопоставительному изучению цветообозначений, также уделялось немало внимания выявлению семантических признаков (компонентов) в структуре «цветовой» лексемы (М.М. Атоева, Д. Джумаев, СИ. Матчанова, М.А. Пацева, СВ. Вакуленко, В.А. Москович и др.).
В лингвистических исследованиях существует неоднозначная классификация цветообозначений (В.А. Москович; М.М. Атоева; Д. Джумаев). Так, Ф.Н. Шемякин делит цветообозначения на общие и единичные. К общим названиям относит: красный, оранжевый, э/селтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый — названия, обозначающие цвет без оттенков. К единичным - все остальные, определяемые как оттенки цвета: лимонный, соломенный, золотой могут рассматриваться как единичные названия, а общим по отношению к ним будет слово «желтый» (Шемякин, 1960, с. 8-9). Им же названия цветов делятся на абстрактные и конкретные, «предметные» и «цветовые».
В 1969 г. Б. Берлином и П. Кеем в работе «Базисные цветообозначения» была выдвинута гипотеза о закономерности появления цветообозначений в
12 языке. В настоящее время эта гипотеза не утратила своей актуальности (в том числе и для данного исследования).
Необходимо отметить тот факт, что и в настоящее время данная гипотеза не утратила своей актуальности (в том числе и для нашей работы). Так, одним из главных результатов «Исследования лексики в психолингвистическом эксперименте» А.П. Василевича стало получение данных, подтверждающих гипотезу Б. Берлина и П. Кея: «Это тем более показательно, - пишет автор, - что данные Берлина - Кея, с одной стороны, и наши результаты — с другой, получены кардинально разными путями. Таким образом, исследования в русле идей Берлина и Кея представляются перспективными» (Василевич, 1987, с. 134).
В настоящей работе гипотеза Берлина-Кея привлекается в качестве теоретической основы для реконструкции картины цвета в бурятской и русской традиционных культурах: эволюция цветонаименования в языке отражает последовательность появления соответствующих концептов.
Кроме того, следует отметить, что лексикографическое описание названий цвета и результаты психолингвистических экспериментов зачастую разнятся между собой. А.П. Василевич пишет, что основная цель таких экспериментов -«стандартизация значений терминов цвета. Специалистам предлагается «договориться» считать правильным какое-то одно значение» (там же, с. 109). Причем автором отмечается, что данные, полученные экспериментальным путем, отражают коллективные представления людей о том или ином цвете, поэтому имеют больше шансов быть расцененными рядовым носителем языка как «более естественные». Следовательно, при составлении словарей, по-видимому, необходимо учитывать и результаты психолингвистических экспериментов, а это предполагает, на наш взгляд, изучение истоков национально-культурной специфики семантики концептов цвета.
Особую ценность представляют труды В.В. Воробьева, А. Вежбицкой, В.Г. Гака, А.П. Кузнецова, В.А. Масловой, С.Г. Тер-Минасовой, И.Г. Ольшанского, Е.О. Опариной, В.Н. Телия, посвященные проблемам лингвокультурологии,
13 изучению взаимодействия двух разных семиотических систем - культуры и языка.
Исследования по фольклору (Т.А. Павлюченкова, А.И. Уланов, С.Ш.
Чагдуров и другие) также служат ценным источником для раскрытия цветовой
символики в культуре народов, а именно для выявления наиболее значимых
цветовых концептов, зафиксированных в языке устного народного творчества.
ъл В плане искусствоведческих работ особый интерес вызвали те, в которых
имеются необходимые сведения о семантике цвета в декоративно-прикладном творчестве (Н.В. Кочешков, М.А. Некрасова, Б.Э. Петри, И.И. Соктоева, Е.А. Баторова).
Итак, несмотря на существование большого массива работ, посвященных
изучению цвета, исследований особенностей семантики цветовых концептов в
бурятской и русской культурах в лингвокультурологическом аспекте ранее не
проводилось, в то время как подобная работа, на наш взгляд, необходима в
условиях межкультурной коммуникации.
)"& Объект диссертационного исследования - бурятская и русская
традиционные культуры.
Предмет — семантика цветовых концептов и ее репрезентация в языковой картине сравниваемых культур.
Цель работы - выявить особенности семантики цветовых концептов в бурятской и русской традиционных культурах на основе сравнительно-сопоставительного анализа.
Для достижения поставленной цели были выдвинуты следующие
конкретные задачи:
Щі - обосновать лингвокультурологический подход к изучению семантики
цвета;
-рассмотреть семантику цветовых концептов в бурятской и русской традиционных культурах;
-адаптировать лингвистическую гипотезу Б. Берлина и П. Кея к предпринятому исследованию;
-дать лингвокультурологическую характеристику бурятских и русских цветообозначений;
- определить общее и специфическое в картине цвета сравниваемых культур.
Методология исследования. Важное методологическое значение имел принцип культурного релятивизма (Н.Я. Данилевский, П.А. Сорокин, О. Шпенглер и другие), главной ценностью которого является признание абсолютной самобытности любой культуры. Именно в этом ключе рассматривался и анализировался предмет диссертационного исследования. В дальнейшем это позволило провести сравнительно-сопоставительный анализ семантики цветовых концептов в бурятской и русской культурах.
Теоретико-методологическим обоснованием проблемы соотношения культуры и языка явились взгляды отечественных и зарубежных ученых (А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, А.А. Потебни, В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б. Л. Уорфа и других), выдвинувших положение о том, что культура и язык являются формами сознания, отображающими мировоззрение человека, причем и культура, и язык имеют коммуникационную и символическую природу.
Семиотическая концепция культуры, разрабатываемая представителями тартуско-московской школы во главе с Ю.М. Лотманом, дала возможность понимания цветового кода как определенного символа, знака-носителя информации о специфических явлениях культуры. Применительно же к традиционной культуре главным признаком символов, сформулированным Ю.М. Лотманом, становится то, что, приходя из глубины веков и видоизменяя свое значение, они передаются будущим состояниям культуры. Это позволяет выстроить некую символическую модель мира, в частности такой ее фрагмент, как картина цвета.
Методологической базой анализа цветовых концептов стали работы, посвященные исследованию концепта, выявлению его буквального смысла (или, выражаясь языком лингвистики, внутренней формы), структуры и т.д. и
15 раскрывающие его связь со словом (С.А. Аскольдов, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов).
При реконструкции картины цвета в бурятской и русской традиционных культурах в качестве основы была принята гипотеза американских ученых Б.Берлина и П.Кея о существовании в языке определенной закономерности появления названий для того или иного цвета. Выбор этой гипотезы в качестве исходной применительно к данному исследованию объясняется тем, что такая своего рода эволюция цветонаименования в языке отражает последовательность появления соответствующих концептов цвета.
Поставленные задачи определили использование следующих основных
методов исследования: историко-культурологический, методы
концептуального, компонентного анализов, сравнительно-сопоставительный, описательный.
Эмпирической базой исследования послужили:
произведения устного народного творчества: русский фольклор, бурятский эпос «Гэсэр»;
экспозиция старообрядческого комплекса из Этнографического музея народов Забайкалья, репродукции с печатных изданий;
этнографические данные М.Н. Хангалова, Г.Р. Галдановой, Г.-Д. Нацова;
- лексикографические источники.
Научная новизна работы:
представлена попытка сопоставительного изучения семантики цвета в бурятской и русской традиционных культурах в рамках междисциплинарного подхода, осуществляющегося на уровне лингвокультурологии;
рассмотрена семантика цветовых концептов как ключевых концептов мировидения бурятской и русской культурами в аспекте гипотезы Б. Берлина и П. Кея, в результате чего дана попытка реконструкции картины цвета в сравниваемых культурах;
проведен лингвокультурологический анализ предмета исследования, позволивший более полно раскрыть содержание цветовых концептов, причем
лексикографические данные послужили ценным материалом для данного анализа;
- раскрыты общие и специфические черты бурятских и русских концептов цвета, определена роль картины цвета в традиционных культурах бурят и русских на основе сравнительно-сопоставительного анализа.
Теоретическая значимость обусловлена тем, что предлагается лингвокультурологическии метод сравнительно-типологического изучения культур народов Забайкалья, что дает перспективу для дальнейших исследований в области сравнительной культурологии, межкультурной коммуникации, лингвокультурологии.
Практическая значимость. Отдельные положения работы могут найти применение в преподавании культурологии, в частности таких культурологических дисциплин, как региональная, историческая, сравнительная культурология; лингвокультурологии; при разработке спецкурсов для студентов-культурологов, этнокультурологов, искусствоведов и студентов, изучающих прикладное искусство; при написании учебных пособий по специальностям «мировая художественная культура», «декоративно-прикладное искусство» и т.д. Также фактический материал имеет значение для лексикографической практики, в частности, может быть использован при создании лингвокультурологического словаря, как толкового, так и переводного русско-бурятского и бурятско-русского, словаря символов и т.д.
Апробация. Основные результаты работы апробированы на Международной конференции «Культурное пространство Восточной Сибири и Монголии» (Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств), научно-практических конференциях Бурятского и Новосибирского госуниверситетов, в публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, приложений.
Проблема изучения семантики цвета: теоретико-методологический подход
Общеизвестно, что роль цвета в картине мира у разных народов различна. Так, Б.Я. Мисонжников говорит об особой роли цвета в византийскую эпоху: пурпурный являлся выражением Божественного и императорского достоинства, красный - пламенности, огня, белый - символом Божественного света и т.д., причем для каждой эпохи, несмотря на частые параллели и прямые совпадения, характерны свое символическое истолкование цвета и даже определенная тоновая акцентировка, например, «за сверкающими цветами рококо следовали блеклые, более сдержанные тона, отражающие эпоху классицизма» (Мисонжников, 1993, с.72).
Выступая в качестве знака-символа объекта, цвет может давать дополнительные сведения о сущности явления, поскольку семантика знака отражает не просто реальный мир, а существенные для людей свойства объектов и явлений действительности, отмеченные в ходе общественной жизни. В частности, можно говорить об универсальной для многих культур группе цветов, выделенных по ассоциативному признаку: желтый — солнце, золото; синий - небо, вода; красный — кровь, огонь; зеленый — растения, белый — свет, серебро; черный — мрак, земля.
Или, например, авторы работы «Человек — цвет — пространство» Г. Фриллинг, К. Ауэр совершенно справедливо отмечают, что «при помощи соответствующего цвета можно указывать направление, предупреждать об опасности и этим сокращать словесные и письменные разъяснения. Желто-черные цвета говорят об опасности, оранжевые и красные — предупреждают, зеленые - призывают к осторожности, бело-черные — указывают. Человек знает значение этих цветов, и они действуют на него сильнее, чем слова» (Фриллинг, Ауэр, 1973, с. 18). Однако данное замечание звучит справедливо только в рамках определенной культурной общности.
Исследователями, занимающимися изучением цвета, отмечается, что цвет -самое ясное визуальное качество окружающего мира, воспринимаемое человеком, имеющее важное для него значение. Однако единый подход к изучению семантики цвета не выработан: «до сих пор цвет не имеет общей концепции в пределах какой-либо одной науки или целого направления, будь то гуманитарное или естественнонаучное...» (Упорова, 1995, с.51). Данный факт объясняется, видимо, тем, что цвет, представляющий собой феноменальное явление, - предмет изучения многих наук.
С физической точки зрения, феномен цвета заключается в том, что мир бесцветен, существует лишь свойство света возбуждать зрительные ощущения. Философский аспект «метафизики света», цветовой символики сводится к необходимости учитывать «особые свойства света, определяющие его роль в современной физической картине мира» (там же, с.52). В глазах же человека окружающий мир многообразно расцвечен, причем этот цветной мир предстает в двух ипостасях: «с одной стороны, непосредственно как природное явление (в широком смысле - явление космологического порядка), а с другой стороны, опосредствованно, уже в качестве отражения хроматической многозвучности природного мира» (Мисонжников, 1993, с. 64), в последнем случае речь идет, прежде всего, о произведениях живописи, декоративно-прикладного искусства и т.д.
По мнению Л. Витгенштейна, цвет побуждает человека к философским размышлениям. Познание мира с помощью цвета возможно как эйдическим (чувственным) способом, так и логическим. Так, данные, полученные экспериментальным путем, свидетельствуют об ассиметрии цветового восприятия правым и левым полушариями мозга (правое полушарие выдает цветовую картину, связанную с чувственным восприятием, причем оперирует так называемыми основными, т.е. базовыми, перекрывающими все цветовое пространство, цветами; левое - с понятийным комплексом, в который включаются названия оттеночных цветов - «палевый», «телесный», «цвет морской волны» и т.д.).
Одной из характерных черт культуры России XVIII-XIX вв. - времени, когда появляются новые отрасли науки, развиваются торговля, промышленность, в том числе красильная, - можно назвать активное пополнение русского языка цветообозначениями, в основном заимствованными из западноевропейских языков (по названию ягод, плодов, металлов, минералов и т.д.). Причем, как отмечает Л.М. Грановская, «номенклатура цветообозначений, представленная до XVIII в. в основном названиями чистых, ярких тонов, интенсивно пополнялась новыми обозначениями... со 2-й пол. XVIII в. в моду вошли блеклые, оттеночные тона (в русском языке для их наименований не было соответствующих названий)... первые книги по красителям были переводные и в обозначении окраски авторам зачастую приходилось ориентироваться на иноязычные образцы» (Грановская, 1964, с.8).
В связи с этим интересно отметить периодически возникающие в истории культуры тенденции к изысканному цветонаименованию. Так, говоря о «щегольской» культуре XVIII в., являющейся одной из составных частей культуры рококо, Ю.М. Лотман приводит примеры некоторых модных тогда цветов: «hanneton, темно-коричневый на подобие жука, grenouille evanouie, лягушечно-зеленоватый (буквально: цвет лягушки, упавшей в обморок)...» (Лотман, 1992, с.46), или у Л.Н. Толстого в «Войне и мире»: панталоны цвета бедра испуганной нимфы и т.д.
Причудливые цветонаименования гармонировали с общей изысканностью стиля: салонный жаргон того времени в значительной степени был ориентирован на «модную» терминологию: г\вет грязь парижская, сапожных отворотов, ланьего чрева, морского рака и т.д. Или: сладкая улыбка, нескромная жалоба, заглушённый вздох, совершенная невинность и т.д. Причем «большинство этих названий не нашло широкого отражения в литературе XVIII века, однако многочисленные факты их пародирования убеждают в том, что на каком-то отрезке времени такой круг определений бытовал в определенной языковой сфере» (Грановская, 1964, с. 12).
А.Ф. Лосев, анализируя понятие мифа, определяет цвет как явление, имеющее чисто символическое свойство. Научная же точка зрения на цвет не имеет ничего общего с той его значимостью, которая придается ему наивным сознанием: «то, что говорится о цвете в физике, в особенности различные теории и формулы о движении света и цвета, весьма далеко от живого восприятия» (Лосев, 1991, с.53). Того же мнения придерживаются некоторые ученые-лингвисты, в частности А. Вежбицкая, P.M. Фрумкина, А.В Михеев, о том, что незнание научной формулировке не есть незнание значения какого-либо слова, в частности цветообозначения.
Своеобразным и интересным представляется также взгляд А.Ф. Лосева на природу неживого, механического света, который, по сравнению с солнечным светом или живым огнем, «принципиально не выразителен», который «не гипнотизирует, а только притупляет, огрубляет чувства». Подлинная сущность электрического света — скука, «в нем есть безразличие всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нем отсутствуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные взоры...», «его создала торгашеская душа новоевропейского дельца, у которого бедны и нетонки чувства, тяжелы и оземлянены мысли...» (там же, с.58) и т.д. Приведенное сравнение, пусть даже во многом субъективное, как нельзя точно определяет сущностные свойства живого света, жизненно важного для человеческого бытия.
Лингвокультурологические особенности семантики бурятских цветообозначений
Семиотическая концепция культуры, как известно, предполагает ее изучение и рассмотрение как знаковой системы. Для постижения же закономерностей развития культуры именно как знаковой системы необходимо обращение к изучению знакового строя естественного национального языка. Данное положение известно в отечественной культурологии со времен Ф.И. Буслаева, А.А. Потебни, А.Н Веселовского.
Современные исследователи подчеркивают, что методология русской культурологической мысли была тесно связана с изучением естественного национального языка как одного из форм самого существования культуры. Более того, культуролого-лингвистическая сторона присутствует во всех исследованиях отечественных академистов, которые впервые, задолго до швейцарского ученого Ф. де Соссюра, предложили рассматривать язык как знаковую систему (в частности, А.А. Потебня) и задолго до французского культуролога К. Леви-Строса попытались осмыслить культуру как знаковое явление, имеющее системный характер. Было признано, что проведение языковых компаративных параллелей открывает новые возможности в изучении культуры.
Поэтому изучение семантики цвета, представляющего собой семиотическую систему (систему кодирования информации), на наш взгляд, было бы неполным без привлечения языковых фактов. В связи с этим в данной главе анализируется семантика бурятских и русских цветообозначений, причем основное внимание уделяется проблеме лексикографического описания данной группы слов, причем данные лексикографии рассматриваются как источник лингвокультурологического исследования семантики цвета. Наверное, невозможно переоценить значение такой области знания, как лексикография, для любой культуры, ведь еще А. Франс образно подметил, что «Словарь - это Вселенная в алфавите». Более того, лексикография, или лексикографическая культура (по выражению А.Е. Супрун), представляет собой своего рода этап в развитии общей культуры, а значит, является отражением культуры общества.
Итак, в языке цвет реализуется в форме цветообозначений (лексемы, словосочетания, идиоматические выражения). В Главе I. данной работы выяснилось, что спектр так называемых «основных» цветов используется во всей духовной и материальной культуре бурят. Прежде чем перейти к рассмотрению семантики бурятских цветообозначений, кратко изложим суть основных работ, так или иначе посвященных проблеме цветообозначений в бурятском языке.
Цветообозначения (цветонаименования) бурятского языка не были объектом специального изучения. В научной литературе имеются лишь разрозненные, фрагментарные данные по этой проблеме. К одной из первых работ, затрагивающих проблему цветообозначения, следует отнести историко-лингвистическое исследование Ц.Б. Цыдендамбаева «Бурятские исторические хроники и родословные». Автором этой работы на материале Пятиязычного словаря и Монгольско-русского словаря К.Ф. Голстунского цветообозначения классифицируются по двум группам, выделяемым условно: к первой группе Ц.Б. Цыдендамбаев относит прилагательные, обозначающие цвета и их оттенки. Указанные выше словари насчитывают 75 слов, относящихся к данной группе. Из них отсутствует в языке бурятских сочинений на старомонгольской письменности около 10 названий: в частности, «цвет кипариса», «лазурный цвет», «бордовый цвет» (доел, «цвет печени»), «светло-голубой» (доел, «цвет голубя») и др.
Ко второй группе цветообозначений автором отнесены названия мастей животных, 10 из 40 обозначений (по материалам «Пятиязычного словаря» и «Монгольско-русского словаря») в бурятских рукописях отсутствует. Однако следует отметить, что автором указанной работы перечень цветообозначений приводится в сжатом виде: фактически насчитывается около 80 наименований цвета (масти).
В статье Н.М. Митуповой цветонаименования бурятского языка рассматриваются в диахроническом аспекте образования редупликатов (усилителей в определенном сочетании): саб сагаан, хаб хара и т.д. Например, исторически в слове сагаан выделяется корень са-, утративший в современном языке первоначальное значение: са- й (белеть), са- хир (бледный), са- й- бар (светлый) и т.д. Прибавление же согласного б приводит к образованию редупликата: саб сагаан (Митупова, 1988, с. 84-86).
А.Н. Содномовым рассматриваются виды переносного значения слов (на материале одного говора), к одному из которых относит метафорический, основанный на сходстве таких признаков как форма, цвет и т.д. Таким образом, к данной группе слов автор относит цветообозначения: «пун» (молоко) — сплошной лед на озере, «шандаруу» (пепел на угасающих углях) - козий пух (так как он всегда пепельного цвета)» (Содномов, 1977, с. 193). Необходимо отметить, что приведенная в работе классификация по видам переноса присуща и для бурятского литературного языка в целом.
В русском языке, как известно, к основным видам переноса также относятся метафорический, метонимический и др., в этом плане цветообозначение как одно из средств выразительности, богатства языка, расширения его словарного состава соотносится с такой зрительной универсалией, как универсалия подобия, то есть признак подобия (схожести по
цитируемый материал приводится без соответствующих перечисленным цветообозначениям прилагательных, приведенных на старомонгольском языке. цвету) универсален для всех языков. Само же понятие цвета нельзя назвать универсалией, поскольку в некоторых языках термин «цвет» отсутствует (см. А. Вежбицкая, 1996).
Т.А. Бертагаев классифицирует названия цветов с точки зрения их словообразовательной структуры в бурятском и монгольском языках: 1. Простые названия, типа улаан, сагаан и т.д. 2. Названия цветов из номинантов-сочетаний: гал улаан (огненно-красный), шурэ улаан (кораллово-красный), сахюур сагаан (ослепительно-белый).
К первой группе слов относятся так называемые основные цветообозначения (названия основных цветов: сагаан (белый), хара (черный), улаан (красный) и т.д.). Вторая группа представлена в большинстве случаев двухсловными сочетаниями, обозначающими оттенки и сочетания цветов между собой. Многие из них являются составными элементами номинантов-сочетаний и, возложив на себя значение всего данного номинанта, постепенно обретают самостоятельность и сами становятся ядром новых номинативных сочетаний. Например, «слово цагаан (сагаан)... входит в качестве детерминанта в сочетание монг. цагаан идээн, бур. сагаан эдеэн (молочная пища, молочные блюда): молоко, простокваша, творог, тарак, кумыс и др. Оно приняло на себя значения «кумыс, тарак (род кефира)», которые считаются у монголов почетными блюдами, и стало самостоятельным словом (Бертагаев, 1971, с. 114). Отметим, что в «Бурятско-русском словаре» К.М. Черемисова данное значение имеет Сагаан II (образованное в результате субстантивации): сагаан (в значении прилагательного) — сагаан (в значении существительного).
Рассмотрению обозначений мастей домашних животных посвящена статья Э.Ч. Бордаева «Обозначение масти домашних животных в монгольских языках и диалектах» (1977). Материалы названной работы, а также данные, полученные в ходе сплошной выборки из словаря К.М. Черемисова, позволяют выделить несколько основных моментов. Для монгольских и, в частности бурятского, языков характерно обозначение масти животных лексемами, являющимися непосредственно цветообозначениями (основными названиями цвета): сагаан (белый), хара (черный), улаан (красный), шара (желтый), боро (серый), хурин (коричневый).
Однако материалы словаря К.М. Черемисова содержат несколько неясных моментов, касающихся проблемы выделения в семантике слова значения (лексико-семантического варианта - ЛСВ) «масть животного». Так, если словарные статьи с дескрипторами («улаан», «хухэ», «боро», «хурин» содержат указания на ЛСВ «о масти» [для улаан: «...2. Красный (о масти)»; хухэ: «...3. Серый, сивый (о масти)», боро: «...2. Серый, сивый (о масти)», хурин: «1. ...; бурый (о масти)» ], то лексикографическое содержание других основных цветообозначений-хара, сагаан, шара не содержит данного ЛСВ.
Однако в иллюстрируемом материале словарных статей к шара, хара имеются примеры, относящиеся к основному значению: «желтый» и «черный», «темный», соответственно: голой шара шоно («степной рыжий волк»), хара гуроокэн («бурый медведь; букв, черный зверь») и т.д. В статье с дескриптором «сагаан» отдельным значением выносятся «4. В составе зоол. названий; сагаан баабгай белый медведь; сагаан унэгэи песец; сэнхир сагаан унэгэн голубой песец».
Семантика цветообозначений в русской культуре
Современный этап развития общества характеризуется пополнением состава цветовой лексики. По справедливому замечанию P.M. Фрумкиной, «в психике рядового носителя языка существует наивная картина мира цвета, которая фиксируется посредством языка, хотя ни процесс фиксации, ни возникающие при этом связи и отношения самим говорящим не осознаются» (Фрумкина, 1984, с. 32). При этом возникает вопрос: а как именно они зафиксированы в языке? Для выяснения того, как цвет представлен в языке, обратимся к анализу традиционного лексикографического описания цветообозначений русского языка.
Наиболее наглядным примером изменений, происходящих в словарном составе языка, является сопоставление разных изданий одного и того же словаря, к примеру, Словаря русского языка СИ. Ожегова (далее - СО). Так, в 10-м издании (1973 г.) насчитывается чуть более 80-ти обозначений цвета, выраженных прилагательными (точнее, 82), в 14-м издании (1983) — 87, в 23-м (1991 г.) - уже около 100 прилагательных цвета (а именно, 98). Статус цветообозначений получили следующие лексемы: фиалковый «фиолетовый», кирпичный «терракотовый», мареновый «ярко-красный», абрикосовый «желто-красный», клубничный «густо-розовый» и др. Таким образом, каждое из новых изданий этого словаря отображает развитие «цветового» значения в содержательной структуре перечисленных лексем.
В данный перечень (см. Приложение № 2) не вошли устаревшие цветообозначения, типа жандарм, празеленый, пюсовый и т.д., слова с узкой валентностью (сочетаемостью), как-то: каурый, карий, русый и др., то есть слова, обозначающие масти животных и называющие внешние признаки человека, а также производные, образованные от названий различных минералов и красок (с пометой «спец.»), типа суриковый, охряный, шаровый и т.д.
Перечень цветообозначений включает слова с так называемой эксплицитной цветовой семантикой (типа розовый «белый с оттенком красного» (СО)) , а также с имплицитной (у производных цветообозначений), т.е. с указанием на возможность обозначений того или иного цвета с отсылкой на производящую лексему, толкование которой содержит указание на цвет, например, аметистовый «имеющий цвет аметиста» (БАС), дескриптор
котором присутствует «цветовой» компонент: «полудрагоценный камень фиолетового цвета» (там же).
Однако имеются и такие случаи, когда производящее слово - дескриптор не имеет в своем толковании экспликацию самого цвета. Так, дефиниция глинистый имеет следующее содержание: «2. Похожий цветом на глину» (БАС), но «цветовая» семантика отсылочного слова глина никак не раскрывается: «огнеупорная горная порода, вязкая в влажном состоянии, служащая материалом для гончарных изделий» (там же). Эта и подобные ей лексемы не учитывались.
По два цветообозначения имеют MAC и СО, зафиксированные только в этих словарях. Так, пергаментный и пламенный, указывающие на определенный цвет, отмечены МАС: «3. Напоминающий по виду пергамент, желтоватый, поблекший» и «4. Ярко- или оранжево-красный, цвета пламени», соответственно. А верблюжий и горчичный, также имеющие в своих дефинициях цветовой признак, зафиксированы только в СО: «...//верблюжий цвет (серовато-желтый)" и «... //горчичный цвет (желтовато-коричневый)», соответственно. БАС содержит 16 цветообозначений (с эксплицитной и имплицитной «цветовой» семантикой), не вошедших ни в один из рассматриваемых выше словарей: железный «серебристый, синевато-серый», инкарнатный «цвета мяса лососины», кобальтовый «цвета кобальта; ярко-синий», купоросный «цвета медного или железного купороса, синий или зеленый», медовый «цветом, подобный меду; желтый, янтарный», оловянный «цветом, подобный олову; светло-серый с тусклым отливом», ртутный «похожий чем-либо (цветом, тяжестью...) на ртуть».
Последний имеет тем самым имплицитную «цветовую» семантику, экспликацию которой находим в дефиниции отсылочного слова ртуть «химический элемент, жидкий тяжелый металл серебристо-белого цвета», аналогично сердоликовый «напоминающий сердолик, похожий на него цветом, блеском...» - сердолик «полудрагоценный камень красного или красно-желтого цвета...», смородинный «похожий по цвету на ягоду черной смородины; черный», солнечный «ярко-желтый с золотистым отливом, похожий цветом на солнце», сомо/н/ «розово-желтый», сургучный «цвета красного сургуча», чернильный «фиолетовый, цвета чернил // темный, как чернила», чугунный «черный с сизым отливом», яичный «цвета желтка яйца; желтый» и яхонтовый «синий; цвета сапфира».
Однако в этот словарь (БАС) не вошли следующие цветообозначения (ЛСВ цвета): абрикосовый (СО, СД), аспидный (СО, MAC), а также пергаментный, пламенный, верблюжий и горчичный, упомянутые выше. Итого - 6 прилагательных не нашли в БАС своего отражения в качестве цветообозначений.
Рассматриваемый материал основывается на наших данных, полученных методом сплошной выборки из СО, MAC и БАС, а также на результатах Р.М.Фрумкиной, полученных в ходе психолингвистического эксперимента (Фрумкина, 1984) и данных А.П. Василевича (Василевич, 1983), представляющих наиболее полный перечень прилагательных-цветообозначений русского языка, так как основывается не только на лексикографических, но и на экспериментальных данных, а также на данных анализа письменных текстов русской художественной литературы.
Так, к 134-м «лексикографическим» цветообозначениям можно добавить прилагательное болотный, не получившее статуса цветообозначения ни в одном из привлеченных словарей. Тем не менее, основываясь на данных перечня цветообозначений А.П. Василевича, можно утверждать, что данное прилагательное для рядового носителя русского языка имеет «цветовое» значение.
