Содержание к диссертации
Введение
Глава I КУЛЬТУРА ПОСТМОДЕРНИЗМА КАК ОСНОВА АРХИТЕКТУРНОЙ ТЕКСТУАЛЬНОСТИ
1.1. Специфика архитектурного текста 19
1.2. Реализация представлений о хаосе и плюральности в пространстве постмодернистской архитектуры 36
1.3. Децентрация и деконструкция в пространстве архитектуры постмодернизма 60
Глава II АРХИТЕКТУРА КАК ИНТЕРТЕКСТ В КУЛЬТУРЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА
2.1 Коммуникативная функция архитектуры в интертекстуальном пространстве культуры постмодернизма 90
2.2 Архитектурная метафора как форма реализации интертекстуальности культуры постмодернизма 99
2.3 Интертекстуальное содержание цитаты в архитектурном тексте постмодернизма 113
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 139
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
- Специфика архитектурного текста
- Реализация представлений о хаосе и плюральности в пространстве постмодернистской архитектуры
- Коммуникативная функция архитектуры в интертекстуальном пространстве культуры постмодернизма
Введение к работе
Феномен постмодернизма можно назвать одной из самых популярных и хорошо изученных тем современной исследовательской практики. Это связано, прежде всего, с яркостью многих актуализированных в постмодернистской концепции проблем, созвучностью их настоящему времени. Постмодернизм, будучи чрезвычайно сложным явлением, предстаёт как многосоставное образование, границы которого размыты, а сущностное содержание определено не достаточно чётко. С этим связано нередкое рассогласование терминологической «канвы» и смыслового наполнения исследований. Чтобы избежать подобного понятийно-содержательного диссонанса, определим возможные схемы понимания постмодернизма, а также укажем, какой (или какими) из них мы будем использовать в нашей работе.
С одной стороны, постмодернизмом можно назвать актуальную современную ситуацию (в которой разворачиваются все социокультурные процессы), формирующую мировоззрение, картину мира в сознании людей и проявляющуюся во всех сферах художественной деятельности. С другой стороны, постмодернизм представляет собой систему разнообразных философских концепций, теоретически обосновывающих содержание социокультурных процессов и художественных практик. И, наконец, постмодернизм - это совокупность стилистических и формообразующих принципов в искусстве, которые трудно назвать стилем или направлением в силу их чрезвычайной разнородности. В настоящем исследовании мы будем апеллировать ко всем подходам к пониманию сущности постмодернизма, оговаривая в каждой конкретной ситуации (для избегания путаницы и неточности) специфику употребляемого значения.
Понятие культуры постмодернизма интегрирует вышеприведённые
смысловые интерпретации, поскольку культура постмодернизма, в нашем
понимании, является формально-ценностной, нормативно-
мировоззренческой структурой, вырастающей на базе философской рефлексии и проявляющейся в разного рода культурных феноменах.
Надо отметить, что внимание учёных привлекает широкий круг вопросов, так или иначе связанных с культурой постмодернизма: постмодернистская ситуация как феномен современности, этика, эстетика, литература, живопись, кинематография, мода и даже кулинария. Находят своих авторов философские и культурологические концепции постмодернизма: проблемы соотношения в постмодернизме массовой и элитарной культур, проблемы коммерциализации современной культуры, соотношения в ней традиций и новаторства, аспекты культурных конформизма и толерантности. Однако в этом достаточно освоенном исследовательском поле имеются содержательные пустоты, к одной из которых можно отнести и проблему постмодернистской архитектуры.
Исследований, посвященных архитектуре постмодернизма достаточно мало. Почти все из них рассматривают её с точки зрения либо архитектуроведения, либо искусствознания. Попыток философского осмысления феномена архитектурного постмодернизма современным гуманитарным знанием практически не предпринимается. Так, архитектуроведческий анализ, выработав самостоятельную проблематику, занимается изучением вопросов функции, конструкции, материала; анализ искусствоведческий - вопросов стиля, структуры художественного образа, соотношения традиции и новаторства в постмодернистской архитектуре.
Подобные направления анализа вполне допустимы и даже необходимы для составления наиболее полной картины современного развития архитектурной практики. Однако, при всех своих достоинствах, они сводят понимание архитектуры постмодернизма к стилистической и формальной интерпретации. Кроме того, собственно искусствоведческий или архитектуроведческий анализ не вскрывает сущностных связей между особой культурной ситуацией настоящего времени, философской теорией, её теоретически осмысливающей, и практикой постмодернистского
художественного творчества. Такие задачи, на наш взгляд, максимально
полно и эффективно реализуются в рамках культурологического подхода,
который способствует осмыслению содержания термина «постмодернизм» во
всех его значениях в контексте изучения архитектуры. Именно в рамках
культурологического подхода осуществляется анализ общей культурной
ситуации современности в исследовании её конкретных сфер (в нашем
случае - архитектуры) и изучение теоретических, формообразующих связей
между художественной (архитектурной) практикой и философией
постмодернизма. Иными словами, культурологический подход позволяет
рассмотреть культуру постмодернизма во всём её многообразии, а в нашем
случае - проследить сложный процесс взаимовлияния структурных
элементов культуры: ценностно-нормативного (общих мировоззренческих
установок современной «постмодернистской» ситуации, влияющих и на
философское обоснование культуры, и на конкретную художественную
практику архитектуры), философско-теоретического (философия
постмодернизма), феноменологического (архитектура постмодернизма). Для
реализации данной задачи в рамках настоящего исследования была
осуществлена попытка использовать методологические потенции
философских и культурологических теорий постмодернизма, обозначающих
базовые параметры мира, для анализа постмодернистской архитектуры.
Понимая под постмодернизмом в данном случае систему философских идей,
которые во многом формируют исследовательский инструментарий, мы
стремились показать механизм их проекции на область архитектурных
текстов, обозначая при этом важность влияния современной
(постмодернистской) культурной ситуации. В контексте
культурологического подхода архитектура постмодернизма понимается нами не как вид искусства, а как особое семиотическое образование.
При всей очевидности значения культурологического анализа постмодернистской культуры в целом и постмодернистской архитектуры в частности, в качестве методологического основания современными
исследователями он используется крайне редко. Причины нечастого обращения учёных к проблемам архитектуры постмодернизма, возможно, связаны с несколькими аспектами.
Во-первых, с отсутствием «культурной дистанции». Как известно, наибольшие трудности ожидают исследователя тогда, когда он обращается или к слишком удаленной, или к совсем близкой эпохе (как в ситуации с постмодернизмом). В последнем случае трудности связаны, прежде всего, с относительной синхронностью происходящих процессов и теоретической реакции на них. В научном отношении отсутствие временной дистанции в исследовании феномена постмодернизма (как ситуации культуры, как философии и как художественного творчества) можно расценивать как значительную сложность, особенно для анализа архитектурны, поскольку для осмысления архитектурных процессов необходимо, по меньшей мере, 100 лет (это средний возраст формирования стиля). Однако форма исследования как бы «изнутри ситуации» обеспечивает «максимальную объективность субъективных ощущений» (М. С. Каган).
Во-вторых, постмодернистская архитектура, в гораздо большей степени, чем, скажем, литература, обнаружила утрату своей автономности (в смысле её синтеза с другими видами искусства), что может вызвать известные трудности в её стилистической и формальной идентификации (Н. Б. Маньковская).
На наш взгляд, несмотря на вышеуказанные сложности, феномен архитектуры постмодернизма требует глубокого культурологического изучения не только в силу своей малоизученности, но и в силу уникальности природы самого архитектурного текста. Мы сознательно не останавливаемся на специфике языка архитектуры как вида искусства, поскольку, как мы уже отмечали, архитектура интересует нас, прежде всего как семиотическое образование, как текст. Использование понятия «архитектурный текст постмодернизма» подразумевает трактовку архитектурного произведения как системы знаковых средств, основанной на элементах выразительного
«языка» архитектуры (симметрия/асимметрия, форма, объём и др.) и материализуемой в сфере художественной практики в форме конкретных сооружений. И именно обращение к текстуальной природе архитектуры, к сложным процессам её кодирования и декодирования позволяет говорить об архитектуре как определённой форме актуализации социального поведения. Небезызвестно, что произведения искусства любого вида и жанра способны вызвать определённые психологические и поведенческие реакции в сознании аудитории, то есть опосредованно влиять на действия людей. Однако архитектурное произведение, в отличие от музыкального или театрального, не требует углублённой сосредоточенности массового зрителя, его поглощённости, внимания, благоговения перед произведением. Человек, окружаемый разного рода архитектурными текстами, подчас бессознательно воспринимает их информационные потоки, отчего их влияние не становится слабее: «чем меньше кто-либо осознаёт источник и содержание воздействия, тем степень этого воздействия выше» (Л. С. Выготский). Кроме того, в силу того, что архитектурное произведение не может быть носителем лишь эстетического начала, оно непременно должно выполнять и функциональную нагрузку, архитектура отсылает к определённой идее проживания и пользования. Понимание функциональности архитектуры (то есть того, как сооружение должно выполнять утилитарные задачи), её эстетического содержания, степени допустимых свобод в интерпретации формы и функции архитектурного произведения, важности отношения к архитектурной среде является во многом производной от общих мировоззренческих установок эпохи. Так, скажем, если постмодернистская культурная ситуация подразумевает ориентацию на творческий эксперимент, неограниченную свободу художественного поиска, легитимность альтернатив, ироническую «реанимацию» истории, то, соответственно, подобные установки окажут существенное влияние на сознание архитектурного сообщества и проявятся в конкретных архитектурных произведениях: смело индивидуальных, эклектичных,
цитатных и пр. В связи с этим, можно говорить, что архитектура (понимаемая и как вид искусства, и как знаковая среда) выступает как интуитивный аналог картины мира, как художественная проекция культурной ситуации. Сложность архитектурного текста и специфика текста постмодернистской архитектуры обусловили необходимость их более детального анализа, который был осуществлён нами в 1 параграфе I главы.
Историческое значение постмодернистской архитектуры (прежде всего для культуры и искусства) заключается в том, что она была первой попыткой создать альтернативу модернистской архитектуре, уйти от философии и эстетики чистой геометрии к историческим образцам, с помощью техники коллажа и цитирования сообщать образам прошлого новые импульсы жизни. Архитектурный постмодернизм, сформировавшийся во многом на принципе «от противного» в отношении к архитектурному модернизму, радикально трансформировал, обновил или даже преодолел многие традиционные стилистические, выразительные, технологические основы архитектуры как вида искусства. В этом, на наш взгляд, заключается глубокое значение архитектуры постмодернизма для искусства вообще, ведь она, по сути, стала новым, в своём роде беспрецедентным этапом в развитии архитектуры.
Кроме того, философские и культурологические основания постмодернизма явились одним из источников теоретических и практических реорганизаций отечественного архитектурного творчества. В связи с неблагоприятными для художественного поиска условиями развития российской архитектуры, отсутствием в течение долгого времени культурного обмена со странами Запада, отечественное архитектурное сообщество в конце 80-х годов прошлого века оказалось в ситуации творческой изоляции, неспособности быстро адаптироваться ко вновь обретённой свободе творческого метода и выразительных средств. Художественный постмодернизм, к тому времени глубоко отрефлексированный зарубежными философами-постмодернистами,
послужил для отечественных теоретиков и практиков искусства неким фундаментом для дальнейших творческих исканий, на базе которого российские архитекторы смогли создать примеры оригинальных архитектурных текстов. Особенно созвучным их художественным опытам оказалась историческая направленность постмодернизма. Именно в истории, в богатейшем культурном наследии нашей страны отечественные авторы черпали и черпают идеи, образы, формы. Такая ориентированность архитектурных опытов постмодернизма помогает снять и ещё одну градостроительную проблему, актуальную и для России, и для многих европейских стран, - проблему гармоничного, контекстуального соединения современных строений с исторической архитектурой.
То есть архитектуру постмодернизма можно назвать, во-первых, некоей новой точкой отсчёта в развитии архитектурного искусства и одновременно «зеркалом» современных социокультурных реалий, а, во-вторых, - специфическим текстом, содержание которого осмысливалось преимущественно в философских категориях постмодернизма. Поэтому изучение архитектуры постмодернизма возможно лишь как комплексное исследование её мировоззренческих, философских, стилистических основ, что и составляет содержание культурологического подхода.
Его необходимость усиливается существованием проблемы, суть которой сводится к наличию противоречия между значимостью культурологического изучения архитектурных текстов постмодернизма в контексте общих методологических принципов постмодернистской парадигмы и малочисленностью, а также недостаточной глубиной подобного рода исследований в современной культурологии.
Степень разработанности проблемы.
В силу малочисленности культурологических исследований постмодернистской архитектуры и достаточно широкого понимания сущности феномена постмодернизма, исследуемого специалистами разного профиля, мы, в ходе осуществления задач настоящей работы, обратились к
анализу разнообразного круга исследований и подходов, нередко имеющих лишь косвенное отношение к непосредственному объекту изучения. В зависимости от масштаба исследовательского поля и специфики методологических подходов погружения в предмет используемые нами работы можно условно разделить на несколько групп.
Основной (и по численности, и по значимости) группой источников стали для нас труды философов структурализма, постструктурализма и постмодернизма. Именно с опорой на их теоретические построения и философские конструкции мы осуществляли экстраполяцию ключевых установок постмодернизма на область архитектурных текстов. Основные параметры постмодернистского мира получили философскую рефлексию в работах Р. Барта (проблемы текста, его анализа, концепция смерти Автора и т.д.), Ж. Бодрийяра (идея симулякров), Ж. Делёза (концепция «ризомы»), Ж. Деррида (теория деконструкции), Ю. Кристевой (проблемы интертекстуальности), Ж.-Ф. Лиотара (теория метарассказов) и других философов.
Для анализа культуры и архитектуры как неких знаковых систем мы обращались к семиотическим работам как отечественных (Ю. Лотман, Б. Успенский), так и зарубежных (Ф. де Соссюр, У. Эко) авторов. Именно исследования семиологов позволили нам трактовать архитектуру как особый вид текста, продуцируемого с помощью знаковых средств культуры.
Особое место при исследовании культуры постмодернизма в пространстве архитектуры занимают работы по философии, социологии, теории и истории культуры. Эти труды позволяют осмыслить культурные трансформации, происходящие в современный период, а также соотнести их с культурными реалиями прошлых эпох. Важными в этом отношении являются, на наш взгляд, исследования М. Бахтина, М. Кагана, X. Ортега-и-Гассета, Р. Рорти, Ф. Фукуямы, Й. Хёйзинги.
Проблемы концептуальной инновационности культуры
постмодернизма, фундирующей принципиально новые параметры бытия
человека и культуры, были философски осмысленны в работах Р. Аппиньянези, В. Вельша, Ф. Джеймисона, П. Козловски, Л. Фидлера, К. Харта. В них постмодернизм представляется как особая культурная ситуация, с определёнными базовыми установками и принципами, проявляющимися в самых разных областях культуры.
Как уже отмечалось выше, феномен культуры постмодернизма является чрезвычайно привлекательным для исследователей различных профилей и во многом в силу этого получает достаточно глубокое осмысление. Так, проблема комплексного изучения постмодернистской культуры с учётом специфики её эстетических установок, художественного творчества нашла своё отражение в работах А. Гараджи, Ш. Гривеля, В. Диановой, Н. Маньковской, Б. О Догерти.
Важное место среди подобных трудов занимают исследования литературоведческого характера Ж. Женетта, И. Ильина, М. Липовецкого, Л. Рейнгардта и др.
Особый философский смысл и объяснительный потенциал имеют художественные произведения X. Борхеса, Р. Сальдивара, У. Эко и др., на страницах которых глубокие философские размышления и ценностные ориентации авторов вплетаются в ткань литературных образов и сюжетов.
Группа искусствоведческих работ, формируемая исследованиями А. Иконникова, А. Пападакиса, А. Рябушкина, К. Фремптона, позволяет сформировать целостное представление об архитектурном пространстве постмодернистской культуры благодаря детальному анализу постмодернистских произведений архитектуры. Труды указанных авторов, благодаря представленному в них богатому фактическому материалу, делают возможным наглядно, с опорой на конкретные архитектурные тексты проследить преломление теоретических постулатов постмодернизма в пространстве художественного творчества.
Среди упомянутых работ особое место занимают исследования Ч. Дженкса и И. Добрициной, в которых осмысление практического опыта
постмодернистских архитекторов происходит в русле глубокого анализа философских и культурологических основ теории архитектуры.
Обращение к статьям, манифестам, практическим рекомендациям архитекторов-постмодернистов (Е. Асса, Р. Вентури, И. Рувинова, Б. Чуми, П. Эйзенмана и др.) способствовало осмыслению уровня воздействия теоретических концепций постмодернизма на область практической реализации их творческих инициатив, а также позволило проследить основные пути и механизмы взаимовлияния философской теории и архитектурной практики.
Анализ степени разработанности проблемы позволил нам сделать вывод о том, что феномен архитектуры постмодернизма не является изученным в полной мере, а те немногочисленные работы, которыми на сегодняшний день представлено исследовательское поле, носят преимущественно искусствоведческий или архитектуроведческий характер. Это актуализирует значимость культурологического анализа архитектуры, осуществляемого сквозь призму концептуальных философских положений постмодернизма.
Объект исследования - культура постмодернизма, обоснованная философскими и культурологическими концепциями, фундирующими теорию и практику художественного творчества.
Предмет исследования - пространство архитектуры постмодернизма, определяемое системой базовых философских и культурологических концепций постмодернистской парадигмы и понимаемое как текст, существующий во взаимодействии с другими текстами.
Цель исследования - выявить единство системы философских, культурологических концепций, с одной стороны, и пространства архитектуры постмодернизма, с другой, через проекцию ключевых установок постмодернистской парадигмы на сферу художественного творчества.
Исходя из цели исследования, выделим его основные задачи:
Определить текстуальную и интертекстуальную природу феномена культуры постмодернизма вообще и архитектуры в частности, выявить типические и специфические черты архитектурного текста.
Проанализировать формы проекции философских категорий хаоса, плюральное на пространство архитектуры постмодернизма.
Охарактеризовать формы адаптации философской концепции децентрированности в пространстве архитектурных текстов постмодернизма; определить возможности общефилософского метода деконструкции в сфере порождения и конструирования новых смыслов архитектурных текстов постмодернизма.
Проанализировать потенциал архитектуры постмодернизма в реализации интертекстуального содержания культуры, а также представить важнейшие каналы осуществления архитектурной коммуникации (метафора, цитата).
Рассмотреть отечественный опыт архитектуры постмодернизма, соотнести его с контекстом общемировой архитектурной практики, а также выявить степень интегрированное современной российской архитектуры в мировые процессы архитектурного творчества и специфику национальных (российских) архитектурных стратегий.
Теоретико-методологическая база исследования*. Специфика исследуемой проблемы не позволяет остаться в рамках какого-либо одного методологического подхода. Поэтому мы обращались к комплексу различных подходов, методов и принципов (как общенаучных, так и узкодисциплинарных), а также авторских методологий исследования культуры постмодернизма в пространстве архитектуры.
Семиотический подход, разрабатываемый У. Эко, Ю. Лотманом и др., позволяет осмыслить культуру как особый феномен, знаковый по природе и
'Основанием для распределения последовательности методологических подходов и принципов является значимость их использования в исследовании.
организованный в разного порядка тексты (частным примером текста является архитектура). Кроме того, постулирование знакового, текстового содержания культурного поля, и архитектурного в том числе, актуализирует его информационный, коммуникативный заряд.
Раскрытие коммуникативного содержания архитектурного пространства стало возможным во многом благодаря концепции «диалогичности» М. М. Бахтина. Ключевые идеи теории «диалогичности» были положены в основу представления об архитектуре как о способе актуализации «забытых смыслов», как о форме поддержания трансляционной функции и диалектической природы культуры.
В исследовании использовался синергетический подход в осмыслении таких базовых категорий, как хаос, множественность, плюральность. Эти категории, разработанные синергетикой, явились основой для особого методологического подхода к философской рефлексии происходящих в культуре трансформаций. Синергетическое понимание хаоса как особого состояния системы, детерминирующего низкий коэффициент вероятностности, высокую степень случайности и нелинейный характер развития этой системы, разрабатываемое И. Пригожиным, И. Стенгерс, М. Каганом, позволяет универсализировать содержание данной категории и экстраполировать её на всё поле художественного творчества постмодернизма.
Для наиболее глубокого анализа философской и культурологической основы постмодернистской парадигмы, а также с целью максимально точной её проекции на область архитектурных текстов мы обращались к собственно постмодернистским методологическим принципам. Среди них можно выделить следующие. Определение мира как текста и осознание текстуальной природы культуры, существующей лишь в форме взаимодействия текстов. Подход к культуре как плюральному и эклектичному по своей природе феномену, предполагающему разновекторность развития бытия, одновременность множественных истин,
моделей, концепций при интерпретации происходящих процессов. Принцип ризоматичности культуры, сущность которого заключается в постулировании разветвленности, децентрированности культурного поля, его ориентации на каждого потребителя культурных продуктов вне зависимости от степени подготовленности и индивидуальных предпочтений.
Исторический метод позволил рассмотреть феномен архитектуры постмодернизма в динамике его развития, проследить деформирование и трансформацию его ключевых постулатов, а также соотнести разного рода пространственно-временные характеристики архитектуры постмодернизма (мировая, отечественная, региональная практика архитектуры). Кроме того, исторический подход фундировал процесс исследования цитатности архитектурных текстов, представляющей собой акт исторической коммуникации, форму интертекстуального диалога настоящего, прошлого и будущего.
С целью упорядочения анализируемого материала, а также визуализации генетической связи теоретической базы и практических стратегий постмодернизма мы использовали принцип типологизации и структурирования.
Эмпирической базой исследования выступили произведения европейской, американской, японской, российской постмодернистской архитектуры.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в следующих положениях:
1. Постмодернизм постулирует текстуальную природу бытия, в том числе бытия культуры. В связи с этим, архитектура понимается нами как особый вид текста, существующий во взаимодействии с другими текстами, и образующий с ними особое семиотическое пространство, на основании чего мы вводим понятие «пространство архитектуры».
Выявленные семиотические основы архитектуры постмодернизма, сделали возможным определение не только типических (общих для всех
текстов), но и специфических черт архитектурного текста как такового и текста постмодернистской архитектуры в частности.
Осуществлена проекция принципов синергетики на пространство архитектуры постмодернизма. Хаотичность, плюральность, нелинейность, определяемые синергетикой основополагающими характеристиками бытия, в архитектуре постмодернизма трансформировались в идеи архитектурной толерантности, открытости архитектурного произведения, программной плюральное, эклектичности.
Легитимизация идей ценностной, эстетической плюральности позволила определить децентрированную сущность пространства архитектуры постмодернизма. Децентрированность архитектурного текста, верифицировавшая разнообразие интерпретативных стратегий в отношении его исходного смысла, способствовала обновлению подходов к пониманию архитектурных образов, формы, пространства, конструкции. Методом осуществления архитектурной децентрации стала деконструкция - способ фрагментации и рефрагментации текста с целью выявления в нём скрытых смыслов.
Определено понимание архитектурных цитаты и метафоры как основных механизмов осуществления интертекстуального взаимодействия архитектурных текстов.
5. Сформулированы черты современной отечественной архитектуры
постмодернизма, выявлены уникальные тенденции в её развитии, а также
степень интеграции российской архитектурной практики в мировой опыт
постмодернистской архитектуры.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования представленных материалов при анализе степени интегрированности российского искусства (архитектуры) в мировую практику художественного творчества, при сопоставлении региональных и столичных архитектурных тенденций. Кроме того, материал, изложенный в настоящей работе, в некоторой степени может служить теоретической базой
для моделирования «архитектурного лица» современного российского города в контексте решения проблемы гармонизации и сочетания исторической архитектуры с современной застройкой.
Положения работы могут быть использованы в рамках учебного
процесса, при чтении таких курсов, как «Культурология», «История
культуры», «Мировая художественная культура», «Межкультурная
коммуникация», и послужить основой специализированных курсов
«Культура постмодернизма», «Постмодернистское искусство»,
«Региональные аспекты постмодернистского художественного творчества».
Апробация результатов исследования.
Результаты исследования были изложены автором на научно-творческой конференции молодых учёных, аспирантов и соискателей «Молодёжь в науке и культуре XXI века» (г. Челябинск, 2006 г.), на XVII Уральских Бирюковских чтениях «Город как феномен культуры» (г. Челябинск, 2006 г.), на II Международной конференции «Язык и культура» (г. Челябинск, 2007 г.).
Основные положения работы обсуждались на заседании кафедры культурологии и социологии Челябинской государственной академии культуры и искусств.
Материалы исследования нашли отражение в 8 публикациях.
Структура и объём работы в соответствие с целями и задачами включает введение, две главы, список литературы. Содержание исследования изложено на 163 страницах, библиография включает 197 источников.
В первой главе определяется текстуальная природа культуры постмодернизма вообще и архитектуры в частности; обозначается специфика архитектурных текстов, рассматриваемых в контексте особого семиотического « пространства архитектуры».
Во второй главе рассматривается интертекстуальное содержание культуры постмодернизма, реализуемое, в том числе и в процессе
взаимодействия архитектурных текстов и осуществляемое, главным образом, через архитектурные метафору и цитату.
В заключении диссертации подводятся итоги исследования, делаются обобщения относительно взаимного влияния философской концепции постмодернизма на архитектурную практику и пространства архитектурных текстов на процесс теоретической рефлексии культурных трансформаций, а также обозначаются основные возможные направления дальнейшей исследовательской работы.
Специфика архитектурного текста
Понимание мира вообще, и мира искусства в частности, как некоего текстового пространства является одним из важнейших методологических принципов постмодернизма. В лозунге, произнесённом Ж. Деррида, «ничего не существует вне текста.. .Текст - единственно возможная модель реальности» [66, С. 158] заложен ключ к пониманию постмодернистского отношения к бытию культуры. Свойства текста приписываются постмодернизмом всему сущему, однако мы ограничиваем объём феномена текстуальности областью художественного поля, что требуют содержательные рамки настоящего исследования.
Оговоримся сразу - трудов, посвященных проблемам изучения текстов с лингвистических и семиотических позиций, немало. На авторов этих исследований мы будем опираться при анализе феномена текстуальности культуры. Однако количество работ, содержание которых затрагивало бы проблемы анализа постмодернистской архитектуры как текста, крайне ограничено. Поэтому ниже мы попробуем адаптировать рассуждения философов о тексте вообще к тексту собственно архитектурному и выявить на основании немногочисленных исследований специфику именно архитектурного текста. Это, на наш взгляд, представляется вполне возможным, поскольку логика постмодернистского понимания мира как текста позволяет распространять эту онтологическую установку на все сферы бытия человека, в том числе и на архитектуру («архитектура с её принципиальной многозначностью порождает, в принципе, только тексты» [122, С. 138]).
Для описания и глубокого погружения в мир культуры постмодернизм оперирует лингвистическими и семиотическими понятиями текста, текстуальности, интертекстуальности, языка, лексемы, нарратива, кода, знака. По мнению К. Леви-Строса, "культура обладает строением, подобным строению языка" [ИЗ, С. 231]. Эта установка позволяет перенести лингвистические, литературоведческие, семиотические методы в любые гуманитарные науки в той мере, в какой они получают возможность выделять в своём материале "язык" и "речь", "диахронию" и "синхронию", "варианты" и "инварианты" и т.п. Именно поэтому философский постмодернизм использует многие базовые положения, категориальные ряды языкознания для анализа других областей культуры, превращая их в статусные характеристики бытия. Однако подобная экстраполяция имеет смысл более глубокий, нежели простое заимствование терминологии. Для постмодернистских философов подход к культуре как тексту позволяет углубить собственные возможности её синхронного и диахронного изучения, консолидировать мировое культурное пространство в некое единое текстуальное поле, вскрыть в феноменах культуры мощнейший коммуникативный потенциал, провести смысловую параллель между языком (в лингвистическом смысле), знаком (в семиологическом смысле) и культурой (в философском смысле ).
В постмодернистском понимании текст выглядит не как конечный результат творческой деятельности субъекта, не как реализация авторского замысла, но как бесконечно изменчивое, текучее пространство вербальной и невербальной (музыкальной, живописной, архитектурной) коммуникации: «Текст - это не устойчивый «знак», а условия его порождения, это питательная среда, в которую погружено произведение...» [105, С. 39]. Исходя из такой установки на длительность, процессуальность текстуального бытия культуры, текстуальность многими философами возводится в источник дифференциации всевременного и всепространственного бытия культуры. Так, Ю. Лотман и Б. Успенский разграничивают два типа культур.
По их мнению, одни из них ориентированы главным образом на план выражения (средневековье, классицизм, барокко), другие - на план содержания (Просвещение, реализм). При этом, в условиях культуры, направленной на выражение и основывающейся на правильном обозначении, в частности, на правильном назывании, весь мир может представать как текст, состоящий из знаков разного порядка, где содержание обусловлено заранее, а необходимо лишь знать язык, т.е. знать соотношение элементов выражения и содержания [125, С. 152]. Таким образом, наделение культуры свойствами текстуальности или её отсутствия является определяющей характеристикой каждого типа культуры.
Подобной дифференциации может подвергаться и сам феномен текстуальности. Так, Ю. Кристева выделяла два типа текстов - фоно-текст и гено-текст. Фено-текст есть готовый, твердый, иерархически организованный, структурированный семиотический продукт, обладающий вполне устойчивым смыслом. «Фено-тексты» предназначены для прямого воздействия на партнеров по коммуникации. Фено-текст - это авансцена семиотического объекта; за ней скрывается «вторая сцена», где происходит интенсивная семиотическая работа по производству фено-текстового смысла. Эту «вторую сцену» Ю. Кристева назвала гено-текстом. Гено-текст - это суверенное царство «различения», где нет центра и периферии, нет субъектности, нет коммуникативного задания; это неструктурированная смысловая множественность, обретающая структурную упорядоченность лишь на уровне фено-текста, это своеобразный «культурный раствор», кристаллизирующийся в фено-тексте [106, С. 67]. Постмодернистский тип культуры идентифицируется с гено-текстом: децентрированным, полисемантичным, динамичным.
Реализация представлений о хаосе и плюральности в пространстве постмодернистской архитектуры
Идеи «хаоса», «множественности», «нестабильности» как мировоззренческих констант лежат в основе подхода к рассмотрению культуры постмодернизма. Это во многом связано с появлением и развитием науки синергетики, а также с разрабатываемыми ею проблемами нелинейной динамики, динамического хаоса (сплошной, внутренне недифференцированной среды) и др. Именно благодаря разработке этих и многих других вопросов, учёным удалось доказать существование неравновесных структур, которые возникают как результат необратимых процессов и в которых системные связи устанавливаются сами собой; обосновать идею конструктивной роли времени и идеи относительно динамических, нестабильных систем; продемонстрировать фундаментальную нестабильность материи. Несмотря на то, что первоначально предметное поле новой науки охватывало собой в основном проблемы термодинамики, с течением времени выявился и обосновался общенаучный масштаб открытых в синергетике закономерностей и, тем самым, философский характер её методологии.
Ученые, разрабатывающие проблемы синергетики (И. Пригожий и др.) сделали вывод о формировании постнеклассического научного и художественного творчества как вероятностной системе с низким коэффициентом вероятности, соответствующей современному образу мира как совокупности нелинейных процессов. И. Пригожий выступил с защитой последовательной научной теории множественности, которая предполагает отказ от традиционных для естественнонаучного знания, философии и культурологии проблемных полей, понятийно-категориального аппарата, знаковых ценностей.
Идеи синергетики во многом радикально подорвали устои прежнего научного и философского мышления. Ею были изменены фундирующие понятия картин мира. Вместо прежних «порядка» и «закона» в основание синергетической картины мира были введены идеализированные допущения «хаоса», «случайности», «выбора», ранее занимавшие второстепенное, производное положение в системе категорий философствующего мышления.
Таким образом, произошла своего рода инверсия категорий - прежние фавориты философского внимания перешли на роль аутсайдеров: порядок стал восприниматься лишь как преходящее состояние - в основании представлений об эволюции вселенной утвердилась идея самоорганизации хаоса, причём данное представление легло в основу рассмотрения всех существующих в настоящее время и существовавших в прошлом биологических и социальных систем, названных Ж. Бодрийяром «миром радикальной неопределённости»[29, С. 34].
Именно благодаря универсальности идей синергетики относительно хаоса философия и культурология наряду с науками естественного цикла получили возможность по-новому осмыслить закономерности процесса исторического развития философских представлений о культуре, эстетического сознания общества, каждого вида и жанра искусства. По мнению М. Кагана, «синергетическая познавательная парадигма открыла возможность глубже и тоньше, чем это можно было сделать прежде, раскрыть закономерности становления, развития и современного динамического состояния эстетического сознания и художественной культуры, поскольку тут действуют те же закономерности нелинейной структуры развития систем, соревнование разных траекторий зарождающихся в состоянии хаоса новых форм упорядоченности» [95, С. 58-59]. Кроме того, произошла смысловая конвергенция между понятиями «хаос» и «культура». Так, в коллективной работе Ю. Лотмана, В. Успенского, В. Иванова и др. утверждалось, что «каждому типу культуры противостоит свой тип хаоса; культура постоянно стремится расширить сферу своей организации, но одновременно демонстрирует потребность в наличии сферы нестабильности...» [7, С. 89]. Важно отметить, что трансляция феномена хаоса и других важнейших установок из среды научных теорий в область гуманитарного знания «шла по пути не простого приложения открытий синергетики к анализу процессов развития культуры, но по пути приведения методологии синергетического исследования в соответствие с природой данного класса систем, на несколько порядков более сложных, чем системы физические» [95, С. 42].
На наш взгляд, парадигма постмодернизма, воспринимая в качестве ключевой методологической установки общенаучную теорию нестабильности, сама является в определённом роде методологией хаоса, рассматриваемого применительно к гуманитарному знанию, У. Эко полагал, что «элемент хаоса в структуре культуры является тем импульсом, который позволяет её системам изменяться и развиваться»[189, С. 114]. По мнению известнейшего французского философа-постмодерниста Ж.-Ф Лиотара, порождённая атмосферой беспорядка, культура постмодернизма ориентируется на нестабильность - или, «поиск нестабильностей». Он уверен, что главной целью постнеклассической философии и культуры является «стремление к непознанному в жизни, неисчерпаемому в языке искусства. Этим и определяется плюрализм научных исследовательских программ» [116, С. 108].
Смыслом современного (то есть постмодернистского) мира, с точки зрения другого теоретика постмодернизма Ж. Деррида, является «обнажение «броуновского движения» спорящих друг с другом и опровергающих друг друга языков и значений, существующих под оболочкой всякого упорядоченного дискурса» [68, С. 53]. Философ практически идентифицирует понятия хаотичности и плюральное постмодернистской культуры, которая, по его мнению, «настолько же не может быть моногенеалогичной, замкнутой на себе, немножественной, насколько она не может быть стабильной, недиалогичной и упорядоченной» [68, С. 157]. Таким образом, из размышлений Ж. Деррида становится очевидной связь двух осевых положений философии и культуры постмодернизма - идеи хаоса и идеи плюральности. Р. Барт, также отождествляет эти две идеи, называя синонимическую систему «хаос - плюральность» «счастливым Вавилоном» -«беспорядочным многоголосием, рождающим новый мир» [20, С. 167]. Наиболее точно, на наш взгляд, плюралистичную сущность постмодернизма определил В.Вельш: «Постмодернизм бежит от всех форм монизма, унификации и многих скрытых видов деспотизма, а вместо этого переходит к провозглашению множественности, многообразия и конкуренции парадигм и сосуществованию гетерогенных элементов. Постмодернизм радикально плюралистичен и не из-за поверхностности подхода или безразличия, но благодаря сознанию бесспорной ценности различных концепций и проектов» [37, С. 136].
Именно принципиальная радикальность постмодернистского плюрализма, по нашему мнению, является главным отличием постмодернизма от модернизма, для которого плюрализм был характерен только в некоторых областях, в то время как для постмодернизма является всеобщим; отличительным также является тот факт, что постмодернистский плюрализм радикальнее, чем любой предшествующий. Он радикален настолько, что должен, по мнению его приверженцев, стать основным законом. Причём «основным законом» он должен стать (и стал таковым) как для нового постмодернистского мироощущения в целом, так и для нового искусства в частности.
В исследованиях зарубежных авторов установлена и другая черта плюральности - её теоретическая обоснованность. По этому поводу В. Вельш пишет: «Ситуация постмодернизма характеризуется тем, что мы противостоим возрастающему многообразию самых различных сфер жизни, концепций знания, способов ориентации, тем, что мы обнаружили законность и неоспоримость этой плюральности и мы безоговорочно все более признаем и теоретически оцениваем это многообразие...» [37, С. 134].
Коммуникативная функция архитектуры в интертекстуальном пространстве культуры постмодернизма
В предыдущей главе мы рассмотрели свойства архитектурного текста как автономного формирования. Однако об автономности в данном случае можно говорить лишь как о некоем идеальном построении, поскольку в реальности, определяемой постмодернистами как текстуальное пространство, текст сам по себе существовать не может: «Сотканный из множества равноправных кодов, словно из нитей, текст в свою очередь сам оказывается вплетен в бесконечную ткань культуры» [19, С. 27-28]. Такое взаимодействие, взаимопереплетение, взаимопересечение текстов получило название интертекстуальности.
Понятие «интертекстуальности» было введено Ю. Кристевой в 1967 году на основе переосмысления работы М. Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» [25] и быстро получило широкое признание и распространение у литературоведов самой различной ориентации. Фактически новая концепция облегчила как в теоретическом, так и в практическом плане осуществление «идейной сверхзадачи» постмодернизма - «деконструировать» противоположность между критической и художественной продукцией, а равно и «классическую» оппозицию субъекта объекту, своего чужому, письма чтению и т.д.
Категория интертекстуальности теснейшим образом связана с понятием текста: «сама идея текстуальности неотделима от интертекстуальности и основана на ней» [148, С. 87]. Текстуальность и интертекстуальность понимаются как взаимобусловливающие друг друга феномены, что, по мнению Ш. Гривеля, «ведёт к уничтожению понятия текста. Нет текста, кроме интертекста» [52, С. 237]. И действительно, теория «смерти автора» Р. Барта, выводимая им для характеристики текстуальных процессов в культуре, коррелируется с феноменом интертекстуальности: фигура автора в цитатном пространстве интертекстуального творчества утрачивает свою значимость, уступая место скриптору, роль которого сводится к комбинированию интертекстов.
Идея децентрации текстового пространства фактически лежит в основе теории интертекстуальности, поскольку верифицируют отсутствие единого исторического, логического, структурного, смыслового центра в системе текстов, непредсказуемо взаимодействующих между собой.
В целом концепция интетекстуальности логически сопряжена с постмодернистской теорией хаоса. Само существование множества интертекстов в пространстве культурного текста моделирует эклектичный, плюральный образ бытия культуры, а процесс взаимодействия отдельных текстов друг с другом метафорически идентифицируем с процессом развития ризомы.
В силу своей сложности, многослойности конкретное содержание термина интертекстуальности существенно видоизменялось в зависимости от теоретических и философских предпосылок, которыми руководствовался в своих исследованиях каждый учёный.
Так, М. Бахтин, по сути, первый, кто осмыслил феномен интертекстуальности (до возникновения собственно термина), описывая диалектику существования литературы, отметил, что «помимо данной художнику действительности он имеет дело также с предшествующей и современной ему литературой, с которой он находится в постоянном «диалоге», понимаемом как борьба писателя с существующими литературными формами. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определённые моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его, они снова вспомнятся и оживут в обновлённом (в новом контексте) виде» [22, С. 373]. Сам М. Бахтин определял этот способ организации художественного материала (неважно литературного, музыкального, архитектурного) как «диалогичность», «разномирность» [26, С. 25].
Ю. Кристева придала диалогичности М. Бахтина роль структурного каркаса, определяющего специфику постмодернистской интертекстуальности. Феномен же интертекстуальности она связывала с текстуальной интеракцией, которая происходит внутри отдельного текста. «Интертекстуальность - это понятие, которое будет признаком того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в неё» [105, С. 436].
Р. Барт под интертекстуальностью понимал единственно возможную форму существования текста: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нём на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т.д. - все они поглощены текстом и перемешаны в нём, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык» [21, С. 109].
Ю. Лотман вместо категории интертекстуальности использовал термин семиосферы, под которой он понимал «всё семиотическое пространство, в котором тексты активно взаимодействуют и вне которого невозможно существование культурных текстов» [121, С. 146].
Несмотря на большое разнообразие подходов к содержанию феномена интертекстуальности (нашей задачей было раскрыть лишь основные), общим для всех из них служит постулат, что всякий текст является «реакцией» на предшествующие тексты» [88, С. 204].
