Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Cтатус личности в средневековом шотландском праве 16
1. Статус личности в брегонском праве и его трансформация в независимой Шотландии 16
2. Коллизионный подход к регулированию статуса личности. Статус личности в эпоху норманизации. 50
3. Рецепция английского права 66
4. Реформация в Шотландии и «дух капитализма» 82
5. «Горный вопрос» после рецепции общего права. 85
Глава 2. Статус личности в шотландском праве Нового времени 89
1. Раннее Новое время: свобода совести и якобитские войны 89
2. Статус личности в Шотландии во второй половине XVIII – XIX в. Шотландское Просвещение, классический либерализм и социализм 107
3. Шотландская национальная идея в XX в. 119
Заключение 125
Список использованной литературы 129
- Коллизионный подход к регулированию статуса личности. Статус личности в эпоху норманизации.
- Реформация в Шотландии и «дух капитализма»
- Статус личности в Шотландии во второй половине XVIII – XIX в. Шотландское Просвещение, классический либерализм и социализм
- Шотландская национальная идея в XX в.
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования
Настоящее диссертационное исследование ставит своей целью анализ правового статуса личности в смешанной правовой системе. Данная тема актуальна не только для компаративистики в целом, поскольку изучение смешанных правовых систем позволяет в условиях живых исторических реалий оценить сильные и слабые стороны различных правовых традиций, но и в особенности для российской правовой науки.
Постулируя, что правовая свобода является феноменом западноевропейской, а точнее — англоамериканской традиции, в историческом развитии шотландского права мы вынуждены противопоставить ей автохтонную традицию Шотландии — гэльское (кельтское) право. Однако, если в процессе диссертационного исследования мы будем вынуждены констатировать, что правовая свобода была в той же мере возможна и в национальном шотландском праве той же эпохи, то, следовательно, гипотеза о прямой связи общего права со степенью правовой свободы ошибочна.
Однако не только право Шотландии представляет собой пример диалектической борьбы либертарного, где свобода является высшей ценностью, и потестарного, отдающего ценностный приоритет иным категориям, начал. В той или иной степени эта дихотомия свойственна любому правопорядку, но для некоторых стран актуальна в особенной мере. Так, не являясь примером страны со смешанной правовой системы, Россия с начала XIX столетия и по сей день находится в состоянии длящегося выбора между прогрессивными западноевропейскими ценностями и сохранением своего социокультурного своеобразия (по крайней мере, в том его виде, в котором оно рисуется «почвенническими» и этатистскими концепциями).
Таким образом, проблема регулирования правового статуса личности в смешанной правовой системе имеет для российского правоведения, не только академический, но и вполне практический интерес. Изучение различных моделей правового статуса личности в их живом взаимодействии на протяжении исторического развития определенного региона позволяет судить о корреляции тех или иных правовых традиций и свойственных им методов правового регулирования с уровнем правовой свободы в обществе.
Степень разработанности проблемы
Степень доктринальной разработанности проблемы правового статуса личности в праве Шотландии в русскоязычной и зарубежной науке весьма неоднородна. Британские и ирландские авторы весьма подробно рассматривают историю шотландского права и его современное состояние per se, однако не интерпретируют его применительно к диалектическому взаимодействию правовых традиций с точки зрения правовой свободы. С другой стороны, российские ученые, такие, как В.С. Нерсесянц и В.А. Четвернин, предлагают нам проработанную теорию о правовом и неправовом типах правопонимания и конкурирующих либертарном и потестарном началах в праве. Однако применение данного подхода как метода при интерпретации исторического развития шотландского права является одним из аспектов новизны настоящей диссертационной работы, поскольку с точки зрения юридического либертаризма история шотландского права рассматривается впервые.
Цель и задачи исследования
Цель исследования состоит в том, чтобы определить, возможно ли говорить о существовании (фактическом или историческом) национальной шотландской школы права, свободной от английского влияния, и вместе с тем выражающей либертарный тип правопонимания.
Задачи исследования:
представить в хронологической последовательности основные этапы развития шотландского права от зарождения шотландской государственности до сегодняшнего дня;
опираясь на доктрину и исторические источники, проанализировать правовые нормы, раскрывающие трактовку статуса личности в отдельно взятую эпоху;
дать оценку данным нормам с точки зрения либертарно-юридической теории как представляющих скорее либертарное или скорее потестарное начало.
Объект и предмет исследования
Объектом исследования выступает правовое регулирование статуса личности в праве Шотландии. Предметом исследования, в свою очередь, служат законодательные акты (от исторических ирландских кодификаций до современных актов Парламента Шотландии), выраженная в трудах шотландских ученых-юристов правовая доктрина, а также известные нам шотландские прецеденты.
Хронологические и территориальные рамки исследования
Хронологические и территориальные рамки исследования охватывают период с V в. н.э. по настоящее время на территории Шотландии в её современных административных границах.
Методологическая основа исследования
При исследовании использовались следующие методы:
метод единства логического и исторического;
системно-структурный метод;
формально-юридический метод;
конкретно-исторический метод.
Эмпирическая база исследования
Эмпирическую базу исследования составляют, во-первых, ирландские кодификации. Это, в первую очередь, свод «Senchus Mr», бывший наиболее распространенным в Ирландии и ее шотландской колонии, но также и более ранние памятники, в основном южноирландского происхождения: «Bretha Nemed», «Bretha Etgid», «Cic Conara Fugill», «Audacht Moraind», ценный в первую очередь для изучения специфики королевской власти, и, наконец, трактат о статусах «Uraicceht Bec», наряду с которым следует отметить и северный его аналог «Crth Gablach».
Из античных источников, касающихся чисто кельтского этапа развития шотландского права, важнейшими, безусловно, являются Посидоний и Цезарь. Затем, говоря о праве равнинной Шотландии в эпоху Средневековья, мы не можем не обратиться к валлийским источникам, в особенности к трудам Ненния. Еще более непосредственный интерес для нас представляют «Книга из Иорверта», «Книга из Блегьюрида» и «Книга из Кивиерта» – кодексы рубежа XII–XIII веков.
Если же говорить о национальных шотландских актах, то важнейшими для раннего Средневековья являются «Законы между бриттами и скоттами» и «Законы четырех городов» – кодификации XII в. В дальнейший период основной интерес для нас будет представлять кодекс Regiam Majestatem (приблизительно 1318–1320 гг.), а также «Трактат» Ранульфа Гленвиля, древнейший памятник общего права, по модели которого и был составлен Regiam Majestatem. Наконец, начиная с XVII столетия, мы все чаще и чаще обращаемся не только к статутному праву и исторических свидетельствах о действовавших в том или ином регионе Шотландии нормах обычного права, но и к доктрине права. С начала XVIII в., впрочем, в силу политических причин, публичное право Шотландии всецело переходит под регулирование английским статутным правом. Таким образом, в круг источников права, которые будут рассматриваться в настоящей работе в связи с Ранним Новым временем, попадут не только доктринальные труды, статутное право de jure суверенной Шотландии XVII в., но статуты британского парламента середины 1740-х гг. и младше.
На протяжении всего XIX и большей части XX века основными интересующими нас актами будут, конечно же, акты британского статутного права (поскольку шотландский прецедент в данную эпоху уже вполне идентичен английскому). Однако начиная с 2007 года их, по крайней мере частично, сменяют статуты автономного шотландского парламента.
Гипотеза исследования
Гипотеза исследования заключается в том, что национальная шотландская (гэло-норманнская) политико-правовая традиция тяготеет к потестарному, неправовому типу правопонимания, в то время как либертарные, правовые элементы закрепились в шотландском праве благодаря английскому влиянию.
Научная новизна исследования
Научная новизна предпринятого автором исследования заключается, во-первых, в том, что настоящая диссертационная работа – первая русскоязычная монография не о политической либо социальной истории Шотландии, а о шотландском праве. Целый ряд приведенных в диссертации исторических фактов (в основном касательно Раннего Нового времени) неизвестен широкому академическому сообществу в силу отсутствия подробного освещения данной темы в русскоязычной историографии. Кроме того, комплексный метод анализа, предпринятого в данном исследовании, являет собой первый пример последовательной имплементации либертарно-юридической теории на развернутую историческую ретроспективу развития смешанно-правовой системы с периода поздней античности до современности. В ходе исследования также выявлена актуальная взаимосвязь типа правовой системы со степенью обеспечения правовой свободы в обществе, имеющая большое практическое значение.
Положения, выносимые на защиту
На защиту выносятся следующие положения:
– в общих чертах политико-правовую историю Шотландии можно представить как противоборство двух начал: либертарного, постулирующего автономию личности, и логоцентрического, для которого человек имеет ценность лишь ввиду своей включенности в некую цельность, преданности какой-либо идее и т.п.;
– поскольку либертарное начало исторически связано с влиянием на шотландское право (как смешанную правовую систему) английской традиции, именно из нее (в противоположность шотландской традиции, позитивистской и относящейся к романо-германской правовой семье) проистекает прогрессивное, с либертарно-юридической точки зрения, понимание правового статуса личности;
либертарные элементы раннего шотландского права (тождественного ирландскому) впоследствии утрачивают реальную применимость ввиду сложных политических условий развития шотландского государства в период раннего Средневековья. Необходимость как централизации политической власти, так и объединения этнически неоднородного населения против внешних врагов закрепляет родоплеменную идентичность как основную категорию определения правового статуса личности, отказывая последней в самоценности;
норманизация Шотландии, рецепция римского права обособляют этнический родоплеменной анклав на севере страны; впоследствии рецепция общего права приводит к окончательному установлению культурной «границы» между проанглийским югом, где понятие правового статуса личности утверждается и развивается по английскому образцу, и традиционалистским севером. Впоследствии Реформация превращает эту границу в религиозную: католицизм, оказавшись вне закона, начинает прочно ассоциироваться с клановым Севером и антианглийским движением, в то время как протестантская южная Шотландия стремится к политическому слиянию с Англией;
в результате утраты Шотландией государственного суверенитета шотландская политико-правовая традиция прерывается. Таким образом, антианглийская направленность шотландского сепаратизма становится также и антилиберальной, антилибертарной, антикапиталистической. Таким образом, в ходе возрождения шотландского сепаратизма в Новейшее время предполагаемая доктрина права независимой Шотландии начинает активно тяготеть к социал-демократической модели правового регулирования и соответствующей трактовке статуса личности.
Теоретическая и практическая значимость исследования
Материалы диссертации могут быть полезны для дальнейшего исследования шотландского права с точки зрения сравнительного правоведения, а также служить в качестве примера имплементации либертарно-юридической теории права к сравнительно-историческому анализу. Также материалы и обобщения, представленные в диссертации, могут использоваться при преподавании таких курсов, как «История государства и права зарубежных стран», «История правовых и политических учений».
Апробация исследования
По теме диссертационного исследования автором проводились доклады на различных конференциях. Также автором были опубликованы статьи по вопросам либертарно-юридической трактовки различных исторических феноменов шотландского права, а также сравнительного правоведения, в том числе в изданиях из списка ВАК.
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, двух глав («Статус личности в средневековом шотландском праве», «Статус личности в шотландском праве Нового времени»), заключения, списка использованной литературы. Общий объем диссертации составляет 138 страниц.
Коллизионный подход к регулированию статуса личности. Статус личности в эпоху норманизации.
Король не только активно вмешивался во все дела королевства, но и совершенно законно являлся их руководителем, отныне не храня, а творя писаное право. Шотландское общество стремительно обращалось к господству военной аристократии, весьма слабо сдерживаемой интеллектуальной элитой. В самом деле, гегемония брегонского суждения не могла существовать в ситуации предельно милитаризированного даже по раннесредневековым стандартам общества, к тому же, уповающего на жесткую и решительную королевскую власть и легитимирующую ее путем сакрализации53.
Весьма интересен здесь такой источник, как Книга Прав – текст IX в. н.э. о взаимных обязательствах верховного короля Мунстера и его вассальных королей. Он явно дает понять, к примеру, эфемерность власти Кашеля (столицы Мунстера) и соответственную мощь власти монарха Дал Риады в ее пределах. Так, короли Уи Фидгенти, Лох-Лейнские Эоганахты и Томонда не были даже обязаны ходить с королем Кашеля в военные походы (за исключением нескольких конкретно определенных случаев). Супруга короля Мускрайге посылала королеве Кашеля трех женщин в прислужницы; монархи Корко Оха, Кердрайге, Бойндриге отделывались одним арфистом, бронзовых дел мастерами и управителей молочным хозяйством соответственно, и т.д., и т.п.54. Король Дал Риады, между тем, имел в своем распоряжении едва ли одну из самых мощных военных сил на тот момент – свыше трех тысяч пеших воинов. Это явно демонстирует перемены в
В ходе стремительного усиления норвежской экспансии на Гебриды и западное побережье Шотландии административная связь Дал Риады с Кашелем окончательно ослабла, равно как и военный потенциал Круитентуат — конфедерации пиктских племен. Возникли серьезные предпосылки к объединению скоттов с пиктскими державами, что и произошло под эгидой короля Дал Риады Кеннета мак Альпина, престолонаследника пиктов по материнской линии, в 845 г. н.э. В новом государстве, в 900 году получившем название Alba (ирл.) или же Scottia (лат.) установилась культурная гегемония гэлов, отныне противостоявшая норвежскому влиянию.
Однако это была отнюдь не та культурная гегемония, которая продолжала существовать в Ирландии. Дал Риада достаточно быстро отказалась от рабства (во всяком случае, в кодексе Давида Святого, о котором пойдет речь в следующей главе, в обзоре обычного права гэ-лов не упоминается феномен рабовладения и вообще рабов, и в национальных гэльских источниках рабство также перестает упоминаться), однако существенно сократилась и роль «священных профессий» как социальных лифтов, и вообще возможность какого-либо преодоления родовой идентичности. Вместо geilfine и deirbfine на первое место вышло понятие clann — также «семья», но семья в классическом смысле западноевропейского протяженного рода. Отныне всякий правовой статус имел значение лишь в рамках клана; за рамками клана он определялся королем — верховным и универсальным арбитром. Сохранявшаяся выборность короля постепенно свелась к вождеству по образцу варварских военных демократий, к тому же находившемуся под жестким контролем церкви.
Таким образом, либертарное начало раннего периода истории Дал Риады было практически утеряно. При формальном сохранении юридической силы за ирландскими кодексами в силу общей ригидности кельтской статутной традиции, Шотландия вошла в период Высокого Средневековья как конгломерат многочисленных замкнутых гэльских и пиктских родов, сохранявших внутри себя жесткую иерархичность и исключавших всякое понимание самопринадлежности.
Коллизионный подход к регулированию статуса личности. Статус личности в эпоху норманизации. Однако уже в самом скором времени дальнейшая экспансия шотландских гэлов познакомила их с романо-бриттской и германской правовыми традициями. В ходе экспансии Альбы ее территория постепенно вобрала в себя королевства юго-восточных равнин (т.н. Лоуленда), населенных в основном бриттскими племенами. В отличие от гэлов и пиктов, бритты пережили римское завоевание, однако последнее не оказало существенного влияния на уклад их жизни. Помимо непосредственно источников, свидетельствует в пользу данного факта и то, что после того, как римляне покинули Британию, образ жизни и самоуправления ло-улендских племён не претерпел значительных изменений; заимствование римских юридических терминов не затронуло тех сущностных аспектов, на которых строилось бриттское общество.
Реформация в Шотландии и «дух капитализма»
История Regiam Majestatem тем более специфична, что (если следовать, во всяком случае, мнению Хардинга) в данном акте судопроизводство рассматривается как ипостась политической власти, как и вообще в средневековом обществе; однако на контрасте с сепарированными по племенному принципу архаическими правопорядками списанные с «Трактата» нормы явили собой проявление либертарного начала.
Позволим себе разобрать данный акт более предметно, но не уклоняясь притом от интересующей нас специфики анализа.
Традиционно датой создания Regiam Majestatem принято считать 1318 год – дату издания статута, в котором данный трактат впервые упомянут. Впрочем, очевидно, что в действительности работа над актом могла быть завершена и ранее этой даты – однако не ранее 1309 года, поскольку принадлежность Regiam Majestatem правлению Роберта I Брюса не вызывает никаких сомнений. Однако вскоре случилась очередная война с Англией, и, таким образом, активной импле-ментации акт не имел вплоть до начала XV столетия, когда текст кодекса был вновь открыт хронистами и оценен по достоинству как ис 73 точник материального права, по юридической время.
Сам факт наличия, наконец, общешотландского источника материального права, который (как минимум, декларативно) стремился объединить Шотландию в контексте определенного индивидуализированного правопорядка безотносительно этничности отдельных индивидов, сыграл чрезвычайно важную роль в становлении шотландской национальной идентичности. Учитывая сложность имплемента-ции каких бы то ни было норм права в северных областях страны вплоть до Раннего Нового времени, мы можем, тем не менее, констатировать, что гэльское обычное право и милитаризованное родовое общество, во всяком случае, de jure более не были равноценными порядку вещей, основанному на Regiam Majestatem.
Такие ученые, как Сьюзен Рейнольдс, отмечают, в частности, тот факт, что тесная связь в шотландском правосознании закона и феноменов публичной власти и национальной общности прослеживается не только в эпоху «святых королей», но и в период, уже отмеченный влиянием Гленвиля: немаловажную роль в этом сыграли особенности шотландского канонического права68. Кельтская Церковь всегда имела довольно своеобразные отношения с Римской кафедрой и тяготела к широкой автономии (хотя, отметим, никогда не доходила до автоке-фальности и тем более до схизмы; наивысшим проявлением самостийности здесь стал конфликт св. Колума Килле с Римом на предмет корректного алгоритма высчитывания даты Пасхи). Рейнольдс отмечает, что проблема выработки закона, который мог бы стать национальным общешотландским законом, стояла тем более остро, что Церковь рассчитывала прибегать к нему для разрешения части дел без необходимости привлечения к тому Рима как наиболее авторитетного
Насколько откровенно вкладывали сами авторы Regiam Majestatem концепцию взаимосвязи права и нации в свой труд? Мнения ученых по этому поводу разнятся. Так, Дункан полагает, что составитель кодекса сменился ближе к его третьей части, и замещение практически дословных цитат из Гленвиля чисто шотландскими новеллами – следствие меньшей амбициозности автора. Алан Хардинг, в свою очередь, полагает, что не только отказ от цитирования был предпринят намеренно, с целью подчеркнуть национально-шотландский характер акта, но и само составление Regiam Majestatem имело своей целью не столько создать практически применимый документ, сколько предъявить общественности сам факт того, что и в Шотландии возможен (и имеется) свой «Трактат». Таким образом, текст Гленвиля послужил удобной отправной точкой для дальнейшей работы, которая, по мере развития самобытной юридической манеры (апелляции к неадаптированному квиритскому праву, каноническому праву и т.д.) все больше и больше удалялась от первоисточника.
Таким образом, разумно вслед за Хардингом предположить, что необходимость создания акта исходила «сверху», а не «снизу», являлась продуктом монаршего произвола, а не достижения шотландским социумом определенной степени политико-правовой зрелости. Однако тот факт, что «Трактат» был просто-напросто единственным доступным образцом для работы такого рода, ни в коей мере не должен умалять в наших глазах его значения. Regiam Majestatem, замышляясь как декларация шотландского единства и гордости, не делал исключений – как было отмечено выше – для гэлов и не-гэлов, и это роднило его новеллы с английским общим правом куда в большей степени, нежели с довоенным шотландским законом, хотя бы материально-правовая часть его и была широко заимствована. Более того, в ходе последующих завоевательных кампаний (к примеру, после установления контроля шотландской короны над о. Мэн) шотландское право также имплементировалось на новые территории; завоевание отныне считалось шотландцами совершившимся, только если противник признал не только шотландскую силу, но и шотландский закон. Таким образом, будучи установленным властью и de jure единым с ней (король, в русле прежней традиции, считался главнейшим гарантом и источником права), закон обретал новую, самостоятельную ценность. Историческое значение Regiam Majestatem коренится, по нашему мнению, именно в этом – впервые в Шотландии акт права, не являясь сакральным per se брегонским установлением, обрел, тем не менее, онтологическую индивидуальность, сепарировавшись от фигуры монарха69.
Статус личности в Шотландии во второй половине XVIII – XIX в. Шотландское Просвещение, классический либерализм и социализм
Население Шотландии разделилось в ходе военных действий на два лагеря: католиков, поддерживавших притязания короля, и примкнувших к ним шотландских англикан – т.н. епископалианцев, и пресвитериан, от сравнительно умеренных кругов до радикальных ультрапротестантских сект. Горцы, хотя и успевшие также разделиться на католиков и протестантов в ходе Реформации и репрессий Якова V и Якова VI, использовали смуту как предлог огнем и мечом разрешать старые межклановые распри и переделить скудные и оттого драгоценные земли Северной Шотландии; для жителей Равнин Война трех королевств имела куда менее прикладное значение.
Партия лоялистов, самоотверженно сражавшихся за реставрацию монархии и восстановление на троне династии Стюартов в лице сына казненного короля – Карла II – ставила во главу угла прежде всего преданность общности и Идее (традиционное наименование монархического движения в английском и шотландском языках как “лояли-стов”, а не “роялистов”, представляет собой весьма тонкий, но вместе с тем показательный лингвистический акцент). Будь то верность Церкви, стране или королю, личность не могла считаться полноценной, будучи лишенной оной; к “круглоголовым”, протестантам-республиканцам, относились с презрением как к людям, априори лишенным некой онтологической основы для человеческой полноценности. “Круглоголовые”, в свою очередь, отстаивали примат человеческого над логосом и, будучи сами фанатиками, с ненавистью вспоминали слова покойного короля, сказанные тем перед казнью: “Я должен сказать вам, что ваши вольности и свободы заключены в наличии правительства, в тех законах, которые наилучшим образом обеспечивают вам жизнь и сохранность имущества. Это проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит. Подданный и государь — это совершенно различные понятия”. Если в лоялистской картине мира закон и право представляли собой совершенно тождественные категории, исходившие от постестарной власти в силу особого божественного предназначения, то ковенантеры и к ним примкнувшие настаивали на свободе как а) признании возможности существования неправового закона и б) подчинения интересов общего благу личности, правовой свободе человеческого существа вне зависимости от его родовой либо стратовой принадлежности.
После победы лоялистов религиозный вопрос по-прежнему оставался обостренным – сословное разделение общества постепенно “смягчалось” в противоположность религиозному, конфессиональная принадлежность человека почти совершенно определяла его правовой статус.
Признание незаконным Ковенанта, впрочем, не могло повернуть время вспять: вкусив “протестантской этики и духа капитализма”, Шотландия купцов, мастеров и ополченцев, Шотландия тех людей, что равно умело обращались и с плугом, и с пикой, вовсе не желала возвращаться в лоно отчаянной самоотверженности.
Католическая Церковь была объявлена вне закона еще в 1560 году, однако в ходе Войн трех королевств сохранение верности Святому Престолу стало для крайне антианглийски настроенных кругов (в особенности в Горной Шотландии) манифестацией не в последнюю очередь национальной и политической идентичности. Быть католиком значило быть традиционалистом, сопротивляющимся всякой англомании; быть католиком значило быть прежде всего вассалом и слугой монарху, а никак не онтологически равным с ним человеческим существом. Потому, когда умершему без законнорожденного наследника Карлу II наследовал его младший брат Яков, примерный католик, английская и реформатская шотландская общественность были весьма обеспокоены.
Предусмотрительно принятый в 1679 году Акт о присяге de facto воспрещал католикам занимать любую государственную и политическую должность, вводя в присягу формулы, произнесение которых означало для католика априорное вероотступничество78. Однако первая попытка выступлений против Якова Стюарта как католика имела место еще до вступления его на престол в 1680 г. Будущего монарха, тогда герцога Йоркского, обвинили в подготовке прокатолического заговора по свержению и умерщвлению его же собственного брата. Итогом этих облыжных обвинений стала серия биллей, призывавших к устранению Якова от наследования. Хотя они были встречены как палатой лордов, так и самим королем с негодованием, свое скорое царствование Якову II пришлось так или иначе начать с оправданий. Речь короля, которую он держал перед Тайным советом 7 февраля 1685 г., была с полным основанием сочтена программной и дошла до нас благодаря заметкам судьи Финча.
Шотландская национальная идея в XX в.
Какое-то время ультра-сепаратизм, в самом деле, оставался уделом университетских кругов – романтических марксистов – и неквалифицированных рабочих, преимущественно этнических ирландцев. Однако в начале XX века, вдохновленная успешной Войной за независимость Ирландии, была созвана Шотландская национальная лига, на членов которой оказывала существенное влияние ирландская партия Sinn Fein. Традиционный социализм ирландских борцов за независимость вполне естественным образом всколыхнул настроения, созвучные 1820 году. К тому же, Католическая Церковь традиционно поддерживала независимость Ирландии и Шотландии, а абсолютное большинство ирландских беженцев, хлынувших в Глазго и Эдинбург в XIX в., были верующими католиками.
В 1928 году на основе Ассоциации шотландских националистов университета Глазго сформировалась Национальная партия Шотландии, впервые со времени Войны радикалов заявившая о том, что ее цель – исключительно воссоздание суверенного шотландского государства. Одним из основателей ее был Хью МакДиармид – гэл по происхождению, превосходный поэт и к тому же убежденный коммунист. МакДиармид встал у истоков т.н. Шотландского Возрождения, всколыхнув интерес общественности к гэльской культуре, но на сей раз не романтически-отвлеченной, а к современной ему. Сотрудничая с Шотландской партией, выступавшей за гомруль, НШП в конечном итоге смешалась с ней, образовав Шотландскую национальную партию в 1934 году. Последняя сперва также выступала за гомруль, однако быстро вернулась на позиции основателей и стала требовать восстановления полной независимости Шотландии. Однако Вторая миро вая волна наложила на партию стигму национал-социализма (отметим, впрочем, не вполне заслуженную – ШНП выступала за т.н. «гражданский национализм», а не за основанный сугубо на чистоте крови), и до 1960 года идея шотландской независимости продолжала тлеть в университетских аудиториях, испытывая брожение левой, а впоследствии и «новой левой» идеологии.
Деколонизация, рождение риторики о т.н. «правах человека третьего поколения», Суэцкий кризис (обнаживший уязвимость Британии как империи) – все это подхлестнуло сепаратистские настроения не только в среде «левой» интеллектуальной элиты, но и в самых различных слоях шотландского общества. В 1967 году ШНП впервые прошла в Вестминстер (правда, всего лишь с одним местом). Открытие в Северном море нефтяных месторождений дало Шотландии «нефтяной козырь» и шанс стать мощной сырьевой державой в том случае, если бы Англия более не распоряжалась шотландскими природными ресурсами самовластно, и это также послужило росту сепаратистских настроений. В итоге шотландцы прошли сперва процесс деволюции, существенно расширивший полномочия страны в рамках Великобритании; затем в 1998 году был вновь учрежден шотландский Парламент (ключевые финансовые и политические вопросы, впрочем, по-прежнему остаются в в ведении Вестминстера). ШНП, завоевав в нем большинство, инциировала – и легализовала – референдум по вопросу восстановления шотландского суверенитета, назначенный на 2014 год.
При взгляде на спектр воззрений сторонников независимости Шотландии становится самоочевидна их симпатия к левому, в лучшем случае – левоцентристскому спектру. Помимо Шотландской национальной партии, отчетливо левоцентристской и выступающей за сохранение потенциально независимой Шотландией членства в Евро пейском союзе, в сепаратистский блок входят Шотландская партия «зеленых», Шотландская социалистическая партия и движение «Солидарность» – все откровенно социалистического толка. Ультранационалистические организации не входят в круг парламентского диалога в силу своей специфики, однако платформы таких объединений, как Siol nan Gaidheal (сугубо культурно-пропагандистской направленности) и ныне не действующей Шотландской армии национального освобождения (долженствовавшей стать шотландским аналогом ИРА) также не имеют ничего общего с классическим либерализмом.
Однако только ли в экономических вопросах и в заветном «государстве всеобщего благоденствия» здесь причина? Отнюдь. Шотландская национальная культура в ее самобытности по отношению к парадигме общеевропейского развития всегда отличалась прежде всего жертвенностью и пассионарностью в отношении идей и отвлеченных концепций – как религиозных, так светских. Стремление увести Шотландию условно «прогрессивным» на каждый отдельно взятый момент исторического времени путем – будь то норманизация Давида Святого или же Реформация – непременно связывалось с преодолением сопротивления наиболее консервативной и в то же время наиболее пассионарной части общества. Абсолюта эти течения достигли в XVIII столетии, когда «прогрессисты», сторонники унии, задались целью уничтожить что бы то ни было «шотландское» как факт. Шотландия, однако, оказалась «неубиваема»; восстав из пепла гэльского мира в латах эгалитаризма, она вновь присягнула Идее, а не частному благу. Пожалуй, экономическая составляющая социализма была для шотландского национализма не так важна, как «вшитая» в саму природу социалистических учений возможность – и необходимость – вновь ощутить себя частью сплоченного целого, не более и не менее; будь то вера, клан, страна или страта.
