Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1
Теоретико-методологические основания исследования государственной политики российской империи на северном Кавказе в XVIII - начале XX века 25
1. Категориальный аппарат исследования проблемы нормативного и организационно-правового обеспечения политики Российской империи на Северном Кавказе 25
2. Государственная политика на Северном Кавказе в XVIII - начале XX века:
проблемы историографического анализа 40
3. Источниковая база исследования политики Российской империи на Северном Кавказе 63
ГЛАВА 2
Геополитические интересы России в северо-кавказском регионе 113
1. Геополитический и этнотерриториальный факторы образования российского государства 113
2. Россия - империя: освоение территории Северного Кавказа 129
ГЛАВА 3
Обычное и позитивное право в контексте соотношения политико-правовых систем России и ее колониальных владений на северном Кавказе 154
1 Соотношение норм обычного и позитивного права в регулировании уголовно-правовых и гражданско-правовых отношений 154
2. Система судоустройства и судебный процесс в условиях взаимовлияния политико-правовых систем 187
3. Институализация семейно-брачных отношений в контексте эволюции традиционной правовой парадигмы 196
4. Трансформация приоритетов в регулировании личных и имущественных отношений в родовых организациях 223
ГЛАВА4
Нормативно-правовые основания государственной политики по отношению к осетинскому обществу 270
1. Социальная организация осетин в период, предшествовавший вхождению в Российскую империю 270
2. Организационные и процессуальные основания правового регулирования в осетинском обществе в XVIII - первой половине XIX века 294
3. Эволюция социальных регуляторов в осетинском обществе в контексте буржуазного реформирования Российской империи 347
Заключение 370
Литература 374
Приложения 462
- Категориальный аппарат исследования проблемы нормативного и организационно-правового обеспечения политики Российской империи на Северном Кавказе
- Геополитический и этнотерриториальный факторы образования российского государства
- Соотношение норм обычного и позитивного права в регулировании уголовно-правовых и гражданско-правовых отношений
- Социальная организация осетин в период, предшествовавший вхождению в Российскую империю
Введение к работе
Актуальность избранной темы диссертационного исследования
обусловлена теоретической и практической значимостью проблемных вопросов, связанных с оптимизацией государственной политики России в сфере разрешения на основе права и закона многочисленных коллизий и конфликтов между федеральным центром и этнонациональными образованиями Северо-Кавказского региона.
В современной России действующая Конституция закрепляет ценностные приоритеты, определяющие равенство прав и свобод человека независимо от расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, гарантирует их и запрещает любые формы ограничения этих прав. Конкретизация конституционных принципов национального развития осуществляется в контексте федеральных законов о языках, о национально-культурной автономии, о гражданстве, о реабилитации репрессированных народов, о гарантии прав коренных малочисленных народов, о культуре, о средствах массовой информации и др., а также находит свое отражение в Концепции государственной национальной политики Российской Федерации. В преамбуле Концепции подчеркивается, что ее положения «призваны стать ориентиром для органов государственной власти при решении задач национального развития и регулирования межнациональных отношений, обеспечения конституционных прав человека и гражданина»1. Отмечая стремление представителей властных структур (и прежде всего законодательной власти) сформировать действенную нормативную базу, позволяющую осуществлять эффективное правовое воздействие на межнациональные отношения, вместе с тем приходится констатировать, что
1 «Концепция государственной национальной политики Российской Федерации» принята Указом Президента Российской Федерации №909 15 июня 1996 года // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 25.
на практике, добиться реализации требований законодательных актов удается далеко не всегда. Особенно сложная ситуация складывается на Северном Кавказе.
В истории российской государственности отношения между центральной властью и народами данного региона всегда носили в достаточной степени сложный и зачастую конфликтный характер. С одной стороны, Северный Кавказ в силу своего важнейшего стратегического положения постоянно притягивал геополитические интересы России, а это, в свою очередь, обусловливало российскую экспансию, осуществляемую в целях присоединения Кавказа к Российской Империи. С другой стороны, независимый и воинственный характер горских народов обусловил активное сопротивление кавказских этносов проводимой колониальной политике. Нерешенность вплоть до настоящего времени основополагающих проблем в сфере взаимодействия органов публичной политической власти российского государства с управленческими структурами и народами Северного Кавказа серьезным образом затрудняет процесс формирования в нашей стране системы конституционного федерализма. При этом выработка и осуществление эффективной государственной политики в Северо-Кавказском регионе предопределяет необходимость проведения комплексных научных исследований, посвященных различным аспектам, характеризующим процессы включения Северного Кавказа в политико-территориальную структуру России; особенности определения, юридического закрепления и реализации политико-правового статуса Северо-Кавказского региона; принципы соотношения и взаимодействия юридических, традиционных и корпоративных норм в процессе правоприменительной и правоохранительной деятельности; а также предпосылки социально-правовых конфликтов, имевших место в данном регионе, динамику их развития и механизмы преодоления.
Вышеназванные обстоятельства актуализируют проблему
исследования сущности и содержания нормативных и организационно-правовых оснований государственной политики Российской Империи на Северном Кавказе и, в конечном счете, предопределяют выбор темы и хронологических рамок исследования.
Степень разработанности проблемы. Исследование проблемы осуществления государственной политики в отношении национальных окраин нашло разнообразное отражение в отечественной и зарубежной науке. Различные проблемы геополитики Российской империи неоднократно становились предметом специального рассмотрения правоведов, политологов, социологов, этнографов, историков, демографов.
Одними из первых значение Кавказа, специфику его политического развития оценили античные историки Геродот, Страбон, Тацит. Немало внимания уделяли Кавказу и средневековые авторы (П. Карпини, Г. Рубрук), определяя его в своих трактатах как важнейшую торговую и транспортную артерию, кратчайшим путем соединяющую Европу и Азию. Дают оценку Кавказу и арабские ученые, упоминая Северный Кавказ в связи с проникновением в регион ислама в конце VIII в.
Интерес к Северному Кавказу значительно возрос и принял целенаправленный исследовательский характер в начале XIX в., когда этот регион превратился значимый объект мировой политики, борьба за который практически не прекращалась на протяжении всего столетия.
Образование Российского многонационального государства сопровождалось колонизацией территорий, прилегающих к государственной границе империи, в частности Северного Кавказа. Проблемы создания многонационального государства и государственной политики на присоединенных территориях не получили комплексного исследования ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. В дооктябрьской России трудов на эту тему было немного, хотя исследования этнографического и этнокультурологического характера велись достаточно интенсивно. В
качестве исключения следует рассматривать труды известного российского юриста Ф. Ф. Кокошкина, обратившего свой исследовательский интерес на устройство российского многонационального государства.
В советской историографии проблемы национальных отношений нашли широкое отражение в работах исследователей различных направлений. Однако рамки официальной идеологии не давали возможности даже самым добросовестным из ученых сделать выводы, адекватные характеру национальных процессов в СССР.
Среди авторов, много работавших и в ряде случаев продолжающих работать над данной проблематикой - Р. Абдулатипов, С. Арутюнов, И. Апине, Э. Баграмов, Ю. Бромлей, М. Губогло, С. Диманштейн, А. Дашдамиров, М. Джунусов, Л. Дробижева, И. Кон, М. Куличенко, М. Лазарев, А. Празаускас, Б. Рыбаков, Ю. Римаренко, В. Седов, С. Токарев, И. Тагиров, Э. Тадевосян, В. Тишков, О. Чистяков, С. Якубовская и др. И все же целые пласты национальной проблематики остались terra incognita советской историографии национальных отношений.
Не создала сколько-нибудь солидной исследовательской традиции проблемы и эмигрантская общественная мысль, хотя она и ставила ряд вопросов относительно состояния и перспектив развития межнациональных отношений в СССР, уровня стабильности этого полиэтнического государственного образования.
Существенный вклад в научное осмысление проблемы взаимоотношений этнических групп в рамках многонационального государства внесли представители западной историко-политологической и социологической науки. И хотя они тоже не были свободны от политической конъюнктуры. Они применили новейший научный инструментарий (бихевиоризм, теорию этнических групп, структурно-функциональной таксономии, конструктивистский анализ), позволяющий глубже осмыслить характер взаимосвязи собственно национальных процессов с более
широкими социокультурными и системными парадигмами, а также показали реальные тенденции развития многонационального общества. В мире широко известны труды таких ученых, как Дж.Армстронг, Д.Белл, А.Бенигсен, 3. Бжезинский, А. Зимон, Е. Гелнер, Б. Гуревиц, Дж. Данлоп, Э. Каррер д' Анкос, Г. Кон, А. Каппеллер, У. Коннор, Дж. Мейс, М. Олкотт, Р. Пайпс, Т. Раковская-Хармстоун, М Рыбкин, Г. Сеттон-Уотсон, Э. Смит, Р. Суни, А. Улам и др. Но и зарубежное обществоведение не отразило ряд существенных аспектов национальной политики в нашей стране. Это связано как с узостью его источниковой базы, так и с различными идеологическими и политическими пристрастиями представителей разных поколений и научных школ.
Получила свое отражение в научной литературе проблема национальных интересов России на Кавказе. Исследователи разошлись во мнениях, рассматривая движение России на Кавказ, в одном случае, как неосознанное и иррациональное, заведомо обрекавшее Российское государство на вооруженное столкновение с доминировавшими в регионе Ираном и Турцией, а также с народами и этническими группами самого Северного Кавказа, в другом случае, как осознанную и осмысленную политику, определявшуюся потребностями обеспечения военной безопасности страны на данном направлении, являвшуюся закономерным следствием эволюции самого Российского государства, важнейшей задачей которого было осуществление прорыва экономической и политической блокады, в том числе и на кавказском направлении, установление и развитие всесторонних связей России с Востоком. Проблема национальных интересов России на Кавказе нашла свое отражение в работах М. М. Блиева, В. В. Дегоева, Н. С. Киняпиной, Н. А. Смирнова и др. Несмотря на сложившуюся в советский период традицию марксистско-ленинского классового подхода, они определили закономерный характер кавказской политики России, обусловленный геополитическим положением региона, его
значением в процессе установления и расширения связей Российского государства с восточными странами.
Вопросы ретроспективного анализа национальной политики в целом и в отношении Северного Кавказа в частности получили освещение в трудах Д. А. Аманжолова, О. В. Волобуева, А.Г.Воронина, Р. И. Гайлис, В. С. Дякина, Ю. И. Каплуна, С. В. Кулешова, А. Н. Медушевского,
B. С. Меськова, В. А. Михайлова, А. Д. Назарова, М. Ю. Неборского,
C. И. Николаева, Э. А. Паина, С. Я. Петровой, С. А. Романенко,
Ю. П. Свириденко, А.С. Сенина, А. А. Сусоколова, А. А. Чичановского и др.
Вопросы борьбы за господство на Кавказе отражены в работах В. Г. Гаджиева, В. В. Дегоева, Н. Ф. Дубровина, А. Зиссерман, Г. Кокиева, A.M. Пикмана, М.Н. Покровского, В. Потто, Д. И. Романовского, Р. А. Фадеева и др.
Последняя четверть XVIII - начало XIX в. отмечены качественными изменениями в российско-северокавказских отношениях. Расширение российских владений за счет кавказских территорий в конце XVIII - начале XIX в. подтолкнуло современников к всестороннему изучению и описанию природно-географических условий новоприобретенной окраины, быта населявших ее народов, сбору исторических сведений о кавказских горцах (С. Броневский, Н. Данилевский, П. Зубов, Р. Фадеев).
Общественное устройство и действовавшие на Северном Кавказе социальные регуляторы стали предметом изучения специалистов разных областей науки. Сферами научных интересов отечественных ученых являлись обычаи горцев Северного Кавказа, действовавшие в период, предшествовавший вхождению этого региона в Российскую империю (М.М.Ковалевский, Ф.И.Леонтович); обычаи в области гражданского и торгового права, находившие проявления в жизни в условиях формирования биюридической правовой системы (К. Анненков, М. Ф. Владимирский-Буданов, Н. П. Загоскин, Д. И. Мейер, С. В. Пахман, В. И. Сергеевич,
В. И. Синайский, Е. Л. Соловьев, П. П. Цитович, Г. Ф. Шершеневич). В трудах отдельных авторов обычное право рассматривалось как самостоятельный регулятор общественных отношений, часто не только не зависящий от воли законодателя, но и противопоставлявшийся ему. Авторы предпринимали попытки доказать необходимость признания правового плюрализма в рамках национальной правовой системы. Особое звучание эти идеи принимали в условиях активной колонизации Российской империей своих окраин.
Генезис и развитие государственно-административной системы Российской империи и отдельных ее институтов получило освещение в работах П. А. Зайончковского, Н. П. Ерошкина, Т. П. Коржихиной А. Н. Медушевского, Д. И. Раскина. Проблема становления института генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи и его функционирования на Северном Кавказе нашла отражение в исследованиях Т. А. Алексеевой, В. Г. Афанасьева, В. В. Берсенева, С. В. Волковой, А. В. Ильина, С. М. Казанцева, М. А. Капустиной, О. М. Карамышева, Н. М. Корнева, Д. И. Раскина, А. Р. Соколова, Е. В. Тимошиной. Особое исследовательское внимание было сосредоточено на выявлении основных принципов развития администрации на окраинах России, где специфика административно-государственных форм и методов управления объяснялась региональными задачами и во многом была обусловлена особенностями социально-политической жизни местных народов.
Проблемы осуществления нормотворческой деятельности и реализации юридической политики в Российской империи стали предметом специального исследования С. В. Кодана.
Эмпирические материалы региональной локализации нашли свое отражение в теоретико-правовых и историко-правовых исследованиях по обычному праву народов Северного Кавказа в целом (Р. М. Бегеулов, А. 3. Бейгутанов, А. С. Гуков, X. М. Думанов, Ф. X. Думанова,
Л. Л. Кавшбая, Ф. Г. Камкия, Т. М. Катаничев, Ю. М. Кетов, 3. X. Мисроков,
B. Н. Нефедов, Л. Г. Свечникова, Н. А. Суровикина) и отдельных народов,
проживавших на территории Северного Кавказа (Ч. Э. Ахриев,
Л. Б. Гандарова, А. В. Дашин, Ф. А. Гантемирова, К. С. Кокурхаев)
Проблемы мюридизма затронуты в исследованиях М. Д. Багирова,
C. К. Бушуева, В. Г. Гаджиева, В.В. Дегоева, Р. М. Магомедова,
Н. А. Смирнова, Б. В. Скитского, М.Н. Покровского, А. В. Фадеева,
А. Д. Яндарова.
Государственная политика в сфере колонизации региона находила свое отражение в динамике численности и размещения народов Северного Кавказа в конце XVIII - XX в. Движение населения Северного Кавказа, ход освоения и заселения его переселенцами из центральных регионов России получили освещение в работах таких исследователей, как И. Бентковский,
A. Л. Берже, П. Г. Бутиков, Н. Воронов, И. Дебу, В. М. Кабузан,
B. В. Покшишевский, Г. Прозрителев, Н. И. Стащук, В. Шамрай,
П. А. Шацкий, Ф. А. Щербина.
Таким образом, несмотря на устойчивый интерес к отдельным вопросам государственной политики в отношении к колониальным владениям, комплексный анализ проблемы нормативно-правовых и организационных оснований политики Российской империи на Северном Кавказе до сих пор не нашел должного отражения в научной юридической литературе. Этот пробел призвано восполнить настоящее диссертационное исследование.
Объектом исследования являются общественные отношения в сфере нормативного и организационного обеспечения государственной политики Российской Империи на Северном Кавказе в период XVIII-XX вв.
Предмет исследования образуют теоретико-методологические основания исследования государственной политики Российской империи на Северном Кавказе в XVIII - начале XX в.; геополитические интересы России
в Северо-Кавказском регионе; процессы и механизмы включения Северного Кавказа в политико-территориальную структуру Российской Империи; особенности содержания, юридического закрепления и практического воплощения политико-правового статуса Северного Кавказа в составе Российской Империи; формы, средства, методы регулятивно-охранительной деятельности в сфере правоприменительной и правоохранительной деятельности в Северо-Кавказском регионе; особенности политического управления и правового регулирования в осетинском обществе в условиях рассматриваемого хронологического периода.
Цель и задачи исследования. Основной целью диссертационного исследования является осуществление комплексного историко-правового анализа нормативных и организационно-правовых оснований государственной политики Российской Империи на Северном Кавказе в период XVIII-XX вв.
Достижение поставленной цели потребовало решения следующих научных задач:
-осуществления анализа категориального аппарата исследования проблемы нормативного и организационно-правового обеспечения политики Российской империи на Северном Кавказе;
- проведения комплексного анализа источниковой базы исследования;
-определения основных направлений государственной политики
Российской Империи в XVIII - начале XX века с акцентированием внимания на сущности и содержании колониальной политики России на Северном Кавказе;
- рассмотрения процессов и механизмов включения Северного Кавказа
в политико-территориальную структуру Российской Империи;
-изучения структурно-функциональных аспектов политико-правового статуса Северного Кавказа в составе Российской Империи;
-выделения основных принципов соотношения и взаимодействия
обычного и позитивного права в контексте взаимосвязи правовых систем России как метрополии и Северного Кавказа как колониального владения Российской Империи;
- исследования нормативно-правовых оснований политики Российской Империи по отношению к осетинскому обществу.
Методологическая основа диссертации. Являясь комплексной проблемой, тема диссертационной работы требует использования большого количества разнообразных методов. К ее исследованию применимы общефилософский, социально-философский, специальные общенаучные и частнонаучные, теоретические и эмпирические методы.
Исследование процесса взаимодействия двух различающихся правовых систем в диахроническом аспекте требует применения диалектического метода, согласно которому развитие зависит от столкновения противоречий и появления в результате этого столкновения нового синтеза более высокого порядка. Опираясь на диалектический метод, можно выявить то новое, что возникло в ходе взаимодействия двух различных политико-правовых систем.
Многокомпонентность обозначенного в работе предмета исследования требует применения комплексного подхода, позволяющего рассматривать каждый из взаимодействующих объектов в качестве сложно организованной системы взаимосвязанных и взаимодетерминированных элементов, характеризующихся, в свою очередь, функциональной сопряженностью. Реализация именно такого подхода к исследованию взаимодействия различных систем в исторической ретроспективе настоятельно требует привлечения категориального аппарата и использования данных нескольких научных дисциплин: юриспруденции, истории, этнографии, политологии, социальной антропологии, этнопсихологии и т. п.
Принцип историзма в изучении разнообразных явлений общественной жизни предполагает их освещение в контексте конкретных исторических реалий, определяющих динамику и тенденции дальнейшего развития.
Соответственно, процесс вовлечения Северного Кавказа в сферу административно-политического влияния Российской империи рассматривается в контексте правительственных мероприятий по утверждению российского государственно-административного аппарата на Северном Кавказе, обусловленных задачами формирования и укрепления единого многонационального государства.
Решение поставленных задач диктует необходимость привлечения и других методов, применяемых в исторических исследованиях -описательного, сравнительного, типологического.
Теоретической основой диссертации послужили труды ученых и практиков, принадлежащих к различным научным направлениям и школам.
В работе был использован ряд концептуальных положений
отечественных ученых С. С. Алексеева, И. Л. Бабич, М. М. Бахтина,
Н. А. Бердяева, М. И. Брагинского, А. Б. Венгерова, М. Ф. Владимирского-
Буданова, В. В. Витрянского, В. Г. Графского, Ю. И. Гревцова, Б. Д. Грекова,
А. Я. Гуревича, О. С Иоффе, И. А. Исаева, Н. М. Золотухиной,
Д. А. Керимова, А. И. Ковлера, С. В. Кодана, И. Ю. Козлихина,
С. А. Комарова, Н. М. Коркунова, А. И. Королева, М. О. Косвена,
Н. И. Костомарова, В. Н. Латкина, Р. 3. Лившица, Д. С. Лихачева,
Е. А. Лукашевой, И. Б. Ломакиной, Ю. М. Лотмана, Я. М. Магазинера,
Г. В. Мальцева, Л. С. Мамута, М. Н. Марченко, Д. И. Мейера,
Г. И. Муромцева, В. С. Нерсесянца, Н. С. Нижник, И. Г. Оршанского, С. В. Пахмана, А. И. Першица, Л. И. Петражицкого, К.П.Победоносцева,
A. В. Полякова, Р. А. Ромашова, Б. А. Рыбакова, В. П. Сальникова,
Ю. И. Семенова, В. И. Сергеевича, И. Е. Синициной, С. М. Соловьева,
Л. И. Спиридонова, М. А. Супатаева, Ю. П. Титова, Б. Н. Топорнина,
B. А. Туманова, В. Н. Хропанюка, А. Ф. Черданцева, А. Э. Чер-нокова,
И. Л. Честнова, О. И. Чистякова, М. Д. Шаргородского, Г. Ф. Шершеневича,
А. П. Щапова, С. В. Юшкова, Л. С. Явича, В. Л. Янина и др.
В качестве теоретической основы в диссертации были использованы положения социальной психологии (В. Вундт, Ч. X. Джадд, И. С. Кон, М. Коул, Г. Тард, 3. Фрейд, Э. Фромм, К. Хорни, К. Г. Юнг и др.); политической антропологии (Ж. Баландье); антропологии права (Н. Рулан); экономической антропологии (А. Г. Гаджиев, М. Салинз), юридической социологии (Ж. Карбонье), а также достижения западной науки (Э. Аннерс, И. Бахоффен, К. Бенда-Бекман, Ж.-Л. Бержель, И. Бентам, П. Бергер, Г. Дж. Берман, К. Бергбом, Ж. Бодрийяр, М. Вебер, Г. Вудман, Н. Гартман, Г. В. Ф. Гегель, Л. Гейгер, Т. Гоббс, Г. Гуго, Э. Гуссерль, Р. Давид, Э. Дюркгейм, К. Жоффре-Спинози, Р. фон Иеринг, Э. Кассирер, Г. Кельзен, Г. Кленнер, Дж. Леббок, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Строс, Д. Ллойд, Д. Локк, Т. Лукман, Н. Луман, Дж. Мак-Леннан, К. Маркс, Ш. Монтескье, Л. Морган, Г. Мэн, Н. Неновски, Дж. Остин, Р. Пайпс, Т. Парсонс, Д. Пирцио-Бироли, С. С. Пракаш, Г. Ф. Пухта, А. Р. Рэдклифф-Браун, Ф. К. Савиньи, Э. Тэйлор, П. Тейяр де Шарден, Г. Филанжьери, Дж. Фрэзер, Ю. Хабермас, М. Хайдеггер, М. Шелер, О. Шпенглер, А. Эллот, Ф. Энгельс, К. Ясперс).
В качестве теоретической основы диссертации выступили
исследования различных аспектов обычного права отечественных ученых
XIX - начала XX в. Л. С. Белогриц-Котляревского, П. Г. Виноградова,
М. Ф. Владимирского-Буданова, Ю. С. Гамбарова, И. В. Гессена,
М.Горчакова, 3. А. Горюшкина, Л. Гумпловича, А. Я. Ефименко, Н. П. Загоскина, П. Л. Карасевича, А. Ф. Кистяковского, Н. М. Коркунова, Д. И. Мейера, И. В. Михайловского, С. Муромцева, К. А. Неволина, П. Новгородцева, С. В. Пахмана, Л. И. Петражицкого, К. П. Победоносцева, М. А. Рейснера, А. Рейца, Н. К. Ренненкампфа, В.В.Розанова, Д. Я. Самоквасова, В. И. Сергеевича, А. Смирнова, П. А. Сорокина, Ф. В. Тарановского, И. Харламова, Б. Н. Чичерина, Г. Ф. Шершеневича.
Важную теоретическую роль для диссертационного исследования играют работы советских ученых, посвященные проблемам генезиса и
эволюции обычного права, вопросам существования обычая в государственно организованном обществе (Н. Вавин, Д. И. Курский, Н. В. Крыленко, A.M. Ладыженский, И. П. Разумовский, Е. Б. Пашуканис, Г.Полянская, П.И.Стучка), связи современного общества и традиций (В. Д. Плахов). Диссертант опирался на исследования обычая как источника права таких ученых, как А. Б. Венгеров, С. И. Вильнянский, А. Я. Вышинский, С. А. Голунский, А. И. Денисов, С. Л. Зивс, Д. А. Керимов, С. Ф. Кечекьян, М. О. Косвен, П. Е. Недбайло, И. Б. Новицкий, М. С. Строгович, К. М. Тахтарев, Б. Я. Токарев, А. Ф. Шебанов и др.
Важное значение для диссертационного исследования имеют теоретико-правовые исследования, в рамках которых обычай и обычное право подвергнуты анализу с теоретической точки зрения (Г. Д. Гурвич, И. Б. Ломакина, Г. В. Мальцев, Д. Ю. Шапсугов), а также исследования юридико-антропологического характера (И. Л. Бабич, А. И. Ковлера, Л. Г. Свечниковой.
Хронологические рамки исследования обусловлены попыткой комплексно охарактеризовать нормативные и организационно-правовые основания государственной политики на Северном Кавказе. Нижняя хронологическая граница - XVIII в. - определяется временем присоединения Северного Кавказа к России и связана с началом административных мероприятий по включению Северного Кавказа в политико-правовую систему Российской империи. В процессе взаимодействия правовой системы России и ее колониальных владений на Северном Кавказе была установлена биюридическая система, в рамках которой сосуществовали нормы обычного и позитивного права. Верхней хронологической гранью избрано начало XX века (1917 год), когда после установления Советской власти ценностный приоритет перешел к детерминантам этатического характера и была предпринята попытка трансформации обычного права в юридико-догматическую конструкцию.
Источниковая база исследования. В диссертации использованы данные, накопленные отечественной историографией в области истории нормотворческой деятельности в Российской империи, государственных учреждений, национальных отношений, социально-экономической организации обществ Северного Кавказа, этнографические и этнологические исследования общественного устройства осетин и других народов Северного Кавказа, теоретические разработки в области политической истории догосударственных общественных образований. Документальную основу исследования составили законодательные акты и документы иного характера, опубликованные в различных изданиях, документы официального делопроизводства, собранные в архивных фондах, а также записи норм обычаев.
Большой комплекс источников представляют нормативные правовые акты и иные документы по установлению российской администрации на Северном Кавказе. К исследованию привлечены материалы текущего делопроизводства, отразившие работу различных звеньев государственно-административного аппарата на Кавказе, а также переписка между официальными представителями российской власти, пояснительные записки и пр. Эти документы позволят представить целостную картину российского управления в регионе, выявить приоритеты и конкретные задачи, обозначенные российским правительством в управлении Северным Кавказом, определить роль отдельных регионов, в частности Осетии, в утверждении российского административного аппарата на Кавказе и то значение, которое отводилось ей в геополитических планах русского царизма. Ряд источников этого комплекса не только позволяют фиксировать определенные шаги, предпринимаемые администрацией по утверждению системы государственного управления на Северном Кавказе, но и косвенно свидетельствуют о степени и направленности рефлексии на те или иные правительственные мероприятия по внедрению государственных институтов
управления в общинную среду.
Целый комплекс источников составляют историко-этнографические описания путешественников, в разное время посещавших Центральный Кавказ, а также материалы периодической печати, где отражены непосредственные впечатления современников, наблюдавших, в частности, осетинский быт в различных районах Осетии. Эти данные, представляя собой богатейший материал для изучения и анализа общественного устройства народов Северного Кавказа в Исследуемый период, дают и весомые основания для выводов относительно характера и особенностей их общинного самоуправления и самоорганизации.
Основная масса источников по изучаемой проблеме сосредоточена в библиотеках и архивах различного уровня. При подготовке диссертационного исследования использованы материалы Российского государственного исторического архива, Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива древних актов, Российского военно-исторического архива, региональных архивов, а также материалы, собранные в Отделе рукописных фондов Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований, представляющие собой как документы официального дело- и судопроизводства (акты, докладные записки, представления, проекты и пр.), так и документы личного характера (прошения, объяснения и пр.).
Научная новизна диссертационного исследования предопределяется подбором и компоновкой рассматриваемого материала, а также междисциплинарной методологией познания.
В диссертации подвергаются углубленному историко-правовому анализу явления и события, отражающие специфику государственной политики Российской Империи на Северном Кавказе. Основное внимание в работе акцентируется на нормативных и организационно-правовых основаниях формирования и функционирования механизма колонизации
Северо-Кавказского региона, а также на принципах соотношения и взаимосвязи норм позитивного права, выраженных в законодательных актах, и обычного права народов Северного Кавказа, сформировавшихся и доказавших свою практическую востребованность в процессе социально-исторической эволюции.
В качестве рабочей гипотезы исследования автором предложена конструкция, в рамках которой имперская политика России на Северном Кавказе рассматривается в нескольких смысловых значениях:
-в качестве инструмента защиты государственных интересов России от внешней экспансии со стороны Турции и Персии;
-в качестве инструмента реализации геополитических интересов экспансивного характера, направленных на расширение международного влияния Российской Империи и освоение новых социо-пространственных ресурсов;
-в качестве институционально-функциональной системы, включающей в качестве элементов: имперское законодательство, аппарат управления колониальными владениями, регулятивно-охранительные отношения в соответствующей политико-правовой сфере.
На основании проведенного анализа теоретических и нормативных источников с учетом материалов, полученных из архивных фондов, художественной и публицистической литературы, а также принимая во внимание проводимые в работе аналогии событий и интерпретации документов, соискателем разрабатывается и обосновывается концепция интегрального правового регулирования в сфере осуществления колониальной политики Российской Империи на Северном Кавказе в период XVIII-ХХвв. В основу данной концепции положено утверждение о соотносимости и взаимодополнении двух нормативных систем: позитивного права, выраженного в имперском законодательстве и обеспечиваемого при помощи механизма государственного принуждения, и обычного права,
сложившегося в ходе социально-исторической эволюции народов Северного Кавказа и обеспечиваемого механизмами социального самоуправления.
Обобщение результатов исследования позволило соискателю сформулировать ряд положений и выводов существенным образом расширяющих предметное поле истории государства и права России.
В ходе работы над диссертацией соискателем были введены в широкий научный оборот архивные материалы вплоть до последнего времени по различным причинам не получившие отражения в отечественной историко-правовой науке.
Положения, выносимые на защиту:
Категории «национальный интерес», «государственный интерес», «геополитический интерес» представляют собой взаимосвязанные, однако не тождественные категории. В данном случае понятие «нация» следует рассматривать как общество, а «государство» как аппарат социальной власти, стоящий над обществом и обществом управляющий. Таким образом, государственный интерес - это интерес носителем которого выступает не все общество, а его часть - аппарат государственной власти. Государственный интерес представляет собой сегмент национального интереса и в подобном ключе представляет собой фундаментальный принцип, главный закон жизнедеятельности государства, служащий целям сохранения как самого государства, представленного аппаратом управленцев, так и общества, подчиненного в своей деятельности этому аппарату. Геополитический интерес - есть форма выражения интереса национального. Суть данного интереса заключается в распространении влияния нации (носителя интереса) на сопредельные страны и народы, с тем, чтобы обеспечить решение собственных задач за счет ресурсов этих стран и народов.
Специфика национальных интересов России заключается в том, что они исторически формировались на гетерогенной этнической основе как синтетическое выражение потребностей и устремлений многочисленных
этносов, населявших обширное евразийское пространство, выполнявшее одновременно функции барьера и моста между Европой и Азией.
Геополитические интересы России на Северном Кавказе обусловлены объективными социально-историческими тенденциями становления и развития российской государственности. Начиная с XVI в., с момента формирования централизованного русского государства и до окончательного присоединения Северного Кавказа в XIX в., военная экспансия по отношению к России практически не прекращалась; военная опасность, исходившая со стороны доминировавших в Закавказье Турции, Персии и подвластных им кавказских военно-феодальных образований, ставила под угрозу не только приграничные районы России, но и жизненно важные центры страны. Именно интересы собственной безопасности определяли необходимость «приращения» территории Российской империи за счет Северного Кавказа и превращения его в военно-оборонительный рубеж российского государства.
Вхождение Северного Кавказа в состав Российской Империи, как правило, связывается с подписанием в 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Ввиду своей социально-демографической и культурно-экономической специфики Северный Кавказ изначально являлся для правительства метрополии объектом особого административного воздействия. В качестве основных направлений этого воздействия следует выделить:
- формирование организационных форм государственного управления
в колониальных владениях;
-организацию переселения русского населения Империи на внутреннюю сторону Кавказской линии, в пределы Кавказской области, а также заселение русскими прилегающих к Кавказской линии территорий;
- устранение различий между системами «внешнего» и «внутреннего»
управления «инородцами» и связанную с этим деятельность по
a 22
имплементации норм обычного права в механизмы законодательного регулирования.
Распространение на Северном Кавказе государственно-административной системы пошло по пути формализации и бюрократизации управления, что в целом отвечало идее абсолютизации центральной власти в Империи. Концептуальной основой управления Северо-Кавказским регионом в исследуемый период было доминирование военного начала в организации административной деятельности российского правительства, что отразилось в иерархической структуре административного аппарата: высшие уровни власти находились в руках чиновников, принадлежавших военному ведомству.
Соотношение обычного и позитивного права в контексте взаимовлияния политико-правовых систем России и Северного Кавказа характеризовалось, с одной стороны, доминированием на Северном Кавказе обычая в роли социального регулятора, основы правовой системы, а с другой стороны, попыткой Российской империи унифицировать формы и содержание социальных регуляторов на всей своей юридической территории, безусловно, включая и присоединенные территории Северо-Кавказского региона.
Привнесение в общественную жизнь Северного Кавказа норм позитивного права, закрепленных в законодательных актах Российской Империи, обусловило трансформации в сфере регулирования правоотношений. Основным каналом проникновения государственно-административных методов управления в общественный быт народов Северного Кавказа стала сфера судопроизводства. Однако уже первый опыт распространения российских законов в местной судебно-процессуальной практике наглядно продемонстрировал принципиальную несовместимость понятийной основы российского судопроизводства с традиционным пониманием вины и ответственности. Это противоречие усугублялось
другим, не менее существенным, - разделением сферы судебной деятельности на гражданскую и уголовную, предпринятым вопреки традиционной неразделенности гражданско-правовой и уголовно-правовой ответственности, отличавшей обычно-правовые механизмы регулирования интересов членов общины. В результате сферой функционирования государственной модели судопроизводства оказалась уголовно-процессуальная, в то время как гражданское судопроизводство по-прежнему опиралось на традиционные юридические нормы и осуществлялось в участковых народных судах, преобразованных впоследствии в горские словесные суды,
Ко времени присоединения к России осетинское общество являлось социально стратифицированным и иерархизированным. Сложность сословной структуры осетинского социума определялась разнообразием форм и степенью зависимости крестьян-общинников от местной социальной элиты. При этом замедленные темпы феодализации давали возможность функционирования традиционных регулятивно-охранительных систем, в основу которых были положены нормы обычного права.
Раннефеодальный характер осетинского общества, которому вплоть до второй половины XIX в. было свойственно натуральное мелкокрестьянское хозяйство, порождал слабое развитие товарно-денежных отношений. Преобладавшие в осетинском обществе черты патриархального уклада не способствовали развитию основных институтов гражданского права, и в особенности права собственности и обязательственного права: ъ патриархальных обществах каждая отдельная личность как субъект гражданско-правовых отношений поглощается родом.
10. Вплоть до конца XIX в. в Осетии одновременно существовали
частная собственность, собственность семьи, собственность всего двора и
собственность рода. Собственность на землю и право пользования носили
родовой характер, род выступал субъектом права собственности на землю.
При этом отдельные дворы обладали только правом временного пользования землей, а в случае выделения двора из рода за ним сохранялось право на наследование собственности.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нем освещаются вопросы, имеющие существенную значимость для общетеоретического и историко-теоретического цикла юридических наук. Материалы и выводы диссертации конкретизируют и дополняют ряд тем по теории права и государства, истории права и государства, сравнительному правоведению.
Практическая значимость исследования. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в дальнейших научных работах по теории государства и права, истории отечественного государства и права, истории России, а также в процессе преподавания учебных курсов «Теория государства и права», «История государства и права», «Сравнительное правоведение», «История России» в высших учебных заведениях России, при разработке спецкурсов, рассматривающих вопросы традиционной самоорганизации горских обществ и проблемы, возникающие при взаимодействии различных по социальной природе управленческих стратегий, спецкурсов по проблемам обычного права народов Северного Кавказа и истории Осетии.
Результаты исследования могут быть реализованы в законотворческой деятельности и правоприменительной практике государственных органов в сферах, где в качестве социального регулятора выступает обычное и религиозное право.
Структура диссертации. Поставленная проблема, объект, предмет и цели диссертации определили внутреннюю логику и структуру данной работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, объединяющих в себя тринадцать параграфов, заключения, списка литературы, приложений.
Категориальный аппарат исследования проблемы нормативного и организационно-правового обеспечения политики Российской империи на Северном Кавказе
Исследовательское поле проблемы нормативного и организационно-правового обеспечения государственной политики на Северном Кавказе в XVIII - начале XX века определяет наличие в нем целого ряда дефиниций, имевших на различных исторических этапах разное содержательное наполнение. Среди важнейших категорий исследуемой проблемы дефиниция «геополитика», «государственный интерес», «национальный интерес», «нация», «колония», «колонизация» и др.
Дефиниция «геополитика» для социальных наук является традиционной и сложившейся сравнительно давно. Геополитика - одно из фундаментальных понятий теории международных отношений; характеризующее место и конкретно-исторические формы воздействия территориально-пространственных особенностей положения государств или блоков государств на локальные, региональные, континентальные и глобальные международные процессы. Исторически становление геополитики связано с исследованием роли географического фактора в жизни обществ прежде всего с концепциями географического детерминизма. Первоначально методологической основой последнего было механистическое понимание человеческой деятельности как всецело обусловленной естественной средой (Ш.Л.Монтескье, А.Р.Ж.Тюрго). В XIX К. Риттер, Г. Т. Бокль, В. Кузен, Ж. Э. Ренан, И. А. Тэн, Л. И. Мечников обратились к исследованию роли географической среды в формировании первоначальных форм цивилизации. Среди естественных факторов жизни общества, существующих объективно, они выделяли речные коммуникации, отсутствие или наличие выхода к морю, прибрежное или островное положение страны, наличие или отсутствие естественных препятствий для развития сообщения с соседями (горы, болота, пустыни или спокойные озера), протяженность таких сообщений из разных точек государства, пространственное положение его в отношении государств-соседей и протяженность границ с каждым из них, состояние народонаселения, его этнодемографические показатели на территории страны и в сопредельных государствах, исторически сложившиеся установки этносов страны по отношению к соседям как внутри страны, так и за рубежом. Рассматривались особенности влияния климата, почвы, полезных ископаемых, флоры, фауны, солнечной активности на дифференциацию хозяйственной деятельности, темпы роста производительных сил, тенденции развития культурной жизни, типы социальной организации и особенности политического строя. Работы Ф. Ратцеля способствовали становлению смежной научной дисциплины -политической географии и вместе с тем упрощенному взгляду политические идеи в обществе как непосредственно вытекающие из влияния географических биологических процессов. Наряду с этим опыт крупных международных конфликтов XIX в. и Первой мировой войны привел к необходимости разработки теоретических моделей, маневрирования большими массами людей, техникой, продовольствием, снаряжением и т. д. при сочетании сложных географических, политических и военных условий (конфигурация границ враждебных, союзных и нейтральных государств, состояние и пропускная способность коммуникаций в мирное время) и в зависимости от военной активности противника (рейды, десанты, дальнобойность артиллерии и ее эффективность, воздействие надводного и подводного флота, авиации и т. д.). Значение географических факторов в политико-военных процессах предельно обнажила стратегия кайзеровской Германии во время ведения ею сухопутной войны на два фронта, попыток германского блокирования морских коммуникаций Антанты, нарушения нейтралитета Бельгии с целью флангового обхода мощных укреплений на франко-германской границе и т. д. Именно тогда шведский ученый Р. Челлен и предложил термин «геополитика» для описания государства как особого организма, стремящегося к расширению зоны своего «обитания» и деятельности1.
Развитие техники, нуждающейся в больших запасах нефтепродуктов, и доставка значительных объемов сырья на длинные расстояния, возрастающая зависимость жизни ряда стран и регионов от ввоза (и, соответственно, вывоза) больших партий продовольствия, углубление международного разделения труда и международная кооперация многих технологических процессов выдвинули использование естественных географических преимуществ государств в ряд важнейших предпосылок долгосрочной внешнеэкономической и политической деятельности. Соответственно, возрастала и забота о нейтрализации и компенсации внутренними технико-экономическими и военно-техническими средствами невыгодных моментов пространственного положения в сочетании с соответствующей ориентацией внешнеэкономической и внешнеполитической деятельности (включая политику военных блоков, создания баз, подрыва потенциально враждебных и поддержки потенциально дружественных режимов в других странах и т. д.).
Систематизацию названных факторов геополитика осуществляет, рассматривая государства как надбиологические организмы, для существования которых требуются «естественные границы и жизненное пространство», что вело к натурализму, антиисторизму и служило оправданию агрессивной политики: фашистской - в период между двумя мировыми войнами (К. Хаусхос) а затем - Североатлантического блока (Н. Спикмен). Вместе с тем события Второй мировой войны выявили многоплановость проявления пространственно-географических показателей при развертывании сил Антигитлеровской коалиции. Поэтому правомерны и актуальны идеи английского географа и геополитика X. Маккиндера о необходимости анализа мирового распределения сил и разработки вариантов его последующей динамики (1942).
Основные пространственно-географические особенности государств преломляются в концепциях пропорционального развития сухопутных, надводных и подводных военно-морских сил, а также транспортного флота большого и малого каботажа, морских и воздушных сил береговой охраны, военно-воздушного, транспортно-воздушного и авианосного флотов с соответствующим техническим и иным обеспечением. Программы военного ракетостроения и военные аспекты космических программ планируются с учетом географического положения, состояния и пропорций вооружений потенциального противника и обычно учитывают геополитический профиль тех или иных видов противостоящих им вооружений.
Геополитический и этнотерриториальный факторы образования российского государства
Разработка и проведение конкретных административных мероприятий российского правительства соотносились с основными этапами утверждения государственно-административной системы управления на Кавказе в целом, отмеченными чередованием регионалистских и централистских управленческих стратегий. Регионализм декларировал терпимое отношение к местным кавказским особенностям, что подразумевало учет в гражданском управлении и судопроизводстве традиционных норм обычного права; централизм, напротив, базировался на принципах унификации структуры управления в соответствии с общероссийской и стандартизации конкретных административных государственно-правовых институтов.
Начало административного освоения территории Северного Кавказа связывается с подписанием в 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мирного договора. Одним из результатов этого акта стало официальное присоединение Осетии к России, что позволило империи сразу же приняться за административные мероприятия по формированию здесь управленческого аппарата. Сложный комплекс геополитических и экономических факторов обусловил «постепенность» в административном освоении Центрального Кавказа в 70-90-е годы XVIII в., а проживавшие здесь народы объявлялись на тот момент более «в вассальстве» российском, «нежели в подданстве»1.
Специфики Северный Кавказ изначально являлся для правительства объектом особого административного воздействия. Одной из специфических форм административного управления на окраинах империи стало Кавказское наместничество, учрежденное в 1785 г. и просуществовавшее в течение десяти лет. Несмотря на то что территориальные границы вновь образованного наместничества не были точно определены и принадлежность местного населения к определенному административному центру также законодательно не оговаривалась, его учреждение позволяло правительству решить вопрос централизации административной власти в новоприобретенной окраине.
Административное утверждение России на территории Осетии началось еще со времени строительства крепости Моздок (1763), являвшейся одним из военно-административных пунктов, где размещались военный гарнизон и аппарат управления российских комендантов. Дальнейшее распространение российской военной администрации шло в пределах укреплений Кавказской военной линии, бывших форпостами административной политики империи в регионе. Важным административным центром, обеспечившим возможность общего комендантского надзора за Осетией и Ингушетией, стала крепость Владикавказ, заложенная 6 мая 1784 г.
По мере переселения горцев на Владикавказскую равнину укреплялись властные позиции России — новые поселения по просьбе самих переселенцев охранялись военными отрядами во главе с приставами, исполнявшими также функции администраторов. Российское «военное присутствие» обеспечивало и относительное спокойствие вдоль Военно-грузинской дороги, где надзор за местными жителями осуществляли командиры небольших укреплений — редутов. В этот период российское влияние не распространялось дальше покровительства и поощрения, административные же порядки непосредственно касались только ближайших к военно-пограничной Кавказской линии поселений .
Вовлечение Осетии в орбиту политического влияния России на первых порах шло постепенно, без особого институционального оформления административных прав империи. Под контролем царской администрации находились преимущественно моздокские осетины, осетины-переселенцы — жители новых сел, основанных на Владикавказской равнине, — и тагаурцы, по территории которых пролегала Военно-грузинская дорога. Горные районы Осетии наравне с равнинами принадлежали общему ведению владикавказского коменданта. Таким образом, на первых порах управление в центральных областях Кавказа имело военно-административный характер.
Введение административного института приставства, предназначенного для управления в предгорных и горных районах Центрального Кавказа, стало первым шагом на пути закрепления властных позиций империи в регионе. В результате горские народы, ранее находившиеся в фактической зависимости только от командующего Кавказской линией (через своих приставов и комендантов крепостей), оказались в двойном подчинении. Однако это правительственное мероприятие закрепило уже достигнутые результаты и одновременно расширило сферу российского административного влияния, так как определенная формализация управления вела к централизации и, следовательно, упрочению российской власти в этом регионе.
Соотношение норм обычного и позитивного права в регулировании уголовно-правовых и гражданско-правовых отношений
Одним из важнейших социальных регуляторов обществ Северного Кавказа до сих пор остаются нормы обычного права. В условиях вхождения в состав Российской империи, политико-правовая система которой в качестве доминантного регулятора признает нормы позитивного права, была поставлена проблема аккультурации, обусловленная неизбежным взаимодействием обычного и позитивного права в рамках социума на территории Северного Кавказа.
Обычай является наиболее ранней из известных на сегодняшний день форм права. До сих пор он практически не претерпел сколько-нибудь значимых изменений ни с точки зрения механизма нормотворчества, ни с точки зрения средств выражения и обеспечения правовых норм. Такая устойчивость объясняется связью обычая как формы права с индивидуальным и коллективным правосознанием и правовым поведением. В отличие от нормативно-правовых актов, юридических прецедентов и договоров, возникающих в результате целенаправленной правотворческой деятельности наделенных соответствующей компетенцией субъектов права, обычай является результатом и следствием самих общественных отношений. Правовые обычаи демонстрируют специфику социальной и политико-правовой организации, складывающейся в рамках той или иной общности.
На догосударственной и раннегосударственной стадии развития социума обычное право выступает в собственно правовом смысле. В это время обычаи являются практически единственными средствами регулятивно-охранительного воздействия и действительно носят публичный, обеспечиваемый общественным принуждением характер. Именно такую функцию и выполняли обычаи на Северном Кавказе в период вхождения в состав Российской империи. В это время в России действовала система законодательства, свидетельствовавшая об утрате в ее правовом поле обычным правом значения права в собственном смысле, поскольку в формально-юридическом смысле общезначимость правила уже определялась его законодательным закреплением.
Государственное санкционирование норм обычного права и придание им статуса положений официального права в Российской империи осуществлялось несколькими способами: -законодатель закрепляет правило, сложившееся в рамках обычного права, в тексте соответствующего документа и тем самым придает данному правилу публично-правовой характер; -законодатель закрепляет в тексте соответствующего документа правомочие, связанное с возможностью использования обычая в процессе правового регулирования; -законодатель закрепляет в тексте соответствующего документа запрет применения обычая и определяет вид и меру юридической ответственности за его нарушение. В условиях неизбежной аккультурации правовые нормы, получившие законодательное закрепление, и нормы правовых обычаев должны сосуществовать и взаимодополнять друг друга как компоненты единого целого - системы национального права. При этом абсолютизация какого- либо из компонентов либо их противопоставление способно детерминировать проблемы и противоречия в различных сферах общественной жизни. Соотношение обычного и позитивного права в контексте соотношения политико-правовых систем России и обществ Северного Кавказа характеризовалось, с одной стороны, доминированием на Северном Кавказе обычая в роли социального регулятора, основы правовой системы, с другой стороны, попыткой Российской империи унифицировать формы и содержание социальных регуляторов на всей своей юридической территории, безусловно, включая и присоединенные территории. Правовая аккультурация в условиях колонизации может проявляться в нескольких формах, в частности, а) как полный разрыв (контакты возможны только при коллизии норм); б) как сотрудничество (применение норм колониального права распространяется на местное население и колонистов в равной мере, а обычное право действует лишь тогда, когда на данной территории находится только коренное население); в) как отбрасывание (обычное право не признается в качестве социальной ценности и заменяется нормами страны-метрополии); г) как интеграция (обычное и колониальное право соединяются в единую систему, учитывающую реальный уровень правового развития региона); д) как новая интерпретация обычаев; е)как запись обычаев (сбор, унификация норм обычного права и издание сводов обычного права). Как свидетельствует ретроспективный анализ практики внедрения европейских правовых систем в ходе колонизации, результаты аккультурации дихотомических систем были обусловлены типами систем колониальной администрации. Так, Великобритания использовала систему «косвенного управления», согласно которой низовые звенья административного аппарата комплектовались из местного населения, а судебная власть оставалась (по частным спорам) в руках вождей и старейшин. Франция стремилась к ассимиляции (в правовом отношении) местного населения и создавала жесткую централизованную систему властвования («прямое управление»). Результаты аккультурации определяются прежде всего: - реальным влиянием колониального права, - степенью укоренения обычаев в сознании населения, -изменением/неизменением образа жизни местного населения, способствующего воспроизведению традиционной правовой парадигмы. В системе обычного права отраслевые нормы возможно выделить только аналитическим способом, так как первичная форма права ещё не обладает в полном объёме структурированной конструкцией последующих правовых систем. Вместе с тем функциональное назначение права позволяет выявить тот комплекс обычно-правовых норм, который регулировал девиантное поведение членов человеческого сообщества, получивший в современной юриспруденции наименование «уголовное право»1. В этом плане адат адыгского общества заслуживает пристального внимания, как пример генезиса норм уголовного права, в основе которого находится система композиций.
Социальная организация осетин в период, предшествовавший вхождению в Российскую империю
Анализ новейших историко-археологических материалов показывает, что многие особенности общественной жизни осетин унаследованы ими от их предков алан.
Аланский союз в X-XI веков был уже мощным государством, основанным на принципах военной демократии. Своего расцвета он достиг в период правления царя Дургулея Великого, крупной политической фигуры, сыгравшей большую роль в истории Кавказа и Ближнего Востока. При нем были установлены тесные дипломатические и торговые связи с Византийской империей: Алания была самостоятельным государством, равноправным с Византийской империей.
Многосторонними были связи алан со славянскими княжествами. При этом политические связи укреплялись династическими союзами. Например, дочь царя Дургулея Ирина была выдана замуж за знатного византийского патриция Комина, сын Владимира Мономаха Ярополк в 1116 году получил в жены ясыню (аланку) Елену. Особенность Аланского феодального государства состояла в том, что оно было построено на принципах военной демократии.
Существование могущественного государства Алания было прервано в момент самого наивысшего его расцвета нашествием монголо-татарских орд (1238-1239). Остатки алан ушли в теснины гор Центрального Кавказа и Закавказья, частично ассимилировали с местными тюркоязычными племенами, но сохранили традиции, идущие от алан. Суровый горный быт, постоянная угроза подвергнуться внешнему нападению сохранил у горских осетин военизированный образ жизни, манеру поведения, которая была близка рыцарскому, средневековому западноевропейскому этикету.
Осетин-горец мог быть плохо одет, но при этом хорошо вооружен, исполнен внутреннего достоинства, сдержанности, благородства. Уверенность в своей физической и духовной силе делала его бесстрашным, давала ощущение личной независимости и превосходства над другими. Об этом говорило все - взгляд, осанка, жесты, походка. В общении он крайне редко нарушал нормы обычаев: был отменно вежлив и не позволял себе неосторожного обращения со словами. Иностранцы, которым довелось иметь дело с горцами, не скрывали своего удивления их артистократичности, характерной для европейской великосветской знати, но совершенно неожиданной «посреди кавказской "дикости"».
Усваиваемые с юного возраста нормы поведения, по мнению западных наблюдателей, служили основой самоорганизации человека до такой степени, что в военных походах они практически заменяли армейскую дисциплину. Потомки алан - осетины сохранили военизированную организацию сельских обществ Тагаурского, Алагирского, Куртатинского и Дигорского ущелий, а также принципы военной демократии в его управлении. Свидетельством тому является сохранившийся институт публичного выбора военного совета - ныхаша во всех осетинских обществах. Совет обладал всеми правовыми нормами полномочиями в пределах своего общества. Он выбирал административный орган - старосту села и его глашатая, который ходил по домам и оглашал принятые советом решения.
Особенности обычного права осетинского народа, базирующегося на аланской военной демократии, позволили Северной Осетии адаптироваться в правовом поле Российской Империи после вхождения осетин в состав этого государства.
Потрясения, выпавшие на долю Аланского государства в ХП-ХШ вв. обусловили то, что численность сохранившегося народа к моменту присоединения осетинского общества к России не превышала 25 тыс. человек. Эта горстка народа некогда могущественного феодального государства Алания, которое было разгромлено гуннским и монголо-татарским нашествиями, спасаясь от полного уничтожения, покинула равнинные земли Северного Кавказа и укрылась в горных ущельях Большого Кавказского хребта. Гильом де Рубрук, отмечал, что «...аланы (ассы) в этих горах до сих пор еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартака (сына Батыя) двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине»1. Он рассказывает, что у выходов из горных ущелий стояло десятитысячное татарское войско, служившее стражей для захваченных в аланской земле богатств и отражения постоянных нападений алан с гор, а также выполнявшее карательные функции с целью окончательного покорения аланского населения. О всесокрушающем характере набегов монголов на Аланию, об их жестокости свидетельствует арабский историк Ибн-ал-Асир2: татары никого не жалели, избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародышей. ...Но когда население обращалось к завоевателям с повиновением, подношениями, подарками, их оставляли в покое. Такой ситуацией умело пользовались феодальные верхи Алании, представители которой спешили выразить полную готовность служить завоевателям. За верную службу татарам аланские феодалы от своих хозяев получали признание их владетельных прав, новые феодальные владения с крестьянами, военные награды и должности, дорогие подарки .
Большинство населения Алании оказывало мужественное сопротивление завоевателям. Во время похода Батыя на Запад в тылу Золотой Орды вспыхивали восстания, которые возглавляли преданные своему народу представители военно-дружинной и феодальной знати2.
Как форма борьбы против социальной несправедливости, возникло тогда же абречество. О печальной участи алан свидетельствует Барбаро Иософат, отмечая, что аланский народ, исповедовавший христианскую веру, был истреблен и выгнан из жилищ своих . Таким образом по тесным ущельям гор постепенно образовались замкнутые оторванные друг от друга мелкие полуфеодальные-полупатриархальные общества, с различной внешнеполитической ориентацией и зависимые от более могущественных соседей. Это привело к тому, что экономические и культурные связи внутри её отдельных частей на целые столетия были нарушены. Тем не менее, чтобы выжить, образовавшиеся общества (Тагаурское, Алагирское, Куртатинское и Дигорское) налаживали торговые связи с соседями - Грузией и Кабардой. Осетинцы везли в Кабарду скот, шерсть, сукно и другие изделия домашнего производства, а взамен получали ткани, железо, соль, хлеб, сушеную рыбу и т. п., которые кабардинцы получали из России, Крыма и Турции4.
В. И. Маргиев отмечает, что осетинское общество на рубеже XVII-XVIII веков отличало господство родовых отношений, перерастающих в феодальные. Правовые институты осетинского общества формировались в условиях симбиоза родовых и феодальных отношений. Более высокий уровень феодальных отношений был характерен Тагаурскому и Дигорскому обществам, что обусловлено было их экономическими связями с Грузией.
