Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Социально-исторические предпосылки и теоретические основания либеральной концепции права в России
1. Эволюционно-революционная структура становления русского либерализма 17 стр.
2. Либерально-правовая доктрина в отражении проблемы отчуждения 58 стр.
3. Традиция либерального правопонимания в контексте кризиса европейской культуры 92 стр.
ГЛАВА II. Классический русский либерализм как методологический инвариант современной политико-правовой культуры.
1. Методологическое значение антиномий либерального правопонимания 124 стр.
2. Имманентность диалектико-генетического метода концептуальной трактовке правовых основ либерализма в русской мысли 155 стр.
3. Культурно-правовая ценность нравственнографической методологии русского либерализма
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 203 стр.
БИБЛИОГРАФИЯ 206 стр.
- Эволюционно-революционная структура становления русского либерализма
- Либерально-правовая доктрина в отражении проблемы отчуждения
- Методологическое значение антиномий либерального правопонимания
Введение к работе
В современном правоведении проблематика либерализма приобретает все возрастающее значение. Внимание к ней не случайно и характерно для обществознания в целом. Оно с очевидностью обусловлено социокультурной ситуацией в России. Многообразное изобилие предлагаемых ее развитием проблем, -с одной стороны, констатирует произошедшие в стране радикальные перемены. С другой, — неопровержимо свидетельствует о «сквозной» противоречивости стремительно развивающейся действительности.
Недавний энтузиазм критического освоения советского прошлого оставил по себе немало проектов «выхода» России из ее «общего» кризиса. Само собой разумеется, что поиск альтернатив существующему положению вещей и выяснение создавших его причин заставляют обращаться к фундаментальным концепциям и доктринам. Особенно к тем, которые прошли испытание социально-политическими перипетиями и сохранили творческую энергию. К ним относится и либерализм. Однако, именно здесь, на наш взгляд, попытки теоретического разрешения практических проблем вместо удостоверения своей жизнеспособности зачастую усугубляют затруднительное положение, в котором оказывается общественная мысль в сложных обстоятельствах социально-политического развития.
Многие выдвигаемые «проекты» относительно приведения нашего общества в соответствие с так называемыми «нормами» современной цивилизации, помимо явного и неявного стремления к монополии на «реформаторские идеи», настойчиво заявляют о себе как о «демистификаторах» действительности. При решении этой задачи, видимо, уместно принять во внимание мысль Бергсона о том, что критика
абстракций правового мышления требует «внутренней энергии ума, которая постепенно отвоевывает самое себя, устраняя отжившие идеи, с тем, чтобы оставить место идеям, находящимся в процессе становления».1 Это мучительно трудный процесс, в котором противоречия выступают, предельным обобщением многоаспектной специфики нынешнего периода. Поэтому постановка вопросов о реализации (и реализуемости) тех или иных предлагаемых версий развития российского общества и государства требует строгого логического отчета в историческом смысле осуществляемой работы.
Это требование выдвигает сама действительность перед исследовательской мыслью. Оно обязывает последнюю озаботиться качеством методологической самозащиты. В случае небрежения им понятия легко превращаются в своего рода заклинания. Тогда потребность логического оформления наших знаний и представлений о политике и праве удовлетворяется не объективным описанием реальной действительности, а «новой» мифологией. И всякий раз обнаруживается некий общий инвариант: политический смысл гипотетических построений может быть любым, но методологический набор остается изоморфным соображениям политико-административной конъюнктуры. Научное исследование оказывается тем самым перед необходимостью избавления общественного сознания от экспансии «новых» мифов, необходимостью «демистификации демистификаторов».
Обыкновенно полагают, что одного указания на ту или иную политико-правовую, философскую систему как на «методологическую основу» вполне достаточно для подтверждения принципиального выбора. Возможно, что это самая удобная форма для исследователя, но не самая удовлетворительная с точки зрения методологической защищенности
1 Цит. по: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 68
исследования. Ведь простое указание на «основу» теоретического исследования вызывает вопрос, что же побуждает отдавать предпочтение той или иной системе. Вопрос, который остается без ответа. В результате получается лишь возобновление перечня давно предлагаемых к решению задач, которые принимают все более запутанный вид.
В самом деле, в нашем развитии был длительный период, когда утверждалось, что все фундаментальные проблемы бытия теоретически разрешены. Формула «отмирания права и государства» предоставляла каждому новому поколению решение мелких тактических задач на этом пути. После известных событий и распада СССР мы убедились, что относительно «отмирания» можно быть спокойными. Но прежних предсказателей «вселенского счастья» сменили прорицатели наших несчастий в случае, если общество не примет безоговорочно «новый» путь к «счастью», — путь «реформ». Это слово заняло прочное место в ряду идеологем политического режима девяностых годов XX столетия в России.
Однако, легко обнаружить, что многообразное теоретизирование социально-политического толка, последовательно, независимо от желаний их авторов, внедряет принцип разрыва с действительностью. Вполне соответствуя практике созидания «нового» посредством разрушения «старого», он стал принципом организации политической власти. В наше «реформаторское» время действие его в полной мере проявляет себя в политической практике и разгуле преступности, вследствие чего политическая свобода находится под постоянной угрозой. Характерно: вдоволь покарав и попинав Маркса как «ответственного № 1» за беды России, политики «новой волны» (они же ее идеологи) утвердили как раз экономический демерминизм. В голо-примитивном виде, сознательно маскируя «благородной яростью» к советскому тоталитаризму трезвый и прозаический процесс приобретения экономической власти над
государством. Невольно вспоминается Маркс, отмечавший, что на духе с самого начала лежит проклятие: «быть отягощенным материей».1
Лучшим методом для предвидения будущего в возможных для человеческого разума пределах является, конечно, анализ исторического процесса в синтезе прошлого и настоящего. Только так возможна экстраполяция будущего. Одновременно приходится размышлять о том, какие понятия и в каких соотношениях наиболее адекватны этой задаче. Это, в свою очередь, заставляет выяснять природу используемых понятий, по существу, исследовать способы, какими они были приобретены общественным сознанием. Когда же речь идет о категориях политико-правового характера, то неизбежно возникает проблема адаптации массового сознания к тем определениям, которые удовлетворяют научным критериям. Ведь логика реальных общественных событий зависит от их, весьма сложных и опостредствованных, взаимодействий.
Такой, если можно так выразиться, метод «извлечения корней», с нашей точки зрения, соответствует той предельной осторожности, которую диктует обращение с категорией «либерализм». Среди социально-политических систем, обладающих привлекательностью, он занимает особое и специфическое место. Благодаря тому, что изначально содержит правовое обоснование притязаний человека на достойное существование в обществе, в государстве.
Справедливость, социальная справедливость, имеющая базисом право, есть актуально-интегральная проблема не только для России, но для развития любой страны, человечества в целом. Либерализм в различных своих исторических формах как раз демонстрирует содержание в себе права как непреложной культурной константы. Вследствие этого он
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 29
развивается не только как способ понимания действительности, отношения к ней, но как определенный способ жизнедеятельности.
С правовой точки зрения исследование проблем либерализма представляет поэтому особый интерес. Если всерьез продумывать принципы государственного переустройства России, то, несомненно, культура мышления является важнейшим преобразователем. Реформы, на наш взгляд, могут оцениваться по одному реальному критерию: насколько они содействуют становлению и развитию самоопределяющегося, самодеятельного человека. Без этой «несущей опоры» любые концепции реформирования оказываются столь же благим, сколь и пустым заигрыванием с фундаментальными проблемами человека и общества.
Учитывая не вызывающую сомнений значимость данной задачи, представляется весьма актуальным критическое исследование методологически-содержательного обеспечения либеральной концепции развития российского общества и государства.
Научная новизна. Проблематика русского либерализма является сравнительно новой областью исследования в современном российском правоведении. Концептуально и политически оформившись на рубеже XIX—XX столетий, русский либерализм в начале 20-х годов оказался «сверстанным в самом полном и буквальном смысле».1 Цитируемое относится к началу периода на политическом жаргоне поименованного «перестройкой». Эти слова лишь подтверждают спустя десятилетия приговор русскому либерализму, который исполнил печально знаменитый «философский пароход». В 1922 году на нем уходили из России носители либеральной идеи. Тем самым была решена и судьба его научных исследований. Либерализм изучался под знаком критики буржуазных идейно-политических движений и буржуазной государственно-правовой
1 См. Опыт русского либерализма. М., 1997. С. 18
практики, в жесткой оппозиции соответственно практике социалистического и коммунистического строительства. В общественном сознании само понятие либерализма являлось чем-то потусторонним. К слову, то же случилось и с понятием «коммунизм». С той лишь разницей, что последний означал потустороннюю будущность, а либерализм — потустороннее прошлое. Впрочем, чуждость либерализма была характерна для восприятия его российским общественным сознанием и в дореволюционный период. На это обращали внимание правоведы либерального направления, одновременно выясняя причины «либерального синдрома» в России.
Тем не менее, и в советский период либерализм занимал не последнее место в научных исследованиях. Правда, под уже обозначенным углом зрения и преимущественно в сфере собственно исторической науки. Но здесь проблематика либерализма служила, как правило, определенным фоном изучения государственных и правовых институтов того или иного периода. Не случайно либерализм оказался более изученным в отечественной науке относительно стран Западной Европы, нежели России. Сегодня предпочитают акцентировать слабости, неразвитость, едва ли не ущербность русского либерализма. На наш взгляд, подобные объяснения отсутствия исследований обобщающего характера неприемлемы. В этом убеждают труды русских правоведов дореволюционного периода. Б.Н. Чичерин, П.И. Новгородцев, Н.М. Коркунов, С.А. Муромцев, М.М. Ковалевский, Г.Ф. Шершеневич, Б.А. Кистяковскии и многие другие резюмировали еще живую тогда либеральную традицию идейно-политического развития России.
Усилиям ряда ученых и в советский период (С.Ф. Кечекьян, П.Н. Галанза, А.А. Пионтковский, И.Б. Новицкий, И.А. Покровский, М.С. Строгович) мы обязаны тому, что либеральные традиции в правоведении не были утрачены. Однако, по известным причинам ненаучного характера,
рассмотрение проблематики либерализма носило фрагментарный и
несистематический характер. Общественно-политической,
мировоззренческой, тем более правовой, потребности в либеральных ответах на социальное развитие не было.
Русская либеральная мысль оказалась как бы в двойной эмиграции — «внутренней» и внешней, в которой и просуществовала до начала 90-х годов. Период «возвращения», естественно, характеризуется трудностями, которые являются результатом сложных взаимоотношений либерализма и иных форм общественного сознания. Особое место в их непростой структуре занимают взаимоотношения либерального правосознания и глубинных слоев русского культурного развития.
Во множестве работ либерализм рассматривается в отношениях взаимоисключения с марксизмом. Между тем, многие авторы, хотя и неявно, идентифицировали их внутреннее содержание. Оживившиеся на рубеже 50—60-х годов исследования политических доктрин и движений в философско-правовой интерпретации не случайно совпадают с периодом становления системно-структурного подхода к изучению общественных явлений. Об этом свидетельствуют работы С.С. Алексеева, А.Б. Венгерова, В.Е. Гулиева, В.Д. Зорькина, В.П. Казимирчука, В.Н. Кудрявцева, О.Е. Кутафина, Е.А. Лукашевой, Н.И. Луковской, B.C. Нерсесянца, А.С. Пиголкина, Ю.А. Тихомирова, В.А. Туманова, В.Е. Чиркина, А.И. Яковлева.
Растущий в 60—80-е годы общественный интерес к правовым и государственным исследованиям стал устойчивой предпосылкой развития методологии и философии права. Этот процесс характеризовался сложными внутренними противоречиями. Но они не могут умалить достигнутых результатов, в немалой мере подготовивших перемены второй половины 80-х годов.
Тем не менее, происходящая смена политико-правовых приоритетов, вызывает потребность выработки соответствующих культурно-правовых представлении. Продвижение на этом пути обозначено результативными исследованиями Э.В. Кузнецова, И.П. Малиновой, А.Н. Медушевского, Э.Ю. Соловьева и др. «История политических учений» под редакцией проф: . О.В. Мартышина, представляющая монографию коллектива кафедры теории государства и права Московской государственной юридической академии, расширяет пространство нашего знания о развитии различных типов правового мышления и мировоззрения.
Однако, феномены русской политико-правовой мысли все
настойчивее выдвигают вопросы взаимообусловленности,
взаимопроникновения как обязательное для выполнения условие их изучения. Обществоведческие исследования, по необходимости длительное время принимая форму «марксистско-ленинских», образовали своеобразный «ящик Пандоры». Оказавшись открытым, он предоставил научному обсуждению много «прекрасных зол» — не обойденных за все XX столетие «русских вопросов» вкупе с неясными их решениями. На рубеже XXI века они лишь усилились трагическим социальным опытом и нескладывающейся рефлексией над ними. Но на дне «ящика» скрывается проблема, которая упорно сопротивляется попыткам .разрешить ее. В общем виде ее можно обозначить как проблему «Россия — Запад». На наш взгляд, обсуждение ее нейтрализуется во многом на уроне методологии.
Попытка рассмотрения русского либерализма в методологическом диалоге с «русским коммунизмом» (термин, возникший «с легкой руки» Н.А. Бердяева) определяет научную новизну предпринятого нами исследования. Постановка этих направлений в теоретическую параллель представляется нам оправданной по двум основаниям. Во-первых, задает новое концептуальное содержание общего вектора социально-
политического развития России. Обсуждение этого содержания способно раздвинуть границы поиска новых подходов, ведущих к уяснению глубинных свойств русского политического и правового сознания. Во-вторых, методологический анализ представляет наиболее адекватную форму обнаружения и фиксирования тех характерных дифференциаций, которые были внесены русской правовой мыслью в содержание либеральной и марксистской доктрин. Кроме того, анализ методологических аспектов в фокусе русского либерализма и русского марксизма позволяет обозначить проблему структурной онтологизации всех направлений русской политико-правовой мысли, связанную с адекватной интерпретацией заключенных в них идей и трансформированных влияний.
В этом, по нашему мнению, находит признание верность выдвинутого в работе положения: перспектива сегодняшней российской историко-культурной реальности раскрывается нашему пониманию в свете интерпретации двойной ретроспективы, именно русского либерализма и русского марксизма.
В данном утверждении отражена и основная цель работы — анализ теоретических предпосылок и методологических принципов формирования и развития либерального правопонимания и роли либерализма в политических судьбах России. Для достижения поставленной цели недостаточно проникновения в смысловую суть концепции как таковой. Необходимо установить и рассмотреть становление и развитие именно русских форм либерального типа правового мышления. Это тем более актуально, что русскому самосознанию часто отказывают в самостоятельности, — либерализм, дескать, «привнесен», марксизм «навязан» и т.п. Но если это так, что же предлагается числить за собственно русской мыслью?!
Возникшие на основе, по нашему мнению, исключительно социальных проблем, методологические клише «отставания» России от Запада, не вносят ничего существенно нового в рассмотрение проблем либерализации российского общества. В этом нет ничего удивительного. Вполне практическое соображение, — дать простые ответы на непростые вопросы, — предлагает «не мудрствовать лукаво». Такая позиция вместе с насущными проблемами в течение долгого исторического периода достается в порядке преемства от одного поколения к другому. Но природа проблем, даже тех, которые относятся к «сквозным», в историческом движении меняется. Недостаточный учет этого обстоятельства образует явление, которое мы определяем как «методологический фетишизм». Как всякий иной, он деформирует понимание превращенных форм политических и правовых явлений. Вместо ожидаемых результатов получается нечто неожиданное: положительная наука замещается идеологическими фикциями.
«Методологический фетишизм» в сфере политического и правового мышления связан, на наш взгляд, менее всего с предпочтением одних теорий другим. Причина, видимо, в некритическом выборе организующей возможности адекватного соотношения устоявшейся системы взглядов с постоянно меняющейся действительностью парадигмы. Последняя выступает связкой теории с общественно-политической практикой в двух принципиально важных отношениях. Во-первых, устанавливает необходимую демаркацию политико-правовой эмпирии и ее теоретической редакции. Во-вторых, определяет «трансцендентные» свойства теории. Под ними мы понимаем способность доктрины быть реконструктивной опорой в анализе взаимодействия политических и правовых идей с преобразующей их объективной реальностью.
Высказанные соображения, по нашему мнению, приобретают особенное значение в ситуациях «параллелизма», когда сопоставляются
сходные или кажущиеся таковыми, явления. Так зачастую обстоит
дело, когда аналог нынешнего положения вещей в стране видят в ситуации
начала XX века. Наличие схожести может увлекать разысканием в
концептуальных выражениях прошлого формул ответов на развитие
настоящего. Но интеллигибельное конструирование явлений вряд ли
действенно продвигает практику объективного описания реальности.
Следует, видимо, выяснять сущностные условия, определившие
континуум состояния России в последнем столетии. Для этого, на наш
взгляд, необходимо проследить основные векторы преемственной связи с
одновременным образованием принципиального различия
социокультурных ситуаций рубежа XIX—XX и XX—XXI веков. Таким образом, возникает задача установления ситуативных качеств политико-правовой доминанты развития страны. То есть, обнаружения таких свойств политических реалий и правовых проблем, которые трансформируют конкретику социально-исторической действительности в факторы ее развития в доступном обозрению будущем.
Если ситуация начала века развивалась между Сциллой революционной радикальности и Харибдой имперского управления, то нынешняя принципиально, иная. Между тем, для обоих характерно столкновение нескольких модальностей политико-правового развития, противоречивых типов социального поведения. Подводя некоторые итоги идейной переориентации последних полутора десятков лет, нельзя не заметить, что самоопределение российского общества в проблемах либерализма осуществляется посредством обращения к культуре «серебряного века». Но и на этом окольном пути поиск теоретических опор для изготовления современных либеральных моделей испытывает немалые методологические затруднения. При этом не сразу бросается в глаза, что правовые притязания современного человека как предмет анализа политической, экономической повседневности отодвигаются на
периферию жизненных интересов общества. В таком случае последнему, а, значит, и индивиду, вменяется «право» на произвол и безответственность.
Трагизм культуры «серебряного века» был, с нашей точки зрения, обусловлен ее разрывом между «полюсом права» и «полюсом свободы произвола». Гипостазирование базисных понятий европейского либерализма, — «свободы», «демократии», «личности», — ведет к поглощению «абстрактным правом» конкретных прав реального человека. Их отчужденное взаимофункционирование создает особую «бюрократию» понятий и категорий. В ее замкнутом пространстве схемы и реальная действительность представляются равно-взаимо-заменяемыми. Восприятие политических проблем принимает полурелигиозный характер, а право не реализует концентрированные в нем возможности действенного разрешения социальных конфликтов. Неспособность права быть центром «жизненного тяготения» превращается в стремление общества к авторитарно-канонизированным формам своего бытия. Этот общий симптом культурной истории России обнаруживается в процессах институционализации общественных отношений, несмотря на происходящую смену форм государственного устройства.
Либерализм, как и марксизм, изначально соответствовали стремлению установить устойчивое соотношение между свободой индивида и социальной необходимостью. Расхождение между ними образовалось в отношении способности общества достичь этого политическими и правовыми средствами. Различия правового порога обеих концепций не обозначились в России с характерной для западного мышления рациональной отграниченностью. Но особенность развития этих направлений в нашей стране состоит в настолько непосредственной их взаимообусловленности, что существование одного как бы «удваивалось» другим.
Дело не только в том, что различные общественные группировки и движения адаптировали эти доктрины к своим политическим ожиданиям, трансформируя в символы переустройства общества. И не в том, что многие представители «классики» русского либерализма начала XX века свое философское и политическое «крещение» получили в марксизме. Это — следствие, хотя в нем порой видят причину. То, что это так, по нашему мнению, подтверждается следующим. Несмотря на известную «отсеченность» в нашем сознании культуры «серебряного века» господствующим направлением общественной мысли советского периода, традиционные политико-правовые рефлексы пролонгированы и в «постсоветском» времени и пространстве. И, опять же, по видимости кажется, что нынешний либерализм вырастает из максизма-ленинизма. Отнесясь к этому немаловажному обстоятельству с непредвзятостью и надлежащим вниманием мы сможем, думается, в этом своеобразно-возвратном явлении разглядеть присутствие в русском либерализме и русском коммунизме общего структурного компонента. Таковым, с нашей точки зрения, выступает проецирование в них русской общественно-политической мыслью всего разнообразия ее направлений в смешении их прошлого и настоящего, влияний и заимствований. По этой (но не по ней одной) причине теория на русской почве становилась «больше, чем теория». Построение доктринальной модели «единственно верно» определенных путей развития страны рассматривалось как едва ли не основное условие интеграции индивидов в гражданское общество и превращения в демократическо-правовое государственного устройства страны.
Это существенное обстоятельство развития русского само-, а значит, и право-сознания накладывается на период кардинальной ломки всей европейской культуры. Рецидивы возникших в начале XX века форм радикального мировоззрения ощутимы на всем его протяжении и с новой
силой проявились на рубеже XXI века. В попытках рецепции русского либерализма сегодня, как и 80—90 лет тому, просматриваются черты латентного радикализма. При таком положении дел теоретический анализ неизбежно корректируется двумя постоянно возникающими вопросами. Не является ли неустойчивое состояние русского общества и государства, в частности, результатом совместного существования в определенном естественно-согласованном единстве русского либерализма и русского коммунизма? И второй. Не образовало ли это вредный по своим практическим следствиям разрыв между философией права, понимаемой исключительно в идеальном смысле, и правом положительным?
Попытка найти ответы на эти вопросы обнажает достижения и деструкции в постановке и решении естественно-правовых проблем, представляющих действительную, а не созданную спекулятивными построениями, суть общественных отношений. Какие бы формы ни принимало теоретическое рассмотрение общественного движения, какой бы глубиной проникновения в его «тайный метафизический смысл» ни отличались культуро- и историо-софские рассуждения, за ними всегда скрываются правовые проблемы. Дихотомия бесчисленных притязаний на право определенным способом реализовывать индивидуальные и социальные интересы образует противоречия и конфликты общественного движения. Но как раз его правовая в своем существе природа часто ускользает от теоретического видения.
В этом отношении упреки русскому либерализму в том, что он не стал «рецептом» прикладного значения лишены убедительности. В нем мы находим смыслы общественного развития России в их правовом выражении. С нашей точки зрения, общественно-политическая доктрина должным образом может быть оценена по тому, насколько в ней представлены правовые свойства действительности. В этом ракурсе и формулируется интегральная задача исследования: выяснить как, какими
способами в русском либерализме структурируется правовое содержание российских общественных процессов. Выполнение ее связывается нами с применением диалектико-генетического метода. Его методологический ресурс позволяет осуществить исследование правового содержания концепции в процессе совершающихся в ней самой и отражаемой ею действительности изменений.
Научная и практическая значимость исследования состоит в попытке представить правовое содержание концепции русского либерализма во взаимосоотнесении его предметного и смыслового выражений. Такая позиция дает возможность обобщений и выводов, которые могут быть использованы в дальнейших исследованиях проблем либерализма в России и разработке методологии согласования морального достоинства либерального правопонимания с требованиями политического прагматизма. Ведь сегодня ясно совершенно, что без избавления от антиквариата идеалистической атрибутики тоталитарного мышления не может состояться превращение права в жизненное условие и критерий политических преобразований в соответствии с принципами свободы. В связи с этим вряд ли можно ставить под сомнение практическую важность изучения методологических аспектов концепции, с которой связывается становление современной культуры политического и правового мышления. Результаты проведенного исследования могут послужить делу методологического обеспечения взаимодействия общетеоретических юридических дисциплин между собой и с философией и политологией в практике их преподавания.
Исследование правового содержания классического русского либерализма позволяет сформулировать ряд положений, выносимых на защиту представленной диссертацией.
1. Правовая концепция классического русского либерализма отвечает
потребностям осмысления и разрешения проблем современного общественного развития и, являясь одной из оригинальных исторических форм европейского либерализма, не нуждается в дополнительной «модернизации» и «западнизации». Либеральная концепция права в России в своём историческом функционировании сумела сконцентрировать в себе результаты творческого освоения европейского политического и правового опыта.
2. Развитое в русском либерализме понимание единства права,
государства, общества и личности утвердилось в идее «правовое общество
- либеральное государство» в качестве цели социального развития и
принципа познания политических и правовых явлений.
Характерная для русского либерализма традиция теоретического синтеза различных типов правопонимания сложилась в специфическую методологию, призванную установить систему нравственных и правовых смыслов социально-политической действительности.
Русский либерализм как особый культурно-правовой тип сформировался в творческом диалоге с государственно-правовой концепцией К. Маркса, внеся структурные изменения в само понимание проблемы политико-правового отчуждения.
Правовая концепция классического русского либерализма способна выступить критическим предупреждением об опасности «методологического фетишизма» (термин, введённый автором), ведущего к фальсификации взаимосвязей права и политики и некритическому усвоению либеральных и демократических доктрин.
Естественно - рациональные взаимозависимости нравственных и социальных определений государства, представленные в русском либерализме проблемы соотношения права субъективного и права объективного, позволяют сделать вывод о том, что действительные противоречия существуют не столько между государством и личностью,
сколько между состоянием государственности и нравственности как концентрированных выражений общественных процессов. 7. Концептуальное развитие принципа «гражданственности» в русском либерализме само по себе выступает в качестве предпосылки, обеспечивающей защиту права от различных институциализированных форм нигилизма как «отрицательного» либерализма». 8. Поиск правовых альтернатив установившейся практике подчинения либеральных ценностей политической бюрократии и её корпоративным интересам представляется невозможным без должного учёта достижений русской либеральной мысли много сделавшей для анализа этого явления.
Апробация результатов исследования. Диссертация выполнена на кафедре теории государства и права Московской Государственной Юридической Академии. Основные положения диссертации нашли отражение в научных публикациях, докладах и выступлениях на конференциях и методологических семинарах. В течение многих лет автор осуществлял методологическую работу по обнаружению эффективных способов, овладения студентами-юристами нормами культуры правового мышления и способов защиты от произвольных толкований политико-правовой мысли и практики в аудиторных занятиях и научных кружках.
Эволюционно-революционная структура становления русского либерализма
На русском либерализме с самого начала его формирования лежала печать литературоцентризма. Это выражалось двояко. Очевидным являлся тот факт, что попытки познания действительности, определения путей развития России определялись в художественной форме. Причиной тому была неразвитость дифференциации социологического знания. Отсюда и определенная размытость представлений о государстве и праве, которую неявно имеют в виду, трактуя «самобытность» российских форм тех или иных политико-правовых концепций. Речь, однако, следует в подобных случаях вести, во-первых, о действительной специфике форм политико-правового понимания общественного развития в России, а, во-вторых, в качестве методологического масштаба брать не формы тех или иных концепций в Западной Европе, а те принципы, которые лежат в основаниях их возникновения и развития.
Такая методология как раз и позволит четко охарактеризовать и действительно самобытные черты, в данном, интересующем нас случае, либерализма в России, и ответить на ряд вопросов, предлагаемых историей его развития, и на, пожалуй, главный, предлагаемый сегодняшним днем: почему цели, которые ставили русские либералы, не были достигнуты?
Русский либерализм приобретает отчетливые характеристики к 40-м годам XIX в. в русле выделения истории в самостоятельную область знания. Исторические исследования становятся аккумулятором политико-правовых воззрений и историософских концепций, сообщивших русской общественной мысли направления ее дальнейшего развития. Достаточно назвать имена Т.Н. Грановского, СМ. Соловьева, П.Н. Кудрявцева, Ю.Ф. Самарина, К.Д. Кавелина, чтобы понять общественное значение и смысл, которые право, философия приобретают в русской общественной жизни. Появление в журнале «Современник» в 1847 г., статьи К.Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней России», В.Г. Белинский назвал «замечательнейшим явлением» нашей науки.1
Ретроспективное обсуждение этой оценки вряд ли позволит ее опровергнуть, тем более, что Кавелин сформулировал принцип либерализма, являющийся одновременно центральной проблемой общественного развития как такового, — принцип личности. Для России позиция Кавелина означала шаг вперед в осмыслении проблемы личности и государства, шаг вперед в самоопределении русской культуры.
Фигура К.Д. Кавелина является связующей между 40-ми г.г. XIX в., когда зарождается целостность взглядов русских либералов-западников, преодолевших фрагментарность либерального мышления, представленного в творчестве Н.М. Карамзина и П.Я. Чаадаева, и либерализмом 60-х г.г. XIX в. Причем замечательным является то, что в пореформенной России развитие идей либерализма приобретает форму практических дел. И Б.Н. Чичерин, и Н.В. Альбертини, и К.Н. Бестужев-Рюмин, являются, так сказать, практикующими учеными, занимаясь журналистикой и публицистикой. Либерализм пронизывает и деятельность людей, занимающих высшие посты в правительственной администрации — С.С. Ланской, Д.А. Милютин, П.А. Валуев, несколько позднее, уже в конце периода Александра II — М.Т. Лорис-Меликов.
Либерально-правовая доктрина в отражении проблемы отчуждения
Исследование данной проблематики требует, на наш взгляд, обращения к мыслям А.Ф. Лосева. В нем редко видят аналитика российской действительности XX века в ее политико-правовых формах. И зря. Разумеется, политические и философские концепции Лосева в сложившейся в 20-е годы социокультурной ситуации по необходимости принимали академическую форму эстетических исследований. Но содержали они вопросы и ответы, предлагаемые «здесь и теперь». Лосевские позиции по многим проблемам, представляют, на наш взгляд, исключительное, вряд ли переоценимое, творческое резюме развития политико-философских исканий и связанных с ними социально-исторических взглядов не только как они сложились к началу XX века и развивались до 20-х годов. Мы находим у русского мыслителя не просто подведение итогов. Ценности русской мысли взяты им в движении, в «энергийности» становления и развития.
Эксплицируя Лосева, можно сказать, что он осуществил, в советских условиях, концептуализацию политико-правовой и культурно-исторической проблематики в русской общественной мысли. Его исследования, обнаруживая глубинные связи русских и европейских мыслителей, явились одновременно перестройкой методологического самосознания нашего право — общество — ведения. В ее свете выражения «русский коммунизм», «русский либерализм» приобрели значение смысловых характеристик, представляющих русскую политико-правовую мысль как культурный тип.
Каждый период, каждое направление общественной мысли легко искажаются указаниями на «специфику», «самобытность» и т.п. Эти «фетиши непонимания», представляющие собой одну из мощных движущих сил развития нынешней социокультурной ситуации в России, имеют стародавнюю традицию и прочные корни. Руководители страны в «перестроечный», скажем, период продолжали длинный ряд фетишистских . заклинаний: «новое политическое мышление», «ускорение», «повышение роли человеческого фактора» и т.п. Оказавшись в «светских гостиных» западной политики, они обнаружили наличие весьма условного «либерализма» в формах определенного «комплекса неполноценности». Угрозы «Западу» и демонстрация готовности быть его угодливыми учениками — qui pro quo сторон одной и той же «медали». Это, конечно, не «западничество» и не «славянофильство».
Сегодняшняя политическая возня вокруг действительных проблем России обнаруживает ее структурное сходство с предшествующими периодами. И нынешний, со всей спецификой его политического антуража, «специфичен» во многом как перманентная модификация его внутреннего «принципа», который, пользуясь языком Лосева, можно определить как принцип «политического язычества». Напряженность лосевской методологии адекватна напряженности «диалектического нерва» XX столетия, проходившего по преимуществу по русскому политическому меридиану.
Подтверждение этому мы находим у Карла Поппера. Значительно позже Лосева, в период второй мировой войны, в своем «Открытом обществе», он отыскивает и применяет методологическую конструкцию, которая была создана и апробирована Лосевым в исследованиях 20-х г.г. прошлого века. Подобный разворот событий ученый с горечью допускал. Исходя из принципа «единого культурного типа», он утверждает необходимость рассмотрения механизмов его развития в европейской исторической практике и русского мыслительного опыта как части последней в качестве аналитической методологии «детальных исследований» социально-исторических идей.
Методологическое значение антиномий либерального правопонимания
Просвещенческая мысль, наследуя ренессансной культуре, продолжала поиск новых политических форм, отличных от основанных на принципе сословно-феодальной иерархии. «Авторский» замысел зари Просвещения был инициирован необходимостью обеспечить политическое устройство общества механизмами погашения конфликтов «частного» и «всеобщего». Признание эгоизма естественно-историческим основанием социально-политического развития формировало принципиально новый тип правового мышления. Частные и государственные интересы рассматриваются как особые формы интересов общества, как особенные общественные результаты развития политического индивида, — гражданина. Отсюда следует, что практика государственного управления может быть эффективной, если она не изолирована от частных интересов граждан и значит, суверенитет государственной власти должен покоиться на правовом базисе. Только лишь правовая рефракция частных и государственных интересов делает их подлинно общественными, уменьшая зависимость общества от многочисленных опасностей, вплоть до попадания власти в руки авантюристов.
Последнее обстоятельство было одним из решающих для Гоббса, ведь его взгляды формировались драматизмом гражданской войны. О.Э. Лейст пишет: «Действительное противоречие в учении Гоббса о праве состоит в неопределенности теоретического решения вопроса о том, означает ли несвязанность суверена гражданским законом не только право государства издавать, менять и отменять законы, но еще и возможность действовать в противоречии с неотмененным законом... Однако, такого рода неопределенность практически присуща любому авторитарному государству».1 На наш взгляд, «неопределенность теоретического решения», во-первых, нуждается в конкретном уяснении, во-вторых, сама по себе не служит основанием какого бы то ни было противоречия. «Противоречие Гоббса» было (и остается) противоречием самой действительности. Если рассматривать раннее Просвещение как период формирования политического либерализма, согласование в- его правовой доктрине принципов эгоизма и государственного абсолютизма, как раз и было теоретически определенным решением о реальном приоритете действительной силы государства в устранении того, что мешает утверждению в обществе принципов либерализма.
Приведем в связи с этим высказывание самого Гоббса: «Учения о праве и несправедливости постоянно оспариваются как пером, так и мечом, между тем как учения о линиях и фигурах не подлежат спору, ибо истина об этих последних не задевает интересов людей, не сталкиваясь ни с их честолюбием, ни с их выгодой или вожделениями. Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы, если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии».2
Похожие диссертации на Государственно-правовые аспекты русского либерализма (Юридико-методологический анализ)
