Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Общетеоретические проблемы изучения обрядового текста и терминологии похоронно-поминальной обрядности в лингвистике 9
1.1. Современные общетеоретические представления о тексте и основные направления лингвистического изучения текста 10
1.2. Обрядовый текст как объект лингвистического изучения 30
1.3. Содержание и структура похоронно-поминальной обрядности (общетеоретические предпосылки) 41
1.4. Парадигматика и синтагматика обрядового текста 51
1.5. Источники изучения похоронно-поминальной обрядности и ее терминологии 60
ГЛАВА II. Отражение представлений о загробном мире, душе, смерти, покойнике, кладбище, могиле, гробе в похоронно-поминальной терминологии 73
2.1. Терминология, связанная с представлениями о загробном мире 74
2.2. Народные представления о душе и их терминология 79
2.3. Система номинаций представления о смерти и усопших 88
2.4. Наименования представлений о кладбище и могиле 105
2.5. Варианты обозначения гроба 117
ГЛАВА III. Специфика терминологии допохоронной обрядности 124
3.1. Номинативные единицы, связанные с подготовкой к смерти 125
3.2. Обозначения, относящиеся к исходу души 131
3.3. Обмывание и его номинативные единицы 134
3.4. Обряжение и его номинативные единицы 139
3.5. Структура обрядов, сопровождающих изготовление гроба, и их терминология 144
3.6. Ночные бдения и соответствующая система номинаций 155
3.7. Система наименований обряда рытья могилы 159
ГЛАВА IV. Особенности терминологии погребальной обрядности 166
4.1. Обряд прощания с умершим и его терминология 166
4.2. Отражение похоронной процессии в терминологии 170
4.3. Терминология процесса погребения и омовения после похорон 174
ГЛАВАV. Терминология и структура поминальной обрядности 180
5.1. Малые и большие поминки в этнолингвокультурологической картине народов Урало-Поволжья 181
5.2. Этнолингвокультурологический анализ традиционных (дохристианских) больших поминок (юпа) 208
Заключение 223
Библиография 231
Приложение 254
- Современные общетеоретические представления о тексте и основные направления лингвистического изучения текста
- Терминология, связанная с представлениями о загробном мире
- Номинативные единицы, связанные с подготовкой к смерти
- Обряд прощания с умершим и его терминология
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена сравнительно-сопоставительному и этнолингвокультурологическому исследованию терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей. Данная терминология в работе изучается в сравнении с соответствующими единицами других тюркских языков, а также с привлечением материалов из контактировавших на определенных этапах исторического развития финно-угорских и других иносистемных языков.
Актуальность исследования. Терминология похоронно-поминальной обрядности (далее ТППО) является одним из источников, позволяющих реконструировать соответствующий обряд, древние воззрения наших предков, поэтому в сравнительно-сопоставительном плане она представляет огромный интерес для целого ряда гуманитарных дисциплин: этнолингвистики, этнологии, этнокультурологии, археологии, истории, фольклористики и т. д. В историко-этнологическом аспекте развития культуры похоронно-поминальная обрядность чувашей, в особенности ее терминология, во многом остается еще малоизученной. В связи с этим исследование данного пласта лексики оказывается весьма актуальным и важным.
В условиях постепенной утраты традиционной духовной обрядности первоочередной задачей филологов и этнокультурологов являются неотложная фиксация, систематизация, архивизация и изучение всех доступных артефактов традиционной этнокультуры народов Урало-Поволжья, касающихся, в частности, похоронно-поминальной обрядности. В этом свете чрезвычайно важное место занимает этнокультурная лексика. В силу того, что терминология похоронно-поминальной обрядности отображает историю народа, его культуру, обычаи и традиции, назрела необходимость концептуальной систематизации положений, высказанных в трудах Н.И. Золотницкого, В.К. Магницкого, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского, М.Р. Федотова, В.Г. Егорова и др. Терминология похоронно-поминальной обрядности зафиксирована и в уникальном «Словаре чувашского языка» (Thesaurus Linguae tschuvaschorum) Н.И. Ашмарина, который, однако, является далеко не полным сводом ТППО ЧЯ (терминологии похоронно-
поминальной обрядности чувашского языка). Между тем очевидна необходимость выявления межъязыковых связей, установления истоков возникновения и причин структурно-семантических изменений в ТППО. Назрела насущная потребность рассмотрения развития терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей, татар, башкир, марийцев, удмуртов, мордвы и русских. Наступило время для анализа терминологии ППО ЧЯ в границах истории этноса, для выявления конкретных моментов исторических контактов родственных и неродственных языков. Важно учесть фактор обогащения терминологии ППО ЧЯ и в плане мобилизации внутренних ресурсов языка.
Объектом исследования является вербальный текст похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья на основе лексикографических, архивных источников и полевых материалов.
Предмет исследования - терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья.
Материалами для исследования послужили этнографические, лексикографические и фольклористические работы Г.Ф. Миллера, А.А.Фукс, Н.И. Золотницкого, В.К. Магницкого, К.П. Прокопьева, Г.И. Комиссарова, П.В. Денисова и др., рукописи Г.Т. Тимофеева, Н.И. Ашмарина, Н.В. Никольского и др., хранящиеся в научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук; этнографический очерк «Тахарьял» Г.Т. Тимофеева, выдержавший 2 издания; 17 выпусков "Словаря чувашского языка" Н.И. Ашмарина; «Русско-чувашский словарь» (Казань, 1909), «Краткий чувашско-русский словарь» (Казань, 1919) Н.В. Никольского; «Диалектологический словарь чувашского языка» Л.П. Сергеева (Чебоксары, 1968); «Чувашско-русский словарь» под редакцией М.И. Скворцова (Чебоксары, 1985); отчеты фольклорных экспедиций сотрудников Чувашского НИИ за 1961, 1962, 1971, 1987 гг.; картотека «Историко-этимологического словаря чувашского языка» профессора Н.И. Егорова; «Учебно-справочные материалы по чувашской диалектологии и диалектологический словарь приуральских говоров чувашского языка» Л.В. Власовой и НИ. Егорова (Стерлитамак, 2004); материалы фольклорно-
диалектологической практики студентов русско-чувашского отделения Стерлитамакской государственной педагогической академии им. Зайнаб Биишевой за 1997-2007 гг., а также записи, сделанные в течение ряда лет автором диссертации.
Методологическая основа вырастает из положений работ В.Я. Проппа, Н.И. Толстого, СМ. Толстой, А.В. Гуры, Б.А. Успенского, А.К. Байбурина и др. Подспорьем в деле осмысления теоретических положений диссертации и поисков методов послужили труды ученых Чувашии: Н.И. Золотницкого, Н.И. Ашмарина, В.И. Сергеева, Н.И. Егорова, А.В. Кузнецова и др.
В ходе исследования применялись следующие методы: описательный,
сравнительно-исторический, сопоставительный, этнолингвистический,
лингвокультурологический, позволившие произвести комплексный анализ терминологии и других номинативных единиц похоронно-поминальной обрядности.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринят опыт изучения терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом освещении (в сравнительно-историческом, сопоставительном и типологическом аспектах), осуществлена практика цельного и системного осмысления ТППО в контексте этнолингвокультурологии и реконструирования лингвистической картины НПО чувашей, определения структурных ритуально-обрядовых блоков, выявления структуры каждого блока по отдельности. Кроме того, впервые проведена верификация номинативных единиц.
Цели диссертационной работы заключаются в инвентаризации, систематизации, классификации и сравнительно-историческом и сопоставительном изучении терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей.
В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи: 1) сравнительно-сопоставительное изучение терминологии похоронно-поминальной обрядности родственных тюркских (чувашского, татарского,
башкирского и др.) и исторически контактировавших финно-угорских (марийского и отчасти удмуртского) языков; 2) исследование похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в этнолингвокультурологическом аспекте; 3) выявление закономерностей построения вербального обрядового текста на материале комплекса похоронно-поминальной обрядности чувашей в сравнении с аналогичной обрядностью других народов обширного Урало-Поволжского региона; 4) реконструкция всего комплекса похоронно-поминальной обрядности чувашей на основании лингвистического материала, то есть на базе изучения традиционной народной терминологии.
Теоретическая значимость исследования заключается в разработке и
апробации определенного круга аналитических приемов, методов, критериев и
предпосылок к дальнейшему углубленному комплексному
этнолингвокультурологическому изучению терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов Урало-Поволжья в сравнительно-сопоставительном плане, что призвано способствовать дальнейшему развитию современной лингвистики, этнокультурологии, этнолингвистики, лексикологии, морфологии, а также для кодификации и нормализации специальной научной (этнологической, культурологической и т.д.) терминологии чувашского языка. Основные положения диссертации могут быть использованы в дальнейшем расширенном и углубленном исследовании номинативных единиц ППО народов Урало-Поволжья.
Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении толковых, этимологических, отраслевых, этнолингвистических и иных словарей, а также при создании практических пособий и разработке спецкурсов по фольклору, лексикологии, этнографии, культурологии.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Сравнительно-сопоставительное и этнолингвокультурологическое исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и
других народов Урало-Поволжья как одного из направлений в языкознании вызывает необходимость рассмотрения лексики в новых аспектах.
Терминология похоронно-поминальной обрядности чувашей сформировалась на основе исконно тюркских и заимствованных слов. Наибольший интерес представляют термины исконно тюркского происхождения, отличающиеся большим семантическим разнообразием. На их основе выявляются принципы номинации, характерные для чувашей.
Сравнительно-сопоставительное исследование терминологии похоронно-поминальной обрядности чувашей и других народов позволяет установить межкультурные и межъязыковые связи народов Урало-Поволжья.
Апробация работы. Основные положения и результаты диссертации выносились на научно-практических конференциях международного, всероссийского, республиканского, межвузовского уровней в городах: Стерлитамак, 1999, 2001, 2003, 2004, 2007, 2008 гг.; Чебоксары, 2000 г.; Уфа, 2002 г.; Елабуга, 2002, 2006, 2007 гг.; Тобольск, 2007, 2008 гг.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка и приложения.
Современные общетеоретические представления о тексте и основные направления лингвистического изучения текста
Современный этап в развитии как языкознания, так и всех примыкающих к ней семиотических и других гуманитарных дисциплин и направлений связан с выдвижением на первый план понятия текста как основного предмета исследования.
Под термином текст (от латн. textus «ткань», «сплетение», «соединение») обычно понимается объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц разного таксономического уровня, основными свойствами которой являются связность и целостность [ЛЭС, 1990, 507]. При лингвистическом подходе текст - это реально высказанная последовательность суждений и высказываний, то есть предложение или совокупность предложений, включая отрезок устной или письменной речи любой длины, вплоть до целого произведения. Это означает, что текст приравнивается к речевому отрезку любой протяжности — к морфеме, слову, предложению, абзацу, целой главе, целому роману [Кривоносов, 1986, 24].
На более ранних этапах, примерно до 70-х годов XX века, лингвисты (в основном в работах по общему языкознанию) и исследователи сосредоточивали свое внимание на слове (и словоформе) как знаке, позднее - на предложении как правильно построенной последовательности словоформ; текст как последовательность предложений, образующих целое, стал объектом детального изучения языковедов только в последней четверти прошлого века.
С лингвистических позиций текст считается единицей языковой системы знаков, «единицей языка», «коммуникативной единицей», «высшей и независимейшей единицей языка», первичным языковым знаком, состоящим из упорядоченного множества частичных знаков; он входит в ряд строевых элементов «фонема», «морфема», «лексема» («слово», «синтагма») «предложение» как его наивысшая единица, стоящая на иерархической лестнице выше уровня «синтагма» («предложение») [Кривоносов, 1986, 24; Москальская, 1981, 3]. При этом следует заметить, что текст скорее относится к сфере речи, чем к сфере языка.
В языкознании под текстом понимается осмысленная последовательность вербальных (словесных) знаков - материально-идеальных образований, репрезентирующих предмет, свойство, явление, отношение к действительности. Языковой знак представляет единство определенного мыслительного содержания (означаемого, денотата) и цепочки фонематических расчлененных звуков (означающего, сигнификата), то есть морфем, лексем, синтагм, и образуют вербальный текст; последний может быть виртуальным, ментальным (мысленным), устным и письменным (печатным).
Правильность построения вербального текста связана с соответствием требованию «текстуальности» - внешней связанности, внутренней осмысленности, возможности своевременного и адекватного восприятия, осуществления необходимых условий вербальной коммуникации.
Обряд как линейно организованная последовательность цепи актантных, предметных, вербальных, иконических и прочих действий, осуществляемых в соответствии с определенными правилами и нормами их комбинации в цельное и связное замкнутое целое по многим своим параметрам подходит под определение вербального (речевого) текста, принятое в языкознании.
Общепринято, что текст является одной из важнейших коммуникативных единиц, участвующей в общении как средство отражения и преобразования внеязыковой действительности. Текст можно рассматривать как вербальную и знаковую зафиксированную «реакцию» людей на ситуацию. Кроме того, организация текста зависит от адресата.
В пределах текста существенно разграничение разных уровней, начиная с уровней, близких непосредственному физическому кодированию сигнала (фонемой, графемой), и кончая уровнями, соотносящимися со смыслами и значениями [Иванов, Топоров, 1966; Иванов, 1987,6]. При этом число и характер уровней при описании текста во многом зависят не столько от самого текста, сколько от поставленных целей и задач исследования. К одному и тому же тексту похоронно-поминальной обрядности этнолог и археолог подходит совершенно по другому, чем лингвист или семиолог.
Более широкое представление о тексте сформировалось в семиотике — научной дисциплине, изучающей общие закономерности строения и функционирования различных знаковых (семиотических) систем, хранящих и передающих информацию, будь то системы, действующие в человеческом обществе (главным образом язык, а также некоторые явления культуры, обычаи и обряды, искусство и т.д.), в природе (коммуникация в мире животных) или в самом человеке (например, визуальное, слуховое и т.п. восприятие предметов и окружающей действительности; логическое рассуждение и т. д).
В семиотике под термином текст понимается осмысленная последовательность любых знаков, любая форма коммуникации, в том числе обряд, танец, ритуал, музыка, иконический символ и т.д. Важнейшим свойством текста как такового и обрядового в частности является неразрывное, взаимосвязанное и взаимообусловленное единство функции (прагматики), формы (парадигматики и синтагматики) и смысла (идеологии). Возможность детального анализа текста обеспечивается значительными достижениями в области семиотики и собственно языковой системы кода для текста; таким образом текст в лингвистике изучается как «язык в действии».
Традиционная народная культура, прежде всего обрядовая, принципиально отличается от культуры книжно-литературной. Она существует в коллективной памяти народа ментально, виртуально и в случае необходимости актуализируется в виде синкретичных текстов, построенных по установившимся в данной этнокультурной традиции самых разнообразных символических «языков» или кодов (знаковых систем) - акциональных или актантных (действенных), вербальных (повествовательных, речевых), предметных (объективных, реалийных), музыкальных, хореографических, иконических (изобразительных) и др., но чаще всего в их различных комбинациях.
Терминология, связанная с представлениями о загробном мире
Для чувашей-язычников было специфично верование в загробную жизнь, копировавшую земную, то есть умершие занимались теми же делами, имели те же наклонности и привычки, что и при жизни, могли веселиться и пировать, могли жениться и выходить замуж.
В чувашской традиции встречаются следы покаяния и искупления вины. Если покойник при жизни украл коня или иной скот, то в загробном мире он украденную скотину намерен вернуть ее хозяину, который также, в свою очередь, есть один из его товарищей-покойников. Однако, тот не берет обратно, и вору, таким образом, суждено вечно стыдиться [Мессарош, 2000,199].
Семейная жизнь продолжается и после смерти, женщина и там следует за своим мужем. Сколько бы у него ни было жен при жизни, все мирно ладят у его могилы, живут одной семьей. У кого было три жены на земле, того на кладбище первая жена будет водить за правую руку, вторая жена за левую, а третья ходит с плачем за его спиной, потому что ей ничего не осталось [Мессарош, 2000,199]. Если умерший при жизни женился два раза, то первая жена на том свете будет считаться настоящей, вторая жена не является женой. Она найдет себе другого мужа [Тимофеев, 2002, 45-46]. Наличие нескольких жен навеяно мусульманской культурой.
Понятие о загробном мире, о том, что жизнь на том свете является точной копией земной, характерно было чувашскому, марийскому и мордовскому языческому населению. Г.Т. Тимофеев в своем этнографическом очерке описывает потусторонний мир глазами чуваша, которому снилось во сне: Леш тёнчере даканти пекех пуранаддё тет: пуртсем те, дуртсем те пур тет. Анчах пурчесем тавар пуртсем тет: пёр алакран кёмелле тет те, тепёр алакран тухмалла тет; унтан тата тепёр алакран кёрсе каймалла тет. ( аванта вара тавар пуртсен ашёнче паллакан дынсем куранаддё тет: «дава та савантах пек, ку та давантах пек» - теддё вара тёлёкре куракансем.
Ялсем те пур тет унта: урамёсем тавар тет; дурт думне дурт дыпдана-дыпдана ларна тет. - «Говорят, на том свете живут также. Говорят, есть и дома, и жилища. Однако дома — тесные дома: в одну дверь входишь, выходишь из другой двери. Там, однако ж, в тесных домах, показываются знакомые люди. «И этот там же, похоже, и этот там же», - говорят те, которым приснился сон.
Говорят, и деревни есть там: улицы узкие; дом к дому прильнут, говорят» [Тимофеев, 2002, 45]. Представление чувашами о загробной жизни как о земной подтверждается тем, что в прошлом в гроб умершему клали всякий домашний скарб: мужчине - кочедык, ножик, лыко, трубку с табаком; женщине - иглы с нитками, веретена, лен, холст и проч.
Загробная жизнь в чувашских лексикографических словарях определяется леш тёнче «тот свет», «загробная жизнь» [Ашм.,УШ, 83], «загробный, потусторонний мир» [ЧРСл, 1961, 212], то есть параллельный, потусторонний мир (средний ярус), который находится за водным рубежом. Эп вилсен ман дине тимёр херес те, чул юпа, палак та ан лартар. Йавад херес кана лартар, мёншён тесен леш тенчере шыв урла кадна чух тимёрпе путап, йавад динче ишше кадап - «После моей смерти на мою могилу (букв, на меня) не ставьте ни крест железный, ни памятник каменный. Поставьте только крест деревянный, потому что на том свете, когда буду переплывать воду (реку), на железе утону, на дереве переплыву» (Аур.: Бишк.). У многих народов существовало космологическое представление о воде, реке, потоке, как о некоей границе, разделяющей «этот» и «тот свет».
Чувашское леш тёнче образовано от указательного местоимения леш «тот, другой» + чув. тёнче «свет», букв, «тот свет». Сравним с марийским шим тунча (уф.), вэсь туньа «загробный мир» [Упым., 1921, 261]. В русском литературном языке, как отмечает В.В. Виноградов, «слово потусторонний появилось не ранее 30-40-х годов XIX в. Оно употреблялось сначала или как эпитет к слову мир («потусторонний мир»), или как субстантированное название среднего мира. С морфологической точки зрения потусторонний представляет собой как бы производную (с помощью относительного суффикса -и-) форму прилагательного, связанного с словосочетанием — по ту сторону. По ту сторону — это эквивалент русского выражения - тот свет» [Виноградов, 1989,105].
По воззрению чувашей загробным миром управляет целая иерархия, одним из которых является масар луде (пудлахё) «кладбищенский начальник», имеющий при себе в должности масар тури ««кладбищенский судья». В обязанности «кладбищенскою судьи» входило следить за исполнением законов в загробном мире. Для исполнения приказаний кладбищенского начальника и судьи имеется «сторож» масар сыхчи— служивший при жизни ночным караульным по найму [Руденко, 1910, 81;], «сторож, служивший по найму караульщиком» [Ашм., VIII, 205] или масар хуралди«кладбищенский сторож» [Прокопьев, 1903, 14]. Это подтверждается свидетельствами информаторов: Хёрёх кун иртиччен, е дак хёрёх кунччен тепёр дын вилсен, дав дынна пытариччен ку дын масар хуралди пулать тет - «Если по истечении сорока дней, или после сорока дней умрет кто-либо, то этот умерший до похорон будет считаться кладбищенским сторожем» (Иш.: Вас).
Номинативные единицы, связанные с подготовкой к смерти
По верованию чувашей, люди и после смерти живут той же жизнью, но только с некоторыми изменениями. Однако, не все будут находиться в одинаковом состоянии: одни будут блаженствовать, а другие страдать. Блаженство первых будет заключаться в том, что они будут иметь в своем распоряжении все необходимое для беспечной жизни, страдания вторых — в отсутствии или недостатке всего того, что требуется для чувственной счастливой жизни: у них не будет ни хорошей одежды, ни скота, они будут мучиться голодом и жаждой. При этом блаженство одних и страдания других будут в зависимости не столько от добродетельной или порочной земной жизни, сколько от того, как напутствуют и чем снабжают умершего при похоронах и поминках оставшиеся в живых родственники [Прокопьев, 1903, 4-5]. Вследствие этого чуваши старались своевременно выполнять все предписания обряда.
Смерть осмысливается как переход из одного мира в другой, переход из одного состояния в другое, то есть из мира живых в вечный мир. Мир мертвых определяется идеей пути, которая в чувашском языке передается соответствующим устойчивым словосочетанием: юлашки дула асат «провожать в последний путь», в башкирском языке Ьуцгы юлга озатыу кайтмад юлга озатыу «провожать в невозвратный путь» [Сулейманова, 2006, 7].
На смерть чуваши смотрели как на определение Божье: умирает человек потому, что ему не предназначено жить больше, что прожитые им дни и годы, записанные в «книге Божьей» (книге жизни). Если человек умирает тихою смертью, его считают праведным; если он перед смертью сильно мучается, то это приписывается действию Эсреля (злого ангела смерти) [Комиссаров, 1999,243].
Ритуальная подготовка к смерти начинается задолго до смерти. Чуваши готовили одежду и другие вещи на смерть вилём япали, вилёмлёх япала, букв, «вещи, отложенные на смерть», лытару хатёрё «вещи, приготовленные к погребению», ср.: тат. улемтек «вещи, приготовленные для погребального обряда»; башк. улелтек «вещи, отложенные на похороны» [Сулейманова, 2005, 63]. Подготовка к смерти на ритуальном уровне передается словами лудгар «подготовить, приготовить», хатёрле «приготавливать», определяющие мотив дороги, пути. Чавашсем вилёмлёх япалисене малталах хатёрлесе хураддё -«Чуваши заранее приготавливают себе вещи на смерть» (Белб.: Слакб.). К смерти готовились после шестидесяти лет, а то и раньше. Старые люди подготавливали себе вещи, в состав которых входила «смертная одежда», принадлежности для раздачи участникам погребения. Также многие готовили заранее гроб, где хранили зерно, которое потом раздавалось бедным или из него пекли поминальный хлеб.
В чувашском языке зафиксированы устойчивые словосочетания, определяющие приближение смерти: вилес латне дит «лежать при смерти», вллес вёдле дит «быть при смерти» ср.: башк. хэл эсендэ(едтондэ) булыу «быть при смерти» [Сулейманова, 2006, 8], вилём чирё «смертельная болезнь», в башкирском ээ/сэл зэхмэте «тж» [Сулейманова, 2005, 74]. Приближение смерти может чувствовать и сам человек. «На этом ощущении приближения конца основан «полный» вариант ритуала, начинавшегося за некоторое время до кончины» [Байбурин, 1993, 104].
Ритуальная подготовка к смерти имеет как материальную, так и духовную составляющие. Духовный компонент имеет более высокий смысл и сопровождается ритуалами благословения умирающим на смертном одре, завещания, прощения и т.д.
Чувствуя приближение смерти, умирающий посылал сына для созыва ближайших родственников, соседей, друзей и хороших знакомых. Если при смерти был глава семьи, то собиралась вся семья, замужние дочери. Умирающий при всех произносил «благословение» (пил), то есть благословлял {пил тупа), завещал имущество, просил прощения {кадару ыйтна).
Благословение {пил, пех(х)ил/пахил). Наиболее важными кодами при структурировании обрядового текста блока «Благословение» являются: акциональный, вербальный, предметный, темпоральный, локальный, персональный. Особое место среди всех кодов занимают акциональный и вербальный коды, детали которых не только участвуют наряду с другими в создании обрядового текста блока «Благословение», но и интерпретируют его.
Благословение произносится умирающим каждому по отдельности. Умирающий (если он тяжелобольной, лежит в постели) подзывает к себе в определённой последовательности своих близких. Первым благословляет детей, затем внуков и родных. При благословении адресат встает перед умирающим на колени и протягивает обе руки, при этом склоняет голову. Адресант (благословляющий) возлагает правую руку на голову адресата крест-накрест (хрестумлатса) и произносит благословение: «Скоро я расстанусь с вами, недолго уже мне находиться перед вашими глазами. Живите в мире, по возможности, не оставляйте друг друга. Я благословляю вас всех; не забывайте родительское благословение, а всегда помните его» [Тимрясов, 1876, 269]. При наличии незамужних дочерей, благословляет выйти замуж, сыновьям - жениться. Перед смертью умирающий распоряжается, кому его обмыть после смерти, во что одеть, кому начать делать гроб, кому начать копать его могилу, кому печь блины, какую скотину резать на поминки.
Затем в присутствии соседей и родных делает словесное завещание (халал) относительно имущества. Дом и участок земли завещает младшему сыну, скот -дочерям. Если умирает женщина, то завещает, в какое платье одеть, кому отдать украшения. Чуваши свято и нерушимо исполняли волю умирающего.
Для родных и односельчан весьма важно было получить от умирающего предсмертное прощение (кадарттарни) за обиды, возможно, причиненные ему в свое время. Каждый член семьи и односельчанин просил прощения у умирающего, тот в ответ сам просил прощения. Моральное очищение перед коллективом (обществом) для человека, лежащего на предсмертном одре, было наиболее значимым моментом на этапе приготовления к смерти. Взаимопрощение было немаловажно как для остальных, так и для умирающего. Предсмертное прощение определяется как «первый акт в цепи отделения от живых» [Байбурин, 1993, 104].
Кроме прощения, в обряде выявляется полный вариант причащения и соборования, которые наблюдаются среди православных чувашей. В говорах приуральских чувашей выявлены следующие номинативные единицы: причес сыпни «причащение, принятие причастия» (Аур.), причет ту «причаститься» (Аур.). Причащение - одно из семи таинств. При его совершении под видом освященных вина и хлеба вкушают якобы «тело и кровь» Христа и тем самым причащаются к нему.
ылах кадар(ттар)ни «отпущение грехов» (Аур.), дылах калани «исповедание (в грехах)» (Аур., Бижб.). Почувствовав приближение смерти, по просьбе умирающего приглашали священника для исповеди. Умирающий, рассказав о своих грехах, получал от духовного лица прощение от имени Иисуса Христа.
Обряд прощания с умершим и его терминология
Прощание с покойным в доме (вилепе сыв лулашни). После полудня готовятся к выносу гроба. Время прощания строго регламентировано: в основном этот происходит до обеда.
Порядок прощания отражает внутрисемейную иерархию по степени родства с умершим и по старшинству: вначале прощается глава семьи, затем его жена, дети (если хоронят родителей, то порядок прощания таков: сын, сноха, дочь, зять), родственники, соседи, односельчане. Перед выносом начинается причитание. По традиции запрещалось целовать умершего. Перед выносом гроба совершается ритуальное действие тупик урла кадарнщ суть которого выявляется в передаче малолетних детей умершего из рук в руки над гробом. Это делается, чтобы в будущем сироты не испытывали гнета {талах лусмасса), или дети-сироты не смогут вырасти и не дорастут до возраста родителей [НА ЧИГН, Т.243, инв.5862-5871, 71]. К примеру, у черемисов, по данным начала XX века «дети умершего (мальчуганы) перешагивают по три раза через гроб и каждый раз хватают за нижний конец гроба, чтобы «удержать в своих руках отцовское или материнское счастье» [Кузнецов, 1907, 18]. Если у покойного оставались маленькие дети, на кладбище их трижды передают из рук в руки через гроб (Куюрг.: Павл.). Такое действие можно объяснить тем, что после смерти сиротам жилось тяжело, они оставались на попечение родственников, а то и деревни. Прикасание руки к ногам покойника, видимо, связано с восприятием благодати. Дети-сироты находились под покровительством умерших родителей. Передачу детей над гробом можно объяснить, сопоставляя ритуальные действия других народов. У некоторых тюркских народов существует обряд взятия грехов умершего, который проявляется в передаче через умершего Корана или прочих ценностей. Исследователь Р.К. Уразманова отмечает, что у татар существует «откуп за грехи» — фидия. В данном случае мулле передавали корову, лошадь, какую-нибудь постройку и т.д. [Уразманова, 1984, 210], у башкир бытует дэуер итеу «взятие грехов, долгов», родственники во всеуслышание объявляют о взятии грехов умершего на себя и дают слово выплатить его долги [Султангареева, 2005, 288]. У казахов существует ритуал даур (от перс, давра) «передача грехов покойного» [Ларина, 2008, 90]. Анализ ритуальных действий указывает на то, что умерший должен отправиться в мир иной ритуально чистым, при этом живые хотели приобщиться к благодатной силе умершего.
Вынос покойника {тупик илсе тухни) из дома сопровождается многочисленными ритуальными действиями. Перед самым выносом, весь народ выходит во двор, в избе остаются только носильщики гроба. После полудня выносят гроб из дома. Открытый гроб с покойником выносят шесть человек на холсте (лир), ногами вперед.
В погребальной обрядности особое место отведено «порубежным», переходным, то есть границам разных микромиров: двери дома (алак), ворота двора (халха), полевые ворота (уй хапхи), которые являются рубежами опасными и отделяющими «умершего от его дома, семьи и земной жизни» [Толстой, 1990, 119]. Границы отмечались ритуалами, поэтому «при выносе покойника из дома должен быть окончательный раздел между живыми и мертвыми» [Байбурин, 1993, 112], то есть, принято гроб троекратно взад-вперед раскачивать, ударять гроб о косяк остерегались, иначе душа умершего не может покинуть родной дом. Это делается, по словам одних, для того, чтобы с покойником не ушел из дома домовой (хёрт-сурт), а по словам других - в знак того, что покойному в этом доме уже нет делу. Акциональный компонент ритуала заключается в раскачивании гроба, который имеет диалектный ареал: суллантар- «раскачивать» (Иш.:Вас), лектер-«задевать» (Мияк.: Сук.; Аур.:Тр.; Карм.: Ефр.), шакка- «стучать» (Фед.:Нов.), тёкёнтер- «задевать» (Мияк.: К.-Сем.; Белб.:Ст.-Сем.; Аур.:Ч.-Карм.), ярйнтарса силе- «трясти, плавно раскачивая» (Бижб.: К.-Елг.).
Ритуальное действие в порубежных границах характерно многим народам. Татары покойника выносили с большой осторожностью, следили за тем, чтобы нечаянно не задеть косяк двери, иначе дом мог стать «беспокойным» [Уразманова, 1984, 119], русские при выносе гроба стучали три раза о порог или дверь [Славянские, 1995, 553]. В исключительных случаях гроб с покойником выносят через окно (=удм.). Например, если смерть произошла в високосный год, то нельзя выносить в дверь. В старину для этого использовали окно или даже разбирали стену дома нужного размера [Салмин, 2007, 302]. Это делалось для того, чтобы умерший не нашел обратной дороги домой. Тем, кто выносил гроб из избы, в прошлом давали деньги или старую рубаху, нынче одаривают полотенцем.
Ритуальным смыслом наполнено место в доме, где стоял гроб с телом умершего {тупик лартна выран). Живые должны бьши защититься от злых духов. Потому, где стоял гроб, кладут топор или иной железный предмет. Тулак лартна вырана лурта хурадддё (шуйттан ан илештёр тесе) - «На место, где стоял гроб, кладут топор (чтобы не поводились шайтаны)» (Куюр.: Крив.). Охранная функция «железа» проявляется в острых, режущих орудиях. Оберегом является, собственно, способность железных предметов резать, ранить, поразить.
